КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Конан и Великая душа 2. Огни Будущего [Брайан Толуэлл] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Брайан Толуэлл Конан и Великая душа 2 Огни Будущего

Внимание! Если Вы первый раз читате про Конана, то настоятельно советую не начинать с этого текста. Этот текст очень сильно контрастирует со всеми остальными произведениями Саги.


Будущее — это не только лишь то, что случится завтра, за Горизонтом Времени, нет, это иной, враждебный всему при­вычному мир, мир моего мще­ния…


Откровения Великой Души

ПРОЛОГ


Жестокий и стремительный ветер выл и стонал. В его тревожных переливах как будто слышался то плач ребенка, то свист жаркого воздуха кровавой битвы, рассекае­мого, клинком холодной стали, то послед­ний зов безвозвратно загубленной души. Пронзительный этот ветер беспощадно раз­метал редкие облачка, обнажив полную, ис­пещренную шрамами и пятнами, подобную древней зо­лотой монете, сверкающую луну. Туманный свет луны равномерно застилал пугающе-однообразную равнину, на которой не было ничего, кроме истинного ее власте­лина — этого всепроникающего ветра, возникшего словно из самых глубин мрака. Прекрасное звездное небо волшебным куполом нависало над потрескавшим­ся панцирем степи, и казалось, что ветер щекочет небес­ный свод, так что звезды переливаются на нем подобно серебряным чешуйкам на теле исполинского сказочно­го дракона, вперившего свой неподвижный лунный глаз в эту пустую, никчемную и бесконечно грешную землю…

Вот уже несколько часов тусклый лунный глаз за­думчиво прослеживал путь трех высоких, крепко сло­женных мужчин: не безумны ли они, бросившие вызов этому великому, леденящему душу мраку?.. Жестокий ветер рвал широкие темно-синие плащи путников, дико завывал у самых ушей, едва скрытых капюшонами, но все его усилия пробудить у странников челове­ческие чувства были тщетны. Люди шли, и перед их мрачной решимостью одинаково отступали и ветер, и тьма, и даже лунный глаз, будто покорясь их безумной несокрушимой воле, старательно освещал загадочной троице дорогу.

Не менее странным был и скарб одиноких ночных путешественников. Он размещался на небольшой четырехколесной повозке, которую люди, поочередно сменяя друг друга, настойчиво катили вперед. Усилия, прикладываемые ими, явственно свидетельствовали о достаточной тяжести груза. Тщательно укрытый не­сколькими слоями черного шелка, груз этот словно сросся с повозкой. Все тот же безжалостный ветер си­лился сбросить черные покрывала, чтобы лунный глаз хотя бы разок смог взглянуть на тайный скарб безум­цев, но и это ему не удавалось. Напротив, казалось, здоровенный сундук — сундук ли? — как: будто притя­гивал свои черные одежды, видно, стесняясь показать себя всевидящей луне. Или; может быть, желая вы­ждать время, чтобы предстать перед миром в новом, могущественном обличие…

А люди все шли и шли, и повозка поскрипывала в такт их тяжелым шагам. Отчаявшись устрашить путни­ков и потеряв всякую надежду раскрыть их тайну, хму­рая луна готовилась отбыть в последний путь, чтобы за­втра вновь захватить власть над этой бескрайней равниной. Впрочем, нет. Равнина не была бескрайней: на востоке и юге ее ограничивали острые, подобные выставленным для устрашения пришельцев каменным клинкам, высокие скалы. То были первые стражи великих Карпатских гор, естественной границы Запада и Востока обширных хайборийских земель. Протянув-пшсь на тысячу миль с северо-востока на юго-запад, Харпашские горы разделяли владения Коринфии и За­моры, Ксфа и Офира, и кое-где, близ места слияния Хорота и Красной реки, подбирались к землям Аквило-нии, богатейшей державы Запада.

Степь, по которой шествовали загадочные странни­ки, представляла собой едва ли не самую заброшенную часть коринфских земель. Здесь не было лесов, рек,



ОГНИ БУДУЩЕГО


Глугов — только ственном обличийИолые, потрескавшиеся солончаки. Если люди когда и жили здесь, то очень давно, в бесконечно далекие, доисторические времена, и следов их пребы­вания древняя степь не сохранила. Здесь, на краю этой степи, горы были особенно неприветливы, и бесчис­ленные караванные тропы обходили их стороной. Ле­генды гласили, что места эти прокляты, и в здешних горах рисковали селиться лишь прозревшие волю богов бесстрашные горные орлы.

Между том люди шли, не оглядываясь и не сверяясь с картой, как будто к себе домой. Троица неумолимо приближалась к черным скалам, в зловещей вышине помеченным ледяными шапками, и с каждым шагом движения людей становились все более уверенными. Вот они миновали ущелье, осторожно подняли повозку с грузом по пологой каменной лестнице. Петляя в узких ложбинах между скал, они вышли на большую ровную площадку.

Зажатый в естественном каменном мешке, под­властный лишь взору небес, высился огромный замок. Вытесанный из колоссальной скалы-монолита, этот мрачный дворец был начисто лишен окон и дверей. Только широкие, пробитые в скальных породах ступе­ни вели к массивной железной плите, прильнувшей к холодному камню горного дворца. В момент, когда ]ноги путников ступили на лестницу, тяжелая железная плита дрогнула и внезапно откатилась в сторону. Из­нутри, рассекая тьму уходящей ночи, навстречу путе­шественникам ринулся поток яркого факельного света. Вослед свету явился человек — очень высокий, строй-вый, облаченный весь к же темно-синие одежды. Его кранильное, отметенное чертам аристократизма лицо была бесстрастно. Маленькие серыэ глаза, таящие не­дюжинный ум их обладателя, изучающе смотрели на вновь прибывшую троицу, но казалось, не люди инте­ресовали мужа, вышедшего из чрева каменного замка, а то, что было скрыто черным шелковым покрывалом. Помедлив мгновение, человек Повелительным жестом приказал следовать за ним. Пришедшие, ничем не по­казывая смертельную усталость от изнурительного ноч­ного путешествия, покорно склонили головы и двинулись вослед хозяину. Как только все четверо вступили в замок, огромная железная плита легко встала на свое место, и более ни один ручеек света не изливался в предрассветную мглу.

Долгими каменными коридорами катилась покры­тая черным шелком повозка, пока процессия не всту­пила в округлый зал, напоминающий кратер давно по­тухшего вулкана. За все время путешествия по замку никто не проронил ни слова, как будто над его обитате­лями тяготел неведомый обет молчания. В центре ам­фитеатра возвышался небольшой мраморный поста­мент. Около постамента стояли мужчины, ничем — ни одеждой, ни осанкой, ни формой лица, ни цветом глаз — не отличавшиеся от вновь прибывших. .Единст­венным украшением был большой серебряный меда­льон на груди у самого высокого из облаченных в синие плащи мужей — того, кто вышел из замка навстречу цочным путешественникам. Медальон изображал стре­мительный остроконечный треугольник. Искусство мастера, изготовившего медальон, придало треугольни­ку объемность, так что казалось, будто на груди челове­ка сверкает великолепная серебристая пирамида; вни­мательный взгляд заметил бы шестнадцать тщательно очерченных ее граней. Вокруг пирамиды вились какие-то тончайшие спирали, отдаленно напоминающие змей. Но тайный знак, изображенный на медальоне, на самом деле был неведом служителям культа Великого Змея Сета, равно как и жрецам всех других бесчислен­ных религий тогдашнего мира. Ничего не говорилось об этом знаке и в мудрых книгах древности, в равной мере не знали о нем опытнейшие маги и всемогущие короли. Ибо знак тот был не от мира сего, и лицезреть его могли только те шестнадцать человек в однообраз­ных темно-синих одеяниях, что в мрачной задумчивос­ти застыли вокруг мраморного постамента.

Повинуясь немому приказу человека с медальоном, люди осторожно сняли тяжелый груз с повозки и во­друзили его на постамент. Только тогда непроницае­мые шелковые покрывала были отброшены. Взорам шестнадцати предстало воистину удивительное зре­лище.

Отражая неровное пламя факелов, на пьедестале сверкал прозрачный кубообразный кристалл, похожий более на гигантскую хрустальную раковину. Сквозь верхнюю створку раковины отчетливо был виден маленький человек, покоящийся на прозрачном ложе. Он лежал на спине, и лицо его было белее снега. В груди человечка зияла огромная резаная рана. Глаза его были закрыты. Человек внутри раковины не спал — он был мертв. Долгие мгновения шестнадцать посвященных вглядывались в толщу хрустальной раковины. Их лица были по-прежнему бледны и бесстрастны.

Наконец предводитель, словно стряхнув с себя оцепенение, решительно извлек из внутреннего кармана своего широкого плаща нечто маленькое и белое, похожее на монету, но с двумя заостренными концами. Держа крохотный белый кристалл в левой руке, человек прочел над ним короткое беззвучное заклинание. Затем он занес над кристаллом свою правую руку, и из нее по­рывался тончайший голубой порошок. Оседая на кристалле, порошок быстро растворялся в его неведомых безднах. Когда последняя пылинка голубого порошка пала на маленький белый кристалл, внутри его обнаружилось какое-то движение, он пульсировал, обдавая присутствующих сполохами возбужденного изумрудно­го свечения. Но и тогда никто из шестнадцати не издал ни звука, никак не выдал своих чувств; между тем каж­дый из них знал, что присутствует при свершении магии, единственной и неповторимой в своем роде за все времена вселенской истории, при отправлении об­ряда, ни разу не свершаемого никогда и нигде ранее, обряда, который никогда более не повторится.

Человек с медальоном приблизил пульсирующий кристалл к прозрачной раковине. Повинуясь неведо­мой силе, верхняя створка бесшумно распахнулась. И хотя в огромном чертоге было жарко, тепло десятков факелов и каминов отступило перед холодом безжизненного тела, покоящегося на своем прозрачном ложе. Правая рука предводителя опустилась на грудь мертвеца, стремительно вошла в израненное пространство и тотчас же возвратилась обратно, сжимая ссохшийся комочек, разрубленный пополам — сердце карлика.

Ставшую уже привычной зловещую тишину разо­рвал сильный и уверенный голос человека с медальо­ном.

— Оно ему больше не пригодится, — бесстрастно произнес предводитель.

Один из его помощников принял то, что когда-то было человеческим сердцем, и аккуратно спрятал его в особую, инкрустированную все тем же загадочным зна­ком с пирамидой шкатулку. Проводив тяжелым взгля­дом эту неизменную принадлежность человеческого су­ществования, предводитель сказал:

— Мы делаем это, ибо такова была его воля…

Слова прозвучали глухо и торжественно, но смысл происходящего всем присутствующим был ясен и без них; к этому мигу шестнадцать посвященных готови­лись всю свою жизнь. Они знали: ничто не помешает довести этот удивительный обряд до конца, знали, что им предстоит потом, после его завершения, но и оста­новиться они не могли, ибо над судьбой своей были не властны…

Медленно, словно в глубоком трансе, двинулась рука человека с серебристым медальоном. Изумрудно-пульсирующий кристалл перешел из его гибких паль­цев в узкое пространство резаной раны на груди мерт­веца, туда, откуда минуту назад было извлечено разрубленное сердце.

Скользнув по мертвой ткани, ромбовидный крис­талл занял место сердца. Предводитель неспешно от­дёрнул руку. Выражение торжествующего изумления застыло на лицах шестнадцати.

Мертвое тело в раковине вздрогнуло, по всем, его конечностям прошла и тотчас исчезла изумрудная вол­на. В тот же миг зияющая рана на груди сама собой за­тянулась, и на ее месте появилась белая, точно очищен­ный пергамент, холодная кожа. Зашевелились кудря­вые черные волосы на голове лежащего, конвульсивно дернулись тонкие пальцы рук. Решительно откинулись назад веки, обнажив огромные, непропорциональные этому маленькому тельцу, как будто целиком состоя­щие из агатовых яблок глаза — глаза существа, только лишь по странному стечению обстоятельств принадлежавшего к миру людей. И вот эти гигантские глаза ши­роко раскрылись, словно две черные бездны, готовые по­глотить в своих мрачных глубинах все живое и сверхъ­естественное, все сущее, обитающее в этом мире и вне его. В этих глазах был и холод межзвёздных глубин, и жестокая, всеподчиняющая воля, и какая-то безвест­ная, пришедшая из тайников времен и пространств, сила. И, конечно же, в этих глазах была Жизнь.

Всепроникающий взгляд огромных черных глаз пронзил разум стоящих в немом оцепенении людей. Он, этот взгляд, обошел стены каменного амфитеатра, и от него в необъяснимом испуге шарахались языки фа­кельного огня. Казалось, сам воздух в зале сжался и по­тяжелел, словно этот чудовищный взгляд был властен и над ним.

Стоически выдерживая взгляд разбуженного су­щества, высокий человек с медальоном опустился на колени перед хрустальной раковиной; его примеру по­следовали и остальные синие плащи. В сдавленной ти­шине торжественно и гулко прозвучал уверенный голос предводителя:

— Ты снова жив, Великая Душа! Ибо такова была твоя воля..

Словно услышав это известие, могучий ветер, гу­лявший по мертвой степи, внезапно стих. Великие Кар­патские горы, — мудрые, как боги, предвидящие дале­ко вперед, — застыли в мрачном предвкушении грядущих потрясений.

А с востока на их заснеженные пики уже надвига­лась заря нового дня. То были огни будущего — буду­щего, которое с этой ночи стало еще более непредска­зуемым…


Глава первая Месть и Вероломство


Чудна природа у истоков Красной реки. Там, где среди цветущих лугов и покрытых пролесками холмов сходят­ся границы Немедии, Коринфии и Офира, всегда многолюдно. Богатые поместья вельмож соседствуют с обширными купеческими поселениями, стихийные рынки работают днем и ночью, все новые караванные тропы появляются тут и там, чтобы еще теснее связать между собой разноязыкие хаиборийские народы.

По одной из таких дорог, лихо обгоняя купеческие кибитки, на добрых вороных конях скакали двое — об­лаченный в стальную кольчугу гигант-воин и прекрас­ная стройная девушка в облегающем походном костю­ме, подчеркивающем совершенство ее фигуры. На полое у гиганта висел широкий двуручный меч, девуш­ка же была безоружна.

Всадниками были Конан-киммериец, могуществен­ный король Аквилонии, и его супруга Зенобия. Вен­ценосная чета возвращалась домой, в аквилонскую сто­лицу Гарантию, после далекого и ответственного путешествия к берегам моря Вилайет. Там, в темных водах великого внутреннего моря, закончилась захва­тывающая, стремительная, полная потрясающих при­ключений и переживаний история схватки Конана с могущественным карликом Тезиасом, более известным в хайборийских землях под именем «Великая Душа». Много горя и страданий принес призрачный Бог самым разным народам от Пиктлэнда до Заморы, пока, нако­нец, не был поражен в мрачном подземелье Бельверуса острым клинком Конана — в самое сердце. Сгинула с белого света и черная душа его, втянувшись в загадоч­ную темницу волшебного кристалла — Ромба Яхкунга. Кристалл этот покоится ныне в покрытых тысячелет­ним илом безднах вилайетских впадин.

— Все-таки славно, Зенобия, раз этак в год спасать мнр от мерзавцев, подобных нашему низкорослому другу! — с природной беззаботностью варвара пробасил Конан.

Прекрасная королева также пребывала в хорошем настроении, но поспешила поправить мужа:

— И все же лучше обойтись без подобных приклю­чений! Или ты желаешь, чтобы меня каждый год пре­вращали в воду?

Весело посмеявшись над собственной шуткой, Зенобия игриво подтолкнула конанова жеребца и, вонзив легкие шпоры в бока своей лошади, унеслась вперед.

— Не уйдешь! — разыгрывая свирепого преследова­теля, возгласил Конан, и его конь бросился вдогонку за скакуном королевы.

Путь домой проходил легко, без каких бы то ни было приключений. Даже в землях Турана, где на каж­дом шагу Конан рисковал встретить старого недруга, — кто-кто, а уж он изрядно потрепал нервы покойным ко­ролям Илдизу с Ездигером и их бесчисленным поддан­ным, — ничто не омрачило победного шествия кимме­рийца-триумфатора. Его спутники и друзья, сыгравшие немалую роль в борьбе против призрачного Бога, — старый волшебник Пелиас и жрец Асуры Хадрат, — от­правились каждый по своим делам, оставив влюблен­ных короля и королеву наслаждаться обществом друг друга. Хадрат покинул их еще на берегу Вилайета: он отправился в далекую и загадочную Вендию, роди­ну культа его мудрого древнего Бога. «Я никогда не прощу себе, если сейчас, в двух шагах от великих хра­мов Айодйи, я не навешу своих братьев по вере; убеж­ден, асурийцы Вендии страждут услышать о моих при­ключениях из первых уст», — говорил на прощание Хадрат.

Пелиас, высокий сухопарый старик с величествен­ной седой бородой, расстался с ними недалеко от Хор-шемища, крфийской столицы. «Схватки с Тезиасом вконец измотали меня, — решительно заявил волшеб­ник. — Человеку, не помнящему век, в котором он ро­дился, трудновато странствовать по миру и при этом еще совершать подвиги! А потому — все, точка! К дья­волу магию, белую и черную! Мягкий диван, сладкое хауранское вино и обнаженные девушки с пышныформами — вот все, что нужно старику до конца ценных мне великой Иштар дней!» От души Посмеявшись над новой философией многоопытно­го Пелиаса, Конан и Зенобия пожелали волшебнику счастливого пути, и тот отбыл домой, в город Ханарию, что в маленьком королевстве Хорайя, где, окруженвая дивным садом, возвышалась Золотая башня чаро­дея…

Близился вечер. Конан и Зенобия надеялись до на­ступления ночи пересечь аквилонскую границу, и по­тому кони их неслись во весь опор. Здесь, в Офире, также испытавшем иго Великой Души, встречали Ко­нана как освободителя. Но гигант-киммериец торопил­ся домой, ведь он не был на аквилонской земле с того самого ужасного дня, когда, гонимый дьявольским гипнозом Тезиаса, вынужден был спасаться бегством от разъяренных толп тарантийцев. Но злой гипноз карли­ка остался в прошлом, и теперь благодарные поддан­ные с нетерпением ждали возвращения короля-освобо­дителя.

Переполненный благостными видениями грядущих. пиров и празднеств, киммериец не сразу заметил опас­ность. В надвигающихся сумерках из-за небольшого холма навстречу продвигался вооруженный отряд. Изум­ленный король резко осадил скакуна. Тихо вскрикнула Зенобия.

— Кром! — выдохнул киммериец, отказываясь ве­рить собственным тазам.

Этих воинов невозможно было не узнать. Размахи­вая дорогими инкрустированными мечами, на них не­слись десятка два богато разряженных рыцарей с пере­кошенными от гнева лицами. Это были кшатрии, воины-аристократы из Вендии. Вел их высокий, горде­ливо сидящий в седле юноша, и в колючих глазах его пылал огонь смерти.

Положение Конана было безнадежным. Он воевал в разных землях, повидал всяких воинов. Против этого отряда шансы его были ничтожны. Однако в другой раз он, не раздумывая, первым бросился бы в атаку, а там еще одному Крому известно, чья возьмет… Но сейчас он был не просто Конан-киммериец, искатель приклю­чений, а король великой Аквилонии, и радом с ним была его королева. Не для того он рисковал жизнью, отвоевывая у гнусного карлика царство и жену, чтобы бесславно погибнуть здесь, среди офирских холмов, от стальных клинков неизвестно огкуца взявшихся кшатриев. Конан тряхнул черной гривой и высоко поднял над головой длинный, блестящий меч.

— Эй, вы! Вас больше, и намерения ваши понятны мне, — проревел голубоглазый великан на языке химе-лийских горцев. — Может статься, мне суждено уме­реть. Но мне ведом кодекс чести кшатриев. Я имею право знать, кто вы и почему желаете моей смерти!

В десяти шагах от Конана кшатрии придержали своих коней. Рослый юноша-предводитель выехал впе­ред и бесстрашно приблизился к Конану. Его красивое лицо полыхало ненавистью.

— Да, киммерийский пес, ты узнаешь причину своей смерти, — подавляя желание немедленно всадить меч в сердце гиганта, закричал юноша. — Я — Бхадри-пал Ченгир Чанд. Говорит тебе, пес, что-либо мое имя?

— Ничего, — ответствовал киммериец, — кроме того, что оно, несомненно, принадлежит негодяю.

— Так вот, ты, всегда появляющийся не вовремя, знай: я — принц Бхадрипал Ченгир Чанд, законный на­следник престола Вендии, — высокомерно заявил юноша.

— Ты сын того подонка Ченгира, который со свои­ми людьми возжелал добыть для себя трон, убив темной ночью беззащитную спящую женщину?! — в гневе вскричал Конан.

— Я вижу, ты прекрасно осведомлен! — зашипел юноша. — Это знание ты унесешь с собой в могилу. С той самой ночи, когда мой отец отправился кормить демонов, правительница Ясмина словно сошла с ума. Гонения обрушились на мою семью, на тех, кто при­зван был править Вендией. Мне удалось бежать из тем­ницы в Айодии. Собрав верных вассалов, я устремился на поиски того, кто своим нежданным появлением со­рвал гениальный замысел моего отца. Мы проделали немалый путь, чтобы свершить свою жестокую месть, Конан из Киммерии! Хвала Асуре, ветер донес до наших ушей пьяную болтовню посвященного жреца Хадрата, — ты знаешь его, не так ли? Сидя в кабаке го­рода Хоарезма, он рассказывал байки о своих и твоих подвигах. Надо сказать, презренный жрец дал довольно – точное описание твоего пути, — злорадная усмешка пробежала по лицу юного принца.

Мысленно Конан много чего пообещал Хадрату, как только увидит его. Если увидит… • — Итак, ничтожнейший из королей, я сполна удов­летворил твое любопытство, — сказал между тем венди-ец. — Ты знаешь, кто я и почему хочу твоей смерти. Готов ли ты теперь принять бой?

— Двадцать против одного, — подытожил кимме­риец. — Да, подонок и сын подонка, я готов!

— Ты не понял меня, презренный варвар, — растяшвая слова, с выражением проговорил принц Бхадрипал. — Я буду биться с тобой один на один. Мои воины прикончат тебя, только если это не удастся сделать мне самому!

— Вы не смеете убить его! — в ужасе воскликнула Зенобия, хранившая до сих пор молчание.

Вендийский принц уже не слышал ее. Он стреми-/тельно атаковал Конана. Юноша был превосходным воином, а предвкушение долгожданной мести придало ему дополнительные силы. Король вынужден был за­щищаться. Но более всего он опасался предательского удара в спину. Однако кшатрии застыли на месте, вни­мательно наблюдая за поединком своего принца с про­славленным черноволосым великаном.

Конан едва успевая отражать молниеносные удары вендийца. Лицо молодого принца побагровело от бе­шенства. Его враг все еще был жив! Сделав стремитель­ный выпад, Бхадрипал нанес Конану легкую рану в бок. Рассвирепев и забыв обо всем на свете, кроме этой схватки, Конан бросился на вендийца. Боевой кимме­рийский клич разнесся над холмами. Пораженный этим удивительным криком, принц на секунду замеш­кался. И этого мгновения хватило Конану, чтобы с раз­маху перерубить пополам тело своего врага. Брызнула кровь, конь под убитым заржал и бросился прочь, унося с поля битвы искалеченный труп хозяина.

Узрев развязку поединка, кшатрии снова обнажили мечи.

— Отомстим за отца и сына! — возгласили они и те­перь бросились на Конана все разом.

Но резне не дано было начаться. Повелительный голос горна разорвал предвечернюю тишину. В бой вступили новые действующие лица — неизвестные всадники ударили в тыл отряду кшатриев. Деморализо­ванные внезапной атакой неведомого врага и остав­шиеся без предводителя, вендийские рыцари сража­лись теперь за свои шкуры. Получив нежданную поддержку, Конан бился за пятерых. Вскоре все было кончено: ни один из кшатриев не дожил до наступле­ния сумерек. И лишь когда пал последний враг, Конан позволил себе оглядеться.

Переливаясь золотом в лучах заходящего солнца, сверкал боевой стяг. На нем был изображен великолеп­ный и одновременно устрашающий алый дракон. Конан вскрикнул, будучи не в сипах скрыть изумления: спасителями его были немедийцыЬ

Один из немедийских воинов снял шлем, открыв смуглое, отмеченное печатью усталости и недавней бо­лезни лицо.

— Тараск! Ты ли это?! — воскликнул Конан.

— Судя по всему, мы подоспели вовремя, — сказал король Немедии, приблизившись к Конану. — Эти воины были настроены решительно. Кстати, кто они?

— Так, старые долги, — уклончиво ответил кимме­риец, с подозрением оглядывая Тараска и его много­численную, хорошо вооруженную свиту. — Скажи лучше, что привело тебя сюда? С чего это вдруг ты взял­ся спасать мою жизнь?

— А что тебя так удивляет? — грубовато-насмешли­во произнес Тараск. — Ты же спас меня от проклятого карлика — почему и мне нельзя быть благодарным?!

— Насколько мы тебя знаем, Тараск, чувство благо­дарности никогда не было тебе присуще! — заявила Зенобия.

— Мое почтение, прекрасная королева, — склонив голову в знак приветствия, все так же насмешливо мол­вил Тараск. — Ты права: разумеется, не одной лишь благодарности ради я покинул благословенный Бельверус. Богам было угодно, чтобы я спас Конана от верной смерти; но не ради этого я здесь. У меня к тебе дело, ко­роль Аквилонни.

— Что же тебе нужно? — насторожился Конан.

Взгляд Тараска помрачнел, губы задрожали. Видно было, что мучившие немедийского монарха пережива­ния изрядно истощили его волю и тело.

— Так что же? Говори! — повторил киммериец.

— Конан, — наконец выговорил Тараск, глядя прямо в чистые голубые глаза варвара, — ты уверен, что Тезиас мертв?

Вопрос этот застал Конана врасплох. Он рассмеялся грубым, жестоким смехом. Тараска передернуло.

— Да что этб с тобой, Тараск?! Карлик мертв — мертвее не бывает!

— Как он умер? — продолжал допытываться неме-дийский король, сам похожий на мертвеца в сумереч­ном свете гаснущего дня.

— Он умер дважды. Первый раз я всадил в него вот этот меч, точно в сердце. Но, надо призваться, это не до конца убило его.

— Я так и знал! Я так и знал! — обхватив голову ру­ками, в отчаянии воскликнул Тараск.

— Погоди! Я не закончил, —  сурово осадил Конан насмерть перепуганного немедийца. — Когда я пронзил его мечом, он превратился в фантома — ты знаешь, о чем я говорю, — в попытался убить меня.

— Но ты остался жив!

— Как видишь! В момент, когда я уже был готов от­дать душу этому вампиру, что-то разладилось у его дья­вольском механизме. Он схватился за голову — вот почти как ты сейчас — и завопил от невыносимой боли. Тогда я выхватил одну такую особую штукенцию, — я добыл ее в Стипш, Ромб Яхкунга называется, — и под­нес ее к призрачному телу фантома.

— Что, что же было дальше? — с нетерпением вскричал Тараск.

— Что могло быть? Фантом погиб, растворившись в этой штуковине! Так умер Тезиас, призрачный Бог, властелин полумира!

— И в тот же миг с меня спали колдовские чары карлика, — добавила Зенобия.

— Да, наверное, так оно и было, — задумчиво мол­вил Тараск. — Мое собственное освобождение также пришло внезапно, как будто кто-то разом разрубил чер­ную паутину, свитую над миром Великой Душой.

— Теперь ты точно знаешь: это был я, — рассмеялся Конан. — Д чего это ты так всполошился? Что, фантом прислал весточку из Преисподней или мертвец восстал из хрустального склепа?

— Ни то, ни другое, — сумрачно заявил Тараск. — Только две недели назад хрустальный гроб с телом кар­лика внезапно и загадочно исчез.

—  То есть как исчез? Кому он нужен?

— Исчез, и все. Хотя я поставил у входа в лабиринт вооруженную охрану, да и вообще собирался снова за­сыпать проклятую пещеру камнями. Как вдруг мне до­носят, что охранники спят, а хрустальной раковины больше нет! Мои люди обшарили город, но все было бесполезно: тот проклятый кристалл точно сквозь землю провалился!

— Бьюсь об заклад, демоны забрали его себе на па­мять.

— Впрочем, сейчас это уже неважно, — вдруг жест­ко и властно произнес Тараск, и быстрее, чем Конан успел что-либо заметить, взметнулась рука немедий-ского короля. С поразительной скоростью к лицу ким­мерийца устремился крохотный сверкающий шарик. Конан инстинктивно отпрянул, но было поздно: раз­дался тихий хлопок, облачно серой пыли накрыло чер­ную гриву гиганта, и Конан в тот же миг свалился с коня наземь.

Потрясенная Зенобия разъяренной пантерой бро­силась на Тараска. Тот сделал знак, и рослые немедий-ские воины схватили бьющуюся в гневе аквилонскую королеву.

— Ах ты, вероломная скотина! — горестно кричала Зенобия. — Что сделал ты с моим мужем?

— Твой драгоценный супруг потерял бдительность, за что и поплатился, — насмешливо произнес Тараск. – ты трус, подлец и предатель, Тараск Немедий-ский! Ты воюешь колдовским оружием!

— Да, месяцы, проведенные мною в обществе Ксальтотуна и Тезиаса, не прошли для меня даром, — нравоучительно заметил король. — Например, я понял, что нет смысла рисковать жизнями верных воинов, когда достаточно одного ловкого движения — и вот, пожалуйста, — легендарный герой лежит в дорожной пыли у ног моего коня! Не правда ли, славно? К тому же оба чародея, столь безвременно оставившие нас бла­годаря великому Конану, квартировали в королевском дворце в Бельверусе, и в моем распоряжении оказалось кое-какое наследство.

Немедийцы одобрительно заржали в ответ на эти слова своего короля.

— Скоты! Шакалы! — билась Зенобия в тисках тарасковых слуг. — Вы убили его!

— Пока еще нет, — успокоил ее Тараск. — Но, ду­маю, не стоит медлить. Случай как раз подходящий: если оставить твоего супруга здесь, среди трупов вен-дийских кшатриев, с разрубленной башкой, никто не усомнится, что великий король Аквшюнни погиб в жестоком бою! Как и подобает герою!

— Но почему, почему? — причитала королева. — Где смысл в твоих поступках, Тараск? Сначала ты спа­саешь Конана, а теперь желаешь его убить!

— Поразмысли хорошенько, девочка! Единствен­ной причиной, сблизившей меня с твоим мужем, был проклятый карлик. Но раз Тез нас мертв, нет бо­лее ни одной причины, по которой я мог бы сохра­нить Конану-киммерийцу, моему и всей Немедии злейшему врагу, свободу и жизнь. Что касается свобо­ды, я не раз убеждался, насколько опасно давать этому парню хотя бы малейший шанс. Нет, только смерть, верная и необратимая! И потому сейчас король Акви-лонии умрет! — решительно заявил Тараск, обнажая плеч.

Видя, что немедийский король намерен и вправду зарубить беззащитного великана, Зенобия в отчаянии воскликнула:

— Постой же! Не делай этого! А вдруг карлик ожи­вет? Кто тогда защитит тебя? Тараск остановился.

— Не далее как несколько минут назад Конан сам доходчиво объяснил мне, почему это невозможно. Твой муж убил Тезиаса и теперь отправится вслед за ним.

— Но кому-то ведь понадобилось красть бездыхан­ное тело! — не отступала от своего отважная короле­ва. — Вспомни: разве не на твоих глазах воскрес ахе-ронский волшебник Ксальтотун?! А вдруг и Тезиас воскреснет?

Немедиец непроизвольно вздрогнул. В душе его бо­ролись желание поскорее покончить со злейшим вра­гом и безотчетный страх перед призраком всемогущего карлика.

— Если я сейчас оставлю Конана в живых, что мо­жешь ты предложить мне взамен?

Зенобия с радостью ухватилась за первый же шанс. Главнее — выиграть время, а потом она обязательно что-нибудь придумает и вызволит своего Конана, как было два с лишним года назад — Тараск, наверное, забыл об этом!

— Все, что ты пожелаешь! — твердо воскликнула королева.

Похотливый взгляд Тараска скользнул по прекрас­ным формам молодой женщины. Поняв смысл этого взгляда, Зенобия побледнела. Великих усилий стоило ей сдерживать праведный гаев. Но ради спасения ее до­рогого Конана она вьщержит любые испытания…

— Добро, ловлю тебя на слове! — сказал наконец Тараск и, обращаясь к своим воинам, добавил: — Живо свяжите киммерийца, пока он не очухался. Погрузите тело на коня. Мы отправляемся в Бельверуе.

Когда приказ короля был выполнен, Тараск снова обратился к Зенобии:

— Смотри, без глупостей, девочка! Не то — сама знаешь. У меня появился новый план относительно тебя и твоего дражайшего супруга. В Белъверусе, в моем дворце я поведаю его тебе. А сейчас отправляемся. На­деюсь, бесстрашная королева, тебя не пугают ночные скачки.


Глава вторая ЗАКЛЯТИЕ СИНИХ МОНАХОВ

Чертог скального замка, затерянного среди острых" пиков Карпатских гор, был ярко освещен. В центре амфитеатра на мраморном пьедестале по-прежнему по­коилась удивительная хрустальная раковина. Но ма­ленького человечка в ней уже не было. Он восседал в глубоком мягком кресле, кутаясь в бесчисленные собо­льи шубы, заботливо приготовленные для него людьми в однообразных темно-синих одеяниях. Пронзительные агатовые глаза карлика в изумлении взирали на высоко­го, стройного мужа, украсившего неприметный синий плащ великолепным серебряным медальоном…

— Я мертвым покоился в своем хрустальном скле­пе, — глухо говорил карлик. — Конан все-таки победил меня.

— Неужели Великая Душа считает себя побежден­ным?

Магнетические глаза карлика сверкнули молнией.

— Кто вы и зачем пробудили меня?

— Я — Брахо, магистр Ордена Синих Монахов, сказал человек с медальоном. — Мы, Синие Монахи, проделали большую работу, чтобы вернуть тебя в мир людей. Незаметные, словно тени луны, мы вниматель­но следили за происками твоих врагов. Когда меч Ко­нана отнял жизнь у твоего земного тела и ты уснул в хрустальной гробнице, наш час настал. Мы отправи­лись в Немедию. В Бельверусе мы выкрали твой гроб из тщательно охраняемого подземного лабиринта. Долгие дни и ночи он путешествовал на восток, чтобы здесь, в мрачной цитадели среди Карпатских гор, открыть свою тайну. В те же самые мгновения, когда тело твое двигалось к своему воскрешению, с запада несли мы твою Великую Душу, заточенную в белых безднах неве­домого на этой планете Ромба Яхкунга. Мы выловили Ромб из черных глубин великого моря Вилайет.

— Как я попал туда? —тихо спросил карлик.

— Конан, твой враг, сделал все, чтобы навеки похо­ронить твою душу. Но ему это не удалось. Мы проследили за ним, и прежде, чем Ромб Яхкунга с заточенной внутри него душой Бога коснулся илистого дна Кари-анской впадины, что близ Острова Железных Идолов, мы уже знали, где тебя искать… Но все это уже в про­шлом! — торжественно заметил магистр Синих Мона­хов. — Сегодня тело Теэиаса и душа Бога были наконец воссоединены.

— Почему вы сделали все это? — повторил свой во­прос Теэиас. — Когда я властвовал над миром, у меня в нем не было друзей!

Склонив голову, Брахо молвил:

— Мы не друзья твои, Великая Душа. Мы — твои слуги. А ты — наш хозяин. Синие Монахи пробудили тебя, потому что такова была твоя воля.

Сильный и уверенный голос магистра резко кон­трастировал с той дьявольщиной, которую изрекали его уста. Безмерно удивленный, Теэиас воскликнул;

— Вы — мои слуги?! О чем ты говоришь, человек? Я впервые вижу тебя и твоих людей! Вы, верно, путаете меня с кем-то!

Магистр Синих Монахов с сожалением покачал го­ловой.

— Нет, хозяин. На свете был, есть и будет только один человек, только один Бог, которого называют «Великая Душа». Только один, сумевший — при жизни — освободить свою душу из бренного тела. Толь­ко один, оказавшийся способным раскрыть великую Книгу Судеб. Только один, проникший в космическую пирамиду Стража Земли, возвышающуюся уже более миллиарда лет посреди безжизненного океана — как видишь, именно она изображена на этом медальоне, символе моей власти. Только один человек-Бог мог по­корить огромные царства за одну только неделю, ибо коварная судьба не отвела тебе больше времени. Но твой нечеловеческий гений перехитрил ее, злую судьбу, и вот ты снова жив, как и было намечено.

— Да, ты рассказал мою историю. Я — это я. Я — Великая Душа. Я снова жив — это я тоже понимаю. Одного не могу я постичь: откуда взялись вы, Синие Монахи, в моей жизни?! Ведь я не знаю вас — в этом могу поклясться чем угодно!

— Ты предусмотрел и это, — загадочно заметил Брахо.

Гибкая рука магистра скользнула в широкие склад­ки синего плаща. Через секунду она вернулась, береж­но преподнося онемевшему карлику странный, покры­тый прозрачной пленкой, белый пакет.

— Знай же, Великая Душа, — торжественно молвил Брахо, — некогда — никто не знает, в какие времена это было, — ты явился одиноким горным отшельникам и превратил их в нас, в могучих, не ведающих страха, старости и смерти, Синих Монахов. Ты научил нас уди­вительной, неизвестной на Земле магии, и теперь каж­дый из нас сильнее дюжины волшебников. Ты наложил на нас великое, неподвластное времени Заклятие — служить тебе, нашему хозяину и Богу. Служить вечно. Наконец, ты повелел нам воскресить тебя, что мы ныне и сделали, используя великую Магию Космического Знания. Улетая, ты приказал нам передать тебе, воскре­шенному, этот пакет. В нем — послание тебе, Великая Душа, от себя самого! Надеюсь, это послание все про­яснит в твоих глазах…1

И Брахо опустил загадочный пакет в холодные руки карлика. Дрожащими пальцами Тезиас разорвал про­зрачную пленку. Свет увидели тоненькие листки неиз­вестного в те времена материала, испещренные каки­ми-то письменами и знаками. Материал этот не походил ни на воск, ни на пергамент; человек, живу­щий на Земле много тысяч лет спустя, легко признал бы в нем обыкновенную бумагу. Но Тезиас, воскрес­ший из мертвых, впервые видел бумажные листы, одна­ко почерк он узнал сразу: руку его невозможно было подделать. Послание написал сам Тезиас — это было несомненно. Почтительно отступив на два шага назад от глубокого трона, магистр Синих Монахов оставил карлика наедине с самим собой.

…Послание было написано на каком-то странном языке, причудливой смеси немединских и аквилонских фраз с британскими наречиями и диалектами далекой хигии. Тем не менее Тезиас ощутил поразительный ффект узнавания: он каким-то непостижимым обра­зом понимал этот язык — язык, на котором было напи­сано его письмо к самому себе… – Тезиас углубился в чтение.


«Привет тебе, Великая Душа! Прими мои поздрав­ления, ведь ты снова восстал из могилы! Надеюсь, ты без труда узнал свой почерк. Да, да и еще раз «да» — твои глаза тебя не обманывают: в настоящий момент ты действительно читаешь свое письмо к себе. В дальней­шем, для удобства изложения, позволь называть того Тезиаса, который пишет это письмо, «Я», а того, кто, воскреснув из мертвых, читает его, — «Ты».

Итак, я обращаюсь к тебе, к маленькой, но гениаль­ной дряни, единственному Богу, которому я поклоня­юсь, единственному человеку на свете, которого я глу­боко и беззаветно люблю и ради которого, в силу этой любви, я преодолел мощь тысячелетий. Тебя, конечно, интересует, что все это означает. Что ж, попытаюсь в меру сил объяснить это тебе.

Знай: тебя и меня разделяет Вечность! Я нахожусь от тебя так далеко, что человеческий разум не в состоя­нии этого постичь. Только пройдя через все это, ты поймешь, насколько фантастична и уникальна твоя судьба, насколько извилист твой жизненный путь. Тот факт, что я еще жид, доказывает мне, что ты прочитал это письмо и сделал из него выводы. К тому же и я, Те­зиас, пишущий сие послание, покидать этот несносный мир пока не собираюсь.

К делу. Задумка моя была такая: спасти тебя, дура­ка, возжелавшего возвратиться в это никчемное земное тело, от меча Конана-киммерийца. Однако Время — жестокая и коварная штука. Время живет по своим за­конам» и даже Сидящему-в-Пирамиде не дано изме­нить их. Коварное Время не раз спасало мне жизнь, но оно же не позволило мне прийти к тебе на помощь в миг/ твоего поражения. Хочешь верь — хочешь нет, но я «промахнулся» и попал в Хайборийскую эпоху задолго до твоего рождения. Так я понял, что Время не позво­ляет шутить с собой, а тот маленький искрящийся мозг, что вечно сидит в своей космической пирамиде —  его верный страж. В отчаянии слоняясь по древнему Хай-борийскому миру, случайно я приметил в Карпатских горах одиноких отшельников. Их было ровно шестна­дцать, как граней Пирамиды Мира. Узрев в них буду­щее, я вручил им твою Судьбу. Они стали Синими Мо­нахами.

Синие Монахи и Брахо, их магистр, — твои верные слуги. Они умны, выносливы, сведущи в различных ис­кусствах. Это идеальные псы для такого хозяина, как ты. Они исполнят любой твой приказ. Ослушаться тебя и сделать по-своему им не дано: на всем их братстве лежит великое заклятие, и снять его можешь только ты сам. Не советую тебе это делать. Синие Монахи бес­смертны; лучших помощников в осуществлении своих грандиозных планов тебе не сыскать.

Породив братство Синих Монахов, я истратил всю подвластную мне силу. Жестокое Время неудержимо влечет меня туда, откуда я пришел. Я не волен остаться, дабы лично приветствовать тебя. Да это и не нужно: на свете может существовать только одна Великая Душа…

Что сказать мне тебе на прощание? Пе буду поучать тебя — живи и действуй как знаешь. Верю: этот жалкий мир еще не раз попляшет под твою дудку. И не только этот. Однако будь осторожен: хотя обитатели этого мира и ничтожны перед тобой, не слишком* зарывай­ся — даже малейшая случайность порой сильнее Вели­кого Космического Закона. Люди и боги этого мира не ровня тебе, но все же не доводи их до отчаяния, ибо оно предает им сверхъестественные силы. И еще: будь по возможности милосерден, старайся не проливать кровь туземцев без крайней необходимости. К сожалению, мир устроен так, что это никому не нравится. Даже Страж Земли, которому, конечно, глубоко плевать на тебя и всех остальных, не будет в восторге, если твой могучий разум сгорит в огне мести.

Не удивляйся: такая опасность действительно гро­зит тебе! Дело в том, что ты с течением времени будешь все более утрачивать присущие человеку черты. Собст­венно, ты уже не вполне человек, а я человек еще мень­ше, чем ты. Впрочем; не буду описывать себя; ибо, увы, зрелище не из приятных. Так что, Тезиас, судьба твоя хоть и великолепна, но трагична.

Почему? Отчасти ты уже знаешь ответ. Твое безмер­ное честолюбие подвигло тебя на путешествие в затаен­ные сокровищницы Великого Знания. Ты овладел Зна­нием, но и оно — тобою. Кто из вас сильнее и кто кому служит, я до сих пор понять не могу. Знание легло не­выносимым грузом на твой человеческий разум. Оно, это коварное Знание, принесло тебе безграничную власть. И оно же сковало тебя в решающий миг, когда Конан-киммериец держал твою жизнь в своих муску­листых руках. Свидетельствую: Знание и далее не изме­нит этой коварной тактике. В нем твоя сила и твоя сла­бость. Почаще вспоминай мудрого демона Люфа — он предупреждал тебя об этом…

Но есть еще одно, чего ты пока не знаешь. Боги этого мира жестоко отомстили тебе, дерзнувшему воз­выситься надпиши. Они ударили в самое уязвимое твое место, в твою сущность.Вложив меч возмездия в руки Конана, они попытались поразить твои душу и разум, вселив туда Нечто настолько ужасное, что даже Я — даже Тебе не могу открыть, что это и что Оно тебе несет. Тебе предстоит жить с Ним… Я надеюсь лишь, что твой могучий разум окажется сильнее этого Нечто, и Оно так и умрет внутри тебя, не увидев жизни. Итак, положись на свой разум, Тезиас, ибо великая сила за­ключена в нем — сила, неподвластная богам и даже самому Времени!

Прощай, Тезиас. Свою часть работы я выполнил — ты снова жив. Теперь все зависит от тебя самого. Под­чини себе Удачу!

Любящий тебя Тезиас, Великая Душа.

Р.С. Да, самое главное: когда будешь в этих краях, не забудь заколдовать шестнадцать горных отшельни­ков, превратив их в Синих Монахов, твоих будущих слуг. Помни: если ты этого не сделаешь, так и гнить тебе в хрустальном склепе в мрачном подземелье Бельверуса — на радость всем жалким туземным разумам этого несносного мира!»


Тезиас отложил удивительное послание. Долго сидел он, напряженно вглядываясь в пустоту. Словно камен­ные статуи, стояли в окружении его Синие Монахи. Какие мысли потрясали его пробуждающийся разум — то было ем неведомо. Наконец Тезиас произнес:

— Люди ищут милостей от природы я богов. Демо­ны служат хозяевам Ада Боги ждут послушания и жертв от лкщей. Л же никогда не хдал милостей от кого бы то ни было. Когда Страж Земли предложил мне Зна­ния, я было решил, что он вознамерился помочь мне, однако он быстро разубедил меня в этом. То была жес­токая ловушка, и я безоглядно устремился в нее, .но о том не жалею. «Если претендуешь на целый мир, ты должен завоевать его сам, без чьей-либо помощи, без талисманов и волшебных камней. Только Знания!» — говорил мне всемогущий Страж Земли. Он оказался прав: я завоевал мир. И вскоре погиб; Страж ничего не сделал для моего спасения, как и обещал. Вы воскреси­ли меня, нарушив тем самым волю Стража: ведь я дол­жен всего добиваться сам!

— Ошибаешься, хозяин, — сурово заметил Брахо. — Подумай; виновен ли меч в том, что разит плоть? Ви­новны ли лечебные снадобья в том, что с помощью их облетаются страдания человеческие? Виновен ли плуг землепашца в том, что он дает жизнь новому урожаю? Всюду ответ: нет, ибо меч, снадобья, плуг — суть ин­струменты соответственно воина, лекаря, крестьянина. Равно и мы, Синие Монахи, — суть инструменты твоей воли, Великая Душа. Ты создал нас, ты наложил на Синих Монахов могучее заклятие, и не своей властью, не себя ради, а повинуясь твоей запечатленной в веках воле, мы воскресили тебя! Мы — продукты твоего разу­ма, Великая Душа! А значит, только ты — никто бо­лее! — воскресил сам себя! Понимаешь ли ты это?

— Ты прав, магистр, — подумав, согласился Тези­ас. — Мне трудно сразу все постичь. Это так неожидан­но! Положим, волшебники воскресали из мертвых н до меня: взять хотя быТугру Ктотана или Ксальтотуна… Но чтобы я сам, пробравшись сквозь тьму тысячелетий, воскресил себя!.. Согласись, Брахо, к этому нелегко привыкнуть!

— Мы живем с этим уже не одну сотню лет, — бестрастно ответил Брахо.

— Значит, и я буду жить с этим… Итак, я снова в ре людей, — задумчиво молвил карлик. — Я вернул-чтобы продолжить начатое…

— Синие Монахи ждут твоих приказаний, хозяин, — ал магистр. — Желаешь ли ты погубить своих вра­гов? Хочешь, мы принесем тебе на золотом подносе го­лову Конана? Или Пелиаса? Или, может быть, ты жела­ешь объявить мкру о возвращении Великой Души?..

— Нет, — оборвал речь магистра Тезиас, и жестокая улыбка искривила его бледные губы. — Всему свое время. Что толку объявлять себя великим Богом, если во власти моей только лишь шестнадцать человек, пусть даже это шестнадцать могучих волшебников?! Нет, Брахо, я больше не повторю своих ошибок. Я воз­желал взять весь мир сразу и получил его, но власть моя была скоротечна. На этот раз я буду осмотрительнее. Мне торопиться некуда; из письма видно, что впереди у меня — Вечность! Вечности хватит, чтобы не спеша по­корить этот мир и десяток подобных ему. Что же каса­ется моих врагов… О, они получат по заслугам! Я ото­мщу им так, как может отомстить только Великая Душа!

«Синие плащи» непроизвольно дрогнули под холод­ным взглядом бледнокожего карлика. Стараясь скрыть волнение, Брахо спросил:

— Насколько жестока будет их смерть?

Тезиас расхохотался, и смех его был подобен визгу бича по спинам забиваемых насмерть рабов.

– Смерть?! Разве я говорил о смерти? Ты плохо меня знаешь, магистр! Нет, я сохраню жизнь твоим врагам, но, клянусь Великим Космическим Знанием, им захочется в Ад от такой жизни! Я отомщу им по-своему, Брахо! Я растащу их души на атомы. Все, что им дорого и во что они беззаветно верят, превратится в каждодневный кошмар. Добро станет Злом, а Зло — Добром. Вас возненавидят близкие, а полюбят недруги! Бели вы чудовища, я превращу вас в красавцев, если вы храбры и благородны, то станете жуткими монстрами, которыми будут пугать детей! О, Конан из Киммерии!

Ты, посмевший однажды победить меня! Трепещи! От­ныне начинается долгая, мучительная, полная неви­данных в этом мире испытаний, твоя дорога в Ад — в мой личный, припасенный специально для тебя, Конан из Киммерии, Ац Великой Души!..

Хриплый, раскатистый смех Тезиаса, никак не со­ответствующий хрупкому тельцу карлика, мгновенно разнесся под сводами каменного чертога. Он, этот жут­кий, беспримерный смех воскресшего Бога погасил ярко пылавшие камины и воткнутые в стену факелы; чертог погрузился в кромешную тьму, более соответст­вующую атмосфере, царящей в нем. Холодный смех звенел, возрастая, словно пытаясь удавить все живое в этом мире мрачного камня. И только шестнадцать Синих Монахов, подобные железным статуям, в без­молвии внимали своему хозяину; на груди у их предво­дителя, прожигая наступившую тьму, сверкал удиви­тельный серебристый медальон с остроконечной пирамидой вечного и всемогущего Стража Земли…


Глава третья ЧЕРНАЯ ЖЕМЧУЖИНА СЕТА

О то самое время, когда в каменной цитадели посреди Карпашских гор пробуждалась к жизни Великая Душа, далеко на юге, в мрачной Сгигии, стране песков и пира­мид, в гигантском дворце-склепе, вросшем в ядовитые почвы покрытого вечным сизым туманом оазиса Хад-жар, на огромном троне из черного гранита восседал че­ловек. Был он крепок и могуч; скромный белый хитон едва скрывал мускулистое тело, словно выточенное из бронзы. Лицо его было подобно лику хищной птицы, ястребиный нос соседствовал на нем с тонкими кривы­ми губами и колючими, полными воли и страсти, изум­рудными глазами. На среднем пальце правой руки мужа сверкал перстень удивительной формы. Он изображал змею, свернувшуюся в три кольца и державшую свой хвост в ядовитых зубах. Перстень казался меднозолотым, но то были не медь и не золото. В тусклом свете скрюченных ламп, развешанных по тронному залу, зло­веще сверкали изумруды, заменяющие змее-перстню глаза. И только слепой не увидел бы поразительного и ужасающего сходства между глазами восседающего на гранитном троне гиганта и зрачками магической змеи, свернувшейся вокруг его пальца…

Неслышными шагами в тронный зал вошел другой еловек. Это был коренастый чернобородый слуга-шемит. Слуга согнулся в низком поклоне.

— Она здесь, Величайший, — тихо сказал слуга.

— Пусть воздет, — сильным, низким голосом произнес бронзоволицый муж

Раб еще раз поклонился и исчез.

Через минуту покой тронного зала нарушили трое. Два огромных раба-кушита, похожие на сказочных ве­ликанов, с телами, словно вырезанными из эбенового дерева, — их наготу едва прикрывал прозрачный шелк набедренных повязок, — вели к трону Величайшего из­можденную, худую женщину в рваных лохмотьях; руки и ноги ее опоясывали тяжелые цепи. Не дойдя до трона пяти шагов, они остановились. Небрежным взмахом руки Величайший отпустил рабов. Низко кланяясь, черные гиганты покинули зал. Оставшись наедине с восседающим на троне человеком, женщина — на вид ей было лет пятьдесят — вопросительно взглянула на него, и в ее прекрасных голубых глазах не было ни страха, ни ненависти — скорее, удивление.

Улыбнувшись, Величайший слепая потер пальцами левой руки голову магической змеи. И та, словно ожив, устремила свой изумрудный взор на стоящую перед троном женщину. Женщина же, нисколько не испугав­шись, а, напротив, как будто поняв желание змеи и ее хозяина, с улыбкой на устах протянула вперед закован­ные в кандалы руки. Тяжелые цепи звякнули, с силой ударившись о каменный пол. Точно так же спали кан­далы и с ног женщины; она была свободна. И тогда сильный и уверенный голос Величайшего зазвучал вновь, но теперь в нем было волнение и была страсть.

— Приветствую тебя, прекрасная Тхутмертари! Во имя Сета Великого и Всемогущего, ты снова свободна!

— Приветствую и я тебя, мудрый Тот-Амон! — в голосе и осанке бывшей узницы было что-то царствен­ное, как будто она не^замечала своих лохмотьев, будто не Тот-Амон, а она восседала сейчас на троне из черно­го гранита, а Величайший стоял в пыли перед ней. — Отчего ты призвал меня? Зачем понадобилась я повели­телю жрецов и волшебников?

— Тяжелые времена настали для верных слуг Сета, — вздохнув, ответил Тот-Амон. — Дерзкий карлик Тези-ас, проникший в тайную обитель космической мощи, бросил вызов богам. В борьбу с ним вступил наш закля­тый враг, Конан-киммериец. С помощью волшебника Пелнаса и жреца Асуры Хадрата ему удалось победить карлика. Сейчас Тезиас, прозванный «Великая Душа», снова жив, и это противно воле Отца Сета. Не спраши­вай, как я узнал об этом, — это так.

— Что же тебе нужно рт меня?

— Существование на этой земле проклятого карли­ка противно воле Сета, — повторил Величайший. — Демоны Ада давно жаждут растерзать его. Столь же до­стоин смерти и Конан-киммериец, нынешний король Аквилоиии. Слуги Сета слишком долго мирились с его святотатственными подвигами. С Тезиасом и Конаном следует покончить раз и навсегда. У меня есть план, и тебе в нем, прекрасная Тхутмертари, выпадает главная роль. Ты отправишься на Север, выкрадешь Конана, живым и невредимым доставишь его сюда, ко мне.

По тонким губам Тот-Амоиа прошлась мстительная ухмылка. Он продолжал:

— Надо думать, после воскрешения карлик преис­полнен решимости отомстить своему погубителю. Может даже статься, это будет его главная цепь. Здесь, в моем плену, Конан станет отличной приманкой для Ве­ликой Души. Клянусь чешуей Сета, карлик явится за своей жертвой! Мы сумеем достойно встретить его и, будь уверена, никто больше не посмеет бросать вызов бессмертному Князю Тьмы!

— Что произойдет с Конаном, когда Тезиас будет мертв?

— Что может с ним произойти? — зловеще оскалил­ся Тот-Амон. — Когда приманка срабатывает, ее выбрасывают. Конан будет принесен в жертву всемогуще­му Сету! Это моя давняя мечта.

— И за сим ты призвал меня? — презрительно пове­ла плечами Ткутмертари. — Неужели среди сотен по­священных жрецов и Мастеров Черного Круга не най­дется никого, кто мог бы исполнить твою волю?

— Увы, прекрасная Тхутмертари! Ты не можешь себе представить, насколько силен и хитер этот варвар! Вот хотя бы последний раз: он дерзнул явиться в нашу благословенную страну, освободить — ужаснись, жен­щина! — Того-Чье-Имя-Нельзя-Произносить-Вслух, побывать у Хьяхъи, и, убив по дороге сотню преданных мне людей и лучших слуг Сета из мира духов, безнака­занно скрылся, унося с собой волшебный талисман, которому былр суждено погубить Великую Душу. Я при­ставил к Конану посвященного жреца Тотоакра. Это был лучший из моих людей; ты знала его, не так ли? Недавно его изуродованный труп нашли среди руин Птейона Проклятого.

— Хороши же слуги Сета! — насмешливо молвила женщина. — А почему ты сам не желаешь исполнить свой план?

Изумрудные глаза Величайшего злобно блеснули.

— Ты давно не была в свете, прекрасная Тхутмерта­ри, — сумрачно процедил он. — Ты, вероятно, полага­ешь, что за годы твоего заточения больше не было заго­воров? –

— Откуда мне это знать, благородный Тот-Амон? С тех нор, как твой враг Тутотмес отправился в Ад, все его сторонники были истреблены тобою!..

— Все, кроме его родного брата Атотмиса! — пере­бил женщину Тот-Амон.

— Да! — страстно воскликнула Тхутмертари. — Ты оставил его гнить в мрачной темнице в королевском Луксуре, ибо знал: брат твоего соперника — мой воз­любленный! Ты думал, я буду на коленях молить тебя за него?! Ты просчитался, Величайший! Стигийская прин­цесса не унизится перед тобой!

— И тй отправилась в темницу вслед за Аготмисом!

— Да! Я знала, что когда-нибудь понадоблюсь тебе.

И вот этот день настал! Черная жемчужина Сета вновь будет сверкать в сердце древней Сгипш!

— Ты ничего не забыла, прекрасная Тхутмертари, — задумчиво молвил Тот-Амон. — И я не забыл. Я пом­ню, как многие годы назад безумные поэты всего Вос­тока прославляли дьявольскую красоту внебрачной до­чери короля Ментуфорры. Я помню, как старый король отрекся от тебя, ибо ты занялась черной магией,, пре­зрев древний закон, согласно которому жрецами Вели­кого Змея могут быть только мужчины. Я помню и ле­денящие душу вопли сотен невинных девушек, которых ты, не знающая усталости, за волосы тащила к алтарю Отца Сета. Твой ум ц твои способности к магии были под стать твоей нечеловеческой жестокости, ужасавшей даже нас, опытных Кодцунов Черного Круга. Я помню это. Да, было время, когда твое имя воспринималось смертными даже с большим страхом, чем мое. Я помню и. то, как, едва взойдя на трон из слоновой кости, ко­роль Ктесфон именем Сета поклялся уничтожить тебя. Тысячи слуг короля с особым рвением готовы были ис­полнить его приказ, ибо почти каждый из них имел к тебе свой собственный счет. Кто спас тогда «черную жемчужину Сета»? Помнишь?

— Помню, — побледнев, ответила принцесса. — Ты. Но неужели ты настолько глуп, чтобы ждать от меня благодарности?

— Разумеется, нет, — расхохотался Тот-Амон. — Я жду от тебя не благодарности, но повиновения.

— Ты получшпь его! А что я буду иметь взамен?

— Король Огагии слишком мягок, — глядя прямо в глаза Тхугмертари, сказал Величайший. —  Чернь отби­лась от рук, бароны бушуют, дикаря и разбойники без­наказанно грабят наши границы. Само слово «статней» более не внушает людишкам на Севере, Юге и Востоке должного страха и почтения. Мы, нация, призванная править миром, строим каналы, чтобы священная вода из Стикса шла на орошение полей простолюдинов! Ве­ликое имя Сета все чаще произносится всуе. Прокля­тый культ Митры подступает к нашим владениям. Разве этого мало? Мне более по душе прежние порядки.

Только свежая кровь на престоле Луксура вернет былую мощь древней земле Сгипш!

— Не ожидала увидеть благородного Тот-Амона, верховного жреца Сета, в роли бунтовщика! — рассмея­лась принцесса.

— Разве это бунт? — поигрывая змеиным перстнем, проскрипел Тот-Амон. — Если наш благословенный король по воле Сета оставит этот мир, а на трон из сло­новой кости взоддет могущественная принцесса, под­держиваемая жречеством — разве это бунт?!

В голубых глазах Тхугмертари зажглась неумолимая жажда власти.

— И еще ты освободишь Атотмиса!

— Что? — как будто ослышавшись, переспросил Тот-Амон. — Тебе светит жемчужная корона Стигии, а ты печалишься о каком-то недоучившемся жреце!

— Не смей говорить так о моем возлюбленном! — в гневе вскричала Тхугмергари.

— Никогда не понимал женщин! Что ты в нем тако­го нашла? Вот, оказывается, где твое самое уязвимое место, черная жемчужина Сета!

— Так ты выпустишь его? — грозно вопросила принцесса.

— Выпушу. Может быть. Если ты все сделаешь пра­вильно. Доставь мне варвара, живого и невредимого. А теперь отправляйся! Такая женщина, как ты, способ­на утомить даже самого Тот-Амона.

Тхугмертари грациозно поклонилась.

— Да, и еще одно, — сказал на прощание Тот-Амон. — Тебе, несомненно, потребуются деньги. Сокровищница Сета в твоем распоряжении, прекрасная Тхугмертари. Трать столько, сколько сочтешь нужным. Расходы меня не интересуют. Только результат!

Главный тронный зал Немедии был великолепен. Напоминающий небесный свод высокий куполообраз­ный потолок испещряли фрески, изображавшие знаме­нитых героев немеднйской истории. Этот небесный свод поддерживали вычурные алебастровые колонны, похожие на Столпы Богов. С потолка на серебряных цепях свисали огромные золотые лампы. Но истинным украшением зала был сам Трон Дракона — грациозный, величественный, древний; говорили, девять столетии назад на нем восседал легендарный король Брагорас. Трон Дракона напоминал гигантский раскрывшийся цветок; с обеих сторон сидящего на троне властелина укрывали распахнутые крылья сказочного ящера, а зла­торогая драконья голова, возвышающаяся над престо­лом, грозно смотрела на того, кто представал перед взо­ром монарха.

Нынешний монарх Немедии Тараск вальяжно раз­валился на древнем троне, изредка бросая насмешли­вые взгляды на гордо стоящую перед ним молодую женщину. Руки Зенобии, королевы Аквилонии, были крепко связаны за спиной. Благородное лицо королевы пылало праведным гневом.

— Вот мы и дома, драгоценная Зенобия, — говорил Тараск. — Теперь я волен открыть тебе свои планы ка­сательно тебя и твоего дражайшего супруга. Слушай же. Надеюсь, ты оценила мое благородство: я ведь мог убить Конана еще там, на офирской границе. Но я не сделал этого; хвала Митре, твой муж жив.

— Что с ним?

— Он отдыхает в одной из моих опочивален. Снадо­бья, которые достались мне в наследство от Ксалътоту-на и Тезиаса, имеют изумительный эффект. Посмот­ришь на человека — кажется, что мертв, а на самом деле — жив, но парализован!

— Тъ! негодяй! — вскричала Зенобия.

— Знаю, знаю, — насмешливо отмахнулся Тараск. — Однако ж я прошел через все это. Целую неделю плас­том лежал я, парализованный чарами проклятого кар­лика. Конан освободил меня от этих чар, и вот моя бла­годарность: он будет жить! По крайней мере пока он в моей власти…

— Что ты задумал?

— Видишь ли, Зенобия, война с Аквилояией исто­щила мое королевство. Конан, собака, содрал с меня огромную контрибуцию! Сам я, как ты знаешь, два ме­сяца провел в аквилонском плену. Затем были неуро­жай и голод. Только Немедия стала подниматься на ноги, как появился проклятый карлик… В общем, каз­на моя сейчас пуста и, сама понимаешь, такое положе­ние недостойно не мединского монарха. С другой сто­роны, за свою бурную жизнь твой муженек нажил себе великое множество влиятельных и состоятельнътх, — с выражением произнес Тараск, — врагов. Каждый из них не поскупился бы ради одной лишь возможности вздернуть на дыбу Конана-киммерийца.

— На что ты намекаешь? — в гневе воскликнула ко­ролева.

— Ни на что я не «намекаю», — лениво отозвался Тараск. — А говорю открыто: да, я намерен продать твоего Конана кому-нибудь из старых недругов, кто окажется пощедрее! Не правда ли, гениально: и варвар исчезнет из моей жизни, и золото в казне Немедии по­явится!

Зенобия побледнела от ужаса.

— Ты… ты… ты чудовище, — наконец вымолвила она. — Любой подлый стигиец — образец честности и благородства в сравнении с тобой! Митра покарает тебя, негодяй!

Тараск расхохотался: душевные муки бывшей на-ложвицы доставляли ему удовольствие.

— Но постой, — сказала Зенобия, взяв себя в руки, — если ты решил продать Кокана, почему бы тебе не по­просить золото Аквилонии? Мы готовы выкупить свое­го короля! Мы — богатая страна!

— Мы? Ты, верно, все еще считаешь себя аквилон-ской королевой, а, драгоценная Зенобия? Кто в Таран-тии станет слушать тебя, немедийку?! Тебя и раньше не любили, а теперь будут говорить, что это ты продала Конана в мой плен!

—  Лжешь, вероломная скотина! Аквшюнцы любят в ценят меня. Однако выкуп за Конана последует и без моих слов, я в этом уверена!

— Ой ли? Старый Публио, ваш канцлер, весьма прижимист. Да и граф Троцеро Пуантенский тоже любит золото. Неужто они расстанутся с ним, чтобы снова лицезреть на Рубиновом Троне свирепую рожу северного варвара?!

— Не тебе судить о наших подданных, Тараск, — гордо вскинув голову, молвила Зенобия. — Возможно, у тебя плохие вельможи. Но Кован, не в пример тебе, знает толк в людях. Аквшюнцы верны ему. Троцсро и Публио не поскупятся, чтобы вызволить своего короля! Сколько ты хочешь?

Тараск снова рассмеялся.

— Ты принимаешь меня за полного идиота, да?! Как будто я не знаю, что Конан, как только окажется среди своих, тотчас соберет огромную армию, разграбит Не­медию и отберет у меня и золото, и власть, и жизнь!

— Он обязательно сделает это, клянусь Митрой! — не сдержавшись, воскликнула королева.

— Не сомневаюсь. Поэтому я продам Конана не друзьям, но злейшим врагам, — растягивая слова, со значенном произнес Тараск. — Знаешь ли ты шаха Рус-там-Мамеда, бывшего сатрапа города Акита? Конан со своей бандой зуагиров в свое время перерезал всю его семью, всех его воинов, всех слуг. Шах Рустам-Мамед чудом остался жив; меч Конана проделал кровавый след ва его теле — правая рука шаха покоится на дне реки Ильбарс… Лишенный милостей короля Ездигера, Рустам-Мамед вынужден был бежать из ТУрана. Сегод­ня, проезжая к своему дворцу, я случайно заметил зеле­ный стяг шаха на одном из домов. Шах в Бел ьпсрусе; я ухе послал за ни м. Не знаю, что он делает в моей сто­лице — знаюЮяько, что он сказочно богат! Думаю, мы сумеем договориться. Восточные владыки црвдры, когда речь Заходит о щю^ной мести. И особенно изо-брегательны в пытках Так «по будь уверена: твой Конан уафетсыертыогероя! ' '• '"':>-• – ^

С последними слошшд короля мужество оставило Зенобию. Она повалилась ва мраморный поя перед Троном Дракона. Неудержимые слезы хлынуян из ее ПК».

— Нет! Прошу тебя! Ради Митры, не делай Этого! Ты получишь все золото Лквнлоннн, толирЬ не делай этого! Отошли прочь Рустам-Мамеда! Койиш должен жить!…

— Встань, — жестоко сказал Тараек; — Тебе еще предстоит узнать свою участь. Прежде, чем стать коро­левой Аквияовня, ты была наложницей V королевском гареме Бельверуса. Король Нимед, мой предшествен­ник, и я не уделяли тебе должного внимания. Ты доста­лась Конану, превратившись во врага нашей родины. Но теперь я исправлю свою ошибку. Ты вновь отпра­вишься в мой гарем; я сумею оценить твои достоинства. Пока карлик властвовал здесь, мне, сама понимаешь, было не до женщин. Теперь другие времена!

Онемев от ужаса, Зенобия внимала человеку, похот­ливо взиравшему на нее с драконьего трона. Тараск громко хлопнул в ладоши. Из-за портьеры появилась новая фигура. Человек был тощ и безобразен; зеленая хламида укрывала его скелетообразное тело до самых ступней. Кожа на лице была подобна высушенному пергаменту. Увидев распростертую на полу королеву, человечек зловеще оскалтшся. Зенобия же смотрела на него как на призрак канувшего в лету кошмара; ее пре­красные черные волосы зашевелились на голове, слов­но пытались убежать от этого жуткого призрака…

— Входи смелее, почтенный, — сказал между тем Тараск и, обращаясь к Зенобии, добавил: — Позволь мне представить тебе почтенного Фу Чжин-Хуа. Он кмггаец. Долгие годы Фучин — так мы зовем его здесь, В Нзмефии, — работал помощником у достойнейшего мага ЯхЧиснга…

— Королева и я хорошо знакомы, — промямлил вы-СОКИЙ свистящий голос юаггайца.

— Кощатвой муж Конан прервал земной путь чаро­дея нз'Пайкаяга, — продолжал Тараск, — почтенный Фучин подался в Немедию. Мы сумели по достоинству оценить его способностями теперь наш гость с Востока служит плавным евнухом в королевском гареме. Ток это теперь, дорогая Зенобия, ты переходишь в полное его Ведение.

Это уже было слишком даже для такой неустраши­мой женщины, кве Зеаобия. Глаза ее закатились, и ко­ролева потеряла сознание. Тараск расхохотался: он дав­но ждал этой минуты. К рййсатистому хохоту короля прибавился и другой смех: визгливый, лающий смех кхитайца, стервятанком склонившегося над распро­стертым телом прекрасной каролевы. Тхутаертари, мя­тежная щшнцесса Слпяи» довито перебирала драгодонные камни, разбросанные по сундукам, коими была переполнена склепоподобная пещера — «сокровищни­ца Сета». Это были рубины и сапфиры, изумруды и бриллианты, платиновые и нефритовые статуэтки, ги­гантские слитки чистейшего червонного золота. Здесь, в этой зале, были сосредоточены сказочные богатства, награбленные стигийским жречеством за долгие тыся­челетия; их с лихвой хватило бы, чтобы купить десяток королевств к северу от Стикса. Иные камни заключали в себе, кроме денежной, еще и особую магическую силу, и Тхутмертари, как истинный знаток предмета, тщательно выбирала их, заботливо и аккуратно укладывая в небольшой сафьяновый мешочек.

У дверей сокровищницы стоял коренастый черно-бородый слуга-шемит. Он со всевозрастающим страхом! поглядывал на принцессу, нависшую над несметными! богатствами. О, теперь она ничем не напоминала ту изможденную, одетую в лохмотья старуху, что предстала! несколько часов назад пред ликом Величайшего. Теперь это была цветущая двадцатилетняя красавица с длинными вьющимися золотистыми волосами, ослепи­тельно блестевшими в тусклом свете змеевидных бра. Правильные, словно срисованные с ликов прекрасней­ших богинь, черты лица дышали силой и могуществом. Прозрачная белая туника не скрывала, а, скорее, обна­жала божественное, слегка тронутое загаром, молодое тело. Но похотливые мысли даже не осмеливались за­бираться в голову слуги, ибо он хорошо знал, КТО стоит перед ним.

Закончив осмотр драгоценностей, Тхутмертари резко повернулась к слуге.

— Свет Сторора поведал мне, что киммериец сейчас находится в Бельверусе, — сказала она. — Мои приго­товления закончены; я отправляюсь немедля.

— Велишь седлать верблюдов или на колеснице по­едешь, принцесса? — осведомился слуга. Ответ краса­вицы заставил его в немом страхе вжаться в черную стену.

— Верблюды? Колесница? — презрительно рассме­ялась Тхутмертари. — Нет, я отправлюсь к цели через самые челюсти Аца, через бушующие огненные моря

Преисподней, и не люди, а духи будут сопровождать меня! Это самый короткий путь. В мире людей он занял бы месяц, я же доберусь до Бельверуса за одну ночь!

— Как будет угодно Вашему Высочеству, — проле­петал шемит. Он чувствовал, как холодный, вниматель­ный взгляд принцессы медленно, но неотвратимо от­нимает у него волю.

— Я отправляюсь немедля, — повторила девушка. Уверенным движением она скинула легкую тунику, представ перед мужчиной полностью обнаженной.

— Подойди ко мне, раб, — ласковым голосом при­казала она. Не смея ослушаться, на негнущихся ногах слуга приблизился к нагой красавице.

— Скажи, долго ли ты служишь Тот-Амону? — так же ласково спросила она.

— Двенадцать лет, — выдавил из себя черноборо­дый шемит.

— Хороший слуга, — отметила Тхутмертари. — На­деюсь, Тот-Амон не рассердится, если я куплю тебя у него…

И девушка левой рукой бережно ухватила слугу за кудрявую бороду. Но он немигающим взором смотрел на ее правую руку. Он мог поклясться, что ноготь на указательном пальце стремительно растет, быстро пре­вращаясь в длинный и острый, как жало Сета, кин­жал…

Это была последняя мысль в его жизни. Алебастро­вая рука взметнулась, и ноготь-кинжал подобно мечу отсек голову слуги от грузного туловища, после чего мгновенно втянулся обратно, снова превратившись в изящный женский ноготок.

— Магия требует жертв, — сладко сказала Тхутмер­тари отрубленной голове. — Я должна исполнить волю твоего хозяина, великого Тот-Амона. И пусть меня за­берет Сет, если Величайший протянет хотя бы одну ночь после этого!..

С такими словами принцесса обагрила свое пре­красное тело свежей кровью. Алые струйки стекали по узкой ложбине меж великолепных высоких грудей, и это доставляло девушке истинное наслаждение. Она (легко отбросшшотрублениую голову, и та упада в сундук с камелиями, тут же превратившись в огромный, имеющий форму человеческого черепа слиток серебра. А Тхутмертари закружилась в каком-то диком танце, с ее рубиновых губ то и дело срывались страшные тайные слова; последние, их произносившие, давно преврати­лись в серый прах в подземных стигийских гробницах. И вот уже алый ветер кружился вместе с мятежной принцессой, одевая ее в кровавый кокон. Внезапно в каменной стене раскрылась дверь, и оттуда дыхнуло смрадным духом самого Ада. Алый смерч подхватил Тхутмертари, и она исчезла в разверзшемся портале. «Черная жемчужина Сета» отправилась в путь через ог­ненные моря Преисподней.



Глава четвертая Снова Книга Судеб


Первые два дня жизни в замке Синих Монахов проле­тели для Тезиаса незаметно. Он всецело потратил их на изучение самого себя. Кто он есть — человек, бог или нечто иное? Вот вопрос, который более других интере­совал я мучил его.

Результаты исследований были противоречивы. Одно было несомненно: третья жизнь Тезиаса качест­венно отличается от двух предыдущих. Он больше не был Богом-фантомом, ибо душа его, навеки заключен­ная в темницу Ромба Яхкунга, не могла вырваться из оков человеческого тела. С горечью карлик вспоминал, как, будучи призрачным Богом, повелителем царств я властелином душ, он неудержимо рвался обратно, в эту мертвую плоть, скрытую прозрачными створками хрус­тальной раковины. Теперь его Великая Душа стала пленницей человеческого тела… А это означало, что больше никогда не витать ему в облаках, обгоняя гор­дых орлов, не нестись, опережая звук, над лесами и го­рами, не страшить ничтожных людишек своей абсо­лютной неуязвимостью.

Итак, призрачному Богу пришел конец, но и чело­веком — в полном смысЖ этого слова — Тезиас не был.

Его разрубленное сердце, подобно сувениру, покоилось в тайной шкатулке, а в груди Великой Души место че­ловеческого сердца занял неведомый Ромб Яхкунга. Кровь более не струилась по сосудам, и карлик испытывал постоянный холод даже в жарко натопленных комнатах горного дворца. Однажды научившись питаться космической энергией, Тезиас разучился по­треблять человеческую пищу. Его странный организм отказывался принимать все, что имело материальную природу. Однако стоило ему, призвав прежние умения, насытиться энергией космических пространств, как организм его погружался в состояние сытости и ком­форта. Это донельзя угнетало бывшего Бога. «В кого я превратился, — жаловался он Синим Монахам, — я не могу даже съесть яблоко!». «Не печалься, хозяин, — от­вечал верный Брахо. — Ты Великая Душа, ты стоишь над людьми, и нет ничего удивительного, что организм твой не принимает человеческую пищу!».

Но главной проблемой Тезиаса, как он и ожидал, была зловещая Болезнь Разума. Она никуда не исчезла, эта жуткая и изнурительная боль, основная виновница его гибели, главная союзница Конана в той памятной схватке в бельверусском подземелье. Тогда, месяц назад, эта боль парализовала его разум в самый решаю­щий момент, и Конан-варвар не упустил свой шанс… А сейчас, после воскрешения, Болезнь Разума снова донимала Тезиаса, терзая его мозг невыносимой, нече­ловеческой болью…

Он знал, кого следует благодарить за эту боль. Бо­лезнь Разума пришла к нему вместе с теми квинтильо­нами частиц Великого Знания, которыми его щедро одарил всемогущий Страж Земли. О, если бы Тезиас мог разорвать, разбить на мельчайшие кусочки этот ма­ленький искрящийся мозг, спрягавшийся от всего мира в величественной шестаадцатигранной пирамиде по­среди безжизненного океана… Как он этого хотел! Но он знал, что из всех его фантастических желаний это было самым несбыточным. Обитающий в Пирамиде Мира Дух Земли да» ему Знания, Знания сделали его властелином мира и они же, — вернее, их избыточное для человеческого мозга количество, — жестоко убива­ли его.

Собственное послание, переданное ему Синими Монахами, укрепило Теэиаса в уверенности, что Бо­лезнь Разума никогда не оставит его. И все же он не склонен был сдаваться. Если его, воскресшего из мерт­вых, и того Тезиаса, написавшего послание, действи­тельно «разделяет Вечность», это значит, что Болезнь Разума не убила его, значит, он научился с ней бороть­ся, научился даже побеждать ее.

Как добиться этого теперь? Над сим он и размыш­лял в настоящую минуту, восседая в глубоком мягком кресле в маленькой уютной комнате, ставшей его рабо­чим кабинетом. Стены кабинета были увешаны дороги­ми туранскими коврами, с потолка свисали скромные, но изящные коринфские светильники, в двух огромных каминах, занимавших почти половину комнаты, горел жаркий огонь. Интерьер рабочего кабинета бывшего Бога дополнял внушительных размеров письменный стол с покоящейся на нем кипой древних рукописей.

Задержав взгляд на полуистлевших манускриптах, Тезиас внезапно осознал, где может таиться его оружие против Болезни Разума. Он позвал Брахо.

Магистр Синих Монахов появился мгновенно, как будто возникнув из воздуха; Тезиас постепенно привык к подобным появлениям — даром что ли шестнадцать слуг Великой Души были продуктом его гения…

— Брахо, — сказал карлик, — меня только что осе­нило. Я знаю, где может быть сокрыто лекарство про­тив моей ужасной болезни. Книга Судеб — вот ответ! Раньше она была моею; я взял ее в библиотеке волшеб­ника Пелиаса. Книга Судеб помогла мне отыскать тай­ную обитель Стража Земли; следовательно, без нее я не стал бы Великой Душой. Она же поможет мне победить Болезнь Разума. Ты меня понимаешь?

— Да, хозяин, — ответил Брахо. — Но позволь спро­сить; что нового можешь почерпнуть ты из Книги Судеб? Ты ведь уже читал ее.

— Книга Судеб — удивительный инструмент. Она писалась в незапамятные времена безвестной расой мыслящих существ, спустившихся со звезд. Раньше я считал, что Книга – лишь указатель на сокровищницу Космического Знания. Теперь я понимаю: это не со­всем так. Книга Судеб писалась уже после того как на Земле появилась Пирамида Мира. Фраза, повторяю­щаяся на каждой странице Книги – «В подлунном мире существует нечто более великое, значительное и необъяснимое, чем все, что известно людям.. » — дей­ствительно указывает на обитель Стража Земли Но Книга Судеб ценна не только этим. Она и сама содер-•жит драгоценнейшие крупицы Великого Космического Знания. Вся задача исследователя — разгадать их в за­мысловатых текстах Книги. Кроме того, если Знания которые дал мне Страж, подобны неудержимому океан-жому валу, – они несутся в мой мозг, сокрушая все на ;воем пути, то, изучая Книгу Судеб, я волен сам выби-эать, что нужно мне, а что — нет.

– Но ты же ведь уже изучал ее, – снова заметил

– Книга Судеб неисчерпаема. Неподготовленный маг ничего не поймет в ней. Чародей средней руки по­дивится и задвинет ее в дальний угал своей библиотеки Опытный маг извлечет с ее страниц массу удивитель­ных, не известных никому более заклинаний В руках же великого волшебника Книга Судеб станет пюзным оружием, способным покорить мир. Таким был я, когда подлый король Тараск выкрал ее у меня и вернул Пе-лиасу. Что же будет, когда Книга Судеб в руках Бога, хотя бы и бывшего?! Представь себе это Брахо!

Магистр кивнул.

– Я понял тебя, хозяин. Ты получишь свою Книгу Судеб обратно.

– Когда же? — нетерпеливо спросил Тезиас

– Ты не успеешь сосчитать до сотни, – улыбнув­шись, заметил Брахо. – Прости мне эту реплику, Вели­кая Душа. Но очень скоро твои пальцы будут сжимать голубой переплет великого фолианта. Разреши мне от­быть, чтобы отдать соответствующие указания

Магистр говорил так, как будто Книга Судеб лежалав соседней комнате и следовало только приказать чтобы ее принесли. Тезиас с интересом посмотрел на Брахо.

—  Ведомо ли тебе, магистр, что Книга находится в сотнях миль отсюда, в Золотой башне Пелиаса в Хана-рии и тщательно охраняется незримыми слугами вол­шебника?

— Мне это ведомо, хозяин, — смиренно ответство­вал магистр. — Пусть такие мелочи не тревожат твой могучий разум. Позволь мне отбыть, дабы вернуться с Книгой.

— Ну что ж, иди, Брахо! Заодно посмотрю, на что способны мои новые слуги… Да, и еще одно. Пусть мой старый добрый учитель пока не покидает этот мир; я еще не решил, что с ним делать.

Легко поклонившись Великой Душе, магистр Синих Монахов исчез также внезапно, как и появился.

С настойчивостью истинного волшебника Пелиас сдерживал свое обещание всецело отдаться во власть развлечений. Колбы, пробирки, порошки, полуистлев­шие рукописи и другие принадлежности магического искусства были свалены в одну большую кучу и накры­ты толстыми атласными одеялами. Посреди просторно­го покоя, что располагался на самом верху Золотой башни, стоял огромный расписной диван. На диване возлежал пожилой человек благородной наружности. Пелиас лениво потягивал сладкое хауранское вино из роскошной золотой чаши, и сочные алые капли изредка стекали по его пышной седой бороде. Перед ним, мерно покачиваясь в медленном эротическом танце, двигались три обнаженные, великолепно сложенные девушки. Это были знаменитые по всему Востоку туранские танцов­щицы. Отказать прославленному чародею они не по­смели. Наслышанные жутких историй о башнях вол­шебников, они заранее смирились со своей судьбой и сейчас лишь старались оттянуть неизбежное, а потому трудились как могли, чтобы не разгневать могуществен­ного мага. Но Пелиас пребывал в отличном настроении, и танцовщицы, чувствуя это, старались изо всех сил.

Вот слетели легкие набедренные повязки. Изгиба­ясь в кармических позах, девушки ускорили ритм танца. Волшебник одобрительно забурчал. Такая жизнь нравилась ему. Спася мир, он вполне заслужил отдых.

…Увлеченные танцем, девушки и их единственный зритель не заметили, как в воздухе позади дивана вне­запно появились какие-то неясные круги. Сначала едва заметные, они быстро материализовались, превратив­шись в облачка плотного голубоватого тумана. Из тума­на вышел человек, за ним еще один. Когда к первым двум присоединился третий, танцовщицы, наконец, увидели их. Мужчины были высокие, стройные, в оди­наковых темно-синих плащах; их угрюмые, бледные лица не выдавали никаких чувств. Вскрикнув, девушки в ужасе прижались друг к другу. Уловив их взгляд, вол­шебник стремительно обернулся.

— Великая Душа шлет тебе привет, Пелиас, — бес­страстным голосом произнес один из трех, и в ту же се­кунду старый волшебник, вздрогнув, свалился в глубо­ком гипнотическом сне.

Не обращая на замеревших в немом испуге девушек никакого внимания, человек в синем вытянул вперед длинную худую руку.

— Книга Судеб, — тихо, но выразительно сказал он, затем неспешно повел вытянутой рукой по периметру комнаты. Когда рука стала показывать на маленький железный сундучок, вмурованный в нишу у дальней стены, из ладони говорившего вырвался тонкий голу­бой луч. Луч упал на поверхность сундука.

— Она там, — сказал «синий плащ», и вся троица двинулась к сундуку. Примерно с полминуты «синие плащи» немигающим взглядом смотрели на крышку сундука. Неожиданно что-то скрипнуло, крышка от­крылась, раздался грохот, из недр сундука взметнулся сноп огня, поглотив таинственную троицу.

Когда огонь спал, дрожащие от суеверного страха танцовщицы увидели, как «синие плащи», целые и не­вредимые, ничуть не подпаленные магическим огнем, склонились над сундуком.

— Старый дурак, — все так же бесстрастно произнес один из зловещих гостей, — надеялся остановить нас этим огнем…

Затем он извлек из сундука огромный, толстый фолиант в блистающем голубом переплете и аккуратно спрятал его в складки широкого синего плаща. Снова войдя в облака волшебного тумана, до сих пор клубив­шегося посреди комнаты, таинственная троица исчез­ла. Вслед за нею испарились и голубые облачка. ~ – Проводив полным ужаса взглядом зловещих визите­ров, обнаженные танцовщицы, забыв обо всем на свете, с диким визгом бросились прочь, стремясь по­скорее покинуть заколдованную башню…

В дальнем углу просторной комнаты, отгороженном полупрозрачной ширмой, на длинной софе возлежала молодая женщина. Ее прекрасные иссиня-черные воло­са были спутаны, а кое-где и вырваны с корнем. На из­можденном, отражающем глубокие душевные и физи­ческие страдания лице чернели кровоподтеки и синяки. Длинные, тонкие царапины испещряли плечи и спину женщины. Зенобия, несчастная королева Аквилонии, отдыхала после «теплого приема», устроенного ей оби­тательницами королевского гарема Немедии.

Наложницы Тараска ненавидели ее всегда — за бла­городную и чистую красоту. Когда же простая налож­ница стала счастливой избранницей могущественного аквилонского владыки, эта ненависть стала пожирать души немедийских красавиц. «Почему она, а не мы?» — задавались они вопросом всякий раз, когда хитрый евнух Фучин в красках живописал роскошную жизнь молодой королевы в аквилонской столице. Два года они ждали дня, когда наконец смогут вволю оттаскать за волосы эту выскочку и потаскушку Зенобшо… И вот этот день настал: бледная, сломленная девушка верну­лась в гарем, ведомая безжалостным евнухом.

Он, этот маленький, скелетоподобный кхитаец только тихо посмеивался, наблюдая, как разъяренные наложницы жестоко лупят свою бывшую подругу. Ибо он знал: они выполняют и его работу. Когда крылатый слуга Ях Чиенга похитил аквилонскую королеву прямо с бала в Тарантил, а колдун держал ее пленницей в под­земных казематах Пайканга, именно он, Фу Чжин-Хуа, был главным истязателем Зенобии. Пока знаменитый маг колдовал над своими порошками и зельями, его по-шощник развлекался с прекрасной королевой. Нет, то не были плотские забавы: Фучин был кастратом уже не один десяток лет. То были забавы для жестокой и бес-зрдечной души кхитайца: он рассказывал Зенобии непристойяые истории о любовных похождениях ее суп­руга Конана, показывал омерзительные, леденящие эвь фокусы и дико хохотал, когда она в ужасе зажму­ривала глаза. Когда она делала это, он подкладывал под ступни раскаленные угли, и стоило ей снова открыть глаза, как тотчас убирал их…

Да, он славно повеселился с Зенобией, пока не при­шел Мститель, Королева была освобождена, а разгне­ванная чернь истребила всех зловещих слуг Ях Чиенга, Всех, кроме хитрого Фучина. Кхитайцы хорошо знали жестокого евнуха, и оставаться на родине ему было не­безопасно. Он подался в Немедию, зная, что недруг ко­роля Конана легко найдет себе друга и покровителя в лице короля Тараска. Так оно и случилось: Тараск по­ставил Фучина заведовать королевским гаремом…

Когда наложницы устали бить Зеяобию, Фучин по­волок ее к этой софе, приговаривая: «А теперь отдыхай, детка! Тебе понадобятся силы, ибо это только нача­ло…». Наложницам же он сказал: «Больше не трогайте ее сегодня, девочки. Королева привыкла к порядку; за­втра в это же время повторим экзекуцию». Наложницы так ипрыснули от смеха.

…Да, все они — Тараск, Фучин, ее бывшие «по­дружки» — считают, что воля ее сломлена, а душа за­ключена в прочную клетку. О, плохо же они знают Зе-нобию, королеву Аквилонскую, ту единственную женщину, что оказалась способной покорить сердце великого героя Конана!.. Жестокие душевные и телес­ные муки не сломили ее, а торжествующие рожи врагов только добавили ей решимости добиваться свободы — для себя и конечно же, дорогого Конана. Два с лиш­ним года назад она уже спасла Конана из бельверус-ской темницы, затем Конан спас ее; теперь же она спа­сет его снова! В голове молодой женщины созрел достойный избранницы Конана план освобождения…

Троцеро, наследный граф Пуантена и нынешний правитель Аквилонии, стройный седеющий мужчина с тонкой девичьей талией, мерил пространство королев­ского кабинета тяжелыми тревожными шагами. Кроме него, в кабинете находились канцлер Аквилонии Пуб­лио и командующий армией генерал Просперо.

— Нет, нет и еще раз «нет», — страстно говорил граф. — Ни за что не поверю я, что Конан застрял на офирской границе! Не таков наш король, чтобы бро­сать слова на ветер!

— Да, он опаздывает уже на три дня, — озабоченно пробормотал высокий и полный Публио.

— А это значит, что-то случилось, — задумчиво по­глаживая клиновидную бородку, произнес генерал Просперо.

— Я не могу просто так сидеть и ждать, когда он по­явится! — воскликнул Троцеро. — Я вторгнусь в Офир и отыщу его!

— Не горячись, граф, — сказал Публио, — что-ни­будь придумаем.

В этот момент широкая резная дверь отворилась, и в кабинет вошел лакей. Поклонившись вельможам, он произнес:

— Прибыл посол короля Тараска.

— И что же ему нужно? — тотчас вопросил канцлер.

— Он привез тебе послание.

— Вот как? Немедленно проси его, — приказал Тро­церо. — Клянусь Митрой, у меня предчувствие, что мы сейчас получим ответы на все наши вопросы!

Послом оказался статный немедийский полковник. Просперо сразу признал его: он принимал участие во многих сражениях с аквилонцами, в том числе я в зна­менитых битвах при Валькии и в Львиной долине. «Какая наглость, — промелькнуло в голове генерала, — носылать к нам человека, руки которого по локоть в ак-вилонской крови!».

Посол молча протянул Публио запечатанный пакет.

— Ты можешь отдыхать, — сказал канцлер неме-дийцу. — Если понадобишься, мы пригласим тебя.

Как только дверь за послом затворилась, Троцеро отрывисто бросил:

— Ну же, Публио, разворачивай быстрее! Что же пишет нам этот пес?

И канцлер стал читать вслух, ибо у верных вельмож аквилонского короля не было секретов друг от друга.

«Достопочтенному Публио, канцлеру Аквилонии. Да хранит нресветлый Митра тебя и твою страну. Спе­шим сообщить тебе следующее. Конан, король Аквило­нии, был сражен в пути безвестною болезнью. Митре было угодно, чтобы король нашел приют в нашем двор­це в Бельверусе. Состояние Конана внушает опасения прдцворным лекарям; королева Зенобия ухаживает за своим мужем. Мы также делаем все возможное, чтобы здоровье короля пошло на поправку, не останавливаясь ни перед какими расходами. Однако наши подданные, привыкшие видеть в Конане врага, ропщут, когда золо­то из нашей оскудевшей казны уходит на лекарства для аквилонского короля. Поэтому предлагаем тебе поду­мать, что может сделать Аквилония для облегчения на­шего бремени. Ответ пришли с нашим послом. И еще: передай благородному графу Троцеро, что его личного присутствия — отдельно или во главе соответствующей делегации — не требуется. Опасаемся, граждане Неме-дии могут неправильно истолковать такой шаг и тогда мы, возможно, окажемся не в состоянии сдержать их враждебные порывы в отношении аквилонского коро­ля. С надеждой на твое благоразумие , владыка Немедии».

— Ну и шакал! Змей немедийский! — проревел Тро­церо, когда канцлер закончил чтение. — Я покажу ему «соответствующую делегацию»! Он держит Конана в пену и просто-напросто вымогает деньги!

— Хорошо, если так, — пробурчал Публио.

— Что ты имеешь в вцду?

— А то, что, получив от нас золото, Тараск прикончит государя. Нам же напишет что-то вроде этого: «Старания наши были тщетны; волею Митры король поки­нул этот мир».

— Проклятие! Что же нам делать? Посол Тараска ждет ответа!

Публио, всегда отличавшийся умом, но не реши­тельностью, растерянно развел руками.

— Я считаю, мы должны убить посла и сделать вид, будто не получали этого письма, — сказал Просперо. — А самим готовиться к войне.

— О, если бы я мог пойти войной на Тараска прямо сейчас! — возгласил граф. — Мои пуантенские рыцари стонут от безделья. Мы за день прорубим огненный ко­ридор от границы до самого Бельверуса! Ты поведешь их, Просперо!

Канцлер неодобрительно покачал головой.

— И Конан отдаст душу Митре.

— Крому, — поправил канцлера внезапно смирив­ший свой гнев Троцеро.

— Какая разница, — продолжил прагматичный Публио. — Тараск замыслил прикончить Конана в любом случае. Если же мы пойдем на него войной, он сделает это немедля и пришлет нам отрубленные голо­вы Конана и Зенобии. Вот если бы можно было освобо­дить нашего государя.

— Это мысль! — воскликнул Просперо. — Неболь­шой отряд верных людей — и король на свободе!

— Решено! — молвил Троцеро. — Я знаю таких людей. Через сутки мы будем в Бельверусе!

— Не обижайся, господин, но это моя работа, — сказал Просперо.

— Не хочешь ли ты сказать, Просперо, что я слиш­ком стар для таких дел? — грозно вопросил правитель Пуантена.

— Не кипятись, граф, — обратился к нему Публио.— Генерал прав. Король поставил тебя править Аквилонией в его отсутствие. Ты не должен покидать свой пост. Дове­римся Просперо: он все сделает как нужно!

— Спасибо, Публио, — генерал крепко сжал пухлую ладонь канцлера.

Троцеро пришлось отступить.

— Ладно, будь по-вашему. Головой отвечаешь за него, Просперо! Но что мы ответим послу?

— Я скажу ему, — нахмурив лоб, молвил Публио, — что послание его короля принято к сведению. Подроб­ный же ответ Тараску будет в запечатанном пакете. С собой я дам послу пятьсот золотых монет, как первый взнос.

— Готов биться об заклад, я буду в Бельверусе рань­ше его, — сказал Просперо. — Тем более что он вряд ли доедет до цели, имея на руках пять сотен золотых!

Вельможи Конана крепко пожали друг другу руки.

Тезиас сидел в своем мягком кресле, восхищенно перебирая страницы великой Книги Судеб. Перед ним в почтительном поклоне застыл магистр Синих Монахов.

— Ты только посмотри, Брахо, какая книга! Ей не­известно сколько тысяч или даже миллионов лет, а вы­глядит так, будто написана только вчера!

— Да, она ничего общего не имеет с теми рваными пергаментными манускриптами, откуда черпают муд­рость обычные маги!

Карлик мечтательно потянулся.

— Она моя, Книга Судеб. Моя снова! Она поможет мне одолеть Болезнь Разума и вернуть себе власть над миром. Вы прекрасно поработали, Синие Монахи! Во­истину, у меня великолепные слуги!

Брахо с достоинством кивнул.

— Это твоя заслуга, Великая Душа. Мы только ис­полняем волю нашего хозяина.

— Знаю, Брахо, знаю. И все же вы молодцы! Готовы ли мои монахи на новые подвиги?

— Как прикажешь, хозяин.

Тогда слушай. Много месяцев назад один человек приютил меня, скромного пилигрима судьбы, в своем дворце, дал возможность мыслить и действовать. Не скажу, что он всегда хорошо со мной обращался, но и я платил ему тем же. Пора напомнить ему о себе. Я же­лаю, чтобы на рассвете вы нанесли визит моему старо­му другу и передали небольшой презент от Великой Души.

Разгадав мысль карлика, магистр Синих Монахов широко улыбнулся.

— Я сделаю это лично, мой повелитель.



Глава пятая УМРИ, ТИРАН!


— Сто высочество шах Рустам-Мамед! — возгласил камердинер, и взору короля Немедии предстал полный мужчина в одеждах восточного вельможи. Широкое платье из тончайшего шелка складками спадало по стат-ной фигуре. На голове шаха красовалась большая многослойная чалма; спереди ее украшал сверкающий граненый рубин. Человека, вступившего сейчас в лич­ный покой короля, можно было бы назвать красавцем, если бы не одно «но»: у него не было правой руки.

— Входи, входи, любезный шах, — приветливо мол­вил Тарас к.

— Свидетельствую тебе свое почтение, король Не­медии, — легко поклонившись, сказал Рустам-Мамед. — Прошу, утоли мое любопытство: чем обязан я такой милости? Не чаял я, изгнанник, предстать пред свет­лым ликом восседающего на Троне Дракона!

— Что ж, пожалуй, я не буду терзать тебя неведени­ем. Присаживайся, любезный шах. Перейдем прямо к делу; Но прежде скажи: какие чувства испытываешь ты к Конану, варвару из Кнммерии?

Едва успев сесть на мягкий диван, Рустам-Мамед вскочил; волна неудержимого бешенства прокаталась по его суровому лицу. Единственная рука шаха потяну­лась к висевшему на поясе кривому, богато инкрусти­рованному кинжалу.

— Какие чувства?! Ты что, позвал меня, что6*ы вдо­воль поиздеваться над несчастным калекой, король Не­медии?!

— Успокойся, любезный шах! У меня и в мыслях того не было. Я только хотел бы знать, что сделал бы ты с киммерийцем, окажись он в твоей власти?

— Что бы я сделал? — свирепо оскалился Рустам-Мамед. — О, Боги надолго запомнили бы этот день! Сначала я собственноручно содрал бы с варвара кожу, затем пытал бы его раскаленным железом, сыпал на его раны порошок черного лотоса, после чего вынул бы его печень, почки, желудок… Потом я бросил бы его в чан с горячей смолой, и лишь после этого я своими же рука­ми, нет, своей единственной рукой разорвал бы ему грудь и вырвал сердце! Вот что я сделал бы, окажись он в моей власти, клянусь Эрликом!

— Браво, любезный шах! — рассмеялся Тараск. —

— Твой ответ впечатлял меня, хотя я и ожидал услышать (нечто подобное.

— Но к чему эти пустые фантазии, — мрачно усмех-|нулся шах. —  Конан далеко, и мне его не достать.

— А вот и не пустые, — серьезно сказал король. —

— Свершится месть или нет — это зависит только от сте-|пени твоей щедрости!

Рустам-Мамед потрясенно уставился на Тараска.

— Что ты сказал?

— Король Аквилонии в моем плену, любезный шах. Я готов продать его тебе.

Серые глаза шаха лихорадочно заблестели.

— Отличная сделка, Ваше Величество! И сколько же стоит киммерийская собака?

Тараск, сидя в кресле, лениво смотрел на своего восточного гостя. Король умел набивать цену своему товару.

— Ну, что же ты молчишь? Я хочу знать, почем товар?

— У тебя не хватит золота, чтобы расплатиться за |него, — вяло отозвался Тараск. Рустам-Мамед рассвирепел.

— Своим золотом распоряжаюсь я сам! — проревел "он. — Когда речь идет о правой мести, я не торгуюсь! Даю за Конана столько золота, сколько весит он сам!

— Варвар уже не тот, что раньше, — презрительно заметил Тараск. — Да и будучи в плену, он израдно отощал.

— Что же ты хочешь, король разбойников? — забыв |о правилах приличия, вскричал Рустам-Мамед. — Я же |не королевство у тебя покупаю!

— Не королевство, но короля! — назидательно произнос Тараск.

— Ладно, так сколько ты просишь за короля этой засиженной мухами Аквилонии?!

— Уже вечер; приходи завтра утром, любезный шах,—  я назову тебе цену. А сегодня я еще должен принять обоз с золотом из Тарантаи…

— Во имя потрохов Эрлика! — рявкнул взбешенный шах. — Неужто ты удумал продать Конана аквилон-цам?..

— Успокойся, успокойся, — примирительно сказал король. — Я продам его тебе, но золото возьму и у акви-лонцев, ибо казна моя пуста, а другой такой возмож­ности не представится. Так что иди с миром, Рустам-Мамед; я жду тебя завтра утром. За ночь, надеюсь, ты успеешь пересчитать звонкие желтые кружочки в своих закромах!

— Но… — пытался протестовать шах.

— Я жду тебя завтра утром, — властно повторил Та­раск, и Рустам-Мамеду ничего иного не оставалось, кроме как, шумно хлопнув дверью, удалиться.

А Тараск, очень собою довольный, позвал слугу, чтобы тот помог ему приготовиться ко сну. День был на редкость удачный.

Сумрачными коридорами королевского дворца про­биралась девушка. Она то пряталась за колоннами, то, улучив момент, быстрыми перебежками продвигалась вперед. Ей удалось остаться незамеченной. Наконец она приблизилась к небольшой, но богато украшенной двери, бесшумно отворила ее и проскользнула внутрь.

В комнате на простом дубовом стуле сидел коренас­тый пожилой мужчина. Он старательно чистил рукоять своего огромного меча. Увлеченный этим занятием, он ничего не услышал.

— Квинтой! Квинтий Латорг! — позвала девушка. Мужчина резко обернулся. Изумление отразилось на его благородном, испещренном шрамами лице.

— Зенобия? Королева Зенобия! Что делаешь ты здесь? И почемуты… тебя…

Его щеки покраснели от стыда, когда он увидел си­няки и кровоподтеки на прекрасном лице аквилонской королевы.

— Тише, Квинтий, — прошептала Зенобия. — Ты ничего не знаешь? Я так и думала! Так знай же: Тараск вероломно пленил меня и Конана, моего мужа. Конан парализован колдовскими чарами, его охраняют Золо­тые Леопарды; меня же Тараск отправил в гарем…

— Королеву — в гарем?! Негодяй! И такое ничтоже­ство правит нами! — Квинтий так сильно сжал рукоять 1еча, что костяшки его пальцев побелели.

— Я как раз потому к тебе и пришла, Квинтий! По­роги мне, бесстрашный полководец! Тараск достоин cмерти!

Мужчина вскочил со стула.

— Что ты такое говоришь?! Это же бунт!

— Да, бунт! — смело гладя в глаза Квинтию, пылко юлвила Зенобия. — И бунт этот угоден Митре! Тараск 1е должен править Немедиой! Он не только негодяй, но неудачник. Он плохой король: вспомни, Квинтий, сколько битв ты проиграл по его вине! Он едва не отдал зх нас в лапы этого черного дьявола Ксальтотуна. Он бездарно проиграл войну с Аквилонией. Он пригрел в этом дворце проклятого карлика Тезиаса. Правление Тараска разорило страну. Казна пуста, армия развали­вается, гвардия ропщет. Кому, как не тебе, Квинтий Латорт, лучше знать это?! Доколе же гордые немедийцы будут терпеть мерзавца и глупца на древнем Троне Дра­кона?!

Полководец ошеломленно взирал на женщину, ос­мелившуюся призывать к бунту его, командира Золо­тых Леопардов. Не найдя ничего ответить, Квинтий пробубнил:

— Но у Тараска нет законного наследника! Кому перейдет трон?

Зенобия смерила полководца восхищенным взгля­дом.

— Тебе ли задавать этот вопрос? Род Тараска неза­конно овладел престолом Немедии, Твой род гораздо древнее я влиятельнее, чем род Тараска.

— Да, я веду свою родословную от деда короля Бра-гораса! — взволнованно воскликнул полководец.

— Вот видишь! — всплеснула руками Зенобия. — Найдется ли король более достойный, чем ты Квинтий Латорт? Народ любит тебя, знать уважает твою родословную, в армии твой авторитет неколебим. Люди будут ликовать, узнав о твоем восшествии на престол!

— А ты что с этого будешь иметь? — как будто опом­нившись, вопросил Квинтий.

— Как что? — демонстрируя безмерное удивление, воскликнула Зенобия. — И ты еще спрашиваешь! На­чнем с того, что я немедийка, и мне небезразлично, кто правит моей родиной — подлая скотина Тараск или ты, благородный Квинтий. Но еще я королева Аквилонии; я хочу, чтобы между нашими странами наконец воца­рился подлинный мир. Знаю, и ты этого жаждешь; Та­раск же никогда не забудет унижения своего плена. На­конец, я хочу, чтобы ты помог мне освободить Конана; король Аквилонии высоко оценит такой великодуш­ный жест!

— Я просто обязан сделать это, — твердо ответство­вал Квинтий. — Конан спас Немедию от гнета Великой Души; он герой, а не жалкий пленник!

Зенобия была готова расцеловать старого полко­водца.

— Ты молодчина, Квинтий Латорт! Знаешь ли ты, где Тараск хранит зелья, возвращающие жизненные силы парализованному человеку?

— Знаю. Но освободить Конана мы сможем не раньше утра. Сначала должен умереть Тараск. Дело в том, что комната, в которой Тараск, судя по всему, со­держит Конана, соединена сложной сигнальной систе­мой с королевской опочивальней. Если мы освободим твоего супруга прежде времени, система сработает, и Тараск поднимет стражу. К сожалению, я не могу пору-. читься за всех Золотых Леопардов.

— А нельзя ли отключить эту проклятую систему?

— Никак невозможно. Тараск хоть и глуп, но весьма хитер и предусмотрителен; подобные же системы уста­новлены во многих покоях дворца. Имей это в виду, Зе­нобия.

— Спасибо. Ты очень кстати предупредил меня. Нет ли такой системы в королевском гареме?

— Слава Митре, нет: Тараск до этого еще не доду­мался. Окаянный евнух Фучин заменяет ему колдов­ские приспособления!

— Вернемся к нашему плану, Квинтий. Когда Та­раск будет мертв?

— Полагаю, за ночь я сумею подготовить заговор. 1адобно сыскать какого-нибудь нищего студента, гоэвого выступить в роли цареубийцы. Если заговор 1ровалится, я помогу ему скрыться. Если же мы побе­дам, он будет объявлен национальным героем. Кроме этого, необходимо расставить во дворце верных мне Ле-эпардов и изолировать сподвижников Тараска.

— Прошу тебя, поторопись!

— Конечно. Кстати: только два часа тому назад я эводил из дворца шаха Рустам-Мамеда. Он был в не­малом возбуждении…

— Пресветлый Митра, спаси нас! — вскрикнула Зе-юбия. — Так Тараск не блефует! Он действительно кочет продать Конана этому туранскому мяснику!

— Продать? — лицо полководца воспылало гневом. — тянусь костями Нергала, мерзавец не доживет до утра!

— Действуй сей же час, Квинтий Латорт! От тебя за­висят жизнь Конана и благо Немедии!

…И никто не заметил, как стройная девушка поки-1а покой командира Золотых Леопардов. Минуту спустя, облаченный в полный боевой доспех, из комнавышел полководец Квинтий Латорт.

Гостиница «Спящий дракон» была обычным постоялым двором, каких много в стольном городе Бельверу-5. Ее целиком снимал Вольный Отряд знаменитого аргосца Пелистио. Вот уже целую недолю отряд не шел достойной честного наемника работы, и бравый Пелистио сидел на мели. Сумрачно прихлебывая крепкий подогретый эль, Пелистио, рослый крепыш с рыжими волосами, подумывал о том, чтобы подыскать твоему отряду более дешевое пристанище. Старая деревянная дверь скрипнула, и в комнату командира вступила стройная, богато и со вкусом оде­тая женщина. Лицо ее было скрыто серой вуалью. Визит богатой аристократки в это скопище немытых мужских тел мог свидетельствовать только об одном:

Митра услышал молитвы Пелистио — его Вольный Отряд ждет работа. Эта нехитрая мысль не сразу овла­дела разумом аргосца. Когда же она в конце концов преодолела сопротивление двух литров выпитого Пе­листио эля, гостья, не дожидаясь приглашения, уже уселась прямо напротив аргосца.

— Ты Пелистио, командир Вольного Отряда, — скорее утверждая, чем спрашивая, сказала женщина. — Я хочу нанять тебя и твоих людей для выполнения одного очень деликатного поручения.

— Во имя Митры, благородная госпожа, — икнув, выдавил из себя аргосец. — Мы к вашим услугам. Что за поручение?

— Сначала ты должен узнать, какая награда ждет тебя, если ты выполнишь его, — «серая вуаль» небреж­но высыпала на стол десяток огромных сияющих руби­нов. — Два камня бери сейчас, остальные получишь после завершения операции.

Пелистио ошалело таращился на ослепительно сверкающие драгоценности. Продав любой из этих ру­бинов, он может купить себе два, нет, три Вольных От­ряда! Пелистио помотал головой, словно пытаясь ото­гнать, наваждение. Гибкая рука женщины снова потянулась к столу, и восемь рубинов исчезли в широ­ком внутреннем кармане ее платья.

— Тебя устраивает плата? — суровым, привыкшим не просить, но повелевать голосом произнесла жен­щина.

Пелистио с трудом оторвал глаза от пылающих кам­ней.

— Скажите, что я должен сделать! — вымолвил он наконец. — Я должен возвести вас на трон Немедии?

Аргосец ожидал услышать в ответ нечто необычное, но слова женщины заставили его застыть с раскрытым от изумления ртом.

— Трон Немедии мне не нужен. Мне нужно, чтобы ты выкрал из дворца короля.

— Что?! Короля Тараска выкрасть из его же дворца?!

— Нет, не Тараска. Ты должен выкрасть короля Ак-вилонии Конана из дворца Тараска и доставить его ко мне.

Пелистио вскочил, точно ужаленный.

— Вы, верно, безумны, женщина! Легче выкрасть (Корону Князя тьмы из Преисподней!

— Не скажи, — пораженному аргосцу показалось, лицо под вуалью улыбнулось. — Не суди о том, чего е знаешь, храбрый Пелистио!

Я служил под началом Конана в таком же Воль-ом Отряде, — пробормотал Пелистио. — Как можно !ять его живым? Это же сущий дьявол!

— С настоящим дьяволом труднее справиться, — еренно произнесла «серая вуаль». — А Конан мне ен живым и невредимым. Потому я так и щедра. Пелистио в волнении прошелся по комнате.

— Конана! Из королевского дворца! Живого и не-редимого! — бормотал он, с вожделением поглядывая а пылающие на столе огромные рубины.

Загадочная гостья молча наблюдала за его телодви-ениями. Наконец Пелистио остановился и схватил убины.

— Идет, я согласен! Хотя после этого дельца мне ридстся набирать себе новый отряд. Если, конечно, я сам останусь жив…

— Это твои проблемы, храбрый Пелистио, — равно-о заметила «серая вуаль».

— Ради Митры, скажите хотя бы, зачем вам нужен живой Конан? Я еще понял бы, если б вы велели мне юрешить его. Но живой — зачем? Что вы с ним хотите делать?

Вместо ответа женщина положила в потную ладонь елистио еще один рубин.

Это чтобы ты не задавал лишних вопросов, — с сражением молвила она.

Внезапно шальная мысль прожгла возбужденный зазум аргосца.

Полин! Респид! — истошно заорал он, и в дверях тотчас возникли два вооруженных мечами бугая. — кармане у этой женщины целое состояние! Отдавай вой рубины, госпожа, а не то мои молодцы насадят на эти мечи!

Гостья величественно поднялась, словно королева, встающая с трона.

— Ая думала, мы с тобой договорились, Пелистао, — спокойно сказала она.

— Отдавай, что там у тебя, мамаша, как велел ко­мандир, — угрожающе проревел один из наемников.

— Вы получите плазу после выполнения задания, — властно сказала гостья. — Расступитесь, свиньи, мне нужно пройти.

И она, не обращая внимания на выставленные мечи, двинулась к выходу.

— Ну что ж, ты сама напросилась, сука, — взревел Пелистио, и по его сигналу оба наемника шагнули на­встречу гостье.

— Убирайтесь на все четыре стороны, — отрывисто бросила женщина. В то же мгновение мечи наемников сами собой потянулись вбок, один — вправо, другой — влево, увлекая за собой людей, пока со свистом не вон­зились в деревянную стену. Наемники силились ото­рвать мечи от стенки, но те словно приросли к трухля­вому дереву. Не могли люди и снять пальцы с рукояток.

— Митра! — выдохнул побледневший Пелистио.

Гостья вздрогнула, как будто аргосец сказал нечто непристойное, — уже в третий раз при поминании имени светлого Бога хайборийцев. В дверях она обер­нулась.

— До встречи, командир. Утром я приду за Кона­ном. Тогда ты и получишь свои восемь рубинов. Или смерть, если Конана не будет с тобой.

Беспросветная немедийская ночь приближалась к концу. Зенобия не спала, тщательно обдумывая все де­тали заговора. Едва предрассветную тишину разрезал первый крик далекого петуха, она легко соскользнула со своего ложа и бесшумными шагами направилась к вы­ходу. Наложницы еще спали. В комнате гарема царил полумрак.

Внезапно костлявые пальцы вцепились в руку Зено-бии. Скелетообразная фигура преградила ей путь.

— Куда это ты собралась ни свет ни заря, прекрас­ная королева? — ехидно вопросил главный евнух Фучин. И тут же он почувствовал, как холодная сталь в его впалую грудь.

— Отправляйся в ад, желтомордая собака! — с нена­стью прошептала Зенобия.

Евнух захрипел; из безгубого рта хлынула кровьозня у двери разбудила одну из наложниц. Она испуно уставилась на черноволосую женщину, извлещую стилет из неудержимо скатывающегося на пол ючкообразного тела.

— Просыпайтесь! Зенобия убила кастрата! — заво-наложница.

— Да, я сделала это! — зашипела королева, угрожая стилетом своим бывшим подружкам. — Кто еще хочет отправиться в ад? Я ухожу. Сидите тихо, и не вздумайте звать на помощь! Слышите: за дверьми маршируют аквилонские содцаты; по моему приказу они мигом нако­лют вас на шомпола!

И хотя никаких соддат из Аквилонии не было и не могло быть в помине, наложницы в ужасе забились под одеяла, твердо поклявшись именем Митры не вылезать из постелей, пока за ними не придут.

А Зенобия тем временем выскользнула в коридор и правилась к заранее установленному месту, где она олжна была встретиться с Квинтием Латортом. Да, очень ко времени она одолжила у старого полководца ый стилет…

По узкому коридору королевских апартаментов тихо скользили семеро хорошо вооруженных мужчин. Шес­теро были Золотыми Леопардами, седьмой же, молодой человек с дрожащими от возбуждения губами, был из­вестен как Алкивиад, бедный студент, автор проклама­ций против короля Тараска. Неуловимый бунтарь сей­час открыто шел на встречу со своим врагом. В руке у него поблескивал широкий обнаженный кинджал — ору­дие цареубийцы.

Не встретив никого на пути, заговорщики ввалили­сь в опочивальню Тараска. Король крепко спал; его бледный лик освещал холодный свет ночной лампады.

— Делай свое дело, Алкивиад, — тихо сказал лейте­нант Золотых Леопардов. — Немедия давно ждет этого.

— Я хочу видеть лицо тирана, когда он будет уми­рать, — молвил студент.

Он подкрался к лоху Тараска и решительно сбросил одеяло со спящего короля. Тараск тотчас очнулся и в страхе замер, обнаружив у своей постели сжимающего кинжал человека с горящими ненавистью глазами.

— Пришел твой смертный час, тиран, — громко произнес заученную фразу Алкивиад. — Умри же — во имя свободы и блага Немедий!

Острый кинжал метнулся к груди короля, но так и застыл в воздухе, не дойдя до цели, ибо студент-цареу­бийца смотрел уже не на Тараска, а на высокого, мерт­венно-бледного мужа, возникшего как будто из пусто­ты прямо над ложем немедийского короля.

Побледнели и отважные Золотые Леопарды. Крик ужаса вырвался из глотки лейтенанта, но его, этот крик, никто не услышал. Заговорщики вмиг забыли, зачем явились в королевскую опочивальню и во все глаза смотрели вышедшего из голубого тумана челове­ка; на сияем плаще того блистал огромный серебряный медальон.

— Вы не можете убить короля, — властно сказал Брахо. — Такого приказа не было. Но вы храбрецы и по праву останетесь в истории этой страны.

Он улыбнулся; из серебристого медальона вырвался ослепительный луч. Облако света накрыло заговорщи­ков. Через секунду свет рассеялся, открыв человеческо­му Взору семь неподвижных бронзовых фигур…

Покончив с заговорщиками, магистр повернулся к дрожащему от суеверного страха Тараску. Из широкого синего плаща он извлек картину в золотой рамке и передал ее королю.

— Это тебе, — бесстрастно произнес Брахо. — Пре­зент на память от старого друга.

Жуткий сдавленный вопль вырвался из груди Та­раска: на картине была изображена громадная крыса, восседающая на Троне Дракона; подпись к картине гласила: «Тараск, милостью Великой Души владыка Немедии». В мгновение ока превратившись в глубокого седого старика, король без чувств повалился на свое ложе.

Гибкие пальцы магистра скользнули к горлу Тарас­ка. Нащупав пульс, Брахо удовлетворенно кивнул.

— Будешь жить. Я тебе не завидую. Сказал — и растворился в голубом тумане.

Квинтий Латорт и Зенобия стояли у толстой, обитой железом двери. В руке у полководца была связка клю­чей, королева же держала маленькую колбу с пепельным порошком.

— Давай же, Квинтий! — молила Зенобия. — Мне не терпится поскорее увидеть моего Конана!

— Имей терпение, королева. Сначала должен уме­реть Тараск.

Откуда-то издалека раздался громкий, наполнен­ный ужасом короткий крик. Полководец побледнел.

— Вот и все, — сказал он. — Король мертв. Алкиви­ад убил его. Теперь войдем.

…Конан Аквилонский лежал на простой деревян­ной скамье, подобный мертвецу. Неподвижны были могучие члены, незаметно дыхание.

— О, Митра! — воскликнула Зенобия. — Сейчас я оживлю тебя, дорогой!

Она высыпала пепельный порошок на обнаженные мускулы мужа. И, словно по мановению волшебной па­лочки., Конан ожил!

Подняв голову, он пробормотал:

— Вот ты и пришла, крошка! Ради Крома, не най­дется ли у тебя хоть капли вина?

Отрабатывая детали операции, Зенобия как-то упустила из виду этот жизненно важный для кимме­рийца момент. Хвала богам, рядом с ложем Конана на тумбочке стоял полный кувшин. Конан жадно наки­нулся на вино. Когда кувшин опустел, киммериец легко вскочил на ноги. Он был сама сила и энергия.

— Ради крови Крома, Зенобия, кто посмел тебя так разукрасить?! — грозно вопросил варвар. Затем взгляд его скользнул по палате и остановился на Квинтий. — А ты что здесь делаешь, старый вояка?

— Это Квинтий Латорт, наш освободитель и новый король Немедии! — вставила Зенобия.

— В самом деле король? А что с Тараском?

— Не далее как десять минут назад он был убит за­говорщиками, — сказал полководец.

— Ах так?! Тогда прими мои поздравления, Квин­тий! Насколько я понимаю, мы в королевском дворце в Бельверусе?! Тогда самое время выбираться отсюда!

…Конан, Зенобия и Квинтий вместе спешили по коридорам дворца: первые двое — за своей свободой, третий же шел принимать власть. Неожиданно на пути возник патруль Золотых Леопардов.

— Хватайте предателей! — завопил капитан охра­ны. — Они пытались убить короля!

Пораженный такими словами, полководец остано­вился.

— Ты спятил, Диоксид, — рявкнул он. — Тараск мертв. Я король отныне!

Капитал обнажил меч.

— Короля пытались убить. Но он жив, а ты умрешь, презренный предатель!

И, словно в подтверждение слов Диоксида, откуда-то донесся слабый хрип Тараска:

— Хватайте, хватайте всех… Всех… Великая Душа…

— О, нет! — схватился за голову полководец. — Он жив! Мне конец!

— Пока еще нет! — проревел киммериец и, схватив одной рукой огромную масляную лампу, освещавшую коридор, бросил ее в Золотых Леопардов. Те отскочили, сбивая огонь со своих мундиров.

— Бежим с нами, Квинтий! — вскрикнула Зенобия.

Старому полководцу ничего иного не оставалось, как следовать за королевской четой Аквилонии…



Глава шестая КОНАНА ВЗЯТЬ ЖИВЫМ!


—— Так ты говоришь, Брахо, Тараска едва не прикон­чили?! — смеялся Тезиас в замке Синих Монахов. Посерьезнев, он сказал:

— Как все-таки примитивны люди! Удар кинжала — и нет короля! Не явись ты вовремя, они бы увели мою жертву у меня из-под носа!

— Не беспокойся, хозяин. Тараск никуда от тебя не денется. Еще неизвестно, что бы он выбрал: твой пода­рок или смерть от руки цареубийцы… Я не успел его об этом спросить.

Тезиас потянулся.

— Да, все просто замечательно. Каждый получает по заслугам. Сначала Пелиас, затем Тараск. Пора взяться и за Конана. С ним — особый случай. Придется вам хорошенько поработать.

Магистр почтительно поклонился.

— Слушаю, хозяин.

— Я желаю развлечься с Конаном лично. Вот зада­ние: доставьте варвара в замок, живого и невредимого. И чтобы ни один волос не упал с его головы!

— Как прикажешь, Великая Душа.

— Будь особенно осторожен, Брахо! — сказал кар­лик. — Взять Конана живым — это не книгу у Пелиаса отобрать. Сам понимаешь, он будет сопротивляться!

— Я понимаю. Когда прикажешь отправиться за варваром?

Подумав, Тезиас воскликнул:

— Немедля!

В общей суматохе, связанной с неудавшимся поку­шением на короля Немедии, Конану, Зевобии и Квин-тию удалось незамеченными выбраться из дворца.

Первое солнце уже пробуждало спящую столицу. Улицам недолго суждено было оставаться пустынными, и три человека, опасаясь погони, торопились поскорее покинуть недружелюбный город.

Они уже были на лошадях и при полной экипиров­ке — смотрители королевской конюшни, не ведавшие, что случилось на рассвете во дворце, не смогли ослу­шаться приказа командира Золотых Леопардов.

— Я приглашаю тебя в Аквилонию, Квинтий, — за­явил Конан. — Ты получишь поместье и тысячу золо­тых; этого хватит тебе до конца жизни. Не печалься из-за этой проклятой короны: она не стоит тебя.В ответ старый полководец только тяжело вздохнул и пришпорил лошадь. Нелегко ему было расставаться со страной, где он родился и которой старался честно служить…

Внезапно позади всадников раздался громоподоб­ный, свирепый крик:

— Стой, варвар, сын шакала! На этот раз ты не уйдешь от меня!

Конан вздрогнул: когда-то он уже слышал этот герканский акцент. Он осадил коня и повернулся на крик.

Отряд восточных всадников приближался к нему. Над головами их бились на ветру зеленые стяги. Всад­ников вел полный однорукий воин с покрасневшими от гнева и бессонницы глазами.

— Рустам-Мамед, гирканский пес! Как ты нашел меня?! — пробасил Конан.

— Я направлялся к Тараску, чтобы выкупить тебя. Но, видно, Эрлику было угодно, чтобы ты достался мне задаром! — злобно расхохотался шах.

— Бежим, Кован! — воскликнула Зенобия.

— Никуда вы от меня не убежите, — заревел Рус­там-Мамед. — Взять их, ребята! А Конан нужен живым!

Повинуясь приказу своего властелина, войны шаха бросились на Конана и его спутников. Но огромное численное превосходство туранцев компенсировалось неприятным ограничением, наложенным на них ша­хом. И разве можно было взять киммерийца живым?

Головы и руки туранцев летели, рассекаемые длин­ным мечом варвара. Вместе с Конаном дрались Зено­бия и КвинтайЛаторт. Но силы были4 слишкомяерав-ны. Квинтий пал, разрубленный до седла длинным ятаганом однорукого шаха. Конь Зенобии был ранен и неудержимо сползал на землю, увлекая за собой всад­ницу. ТУранцы загнали Конана в угол между двумя близко стоящими друг к другу домами. Он был в ловуш­ке. Враги уже натягивали неизвестно откуда взявшуюся толстую сеть, чтобы набросить ее на варвара, а он видел перед собой только красную, искаженную бешенством физию Рустам-Мамеда.

— Ватты и попался, киммерийский пес! — торжест­вующе вскричал однорукий шах.

Вдруг иной голос, — знакомый, звучный, взволно­ванный — донесся до ушей загнанного в ловушку вар­вара. Конан изумленно вскинул густые брови. Из узкой улочки в тыл туранцам рассыпались вооруженные люди. Они были закутаны в неприметные черные плащи, предводителем у них был стройный мужчина средних лет с клиновидной бородкой.

— Просперо! Он идет к нам! — радостно воскликну­ла Зенобия.

— Это Конан! — кричал Просперо. — Выручим на-шего короля!

Неожиданное нападение аквилонцев сильно смути-ло гирканских воинов. Но Рустам-Мамед не собирался отступать, и битва закипела с новой силой.

И все же закаленные аквилонские рыцари, специ­ально отобранные Просперо для тайной миссии в Бельверус, были сильнее. Видя, что удача изменяет ему, в Рустам-Мамед скомандовал отступление.

— Я еще доберусь до тебя, киммерийский ублюдок! — гаркнул на прощание однорукий шах. Ответом ему был мощный, раскатистый смех варвара.

Покидая импровизированное поле брани, оставайтеся в живых туранцы едва не столкнулись со взводом сонной полиции Немедии. Привлеченные шумом эитвът, полицейские были исполнены решимости навести порядок. Трижды чертыхнувшись, шах со своими воинами поспешно скрылся. Изгнанник, он не Хотел неприятностей с властями приютившей его страны,

Аквилонцы не долго радовались победе — на них уже наступали немедпйские стражи порядка.

— Ба! Аквилонские шпионы в самом центре Белъвс-|руса! –т– удивленно воскликнул полицейский капитан. — 1И король Конан с ними! Какая наглость! Именем коро-, 1 ля Тараска все вы арестованы! Следуйте за нами или вас ждет смерть!

— Попробуй арестуй! — ответил Конан, сопроводив свои слова красочным описанием места, куда он отправвил бы немедийцев; лексикон человека, побывавшего I пиратом сразу трех морей, отличался особенной сочностью.

Оскорбленные немедийцы ринулись в атаку. Над утренним городом снова зазвучал лязг боевого металла.

— Конан с нами! За короля! — возгласил Просперо.

Ранним утром Вольный Отряд Пелистио в полном составе неспешно продвигался в сторону королевского дворца* Рыжеволосый аргосец так и не придумал дель­ного плана, как проникнуть во дворец и похитить акви-лонского монарха. Настроение у него было преотврат-ное. К тому же под боком ныл здоровенный немедиец — один из тех двоих, кто тщетно пытался отобрать сокро­вища у таинственной заказчицы этого столь рискован­ного предприятия.

— Ради Митры, командир, давай мотать из этого го­рода! — лепетал немедиец. — Два камня уже у тебя — чего же еще надо?! К дьяволу Конана и эти восемь ру­бинов! Неужели ты не понял: нас наняла на работу ведьма!

— Именно поэтому мы должны точно выполнить ее задание, — буркнул Пелистио. — Иначе ваши косточки будут глодать демоны.

Немедиец посерел.

— Бежим же, командир, пока не поздно!

— Куда ты убежишь, дурак? — рявкнул на него Пе­листио. — Человек, замысливший похитить короля и разбрасывающийся целыми состояниями, найдет нас и на краю света! Моли лучше Митру, чтобы предприятие наше удалось, тогда, может статься, мы еще славно по­пируем!

Туг до ушей Пелистио донесся зычный голос: «Ко­нан с вами! За короля!», сопровождаемый шумом блнэ-кого боя.. Лицо аргосца мигом просветлело.

— ЭЯ, парни! — заорал он. — Вы слышали?! Митра на нашей стороне! Нам не придется выкрадывать варва­ра из дворца! Конан рядом! Захватим же его!

Окрыленные такими словами, наемники быстро по­скакали на шум битвы.

Схватка аквилонцев с немеднйской полицией про­должалась уже более получаса. Стражи порядка неумолимо брали верх над горсткой отчаянных чужеземцев. Зенобия была ранена в ногу; ей оставалось только на­блюдать за тем, как дерется ее муж-герой. Мускулистое тело варвара покрывали многочисленные порезы, но се­рьезных ран пока не было. Вокруг Конана кучей лежали окровавленные тела врагов, а лошади, лишенные всад­ников, стремительно уносились прочь.

Появление новой стороны озадачило и немногих оставшихся в живых рыцарей Просперо, и немеднй-ских стражей порядка.

— Это наемники, — возгласил Конан. — Эй, бродя­чие псы, вы на чьей стороне?

Командир «бродячих псов», рыжеволосый крепыш, зычно ответил ему:

— Мы на своей стороне! Нам приказано взять тебя живьем, варвар!

— Ба, да это Пелистио! — свирепо рассмеялся Конан. — Я и не сразу признал тебя в этой обрюзгшей свинье! Ну то ж, попробуй, возьми живьем!

— В атаку, ребята! — приказал Пелистио. — Рас­швыряйте дохлых собак!

Отряд Пелистио, однако, не отличался высокой дисциплиной. Одна половина его ринулась в бой, дру­гая же осталась на месте.

— Что стоите, скоты? — гаркнул аргосец. — Я ска­зал: в атаку!

— Там немедийская полиция… — неуверенно про­блеял один из наемников.

— К дьяволу полицию! Нам нужен только Конан!

Под гневным взглядом сурового командира наем­ники дрогнули, и бой закипел с новой силой. Нелегко было понять, кто с кем дерется. Сверкали мечи и кин­жалы, со стоном на мостовую падали разрубленные тела, но посреди боя по-прежнему возвышался кимме­рийский гигант, устилая все пространство вокруг себя трупами врагов.

А за боем из верхнего окна прилетающей пятиэтаж­ной башни внимательно наблюдали жестокие голубые глаза и рубиновые тубы шептали:

— Ну и мужчина! Кажется, опять все придется делать самой…

Сечь была безжалостной. Неудивительно, что никто из державшихся еще на ногах воинов не заметил, как высоко над землей, примерно на уровне третьего этажа, в прозрачном — до того — воздухе заклубился голубова­тый туман и из него вышли трое мрачных мужей. Мгно­вение ушло у них на изучение обстановки. Затем они рухнули в самую гущу битвы. И тогда началось нечто не­вообразимое.

Одетые в синие плащи люди легко, словно то были тростинки, и неправдоподобно быстро переламывали спины сражающимся воинам. Они не разбирали, кто те были — немедийские стражи, наемники или аквилон-ские рыцари. Сами же «синие плащи» оставались не­вредимыми, как будто на них лежало охраняющее за­клятие. Но нет — меч Просперо отрубил руку одного из «синих» вместе с плечом — и тут же к ужасу генерала рука срослась, а сам Просперо едва успел увернуться от смертельного удара недавно еще отрубленной руки.

Бой превратился в бойню. Никто не мог устоять перед мощью неуязвимых «синих плащей». Широко раскрытые от изумления голубые глаза взирали на все это с кровли пятиэтажной башни. Они видели, как синие люди неумолимо приближаются к киммерийско­му гиганту.

— Что вам нужно от меня, проклятые колдуны? — в отчаянии вскричал Конан.

«Синие плащи» не ответили; они простерли к нему свои худые руки. Король чувствовал, как все члены его немеют, и он помимо своей воли готов вот-вот упасть в объятия этих неведомых дьяволов… Краем глаза он еще успел рассмотреть, как с вершины башни вниз стреми­тельно сваливается некто, до самых глаз закутанный в длинные белые полотенца. Подобное ожившей мумии существо возникло рядом с Конаном. Быстрее, чем сверкает молния, взметнулась белая рука, ладонь му-миеподобного существа резко приложилась к груди об­лаченного в синий плащ человека. Тот завопил, как будто его насквозь проткнули раскаленным железным прутом, и мертвым свалился наземь.

Узрев все это, двое его спутников, которые уже го­товы были утащить Конана вовнутрь голубого тумана, набросились на существо в белых полотенцах. Но оно исчезло еще более неожиданно, нежели появилось. Воспользовавшись секундным замешательством «си­них», Конан уверенным движением доброго меча снес одному из них голову. Хвала богам, голова не приросла обратно к телу. Огрев Конана свирепым взглядом ма­леньких землистых глаз, оставшийся в живых колдун легко, точно это были пушинки, подхватил тела своих убитых товарищей и скрылся с ними в голубом тумане, после чего оный туман тотчас испарился. Конан же, решив, что с него довольно всякой чертовщины, под­нял чуть живую от страха Зенобию и бросился прочь из этого проклятого места.

Зал-амфитеатр в замке Синих Монахов стонал от пронзительного крика карлика.

— Великий боже! Я не могу поверить! — орал Тези-ас, нервно прохаживаясь мимо выстроившихся в ше­ренгу Синих Монахов. — Вы потеряли двоих! Я уж было уверовал, что вы неуязвимы и всемогущи! Какой кошмар! Какое разочарование!

— Но мы все-таки люди, хозяин, — вставил Брахо. Смерив магистра презрительным взглядом громад­ных черных глаз, бывшийБог воскликнул:

— А кто болтал, будто каждый из вас сильнее дюжи­ны волшебников? Ты, Брахо! И где же ваше бессмер­тие? Этак немудрено прожить тысячу лет, слоняясь по залам этой цитадели! А вот только первая битва — и я уже теряю своих слуг! Теперь вас не шестнадцать, а че­тырнадцать! Где я возьму новых?

Брахо сокрушенно развел руками.

— То-то и оно, — уже более спокойно сказал Тези-ас. — Впрочем, я сам виноват. Мне следовало знать, что варвара не возьмешь голыми руками, пусть даже это руки могущественных волшебников. Я сделаю выводы из этой истории. Вот первый вывод: никогда более не ввязывайтесь в драку без моего приказа! Ясно вам, мо­нахи?

Магистр почтительно поклонился.

— Ясно, хозяин. Впредь мы будем осторожнее.

— Вот именно. Я должен дорожить вами. А теперь я хотел бы посмотреть на погибших братьев. Возможно, мне удастся их оживить.

Первый труп был безголовый.

— А где остальное? — спросил Тезиас у монаха, уце­левшего после битвы.

— Прости, хозяин, — виновато промямлил тот. — Я не смог захватить голову. Она осталась в Бельверусе.

— Ну и дьявол с ней. Я все равно пока еще не умею пришивать головы. Надо взять это на заметку. Поищу что-нибудь про оживление голов в Книге Судеб.

— Это Конан его так, хозяин, — добавил монах.

— Не сомневаюсь. Варвар умеет орудовать мечом. Одного не пойму: как только этот, — Тезиас пнул без­головый труп маленькой ножкой, — подставил свою шею под клинок киммерийца?

Монах сник,

— Это самое ужасное, хозяин. Мы уже почти схва­тили Конана, как вдруг какой-то демон обрушился на нас с небес.

Пронзительный взгляд Великой Души насквозь пробуравил несчастного монаха.

— Что за вздор! Какой-такой демон?

— Посмотри на второй труп, — тихо сказал монах. Он отринул покрывало, и жуткая гримаса исказила белое лицо карлика.

— Во имя Всех Знаний Вселенной! — вскричал Те­зиас. — «Черная ладонь Сета»! Моего слугу убил сти­гийский жрец!

— Жрец Сета — в Бельверусе?! Что ему там де­лать? — воскликнул Брахо.

— У стигийских ублюдков много неоплаченных сче­тов к королю Аквилонии. Возможно, кто-нибудь из жрецов явился, чтобы предъявить их к оплате.

— Нет, хозяин, — заметил монах. — Клянусь твоею Великой Душой, этот стигиец вовсе не собирался при­чинять вред Конану. Скорее, он бросился на его защи­ту. Еще мгновение, и мы уволокли бы его в голубой туман!

Между тем Брахо, внимательно осмотревший рану на груди убитого монаха, сказал:

— Посмотри, хозяин. Грудь нашего брата сожжена черным огнем. Но обрати внимание: тот, кто сделал это, несомненно женщина!

И вправду: смертельная пятерня имела пальцы длинные и тонкие; они не могли принадлежать мужчи­не. Но Тезиаса это не убедило.

— Вздор, Брахо! Женщины не могут быть жрецами Сета и уж тем более не владеют искусством «черной ла­дони». Мы имеем дело с необычайно хитрым и мотуще-ственным черным магом; может статься, это был сам Тот-Амон. Но даже если это так, он напрасно поднял руку на моего монаха! Никому не позволено убивать моих слуг и при этом оставаться безнаказанным! Помя­ни мое слово, Брахо: я еще разворошу их осиное гнездо! Мы натрем чешую Сету, или я — не Великая Душа!

Конан, Зенобия и Просперо были единственными, кто уцелел в утреннем сражении. Сейчас они отдыхали в заброшенной хижине, что стояла в лесу на самой окраи­не Бельверуса.

— Ради Крома, как не хватает здесь старины Пелиа-са с исцеляющим снадобьем! — говорил Конан. — Помню, когда месяц назад мы бились со стигийскими колдунами, волшебное варенье Пелиаса вмиг излечило все наши раны!

— Вот уж в самую точку попал ты, государь, — ска­зал Просперо. — Ты знаешь, я побывал в разных бата­лиях, но такого боя, как сегодня, не припомню. Как будто на нас ополчились все негодяи разом!

— Да, — добавила Зенобия. — Сначала воины этого свирепого шаха, потом немедийская стража, затем на­емники. А после них…

Голос королевы задрожал.

— Хотел бы я знать, кто были те синие демоны, что едва не утащили меня в свою Преисподнюю! — мрачно буркнул Конан.

— Они за минуту перебили не менее полусотни во­инов с мечами и кинжалами!

— Но и они хотели взять меня живьем! Все жаждали захватить меня в плен, как будто я — не человек, а цен­ный приз, что разыгрывается на рыцарском турнире!

— Если бы не та мумия, что 'упала с крыши, этот приз достался бы синим колдунам, — отметила Зено-бия.

— Еще одна загадка. Что-то я не припомню такого друга. Так или иначе, эта мумия или кто там вместо нее проткнула синего колдуна горящей головешкой! И тот­час исчезла…

— Дьявольщина какая-то… Спаси нас, Митра, от козней Зла, — вымолвил Просперо. '

И, словно в ответ на мольбы генерала, снаружи раз­дался низкий зычный голос:

— Выходи, киммерийский вор! Я выследил тебя! Сдайся добровольно, и тогда мы, так и быть, сохраним жизнь твоей немедийской шлюхе!

Конан вспыхнул, схватившись за меч.

— Остановись, дорогой! — воскликнула Зенобия. — Это шах Рустам-Мамед!

— Знаю, — буркнул король. — Гирканские собаки нипочем не отвяжутся, пока не отправишь их на корм демонам. Я уже как-то объяснял это тебе. . Просперо осторожно выглянул в окно.

— Пресветлый Митра! Да их не меньше сотни! От­куда у шаха такая армия?

— Бьюсь об заклад, он собрал всех негодяев Бельве-руса, — ответил Конан.

Длинная стрела вонзилась в дерево рядом с головой генерала. Просперо быстро отступил от окна.

— Чего же ты медлишь» варвар? Или ты струсил? — продолжил зычный издевательский голос. — Выходи! Может, желаешь, чтобы мы подпалили эту дохлую хи­бару?

Тяжело вздохнув, Конан поднялся.

— Я иду, Зенобия. Хотя бы вы с Просперо уцелеете. Прощай, крошка…

Но Конан не успел сделать и шага, как в одну се­кунду все вокруг вдруг потемнело, и земля задрожала под ногами. Люди в хижине услышали переполненные ужасом истошные, нечленораздельные вопли. Затем долгий хныкающий смех, ни в чем не похожий на человеческий. И другие звуки, от которых кровь стыла в жилах: хриплые, сдавленные крики, хруст разрываемых костей, какое-то чмоканье, хлюпанье и хихиканье и до­вольный квакающий вой. Затем все стихло, и тьма рас­сеялась. Наступила мертвая, зловещая тишина. Первым очнулся Конан.

— Кром и Митра, что это было?!

— Ты действительно желаешь это знать? — визгливо вскричала Зенобия, и Конан ужаснулся: взгляд ее глаз был почти безумным!

Просперо сидел как пришибленный; киммериец крепко пихнул его в бок.

— Пойдем, генерал, глянем, что там стряслось.

— Не оставляй меня одну! — взмолилась Зенобия.

— Ради Крома, девочка, посиди здесь! Я догадыва­юсь, что мы увидим. Тебе на это лучше не смотреть.

— Нет, я хочу! Я в конце концов твоя жена! — Му­жество постепенно возвращалось к прекрасной коро­леве.

Ожидания Конана оправдались: все пространство вокруг хибары представляло собой сплошное кровавое месиво. Куски человеческих тел валялись тут и там, и с них стекали последние капли крови. Тела были не про­сто раздроблены, но разорваны на части и измельчены; самыми крупными частями были те редкие головы, ко­торые остались целыми. В одной из них Конан опознал Рустам-Мамеда: вот как закончил свой жизненный путь однорукий шах…

А посреди побоища, плотоядно ухмыляясь, высился долговязый красноглазый демон. Шарики коричневой слизи с шипением сползали с его массивного тела.

— Тебя жду, варвар, — хриплым, басистым голосом »изнес демон.

Увидав монстра, Зенобия тихо взвизгнула и прижа­ть к мускулистому телу мужа. Благородное лицо Просперо побелело. Один лишь Конан сохранил хладно->вие.

Твоя работа? — спросил он монстра, выразитель-мотнув головой в сторону побоища.

— Не-а, — осклабился демон. — Ребята Зука постарались.

Конан не знал никакого Зука, но знакомиться с ним у него не было никакого желания.

— Я посланец, — продолжил между тем монстр. — Тебе надлежит следовать за мной, варвар.

— Знаешь что, тварь, катись-ка ты обратно в преис­поднюю! Я не последовал за этими и за тобой не пойду, урод. Можешь звать своего Зука, но я и с места не сдви­нусь!

В красных зрачках демона отразился страх.

— Так нельзя, — обиженно промямлил он. — При­казано взять тебя живым.

Конан рассмеялся и встал в боевую позицию.

— Ну что ж, возьми, если сможешь! За сегодняшний день ты не первый, кто пытается сделать это!

Демон нерешительно шагнул к Конану, но тут же остановился.

— Так нельзя, — повторил он. — Тебе надлежит сле­довать за мной, варвар.

— Но я же не пойду, ты, красноглазая бестия! Так и передай своим хозяевам: Конан не пошел со мной! Понял?

— Ладно, — буркнул покладистый демон и скрылся в сизом дыму.

— Что за чертовщина… — начал было Просперо, но тут все трое, не сговариваясь, нервно рассмеялись.


Глава седьмая БЕЗГОЛОВЫЕ БЕСТИИ



Тезиас тяжело переживал бессмысленную гибель двоих монахов. Синие Монахи были единственными сущест­вами в мире, желавшими ему добра. За несколько дней, что он провел в их обществе, карлик успел по-настоя­щему привязаться к своим новым слугам. Они как будто стали частью его самого, как люди становятся частью Творца. Действительно, одно то, что он создал (или со­здаст?) их, Синих Монахов, доказывало божественную силу Великой Души. А ему, маленькому человечку, ли­шенному человеческих радостей и прежнего имперского величия, так нужно было хоть чем-нибудь гор­диться…

Синие Монахи были для него больше чем слугами. Тезиас никогда не думал, что будет нуждаться в друзьях и советчиках; верные монахи заменили ему тех и дру­гих. А Брахо, — благородный, гордый, всезнающий, — мог становиться одновременно чутким, мягким, доб­рым, опекающим своего хозяина так, как заботливая мать опекает беспокойное дитя. Когда Тезиасу было плохо, когда жуткая Болезнь Разума вновь посещала могучий мозг Великой Души, Брахо всегда был рядом, всегда успевал помочь, всегда находил нужные слова, чтобы успокоить карлика, и в словах этих никогда не повторялся. В часы, когда голова бывшего Бога была ясной, они могли подолгу беседовать на любые темы — о науке и политике, времени и власти, судьбе человека и сущности бытия. Магистр был великолепным собе­седником: он умел слушать и слышать, соглашался с хозяином, когда тот был прав, и спорил, когда эмоции одерживали верх над здравостью рассудка Великой Души.

Многочасовые Медитации Тезиаса с Книгой Судеб, помноженные на старания Брахо, медленно, но верно одолевали коварную болезнь. Тезиас боялся зарекаться, но последний приступ посетил его три дня назад. Он чувствовал: болезнь отступает, он, его воля, его гений справляются с ней. Куда отступает Болезнь Разума и насколько он победил ее, карлик не мог знать. Ведь даже организм обычного человека — тайна за семью печатями, самое сложное творение Вселенной, а что тогда говорить о человеке-Боге, каким был Великая Душа?! Тезиас знал, что Болезнь Разума, коварный по­дарок Стража Земли, никогда не оставит его и, возмож­но, нанесет свой ответный удар в самый неподходящий момент — как тогда, в миг решающей схватки с Кона­ном. Но сейчас он не хотел думать о худшем. Сейчас его голова была ясна, он сидел в мягком кресле в жарко на­топленной комнате, а перед ним, как всегда в такие ми­нуты, стоял верный Брахо. Хозяин и слуга размышляли о будущем.

— …Как бы мне хотелось знать будущее, — говорил Тезиас. — Что сокрыто в нем? Что ждет меня, тебя, весь этот мир? В моей голове таится несметное количество Знаний. Я умею делать такое, что и не снилось другим богам, но и мне неведомо будущее.

— Оно неведомо никому, — отвечал Брахо. — Так устроена природа. Существам, населяющим мир, не дано знать, что ждет их через мгновение. Они проживут это мгновение и лишь тогда узнают. По-видимому, иначе была бы невозможна сама жизнь.

— А предсказатели, ведуны, ясновидящие?! Они су­ществовали всегда, и нередко их прогнозы сбывались. Что ты скажешь об этом?

— Только то, что некоторым просто везет, иные прогнозы слишком туманны, чтобы делать из них прак­тические выводы. Лишь ничтожная часть предсказате­лей подбирается к нити Времени. Именно они порою слышат пульс будущего, узревают на миг его огни. Лишь на миг…

— Это доказывает, что на большее они не способ­ны, — подытожил Тезиас. — А вот Страж Земли может запросто сказать, что ждет каждого из нас через день, год, тысячу и миллион лет. Он — знает! Знает будущее во всех его подробностях!

— И что это знание дает ему? Он отгородился от мира своей пирамидой и сидит на своих знаниях, точно скупой царь на сундуках с золотом посреди нищей страны. Почему он не делится с людьми своим могуще­ством?

— Ты не прав, магистр. Люди не готовы принять Ве­ликие Знания Вселенной. Люди обуреваемы страстями, а Страсть и Знание несовместимы. Страсть горяча, как кипящая смола преисподней. Знание же холодно, как белая бездна Ромба Яхкунга. Мир людей поделен на полюса; Знание же не различает Добра и Зла. В добрых руках оно творит Добро, в злых — Зло. Знание ней­трально. Люди не готовы к нему, — повторил Тезиас и устало усмехнулся. — Заметь, Брахо: я единственный, кто, казалось бы, овладел Знанием. И куда же я употре­бил его? Разве на благо людям?! Нет, я бросил его в огонь своих страстей и сгорел вместе с ним!

— Сгорел, но не до конца, — продолжил аналогию Брахо. — Ты сам вытащил себя из огня. Знание в тебе сумело побороть Страсть.

— А ныне Страсть во мне снова торжествует! — вос­кликнул карлик. — Она требует мести! Обычной чело­веческой мести, Брахо! Я, Великая Душа, подобно мил­лионам людишек, жажду отомстить своему погубителю! Я, Бог, жажду мести Конану-варвару! Какая ирония! Какой гротеск! Единственное, что я могу сделать, это предложить Конану такую месть, какая ему не при­снится и в самых жутких кошмарах! Неужели я не спо­собен придумать что-либо достойное Великой Души?!

— Поэтому ты велел доставить варвара в замок?

— Да! И мой замысел провалился! Я больше не могу так рисковать… Может, и вправду Конана хранят боги этого мира и все мои усилия тщетны?

— Боги или демоны, они не посмеют отнять у тебя священное право мести. Хочешь, я подскажу тебе? Тезиас кивнул.

— Слушай, хозяин. Мы с тобой обдумали десятки вариантов мщения, и ты считаешь, будто все они недо­стойны тебя. Твоя воля. Но вот что я тебе скажу: вся сила Конана в том, в чем большинство видит его сла­бость, — в том, что по природе он варвар. Да, варвар! Варвар суть великий герой! Преврати его в цивилизо^ ванного человека, и этим одним свершится твоя месть! Худшего наказания для Конана невозможно приду­мать. Он станет цивилизованным, но дикие инстинкты останутся при нем, и внутренняя борьба разорвет его душу на части. Друзья отвернутся от него, как ты и желал, ибо они друзья Конана-варвара, а не Конана — человека цивилизованного. Из великого героя он пре­вратится в обычного царька, и его былые подвиги ста­нут темой злых анекдотов, а он сам — всеобщим посме­шищем. Такой Конан более не будет препятствием для тебя. Ты снова покоришь мир, а твой бывший враг будет валяться в грязном гареме, пьяный, обрюзгший, с разукрашенными девицами. Он не сумеет защитить мир от тебя и вскоре сам умрет, окруженный ненавис­тью и презрением. Убей в Конане варвара, и так свер­шится твоя месть!

Брахо закончил свою речь. Воцарившуюся тишину нарушал только треск поленьев в пылающих каминах. Карлик молча смотрел на магистра Синих Монахов, и взгляд его был недвижен. О чем думает Тезиас в эту ми­нуту, Брахо знать не мог.

Едва возвратившись в Тарантию, Конан с присущей ему энергией взялся за новое дело. Путь домой протекал без приключений: ни люди, ни демоны более не трево­жили покой аквилонского короля. На родной земле, ка­залось, у него не было врагов. Всюду, где он проезжал, его встречали как великого властелина, защитившего честь, свободу и саму жизнь подданных. Знаки предан­ности королю, которые оказывали аквилонцы на всем пути Конана от аквилонской границы, задержали его прибытие в Тарантию на несколько дней. По дороге Зе-нобия успела рассказать мужу о своих приключениях. На фоне неподдельного ликования толпы вероломство Тараска, им же, Конаном, спасенного от гнета Великой Души, казалось варвару особенно кощунственным.

— Терпению моему пришел конец, — объявил Конан своим вельможам, едва лишь заявившись в Та-рантии. — Тараск перешел все границы. Он забыл кро­вавые уроки Львиной долины. Если не проучить его сейчас, он обнаглеет еще больше. А потому — я иду войной на Немедию!

Вельможи возбужденно перешептывались, перева­ривая королевскую волю. Наконец граф Троцеро устре­мил ясный взор к огромному золотому трону, на кото­ром развалился черноволосый великан, и воскликнул:

— Веди нас, государь! Мы проучим немедийских собак!

Придворные поддержали графа. Каждый из них ста­рался быть в первых рядах объявленной кампании. Один лишь канцлер Публио хранил задумчивое молча­ние. Конан заметил это.

— А ты, Публио? Не согласен со мной? Канцлер тяжело вздохнул.

— Государь, наша казна не вьщержит большой вой­ны. Тараск трижды достоин смерти, это правда. Когда на свете живут такие люди, начинаешь сомневаться в мудрости пресветлого Митры. Но, мой государь, стоит ли затевать войну из-за одного лишь Тараска?!

— А иначе такие дела и не делаются! — воскликнул генерал Просперо, не дав Конану ответить. — Чтобы одолеть короля, необходимо разгромить его армию! Если ты не знаешь этого, Публио, не берись судить. Я же вот не лезу в твои свитки!

Краска залила пухлое лицо достойного канцлера.

— Мои свитки! — в волнении произнес он. — Вам бы лишь мечом махать, вояки! Король поставил меня следить за казной, и я еще раз скажу: казна не выдер­жит большой войны! Можете рубить мне голову, но и на эшафоте я повторю еще и еще: казна не выдержит большой войны!

— Успокойся, Публио, — властно молвил Конан, — пока я король, не видать тебе эшафота. Но войной на Тараска я все же пойду, а ты, будь так добр, отыщи для этого деньги. Хотя бы продай этот треклятый трон — он мне не нужен!

— Мой государь, — не сдавался канцлер, — не про­ще ли прибегнуть к помощи людей, которые… э-э-э… ну сами знаете, в Немедии немало недовольных прав­лением Тараска.

— Уже пробовали, — высокомерно возразил Про­сперо. — Заговор провалился, а претендент на Трон Дракона, Квинтий Латорг, погиб.

— Ну а если нанять… — опустив глаза, начал Пуб­лио, но тут уже сам Конан в гневе поднялся с трона и воскликнул:

— Ты спятил, канцлер?! Да за кого ты меня прини­маешь? Понятно, услуги наемных убийц обойдутся для казны стократ дешевле войны с Немедией. Но где это видано, чтобы Конан Аквилонский платил за цареу­бийство?! Нет, я прикончу Тараска в честном бою! Войны не миновать. Даю всем три дня на сборы. Это мое последнее слово! А сейчас — сейчас оставьте меня одного. Мы еще поговорим с тобой, Публио.

Понурив голову, канцлер последним покинул трон­ный зал, оставив киммерийского гиганта наедине со своими мыслями.

Обширное поместье Эритея, барона Фланского, рас­кинулось на берегу могучего Хорота и скорее напомина­ло укрепленный город-порт, нежели виллу богатого дворянина. Громадный, вычурный, украшенный луч­шими ваятелями Аквилонии, Немедии и Офира, дворец Эритея бросал вызов вековому придворному этикету. Белоснежные мраморные колонны смотрели на рос­кошную рукотворную гавань, в которой почитали за честь останавливаться корабли, держащие путь в столь­ную Тарантию и далее — в Пуантен, к аргосской грани­це, в Мессантию и к Западному морю.

Владетель поместья воистину был человеком неза­урядным. Отпрыск разорившейся купеческой фами­лии, он сумел пройти путь от уличного торговца пря­ностями до гордого дворянина, одного из богатейших вельмож Аквилонии. Всюду, где ступал Эритей, неиз­менно раздавался звон денег. Он умел извлекать выгоду из всего — из войны и мира, из голода и переизбытка зерна; безумное правление, равно как и мудрое, сулило ему новые барыши. Когда отошел в иной мир король Вилер, слывший покровителем Эритея, и на Рубино­вый Трон вступил безумный Нумедидес, над головой купца стали сгущаться тучи. Жадный и завистливый Нумедидес не мог не положить глаз на несметные бо­гатства купца. Однако вместо того, чтобы, собрав золо­то и драгоценности, в спешке бежать из Аквилонии, Эритей явился ко двору безумного короля. Сладкие, льстивые речи лились из уст купца подобно золотым ручейкам в его бесчисленных закромах. Эритей пода­рил Нумедидесу — не в казну, но в личную собствен­ность короля! — три четверти своего состояния. Так Эритей стал лучшим другом монарха. В припадке не­обузданной радости Нумедидес предложил купцу пост канцлера, но Эритей вежливо отказался и в знак осо­бой королевской милости испросил для себя баронское звание. Нумедидес же, для которого дворянское досто­инство не значило ровным счетом ничего, быстро на­марал соответствующий рескрипт, присовокупив к ба­ронскому званию ряд выгодных хлебных контрактов. Так или иначе, через год на берегу Хорота, в двадцати милях от Тарантии, уже высился только что отстроенный роскошный дворец, а еще через год здесь появился и речной порт. Королевские слуги больше не беспокои­ли влиятельного барона; в поместье Эритея царили свои законы, и люди барона не признавали ничью власть, кроме власти владетеля Фланского.

Эритей был первым, кто ссудил деньги новому ко­ролю Конану. Герой-киммериец, всю жизнь презирав­ший толстобрюхих купцов, никогда не державших в руке доброго меча, поневоле проникся уважением к че­ловеку, о котором говорили, что Митра обвенчал его с Удачей. Денежный мешок Эритея не раз выручал Кона­на, но особенно — после немедийского нашествия. Когда орды Тараска покинули страну, потребовалось много золота, чтобы восстановить разрушенное и, более того, отстроить Аквилонию заново. На благое дело Эритей не жалел денег, и они, словно заговорен­ные, удвоенным потоком возвращались к нему. Сейчас Аквилония снова стояла на пороге большой войны, и личная яхта барона Фланского отправилась в Таран­тию — завтра должна была состояться встреча Эритея с канцлером Публио. Когда на горизонте маячит нечто грандиозное, место Эритея было возле трона короля.

Спустя четыре часа после отбытия барона над бело­снежным дворцом уже парила ночь. В портовой гавани было непривычно тихо. Не порхали вдоль пристани «ночные бабочки*, высматривая клиентов, не была слышна обычная перебранка вахтенных, не было видно и знаменитых, славящихся своей неподкупностью, стражников барона. Однако всюду были заметны следы неясной борьбы; тут и там валялись мечи и пики, об­рывки одежды, а на вдающемся в реку узком пирсе стоял одинокий солдатский сапог, и через его рваную подошву в черные воды стекала темно-рдяная жид­кость…

Хотя все окна дворца были ярко освещены, призна­ков жизни не было заметно и в нем. Стояла зловещая, беспощадная тишина, тем более пугающая, если учесть, что барон Фланский слыл человеком общительным, любителем шумных компаний; балы и приемы в доме барона не прекращались обычно до самого утра. К тому же давеча в гости к барону Эритею приехал старый друг, соратник по купеческому промыслу, а ныне офирский виконт, Силмар. Приехал с красавицей женой, двумя дочерьми и целой кавалькадой слуг и дру­зей. Невозможно было поверить, чтобы вся эта орава сейчас мирно спала, вдыхая во сне волнующие ароматы могущей реки…

Зловещая тишина не была безраздельной. Шум реч­ного прибоя то и дело отступал перед иными звуками — звуками, вовсе неведомыми здешним обитателям. То были хрустящие, чавкающие звуки, довольное повизги­вание, сопение и кваканье, прерываемые изредка ча­рующе-зловещим хныкающим смехом. Жуткие звуки доносились изнутри дворца, как будто некто — или нечто? — справлял какую-то адскую трапезу. А посреди этих звуков, посреди разбросанных на мозаичном полу фиал и подушек на огромном, покрытом бархатными туранскими коврами диване царственно возлежала пре­красная, точно выточенная из слоновой кости неким божественным скульптором, златовласая и голубогла­зая девушка. Она лениво потягивала вино из большого золотого кубка. В пяти шагах от нее на коленях стоял громадный коричневый демон; его красные глаза вино­вато смотрели в пол, массивное туловище судорожно подергивалось — от страха ли, от холода?!

— Эй, вы там, заткнитесь! — вдруг пронзительно вскричала девушка, и коричневый демон вздрогнул, а хруст и чавканье тотчас прекратились, — Эй, мне на­доела ваша пирушка! Ковыляйте отсюда, не то не ви­дать вам более свежей еды! Такой огромный дворец, а они все норовят пиршествовать у моей опочивальни, —- добавила она, обращаясь уже к коричневому демону.

— Они ошалели от такого количества еды, — про­мямлил тот, — Два десятка жирных господ и с полтыся­чи хорошо откормленных слуг! Ты щедра как никогда, принцесса!

— И все же Зук не откажется подзакусить и тобой, храбрый Иефан! — жестоко рассмеялась девушка. Издав горестный рык, демон распластался на полу.

— Пощади, великая принцесса! Иефан — твой вер­ный раб! Дай мне шанс все исправить!

— Мой ум отказывается постигать, — словно не слыша мольбы демона, продолжала Тхутмертари. — Ты не смог добыть какого-то варвара! Ты осмелился не вы­полнить мое задание! Догадываешься, какая кара ждет тебя?

— Дай мне последний шанс! Ну чего тебе стоит?! Конан отказался следовать за мной, я уже тебе докла­дывал. Клянусь, я сумею доставить его тебе, или пусть ребята Зука обглодают мои косточки! Клянусь именем

Сета!

— Хорошо. Я даю тебе последний шанс. Если вар­вар будет упираться, возьми его силой. Я послала бы Зука, но у него уж больно тяжелая длань. Тебе разреша­ется в крайнем случае сломать Конану руку или ногу. Но помни: варвар нужен мне живой, и горе тебе, если оплошаешь и на этот раз!

— Благодарю, госпожа! Я не подведу, вот увидишь. Разреши только взять с собой четверых младших брать­ев. Для верности, мало ли чего…

— Возьмешь двоих. Не серди меня, Иефан. Я скорее начну молиться Митре, чем поверю, что вы втроем не справитесь с человеком. Ступай же прочь, Иефан, я устала…

И, томно прикрыв глаза, Тхутмертари откинулась на широкое ложе. А коричневый демон, в страхе огля­дываясь на хозяйку, бесшумно покинул гостиную.

Конан был один в огромном тронном зале. Только что он выслушал доклад Просперо о подготовке неме-дийской кампании. Все шло как нельзя лучше. Народ боготворил короля, армией владел негасимый боевой азарт, и все с нетерпением ждали начала праведной схватки. Киммериец был в превосходном настроении. Интуиция опытного полководца-стратега подсказывала ему: лучшего момента для удара по извечному врагу не придумаешь. Вторая Немедийская война обещала быть быстрой и победоносной. Ничто не могло помешать ему. Все просто: армия против армии, король против ко­роля, воин против воина. Оставались, правда, кое-какие загадки: безвестные синие колдуны, едва не утащившие его в Кром знает какую Преисподнюю, живая мумия, спасшая его от «синих», и громадный коричневый де­мон … Но с того памятного утра прошло уже много дней, а загадочные незнакомцы ничем себя не проявляли. Со спокойствием истинного фаталиста Конан выбросил их из головы. У короля Аквилонии много других забот.

Он легко поднялся с трона и подошел к широкому окну. Была глубокая ночь. Уставшая за день Гарантия отдыхала, набираясь сил на завтра. Решив, что и ему не мешало бы вздремнуть часика три, Конан направился было к выходу. Злобный хриплый голос заставил его остановиться.

— Я вернулся за тобой, варвар. На сей раз ты не уйдешь от меня.

В дверях тронного зала скалился старый знако­мый — громадный коричневый демон. Но не демон более ужаснул Конана, а те, кто сопровождал его. Их было двое. Костлявые, тощие, они походили на обтяну­тые серой кожей скелеты. Однако эти скелеты не были человеческими. Короткие тощие ноги не имели ко­лен — туловище опиралось на некое подобие ходуль, оканчивающихся широкими ластообразными ступня­ми. Руки же, напротив, были длинными и заканчива­лись кистями с тремя короткими пальцами-отростка­ми. Самым же жутким в облике тварей было иное. Там, где у всех наделенных разумом созданий начиналась шея, у этих колосилась черная гладкая шерсть. Шей и голов у тварей не было. С ужасом Конан осознал, что головы у этих созданий не отрублены, нет, их не было изначально. Глаза же у тварей располагались на тулови­ще — там, где мужчинам положено иметь соски, а жен­щинам — груди. Глаза полностью соответствовали кошмарному облику бестий. В огромных черных белках плавали маленькие белые зрачки, и зрачки эти плото­ядно смотрели на Конана. Твари были наги, и половые признаки у них начисто отсутствовали. Кошмарный облик созданий дополнял широченный, усеянный клы­ками рот, помещавшийся на линии живота. Все это Конан рассмотрел в одно мгновение, и вид жутких бес­тий до глубины души ранил его, героя, прошедшего через бесчисленные схватки с неназываемым злом. Противниками его были не только люди. Ужасные красноглазые твари были обычными подручными вол­шебников, с которыми сталкивала Конана судьба. Но те демоны были либо извращенной, гротескной паро­дией на человека, как этот коричневый монстр, либо не имели с родом людским ничего общего — многих из подобных тварей встретил Конан, например, в подзе­мельях Алой Цитадели колдуна Тсота-ланти. Но эти двое… Эти являли собой жуткую середину между мира­ми людей и демонов. Кто бы ни был их творец, он был настоящим гроссмейстером своего адского искусства. Ибо бестии эти как будто специально создавались как вызов природе и могучим богам. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы уразуметь: подобное не может жить, не может ступать по земле. Но твари эти не были мертвецами, они ходили и существовали вопреки зако­нам природы и воле богов. Теперь они стояли перед Конаном.

Созерцание неведомых бестий, казалось, отняло у Конана волю. Он очнулся лишь тогда, когда скользкая лапа коричневого демона обхватила его запястье. Те, безголовые, по-прежнему стояли в дверях,

— Вот ты и попался, Конан-киммериец! — радостно гаркнул демон.

— Еще не совсем, демон! — вскричал Конан и со всей силы врезал коричневому в пах тяжельш сапогом. Слава богам, у этого половые признаки присутство­вали.

Взревев, демон на миг отпустил Конана. Этого мига –хватило киммерийцу, чтобы отскочить за добрым мечом. Демон напал вторично, и в его движениях за­метна была какая-то скованность. Конан взмахнул мечом. Верная сталь просвистела в дюйме от длани де­мона; коричневый монстр был дьявольски быстр. Удар демоновой десницы пришелся Конану по подбородку. Послышался хруст костей. Но удар, который наверняка уложил бы любого другого человека, даже не оглушил Конана. Захлебываясь кровью, Конан выплюнул выби­тые зубы. Один из зубов попал как раз в красный зра­чок демона. Тот отчаянно завопил, прикладывая лапы к пораженному глазу, и закрутился на месте. Воспользо­вавшись этим, киммериец нанес свой коронный удар.

Меч со свистом рассек воздух, взметнулся вверх и легко, точно нож масло, разрезал толстую шею мон­стра. Отрубленная голова гулко ударилась о резной подлокотник трона, упала на пол и, словно влекомая неведомой силой, покатилась к очагу, где пылал огонь. В нем и сгинула, сопроводив свое исчезновение низ­ким приглушенным воем, от которого леденела кровь.

Покончив с демоном, Конан обнаружил, что безго­ловые бестии стоят уже в пяти шагах от него. Непроиз­вольно он попятился.

— Спекся Иефан. И мы не будем о нем жалеть. Он нам никогда не нравился.

Глубокий, грудной, надтреснутый голос раздавался откуда-то изнутри одной из безголовых тварей. Находя­щийся на животе рот был неподвижен.

— Ступай с нами, варвар, — сказала между тем вто­рая бестия. — Лучше тебе подчиниться. Иефан был обучен хорошим манерам, а мы — нет.

— Кто вы такие, дьявол вас побери? — в отчаянии вскричал Конан. Как назло, проклятые твари отрезали ему все пути к отступлению; бросаться же с высокой королевской башни вниз было равносильно самоубий­ству.

— Мы — костоломы, — ответила первая тварь. — Нас не учили придворному этикету. Так что иди по-хо­рошему, король Аквилонии, иначе костей не соберешь.

Конана так и подмывало с разбега расшвырять жут­ких гостей и верным мечом проложить себе путь к сво­боде. Но недреманный инстинкт варвара подсказывал ему: существующие вопреки природе твари — опасные противники, и он не спешил вступать с ними в откры­тую схватку.

— Идти — куда? — вопросил он, стараясь выиграть время.

На сей раз бестии не ответили, а попросту заковы­ляли к Конану, выставив, точно клешни, длинные кост­лявые руки. Киммериец не стал дожидаться их захвата. Нападение всегда было его лучшей защитой. Обогнув золотой трон, он стремительно выскочил в тыл к тва­рям. К счастью для варвара, безголовые бестии были неповоротливы. Издав торжествующий крик, Конан с силой ударил мечом по спине ближней к нему твари. Удар, призванный разрубить адское создание напопо­лам, только лишь заставил тварь крякнуть и покачнуть­ся. Меч зазвенел, точно ударив по металлу/Сила инер­ции повалила Конана на пол, где он и ощутил прикосновение к своей ноге трехпалой клешни бестии. Он рванулся, но хватка была железной. Тогда, орудуя мечом, как пикой, киммериец из лежачего положения пнул надвигающуюся на него тварь. Та пошатнулась, и Конан, взвыв, выдернул ногу из смертельного захвата. Затрещали кости; Конан почувствовал, что чудище таки вывернуло ему ногу. Задыхаясь от страшной боли, он метнулся к стене, на которой висела, отливая сереб­ром, громадная полная масла горящая лампа. Главное было дотянуться, бросить, а там посмотрим, как дейст­вуют на этих тварей огонь и серебро. Когда-то подоб­ный бросок уже уложил могучего демона; давно и дале­ко это было, в темных пиктских пущах.

Подвиг повторить не удалось. Непонятно как, но одной из бестий удалось поймать Конана за ноги. Он растянулся на полу, больно ударившись разбитым под­бородком. Схватившая его за ноги бестия дернула, и киммериец почувствовал, как воля и сознание, отсту­пая перед ужасной болью, покидают его. Он успел только понять, что вторая тварь ухватила его за руки. Легко подняв могучее тело, бестии куда-то потащили его. Последним, что ощутил Конан перед тем, как про­валиться в бездну бессознательного, был жуткий жар, от которого, казалось, горят волосы и пенится выдуб­ленная ветрами и солнцем кожа…


Глава восьмая СЛУГА СУДЬБЫ


Сознание медленно возвращалось к Конану. Проис­шедшее казалось жутким сном, нелепой игрой чудо­вищных ночных кошмаров. Но, еще не разлепив веки, киммериец понял: этот жуткий сон все еще продолжает­ся. Безголовые серые бестии с перевернутыми глазами на сосках и широким ртом на животе несли его, ухватив трехпалыми клешнями за руки и ноги, по извилистому коридору. Его тащили, точно покойника, ногами впе­ред. Под лапами бестий трещал песчаник, а вокруг мета­лось кровавое марево: алый туман был истинным влас­телином этого подземелья. Конан дернулся, пытаясь освободить хотя бы какую-нибудь конечность, но тщет­но: хватка тварей по-прежнему была железной — они даже не остановились. Не издавая ни звука, костлявые бестии тащили плененного короля в неведомое Нечто.

Осознав бессмысленность попыток освободиться, Конан обратил свое внимание на дорогу, по которой его несли. Выгнув голову, киммериец обнаружил, что слева по ходу движения высится отвесная гладкая скала; вершина скалы терялась в кроваво-алом тумане* Справа же, судя по всему, лежала глубокая пропасть, и в этой пропасти бушевало огненное море, его горячие и ядовитые испарения поднимались вверх, обжигая тело и затрудняя дыхание. Всюду слышались треск и громы­хание, откуда-то издалека доносились глухие подзем­ные толчки. «Я в недрах действующего вулкана», —' решил было Конан, хотя казалось и вовсе невероят­ным, как он мог сюда попасть, учитывая, что с момента его пленения в Тарантии прошло не более получаса — в этом Конан был уверен. Но в миг, когда он пришел к такому умозаключению, кровавый туман над его го­ловой неожиданно расступился, и он увидел небо — вернее, то, что было небом этого жуткого мира. Корич­нево-рдяный свод, мерцающий неровными сполохами красноватого света, казалось, навис над ним. Внезапно Конан осознал страшную истину: солнца не было не потому, что его закрывали тучи, — нет, пунцовый не­босвод был безоблачным, — а потому, что солнце в этом мире не предполагалось вовсе. Он понял, что ока­зался в одном из бесчисленных Преисподних Миров, начинающихся там, внизу, в глубинах огненного моря, что плещется справа от широкой горной тропы. Жуткие безголовые твари тащили его куда-то вдоль этого моря; очевидно, они хорошо знали дорогу.

Между тем Конану становилась невмоготу от уду­шающего жара. Земля также была раскалена, и, поскольку серые твари были коротконоги, могучее тело Конана постоянно царапали раскаленные камни гор­ной дороги. Изуродованная спина не просто болела, — казалось, под ней трепещет огонь. Жар был таков, что Конан забыл и думать о разбитом подбородке и вывер­нутой ноге. Вдобавок, тряхнув головой, он обнаружил, что остался почти без волос — без его знаменитой гус– той смоляной шевелюры, которую он сохранял в самых отчаянных схватках своей жизни! А вот теперь сохра­нить не смог…

Время шло, безголовые бестии, не ведая усталости, несли гиганта-киммерийца по горячей горной тропе. Казалось, ей не будет конца, и Конан уже был согласен попасть куда угодно, лишь бы поскорее, чтоб вживую не свариться в этом адском котле.

И потому измученная душа его возликовала, когда впереди, в кроваво-алом тумане, высоко над землей, появилось неясное голубоватое свечение. «Вот куда они меня тащат», — подумалось Конану. Однако у се­рых бестий было, видно, иное мнение на этот счет. Едва завидев голубой свет, они остановились, затем стали возбужденно переговариваться; ничего из их слов Конан разобрать не смог. Тем временем облако голубо­го света росло, расползалось, прогоняя прочь кровавый туман. Из недр голубого облака повеяло холодом, его спасительные волны как будто одели киммерийца в прозрачный защитный кокон. Безголовые бестии были в панике; очевидно, сие явление не было предусмотре­но по плану их хозяев. Твари неловко отступали к от­весной скале, таща за собой Конана. Но у скалы негде было спрятаться. Конану показалось, что пленившие его вот-вот кинутся наутек от голубого облака — по той же дороге, что пришли сюда.

В этот момент голубая завеса разверзлась, и в про­еме показался человек — высокий, стройный, облачен­ный в длинный, доходящий до пят, синий плащ с синим же капюшоном. На груди у него что-то блестело. Быстрым, уверенным шагом человек спускался по при­зрачной бирюзовой лестнице — сюда, вниз, на раска­ленную горную тропу, к Конану и его пленителям. Ис­пуганно заверещав, твари все-таки бросились обратно, прочь от человека в синем плаще. Но они не успели сделать и двух шагов, как внезапно скала, казавшаяся несокрушимым монолитом, раскололась и осела на тропу, полностью закрыв обратный путь. В это же мгновение из блестящей пластинки, сверкавшей на груди мужа, ударил стремительный голубой луч. Ударил в самый живот одной из адских тварей — той, которая все еще удерживала мертвой хваткой ноги Конана. Тварь, которую не брал даже верный двуручный меч, сгорела моментально, от нее ничего не осталось. Вто­рое чудище, верно, обезумело при виде участи, постиг­шей собрата. Оттолкнувшись от земли всей силой лас-топодобных ступней, тварь прыгнула в огнедышащую пропасть, увлекая за собой Конана. И вот уже ким­мериец почувствовал, как проваливается в кипящую бездну. Падая, он еще успел увидеть, как за спиной че­ловека в синем плаще стремительно возникают гигант­ские перепончатые крылья, а ноги обрастают цепкими ястребиными когтями. Мгновение — и человек-птица ринулась в бездну вослед Конану.

И она успела подхватить киммерийца — в тот самый момент, когда он уже ощущал себя почти что заживо сваренным в адском котле. Острые когти впились в его грудь, а на руках все еще висела безголовая серая бес­тия — и вопила, вопила, вопила… На этот вопль из ог­недышащего моря вынырнули ее собратья — создания, облик которых был таков, что человеческий глаз отка­зывался лицезреть его, а разум — воспринимать. В са­мом сумасшедшем бреду не привидится такое! Бестий были мириады, они облепили Конана со всех сторон. Они кусали, царапали, рвали тело исполинской птицы с человеческим лицом, которая пыталась вытащить Ко­нана из адской бездны. Но и в этом аду лицо человека-птицы было холодно и бесстрастно, и сие ужасало Ко­нана не меньше, чем все остальное. Кошмарные твари облепили гигантские крылья, драли и кромсали их, но птица, точно не чувствуя этого бремени, уверенно взмывала ввысь, — туда, где посреди кроваво-алого ту­мана клубилось голубоватое облачко. Мощь этого су­щества, кем бы оно ни было, потрясала Конана. И по­тому он почти не удивился, когда спасительный лазоревый туман оказался совсем рядом, а в следующее мгновение адские твари и вовсе исчезли — исчезли вместе с кроваво-алым миром огнедышащего моря и рдяного, лишенного светила небосвода…

Конан, ни на секунду не терявший сознания, ока­зался все в том же тронном зале своего дворца в Гаран­тии. Могучая птица ловко усадила его на самый коро­левский трон, после чего вмиг обратилась человеком. Из сверкающей пластины на его груди снова ударил го­лубой луч. На сей раз он поразил Конана, и луч этот был целительным! Чудо свершилось: рваные раны мгновенно затянулись, на голове снова заколосилась пышная шевелюра, и как будто даже потерянные зубы возвратились в рот; само собой, зажили покалеченные лицо и нога. Конан ощутил себя здоровым и бодрым. Очевидно, в таком же состоянии пребывал и его спаси­тель: на киммерийца смотрели умные серые глаза, лицо же человека в синем плаще было по-прежнему непро­ницаемо. Вдруг позади него откуда-то возник трон — такой же, как и у аквилонского короля — и он уселся на этот трон, прямо напротив Конана.

Варвар не успел еще переварить все, с ним проис­шедшее, как незнакомец заговорил. Голос его был сильным, уверенным, но — одновременно — прият­ным.

— Ведомо ли тебе, король Аквилонии, что я вырвал тебя из самых челюстей Ада?

Конан кивнул. Раскрыв глаза, он внимательно изу­чал незнакомца — и не в силах был его постичь. Он встречался с могущественными магами, добрыми и злыми, даже с богами; как мог, он постигал их истин­ную сущность. Нынешний же его гость не был подвлас­тен проницательному взору киммерийца. Наконец Конан спросил:

— Гы… ты — волшебник?

Вопрос был совершенно идиотский; кто, как не мо­гучий маг, способен был вызволить его из адских бездн?!

— О да,— заявил гость. — В твоих понятиях я — ве­ликий волшебник, самый могущественный из всех, живущих на Земле; выше меня стоит лишь тот, кому я служу.

В другой момент Конан счел бы подобную речь пус­тым бахвальством, но уверенный, бесстрастный тон волшебника не оставлял никаких сомнений в том, что все сказанное им — сущая правда.

— Да, я волшебник, каких нет на этом свете, — про­должал гость. — И в то же время я скорее исследова­тель, ученый, скромный Слуга Судьбы.

«Нет, вы только подумайте, — Слуга Судьбы! — не­вольно усмехнулся Конан. — Наречь себя так мог лишь человек, начисто оторванный от дел суетного мира!»

— И зачем тебе понадобилось спасать меня, Слуга Судьбы? — спросил он вслух.

— Меня не устраивал исход, предрешенный тебе хо­зяином нежитей.

— Чьим хозяином?

— Нежити — те безголовые твари, что пленили тебя.

— А не ты ли и есть их хозяин? — вдруг с подозре­нием вопросил Конан. — Почем я знаю, что все проис­шедшее со мной — не дьявольский спектакль?! Вы, маги, шибко охочи до подобных шуток! Ты ведь и рань­ше пытался добраться до меня! Признайся: те трое, что возникли будто из воздуха во время утреннего боя в Бельверусе — разве это были не твои люди? Если бы не та мумия, что упала с крыши, они наверняка утащили бы меня — куда, кстати?

Волшебник шумно вздохнул.

— Отвечаю по порядку. Хозяин нежитей — не я, а, как ты изволил выразиться, мумия, которой ты столь признателен. Кто она — пока я этого не знаю. Известно мне лить, что это жрец Сета, ибо он прикончил моего брата черной пятерней. Второго моего брата убил ты.

В голове Конана окончательно все перемешалось. Он и во сне не мог представить себе жреца Сета своим союзником. В то же, что хозяином нежитей был именно этот жрец, он поверил сразу.

— Далее, — говорил маг, — планы моего хозяина изменились. Мы отказались от идеи доставить тебя к нему и вместо этого придумали нечто иное; вот почему я сегодня спас тебя.

— Ты спас меня, чтобы отомстить самому? На узком аристократическом лице волшебника воз­никло некое подобие усмешки.

— Что значат жалкие жизни героев и магов в срав­нении с волею Судьбы?! Увы, мой друг, смерть моего брата — недостаточный повод, чтобы призвать тебя к ответу. Тебя, баловня той самой великой Судьбы, кото­рой я служу. Но ты угадал — месть, священная, божест­венная месть — она и вправду лежит в основе моей миссии. И месть эта будет свершена; вот зачем я здесь.

Из высокопарной тирады неведомого волшебника Конан понял только одно; Слуга Судьбы собирается прикончить его.

— Могу ли я знать причину этой мести?

— Не вижу в этом необходимости. Знание придаст тебе новые силы для борьбы, а борьба, собственно, уже закончилась. Глупо начинать все сначала.

Холодные, бесстрастные слова мага суровым приго­вором ложились на душу Конана. Ответной реакцией была злость — природная, дикая ярость против неспра­ведливости. Он не может погибнуть так, не зная, поче­му, не имея сил предпринять что-либо в свою защиту! И притом погибнуть здесь, в самом сердце своей стра­ны, на собственном троне в Гарантии!

Точно услышав мысли короля, Слуга Судьбы мол­вил:

— А с чего ты взял, что мы в Тарантии?

В мертвой тишине тронного зала слова мага прозву­чали жутко и как-то неестественно. Влекомый страш­ным подозрением, Конан вскочил с трона и подбежал к окну. Сдавленный крик вырвался из могучей груди: вместо огней ночной Тарантии за окном расстилалась непроглядная мгла — настолько явственная, что ее можно было потрогать руками…

— Куда ты меня притащил, чародей?.. — гаркнул Конан и тотчас осекся: внимание его всецело захватил большой серебристый медальон, сверкавший на груди мага. Конан мог поклясться, что никогда не видел ни­чего подобного: медальон изображал Нечто, устрем­ленное ввысь, к самым вершинам Могущества — то ли пирамиду, то ли какой-то тайный треугольный знак…

Странное ощущение узнавания овладело киммерий­цем: ему показалось, что когда-то он уже сталкивался с этим Нечто, изображенным на медальоне… Как, когда, где — этого он вспомнить не мог. И в следующую секунду все воспоминания были разом отринуты, слов­но в мысли Конана вмешалась неведомая властная рука…

Конан очнулся на троне. Слуга Судьбы по-прежне­му сидел напротив него. Беззастенчивый взгляд ма­леньких серых глаз, казалось, рассматривал самую душу киммерийца. Собрав в кулак всю свою волю, Конан прыгнул. Прежде, чем погибнуть, следовало, по меньшей мере, утащить в Серые Земли и своего спаси­теля-погубителя.

Какая черная магия вмешалась в полет закаленного, всегда покорного воле хозяина могучего тела — то Ко­нану не было ведомо. Только опустился он не на грудь врага, а, сделав замысловатый пируэт в воздухе, прямо в горящий очаг. Огонь, возликовав, любовно охватил все тело варвара, и Конан снова потерял сознание.

— Твоя легендарная прыть на сей раз не поможет тебе, — вдруг услышал он знакомый холодный голос. — Все кончено, Конан, смирись.

Король открыл глаза. Проклятие, он снова восседал на золотом троне против могущественного незнакомца! И, как и в первый раз, на теле его не было и малейших следов ожога. Видно, таинственный мститель на ред­кость заботливо относился к здоровью варвара.

— Да кто ты такой, дьявол? — хрипло пробормотал киммериец.

— Я уже представлялся тебе: Слуга Судьбы. Мо­жешь также именовать меня магистром, хотя это ниче­го не меняет. Впрочем, мы отклонились от темы. Разго­вор не обо мне, а о тебе, Конан. Ты…

— Знаешь что, магистр, мне надоела твоя болтовня! Хочешь пришить меня — давай, не медли! У вас, у вол­шебников, прямо ритуал какой-то: прежде чем убить жертву, читаете ей целые лекции по философии!

— Увы, нам не понять друг друга, мой безрассудный друг! Где тебе, варвару, уразуметь мотивы исследовате­ля?! Я ученый, я провожу грандиозный научный опыт, и объектом моего эксперимента являешься ты, о Ко­нан! Вполне естественно, я должен понаблюдать за тобою до начала опыта, ибо я последний, кому суждено лицезреть великого героя Конана из Киммерии!

В голосе магистра не было и намека на насмешку. Заключительные слова волшебника особенно насторо­жили Конана; каким-то тайным чувством он неожи­данно осознал, что не жизнь отнять у него явился бес­страстный Слуга Судьбы, а нечто иное…

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду твою сущность-, о Конан! Вглядись в себя, великий герой. Тебе за пятьдесят. Жизнь прожи­та, и какая жизнь! Хватило бы на тысячи обычных жиз­ней и еще бы осталось. Скольких сынов человеческих ты отправил в иные миры вот этими руками? Скольких созданий Тьмы ты прикончил верным мечом из креп­кой стали? Скольких могучих магов отправил ты в без­дны преисподних?

— Я и тебя бы послал вслед за ними, будь я в силах! — не сдержавшись, рявкнул Кокан. Варвар был весь в напряжении, предвкушая нечто ужасное, что уготовил ему таинственный мститель, и ровная, бес­страстная, неторопливая речь мага действовала на него хуже пытки.

— Вот-вот, — вежливо поддакнул магистр. — В тебе сидит неукротимый дух жизни. Ты словно создан для подвигов, как демон рождается для свершения зла. Ты весь — в твоих подвигах. Вне их ты — ничто и никто.

— К чему ты клонишь, Слуга Судьбы? Всю жизнь я сражался со Злом и не жалею об этом. Родись я снова, моя жизнь была бы такою же!

— Все правильно, Конан. Только бессмысленна твоя борьба. Зло неуничтожимо — я говорю это как знаток предмета. Думаешь, я не боролся бы со злом, если б верил хоть немного в свою победу?!

— Кто бы говорил… — криво усмехнулся Конан.

— Долгие века, обитая вместе со своими братьями в затерянной среди скал цитадели, я изучал основы бытия. Не пустая философия, но строгая наука, осно­ванная на фактах и опытах, привела меня к заключе­нию, что Зло одолеть невозможно, ибо оно лежит в основе жизни. Борясь со Злом, Добро вхолостую расходу­ет свои силы. Вот и ты: сотни раз ты стоял на пороге смерти, коварная Судьба играла тобой, как осенний ветер опавшим листком, а ты все верил, что исполня­ешь некую миссию.

— Я верил и верю в справедливость, как я ее пони­маю. Человек — это существо с чувствами. Я не мог пройти мимо, спокойно наблюдая, как льется кровь де­вушки под ножом злобного жреца, как безумный влас­телин обращается с подданными, точно со скотом. Не мог. Пока жив, я служил и буду служить Добру. Это по­нимали все мои враги. Если ты этого не понимаешь, ты сам не человек, магистр.

Слуга Суцьбы неторопливо покачал головой.

— Есть еще и третий путь. Твоя служба Добру за­кончена, Конан. Не кипятись, я вовсе не собираюсь со­вратить тебя на путь Зла. Не за этим я здесь…

— Если вся твоя месть только в том и заключается, чтобы вести со мной душеспасительные беседы, мо­жешь болтать хоть целый день — я просто заткну уши, — поневоле расхохотался Конан.

— Ты не слишком любезен. Но ничего, это дело по­правимое… Ведь я явился, чтобы дать мир твоей беспо­койной душе.

— Что это значит? — встрепенулся киммериец. — Я уж было решил, что тебе охота просто поиграть со мной!

Волшебник медленно поднялся со своего трона. Конан же почувствовал, как все его члены словно бы завязли в невидимой трясине, так что он не волен даже пошевелить головой.

— Никакой игры, Конан. Все как нельзя более се­рьезно. Я дам мир твоей душе, — повторил Слуга Судь­бы. — Жизнь Конана-варвара окончена. Конан-герой, Конан-освободитель, Конан-разрушитель — все эти персонажи, сыгранные тобой, останутся только в не­верной памяти людей. Ты начнешь другую жизнь, Ко­нан, король Аквилонии. Жизнь не во имя абстрактной справедливости, но во имя себя, ради удовлетворения твоих королевских забот и прихотей. Отдохни, Конан-киммериец. Превратись в цивилизованного владыку, пекущегося только о себе и ни о ком более. Варвар уйдет из твоей души, и тем свершится божественная месть…

— Н-н-нет!!! — в безысходном отчаянии взревел Конан; наконец-то страшный смысл задуманного ма­гистром дошел до его сознания, острым клинком вреза­ясь в израненную душу.

— Да, — спокойно и уверенно произнес маг. — Да будет так, по замыслу моему и согласно воле моего Бога…

Слуга Судьбы возложил гибкие пальцы на поверх­ность серебристого медальона, и они начали светиться неясным голубоватым светом. Вскоре этот свет охватил все тело волшебника, стремительные искорки бежали по широкому синему плащу, и весь этот поток изливал­ся на скорчившегося в бессмысленной борьбе Конана. Сам же Конан, продолжая наблюдать мага, приобретал и новые ощущения. Что-то и в самом деле происходило с его телом. Он чувствовал, как бесчисленные боевые рубцы сами собой затягиваются, живот обрастает вну­шительным слоем жира, могучие мускулы, напротив, сжимаются, съеживаются, а сам он горбится, как будто все прожитые годы сейчас, в одночасье превращают его в старика. И на фоне этих преобразований незаметно в душу его начинает закрадываться нечто ранее ему неве­домое — не то усталость, не то лень, нечто такое, отчего человек бросает все дела и спешит к мягкому дивану. Вот и теперь эта усталость души требовала забыть о прелестях бурной жизни, о подвигах и походах, о Добре и Зле, об этом жутком волшебнике, — она требовала всецело отдаться во власть отдыха и развлечений…

— Кро-о-ом! — из последних сил вскричал Конан.

И, словно откликаясь на прощальный зов измучен­ной души, вспыхнул яркий огонь. Конан видел, как Слуга Судьбы удивленно вскинул голову, и синий ка­пюшон спал, обнажив лысый, вытянутый, точно яйцо, череп. Волшебство не отступило, нет, но Конан чувст­вовал, что внезапный взрыв огня дал ему передышку.

А когда огонь исчез, киммериец увидел перед собой могучего черноволосого и чернобородого исполина, окруженного дружиной похожих на Конана воинов в серых кольчугах, с широкими длинными мечами и про­стыми железными щитами. Темные глаза чернобородо­го исполина пылали гневом, и он разжал уста:

— Последняя мольба моего излюбленного сына услышана. — Черноволосый король поднял руку, сжи­мавшую огромную боевую секиру, и его низкий, власт­ный голос зазвучал вновь: — Остановись, Брахо, пре­зренный пес! Не ты, но я вручил Конану-киммерийцу мужество и силу, и не тебе, рабу непризнанного Бога, распоряжаться ими! Отступи, повелеваю тебе!

— Ты не мой Бог, Кром Киммерийский, — холодно сказал Слуга Судьбы; впервые на его бледном бес­страстном лице появилась жестокая улыбка. — Ты не можешь повелевать мною. Равно ты не можешь и ли­шить моего Бога священного права причитающейся ему мести. Убирайся, Кром, или ты думаешь, что я не справлюсь с тобой? — И ледяной смех магистра Синих Монахов разнесся под сводами высокого тронного зала.

«Безумец, безумец, — колотилось в мозгу Конана, — как может он противопоставлять себя Богу!» Согласно верованиям киммерийцев, некогда Кром играючи сле­пил Землю, населил ее людьми и вручил этим людям единственный дар — силу, мужество и волю к справед­ливости. Легенды гласили, что, сотворив мир, Кром сразу же забыл о Земле и смертных. Но Конан знал: это не так. С небес боги пристально следят за деяниями че­ловеческими. Кром принадлежал к тем богам, которые никогда — за редчайшими исключениями — не помога­ли людям. Но однажды, в миг смертельной схватки с Ях Чиенгом, Кром все-таки вмешался в судьбу Конана, — его божественный гнев развеял порождения Тьмы и привел киммерийца к победе. И вот теперь Кром явил­ся снова, дабы защитить свой великий дар, дар, сделав­ший сына Крома самым знаменитым героем Хайбо-рии… Но и Слуга Судьбы не собирался отступать. Он снова приложил руки к загадочному медальону и, как локазалось Конану, закрыл глаза. Брахо начал стреми­тельно расти, через секунду-другую он уже был раза в три больше Крома и его воинов. Конан ужаснулся: не­ужели возможно, чтобы кто-либо взял верх над Отцом Киммерии?! Воины Крома бросились рубить гигантские ноги магистра, но, казалось, их усилия были тщет­ны; тут Конан невольно вспомнил, как столь же тщетны были попытки адских тварей одолеть человека-птицу. Привычный мир как будто рушился на глазах у кимме­рийца. Кром, казалось, был здесь уже целую вечность, но исполинский Слуга Судьбы несокрушимо стоял, пытаясь сосредоточиться и наверняка поразить кимме­рийского Бога.

И тогда Кром стал метать свои молнии. Магистра окружала защитная оболочка светящегося голубоватого тумана, но молнии Крома пробивали ее, они опуска­лись на синий плащ, прожигали его, и вот уже от белой кожи магистра поднимался сизый дымок. А молнии сыпались и сыпались; Конану показалось даже, что Брахо начал гореть. Но тут Брахо отнял руки от меда­льона, с его ладоней разлился ослепительный неживой свет. Пораженные им, попадали наземь воины Крома. А сам великий Бог, заслонившись зеркальным щитом, внезапно метнул тяжелую секиру прямо в основание пирамиды, сверкавшей на медальоне Брахо. Бледное лицо мага исказилось. Он не сумел поймать или откло­нить секиру. Оружие врезалось в медальон, и в следую­щий миг Брахо, съежившись до своих обычных разме­ров, упал на спину, лысая голова его ударилась о сапог Конана. В тот же миг киммериец ощутил освобождение от незримых пут и могущественного волшебства: он снова был Конаном-варваром, героем и сыном Крома. А Кром тем временем уже выхватил гигантский меч, висевший у него на поясе. Еще секунда — и голова Брахо покатится к ногам киммерийского Бога.

Но неведомая сила вдруг поставила магистра на ноги — как это произошло, Конан не мог понять. Длинные гибкие пальцы обхватили шею Крома.

— Мой Бог сильнее тебя! — сказал Слуга Судьбы.

Трудно было представить, но киммерийский Бог и неведомый волшебник сошлись в рукопашной. Конан подскочил к дерущимся, сжимая меч. Он уже хотел на­нести удар — неважно куца, ведь он не сомневался, что смертный не может поразить Бога, тем более Бога сво­ей родины, значит, удар получит враг, — но тут в мозгу его прозвучал суровый, повелительный голос Крома:

— Прочь, Конан! Не пристало смертному идти на выручку к Богу. Я справлюсь и сам.

Повинуясь, Конан отпрыгнул от дерущихся. И во­время: грянул грохот, яркая вспышка осветила огром­ный зал, — Кром, Брахо, а вместе с ними и все повер­женные воины киммерийского Бога исчезли. Конана тряхнуло, он ощутил, как куда-то проваливается, как стремительно падает вниз. Затем толчок, свет, он снова теряет сознание — и снова, уже в который раз, прихо­дит в себя на золотом королевском троне.

Уже утро, яркие солнечные лучи проникают сквозь бархатные шторы, перед троном стоят испуганные при­дворные, а граф Троцеро изумленно произносит:

— Откуда ты свалился, мой повелитель?! Ночью ты так и не пришел в свою опочивальню, вот мы и явились сюда. Но тебя не было, а мы увидели только это жуткое чудовище…

— Какое-такое чудовище? — собираясь с мыслями, пробормотал король.

— Вот это, — дрожащим голосом молвил Публио, и Конан увидал рядом с троном громадную тушу корич­невого демона; рядом валялась отрубленная им, Кона­ном, башка…

— Ради Крома! — прошептал киммериец.

— Где ты был, государь? — с тревогой повторил рвой вопрос Троцеро, озабоченно вглядываясь в непри-рычно бледное лицо короля, точно тщась на нем про-весть ответ.

— Почем я знаю, где был, — тихо сказал Конан и, рбведя советников отсутствующим взглядом, доба-рил: — Однако ж этой ночью мне выспаться не удалось. Д ты все-таки продай треклятый трон, Публио!


Глава девятая «Я ОТПРАВЛЮ КОНАНА Б БУДУЩЕЕ»

— Пхризнаюсь, Брахо, мне стоило некоторых трудов вытащить тебя из небесных чертогов Крома!

Магистр Синих Монахов являл собой жалкое зрелище. Обвязанный с ног до головы целительными пояса­ми, он возлежал на широкой кровати; у изголовья ее сидел Тезиас. Властелин с сочувствием глядел на по­верженного слугу. Маленькие умные глаза магистра были полны печали.

— Мой план провалился, — глухо произнес боль­ной. — Отец Киммерии изрядно потрепал твоего слугу, Великая Душа. А Конан — Конан вырвался из моих рук… Еще немного, и тебе пришлось бы назначать но­вого магистра…

— Не унывай, мой верный друг! Мы еще тысячу раз переживем всех этих зазнавшихся божков и героев! Я — точно переживу, а ты — ты будешь жить вместе со мной.

— Прости, мой Бог, я в это не верю…

— Вздор, Брахо, вздор! Тебе придется в это пове­рить. Мы с тобой — я и мой верный магистр — вместе встретим закат цивилизации. Я вытащу тебя из этой бо­лезни, как ты вытащил меня из жуткой Болезни Разума. Клянусь, через день-другой ты будешь здоров, как титан. Не унывай, Брахо! Уверен, Кром Киммерийский не один еще месяц будет зализывать нанесенные тобой раны!

Больной устало улыбнулся.

— И, потом, — продолжал Тезиас, — умей извле­кать ценные уроки из поражения. Мы ведь с тобой уче­ные, а? Как говорят в нашей среде, отрицательный ре­зультат — тоже результат. Во всяком случае, теперь мы знаем: байки о невмешательстве богов в мирскую жизнь — обычная чушь. Только ты как следует прижал Конана, как его божок тотчас примчался на выручку. А проиграли мы потому, что не учли этого в своем плане. Теперь я и вижу: боги этого мира и в самом деле хранят героя-киммерийца.

— А как же твоя месть?

— Обижаешь, магистр! — рассмеялся Тезиас. — Не­ужели ты полагаешь, что Великая Душа откажется от священной мести из-за какого-то там туземного божка?!

— Но тогда я не понимаю…

— Сейчас объясню. Твой замысел был великолепен, и провал ничуть не умаляет его гениальности. Моя же новая идея, о которой я намерен тебе поведать, еще более фантастична. Перед твоим замыслом она имеет один плюс и один минус. Плюс в том, что никто не в состоянии помешать мне осуществить этот фантасти­ческий проект. Никто! Ни Кром, ни Митра, ни сам Сет. Только Страж Земли мог бы, его, как ты знаешь, наши проблемы нисколько не волнуют. Так что и за свой, так сказать, тыл я спокоен. А минус — минус в том, что мне придется навсегда расстаться с великим Конаном. При­знаюсь, я к нему как-то привык. Но ничего, отвыкну: отвоюю обратно свой мир, покорю миры новые — где мне будет сожалеть о каком-то варваре!

Заинтересованно внимавший Великой Душе Брахо привстал с постели. С удивлением в голосе он молвил:

— Прости, хозяин, но я так и не понял, в чем заклю­чается твой фантастический замысел. Агатовые глаза хитро сверкнули, Тезиас выдержал театральную паузу и буднично, словно речь шла о чем-то сугубо прозаичес­ком, приевшемся, сказал:

— Очень просто, Брахо. Я отправлю Конана в буду­щее. В далекое, туманное будущее, откуда он не сможет более досаждать мне.

Немногочисленные придворные, самые высокие вельможи Немедии полукругом выстроились У Трона Дракона. В человеке, восседающем на троне, очень трудно было признать короля Тараска. Сгорбленный, бледный, седовласый, с кожей, покрытой язвами и мор­щинами, с дрожащими руками, немедийский монарх выглядел дряхлым стариком. Но на изможденном лице властелина горели живые, полубезумные, наполненные безысходной решимостью глаза.

— Я собрал вас, чтобы своими устами, устами коро­ля, объявить то, о чем, похоже, знают даже тараканы в подземельях моего дворца, — сказал Тараск. — Великая беда возвратилась на нашу землю. Не успела Немедия залечить раны, нанесенные владычеством карлика, как глубокой ночью пришла иная весть: Тезиас жив, вопре­ки заверениям Конана, и готовит ответный удар.

Придворные возбужденно зашумели.

— Да, — возвысив голос, повторил король, — он жив и готовит ответный удар. Его жуткий посланец преподнес мне картину, где я изображен гигантской крысой; именно в крысу незадолго до своей смерти обещал превратить меня проклятый карлик… Мне не­ведомо, где сейчас скрывается Великая Душа, но я знаю: он помышляет вновь поработить Немедию и бес­пощадно расправиться со мной…

— Ты сам виноват, — заговорил один из вельмож, высокий блондин в роскошном красном камзоле. — Сначала ты пригрел его, затем совершил другие злодей­ства, противные воле богов. Как мог ты вероломно пле­нить короля Конана и его супругу?! А что возжелал ты с ними сделать?! Вот Митра и покарал тебя! И ты, только ты, Тараск, единственный должен нести ответствен­ность!

Тараск измерил говорившего полным презрения взглядом.

— Воля пресветлого Митры здесь ни при чем. Нужно быть круглым идиотом, каким ты, генерал, без­условно, и являешься, чтобы намекать на причастность Митры к воскрешению Великой Души. Но я не отри­цаю своих ошибок. Я исправлю их.

— Не сочти меня бунтовщиком, государь, но скажу тебе все как есть: Немедия устала от твоего правле­ния, — заявил низкорослый полный мужчина с жи­денькой бородкой. — Если ты объявишь о карлике, я на поставлю и ржавого медяка за твою безопасность.

— И ты туда же, граф, — нетерпеливо отмахнулся Тараск. — А ведь я считал тебя неглупым человеком. Верно, близость трона затмила разум моим вельмо­жам!..

— Что ты хочешь этим сказать, государь? — молвил худой седовласый человек с большой королевской пе­чатью на впалой груди.

— Только то, мой добрый канцлер, что судьба Не­медии и жизнь ее короля неразрывны более. Поймите же: я не держусь за этот треклятый престол, — Тараск быстро, с небывалой для старческих лет прытью вско­чил с драконьего трона, и вид его был ужасающ. —

Я ведь уже царствовал под игом Великой Души и знаю, что это такое. Пока жив карлик, король Немедии всегда будет лишь игрушкой в его жестоких руках. Возлежа па­рализованный в своей опочивальне, принужденный внимать святотатственным речам призрачного Бога, я молил Митру о смерти. Но Пресветлый остался глух к моим страданиям, и в том была его кара… Конан убил Тезиаса, и Зло вновь простерло свои скользкие щупаль­ца в мою душу. Возвращение карлика отрезвило меня; я знаю, чем искупить свои грехи.

— Немедия больше не пойдет за тобой! — восклик­нул генерал.

— В самом деле?! — свирепо окрысившись, вскри­чал король. — Может, Немедия пойдет за тобой?! Может быть, мне следует отречься?! Ты ведь на это на­мекаешь, старый вояка! А вы — вы тоже так считаете? Пожалуйста, я отрекусь! Кто из вас желает занять мое место? Конечно, ты, генерал? Или ты, граф? А может быть ты, канцлер? Отвечайте, глупцы, кто из вас жаж­дет подставить спину Великой Душе? Отвечайте, я тре­бую, ведь пока король — я!

Вельможи молчали, в смущении понурив взор. Только канцлер тихо, но отчетливо произнес:

— Прости нас, государь. Мы верны тебе. Веди нас, и да покарают боги проклятого карлика.

Тараск самодовольно усмехнулся. Обойдя шаркаю­щей походкой неровный строй придворных, он с видом полководца, блестяще отбившего нападение неприяте­ля, вновь уселся на драконий трон.

— То-то же! Итак, слушайте мою волю. На свете есть только один человек, способный на равных всту­пить в противоборство с Великой Душой. Это могучий воин, отмеченный благодатью богов. Этот человек по­ведет нашу армию против орд карлика…

— Ты, государь! — подобострастно воскликнул тол­стый граф.

— Нет, не я. Великий герой Конан из Киммерии, король Аквилонии, — он станет нашим защитником и заступником; такова моя воля.

Услышав такое, вельможи только охнули.

— В уме ли ты, государь?! — воскликнул генерал. — Конан враг нам! Издревле Немедия воевала с Аквило-нией, и не быть иначе! Немедиец и аквилонец хватают­ся за меч, увидев друг друга!

— Решение принято, — сурово ответствовал Тараск.— Я признаю себя вассалом Конана. Пускай он ведет нас. Только вместе мы сумеем одолеть Великую Душу. Те­перь не время враждовать. Немедии, Аквилонии, да что там — всем хайборийским царствам грозит смертельная опасность. В схватке с карликом не будет компромис­сов. Или он нас — или мы его. Я вручаю свою жизнь Митре и, если мне суждено погибнуть, я буду знать, что отдал свою жизнь не зря. Я все сказал. Подготовь мои указы, канцлер. Я сам оглашу их народу. Верю: Неме­дия поймет и не осудит меня.

И, гордо выпрямившись, седой король удалился. Немедийские вельможи в недоуменном восхищении смотрели ему вслед.

Огромный вороной жеребец Конана мерно месил дорожную грязь. Киммериец ехал молча, и тревожные думы одолевали его. Верный Просперо, скакавший бок о бок со своим королем, изредка бросал на черноволо­сого властелина озабоченные взгляды. Позади шло войско: тяжеловооруженные рыцари центральных про­винций на крепких конях, копейщики из Гандерланда в прочных кожаных куртках, неутомимые лучники из Боссонии. АквилонскаяТармия, общим числом тридцать тысяч человек, шла войной на Немедию.

Генерал Просперо не мог понять внезапной смены настроения короля. После той ночи Кован был сам не свой. Всегда бодрый и общительный, по-варварски гру­бый и прямолинейный, король стал походить на от­шельника. Он мог подолгу просиживать в одиночестве у окна, вглядываясь куда-то в даль, точно стремясь приоткрыть завесу грядущего… На встревоженные рас­спросы соратников отвечал невразумительно. Как-то раз, запершись в королевской опочивальне, он целых четыре часа о чем-то спорил с верховным жрецом Митры, так что тот, выйдя наконец от короля, был бле­ден как мел и, шепча охранительные слова, удалился в свой храм. А Конан всю следующую ночь просидел в огромной библиотеке дворца; грубые, закаленные в су­ровых схватках, привыкшие сжимать верный меч, паль­цы листали полуистлевшие страницы безымянных ма­нускриптов. Утром Конан появился в тронном зале, и глаза его были наполнены тоской и недоумением. Про-сперо доложил о готовности армии к выступлению. Ко­нан, казалось, не слушал его, но, когда генерал закон­чил, голубые очи короля сверкнули гневными искрами.

— К дьяволу загадки! — сказал Конан. — Сидя здесь, мы все равно ничего не узнаем. Пусть трубят вы­ступление, Просперо.

И вручив власть, как обычно, Зенобии и Троцеро, Конан отправился в поход…

…Над аквилонской равниной светило заходящее со­лнце. Король безмолвствовал уже несколько часов, и Просперо не выдержал:

— Мой государь! Невозможно вести армию к побе­де, когда король обуреваем сумрачными мыслями. Молю тебя, откройся мне! Что гложет тебя?

Конан задумчиво посмотрел на генерала.

— Ты прав, Просперо. Хорошо, я расскажу… По- мнишь то утро в Бельверусе, когда на нас напали с пяти сторон? Та история продолжилась в Тарантии…

— Не томи, государь! Что произошло с тобой поза­прошлой ночью?

Киммериец глубоко вздохнул.

— Я и сам мало чего понимаю. Тот коричневый демон… Он явился вновь, и с ним были другие твари; я не в состоянии описать их тебе — это выше человечес­ких сил. Демон попытался пленить меня, и я убил его. Но твари, сопровождавшие демона, сумели-таки схва­тить меня. Я потерял сознание. Очнулся скоро, но, по­хоже, это было уже не в нашем мире… Неназываемые твари тащили меня по горной тропе вдоль огнедыша­щего моря — ни дать ни взять по одному из Преиспод­них Миров…

— Пресветлый Митра! Какой кошмар! — потрясен-но молвил Просперо.

— Подожди, это только начало! — жестоко усмех­нулся киммериец. — Я уже готов был изжариться в адском пекле, когда мне на выручку явился некий маг, точь-в-точь похожий на тех синих колдунов, что едва не пленили меня в Бельверусе. Он прикончил одну из бестий, тащивших меня. Тогда другая прыгнула вместе со мной в кипящую пропасть. Синий колдун, недолго думая, обратился гигантской птицей и вытащил-таки меня из бездны. Мы оказались в моем тронном зале в Тарантии; так, во всяком случае, все выглядело изнут­ри. Маг усадил меня на трон. Главное, что я понял из его слов, — маг этот, Слуга Судьбы, послан каким-то Богом, его хозяином, чтобы отомстить мне. Я пытался бороться, но маг был сильнее меня. Наконец, вдоволь поиздевавшись над моей душой, он приступил к испол­нению своей мести.

— И что же было нужно этому негодяю?

— Ты никогда не догадаешься, Просперо! Как бы тебе лучше объяснить… Он — или его хозяин, сожри его Сет, — возжелал превратить меня в беспомощного мальчика, самовлюбленного царька, наподобие моего предшественника Нумедидеса.

— О Боги!

— Надо сказать, его заклинания возымели действие. Я чувствовал, как сила уходит из меня. И тогда появил­ся Кром…

— Кром?!

— Да, Кром, Отец Киммерии, окруженный свитой легендарных героев моей родины. Однако Слуга Судь­бы и не думал отступать пред ликом Бога. Я вообще удивляюсь, как маг этот до сих пор не захватил власть над миром: готов биться об заклад, сам Ксальтотун — не более чем жрец-недоучка против него. Слуга Судьбы поразил воинов Крома неведомыми лучами. Тогда Отец Киммерии сразился с ним. Вскоре Кром и этот маг, Брахо, исчезли, а я очнулся на своем троне в окруже­нии верных советников. Вот вся история, — тряхнул гривой Конан.

Некоторое время король и генерал ехали молча. Затем Конан сказал:

— Нет сомнения, какие-то могущественные силы, не желающие пока открывать себя, схлестнулись в некой дьявольской игре. И я в этой игре — главный игрок или, может быть, главный приз. Я открылся по­чтенному Декситею, но и он ничем мне не смог по­мочь. Советовался и со жрецами Асуры; Хадрат был самым мудрым среди них, но его сейчас нет в Аквило-нии. Наконец, этой ночью я, точно какой-то книжник, копался в древних рукописях. Взывал и к Крому: невоз­можно же представить, чтобы волшебник, сколь бы велик он ни был, смог одолеть бессмертного Бога! Но Кром был безучастен к моим мольбам… И вот я живу точно в мышеловке, не зная, кто мои враги и что им нужно, не зная, каков и когда будет следующий их удар! Знаю только, пленившие меня бестии служат жрецу Сета, и это, признаюсь, даже радует меня: с кем с кем, а со жрецами из Стигии я схватывался и прежде! А вот этот маг, Брахо, — кто он? Какому Богу служит? Что сделал я этому Биогу, раз он пытается мне отомстить?

— Вот бы сейчас пригодился старый Пелиас, — по­глаживая бородку, молвил Просперо. — Помнишь, когда крылатая бестия похитила Зенобию, он скоро вы­числил злобного Ях Чиенга! Волшебное зеркало Лаз-бекри вмиг показало бы негодяя, кем бы он ни был — Богом, человеком или самим дьяволом!

— Я тоже подумал об этом. Тем же утром мною с го­лубиной почтой было отправлено срочное послание Пелиасу.

— Ну вот! Раз Пелиас не спешит нам навстречу, зна­чит, он не счел твое сообщение тревожным! — восклик­нул Просперо.

— Хотел бы в это верить, — буркнул Конан. Вдруг красные пятна пошли по лицу генерала — мозг его прожгла страшная догадка.

— Послушай, Конан! А не думаешь ли ты, что…

— Не думаю, — сурово отрезал киммериец, точно прочтя мысли Просперо. Если б ты видел, как погиб он, ты бы тоже выкинул эту мысль из головы! Хотя, по правде сказать, это многое бы объясняло!

Два раза уже вставало и садилось солнце после той ужасной ночи, когда погибли, кромсаемые клешнями нежитей, все обитатели поместья барона Эритея. Водворце по-прежнему было тихо. Тхутмертари сладко спала, и ее полная округлая грудь чарующе вздымалась в такт размеренному дыханию.

Раздался резкий дребезжащий звук, словно кто-то привел в движение молчавший сотни лет волшебный колокольчик. Не просыпаясь, принцесса повела голо­вой, точно стараясь отогнать наваждение. Но звук по­вторился, и непонятно было его происхождение: каза­лось, звенит сам воздух. Тхутмертари открыла глаза, и, внезапно узрев нечто в этом дребезжащем сгущении, села.

— Отдыхаешь, принцесса, — осуждающе произнес сильный низкий голос. — Ты все более разочаровыва­ешь меня..

Изящные пальчики принцессы вцепились в мягкую ткань дивана. Голубые глаза настороженно обшаривали пространство перед собой.

— Тот-Амон! — воскликнула женщина. — Что нуж­но тебе от меня? Где ты?

— Я в Стигии, в королевском Луксуре, — ответство­вал голос, — где же мне еще быть! А ты, я вижу, нера­зумно используешь дарованную тебе свободу. Я послал тебя изловить варвара Конана, и что же? Конан по-прежнему на коне, а ты занимаешься тем, что подкар­мливаешь своих нежитей!

Тхутмертари побледнела.

— Величайший, не суди меня! Я сделала больше, чем было в моих силах! Отряд нанятых мною воинов едва не захватил варвара в Немедии. Затем синие кол­дуны, слуги Великой Души, пытались утащить его; я су­мела помешать им. Наконец, Иефан, мой верный раб, и двое нежитей схватили Конана в Тарантии. Иефан погиб, но нежитям удалось пленить Конана. Варвар был почти у меня в руках, когда верховный маг карли­ка, Брахо, освободил его… Сейчас Конан во главе своей армии спешит в Немедию на бой с королем Тараском. Я попытаюсь, используя…

— Твои методы не интересуют меня, — нетерпеливо перебил властный голос Тот-Амона. — Не интересуют они и Отца Сета. Сет, так же, как и я, недоволен тобой, Тхутмертари! Горе тебе, если в ближайшее время Конан не будет в моей власти! Помни: стоит мне сказать свое слово, и ты не найдешь в этом мире, равно как и в иных мирах, места, где тебя бы не ждала жестокая, мучитель­ная смерть!

— Ты угрожаешь мне, Тот-Амон?! — в гневе заши­пела принцесса.

— Да, угрожаю, — произнес безжалостный голос. — Я сказал, а ты услышала. У тебя нет пути назад. Ты вы­полнишь мою волю или умрешь. Умрешь вместе со своим возлюбленным Атотмисом — это будет моя пос­ледняя милость тебе, о недостойная!

Голос умолк. Снова раздался резкий дребезжащий звук, и незримое видение исчезло. Бледная и унижен­ная, Тхутмертари поднялась со своего ложа. Недолгую тишину разорвал пронзительный женский крик.

— Зук!!!

Через несколько мгновений перед принцессой предстало чудовище — точная копия нежитей, с кото­рыми так и не удалось справиться Конану. Но этот монстр был куда выше и крупнее тех двоих. И голос чу­дища полностью соответствовал его начальственному положению — низкий, грубый, властный.

— Звала, хозяйка?

— Зук, — ожесточенно массируя виски, молвила зо­лотоволосая принцесса, — собери всех братьев и от­правляйся вослед аквилонской армии. Вы должны бу­дете пленить варвара Конана и доставить его ко мне.

Из груди безголовой твари разнесся разочарован­ный вой.

— Ты вдвойне несправедлива, госпожа! Неужели для поимки одного смертного необходимо все наше войско?! И как, по-твоему, я остановлю ребят, когда они увидят столько свежего мяса?

— Не перечь мне, Зук! — голос волшебницы сорвал­ся на визг. — Помни, кто я такая! Я в отчаянии, Зук! Ты — моя последняя надежда; я больше не могу риско­вать! Отправляйтесь все, как я велю! Когда же Конан, живой и невредимый, будет в моих руках, я разрешу вам полакомиться хоть всей аквилонской армией!

При этих словах из широкой, разверстой на животе пасти Зука потекла бурая слюна. Моргнув переверну­тыми глазами, монстр произнес:

— Твоя воля будет исполнена, госпожа!

Тонкая девичья рука взметнулась и наотмашь уда­рила тварь по костлявому плечу. Великан Зук, точно мячик, отлетел к стене.

— Торопись же, мой верный раб! Я буду молить Сета об успехе твоего предприятия. Исчезни!!!

Всю ночь Конан спал как убитый. Он уступил насто­яниям Просперо и впервые изменил своему всегдашне­му правилу: спать в королевском шатре в полном одино­честве. На сей раз преданные оруженосцы и адъютанты бодрствовали, охраняя короля не только снаружи, но и внутри шатра, рядом с королевским ложем. Предосто­рожности оказались излишними: ночной покой Конана никто не потревожил. Как будто боги дали Конану по­следний раз отдохнуть перед решающей битвой — так бывало уже неоднократно…

Конан проснулся другим человеком. Кошмары и ужасные загадки не сломили его волю, он снова был прежним Конаном — бодрым, деятельным, решитель­ным. Наскоро позавтракав, он собрал военный совет. Паж-адъютант развернул карту.

— Мы находимся вот здесь, — сказал Конан, пере­двигая красный флажок на новое место. — За этим перевалом начинается Немедия. Первоначально я пла­нировал дать сражение чуть южнее, на равнине вдоль Большого Бельверусского тракта. Я ожидал, что Та-раск, получив мой вызов, выступит сюда со своей ар­мией. Однако разведчики не заметили особой концент­рации противника: обычные пограничные дозоры, не более того. Что думаешь об этом, Просперо?

Генерал нахмурил лоб.

— Тараск негодяй, это всем известно. Но никто не рискнул бы назвать его трусом. А в последнее время он стал хитрым и вероломным, точно стигийский принц… Я думаю, он хочет выманить нас на эту равнину, — за­ключил Просперо.

— Ты, Паллантид! — обратился Конан к командиру Черных Драконов, личной гвардии короля.

— Я согласен с Просперо, — сказал генерал Пал­лантид. — Наш враг уже не тот, что был в битвах при Валькии и Танасуле. И он явно что-то замышляет. Я бы двинулся через этот перевал и вышел в тыл к немедий-цам! А на равнину выступать опасно: кто знает, что у Тараска на уме? Вдруг он заключил союз с каким-ни­будь новым магом и только того и ждет, чтобы мы стали жертвами колдовских чар?!

Конан невольно поморщился. Паллантид — случай­но или намеренно — напомнил ему обстоятельства его недавнего пленения Тараском. Уж не подался ли сам не мед и иски и король в черные маги? Конан отогнал прочь эту мысль — в конце концов все решает искусст­во крепкой стали в верных руках. Он сказал:

— Сделаем так. Пусть разведчики проникнут в глубь немедийской территории. А мы тем временем начнем просачиваться через этот перевал, выходя в тыл к неме-дийцам. К полудню наша армия будет на той стороне, после чего…

Не успел король закончить свою мысль, как в шатер ворвался посланный им разведчик. Отдав честь Кона­ну, разведчик произнес:

— Мною замечено немедийское войско, числом около десяти тысяч человек, в основном тяжеловоору­женные рыцари…

— Десять тысяч — ха! — не выдержал Конан.

— …Личный стяг короля Тараска реет посреди войска. Немедийцы движутся по направлению к доли­не, что лежит южнее перевала. Но вместо боевых зна­мен они несут белые флаги…

— Что ты сказал? Повтори! — рявкнул киммериец.

— Мечи немедийцев зачехлены, они идут не боевым клином, а обычным походным строем, и в руках их тре­пещет белый флаг!

— Ловушка! — воскликнул Паллантид.

— Провокация! — согласился Просперо. Остальные военачальники поддержали генералов. Тем временем в шатер короля вошел другой воин-разведчик.

— Мой государь» — стремясь сдержать изумление, молвил второй разведчик. — От немедийской армии от­делилась группа в двадцать человек, во главе с самим Тараском. Король Немедийский и его свита с белыми флагами приближаются сюда!

— Что за чертовщина! — взревел Конан. — Уж не хочет ли Тараск сдаться в плен?!

Не обращая внимания на восклицания советников, киммериец выбежал из шатра. Впереди, ощетинившись пиками, стоял аквилонский дозор. А чуть поодаль, на равнине, и вправду белели просторные холщовые по­лотнища; одно из них держал низкорослый человек в золотом королевском шлеме…

Конан и не заметил, как очутился подле своего за­клятого врага.

— Что еще за фокусы, собака?! — гаркнул киммери­ец. — Слабо сразиться в честном бою?

— Честного боя не боюсь, — спокойно ответил Та­раск, — и он еще предстоит. Но не с тобой, мой госу­дарь!

И, к великому изумлению присутствующих акви-лонцев, Тараск преклонил пред Конаном колени и про­тянул ему свой меч.

Реакция киммерийца не была адекватной. Он резко выбросил в сторону протянутое в знак смирения ору­жие, схватил Тараска за плечи и рывком поставил его на ноги.

— Что за фокусы, гнида бельверусская?! — все тем же тоном повторил он. — Что ты еще удумал?! Где твое королевское достоинство? Как ты назвал меня? Повто­ри, собака, а то я не расслышал!

— Не гневайся, мой государь! Прочти это, и тебе многое станет ясно, — сказал Тараск, извлекая из кар­мана пергаментный свиток, скрепленный королевской печатью Немедии.

— К чему этот фиговый листок?

— Это мой указ о принятии Немедией сюзеренитета Аквилонии. Отныне ты — полноправный властелин моей страны на время военного похода.

Если бы сейчас разверзлась земля и, шевеля кольца­ми, на эту равнину из Преисподней выполз сам Сет, Конан, наверное, удивился бы меньше. Подобные же чувства владели и всеми аквилонцами. Над лагерем за­висла тишина.

Конан трижды перечитал свиток — все было пра­вильно. Возвратив указ Тараску, он произнес:

— Раз уж ты стал моим вассалом, тем более я велю тебе признаться, что все это значит — или твоя голова слетит с плеч!

— Разумеется. — Тараск понизил голос. — Положе­ние таково, что тебе надлежит знать все, мой государь. Но если это услышит кто-либо из твоих людей, послед­ствия могут быть самыми ужасными!

Конан внимательно оглядел Тараска. Пожалуй, только теперь он заметил, как изменился немедийский король. Седые растрепанные волосы, глубокие морщи­ны на лице, дрожащие в нервном возбуждении руки — все это не могло быть маскарадом. В Немедии действи­тельно произошло нечто особенное, нечто такое, что заставило властолюбивого Тараска стать вассалом за­клятого врага…

— Нам необходимо поговорить наедине, — тихо по­вторил немедиец. — А потом делай со мной все,что хо­чешь.

— Хорошо. Но помни: если обманешь — отпра­вишься в Ац в ту же секунду.

Тараск почтительно склонился. Преисполненный мрачной решимости, он был на все согласен.




Глава десятая УРАГАН БРЕМЕНИ


Огромный зал-амфитеатр располагался на самой вер­шине вырубленного в скале замка Синих Монахов. Здесь произошло воскрешение бывшего Бога. И здесь же Тезиас наметил разыграть последний акт трагедии «священная месть Великой Души».

Расположенные по окружности зала камины ярко пылали. В центре амфитеатра высился мраморный по­стамент. Около него выстроились монахи во главе с вы­здоровевшим магистром. Тезиас сидел в глубоком кресле чуть поодаль от постамента, на простом деревянном столике возле него покоился гигантский голубой фоли­ант — Книга Судеб. В раках карлика трепетал малень­кий пергаментный листок, исписанный мелким коря­вым почерком. Белое как лик луны лицо Тезиаса светилось от счастья.

— Сегодня, сейчас свершится моя священная месть! Ведомо ли вам, монахи, что это такое? — он помахал пергаментным листком. — Это перевод великого закли­нания из самой Книги Судеб! Заклинания, пришедше­го в наш мир с неведомых, затерянных во Вселенной планет! Никогда еще человеческие уста не произносили этих запретных слов, никто и никогда не испытывал действие этого заклинания. Я произнесу его, а испыта­ет — Конан, тот, кто осмелился победить меня! Мое за­клинание вырвет его из привычного мира и, сломав оковы времени и пространства, отправит в будущее — далекое, незнаемое. Насколько далекое — не ведает никто, по моим расчетам, не менее чем на десять тысяч лет вперед! Конан покинет этот мир непобежденным, как и подобает великому герою. Но останусь я, Великая Душа, единственный властелин Земли! Я останусь здесь, и никто более не посмеет преградить мне путь к власти над миром! Из будущего Конан не сможет угрожать мне. Более того, — Тезиас жестоко усмехнулся, — он попа­дет в мир, совершенно чуждый ему, а потому — враж­дебный. Возможно даже, в этом мире уже — или еще? — не будет жизни; тогда Конан окажется единст­венным человеком на планете. А может быть, он станет героем и в этом мире, создаст свою империю, совершит новые подвиги. Но мы о них уже не узнаем. Будущее — это не только лишь то, что случится завтра, за Горизон­том Времени, нет, это иной, враждебный всему при­вычному мир, мир моего мщения. Это заклинание — о скольких сил стоило мне перевести его с языка таинст­венных космических символов на человеческий язык — разверзнет Порталы Времени, и тем свершится моя месть! А сила этого заклинания такова, что никто — ни Бог, ни дьявол — не сможет обратить его вспять. Итак, я начинаю!

И с уст Великой Души полились неведомые звуки.

Чарующие, торжественные, словно песнь нездешних богов, они были одновременно резкими и холодными. В них звучал гимн древнейших, пресыщенных Знания­ми, затерянных в глубинах Вселенной неизведанных миров, и этот могучий гимн сокрушал основы земных стихий. Его гипнотическая сила будоражила человечес­кий разум, играла сознанием, носилась стремительным вихрем в тайных закоулках памяти. Бесстрастные лица Синих Монахов еще более вытянулись, строй их рас­пался, некоторые в непроизвольном отчаянии заложи­ли уши. Чем дольше Тезиас читал тайные слова, тем более преображался его собственный облик. Он был подобен безрассудному дирижеру, дерзнувшему испол­нить предо всем миром дьявольскую фантазию безвест­ного нечеловеческого гения. Белая кожа карлика дро­жала и пучилась, по густой гриве иссиня-черных волос искрили ручейки мутно-голубоватого свечения. Вскоре эти ручейки излились вниз, на тело карлика, одев его в сверкающий кокон электрических разрядов. Затем ру­чейки космического огня полились дальше, вперед, обогнули мраморный постамент, взметнулись к куполу зала и, легко пронзив толщу многометрового камня, излились в пространство, разбегаясь во все стороны. Затем пришел грохот — глухой, осторожный, он все более усиливался, и скоро великие Карпашские горы тряслись и стонали, как в первозданные времена, когда не было на Земле ни единой молекулы жизни, а только одинокий и бесстрастный Страж Земли влачил свое не­зримое существование в небесной шестнадцатигранной пирамиде посреди застывшего океана…

А Тезиас, как будто не замечая ничего вокруг, кроме листка пергамента с корявыми иероглифами, продол­жал насиловать мир тяжелыми, исполненными незем­ного смысла, чарующими звуками…

— …И тогда он обратил заговорщиков в неподвиж­ные бронзовые фигуры, точные копии живых людей. Они и по сей день жутким напоминанием высятся в моей опочивальне; десятки моих слуг пытались выта­щить их оттуда, но колдовские изваяния словно при­росли к древнему камню дворца. И зловещая картина, подаренная мне Тезиасом, точно заговоренная, до сихпор висит над моею кроватью, — сказал Тараск, закан­чивая свой рассказ.

Конан молча слушал; каждое слово немедийца зву­чало как откровение… Тараск перевел дух и воззрился на киммерийца.

— Ну, теперь ты понимаешь, почему я решил стать твоим вассалом? Только ты, Конан, можешь защитить Немедию, Аквилонию и весь мир от Великой Души!

Конан покачал головой.

— Это невероятно. Я своими руками убил его — сначала тело, а затем и душу. Камень, заключивший в себе его душу, я выбросил в Карианскую впадину моря Вилайет. Возможно ли, чтобы какой-то мошенник при­нял на себя имя Великой Души?

— Исключено, — заметил Тараск. — Колдовской почерк карлика ни с чем не спутаешь. Та же театраль­ность, тот же изуверский гипноз. Тезиас жив, клянусь Митрой, и вынашивает планы жестокой мести — тебе, Конан, и мне!

Но сомнения все еще не отпускали Конана. Он спросил:

— Послушай, Тараск, а как выглядел тот колдун, что превратил в бронзовых истуканов заговорщиков, пришедших убить тебя?

— Он был высок и хуц, облачен в просторный синий плащ с синим же капюшоном, лицо его было бледно и бесстрастно, как маска, снятая с мертвеца. На груди его сверкал большой серебряный медальон, изображаю­щий испещренный полосами треугольник…

— Слуга Судьбы! — вскричал, вскакивая со своего места, Конан. — Это был он!

Тараск с беспокойством посмотрел на варвара.

— Тебе знаком этот колдун?

— Да, приходилось встречаться, — внутренне со­дрогнувшись, пробормотал Конан. — И все же это не доказывает руку Тезиаса; может статься, этот маг с ме­дальоном просто использует его имя!

Снаружи раздался голос Паллантида.

— Мой государь! Купец Ласло из Хоршемиша про­сит у тебя срочной аудиенции!

— Отошли его прочь! Я не жду никого из Хоршемиша! — рявкнул Конан; в сию мину!у у него не было ни­какого желания беседовать о купеческих делах, хотя бы этот самый Ласло был давним торговым партнером Ак-вилонии.

— Но господин! — прорезался другой голос, моля­щий и страстный. — У меня важные новости из Хана­рии!

— Из Ханарии? Пропусти его, Паллантид! — велел Конан и, обращаясь к Тараску, добавил: — Это от Пе-лиаса.

Ласло оказался крючковатым старичком с хитрин­кой в глазах. Он внимательно оглядел шатер, бросил взгляд на седого как лунь Тараска и лишь потом покло­нился Конану.

— Ну, купец, не томи, — сказал киммериец. — Ты привез мне письмо от Пелиаса, не так ли?

Кофитянин задрожал, голос его звучал приглушен­но.

— Все гораздо хуже, светлый государь! Слушай же, король Аквилонии! Послушай и ты, почтенный ста­рец… ,

— Почтенный старец?! — расхохотался Конан. — Это же Тараск, король Немедийский, негодяй и прой­доха, каких на свете мало! Знаешь что, старец, иди-ка освежись, пока мы тут беседуем с достойным купцом.

— Но, Конан, мы же теперь заодно! — воспротивил­ся было Тараск.

— Иди, иди! Что надо будет, я тебе сам потом рас­скажу! — тоном, не допускающим возражения, молвил Конан.

Когда немедиец покинул королевский шатер, Конан усадил смущенного купца на топчан и потребо­вал объяснении.

— Некоторое время назад, — начал свой рассказ Ласло, — чародей Пелиас пригласил к себе трех танцов­щиц. Что именно произошло в Золотой башне, ведомо лишь одним великим богам. Вот только посреди ночи на улицах Ханарии появились три обнаженные девуш­ки—те самые танцовщицы, что были у Пелиаса. Я ви­дел их в ту же ночь, и, можешь мне поверить, государь, душами их овладело безумие. Одна из девушек сразу же погибла, напоровшись на чей-то меч. Толпа сочла, что женщины испорчены нечестивыми тварями, обитаю­щими, по слухам, в подземельях башни могучего вол­шебника. Так что вторую танцовщицу сожгли заживо — там же, на площади у Золотой башни. Но я сразу понял: дело здесь нечисто. Мои слуги отбили последнюю из оставшихся в живых девушку у озверевшей толпы. Я допросил ее. Рассказ танцовщицы не отличался связ­ностью.

— Что она говорила? — полный самых мрачных до­гадок, вопросил король.

— С ее слов я понял следующее. Во время их вы­ступления как будто из ниоткуда появились трое, обла­ченные в синие плащи с капюшонами. Они повалили волшебника, затем вскрыли какой-то ящик, взяли отту­да большую книгу в голубом переплете…

— Проклятие! Книга Судеб! — вскричал Конан.

— …И испарились так же внезапно, как и появи­лись. Сказав мне это, танцовщица умерла.

— А что же Пелиас?

— С тех пор от него не было никаких известий. Прежде чем отправиться к тебе, я, поборов страх, окру­женный верными слугами, вступил в башню чародея. Пелиаса я нашел крепко спящим на своем диване. Ни­какие усилия пробудить его не дали результата; готов поклясться именем Иштар, здесь замешана черная магия!

— Это все?

— Все, мой господин! Оставив Пелиаса в башне, я тотчас отправился на встречу с тобой. Мне показались важными эти новости…

— Друг мой! Ты даже не можешь себе представить, насколько они важны! Отправляйся же; я велю насы­пать тебе сто, нет, пятьсот аквилонских золотых, друг Ласло!

— Мой государь! — потрясенный купец упал в ноги Конану. — Я не стою таких денег!

— Встань, Ласло! — приказал король. — Есть новос­ти, которые меняют ход истории! Они бесценны!

Конан собрал ближайших советников. Были Про-сперо, Паллантид, еще несколько военачальников, в мужестве и верности которых киммериец нисколько не сомневался. Пригласили и короля немедийцев Тараска. Аквилонские гвардейцы, стоявшие на страже, получи­ли строгий приказ не подпускать никого к шатру ближе чем на двадцать шагов.

— Когда происходит много загадочных, казалось бы, несвязанных событий, порой бывает достаточно одного штриха, чтобы наспех наляпанная картина об­рела смысл и значение, — сказал Конан. — Странный бой в Бельверусе, из которого живыми вышли только я, Зенобия и Просперо, события, происшедшие с Тарас-ком, мои собственные ночные приключения — под­линный смысл всего этого мне стал ясен после рассказа кофийского купца, побывавшего в башне Пелиаса в Ханарии. Пелиас усыплен, Книга Судеб, беречь кото­рую он поклялся пуще жизни, снова украдена. Я гово­рю: «снова украдена». Ибо на свете есть только один че­ловек, которому может понадобиться Книга Судеб, один, который решится ради нее лезть в башню могуче­го чародея, один, способный обхитрить и одолеть Пе­лиаса, — его рука, чую, дергает за ниточки всех стран­ных и загадочных событий последнего времени… Ты был прав, Тараск. Карлик Тезиас, призрачный Бог, Ве­ликая Душа, — жив, вот что я хочу сказать! И это так же верно, как и $о, что^я вот этим мечом пронзил его тще­душную грудь, а черную душу его заключил в волшеб­ную темницу! Один лишь Митра знает, как получилось, что карлик снова жив!

Возникла тяжелая, мучительная пауза. Наконец чей-то сдавленный голос прошептал:

— Мы все погибнем! Он вернулся за нашими ду­шами…

— Чушь! — взревел Конан. — Я победил его однаж­ды — не скажу, что это было легко — одолею и теперь. Мы не должны падать духом — Тезиас от нас только этого и ждет! Посмотрите на Тараска — он пришел сюда, чтобы сражаться! Чем мы хуже немедийцев?

— Но что могут наши мечи против нечестивых чар? — озабоченно вопросил Просперо.

— В конечном итоге все решает искусство крепкой стали, — возразил Конан.

— Это так, мой государь, но что мы будем делать, если самозваный Бог снова, как в прошлый раз, пре­вратит наших людей в зомби или, того хуже, сотрет нашу армию с лица земли одним лишь взмахом своей руки? — сказал Паллантид.

— Нам нужна помощь волшебника, такого, как Пе­лиас, — добавил Тараск.

— Среди магов у меня друзей нет, — сощурился Конан. — Только Пелиас и асурский жрец Хадрат.

— Так призови этого самого Хадрата!

— Хадрат, будь он трижды проклят, пропадает где-то в Вендии! И потом, уж больно слабоват он против призрачного Бога.

— А если снова в Стигию податься, за волшебным камнем? — предположил Просперо.

— Пустая затея, — подумав, сказал киммериец. — Прошлый раз Пелиас доставил нас в Стигию на крыла­тых тварях; своим же ходом добираться до Птейона бес­смысленно… Да и Тезиас не будет безучастно наблю­дать за нашими приготовлениями. Нет, Просперо, поверь моему опыту: во второй раз фокус с Ромбом Ях-кунга не пройдет!

— Что же нам делать?

— Откровенно скажу: не знаю! — развел руками Конан, но в этом жесте не было и намека на какую-либо обреченность.

Еще что-то сказал Паллантид, но слова его потону­ли в жутких воплях, доносившихся снаружи. Поблед­нев, люди выскочили из королевского шатра.

…Аквилонские и немедийские воины вопили и воз­носили молитвы богам. Оба лагеря были взяты в кольцо полчищами нежитей — точь-в-точь таких же, какие утащили Конана в невесть какую Преисподнюю. Безго­ловые серые твари зловеще щерили широкие пасти, и их острые белые клыки поблескивали в лучах полуден­ного солнца. Конан понял, что ждет его армию. На сей раз спасения не было…

Вот трое его воинов, обезумев от страха, бросились на ближайшую к ним бестию. «Стойте, сталь их не берет», — хотел крикнуть Конан, но было уже поздно. С бешеной скоростью заработали длинные трехпалые руки твари, закляцали зубы в зияющей пасти. Не про­шло и десяти секунд, как от троих воинов осталось лишь кровавое месиво…

Многие пали ниц, в безумии припав лицом к теплой земле и обхватив голову руками, как будто так можно было защититься от смертельных ударов безголовых чу­довищ. А те все не нападали, точно ожидая чьей-то осо­бой команды.

Посреди же адского воинства, по-обезьяньи опира­ясь на все четыре конечности, стоял могучий монстр, раза в полтора выше Конана; перевернутые зенки твари вперились прямо в глаза киммерийца,

— Я Зук, — раздался громовой голос предводите­ля. — Твоя армия обречена, король Конан! Но ты еще можешь спасти хотя бы души своих людей, ибо жизни и тела их уже принадлежат нам!

— Что тебе нужно, тварь? — вопросил Конан, пере­крикивая вопли устрашенных воинов.

— Ты последуешь за мной, варвар! — прогремел Зук. — Тогда твои воины умрут легко, словно от удара сталью. Если же будешь сопротивляться, их мучения продлятся тысячи лет, а загубленные нами души никог­да не обретут вечного покоя.

Нежить рассмеялась; жуткий хныкающий, надтрес­нутый смех разнесся над притихшей равниной. И» сло­вно подкрепляя слова Зука, на землю снизошла Тима, Задул пронизывающий, стремительный ветер, иссиня-черные тучи завладели небосводом, в считанные мгно­вения полиостью закрыв собой солнце. Внезапно на­ступила Ночь. А посреди нахлынувшего Мрака продол­жал бесноваться низкий грудной голос:

— Именем Сета, хозяйка сдержала слово! То-то будет потеха, братья!..

Мрак душил рассудок, но и в этом аду мозг Конана посетила такая мысль: «Хозяйка? Он сказал — хозяй­ка!». Впрочем, времени обдумывать слова твари не было, да и кто поручится за точность услышанного в этом котле разбушевавшейся Ночи?!

Визг набирающего силу ветра уже заглушал истош­ные крики людей. Превозмогая его, Конан прокричал в темноту:

— Хорошо, тварь, я иду с тобой!

Издевательский, леденящий душу хохот был ему от-ветоМо Мощь же бури быстро возрастала. Черные тучи, поглотившие полуденное солнце, озарились сполохами странного голубоватого сияния. В его неверном туман­ном свете Конан увидел, как Зук, вместо того чтобы хватать человека, за которым был послан, с изумлением и страхом глядит на небо. А туча тем временем разре­шилась молнией: молния упала отвесно, точно пущен­ная неким нечеловечески метким стрелком, и ударила прямо в грудь Зука. Раздался взрыв; стремительная вспышка осветила равнину. Все люди лежали; из неко­торых страх уже изгнал жизнь. Рядом с киммерийцем стояли только Тараск, Просперо и Паллантид — каза­лось, рассудок вот-вот оставит и их. Но безголовые твари… Они и не думали нападать на распростертых на земле людей. Узрев загадочную гибель своего предво­дителя, они верещали и визжали, тупо тыкались куда-то, точно ища спасения в ином, незримом мире. Неко­торым и вправду удавалось исчезнуть, проскользнув в какую-то невидимую межпространственную щель. Дру­гие же, и их было большинство, отчаянно сновали по полю, где по ним из черных туч лупили молнии зага­дочной грозы. Твари взрывались в один миг, и скоро вся равнина была ярко освещена сполохами этих взры­вов.

Конан стоял, не в силах оторвать взора от этого не­повторимого, сказочного зрелища. А молнии все пада­ли и падали, уничтожая адских тварей. Поглощенные мистической картиной, люди не заметили, как высоко над их головами, в беспросветной черноте туч, стал со­бираться стремительный, точно свет, поющий неведо­мую чарующую песнь вихрь. О, этот вихрь не был обыч­ным торнадо! Он шел не со стороны, не из недр земли, нет, он спускался сверху вниз, прямо на головы стоя­щим людям. Он, этот вихрь, имел свою цель, но в то же время не походил на плод одной лишь только черной магии; нечто неизмеримо далекое всему земному таи­лось в его неистово крутящихся спиралях…

Конан заметил вихрь, когда тот уже висел прямо над его головой. Неизвестно почему, но эта, несомнен­но, осмысленно крутящаяся чернота ужаснула его даже более чем вся армия безголовых нежитей. Исступленно закричав, Конан, не разбирая дороги, бросился прочь от черного вихря. А он, этот вихрь, тотчас метнулся вслед за ним, и страшная догадка посетила мечущийся разум варвара: ему, вихрю, не нужны были другие — Тараск, Просперо, Паллантид, — ему нужен был только он, Конан! И киммериец бежал, вложив в бег всю свою физическую силу. Он бежал по полю, усеянному тела­ми аквилонских и немедийских воинов; вокруг продол­жали взрываться, поражаемые молниями, нежити, а он бежал, не разбирая дороги…

И все же черный смерч настиг его. Словно тысячи цепей разом пали на тело варвара. И эти цепи бешено вращались вокруг него, не прикасаясь к телу, но обжи­гая его неземным холодом. Все кругом утонуло во мраке. Конан почувствовал, как вихрь отрывает его от земли, но не уносит, а неподвижно держит в воздухе, точно изучая каждую клетку его организма. Затем пове­дение вихря меняется: он куда-то тащит Конана, но не в сторону, не ввысь и даже не в иной мир, а куда-то вглубь — в глубь чего, Конану знать не было дано. По­явились какие-то разноцветные вспышки, они освети­ли вихревой тоннель, по которому смерч тащил Кона­на. Одно мгновение ему показалось, что он видит лица людей и морды чудовищ, башни городов, горы и океан­скую гладь. Но все эти видения слились в бесчислен­ные яркие вспышки, ранящие глаза и разум человека. Над головой он заметил отливающий голубизной круг из неистово вращающихся молний; к этому-то кругу его и тащило. Внезапно пришло осознание, что за кру­гом этим — иной мир, враждебный, мир, в который он ни за что не хотел попадать и из которого нет возврата… И он стал яростно вертеть всеми конечностями, его мо­гучее тело сгибалось и виляло, словно он в морской пу­чине играл танец с незримым подводным чудищем…

Но ничего не помогало, вихрь был сильнее, и голу­бой круг неумолимо приближался. Вдруг раздался гро­хот — самый сильный и резкий из всех звуков, когдалибо слышанных Конаном. Точно раскололась Земля или некая небесная плита, удерживающая равновесие Вселенной, нежданно дала трещину. Грохот продол­жался безмерно краткий миг, но казалось, он звучит вечно. Оглушенный, Конан почувствовал, как будто тело его разваливается на две части: он видел себя самого со стороны и в то же время знал, что тот, другой Конан, тоже видит его со стороны — так же, как и этот. Потом раздался пронзительный свист, плоть слетела со второго Конана, оставив только призрак, прозрачную оболочку, в точности повторяющую все линии и изги­бы тела варвара. Свист повторился, вихрь схватил при­зрачного Конана, голубоватый круг разверзся, погло­щая призрачное тело. В тот же миг живое тело Конана тряхнуло, он почувствовал под ногами бездну. Наконец произошла вспышка — словно тысячи солнц разом из­лили на него свой свет — и Конан потерял сознание.

Обессиленный, Тезиас полусидел-полулежал в своем кресле. Казалось, Заклинание Времени выпило из него все соки. Тело его и одежда напоминали испорчен­ный волшебный светильник — они искрили, изрыгали голубоватые молнии, вокруг головы карлика плясал све­тящийся нимб, — впрочем, последнее еще больше сбли­жало его с родом богов. Заклинание было давно завер­шено; разбуженные неземные стихии творили свое дело. Земля под ногами дрожала, за пределами дворца по-прежнему стонал рукотворный ветер, и небо было по-прежнему черным-черно.

Тезиас ждал — что ему еще оставалось? Он не знал точно, чем именно закончится его грандиозный экспе­римент, какими будут побочные последствия. Но его авантюрная натура, его самовлюбленная уверенность не давали времени на новые размышления и повторные расчеты. Он претворил свой замысел в жизнь, как и было намечено. Теперь оставалось только ждать — ждать, чем закончится вызванный им катаклизм.

Ждать долго ему не пришлось. Голубоватые молнии вновь засверкали под куполом амфитеатра. Их станови­лось все больше, они ударяли вниз, о мраморный постамент, выступая своеобразными провозвестниками наступающего Нечто. Вскоре появилось оно само, это Нечто, — переливающийся мутно-голубоватыми блест­ками огненный шар. Шар медленно спускался вниз, с купола на мраморный постамент.

— О Великая Душа, что же это?! — не в силах сдер­жать волнения, вскричал всегда бесстрастный магистр.

— Это Огни Будущего, Брахо, они вступили в наш мир! — непривычным громовым голосом ответил Те-зиас.

Внезапно шар лопнул. Мириады огней рассыпались но залу. В то же мгновение разом стих неземной ветер, черные тучи, пленившие солнце, вдруг испарились, будто их и не было, короче, уже через секунду в подлун­ном мире не осталось ни единого видимого следа не­давнего буйства неведомых стихий…

Когда облако искр осело, изумленные Тезиас и его слуги увидели, что на мраморном постаменте в центре амфитеатра стоит человек. Живой человек. Он был аб­солютно наг, и всем были отчетливо видны героичес­кие пропорции его могучего тела. Большая, покрытая черными кудрями голова, бычья шея, отталкивающее, устрашающее лицо, на котором горели ясные голубые глаза, грудь, испещренная шрамами, крепкий торс и мускулистые ноги. Обнаженный богатырь изумленно смотрел на собравшихся, а они — на него. Один из мо­нахов, еле двигая пересохшими губами, пробормотал:

— Ущипните меня, если это не &онан!

На что тотчас последовал резкий ответ Тезиаса:

— Ущипни его, Брахо: это не Конан.

Заслышав человеческую речь, богатырь тоже разле­пил уста. Голос его был сильный, звучный. Он произ­носил слова как-то странно, неестественно, да и сами слова эти были словами нездешнего, неизвестного в Хайборийском мире языка. Однако Тезиас с великим удивлением обнаружил, что хорошо понимает этого че­ловека, ибо язык сей был тем же самым, что и тот, на котором было написано его, Великой Души, послание к самому себе. Богатырь сказал:

— Срань господня! Куда это я попал?


Глава одиннадцатая КОВАРНОЕ ЗАКЛИНАНИЕ


— Cлава Митре, кажется, он приходит в себя!

Это был голос Просперо. Конан слышал его. Ким­мериец с трудом открыл глаза.

Он лежал на своей походной скамье посредине ко­ролевского шатра. Шатер он узнал сразу, как и лица об­ступивших его людей — Просперо, Тараск, Паллантид, еще двое полководцев, один барон и один вельможа с немедийскими драконами на гербе, — вероятно, из свиты Тарас ка. Лица людей были бледны.

— Ради Крома, чего вы столпились, как на похоро­нах?! — взревел Конан.

Из глаз Просперо брызнули слезы радости.

— Ты жив, мой государь! Хвала великим богам!

— А мы уж было решили, что душа твоя отлетела в иной мир, — добавил Паллантид.

— Во всяком случае, все говорило за это, — под­твердил Тараск.

Конан пошевелил конечностями. Тело ныло, но, отметил киммериец, конечно, бывало и хуже. Резким движением, испугавшим соратников, он поднялся с ложа. Кровь отхлынула от головы, все поплыло перед глазами, он покачнулся, но ничего, отпустило.

— Что со мной было?

— Лучше уж и не спрашивай, мой король! — горест­но воскликнул Просперо. — Пока ты здесь лежал, мы всё удивлялись, как сами-то не лишились рассудка!

Король поморщился. Ему нужны были факты, а Просперо, точно беспокойная мамаша, лезет со своими эмоциями!

— Я помню только, как черный вихрь догнал и под­хватил меня, — сказал Конан. — Что было дальше?

Тараск, как наиболее закаленный колдовскими опытами — после самого Конана, разумеется, — взял на себя труд детально описать все, что он видел.

— Черный вихрь поднял тебя высоко над землей. Он стал раздевать твое тело, так что были видны кости и внутренние органы, даже твой обнаженный мозг.

Затем плоть сложилась обратно, а от тела отделилась призрачная оболочка — точь-в-точь ты, только бес­плотный. Затем призрак куда-то улетел, раздался взрыв, ты упал на землю, и в этот миг все просветлело. Мы кинулись к тебе — ты был без сознания. Тогда мы принесли тебя сюда.

— Сколько времени я был без чувств?

— С тех пор как закончилась ужасная гроза, прошло уже два часа, — сказал Паллантид.

— Что с армией?

— Армии больше нет, — потупив очи, молвил генвт-рал Просперо. — Часть наших воинов погибла во время грозы, другие стали безумными, третьи — их большин­ство — улучив момент, разбежались. Из нашего войска осталось не более тысячи верных людей со здоровым рассудком; в основном это Черные Драконы…

— А немедийцы?

— Не беспокойся, государь, — печально усмехнулся Тараск. — Моя армия разделила участь аквилонского войска; я смог собрать не более пятисот рыцарей.

Громадный кулак Конана затрясся, грозя в неиз­вестность.

— Проклятие! Изобретена ли смерть, какую заслу­живает тот, кто устроил эту заварушку?! Судя по всему, это работа нашего старого и недоброго знакомого — Великой Души!

— Одного я не понимаю, — сказал Просперо. — Если карлик напустил на нас этих жутких безголовых тварей, зачем потом убивать их сверкающими мол­ниями?

— Сдается мне, твари служат другому хозяину! А где они, кстати?

— Когда гроза закончилась, на поле не осталось ни одной безголовой бестии, — доложил Паллантид.

— Прекрасно! Хотя бы одним врагом меньше. Оста­ется Великая Душа. И, кажется, теперь я знаю, что нужно делать. Мне это было ниспослано свыше.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Тараск.

— Когда я был без сознания, мне явилось видение, — сказал Конан. — Я узрел чистое голубое небо, оно отра­жалось в зеркальной глади безжизненного океана.

Потом возникла пирамида — точно такая, какую мы с тобой, Тараск, видели на медальоне синего колдуна. Таинственный ветер стремительно понес меня навстре­чу пирамиде. Она росла, быстро превращаясь в соору­жение поистине циклопических, невозможных разме­ров, взметнувшееся от земли до самых небес. Ничего подобного я в жизни не видел; я казался себе песчин­кой в сравнении с ней. Потом я очутился внутри пира­миды. Там бушевали стихии похлеще тех, что вызвал нынче Тезиас. Но я не чувствовал их прикосновения. Меня встретил мозг, — маленький, искрящийся, — такой, каким мне описывал его Хъяхъя — пришелец, томящийся в колоссальной пещере, скрытой водами Стикса. Мозг говорил со мной, и казалось, будто его голос сидит в моей душе. Он сказал: «Сегодня Тезиас разверз Порталы Времени. Началась цепь стремитель­ных событии, которым суждено до основания потрясти твой мир, Конан. Тезиас не должен был этого делать». «Почему ты не помешал ему?» — спросил я. — «Не в моих правилах вмешиваться в дела суетного мира, — ответил мозг. — Я и так совершил невероятное, призвав тебя сюда. Но это было необходимо, ибо ты — единст­венный туземный разум, в чьих силах восстановить равновесие Истории». — «Что я должен сделать?», — был мой вопрос. — «Через некоторое время ты про­снешься среди своих соратников. Собери остатки войс­ка и иди к логову Тезиаса. Тебя ждет победа». Мозг ска­зал это, затем видение померкло, и мое сознание снова провалилось во тьму. Вот все, что я помню.

— Невероятно! Мы разбиты в пух и прах, у нас почти не осталось надежды, а этот мозг повелевает идти с полутора тысячами воинов на могучего волшебника, почти что Бога! Можно ли верить этому мозгу?

— Этот мозг — величайшая сила, какая только есть на Земле. Когда мы схлестнулись с карликом в первый раз, наши древние боги умыли руки только потому, что за спиной карлика был Тот-Кто-Сидит-в-Пирамиде. Не знаю, на чьей стороне он играет сегодня, но, судя по всему, Тезиас чем-то разгневал своего бывшего покро­вителя. Так что довольно разговоров — они ведь не приближают нас к победе! Сегодня же отправляемся к логову карлика!

— Отправляемся — куда? — выразил всеобщее удив­ление Тараск. — Разве мозг сказал тебе, где скрывается Великая Душа?

— Нет, этого он мне не говорил, — рассеянно про­бормотал киммериец. Как он мог упустить такую важ­ную деталь?! Куда идти-то?

— Я проведу вас, — раздался смешливый девичий голосок, и все разом повернулись на него.

В дальнем углу шатра, кокетливо опираясь на стен­ку раскладного походного шкафа, стояла самая пре­красная из когда-либо виденных Конаном женщин. Она была облачена в длинную полупрозрачную тунику, более обнажающую, чем скрывающую, прелести ее роскошного тела. Лицо ее являло собой маску незем­ной красоты. Золотые волосы бесчисленными косичка­ми ниспадали почти до самой талии девушки. Весь ее облик светился таким совершенством, на какое, без со­мнения, не способна была мать-природа.

Божественная красота девушки лишила речи варва­ра и его спутников. Красавица же, ступая, точно по воз­духу, приблизилась к застывшим в немом изумлении мужчинам.

— Я проведу вас к логову карлика, — трепетно про­шептали полные рубиновые губы.

Совладав наконец с собой, Конан хрипло прогово­рил:

— Кто ты такая, девочка?

— Я добрая фея, спустившаяся с небес, чтобы по­мочь отважным героям!

Неизвестно почему, но киммериец сразу же не по­верил ее словам. Нет, не фантастичность появления феи насторожила его. Просто природный инстинкт варвара, доставшийся ему от диких предков, явственно ощутил какую-то злую ауру, вступившую в этот шатер вместе с красавицей. И аура эта действовала на него сильнее, чем все прелести ее божественного облика.

Отступив на шаг, он сказал:

— Я не верю тебе, красавица! Добро не может быть столь прекрасным! Красота Добра внутри, а не снаружи. Признавайся, кто ты такая, или с тобой поговорит мой меч!

Красавица рассмеялась, и в этом переливистом де­вичьем смехе всем почудилось что-то жуткое, зловвт щее.,.

— Увы, киммериец, тебя не проведешь! Знай же: я — Тхугмертари!

Реакция воинов была такова, как будто их внезапно приговорили к жестокой и мучительной смерти. Тараск обеими руками схватился за горло, словно пытаясь за­щитить его от невидимых удавок. Просперо, побле­днев, приложил руку к сердцу. Остальные же замерли, точно ледяные изваяния, будучи не в силах что-нибудь сказать либо предпринять. Лишь Конан сохранил хлад­нокровие.

— Не шути так, женщина! Тхутмертари — это всего лишь страшная легенда. Ты не можешь быть ею. Еще будучи вором и пиратом, я слышал леденящие кровь рассказы о жестокостях, чинимых безрассудной сти­гийской принцессой. На караках и галерах, ходивших вдоль побережья Зингары, Аргоса, Куша и Стигии, не было моряка, кто бы не клацал зубами в ночной тиши, слушая страшилки о кровавых деяниях женщины-жрицы, обменявшей свою душу на власть над силами Мрака.

— Не знала, что я так популярна! — рассмеялась принцесса.

Словно не слыша ее, Конан продолжал:

— …Много лет назад, когда я был еще корсаром, дошла до нас весть, что жестокая принцесса исчезла. Говорили, ее забрал сам Сет, чтобы разделить с нею власть над обитателями адских бездн и загубленными душами… Но еще долго будоражили умы рассказы не­счастных, чудом спасшихся от жертвенного ножа Тхут­мертари…

— Что-то я не припоминаю, чтобы кто-либо спасся! Верно, это были самозванцы, а вы и развесили уши, храбрые моряки, — все в том же кокетливом тоне заме­тила девушка, и эти ее слова не оставили более в душе Конана сомнений в страшной правде — «черная жем­чужина Сета» была сейчас перед ним.

— Тхутмертари — это миф, миф Кром знает какой древний, — глухо произнес он. — Ты должна быть ста­рухой.

— Я всего лишь на несколько лет старше тебя, — ос­корбилась принцесса. — Мне пятьдесят семь. Мрак, которому я служу, дает вторую молодость. Но тебе ли, киммериец, удивляться этому — ты разве не встречался с Акивашей?!

И Конан вспомнил, как несколько лет назад, охо­тясь в недрах мрачной пирамиды Кеми за Сердцем Аримана, он повстречал Акивашу — принцессу, жив­шую десять тысячелетий назад, женщину, которая ни­когда не умирала. Она обвенчалась с Мраком и обрела бессмертие.

— Я — не Акиваша, — продолжала между тем краса­вица. — Я не согласна тысячи лет томиться во тьме по­сещаемых демонами катакомб. Я создана для света, для жизни, для любви и власти. Я рождена, чтобы нести волю Сета в мир людей, чтобы покорять народы и низ­вергать культы ложных богов! Долгие годы я провела в стигийской темнице, лелея надежду на освобождение. И вот час мой пробил. Верховный жрец Тот-Амон при­звал меня пред свои очи. Глупец, он рассчитывал ис­пользовать Тхутмертари в борьбе против тебя и этого карлика. Он повелел мне выкрасть тебя, киммериец, и доставить к нему в Стигию, дабы ты послужил приман­кой для алчущего мщения карлика. Шантажом и посу­лами он принудил меня покориться его воле… Но он не учел, что у Тхутмертари всегда своя игра! И все же я старалась. Верно, звезды не благоприятствовали испол­нению его замысла. Все мои попытки овладеть тобою закончились безрезультатно.

— Так это ты подсылала ко мне адских тварей?!

— Да. А до того я использовала отряд наемников. Но всякий раз слуги карлика переступали мне дорогу. И вот Тот-Амон дал мне последний шанс. Нежити, ко­торыми я повелеваю/явились сюда, чтобы выполнить мою волю. Что было дальше, ты знаешь сам; я потеряла почти всех своих слуг, так и не исполнив приказ Вели­чайшего. Согласно законам, наложенным на меня Отцом Сетом, я более не могу пытаться похитить тебя или причинить тебе вред. На родине меня ждет суд ко­роля и, что гораздо хуже, гнев Тот-Амона. Мне не оста­ется ничего иного, кроме как присоединиться к тебе и идти на Тезиаса — виновника всех моих неудач и уни­жений! Никогда еще человек, переступавший дорогу Тхутмертари, не оставался жить, — зловеще проговори­ла принцесса. — Тезиас сделал это трижды, и он обязан умереть! Победив карлика, я свершу дело, угодное Отцу Сету, и милость Великого Бога-Змея оставит Тот-Амона, перейдя ко мне! Прежние традиции падут, и я стану первой в истории королевой-жрицей Стигии — навсегда!..

Инстинкт Конана все решил за него. Не говоря ни слова, киммериец взвился в воздух, его огромный кулак неизбежно должен был разнести вдребезги голову кра­савицы. Но Тхутмертари как будто ждала этого. Она ловко отскочила, ноготок на указательном пальце ее правой руки тотчас превратился в длинный тонкий кинжал. Ноготь-кинжал в доли секунды разрезал толс­тый брус, поддерживающий крышу шатра. Шатер обва­лился, накрыв Конана и его соратников.

Когда мужчины выбрались из-под обломков шатра, Тхутмертари и след простыл. Отдуваясь, Тараск сказал:

— Ты хотел убить эту женщину, Конан! Почему?

— Это не женщина, а само Исчадие Ада! Никогда еще я не участвовал в нечестивой борьбе злых сил! Разве не слышал ты, что удумала эта черная ведьма?

— Я понял только, что она люто ненавидит карлика и готова помочь нам одолеть его.

— Она поможет спровадить тебя в Преисподнюю, Тараск! За свою жизнь я много повидал таких бестий — они только и ждут удобного момента, чтобы принести душу человеческую в жертву омерзительному Сету! А с тварями Сета я бился и биться буду, пока великий Кром не призовет меня к себе! Мы справимся с карли­ком и без этой ведьмы.

— Я так не считаю, — покачал головой Тараск.

— Он прав, — послышался певучий голосок стигий­ской принцессы. — Ведь вы даже не знаете, где его ис­кать!

— Боги подскажут нам дорогу, — молвил Палантид. — Сгинь, нечистая!

— Суровые испытания затмили разум храбрым во­инам, — гордо подбоченясь, заметила Тхутмертари. — Часто ли ваши боги спасали вас? Я же, какая я ни на есть, однако ж дважды спасала тебе, Конан, жизнь — или ты забыл?

— Я помню, — холодно проговорил киммериец. — И все-таки проваливай по-хорошему, ведьма: я привык обходиться без услуг подобных тебе штукарей. У тебя свои счеты к карлику, а у нас — свои. Если же и вправду хочешь помочь, скажи только, где скрывается Тезиас.

— Его логово находится на северо-востоке Корин-фии, среди заснеженных пиков Карпашских гор. Долог и труден путь туда, но еще тяжелее найти сокрытый в скале дворец карлика; без помощи чар тебе не обой­тись.

— Ради Крома, женщина! — взревел Конан. — Я не собираюсь брать тебя в попутчицы! Еще вопрос, дол­жен ли я тебе верить! Плох тот стигиец, который не мечтает завести в ловушку свою жертву! Почем я знаю, что ты не врешь?

— Я принцесса Тхутмертари, — надменно изрекла красавица. — Мне нет нужды опускаться до подобных хитростей. Я всегда свершаю то, что наметила. Когда же дойдет до тебя, скудоумный варвар: пока я не посчи­таюсь с карликом, мы с тобой в одной команде! Есть ли у тебя на примете другой волшебник, который мог бы помочь тебе? Нету! За мной же вся мощь темных сил!

— Вот поэтому проваливай-ка отсюда подобру-по­здорову! Иначе мой меч, будь уверена, найдет, где у тебя сердце! А я тебя не боюсь: сама призналась, что твой чешуйчатый божок воспретил тебе сражаться со мной!

— Но запрет не распространяется на других, напри­мер, на Зенобию или твоего сына Конна, — обворожи­тельно улыбнувшись, откровенно сказала Тхутмерта­ри. — Если ты сейчас прогонишь меня, я быстрее ветра домчусь до Тарантии и сумею пустить им кровь прежде, чем ты успеешь досчитать до тысячи; мои же верные рабы, нежити, с удовольствием полакомятся твоими подданными — один пухлый здоровяк Публио чего стоит!

— Ах ты, сука! — только и мог сказать Конан, серея лицом.

— Вот-вот. Так что давай-ка лучше собирай своих воинов. Ты и так уже потерял много времени, пререка­ясь со мной. Торопись: я чувствую, сила Тезиаса креп­нет с каждым часом!

Плюясь и чертыхаясь, Конан принялся за дело. Снова, уже в третий раз, борьба с проклятым карликом неумолимо толкает его в объятия темных сил…

Персонажи, которым суждено было выступить в по­ставленной Великой Душой драме, жили не только в Хайборийскую эпоху. Пятнадцать тысяч лет спустя после Конана на Земле кипела иная жизнь. Но равнове­сие Истории пошатнулось: Тезиасово Заклинание Вре­мени простерлось в конец двадцатого столетия от Рож­дества Христова…

…В скромной, недостаточно просторной квартире, что расположена была в самом центре Рима, беседо­вали двое. Одного из них, хозяина квартиры, звали Лу­иджи Фонтанелли, и был он знаменитым ученым-физиком, почетным членом пятидесяти академий и лауреатом Нобелевской премии. Второй, известный профессору Фонтанелли как Джейк Митчелл, был аме­риканец; о роде его занятий мало кто что-либо знал.

— Странная мы с тобой парочка, док, — осушив бокал бургундского, молвил Джейк. — Если бы твои ученые коллеги узнали, что ты водишь дружбу с челове­ком, которого разыскивает полиция пятнадцати стран, они вряд ли допустили бы тебя в свой круг.

Профессор издал короткий тихий смешок и любов­но погладил длинную седую бороду.

— Если бы я водился только с ними, я до сих пор так и оставался бы скромным служащим Миланского университета. Разговоры о том, будто в жизни все ре­шает талант, пусты, как и головы наших политиков.

Настоящий учёный столь же нуждается в деньгах, как и в гениальных идеях.

— Уж чего-чего, а гениальных идей у тебя предоста­точно! — расхохотался Митчелл. — Половина научного мира считает тебя сумасшедшим, а другая половина — чудаком.

— Этим бездарям не дано постичь всю глубину на­учного мышления, — с презрением заметил профессор.— Они напоминают мне невежественных средневековых монахов, — да простит мне Святой Престол это сравне­ние, — которые отказывались принимать все, что было выше их понимания. Слава Богу, на дворе двадцатый век, а не шестнадцатый, иначе бы меня давно бы уже сожгли на костре как колдуна! Как горько сознавать, что мир не готов еще оценить мой гений!

— Зато его в полной мере сумел оценить я, — нали­вая себе новую порцию бургундского, заметил Джейк. — Я закрыл глаза на твои чудачества, вроде разработок машины времени или универсального вещества — ка­жется, так называется изобретенное тобой пойло? Но благодаря тебе, док, я, по правде сказать, стал самым удачливым искателем приключений нашего века! По части практического применения твоих машин, согла­сись, мне нет равных! Когда я смотрю все эти фантас­тические боевики…

— Ты все еще смотришь их?! — с укоризной вос­кликнул док.

— …Так вот, когда я их смотрю, мне смешно от убо­гой фантазии тамошних сценаристов и режиссеров. Знаешь, док, какой мой самый любимый фильм? «Фан-томас» Юнебелля. С твоими техническими новинками я ощущаю себя этаким современным Фантомасом!

— Очень похвально для ученого служить тщеславию закоренелого бандита и авантюриста, — сказал профес­сор, и в голосе его прозвучала горечь.

— Ладно, док, не прибедняйся! — снова расхохотал­ся Джейк. — Ты должен гордиться моими подвигами! Знаешь, когда-* со своими ребятами брал дворец прези­дента Буандии, мы имели вид штурмовиков Империи из «Звездных войн»! Твои лазерные бластеры чудесно имитировали вторжение инопланетян. Ты бы видел физиономию президента перед тем, как я всадил ему луч между глаз!

— Прошу тебя, Джейк, — поморщился Фонтанел-ли, –^ меня воротит от натуралистических подробно­стей. Иты ошибаешься, если полагаешь, что я смирил­ся с твоими методами!

— А как иначе проверить, действует изобретение или нет? — деланно удивился Митчелл.

— Ну, проверил?

— Проверил. Твои штучки были, как всегда, на вы­соте. А знаешь, сколько отвалила мне эта жирная сви-' нья, нынешний президент Буандии? Тебе хватит купить себе новую лабораторию или даже целый остров под ла­бораторию в Тихом океане!

Митчелл знал: купить остров было заветной мечтой седовласого профессора. Впрочем, новые заветные мечты появлялись не реже двух раз в месяц.

— Я благодарен тебе, Джейк, — прочувственно мол­вил Фонтанелли. — Такие люди, как ты, двигают впе­ред науку.

— Спасибо, док. Черт возьми, мне, оказывается, приятно погреться в лучах твоей славы!.. Кстати, наме­чается новое дело.

— Опять посадить какого-нибудь мерзавца в прези­дентское кресло или прикончить известного политика?

— Бери выше, док. Встречи со мной домогаются какие-то курды.

— Курды?

— Да. И это не те курды, что грохают туристов в Турции или взывают к ООН в Северном Ираке. Нет, эти курды ворочают миллиардами! Спорю на все свое состояние, добытое потом и кровью, следующим моим заданием будет сковырнуть Саддама Хусейна! Надеюсь, старый друг не будет на меня в обиде…

— Какой кошмар! — всплеснул руками профессор.

— Если я прав в своей догадке, тебе, док, придется крепко пошевелить мозгами. Одними лишь газометами и лазерными бластерами здесь не обойдешься! Уж я-то знаю, какая охрана у Саддама!

— Да, пожалуй, не обойдешься…

— Ну ладно, док, мне пора. Не хочу заставлять ждать чертовски богатых курдов. Свою долю можешь получить в Цюрихе уже завтра. Счет прежний. И, ради Бога, не уезжай надолго — ты можешь мне здесь пона­добиться. Эх, люблю Вечный Город! Пока, док-.. Мо­жешь не провожать меня.

Крепкое прощальное рукопожатие подкрепило альянс знаменитого ученого и бесстрашного наемника. А затем Джейк поднялся и, привычно открыв ногой дверь, вышел в коридор. Он потянулся, шагнул к выхо­ду… И внезапно исчез, чтобы, пронзя пласты тысячеле­тий, очнуться на мраморном пьедестале в крепости Синих Монахов…

Он стоял на подиуме, точно манекен, намертво при­ковав к себе изумленные взоры странной компании из четырнадцати рослых мужей в мрачных темно-синих плащах и одного коротышки, устроившегося в кресле прямо перед постаментом. Джейк Митчелл отлично по­нимал: он не бредит, не свихнулся и не спит. Джейк Митчелл не растерялся. Джейк Митчелл любил фантас­тические боевики и фильмы ужасов, наизусть знал, что должен говорить крутой главный герой в подобной си­туации.

— Срань господня! Куда это я попал? — вот были первые его слова.

Он стоял в центре какой-то пещеры; края ее и пото­лок терялись в темноте. В пещере было жарко и он не сразу ощутил свою наготу. Компания, собравшаяся здесь, явно не ожидала его появления. Во всяком слу­чае, они не бросились к нему, выхватывая пистолеты или нечто, их заменяющее.

— Ты кто такой?

Голос принадлежал коротышке. Джейку сразу стало не по себе от прожигающего взора огромных черных глаз карлика. Вглядевшись в того внимательнее, Мит­челл содрогнулся: существо, восседающее в кресле, не могло быть человеком! Округлое лицо было абсолютно белым, безжизненным; над лицом нависал гигантский, непропорциональный лоб-нарост, выступающий из-под кудрявой смоляной шевелюры. Тонкие губы и большой кшовоподобный нос завершали портрет урод­ца. А голос его был повелительным, он произносил слова с каким-то туманным архаическим акцентом; су­щество безбожно коверкало английский язык. Но Джейк понял его и тотчас ответил:

— Как это кто я такой? Я — человек! А вот кто ты, мать твою?! Кто вы такие? Вы — инопланетяне?

— Ты и впрямь не знаешь меня?! — сощурился ко­ротышка.

— Первый раз вижу.

— Как ты попал сюда? — спросил высокий бледный человек с причудливой серебристой пластиной на груди, стоящий рядом с креслом карлика.

— Как попал… — рассеянно пробормотал Джейк. — Шел к двери, вдруг ощутил яркую вспышку, меня осле­пило. В следующий миг я уже был здесь.

— Ага! — воскликнул коротышка, соскакивая с кресла. — Я начинаю кое-что понимать! Скажи мне, друг мой, свое имя и откуда ты родом!

— Я Джейк Уильям Митчелл-младший, родом из Джорджии.

— Во имя Всех Знаний Вселенной! — вскричало су­щество. — Какое длинное у тебя имя! Значит, из Джорджии? А где это?

Чистосердечный интерес, написанный на физионо­мии существа, явственно убеждал Митчелла в худшем: в мире, куда он попал, ничего не знают о Джорджии!

— Джорджия в Америке, — упавшим голосом про­изнес Джейк. — А Америка на Земле. Земля же — тре­тья планета Солнечной системы. Голубая такая, круг­лая — если смотреть из космоса.

— Где находится Земля, мы и сами знаем, — живо заметил коротышка. — К твоему сведению, мы сейчас именно на Земле пребываем. А почем тебе известно, как она выглядит из космоса?

— Да это каждый ребенок знает! Тысячи космичес­ких аппаратов ежедневно фотографируют Землю!

— Ага! — снова вскричал карлик, торжествующе оглядев своих спутников. — Мои догадки подтвержда­ются! Еще скажи, друг мой, какой сейчас, по-твоему, год?

— Одна тысяча девятьсот девяносто третий, считая от Рождества Христова, — пролепетал Джейк.

— Брахо, карту!!! — завопил коротышка, прожигая Джейка магнетическим взглядом огромных агатовых глаз.

Когда в руках существа оказался листок, испещрен­ный значками и извилистыми линиями, оно резво под­бежало к подиуму, где все еще стоял Джейк, и сунуло в руки обнаженному великану то, что называло картой.

— Это карта мира, — сообщил коротышка. — Пока­жи на ней свою Америку.

Опытный глаз бывалого путешественника скольз­нул по «карте».

— Я не могу показать Америку, — сказал Джейк. — Ибо на этом рисунке изображено только Восточное по­лушарие, а Америка — в Западном. Я вижу здесь Евро­пу и Азию. Но… Но их почти невозможно узнать! Где Британия, Скандинавия? А Италия, Греция, Турция? Боже мой, да ведь здесь нет самого Средиземного моря!!! Африка словно срослась с Евразией!

— Потрясающе! — разнесся под сводами пещеры-амфитеатра пронзительный крик карлика. — Вы слы­шали, монахи?! Он едва узнает наш мир! Он — из буду­щего! Я хотел отправить в будущее Конана, а вместо этого получил оттуда его точную копию!

Потрясенный сим известием, Джейк заорал:

— Может, объяснишь мне наконец, что все это зна­чит?! Да кто ты такой, мать твою побери?! Что значит: «из будущего»?!

Существо снова обратило к нему пылающие очи.

— Скоро узнаешь, — сказал уродец. — Мы еще не раз обсудим с тобой наши миры. А покамест ты должен отдохнуть; мои монахи устроят тебя. Мне же нужно со­браться с мыслями…

Последние слова коротышки прозвучали глухо, как будто издалека. Джейк почувствовал, как все члены его наливаются тяжестью и он засыпает. Бороться с этим внезапно нахлынувшим сном было невозможно. Гость из Будущего опустился на землю, провалившись в без­дну гипнотического сна…

Несчастный барон Эритей стоял на коленях, и не­удержимые слезы струились из его распухших глаз. Он смотрел на большой хрустальный бокал, наполненный кровью, в которой, точно огурец в рассоле, плавал изящный женский пальчик. На палец было нанизано кольцо с огромным, поистине бесценным бриллиантом. Бриллиант тот он подарил своей супруге, красавице Сильвестии, в день рождения сына… Пальчик с брилли­антом, плавающий в крови, был единственным, что от нее осталось.

Эритей и представить себе не мог, кто хозяйничал в доме во время его отсутствия. Бродя по испачканным кровью, заполненным костями и смердящими клочка­ми недоеденных человеческих тел залам, он не мог и думать об этом. Человек, о котором говорили, будто Митра обвенчал его с удачей, в этот день проклял всех богов. Жестоки и бесчестны боги, допустившие такое!..

Сгустилась ночь. Барон был один в огромном двор­це, ставшем общей могилой сотен замученных людей. Кровавое безумие окончательно овладело разумом Эритея. Слез7 уже не было, но, взирая на окровавлен­ный пальчик супруги, барон хрипло шептал:

— Месть! О, месть! Только тебя алчу я в этой ник­чемной жизни! О, я готов продать душу какому угодно демону за одно только слово: КТО??? Кто достоин моей мести?

И, отвечая ему, в тишине ночной прозвучал силь­ный низкий голос:

— Спеши отомстить, благородный Эритей! Я помо­гу тебе…

Эритей встрепенулся. Безумные глаза оглядели комнату.

— Кто говорит со мной? Ты — дух? Что нужно тебе от меня?

— Я твой друг, — сказал голос. — Я Дух Возмездия. Я открываю несчастным, подобным тебе, истинные имена злодеев. Готов ли ты следовать за этим зверем, чтобы свершить свою праведную месть?

— О, говори скорее! Я готов отправиться в самые бездны Ада!

— От тебя это не потребуется. Твой враг направляется сейчас по немедийской дороге в сторону Корин-фии, держа путь к северо-восточным отрогам Карпаш-скихгор.

— Прекрасно, его имя?!!

— Это дьявол в обличье женщины, и имя ее — Тхут­мертари! Она повелевает тварями, которые растерзали твоих родных и близких, Эритей. Твари сделали это по ее приказу. Она красива и голубоглаза, и темные силы по-прежнему подвластны ей…

— О, если осталась еще на свете справедливость, силы Тьмы не помогут ей уйти от меча Мстителя!

— Торопись же, Эритей, — сурово сказал голос. — Злодейка все более удаляется от тебя! Будь хитер и ос­торожен, как ночной волк: Тхутмертари — опасный противник, она могучая волшебница! К тому же путе­шествует она в компании твоего короля Конана…

— Конан! Он умрет вместе с ней, предатель!

— Нет! Его ждет иная судьба. Далеко на Юге есть Бог, который долгие десятилетия ждет этой жертвы. Помни, Эритей: только Тхутмертари — ты должен ей отомстить!

— И я отомщу ей, пусть даже ради этого придется расстаться с жизнью и обречь душу на вечные муче­ния! — страстно вскричал барон Фланский и, не разби­рая дороги, бросился к двери. Через секунду снаружи раздался цокот лошадиных копыт.

— Вот, прекрасная Тхутмертари, к чему приводит излишняя жестокость, — заметил между тем голос. — А ведь в прошлом я не раз остерегал тебя. Ты умрешь от руки этого безумца — ты, принцесса, посмевшая пре­зреть волю великого Тот-Амона! О, Отец Сет, прости мне эту жертву!..



Глава двенадцатая ПЕРЕКЛИЧКА МИРОВ


Тезиасу потребовалось всего лишь несколько мгнове­ний, чтобы окончательно уяснить, что же, собственно, произошло. Сомнений не было: Заклинание Времени оказалось ой каким коварным! Вместо того, чтобы ото­слать Конана в далекое будущее, оно призвало из этого будущего в Хайборийскую эру точную копию, полного двойника киммерийца!

В чем причина? Версию о причастности местных богов к своей неудаче Тезиас отбросил сразу же: уж больно слабоваты были Кром, Митра, Иштар, Сети вся компания для подобных деянии. После тщательных размышлений он отклонил и версию о вмешательстве в заклинание Стража Земли. Во-первых, всемогущий мозг не станет обращать внимания на такую, по плане­тарным масштабам, мелочь, как судьба какого-то Конана. И, во-вторых, развязка эксперимента со Вре­менем была слишком, что ли, изящна для бесстрастно-прямолинейного Стража… Перебрав все возможные ва­рианты, Тезиас остановился на наиболее банальном: дело в самом заклинании. Скорее всего, он, Великая Душа, неправильно перевел на земной язык какой-ни­будь космический символ из Книги Судеб. Тем самым смысл заклинания изменился — с точностью до наобо­рот. Какая жестокая насмешка Судьбы — самый могу­щественный волшебник Земли терпит неудачу по при­чине заурядной ошибки начинающих магов!..

Но была ли неудача неудачей?! Мозг Тезиаса лихо­радочно обдумывал, может ли он получить выгоду от нежданного явления Гостя из Будущего. Может, безус­ловно! Какую чудесную основу для божественной мести дает одна лишь внешность Гостя! Это с сугубо практической точки зрения. А с научной? С научной точки зрения явление Гостя открывает воистину необо­зримые перспективы! Каков тот мир, в котором живет Гость? Возможно, его мир станет следующим, который покорит Великая Душа…

Тезиас позвал магистра Синих Монахов.

— Брахо, отправь трех братьев на разведку: я желаю знать, что приключилось с Конаном. Не вели им ввязы­ваться в какие-либо потасовки. Пусть только узнают, где сейчас находится варвар и чем занимается. И еще, Брахо: прикажи привести сюда нашего гостя.

Джейк Митчелл по-прежнему пребывал в гипноти­ческом сне. Двое бесстрастных монахов внесли его в кабинет Тезиаса и усадили на широкий диван. Карлик сидел на своем обычном месте, в глубоком кресле за Письменным столом. Снова появился Брахо, он встал справа от своего хозяина.

— Джейк Уильям Митчелл-младший, я приказываю тебе: пробудись! — воскликнул Тезиас,

Глаза Гостя открылись и тупо уставились на карлика.

— Опять ты, — печально произнес Джейк. — А я думал, ты мне приснился.

Брахо поднес Гостю чашу, наполненную шипучей мутно-синей жидкостью.

— Выпей это, — сказал магистр, — и голова твоя прояснится.

— Что за пойло? — икнув, вопросил Митчелл. — Я не буду ничего пить, пока вы не ответите на мои вопросы!

— Пей, друг мой Джейк, — ласковым голосом при^ казал карлик. — Пей, а потом поговорим. Не бойся: если б я хотел тебя отравить, я не стал бы тянуть с этим. Напиток оказался поистине ангельским: Джейк почув­ствовал, как по всему телу его словно разлилась живи­тельная энергия.

— А почем я знаю, вдруг тебе охота превратить меня в зомби или в мутанта?! — заметил он, внезапно вспом­нив некоторые сюжеты из знаменитых «ужастиков».

Замечание Гостя почему-то развеселило карлика.

— Чтобы превратить тебя в зомби, достаточно одно­го лишь моего мысленного приказа! Но не беспокойся: тебе это не грозит, по крайней мере, пока.

— Что ты сделал со мной — там, в пещере? Я как будто куда-то провалился…

— Я усьншл тебя. Пока ты спал, мои слуги чуть тебя приодели. Нравится ли моему гостю новый костюм?

Джейк был облачен в роскошный туалет западного владыки. Глядя на него, Тезиас и Брахо не могли изба^ виться от ощущения, что перед ними восседает сам Конан, король Аквилонский…

— Да вроде ничего, — сказал Джейк. — Но имей в виду: у нас такие не носят!

— И все-таки тебе придется привыкать к здешней одежде… А теперь я готов удовлетворить твое любопыт­ство. Я покажу тебе мой мир. Смотри же!

Черные очи Великой Души полыхнули магическим огнем. На каменной стене зажегся белый экран. По эк­рану поползли туманные видения, вскоре они обрели четкость, и Джейк Митчелл увидел типичные картины Хайборийского мира, запечатленные в памяти Тезиаса. Он видел пурпурные башни городов, шумные базары и невольничьи рынки, отчаянные битвы, где в изобилии лилась кровь, сверкали мечи и свистели копья, наблю­дал жестокие схватки пиратов, треск парусов в бушую­щем море, слышал стоны невольников под ударами бичей надсмотрщиков… Потом Тезиас показал ему полуразрушенные храмы забытых богов, в тиши кото­рых мрачные полуобнаженные жрецы с омерзительны­ми звериными масками на лицах проливали на алтарях кровь безвинных жертв… Его взору предстали чудови­ща, настолько жуткие, что даже он, насмотревшийся в своей жизни немало реальных и «киношных» ужасов, оцепенел от страха и отвращения. В темных подземе­льях он видел скрюченных над дышащими багряными испарениями чашами стариков с искаженными в веч­ной злобе лицами — то были жестокие черные маги; с ними сражались и их побеждали бесстрашные муску­листые герои с широким мечом в руке — в одном из них Джейк с изумлением узнал себя самого — или это ему только причудилось? Наконец, Тезиас показал ему Землю сверху, с высоты птичьего полета, так, как он сам наблюдал ее, когда освобожденная душа его совер­шала первое путешествие к Пирамиде Мира…

Экран померк — удивительная экскурсия по Хайборийской эре закончилась. Переведя дух, Тезиас сказал:

— Вот таков мой мир — мир, в котором ты теперь живешь.

— Невероятно, — в изумлении пробормотал Джейк.— Это похоже на сказку… Все эти воины, чудовища, вол­шебники… Возможно ли такое?! И кто ты, показавший мне все это? Я не вижу здесь телевизора, компьютера или киноаппарата! Как удалось тебе продемонстриро­вать на голой стене этот фильм? Или меня обманывают мои глаза? Скажи: ты — человек?

— Я и сам не знаю точного ответа на этот вопрос, — чистосердечно признался карлик. — Но когда-то я был человеком. Мое имя Тезиас, я был ученым в одном из городов моего мира. Затем я открыл — не спрашивай, как — источник Великих Знании, и знания эти дали мне власть над миром. Я был богом и повелителем по­ловины здешних царств, приняв имя Великой Души. Так бы и правил я Землей, но внезапно один из героев сразил меня. Мой друг Брахо и его братья — ты уже видел их — воскресили меня из мертвых…

— Так ты — живой мертвец?! — ужаснулся Джейк, и лицо его побелело, пальцы конвульсивно вцепились в ткань дивана.

— Не беспокойся, друг мой, — устало отмахнулся Тезиас. — В моем мире подобное не такая уж редкость. Не далее как два с половиной года тому назад был вос­крешен чародей, пролежавший в гробу три тысячи лет. Точно так же воскрес и мой старый учитель, чье сердце было остановлено по моему слову.

— Видать, старик шибко досадил тебе.

— Да, было дело… Но мы отвлеклись: я желаю уз­реть твой мир, Джейк. — Митчелл хотел что-то сказать, но Тезиас опередил его, послав руку в предостерегаю­щем жесте. — Нет, друг мой, тебе не придется что-либо рассказывать. Только сосредоточься и смотри на меня!

Магический экран снова зажегся. Взору Великой Души предстала впечатляющая панорама двадцатого столетия, сохраненная в мозгу Гостя. Любой другой, узрев такое, ничего не понял бы, но могучий разум Ве­ликой Души, прошедший через испытания Космичес­ким Знанием в пирамиде Стража, способен был без труда воспринимать картины, непостижимые для со­знания, обычного человека своего времени. Он узнал гигантские города и автострады, огромные заводы, же­лезные дороги и аэродромы; с аэродромов взлетали се­ребристые механические птицы. На автодорогах он увидел сгустки движущегося металла, внутри сидели люди, и Тезиас сразу постиг назначение этих машин. Он видел длинные металлические корабли, оснащен­ные неведомым оружием и рассекающие океанские воды с невиданной скоростью; на них вовсе не было парусов. Он видел ночные города, равномерно осве­щаемые электрическими лампами, и грандиозные подземные лаборатории, в которых люди в белых халатах возились с колоссальными, величиной с многоэтажный дом, снарядами…

— Я завидую тебе, — с тоской в голосе сказал нако­нец Тезиас. — Ты живешь в мире, который и богаче, и краше, и могущественнее моего… Это мир великой ци­вилизации.

— Тогда ты мало что понял, — усмехнулся Джейк. — В моем мире правят бал алчность и жестокость. Каж­дый сам за себя; ни на кого нельзя полностью поло­житься. Доблестью и благородством там и не пахнет: каждый стремится обмануть каждого. Человек человеку волк, — говорят у нас. Деньги решают все!

— Я заметил это. И я понял, между прочим, твою истинную сущность, Джейк Митчелл. Я благодарен Судьбе за то, что из всех жителей твоего мира она вы­брала именно тебя. Ты как нельзя лучше соответству­ешь моим замыслам: внешность, характер, энергия… Я хочу сделать тебе деловое предложение, Джейк Мит­челл.

— Что ты имеешь в виду?

— Мир, в который ты попал, друг мой, конечно, не чета твоему, — внимательно глядя на Гостя, начал Те­зиас. — Но и он, мой мир, стоит того, чтобы за него по­бороться. В мои планы входит вернуть себе власть над миром. И, положа руку на сердце, признаюсь тебе: я не вижу силы, способной этому помешать!

— От скромности ты, конечно, не умрешь, — вста­вил Митчелл.

— Скромность или нескромность, — они здесь ни при чем. Просто тебе представилось счастье лицезреть самого могущественного человека, жившего когда-либо на Земле! И, судя по всему, второго такого, как я, планета еще не скоро увидит! Но даже мне нужны по­мощники — те, кто будет управлять странами от моего имени. Пока что Синие Монахи — единственные мои слуги; присоединяйся к ним, Джейк!

Митчелл измерил карлика полным презрения взглядом.

— Еще никогда Джейк Митчелл не ползал перед кем-либо на коленях, — с выражением произнес он. — Я не делал этого в своем мире, не сделаю и ни в каком другом! Так что не трать время попусту: твое «деловое предложение» отвергнуто. Верни меня в мое время. Тезиас сокрушенно покачал головой.

— Гордыня затмила тебе рассудок. Я вижу, и впрямь люди будущего страдают теми же слабостями, что и герои моего мира… Ты не понял меня, Джейк. Не рабом, но владыкой хочу я тебя сделать! Ты ведь наем­ник, не так ли? Вспомни, скольких ничтожеств усадил ты в кресла правителей в погоне за богатством! А разве не возникало у тебя самого желания заполучить власть — власть огромную, неограниченную?! Править тысячами, миллионами людей, повелевать ими, как игрушками, по своей воле казнить и миловать, — разве не это величайшее наслаждение, даруемое нам Судь­бой?! Признайся, ты же думал об этом!

— Ну, думал. Ну и что с того? В моем мире сила не всегда дает власть. Люди придумали демократию: выбо­ры, партии, парламент и прочая дребедень… Время, когда народами повелевали авантюристы-одиночки, кануло в Лету!

— Вот именно! Вот именно! — воскликнул Тезиас. — То, что невозможно было представить в твоем мире, Судьба ныне дарует тебе на золотом подносе! Возьми его, Джейк! В моем мире сила всегда и повсюду одер­живает верх, неважно, какая — сила меча, сила магии или сила знаний. В моем времени Судьба благосклонна к бесстрашным искателям приключений!.. Заметил ли ты в моих видениях человека, и лицом, и телом как две капли воды схожего с тобой?

— Еще бы! Этот парень командовал армиями, сра­жался с чудовищами и волшебниками, но всегда по­беждал их!

— Вот видишь! А ведь он похож на тебя не только внешне. Он родился в горах далеко на севере этого кон­тинента. Судьба сделала его искателем приключений. Он был вором и наемником, пиратом и придворным, солдатом и маршалом. Он один отправил на тот свет многие тысячи человек, и какие это были люди! Его меч плясал по спинам невообразимых чудищ; сам он неумолимо ускользал из их когтистых лап. Ад боится его. Ныне он властелин богатейшей державы мира — Аквилонии, его воле одинаково беспрекословно пови­нуются аристократы и простолюдины. Это авантюрист-одиночка, пробившийся к вершинам славы!

— Человек, сделавший себя сам! Это мне знакомо, — заметил Митчелл.

— Да! Конан — великий и непобедимый герой! Он — самый грозный мой противник,

— Вот бы не подумал! А мне казалось, все подобные человечишки давно уже лижут пыль у твоих ног!

— Увы, мой друг, я напрасно пытался присмирить Конана! Он варваром родился, варваром и умрет. А пыль за него лизать будешь ты, — холодно отрезал карлик. — Да, Джейк, ты не ослышался: я намерен под­менить Конана тобою. Ты станешь владыкой Аквило­нии — державы, до которой далеко твоей Америке.

— А Конан? Что будет с ним?

— Судьбой Конана я сумею распорядиться. Как видно, мне не суждено погубить или сломить его, но уж вытрясти душу из великого героя я постараюсь!

— А я, значит, буду твоим сатрапом?

— Среди многих других. Заметь: я предлагаю тебе лучшую долю! А если вдруг тебе наскучит бремя власти, ты получишь богатство — столько золота, сколько мо­жешь себе представить!

— Я могу много себе представить. Вряд ли в твоих закромах найдется столько звонких монет.

— Не скажи, — загадочно засмеялся Тезиас. — Вот, видишь этот столик? Как, по-твоему, он из какого ма­териала?

— Дерево, что же еще!

— Верно. А теперь?

На глазах изумленного Джейка огромный письмен-, ный стол, за которым восседал карлик, заблестел, слов­но золотой слиток в сокровищнице Нью-Йоркского банка. Джейк сорвался с дивана, подскочил к столу, щупал его, стучал костяшками пальцев, жадным взором вглядывался в желтизну благородного металла…

— Господи, золото!.. Невероятно, мать твою! Как ты сделал это?

— Сядь, — властно приказал Тезиас, и в ту же се­кунду золото вновь обратилось обычным деревом.

— Ты загипнотизировал меня, — садясь, неуверен­но молвил Джейк. — Никакого золота не было.

— Думай что хочешь. Но если мне под силу ТАК за­гипнотизировать волевого и неустрашимого Джейка Митчелла, неужели, по-твоему, я не могу соорудить зо­лото из куска древесины?!

— Такое я видал только в сказках про средневеко­вых алхимиков…

— В мире Великой Души сказка оживает… Так что, согласен на мое предложение?

— А если я захочу вернуться со своим золотом домой, в мое время? Ты будешь удерживать меня? На лице карлика появилась грустная улыбка.

— Увы, мой Друг! Боюсь, тебя удержат иные, более могущественные, чем я, силы.

— Что ты хочешь этим сказать, говно собачье?! — в гневе воскликнул Джейк. — Неужто я больше никогда не увижу дома? Черт возьми, мне не улыбается умереть на золотом троне в каком-то сраном прошлом! Сумел втащить меня сюда, сумей и вернуть обратно! Слы­шишь, ты, коротышка?!

— Не кипятись, — невозмутимо молвил Тезиас. — Я и сам зажегся желанием простереть свою длань над твоим миром. Но пока мне это не под силу.

— Да какой же из тебя волшебник, если даже в буду­щее ты не можешь заглянуть? — издевательски-прене­брежительно прогнусавил Джейк. — Нострадамус был простым монахом, а на три тысячи лет вперед напроро­чил! А этот — этот коротышка вздумал править миром, а машиной времени не обзавелся! Срамота, одно слово!

— Не заводи меня, — негромко, но отчетливо про­говорил карлик. — А то познаешь гнев Бога. Я хоть и временно отошел от дел, а все ж таки в жалкого клопа кого угодно превратить сумею.

Словно не слыша этого предостережения, америка­нец продолжал;

— Да кто ты такой?! Дай мне сюда хороший револь­вер, и я пришью тебя за одну секунду, Бог ты там или не Бог! Шел бы ты к черту со всеми этими путешествиями во времени! Бред какой-то! Я, помню, так и говорил этому чудаку Фонтанелли, а он знай себе твердит про разные временные кольца!

— Что? Что ты сказал? — вскочил со своего кресла Тезиас.

— Сказал что слышал. Брехня все это про путешест­вия во времени!

— Нет, не то! Кто твердил о них тебе?

— Да это док, мой напарник… Знаменитый ученый, между прочим! Физик. Изобретатель. Тоже что-то там с машиной времени возился…

— Это Перст Судьбы! — в волнении вскричал кар­лик. — Ты слышал, Брахо? Невозможно поверить, чтобы Судьба так улыбнулась мне! Вот оно, недостаю­щее звено! Я и ученый, исследующий время тысячеле­тия спустя: вместе мы покорим его! Ты все понял, Джейк? Твой док поможет нам! Я призову его в мой мир, как призвал тебя!

— Не уверен, что это будет возможно, хозяин, — сказал хранивший до сих пор молчание Брахо. — Вспомни: Джейк попал к нам чисто случайно.

— Да, пожалуй… И все же неплохо было бы заполу­чить этого самого дока со всеми его исследованиями. А пока что, друг Джейк, придется тебе пожить у нас!

— Ладно, — пробурчал Митчелл. — Считай, что ты нанял меня.

— Вот и славно. Брахо введет тебя в курс дела; тебе еще многому предстоит научиться. А специальным призом для тебя станет путевка домой. Будешь паинь­кой –^ получишь конфетку! Не злись, не злись, я что-нибудь придумаю! Брахо, проводи нашего гостя в его новые апартаменты.

Оставшись один, Тезиас мечтательно потянулся. Огромные агатовые глаза светились, точно волшебные фонари в ночном блеске луны.

— Итак, игра продолжается и становится все более интересной. В нее вступило само Время. И мне придет­ся снова двигать пешки… Как знать, что это — мой новый шанс или очередная ловушка коварной Судьбы?!

Путешествие с Тхутмертари оказалось вовсе не таким ужасным, как представлял себе сперва Конан. Зо­лотоволосая стигийка как будто делала все, чтобы заслу­жить доверие своих нечаянных попутчиков. Она болтала без умолку, напрочь подрывая привычные представле­ния о мрачных, замкнутых в себе волшебниках, беседо­вала с воинами, стараясь укрепить их дух. Она зарази­тельно смеялась, рассказывала занятные истории из жизни знатных стигийцев, и никто не мог сдержать улыбку, слушая колкие анекдоты о трусливых, боящих­ся собственной тени аристократах и тупых, начисто ли­шенных чувства юмора жрецах.

— …И вот вхожу я как-то в храм Сета, что в Луксуре, а навстречу мне — верховный жрец Тот-Амон собст­венной персоной спешит. Сгорбленный такой, блед­ный, голову куском шелка прикрывает. Я ему: «Благо­родный Тот-Амон, как осмелился ты ходить в святом храме с покрытой головой?? А Величайший боязливо оглядывается по сторонам И шепотом отвечает: «Сет простит мне этот ничтожный грех, прекрасная Тхут­мертари. Над моим троном повесили новую лампу, и у меня есть подозрение, что рабочие ее плохо прикрепи­ли». — «А что, лампа уже падала тебе на голову?» — спрашиваю я. «Нет, но звезды говорят: в ночь полнолу­ния это непременно случится».

Бравые солдаты так и прыснули: принцессе удава­лось великолепно имитировать сладкоречиво-повели­тельные интонации знаменитого колдуна, всегда быв­шего для жителей Севера только лишь страшной легендой. А оказалось, живой человек, глупый и огра­ниченный к тому же!..

Смеясь вместе со всеми, Конан размышлял, стоило ли, по большому счету, так уж негодовать по поводу присутствия Тхутмертари в его войске. Ведь ему и рань­ше приходилось путешествовать с волшебниками — взять хотя бы Витариуса или колдунью Илльяну. Тот же Пелиас, бывший чернокнижник, сумел-таки оказаться полезным во время их недавнего путешествия к руинам Птейона Проклятого. Кто знает, вдруг и Тхутмертари, эта окутанная незримой аурой Зла красавица, сподо­бится пособить ему в борьбе против гнусного карлика?

А тот уже который день ничем не заявлял о себе. Поход продолжался без приключений. Еще на акви-лонской границе Конан расстался с Паллантидом; ге­нерал отправился в Тарантию, чтобы объявить народу о новом походе короля. Были у Паллантида и секретные поручения, о них Конан не поставил в известность ни Тараска, ни Тхутмертари.

Тем временем немногочисленное, но надежное войско Конана быстрым маршем прошло через Неме-дию. Узнав о цели похода, к нему добровольно присо­единялись разрозненные отряды баронов, бесстраш­ные, готовые на все ради денег и приключений наемники, даже простые крестьяне, чуть заслышав о благородной миссии войска, не раздумывая, станови­лись в строй. Немедийский король Тараск оказался, между прочим, превосходным оратором. На несчетных сходках он, обнажив седую голову, рассказывал слуша­телям о тяжких днях былого владычества Великой Души. «Мы идем, чтобы раз и навсегда разделаться с гнусным карликом, чтобы никто более не осмеливался посягать на ваши тела и души, единственно принадле­жащие высокому пресветлому Митре!» — неизменно заканчивал он свои героические речи под одобритель­ные крики собравшихся. Конан, не умевший говорить красиво, взял на себя функцию организатора добро­вольческой армии. И вот, когда войско подходило уже к границам Коринфии, в его рядах скакали на конях и шагали более сорока тысяч человек…

Приближался вечер — вечер следующего после Чер­ной Грозы дня. Стремительный марш через всю Неме-дию утомил войско. Конан скомандовал остановку, и армия принялась готовиться к ночлегу. Но солнце еще не успело скрыться за горизонтом, когда Тхутмертари тронула киммерийца за руку.

— Конан, — озабоченно молвила красавица. — Чув­ства, доступные волшебникам, говорят мне об опаснос­ти. Нечто приближается с востока, и оно не имеет на­звания!

Всевозможные загадки уже порядком надоели вар­вару. Он тихо выругался.

— Ну и что ты предлагаешь? Зарыться в землю?

— Нет, у меня есть идея получше. Надень-ка вот это!

И она дала Конану прозрачную девичью накидку. Тот сурово воззрился на прекрасную волшебницу.

— Ради Крома, какой мне прок от этого платка? Или девичье обличье спасет меня от козней карлика?

— Это волшебная накидка. Она сделает тебя незри­мым. Я надену такую же.

— Незримым — это как? Невидимкой, что ли?

— Ты будешь не только невидим, но и неосязаем. Мы, чародеи, часто используем такую накидку, чтобы защитить себя от взоров более могущественных магов и даже самих богов. Ну же, надевай скорее — я чувствую, они приближаются!

Только Конан и Тхутмертари облачились в чудес­ные костюмы, над лагерем послышалось хлопанье кры­льев. Одного взгляда на горизонт было достаточно, чтобы заметить трех огромных синих птиц, — или лету­чих мышей? — ожесточенно машущих гигантскими перепончатыми крыльями. Птицы приближались, и первые крики ужаса уже сотрясали успокоившийся было лагерь.

— Демоны! В небе демоны! — завопил кто-то, и его вопль подхватили многие.

— Стреляйте в этих тварей! — скомандовал Конан лучникам, но те не видели и не слышали короля, скры­того волшебной накидкой.

— Что стоите, стреляйте же в них! — мгновенно оценив ситуацию, воскликнул Просперо.

Десятки стрел и копий полетели в вечернее небо. В ответ раздался короткий издевательский смешок, еще более смутивший рассудок отважных стрелков. А пти­цы уже парили над самым лагерем, спускаясь все ниже и ниже. Стрелы и копья, точно заговоренные, пролета­ли мимо, не причиняя тварям ни малейшего вреда.

— Да у этих птиц человеческие лица! — вскричала Тхутмертари.

Конан невольно поежился, вспомнив, как такая же тварь, вперив в тело варвара ястребиные когти, вытас­кивала его из кипящего океана Преисподних Миров…

— Мне знакомы эти бестии, — пробормотал кимме­риец. — Это люди Тезиаса.

— Что-то не больно похожи они на людей, — заме­тила волшебница. — Так или иначе, они кого-то вы­сматривают!

Это было верно: люди-птицы не проявляли каких-либо признаков агрессивности. Они кружили над лаге­рем, их пронизывающие взгляды ощупывали каждую палатку. Но для суеверных хайборийцев и этого было достаточно. Наблюдая, как ловко увертываются твари от ударов земного оружия, многие бросились врассып­ную.

— Проклятие! — проревел Конан. — Еще немного, и эти твари распугают всю мою армию! А я сижу тут под периной, точно застуканный любовник!

— Сиди и не смей даже думать открыться! Ведь они тебя разыскивают! — сурово объявила Тхутмертари.

Похоже, и здесь волшебница была права. Неуязви­мые люди-птицы не стали нападать на лагерь. Покру­жив над ним не более трех минут, они резко взмыли в небо и, вращая огромными крыльями, унеслись обрат­но на восток.

— Пресветлый Митра, сегодня я не надеялся до­жить до наступления ночи, — заявил Тараск, придя в себя. — Что это было?

Конан сбросил чудесную накидку. Перепуганный король Немедии в ужасе отшатнулся, узрев вдруг рядом с собой внезапно возникшего киммерийского вели­кана.

— Держись, Тараск, это только цветочки, — волоса­тая лапа Конана опустилась на плечо немедийца. — Что-то еще ждет нас во владениях карлика!..

«Ободренный» таким заявлением, Тараск принялся возносить молитвы Митре, Богу Света и Солнечной Справедливости…

..А далеко-далеко на западе, презирая сгущающую­ся мглу, мчал вздыбленного жеребца богато одетый всадник с безумными, запавшими глазами; вряд ли кто-либо из аквилонцев, встретив его на пути, узнал бы в этом человеке знаменитого купца, а затем барона Фланского Эритея…



Глава тринадцатая НАПАДЕНИЕ ГИПНОТИЧЕСКИХ КАРЛИКОВ


Тезиас не собирался отдыхать этой ночью. Точно так же, как и накануне, был жарко натоплен огромный зал-амфитеатр, и точно так же толпились вокруг своего властелина бесстрастные Синие Монахи. Привели и Джейка Митчелла: он, как Первый Гость, призван был встречать Гостя Второго — профессора Луиджи Фонта-нелли. И вотТезиас начал читать свое заклинание.

Неведомые слова тяжело ложились в зловещую ти­шину чертога, но беспокойство все более овладевало Великой Душой. Что-то явно было не так. И не отсутст­вие впечатляющих световых эффектов более пугало его; он знал: Дорога в Будущее уже проторена и, весьма ве­роятно, суровая черная гроза больше не повторится. Нет, его беспокоило иное. Произнося чарующие звуки из Великой Книги Судебной будто ощущал незримую стену, о которую суждено им разбиться…

Заклинание было закончено. Над амфитеатром на­висла напряженная тишина. Ничего не происходило. Тезиас ждал, и бледное лицо его покрывалось красны­ми пятнами. Это уже была настоящая неудача. Для Те-зиаса не имело решающей роли то, что без Второго Гостя, собственно, он мог прекрасно обойтись. Ве­ликая Душа не привык к поражениям, особенно на научной стезе, и это убивало его более всего. Затишье затянулось. Наконец Джейк, не отличавшийся долго­терпением, сказал:

— Не ладится что-то у тебя, волшебник! Видать, док не хочет следовать по моим стопам…

— Заткнись, — сурово приказал Брахо. — Не ви­дишь: хозяин думает.

Митчелл уже собирался отпустить колкую шуточку по адресу «думающего хозяина», но осекся: на него в упор смотрели горящие, непропорционально громад­ные агатовые глаза.

— Кажется, я знаю, в чем причина,\— сказал Тези­ас. — Удачным эксперимент был тогда, когда я пытался отправить в будущее Конана. Придется снова действо­вать «от обратного»: я должен попытаться отослать в твой мир, Джейк, человека, как две капли воды схожего с твоим доком!

— Ну, это ты вряд ли отыщешь такого, — разочаро­ванно протянул Митчелл. — Второго такого типа, как док, во всем свете не сыскать!

— А все-таки покажи его мне.

— Как? — изумился гигант. — Я не захватил с собой его фотокарточку! Забыл: я пожаловал к тебе нагишом!

— Это неважно, — нетерпеливо заметил карлик. — Смотри на меня, представляя в своем воображении его портрет. А я уж сумею разглядеть, что это за птица.

Зажегся магический белый экран — на этот раз не на~стене? а прямо в воздухе. Изображение получилось объемным, но туманным: очертания фигуры были раз­мыты.

— Ну же, Джейк, сосредоточься! Пыхтя от напряжения, гость буркнул:

— Я не могу сосредоточиться, глядя на тебя!

Этого уже Великая Душа стерпеть не смог. Срывает­ся грандиозный эксперимент, а этот боров, видите ли, не может глядеть на могучего Бога!

— Взять его! — приказал карлик. — Раз ты не мо­жешь сосредоточиться, закрой глаза и уйди в себя. Придется мне самому побродить по лабиринтам твоей памяти!

— Нет!!! — завопил Джейк, тщетно пытаясь отбить­ся от схвативших его Синих Монахов. — Я не позволю ковыряться в моем мозгу! Ты превратишь меня в зомби; я видел, как это делается!

— Все может быть, — философски заметил Тези­ас. — Не беда, если твой скудный разум ляжет на алтарь науки. Не тяни, закрой глаза. Я всегда добиваюсь, чего хочу.

Страх, овладевший душой Джейка, неожиданно придал ясность образу на экране. Путешествия по глу­бинам сознания не потребовалось. Все увидели высо­кого благообразного старика; приятное, отмеченное чертами аристократизма лицо его окаймляла длинная белая борода… И тогда пещеру потряс изумленно-вос­торженный крик карлика:

— Пелиас!!!

Видение тотчас померкло. Обессиленный, Джейк без чувств свалился на руки монахам.

— Это и в самом деле был Пелиас, — сказал Бра-хо. — Возможно ли такое?

— Не только возможно, но, кто знает, может быть, даже закономерно, — ответил Тезиас; глаза его блесте­ли. — Подумай: Конан и Пелиас — здесь. Джейк Мит­челл и Луиджи Фонтанелли — там. В обоих случаях один — богатырь средних лет, рубака и авантюрист, другой — умудренный годами ученый. Сие не может быть случайным совпадением! Нет, история повторяет­ся! Потрясающе!

— Теперь ты можешь вызвать в наш мир профессо­ра, используя своего старого учителя в качестве нажив­ки, — заметил Брахо.

— Я так и сделаю, причем немедленно!

— Остерегись, хозяин, — покачал головой магистр. — Мне кажется, столь могучие заклинания должны быть растянуты во времени. Ты ведь сегодня уже пытался по­тревожить пласты Истории. Молю тебя, потерпи'хотя бы до утра! Пелиас никуда не денется — он дремлет в своей башне, усыпленный братьями.

— О, черт! — маленький кулачок Великой Души по­грозил в пустоту. — Проклятые физические законы! Но ничего, когда-нибудь я обязательно изменю их! Ты прав, магистр. Не стоит искушать Судьбу: она и так ко мне слишком благосклонна. Подожду до утра…

— Хозяин, прибыли разведчики, — доложил один из монахов.

Тезиас сделал знак, и в зал вступили трое — те самые, чей птичий облик так испугал храбрых хайбо-рийских воинов.

— Итак, что вы узнали? — вопросил карлик.

— Войско противника расположилось лагерем неда­леко от немедийско-коринфской границы. Верховодят король Тараск и генерал Просперо. С наступлением утра они намерены возобновить движение на северо-восток.

— А Конан? Разве его нет с ними?! Монахи понурили очи, как будто чувствовали за собой некую вину.

— Конан не был нами обнаружен, хозяин. Его нет в лагере.

— Я этому не верю! — выбросив вперед руку, вос­кликнул Тезиас. — Он должен быть где-то рядом! Я чувствую, как он приближается!

— И мне знакомо это чувство, — сказал Брахо. — Он, несомненно, хочет остаться незамеченным. Я ощу­щаю присутствие магии…

— Жалкий, пустоголовый варвар! Кто может ук­рыться от взора Великой Души?! Ладно, если только он среди этого войска, я покажу ему, как жестоко он за­блуждается! О, он запомнит завтрашний день на всю оставшуюся жизнь! Все, Брахо, мне надоело прятаться за спинами Синих Монахов! Завтра я лично пощекочу нервишки у всей честной компании! , И, от души рассмеявшись, Тезиас отправился в свои апартаменты.

Армия Конана уже два часа шла по пределам Корин-фии. Пограничные посты не стали связываться с этакой армадой, ведомой к тому же знаменитым королем Кона­ном, и, недолго думая, пропустили ее. Впереди рассти­лались цветущие равнинные луга. Где-то там, вдали, едва заметны были припорошенные дымкой вершины.

Конан не раз ходил этими дорогами. Коринфия была точно насыщена магией; колдуны всех мастей так и липли к этой благодатной земле. Но здесь не было того порядка и той правильной централизации, что ца­рила в мрачной Стигии. Коринфские чародеи, гордя­щиеся своим происхождением от таинственных вол­шебников ахеронской расы, всегда были себе на уме. Некоторые, правда, поклонялись, как и положено чер­ному магу, змееголовому Богу Сету, Князю Тьмы, дру­гие возносили Черную Ипостась обезьяноподобного Ханумана, третьи молились безвестным идолам, чет­вертые же, составлявшие большинство, почитали бога­ми себя и чаяли ни много ни мало овладеть всем миром. Здесь, в мрачных скальных замках, рождались зловещие человеконенавистнические замыслы, отсюда предназначено было шагать темным воинствам погряз­ших в грехе чернокнижников…

Да, он, Конан, славно поработал мечом в здешних пределах! Многие маги пали от его руки. А ведь те были вовсе не последними представителями своего черного ремесла. Совартус, Нэг Ужасный и прочие были кол­дунами высшего разряда, но он все-таки сумел сокру­шить их.

Конан сознавал, что нынешний его противник го­раздо опаснее «обычных» волшебников. Киммериец размышлял об этом всю ночь, ибо ожидание внезапно­го нападения Великой Души не позволило ему со­мкнуть глаз. Но, кроме зловещих людей-птиц вечером, больше никто не осмеливался потревожить покой Ко-нанова войска,

Конан думал о своем враге, и всегдашняя уверен­ность в победе нередко уступала место безысходному отчаянию. А отчаяние это было вызвано непонимани­ем. Вся жизнь киммерийца прошла в беспрестанных схватках с порождениями Зла, он, кажется, встречался со всеми тварями, ползающими во Мраке Вечной Ночи, взор его опускался в самые источники черного могущества их хозяев. Волшебники и чудовища не страшили Конана так, как те холодные бездны, откуда черпал свою силу проклятый карлик. Ибо маги и чуди­ща были потомками таких же, как они, магов и чудищ прошлого. Да, за каждым из них стояли тысячелетия великого зла, когда невинная кровь лилась в изобилии, а на алтарях пели гимны жестоким богам… Но это зло, как справедливо заметил как-то мудрый Пелиас, было злом земным, своим, что ли. Оно, это зло, было плоть от плоти земного мира, и Конан знал; Добро земное не­изменно побеждает земное же Зло. Силы же, стоящие за Тезиасом, были всецело чужды земному миру. Конан чувствовал это, чувствовал, как студеные щупальца не­живого, нечеловеческого разума тянутся к его миру через все деяния Великой Души, и их ледяное прикос­новение было одинаково враждебно как для Добра, так и для Зла Земли. Вот почему он, Воин Света, и принцесса Тхутмертари, служительница Вечной Ночи, ока­зались в одной упряжке: не роковое стечение обстоя­тельств, а закономерная вражда Родного и Чуждого свела их в борьбе против карлика. А Тезиас — Тезиас не черпал силу из бездн Мрака, подобно Тхутмертари и другим чернокнижникам. Нет, она, его сила, лилась из иных пределов, из покинутых Жизнью межзвездных глубин, с затерянных во Вселенной древних планет, обитатели которых никогда не были людьми… Сила эта таилась не тысячи, а, возможно, многие миллионы лет, и теперь, управляемая холодным гением Великой Души, изливалась на его родную планету. ^ Почему Тезиас поселился именно здесь? Конан не знал ответа на этот и многие другие вопросы. Ни ему, ни даже Тхутмертари не дано было объяснить загадку воскрешения Великой Души: было в этом что-то пу­гающе-чуждое, как и во всем, что связано с именем карлика. Какая-то неземная магия, вернувшая к жизни это существо — но зачем?! Откуда взялись эти жуткие синие колдуны, слуги карлика, каждый из которых был, по всему видать, сильнее любого из хайборийских чародеев? Недаром главарь их, Брахо, осмелился сой­тись в поединке с самим Кромом Киммерийским…

И, как это всегда бывало с ним в такие минуты, в душе Конана закипала злость. Вся его сущность про­тестовала против участи, уготовленной миру Тезиасом. Невозможно представить, чтобы вместо кипучей, да, полной жестокостей и несправедливостей, но такой родной жизни воцарилась гнетущая космическая ти­шина, чтобы не короли, пусть порою бездарные и бес­сердечные, но такие живые, плоть от плоти этого мира, а бесстрастные Слуги Судьбы, облаченные в синие плащи с капюшонами, вершили дела государств! Он, Конан, не допустит этого! Он победил карлика однаж­ды, победит его и снова, тем более что на сей раз успех предсказал ему не кто-нибудь, а сам Сидящий-в-Пира-миде, — похоже, единственный, перед кем трепещет Великая Душа…

Впереди показался лес. Дорога, сужаясь, впадала в него. Когда войско приблизилось к первым деревьям, Конан приказал остановиться.

— Очень странно, — пробормотал киммериец. — Никакого леса здесь никогда не было! Я прекрасно помню эти места, был здесь несколько лет назад. Леса не было, клянусь Кромом!

— Возможно ли, чтобы деревья выросли за такое короткое время? — задался вопросом Просперо.

— Исключено. Этому лесу не менее двух столетий. Бьюсь об заклад, кто-то вволю поколдовал над этим местом!

Тхутмертари отрицательно покачала головой.

— Если бы здесь была замешана магия, я бы сразу это поняла. Конан, лес настоящий!

И снова киммериец невольно содрогнулся. Опять какая-то дьявольщина, не имеющая разумного объяс­нения! Что за игру затеял с ним карлик на этот раз?

— Настоящий лес или нет, а пройти через него нам придется, — буркнул варвар. — Командуй вперед, Про­сперо!

Первым вступил под своды могучих деревьев сам Конан. Пытливый взгляд его настороженно обыскивал каждую ветку, каждый куст, за которым мог таиться враг. Но лес был как лес, ничего подозрительного и зловещего в нем не наблюдалось. Никаких ядовитых испарений, из всех звуков слышны были только жуж­жание насекомых и щебетание птиц. В широких просе­ках было пусто, лишь раз Конан заметил промелькнув­шие где-то заячьи уши. Неужели тревоги напрасны?!

— Вот заяц пробежал, — нарушая тяжкую тишину, пробормотал киммериец.

Прекрасное лицо Тхутмертари в один миг осунулось и посерело.

— Конан, в Коринфии не водятся зайцы, — тихо, но внятно молвила она. — Чародей Арентиус сто лет назад превратил их всех в ящериц!

Конан не успел ответить. Откуда-то сверху раздался такой знакомый и ужасающий, высокий, пронзитель­ный голос:

— Какал эрудированная девушка! А ты, киммериец, не ко мне ли в гости спешишь?

Холодея, Конан вскинул голову. На ветке раскидистого дуба, беззаботно болтая коротенькими ножками, собственной персоной сидел карлик Тезиас!

В следующую секунду лес ожил. На всех деревьях, на каждой ветке вдруг появились маленькие большего­ловые человечки с огромными, блистающими, точно агат, глазами. Их были тысячи, они свистели, вопили, смеялись и плясали, от издаваемого ими совокупного гама закладывало уши. Еще спустя мгновение вся эта свора карликов, ничем не отличимых от самого Тезиа-са, спрыгнула с деревьев прямо на оцепеневших от ужаса и неожиданности людей.

Находчивый, отличающийся молниеносной реак­цией варвар не успел ничего предпринять, настолько внезапным и необычным было это нападение. Его ата­ковали с десяток карликов. Один устроился на голове, вцепившись в волосы, другой висел сбоку, щекоча у Конана подмышками, третий плясал у лица, строя гри­масы. Четвертый карлик ухватился рукой за ухо и гну­савым голосом шептал непристойности. Пятый колдо­вал у седла, видно, пытаясь расстегнуть сбрую. Шестой карлик, стоя на земле, дергал коня за хвост, отчего тот ржал и брыкался, норовя сбросить всадника. Осталь­ные карлики, прицепившиеся к Конану и его лошади, вели себя не лучше. Самое удивительное, никто из них не пытался убить его; точно свора взбесившихся щен­ков набросилась на здоровенного льва…

Вынужденный защищаться от облепивших его Тезиасов, Конан не был в состоянии контролировать си­туацию в своем войске. Положение же войска было от­чаянным; каждого человека атаковали по пять-семь карликов. Одна лишь Тхутмертари каким-то чудом ус­пела облачиться в волшебную накидку и тем самым из­бежать нападения. Она видела, как четверо карликов, свалившие Тараска с лошади, теперь весело отплясыва­ли на его животе. Генералу Просперо удалось выхватить меч, он рубил им направо и налево, но карлики всякий раз увертывались, дико вереща и показывая Просперо пальцами, какой он дурак…

Некоторые воины, казалось, уже сошли с ума. Стре­мясь защититься, они лупили мечами куда попало; не­редко удары, предназначавшиеся увертливым карликам, достигали их собственных тел. Вот один уже отру­бил себе руку, другой — ногу, третий разрубил голову коня, на котором сидел…

Тхутмертари видела все это, но заклинание, которое могло бы остановить сей жуткий балаган, не было из­вестно знаменитой волшебнице. Она видела, как один из Тезиасов, облепивших Конана, уменьшившись до невероятных размеров, полез в ухо к Конану, другой, такой же маленький, схватился ручками за ресницы киммерийца и раскачивался на них, как на качелях, но­ровя достать до глаза крохотными ножками. А тот, что сидел на голове, вдруг дико захохотав, спустил широ­кие штаны и стал испражняться прямо на густую шеве­люру аквилонского короля…

В лесу стоял невообразимый гомон. К крикам ужаса и безумия, издаваемым людьми, примешивались глум­ливо-ехидные возгласы веселящихся карликов. То тут, то там слышалось:

— А у тебя усадьба сгорела!

— Пока ты здесь прохлаждаешься, жена твоя с сосе­дом спит!

— А твой папа умер! Умер! Умер! Ха-ха-ха!

— Беги скорей домой: твое золото разворовывают! Торопись, не то все растащат!

— А дочку твою беременную вчерась твой же сын изнасиловал! Вот потеха-то была — вся деревня на жи­вотах лежала!

И прочее, в том же духе.

…Конан защищался, как мог. Но, казалось, совла­дать с сонмищем бесноватых карликов было выше че­ловеческих сил. Увы, то были не фантомы, не призра­ки, а вполне реальные, наделенные плотью существа, которые, видно, прибыли сюда отпраздновать кончину его рассудка… Вдобавок ко всему ему вдруг почудилось, что к облепившим его снаружи тезиасам прибавился еще один — тот, кто пролез через ухо, сейчас дубасил по его животу изнутри…

— Ну все, отцепитесь, поганые! — в ярости вскри­чал Конан, чем еще больше развеселил карликов. Улю­люкая, один из них спрыгнул на морду лошади и, вы­ставив коротенькие пальцы, проколол верному коню оба глаза. Жеребец повалился наземь, Конан же успел спрыгнуть и устоял на ногах. Но недолго: карлики-са­дисты, ни одного из которых не придавило при паде­нии лошади, снова набросились на него. Один стащил набедренную повязку, другой, подпрыгнув, ухватился за могучие чресла варвара и, непристойно кривляясь и охая, стал имитировать движения, совершаемые при половом акте…

Казалось, этому сумасшествию не будет конца. Вне­запно пришло понимание. В миг, когда человеческий рассудок уже буквально разваливался, Конан вспом­нил, КАК Тезиас в свое время изгнал его из Тарантии. Конечно же, это был гипноз, жуткий, чудовищный, но, в конечном счете, всего лишь гипноз!

— Вас никого нету, вы, проклятые карлики! — хрипло заорал он, и голос его прорвался сквозь сума­сшедший визг леса. — Вы только кажетесь! Нету вас, я в вас не верю!

Сонмища беснующихся тезиасов как будто этого и ждали. Разом смолкнув, они отцепились от своих жертв, В тот же миг каждый карлик превратился в об­лачко голубоватого пара. Эти облачка не стояли на месте, они бежали к какому-то единому центру. Вскоре перед Конаном предстал уже не карлик, но гигант — высоченный исполин с обликом Тезиаса; в глазных ор­битах вращались черные яблоки, каждое величиною с нагрудный щит воина. Из небесных вершин, откуда пя­лились зрачки чудища, раздался громоподобный смех.

— Туго же ты соображаешь, варвар! — изрек Тезиас-великан. — Вот так всегда с вами, с людьми: пока всю душу не вртрясешь, никто не удосужится пошевелить мозгами!

— Тебя тоже нет, верзила! — заорал Конан. — Я не верю в тебя! Исчезни!

— И то верно, — согласился исполин. — Меня здесь нет, да никогда и не было. Я сейчас дома сижу, гостей жду! Дорогу найдешь, варвар, или тебе показать?

— Сгинь, нечистый! Не сомневайся, я не покажу тебе спину!

— Ка-а-кой храбрый! — глумливо рассмеялось чудище. — А я ведь не сомневался в тебе! Ну бывай, Конан, до скорой встречи!

И, все еще смеясь, монстр-исполин растворился в воздухе. В то же мгновение старый лес исчез, как будто его никогда и не было. Вокруг расстилались цветущие коринфские луга.

Встряхнув головой, Конан отогнал наваждение. Но оно не уходило, и киммериец внезапно понял, что и лес, и карлики, и монстр-исполин — все это было вну­шено ему и его людям Великой Душой!

Оглядевшись, он с содроганием уяснил и другое: само нападение гипнотических карликов вовсе не при­чудилось ему. Оно было всамделишным. Его армия ле­жала на земле, вокруг гоняли обезумевшие лошади; те немногие всадники, что удержались на конях, сейчас уносились прочь, не разбирая дороги. Конан видел, как по цветущим лугам во все стороны растекались серые змейки — то бежали воины его разгромленной армии…

Сзади к нему подскочила Тхутмертари.

— О, Конан, ты жив! Прости, я ничем не помогла тебе!.. О, Великий Сет, да ты весь в ранах!

Конан только теперь заметил, что тело его походило на исколотую стрелами мишень. Отовсюду сочилась кровь, под глазами, на плечах, ногах краснели колотые и рваные раны, но удивительным образом не был задет ни один жизненно важный орган.

Киммериец пошел вдоль дороги, взирая на остатки растерзанной армии. Мертвых почти не было — жизнь покинула лишь тех, кто, тщетно пытаясь защититься от карликов, поразил сам себя. Зато безумных были мно­гие сотни, если не тысячи. Они ползали по земле, сто­нали и пищали, кусали сырую почву, конвульсивно дергали конечностями, словно над ними все еще глу­мился враг. Конана передернуло от стыда и отвраще­ния. Он видел много жесточайших битв, но и в самом жутком кошмаре ему бы не примерещилось, чтобы храбрые мужчины-воины являли собой столь жалкое зрелище.

Какой-то безумец — Конан успел заметить на его изодранной кольчуге кокарду аквилонского гвардейца, Черного Дракона, — вдруг кинулся на короля сзади с мечом наперевес. Хорошо, что рядом шла Тхутмерта­ри — бывший гвардеец, издав булькающий стон, пова­лился наземь с раздробленной шеей. Посреди зеленых лугов все еще царствовало безумие…

Конан заметил Просперо. Генерал лежал без созна­ния, задрав к небу голый подбородок. Знаменитой кли­новидной бородки, которой Просперо так гордился, больше не было. Как будто кто-то подпалил ее; нижняя часть лица и шея генерала были обожжены. Рядом лежал Тараск; с его седой шевелюрой тоже творилось нечто ужасное: густые клочья белых волос валялись возле тела, голова же напоминала маску сумасшедшего клоуна. Тараск был в сознании, его глаза бессмысленно глядели в небо, и в них застыли тоска и мольба: как боги допустили такое…

Налитые кровью очи Конана обратились к Тхутмер­тари.

— За всю мою жизнь меня никогда еще так не уни­жали, — тихо молвил киммериец, но голос его был страшнее самого ужасного крика.

— Я предполагала, что Тезиас — опасный против­ник, но происшедшее сегодня перевернуло все мои представления о возможностях магии, — сказала прин­цесса. — Никакой чародей не способен сотворить такое, и никакой Бог не мог проявить подобную безум­ную изобретательность… Тезиасу мало победить нас — он хочет изнасиловать наши души! Я видела, как гибнут армии от взмаха руки волшебника, но такое… Этим карликам не жизнь твоих воинов нужна была — карли­ки, напавшие на твое войско, явились, чтобы отнять сам разум человеческий!

— Никаких карликов не было, — устало заметил Конан. — Это все дьявольская игра воображения. Гип­ноз, мощный гипноз — вот главное оружие Великой Души. Он внушил, а мы поверили!

— То есть ты хочешь сказать, будто не карлики, а люди сами себя изранили? Но это невозможно!

— Ты плохо знаешь Тезиаса… Помню, он овладел Тарантией за несколько минут. И знаешь, как? Он сумел внушить всем, будто я — маньяк-кровопийца, пожирающий человеческих детей, будто я низверг истинных богов и поклоняюсь жестокому колдуну Пелиа-су! Каково, а? Мои верные соратники тогда едва не на­садили меня на копья…

— Так что же нам делать?! — всплеснула руками стигийка. — Тезиас одержал верх!

— Пока еще нет, — хмуро отозвался киммериец. — И он знает это. Проигранная битва — еще не проигран­ная война. И даже проиграв войну, еще можно сражать­ся — не за жизнь, так за честь и справедливость! Когда я победил Тезиаса в первый раз, у меня был волшебный камень, Ромб Яхкунга; на моей стороне также была внезапность — карлик не подозревал, что я охочусь за ним. Сейчас ничего этого нет. Но я и не подумаю отсту­пать: пока жив человек, шанс есть в любой ситуации. Даже если он овладеет нами, всегда есть надежда пере­хитрить его. И у Бога бывают минуты затмения, — зага­дочно добавил Конан.

— Ты воистину неустрашимый герой, — заметила Тхутмертари. — Мне нравятся такие мужчины. Я не по­кину тебя, мой гордый король!

Она словно забыла, как всего два дня назад кимме­риец гнал ее прочь, жестокую черную волшебницу! Но теперь, похоже, поддержка прекрасной принцессы по­могала ему выстоять.

— Ладно, армии больше нет, — сказал Конан. — И все же я должен спасти хотя бы тех, в ком еще теп­лится разум! Ты не поможешь мне, Тхутмертари?

— Я постараюсь. Но учти: это будет жестокая услуга! Темные силы могучи, но ничего не делают задаром!

— Что ты имеешь в виду?

— Чтобы спасти немногих, тебе придется пожертво­вать остальными. Надеюсь, Отец Сет смилостивится и вдохнет силу в тела твоих воинов.

— А взамен? — насторожился киммериец.

— Взамен он потребует души тех, кому помочь боги уже не в состоянии, — безжалостно ответила прин­цесса.

— Ты спятила, девчонка! — воскликнул король; баг­ровые пятна поползли по его израненному лицу. — Ты предлагаешь мне принести этих несчастных в жертву твоему омерзительному Богу?! Да как твои лживые уста осмелились изречь такое?! Не будь ты бабой, твоя голо­ва уже валялась бы у моих ног!

Тхутмертари презрительно сощурилась.

— Помнится, при нашей первой встрече, — тогда, в шатре, — ты кинулся на меня, не вспоминая про мой пол! — ядовито заметила красавица.

— Изыди, дочерь Мрака! Я уже достаточно прогне­вал богов, связавшись с тобой! Не видать твоему Змею невинных душ! Уж лучше я сам добью этих несчастных! Смерть от меча более достойна мужчины!

— И тем самым погубишь всех, глупый варвар! По­смотри на Просперо и Тараска: они еле дышат. Поду­май: чего стоят эти безумные души? Они погублены уже! Велика ли разница, какой Бог воспримет их?!

— Не увещевай меня, искусительница! Что-то будет с ними в подземных чертогах Сета?!

— Тебе лучше об этом не знать, слабонервный маль­чик, — рубиновые губы растянулись в жуткой усмешке, и Конан едва удержал себя, чтобы не срубить эту пре­красную головку.

— Разговор окончен! Я запрещаю тебе колдовать! Слышишь, ведьма, разрази тебя Кром?!

— Поздно, киммериец. Сет алчет жертв, — точно змея, зашипела принцесса. — И мне не дано остано­вить его священную оргию… Дети Тьмы уже ползут сюда; кровавый пир близок. Смирись, человек!

Конан не стал больше терпеть. Довольно с него вся­кой чертовщины, гипноза и магии! Кровавому пиру детей Тьмы он потакать не намерен. Зазвенел металл — это меч короля ударился о длинный стальной кинжал, вытянувшийся из пальца Тхутмертари.

— Усни, смертный! Я не хочу убивать тебя! — заши­пела волшебница. — Спать! Спать! Спать!!!

Конан свалился к ее ногам, едва не упав на собст­венный меч; мгновение спустя он уже храпел.

— Отдохни, чистоплюй! — Изящная туфелька вон­зилась в бок распростертого на земле варвара. — Все равно никчемный был разговор.

— Что ты делаешь, принцесса? — раздался сдавлен­ный голос Тараска; немедийский король привстал, опираясь на локоть.

Тхутмертари даже не повернулась к нему.

— Вот, пыталась втолковать кое-какие очевидные вещи этому безмозглому варвару! Ладно, обойдусь без его монаршего благословения. Закрой глаза, заткни уши, немедиец! Ибо только так сможешь ты спасти свою жизнь и душу!

И уже через минуту посреди израненного войска мрачная красавица с растрепанными золотыми волоса­ми шептала тайные призывания незримых слуг Велико­го Змея. Откликаясь на ее зов, из недр земли поползли, подбираясь к распростертым телам людей, шипящие черные тени; от их ядовитого прикосновения сгибались и корчились в предсмертных судорогах спелые травы коринфских лугов…


Глава четырнадцатая ПОДАРОК К ЮБИЛЕЮ ПРОФЕССОРА

В кабинете Тезиаса расположились четверо. Как всег­да, карлик восседал в глубоком кресле за письменным столом, верный Брахо стоял по правую руку от него, на диване же расположились Гости — Джейк Митчелл и доктор Луиджи Фонтанелли; в глазах последнего засты­ло неподдельное изумление, смешанное с торжеством пылкого ученого, только что блестяще доказавшего свою научную правоту…

Беседуя с Гостями из Будущего, Тезиас никак не мог избавиться от ощущения, что перед ним его верные противники — могучий Конан и мудрый Пелиас, ста­рый учитель, взрастивший его. Как чудесно все-таки распорядилась Судьба!..

— …И вот только я произнес последние слова За­клинания Времени, вновь родилась гроза — не такая могучая, как в первый раз, когда в мой мир прибыл Джейк, — она бушевала только здесь, в этой крепости, да еще в башне чародея, который похож на вас, доктор, как две капли воды. Уже через минуту возник огнен­ный шар, и вышли вы, мой ученый Друг, — засмеялся

Тезиас. — А я — я рад приветствовать второго Гостя из Будущего в моей скромной обители!

— Изумительно! Изумительно, мистер Тезиас! Я все­гда считал, что путешествия людей во времени возмож­ны, но чтобы это произошло со мной самим! О, как я вам благодарен! Вы воистину великий ученый, опере­дивший время, мистер Тезиас! — горячо говорил Фон­танелли.

— Спасибо на добром слове, доктор. В устах такого человека, как вы, похвала дороже золота. Надеюсь, вы не слишком огорчитесь, если возвращение домой не­сколько задержится?

11 — Ну что вы, что вы, мистер Тезиас! Я буду только рад общению с вами! Мне не терпится услышать из первых уст о ваших научных опытах!

— Вот и отлично. Как и прежде, будете работать вместе с Джейком; я принял его к себе на службу.

— Неужели? Поздравляю, Джейк! Ну и что ты бу­дешь делать?

— На меня возложена чрезвычайно ответственная миссия, — буркнул Митчелл, отворачиваясь. Он, ко­нечно, далеко не ангел, но противно слушать, как этот коротышка делает из дока круглого идиота!

— Должен вас предупредить, мистер Тезиас, — Джейк, не обижайся на меня! — мистер Митчелл неред­ко берется за грязную работу и он знает мое сугубо не­гативное отношение к его методам! — доверительно со­общил док. — Надеюсь, миссия, которую вы ему поручили, пойдет во благо людям.

Тезиас оскорбленно вскинул брови; коротенькие ручки вытянулись в протестующем жесте.

—• Полноте, доктор, за кого вы меня принимаете?! Разумеется, во благо! Вся моя научная деятельность на­правлена на процветание человечества! Если б вы знали, как дик и примитивен мой мир! Вот мы с вами беседуем как образованные люди, а — да будет вам из­вестно — лишь один процент местного населения умеет читать; писать же умеют и вовсе единицы!

— Какой кошмар! — всплеснул руками доктор. — Это даже хуже, чем в средние века!

— Вот видите! А знали бы вы, кто правит народами этой земли! Какие-то варвары; руки их по локоть в крови! Люди злы и жестоки, образование не пользуется уважением в моем мире. Знания монополизированы узкой кастой злобных жрецов; они используют его во вред людям. На планете продолжаются бессмысленные междуусобные войны. Простые труженики вынуждены брать в руки оружие, чтобы защитить себя, близких и нажитое имущество!

— Как мне это знакомо! — горестно воскликнул Фонтанелли. — Я ведь и сам воевал во вторую мировую!

— Тогда вы понимаете меня. Не удивляйтесь, но и мне, человеку, обделенному, так сказать, физической силой, пришлось не так давно вступить в жестокий бой во имя науки. Я достиг многого, но силы варварства пока не сломлены; вот почему я не могу позволить себе расслабиться. Моя главная цель — нести в мир знания и блага подлинной цивилизации. Сначала будет трудно, придется преодолевать известное сопротивление — агрессивное невежество въелось во все клетки челове­ческого организма. Но и отступать я не намерен. Я верю во всепобеждающую силу науки. Когда уже все битвы останутся позади, прозревшие люди возблагода­рят нас за наши труды! — закончил Тезиас свой патети­ческий монолог.

— Если будет кому, точно возблагодарят, — пробор­мотал Джейк, но профессор, кажется, пропустил мимо ушей его замечание. Сам Джейк все более недоумевал: Тезиас говорит так страстно и убежденно, что поневоле задумаешься, а вдруг и вправду этот коротышка не про­сто заботится о власти над миром, но и задумал некую историческую миссию?!

— Вы не только великий ученый, но и великий че­ловек, мистер Тезиас, — сказал между тем доктор. — Такие, как вы, должны вершить судьбу человечества! Политики продажны и тупы — я говорю о своем мире, но, уверен, в вашем дела обстоят не лучше: политики есть политики! Только ученые, умудренные знаниями, опытом и интуицией, могут и должны править миром! Собравшись вместе, они составят некий правящий ареопаг. Их будут сотни; власть на планете будет при­надлежать лучшим умам человечества!

— Зачем же? Я и один справлюсь, — сквозь зубы процедил Тезиас.

Но Фонтанелли, похоже, не слышал и его. Увлечен­ный своей идеей, он продолжал:

— Если ученые получат власть, все вокруг изменит­ся! Энергия цивилизации пойдет не на разрушение, но на созидание. Сколько неразгаданных тайн хранит Все­ленная! Тайны времени и пространства, они всегда привлекали людей. Есть ли жизнь на далеких планетах? Существуют ли параллельные миры? Возможна ли те-лепортация?..

— Возможна, — перебил профессора Тезиас. — Очень даже возможна. Многие здешние маги владеют ею в какой-то мере. А я — в совершенстве.

— Бросьте, — отмахнулся док. — Я ученый, и мне нужны научные доказательства!

— Доказательства? Так вы их получите! — вскричал задетый за живое карлик.

Блеснули агатовые глаза, все вокруг поплыло, точно в сказочном сне, но уже секунду спустя кабинет Тезиа-са обратился залом-амфитеатром; как и за миг до того, карлик сидел в глубоком кресле, рядом стоял невозму­тимый магистр, но дивана не было — Митчелл и Фон­танелли стояли посреди пустого чертога!

— Господи, да что же это было? — ошеломленно ог­лядываясь, молвил седовласый профессор.

— Это была телепортация, как вы и заказывали, — иронично заметил карлик. — Я перенес нас из моего кабинета в этот зал. Вас устраивают предъявленные мною доказательства?

— Да… Наверное… — пролепетал док.

Джейк Митчелл, которого научная сторона пробле­мы мало интересовала, игриво задел профессора пле­чом.

— Как, док, тебе это, а? Нелегко, наверное, на ста­рости-то лет в таких экспериментах участвовать!

Фонтанелли неожиданно побледнел. Если бы не Брахо, заботливо подставивший свои руки, док, по всему видать, не удержался бы на ногах.

— Что с вами, друг мой? — воскликнул Тезиас. — Вам плохо?

— О Боже! — прошептал профессор. — У меня же сегодня день рождения! Мне семьдесят пять лет! Какой ужас!

— Ты что, док, не знал, какой ты старый? — расхо­хотался Митчелл. — Можно подумать, ты поспорил на миллион долларов, что не доживешь до семидесяти пяти!

— Хуже! Гораздо хуже! — простонал Фонтанелли. — Я приурочил к своему юбилею грандиозный научный эксперимент!

— Что за эксперимент? — с нетерпением вопросил Тезиас. Пытливый и проницательный ум Великой Души тотчас почувствовал, что вот-вот откроется нечто особо важное — важное не вообще, не только и не столько для науки, сколько для него, Тезиаса, лично.

— Я задумал эксперимент, грандиозный и дерзно­венный, — произнес профессор. — Полет в будущее. Я приурочил его к своему юбилею.

— Ты собрался в будущее, док? Вот потеха: собрался в будущее, попал в прошлое!

— Не я. Сконструированная мною система — назо­вем ее для ясности Машиной Времени — работает по принципу привязки к индивидуальному генетическому коду человека-хозяина. Видите ли, по сути создать ап­парат, который мог бы «прыгать» на час, день, год впе­ред или назад, не слишком сложно. Но есть ли в этом смысл? Важно иное: чтобы машина попадала туда и в то самое время, где находится ее хозяин — человек. Вот концепция, из которой я исходил, конструируя свою Машину Времени. Десятого апреля — это было поза­вчера — позавчера, разумеется, в моем мире, — я уста­новил свою систему на «Черном коршуне»…

— Каналья!!! — точно взбесившись, заорал Джейк; он схватил за грудки несчастного профессора. — Как посмел ты прикоснуться к моему любимому вертолету?

— Это также и мой вертолет, — печально возразил док, когда невозмутимый Брахо оттащил Джейка. — Мы вместе собирали его. Если ты летаешь на моей ма­шине, это еще не значит, что она твоя! Так вот, я уста­новил свою систему на этом вертолете. Напоминаю, это было десятого апреля. Одиннадцатого, вчера, в девять утра, система должна была включиться. И она включилась — сей факт зафиксировали приборы. Зада­ние же у нее было такое: перенести вертолет в то самое время, когда мне исполнится ровно семьдесят пять лет. Но вся штука в том, что вчера, когда Машина Времени включилась, мне еще не было семидесяти пяти! Поэто­му одиннадцатого в девять вертолет исчез во времени, чтобы появиться вновь двенадцатого в девять часов пятнадцать минут, то есть тогда, когда мне исполнится ровно семьдесят пять! Исчезновение «Черного коршу­на» также зафиксировали мои приборы…

— Говнюк несчастный! — рявкнул разъяренный Джейк. — Один этот вертолет стоит семьсот миллионов долларов, но для меня он бесценен, ибо второго такого нет ни у кого! Ты знаешь это, каналья! Нет, вы поду­майте: он принудил «Черного коршуна» участвовать в своих сраных экспериментах! Я тебе этого никогда не прошу, док!

— Заткнись, Джейк! — приказал Тезиас. Он внима­тельно следил за рассказом профессора и уже, кажется, начинал кое-что понимать…

— Таким образом, вертолет исчез во времени, чтобы появиться через двадцать четыре часа с минутами, — продолжал Фонтанелли. — Я с нетерпением ждал окон­чания эксперимента. Но дожить в своем мире до девяти пятнадцати не было мне суждено: я исчез около пяти утра, чтобы очнуться здесь, в вашем мире, мистер Те­зиас…

Карлик понял все.

— Брахо! Как давно появился здесь профессор?

— Думаю, прошло уже часа четыре, а может, и более…

— Прекрасно!!! Нам остается только ждать! Моли­тесь, профессор, чтобы ваша Машина Времени нашла своего хозяина!

Милостивая Судьба не заставила Великую Душу ждать и в этот раз. Едва прозвучали его слова, ужасный грохот потряс скалу-крепость. В вышине, под куполом пещеры, возник искрящийся огненный шар. Шар мед­ленно спускался вниз, к людям.

— О, какой он громадный… — прошептал Брахо.

И точно: шар из огня занимал почти весь чертог. Людям пришлось отступить к стене, но горячее дыха­ние потревоженного Времени доставало их и там.

— Если машина упадет на этот камень, ценное обо­рудование может быть повреждено, — озабоченно ска­зал Фонтанелли.

Тезиас кивнул: мраморный постамент исчез, словно провалившись в неведомую бездну. И вовремя — светя­щийся шар лопнул, обдав людей полыхающими искра­ми. Раздался гулкий толчок, как будто что-то тяжелое опустили наземь. Когда огненные искры сгорели, взо­рам людей предстала большая черная птица; машина, собранная в конце двадцатого века, проследовала за хо­зяином в Хайборийскую эру.

Джейк Митчелл бросился к вертолету. Наскоро об­следовав своего любимца, американец восторженно воскликнул: '

— А, черт! Вот это да! «Черный коршун» как новень­кий!

Тезиас же, загадочно улыбаясь, пожал руку профес­сору Фонтанелли.

— Поздравляю с юбилеем, друг мой! Вы сами сдела­ли себе роскошный подарок — ваш грандиозный экс­перимент увенчался совершенным триумфом! Я рад принимать у себя величайшего гения Будущего!

— Да, это сенсация, — смущенно молвил профес­сор. — Это даже больше, чем я рассчитывал. Я плани­ровал преодолеть во времени сутки, и что же? Никто не знает, сколько тысячелетий разделяют наши миры, од­нако ж «Черный коршун» преодолел их!

Тезиас, Брахо и Фонтанелли приблизились к маши­не. Великая Душа и его верный магистр бросали восхи­щенные взгляды на черные металлические бока неведо­мой птицы, могучие широкие крылья, длинный, сужающийся хвост с треугольным оперением на конце, грозную и хищную голову с клювоподобным отростком спереди. Машина из Будущего и вправду походила на огромного черного коршуна, изготовившегося катаке…

— Вы, верно, полагаете, это простой вертолет, ка­ких сотни на вооружении у армии Соединенных Шта­тов? — сказал между тем Джейк, обращаясь к Тезиасу и Брахо; глаза его светились гордостью. — Нет, клянусь жизнью, это самая мощная машина моего времени! Я и док выложились, собирая этот вертолет. Как я уже го­ворил, на создание «Черного коршуна» затрачены гро­мадные деньги. Док нацепил на это железо массу по­лезных штучек, после чего машина превратилась в настоящего ангела смерти!

— Я работал не для того, чтобы убивать, — вставил Фонтанелли.

— Да, док, ты трудился ради денег! — отпарировал Джейк и продолжал: — Так или иначе, пилот этого вер­толета чувствует себя повелителем небес. Еще бы: его крейсерская скорость — триста миль в час; быстрее не летает ни одна винтокрылая машина моего времени. На вооружении у «Черного коршуна» восемьдесят ракет класса «воздух-земля» и «воздух-воздух» две танковые пушки — спереди и сзади, восемь крупнокалиберных пулеметов: шесть расположены по бокам и по одно­му—на крыльях, наконец, видите этот «клюв» — в чреве его сидит убийственная триада: гранатомет, огне­мет и лазерная пушка; выбор оружия осуществляется в доли секунды! На борту установлены десять компьюте­ров и три дублирующие друг друга системы жизнеобес­печения. Два спаренных подъемных винта позволяют вертолету набирать высоту в одну милю за считанные минуты, и вы бы видели, как он маневрирует при этом! Потолок полета составляет двенадцать миль; можно па­рить над облаками, не ощущая каких-либо неудобств, ибо кабина абсолютно герметична, как в сверхзвуковом истребителе! «Черный коршун» практически неуязвим: пули щелкают о него, как горошины о каменную стену, броня моего «коршуна» выдержит и удар гранатомета, и даже ракета не пробьет ее! «Черный коршун» — лучшее оружие, какое ты когда-либо видел, мать твою, ты по­нимаешь это?! — последнее восклицание Митчелла ад­ресовалось Тезиасу, который с восхищением взирал на чудесную машину и ее на редкость красноречивого пи­лота.

— А ты-то сам летал на этой штуковине? — недовер­чиво вопросил Брахо.

Джейк одарил магистра испепеляющим, полным нескрываемого презрения взглядом.

— Еще как летал! Я один разнес вдребезги целый военный аэродром в Западной Африке. Восемь новей­ших штурмовиков с полным боекомплектом, подняв­шиеся, чтобы перехватить меня, были сбиты мною один за другим в течение пяти минут! А затем, — Джейк зловеще осклабился, — я полоснул по нефтяным резер­вуарам лазерным лучом; когда же нефть разлилась, я поджег ее из огнемета — зарево было видно потом на расстоянии двухсот миль! Вся операция заняла не более десяти минут. Затем я скрылся в черном дыму, а никто так ничего и не понял! Местное правительство объяви­ло, будто это была вылазка экстремистов-смертников из Партии освобождения Западного Берега! Идиоты, они и представить себе не могут, что все сделал один человек на одном-единственном вертолете!

И Джейк самодовольно расхохотался: сейчас, вспо­миная недавние подвиги, он был на вершине блажен­ства.

— Просто невероятно, — проговорил Тезиас. — Будь мы с Брахо чуть-чуть слабее умом, мы непременно решили бы, что ты — всемогущий волшебник…

— А я и есть волшебник, когда сижу за пультом главного бортового компьютера и внизу расстилается земля! — рассмеялся Митчелл. — Я король небес! Спо­рим, Великая Душа, я покорю весь твой мир, не выле­зая из кабины этого вертолета?!

Джейк протянул карлику мускулистую руку, как будто действительно предлагал заключить пари. Одна­ко тот руки не подал.

— Я обязательно найду применение этой замеча­тельной машине, Джейк, — серьезно сказал Тезиас. — Глупые и невежественные, жители моего мира, не раз­думывая, сочтут эту машину ужасным огнедышащим демоном; сие только сыграет нам на руку. Один вид чудовища, несомненно, приблизит торжество науки, бессмысленные же жертвы ей ни к чему, — последнее Тезиас подчеркнул специально для доктора Фонтанел-ли. — Кроме того, я думаю, в чреве этого демона наверняка найдется немало таких вещей, которые можно с успехом использовать отдельно…

— Да там внутри целый арсенал: пистолеты, ружья, лазерные бластеры дока и даже один газомет! Оружия хватит, чтобы превратить в рейнджеров всех твоих го­миков, Великая Душа!

— Монахи не нуждаются в людском оружии, — над­менно заметил Брахо. — Силы, подвластные нам, сто­крат превосходят мощь этого механического чудо­вища…

— Много ты понимаешь в оружии, ты, педик, — ос­корбился Джейк. — Может, устроим состязание? Слабо плеваться огнем, а, волшебник?! А «Черный коршун» — может!

— Мне достаточно взмаха руки, чтобы превратить твою птицу в груду искореженного металла, — холодно молвил магистр.

— Прекратим бессмысленную дискуссию, — вме­шался Тезиас. — Силы магического и земного оружия удачно дополнят друг друга в наших человеколюбивых деяниях. Достойное применение найдется всему, что способно послужить на благо цивилизации.

— Но как я буду летать в этом склепе? Эх, кабы знать, что явится «Черный коршун», на открытую пло­щадку выбрались бы!

— Успокойся: будешь летать на свежем воздухе, — рассмеялся карлик.

— Как это? Потолок, что ли, исчезнет?!

— А хотя бы и исчезнет! Это уж моя забота, дорогой «король небес»! Но ты слишком много болтаешь, Джейк Митчелл. А ну-ка, покажи свое чудище изнутри!

Следующие два часа ушли у Тезиаса на осмотр Ме­ханического Гостя.

— Проснись, герой! — услышал Конан насмешли­вый голос Тхутмертари.

Мгновенно пробудившись, киммериец не поверил своим глазам. Он прекрасно помнил нападение гипно­тических карликов, помнил свой спор со стигийской волшебницей, помнил даже, как засыпал, будучи не в силах противостоять злым чарам. Что было дальше, он не помнил. Сейчас же… Сейчас он ехал во главе своего войска, рядом скакали Просперо, Тараск и Тхутмерта-ри — веселые, бодрые, на их радостных лицах не было и тени того кошмара, который им пришлось пережить. Остальные воины также были в добром здравии: созда­валось впечатление, что это скачут не страдальцы, перенесшие за какие-то три дня нападение нежитей, жуткую черную грозу, явление людей-птиц и атаку взбесившихся карликов, а удачливые охотники, отдо­хнувшие после легкой прогулки по лесу.

— Ради крови Крома, что все это значит? — обра­тился Конан к Просперо. Киммериец знал: уж кто-кто, а верный соратник ни за что не соврет своему королю.

— Удивляюсь, как и ты, государь, — сказал, пощи­пывая отросшую снова клиновидную бородку, Проспе­ро. — Помню, как карлики свалили меня с лошади, затем точно провалился куда-то. Сквозь сон слышу чьи-то голоса, но не разберу, чьи. Потом будто бы ты ругался с принцессой. А дальше — дальше тишина. Ти­шина и тени… — голос генерала задрожал.

— Во имя потрохов Эрлика, /какие еще тени?! — вскричал киммериец.

— Сквозь сон я чувствовал, как какие-то черные тени, неосязаемые и зловещие, ползут мимо меня. Не­которые ощупывали мое тело, но потом оставляли меня и ползли дальше. Я отчетливо слышал стоны, крики, какое-то шипение… Вскоре все стихло, и я открыл глаза. О, государь, ты не поверишь: я словно родился заново! После этого пробуждения я как будто обрел вторую молодость!

— — И я, — признался Тараск. — Все, что описывает Просперо, происходило и со мной. Мы поговорили с остальными — они рассказывают то же самое: сначала забытье, потом стоны рядом и зловещее шипение. А дальше — внезапное пробуждение, такое чудесное, что, кажется, под силу свернуть горы!

Осмотревшись, Конан бегло сосчитал всадников. Их было не более пятисот…

— А где убитые и раненые? Их должны быть тысячи! Куда вы дели их?

Просперо помрачнел.

— Это-то и есть самое загадочное, государь. Когда мы очнулись, ни тех, ни других больше не было. Были только здоровые; на наших телах нет ни единой цара­пины!

Конан с ненавистью воззрился на Тхутмертари. Та молвила:

— Чего уставился, чистоплюй?! Все довольны, чего ж тебе еще надо? Благодари меня! Отец Сет сделал для твоего войска то, что было не под силу богам Света!

— Ты — чудовище! Ты не должна была это делать, Тхутмертари!

— Ах вот как? Я спасла тебя уже трижды, бессовест­ный варвар! Больше не жди от меня подмоги! — и прин­цесса резко отвернулась, демонстрируя глубокую обиду.

— В чем дело? О чем она говорит? — вопросил Та­раск.

Конан злобно сплюнул.

— Ты вторую молодость ощутил, не так ли? А хо­чешь знать, кто дал ее тебе? Сет, Князь Тьмы! Как, до­волен?

— О, Митра! Значит, и я… — простонал Просперо.

— Да, и ты, и я, и все остальные, — безжалостно за­явил Конан. — Все мы приняли исцеление от Бога Мрака. Она, эта ведьма, расплатилась за нас жизнями и душами наших братьев!

Тут Тхутмертари обернулась и одарила своих спут­ников лучезарной улыбкой. И было в этой очарователь­ной улыбке рубиновых губ нечто вампирье…

Тезиас, Брахо, Митчелл и Фонтанелли все еще во­зились с «Черным коршуном», когда в зал-амфитеатр вступил монах. Поклонившись карлику, он сказал:

— Хозяин, есть новости с равнины.

— Говори! – приказал Тезиас, перейдя на кхитай-ский язык. Он не хотел посвящать Гостей, особенно Профессора, в детали своей войны с Конаном. Это была его личная война, никто, кроме верных монахов, не имел права участвовать в ней. Тезиас и не подозревал, что Фонтанелли был полиглотом и в совершенстве знал древнекитайские наречия…

— Войско Конана приближается к замку, — также перейдя на кхитайский, сказал монах. — Около пяти сотен тяжеловооруженных рыцарей во главе с самим аквилонским королем.

— Так Конан едет не один! Я вновь ощущаю присут­ствие черной магии! Вот, Брахо, что я говорил: и шагу не может ступить наш отважный герой без помощи тем­ных сил! Ну что ж, придется распугать птичек… Ведь я приглашал в гости одного только киммерийца!

Тезиас засмеялся, заставив вздрогнуть седовласого профессора: смех хозяина горной цитадели не был сме­хом добродетельного ученого; так смеются люди, заду­мавшие страшное преступление…

— Прошу меня извинить, — произнес Тезиас по-немедийски — этим языком он пользовался в общении с Гостями. — Я должен заняться медитацией. Оставляю вас, доктор, и тебя, Джейк, на попечении Брахо.

И, чтобы произвести на Гостей еще большее впечат­ление, Тезиас, махнув рукой на прощание, не вышел в открытую дверь, около которой стоял. Не прибег он и к телепортации. Просто он, небрежно переставляя нож­ками, бесшумно прошел сквозь каменную стену, и был таков. Митчелл и Фонтанелли смотрели ему вслед, от­крывши рты.

— Это как? — вымолвил наконец док.

— Одиннадцатый законтермодинамики, — невоз­мутимо заметил Брахо. — Смещение физического тела в пятое измерение. Коротковолновая дематериализа-ция, попросту говоря… Так как, тобишь, работает ваша Машина Времени, профессор?



Глава пятнадцатая УБИЙСТВЕННЫЙ ВЗОР МИРАЖА

День казался нескончаемым. Войско Конана двига­лось по обожженной солончаковой степи уже несколько часов. Нигде не было видно ни малейших признаков жизни. Только справа и далеко впереди расплывшимися кляксами на голубом небе темнели первые пики Кар-пашских гор.

— Кто-нибудь понимает, какая чертовщина здесь творится? — взорвался вдруг Тараск. — Уже давно должны были наступить сумерки, а солнце как будто застыло над нашими головами!

— Не бывал ты в Асгарде, немедиец! Там день длит­ся несколько месяцев подряд, — усмехнулся Конан. Улыбка оказалась вымученной; на душе у киммерийца было неспокойно.

— Но Коринфия — не Асгард! — горячо возразил Тараск. — Бьюсь об заклад, перед нами снова фокусы проклятого карлика! Что думаешь об этом, принцесса?

— Никто не властен остановить вечный бег Солн­ца, — убежденно заметила Тхутмертари. — Очень дав-но^ миллионы лет назад, когда не было еще на Земле человеческого племени, великий Сет пытался сделать это. Но даже он, бессмертный властелин Ночи, не сумел справиться с Солнцем!

— А может, карлик снова загипнотизировал нас? — сказал Конан.

Вопрос тяжко повис в воздухе. Кто мог знать, какую еще пакость готовит им дьявольский ум Тезиаса? Но что за прок карлику препятствовать наступлению ночи? Разве день более благоприятен для темных дел?..

Тихо, но неумолимо нарастало неясное напряже­ние. Предвкушение грядущего кошмара, небывалого в своем безрассудстве, все более овладевало душой Кона­на. Он ощущал, как медленно, незаметно менялся окружающий их пейзаж. Сначала исчез ветер — бес­покойный пронизывающий ветер, дувший с севера, постепенно сошел на нет. Воцарился полный, абсолют­ный штиль, все как будто замерло на этой солончако­вой равнине. Потом пришла тишина — тоже полная, абсолютная, разрываемая лишь неровным цокотом копыт и тревожным ржанием лошадей. Куда-то исчез­ли надоедливые мухи, равно как и вся прочая летающая живность. Наконец, задрав вверх голову, Конан с суе­верным ужасом обнаружил, что как солнечный диск расплывается, тает в лазурном небе буквально на гла­зах. Самым же жутким при этом было то, что света с ис­чезновением солнца, казалось, еще прибавилось. Свет был ровным, он не имел зримого источника, но равни­на была ярко освещена, как никогда ранее.

Кони уже ржали и метались, беспокойно мотая мор­дами. Притихшие всадники затравленно озирались по сторонам, ежесекундно ожидая нападения неведомых врагов. Все молчали, напряженно вглядываясь в злове­ще сгущающуюся тишину. Из всего, что их окружало ранее, остались лишь эта безжизненная степь и горы.

Впрочем, нет. Степь и горы тоже начинали менять­ся — столь же неспешно и столь же неумолимо. Кар-пашские вершины обрастали рваным коричневым ту­маном, контуры скал размывались, угасая в неясной дымке. И земля под копытами коней тоже менялась — потрескавшиеся солончаки как-то странно сглажива­лись, обретали немыслимую прозрачность… Но то, что произошло дальше, казалось, способно было без труда отнять волю и разум у самых отважных сердец.

Коричневая дымка, поглотившая горы, бесшумно расползалась по испуганному небу. Скоро небосвод стал темным, но света оттого не убавилось: казалось, воздух светится сам по себе. Земля окончательно об­росла прозрачным панцирем: глядя вниз, люди и жи­вотные ощущали себя стоящими на тонком, невиди­мом ледяном настиле, покрывающем бездонную пропасть в Никуда, Лошади уже не ржали, а как-то жа­лобно, словно погибающие от холода щенки, скулили; под копытами их расстилалась бездна,..

Но и это было не все. Коричневый небосвод стал сгущаться; одновременно же нечто зашевелилось в без­дне, разверстой под ногами. Мертвея от ужаса, Конан наблюдал, как посреди тишины медленно формирова­лось видение. Сначала появилась колоссальная, во все небо, голова, на ней зашевелились волосы, возник большой крючковатый нос, оформились бледные тон­кие губы… На него смотрела гигантская, занимающая собою весь небосклон, голова Тезиаса! Последними по­явились жуткие черные глаза, и глаза эти — магнети­ческие агатовые фонари миража-исполина — устави­лись прямо в обнаженные души людей.

То же самое происходило и внизу: циклопическая голова Тезиаса взирала на них из бездны. Казалось, они мостятся прямо на кончике носа проглядывающего из пропасти видения; стоит голове чуть-чуть шевельнуть­ся, и все люди тотчас свалятся в широкие ноздри…

Конану хватило сил оглядеться. Ужасающая голова была повсюду: сверху и снизу, спереди и сбоку; только сзади — там, откуда они пришли — ее не бьшо. Голова была неподвижна, рот сжат, ноздри не дышали и толь­ко кошмарные черные глаза-фонари, казалось, жили, высматривая нечто сокровенное в самых глубинах сму­щенного человеческого сознания.

Зачарованные кошмарным видением, всадники и кони застыли. Застыло все в этом мире, в мире, где не было ни дня, ни ночи, ни солнечного света, ни ночной тьмы, ни ветров, ни дождей, ничего, что составляет земное существование, а была единственно только ги­гантская, взирающая отовсюду неподвижная голова Те­зиаса — и люди, застывшие, словно пешки на покину­той игроками шахматной доске…

Бог Великая Душа рассчитал все с нечеловеческой точностью. Прекрасно помнящие нападение беснова­тых гипнотических карликов, Конан и его спутники те­перь были атакованы с противоположной стороны. После разрывающего разум безумного балагана Тезиас продемонстрировал им, сколь убийственна может быть бросившая вызов самой природе Тишина. Ведь глаза миража не изрыгали молнии, земля не тряслась под но­гами, незримые путы не душили людей, гигантская го­лова даже не пыталась испугать их, не скалила зубы, не обдавала зловонным дыханием — вообще не было ни­чего, что можно бьшо бы назвать агрессивными дейст­виями. Неподвижный мираж всего лишь смотрел на людей, но это-то как раз и было самое страшное! Ибо человек может справиться с любыми напастями, пере­жить любые пытки, может сражаться с жуткими чудо­вищами — он сделает все это, борясь за свою жизнь. Борьба составляет сущность человека, в борьбе — его жизнь. Здесь же бороться было не с кем: голова Вели­кой Души подменила собой весь привычный мир. А как можно было бороться с миражем?

— Это не Дц. Я была в Аду. Это хуже, чем Ад, — тихо прошептала Тхутмертари, не в силах отвести взор от убийственных глаз миража.

Лучше бы она молчала. Шепот женщины прозвучал как крик; точно в этом мире чудовищной головы даже звук передается иначе. Один из воинов, закаленный не-медийский рыцарь, молча пронзил кинжалом свою грудь. Он свалился вниз, на прозрачный настил, бездна не поглотила его. Напротив, кинжал сам вылез из глу­бокой раны, рана затянулась, человек, ничего не пони­мая, открыл глаза. Неведомая сила подхватила его и усадила обратно в седло; кинжал снова застыл на поясе воина.

После этого попытки самоубийств приобрели мас­совый характер. Люди даже пытались срубить себе го­ловы, но неведомая сила всякий раз препятствовала им. Безумие овладело почти всеми, каждый как будто норо­вил поскорее отослать свою раненую душу из мира чу­довищной головы — неважно куда, хотя бы и в Преис­поднюю, лишь бы подальше отсюда. Но никто не получил даже царапины. А на все это по-прежнему не­подвижно взирал живой мираж…

— Он не хочет их гибели, — прошептала Тхугмерга-ри. — Чего же он хочет тогда?

— Он хочет, чтобы мы повернули обратно, — без­звучно молвил Просперо, сам находящийся в полуоб­морочном состоянии.

— Он хочет, чтобы вы повернули обратно, — попра­вил генерала бледный Конан. — Он ждет одного меня.

— Бесполезно, Конан, — простонал Тараск. — Че­ловеку не справиться с этим чудовищем. Я сам поклял­ся именем Митры, что не отступлю, пока не падет этот карлик. Но, ты сам видишь, Великая Душа сильнее наших богов. Ты видишь: он не дает нам даже умереть!..

Голос Тараска дрожал; седовласый король рыдал, не стыдясь своих воинов. Впрочем, тем было не до него.

— Он победил вас, — бормотал Просперо. — Все кончено, Конан. Мы даже не знаем, где мы — все еще в Коринфии или уже в Аду — в собственном Аду Великой Души.,. Прощай, мой светлый государь, я чую, жизнь заканчивается; мы никогда не увидим более златогла­вой Тарантии!..

— Вздор, Просперо, вздор, — прохрипел киммери­ец, отчаянно борясь со всепроникающим взором чудовищного миража. — Ему не запугать нас! Это всего лишь мираж, плод гипноза… Слышишь, ты, голова! Я не верю в тебя! Тебя нет, будь ты проклята! Изьвди!!!

Но мираж не исчез подобно сонмищу гипнотичес­ких карликов. Казалось, он застыл здесь навечно, и не дано было людям отогнать его… Неподвижная голова никак не отреагировала на восклицания Конана. Чудо­вищный взгляд миража по-прежнему смотрел прямо в душу, смотрел отовсюду; Конаном вдруг овладело чув­ство, будто мираж уже проник в затаенные глубины че­ловеческого сознания и хозяйничает там, меняя все и вся по своему усмотрению…

Тхугмертари сдалась последней. Силы Мрака, кото­рым она верно служила, поддерживали в ней мужество, но и они, похоже, были не всемогущи.

— Смирись, Конан, — трепещущим голосом про­шептала стигийка. — Нам не победить Его. Скоро весь мир будет в Его власти. Сет единственный, кто сможет противостоять Ему; но даже Сет не спасет людей. Все кончено, нам остается только преклонить колени перед этой головой…

Принцесса хотела спрыгнуть с одеревеневшего коня, но Конан удержал ее.

— Нет, еще не все кончено! Есть другой выход. Про­сперо! Веди людей обратно.

— А ты? Что будет с тобой?

— Я пойду дальше. Карлик ждет меня; я поклялся, что не покажу ему спины! Ты ведь этого добиваешься, голова?!

— Ты загубишь свою душу, государь, — обреченно заметил Просперо. — Он не отпустит тебя прежнего.

— Это мы еще посмотрим! Поворачивайте, Про­сперо!

— Мираж не даст нам уйти, — подал голос Тараск.

— Еще как даст! Ему нужен только я… Конан оказался прав. Едва войско повернуло назад, ноги как будто сами понесли коней.

— Хвала великим богам! Впереди нет головы! — до­несся до киммерийца удаляющийся голос Просперо.

— Я рад за вас, — рассеянно пробормотал Конан.

— Ну что, пойдем дальше?

Рядом была Тхутмертари. Ясные голубые глаза вол­шебницы с мольбой смотрели на киммерийца.

— Почему ты осталась? — рявкнул Конан.

— Тхутмертари никогда не отступает, — сквозь зубы процедила принцесса. — Я фаталистка. Будь что будет, Конан. Пусть мы проиграем, но бой обязательно дол­жен состояться! Не забывай: у меня свои счеты к карли­ку. Я не буду «черной жемчужиной Сета», если даже не попытаюсь предъявить их к оплате! Я повергну голову карлика к престолу Сета — или умру!

Конан рассмеялся; героическая речь стигийки как будто разрядила обстановку. Стараясь не смотреть вниз, он быстро спрыгнул с коня. Под ногами оказа­лась твердь.

— Вашу руку, принцесса, — молвил он, помогая спуститься Тхутмертари.

— Ты рад, что я осталась, — скорее утверждая, чем спрашивая, сказала стигийка, оказавшись на земле.

— Почему бы и нет? В борьбе с карликом и твоя по­мощь не помешает. А если тебе суждено погибнуть — что ж, одной черной волшебницей на Земле станет меньше!

— Вот, значит, почему, — тряхнула золотыми коса­ми Тхутмертари. — Ты гениальный стратег, киммериец!

— Жизнь вынуждает, стигийка!

Внезапно под их ногами заблестели голубые бусин­ки. Появилась сверкающая тропинка, она уносилась вперед, к северо-востоку, исчезая едва ли не в губах жи­вого миража. Конан усмехнулся.

— Карлик позаботился, чтобы мы не заблудились!

— Он следит за нами.

— Не думаю, — покачал головой король. — Мне ка­жется, все его гипнотические создания — карлики, монстр высотой с гору и эта голова — живут как бы сами по себе. Тезиас дает им какую-то установку, и они ее выполняют, когда нужно. Не знаю, какую дьяволь­скую магию он при этом использует, но чувствую: это так.

— А голова? Что мы будем делать с ней? — озабо­ченно молвила Тхутмертари.

— Плюнь ты на нее, на эту голову, — в глазах Конана зажглись озорные искорки. — Она не трогает нас, почему же нам до нее должно быть дело? Пошли, прин­цесса!

И, стараясь смотреть только на голубую ленточку волшебной тропинки, Конан и Тхутмертари, взявшись за руки, бодро зашагали на северо-восток. Живой ми­раж Великой Души провожал их долгим, пронизываю­щим взглядом.

— Хозяин, не в моих правилах говорить комплимен­ты, но сегодня ты превзошел сам себя! Птички разлете­лись, как ты и предвидел!

Тезиас, сидевший в кресле за рабочим столом, три­умфально улыбнулся. Перед ним лежала Книга Судеб и он что-то выписывал из нее на листок пергамента.

— Я не намерен останавливаться, Брахо. Сталь — вот что на очереди.

— Сталь?

— Да, сталь. Конан ведь почитает сталь божествен­ным металлом, — загадочно ухмыльнулся карлик. — Сталь, верный меч из крепкой стали — вот есть инстру­мент всех его подвигов. Я преподнесу ему сюрприз из стали… Все ли готово к встрече варвара, Брахо?

— Все готово, о Великая Душа! Монахи с нетерпе­нием ждут твоего гостя. Встреча состоится в малой гос­тиной, как ты приказывал.

— Хорошо. Ждать осталось недолго. Гордый орел сам летит ко мне в клетку, даже не зная, какие испыта­ния ждут его. На что он рассчитывает, Брахо? Никакого тайного оружия я у него не заметил. Неужели он думает сразить меня мечом?!

Магистр развел руками.

— Никто не может знать, что творится в мозгу вар­вара. Примитивные инстинкты толкают вперед этого человека. Бессмысленно искать логику в его поступках.

— Наверное, ты прав, магистр. Хотя неплохо было бы проникнуть в самый мозг варвара, в самую его душу. Меня всегда интересовало — что там, внутри? Но ниче­го, Брахо, скоро я научусь читать мысли на расстоянии.

Уж тогда никто и ничто не укроется от моего всевидя­щего ока!

Магистр Синих Монахов почтительно поклонился.

— И еще одно, Брахо.

— Да, хозяин.

— Проследи, чтобы профессор Фонтанелли оста­вался в своей комнате во время встречи нашего гостя. Старик слишком впечатлителен; боюсь, я не сумею убедить его, что мои эксперименты с Конаном идут во благо человечеству. И, во-вторых, мне не хотелось бы портить доку юбилей.

— Я все понял, Великая Душа. Фонтанелли останет­ся в своей комнате до твоего особого повеления.

Сказав это, Брахо растворился в воздухе. «Похоже, мои монахи скоро разучатся ходить», — самодовольно отметил Тезиас.

Чем дальше продвигались Конан и Тхутмертари по голубой тропинке, тем более менялся окружающий их пейзаж. Менялся в обратную сторону: гигантская голова миража по-прежнему взирала на них с небосклона, но уже возвращался легкий ветерок, из-под прозрачного настила вновь проступала солончаковая степь и, глав­ное, впереди вырастали туманные пики высоких гор. Чтобы отвлечься от горестных дум, киммериец и сти-гийка дали волю языку. Всю дорогу они проговорили и, казалось, нет таких тем, которых бы не коснулись воин и волшебница.

— Мы с тобой замечательная пара, Конан, — гово­рила принцесса. — У нас голубые глаза, мы красивы и по-своему сильны, мы почти одногодки. Почему бы нам не быть вместе и после смерти карлика?

— Я не верю тебе, красавица, — тряхнув гривой, рас­смеялся Конан. — Не нужно быть волшебником, чтобы прочитать, что у тебя на уме. Готов поспорить на все свое королевство, как только погибнет карлик, твои злые чары тотчас падут на меня!

— И то правда, — не стала спорить волшебница. — Ты воистину лакомый кусочек. Одни герой, подобный тебе, стоит тысяч обычных людей. Сет никогда не забу­дет такой жертвы!

— И никогда ее не получит! Послушай, красавица, я встречал десятки таких, как ты, магов. Все они души не чаяли притащить меня к жертвенному алтарю. Но, как видишь, они попали к Сету много раньше меня! Так что не советую даже пробовать, принцесса!

— А Тот-Амон обязательно попытается! Знай же: он строго-настрого наказал сохранить тебе жизнь, ибо хочет лично поднести жертвенный нож к твоей груди.

— Мне ли бояться Тот-Амона? Жизнь сталкивала нас раз десять, но я всегда побеждал, Тот-Амон же едва уносил ноги! Так будет и впредь, клянусь Кромом, пока я не отправлю к дьяволам этого мерзавца! Скажи лучше, что заставляет тебя, женщину, писаную краса­вицу, служить Злу? Стариков-некромантов еще можно понять: им больше некуда податься. Но ты — почему? Свет дает столько радостей и наслаждений — зачем же служить Тьме?!

— Ты ничего не смыслишь в этом, варвар, — страст­но заговорила Тхутмертари; слова Конана как будто за­дели ее за живое. — Разве ты никогда не пытался по­нять душу черного мага?

— Никогда. С ними всегда разговаривал мой меч.

— В этом была твоя ошибка. Знай же: Тьма прекрас­ная, наслаждения, даруемые ею, не сравнимы ни с ка­кими радостями Дня! Зло дает безграничную власть, немыслимое богатство, вечную жизнь! И чем больше Зла, тем выше степень наслаждения. Зло неприхотливо; оно не требует от тебя самопожертвования, нет, оно алчет крови других. А когда ты восходишь на алтарь, когда жертвенный нож в твоей руке пускает кровь жер­тве, Ад ласкает тебя — это так восхитительно! Разве тебе, мой герой, не знакомо это чувство?! Ведь ты своим мечом отправил в Преисподнюю не меньше людей, чем я — жертвенным стилетом!

— Это не одно и то же, — мрачно молвил Конан. — Я убивал в честном бою, ты же проливала кровь безвин­ных и беззащитных!

— Кто безвинен, а кто грешен, решаем не мы, — па­рировала Тхутмертари. — Боги разберутся, праведна ли жертва. Сет не требует от своих жрецов долгих размыш­лений. Только кровь! Кровь на древних алтарях — вот что питает могущество Великого Змея! Жертвенная кровь священна; чем ее больше, тем сильнее Зло. О, варвар! Ты же создан для Зла! — Гибкие пальцы кра­савицы ласкали обнаженную грудь Конана, но ему чу­дилось, будто это змеи ползают по его телу. — Пойдем со мной, могучий варвар! Я не шучу: мы будем служить Сету вместе. Сет сделает тебя бессмертным! Соверши только шаг, мой герой, всего одни шаг! Зло затянет тебя, и ты почувствуешь величайшее наслаждение…

— Брось, волшебница, — мягко, но решительно от­странился Конан. — Я давно выбрал свою дорогу; тебе не совратить меня.

— О, как жестоко ты ошибаешься, — почти просто­нала девушка; в ее певучем голосе киммерийцу в кото­рый уже раз послышалось змеиное шипение. — Как же ты ошибаешься! Начать служение Злу никогда не позд­но. Тьма не требует послужных списков. Слуги Сета — это не каста добродетельных жрецов, как служители культа проклятого Митры. Слуги Сета — те, кто готов, не раздумывая, проливать кровь. Много крови. Ты под­ходишь на эту роль, варвар! Что тебе до людей? Они не стоят тебя! Пойми: ты выше их! Топчи их сапогами, руби, насилуй — Сет поможет тебе в этом. О, а какие плотские утехи дарует Мрак! Я знаю, о чем говорю! Я прошла через великие оргии; сам Сет удостоил меня своим божественным вниманием!..

— Ты отдалась Змею?! — поперхнулся Конан.

— О да, я отдалась ему, отдалась с радостью, и он оставил во мне свое священное семя! Это был самый счастливый миг моей жизни! Я отдала бы все, лишь бы повторилось это мгновение… Его чешуйчатое тело лас­кало мою грудь, потом мы плескались в морях свежей крови, и я зачала. Родилась тварь с головой человека и туловищем змеи. Была новая оргия, мы купали ново­рожденную тварь в крови, она снесла тысячу яиц, и из них появились нежити — серые создания без головы, но с адской силой в железных суставах… А знаешь, по­чему они безропотно подчиняются мне? Ведь демоны обычно лютой ненавистью ненавидят чародеев-хозяев, нежити же служат мне самозабвенно. Не я, но сам Князь Тьмы заклял их своим именем; это был его сва­дебный подарок мне…

Конан с жалостью и презрением смотрел на нее. Наконец он сказал:

— Я не могу тебя даже ненавидеть. Ты просто свих­нувшаяся девчонка, ищущая радостей во зле и непо­требстве. Мне жаль тебя, Тхутмертари!

— Ты так ничего и не понял, — с грустью молвила волшебница. — Я служу Тьме, потому что таков мой выбор. Я выбрала Ночь, как ты выбрал День. И, родись я снова, я снова же, не раздумывая, отдам себя во власть Мрака. Ибо знаю, что это такое.

— Тогда ты — чудовище, — содрогнулся киммери­ец. — Боги обязательно накажут тебя.

Стигийка звонко рассмеялась; реплика Конана как будто даже позабавила ее.

— А я знаю. Гореть мне в геенне, другой дороги нет! Но геенна не страшит меня: там все свои, и я еще полу­чу наслаждение!

— Знают ли нежити, что ты их мать?

— Об этом не знает никто. Ни нежити, ни люди. Только Сет и я. Ты первый, кому я открылась.

— Зачем ты сказала мне?

— Не знаю, — хитро улыбнулась принцесса. — Так вышло. Вызвал меня на откровенность… У меня есть возлюбленный, между прочим!

— Слышал уже, — буркнул Конан. — И имя его — Сет!

— Нет, я люблю человека. Зовут его Атотмис. Тот-Амон содержит его в заколдованной темнице в коро­левском Луксуре.

— Твой Атотмис — тоже волшебник?

— Увы, увы! Атотмис — всего лишь простой жрец, даже не посвященный. Его брат, Тутотмес, поднял в свое время бунт против Тот-Амона.

— А я знал Тутотмеса, — заметил Конан. — Он украл у меня Сердце Аримана. Тутотмес погиб на моих глазах: колдун из Кхитая прикончил его ударом Посоха Смерти. Еще через минуту я уложил этого кхитайца и завладел Сердцем Аримана.

— Мир тесен, не находишь, киммериец?! Надо будет рассказать эту историю Атотмису — он будет при­знателен тебе за брата.

— Плевать я хотел на его признательность! Не под­вернись кхитаец, я сам порешил бы этого Тутотмеса… А ты что же, намерена освободить своего возлюблен­ного?

— Да. Победа над карликом вселит в меня новые силы. Тот-Амон вынужден будет выпустить Атотмиса. А я — я стану королевой Стигии и первой верховной жрицей Сета. Светская и жреческая власть наконец воссоединится в моем лице! — пылко воскликнула Тхутмертари.

— О, боги! — простонал Конан. — Молю вас: отве­дите эту напасть! Аквилония не готова к приему столь­ких беженцев!

— Можешь быть спокоен, властелин Аквилонии: беженцев не будет, — хищно изрекла волшебница. — Никто и никогда не уходил от Тхутмертари! Так будет, по моему слову!

— У тебя ничего не получится, — заметил Конан. Но стигийка вместо того, чтобы ответить ему, лишь ис­пуганно прижалась к его мускулистому торсу.

— Ты слышал? Будто лошадь проскакала мимо нас.

— Ну и что? Мираж уже почти исчез; может статься, наши кони очухались и пустились нам вслед. Ба, да мы, кажется, пришли!

Горы открылись внезапно. От громадной головы ос­талась неясная дымка, мираж, похоже, действительно отступил; то ли действие магии Тезиаса закончилось, то ли подобное развитие событий в самом деле устраивало карлика — кто знает?.. Скалы высились у людей на пути. Стояла уже глубокая ночь, но голубая змейка, указывающая им путь, по-прежнему струилась меж ущелий. Была полная луна, освещавшая лица тусклым, мертвенным светом. И люди шли меж скал, теперь уже молча. Со стороны могло показаться, что это два мерт­веца шествуют посреди ночи к месту последнего успо­коения своих душ…

Ощущение, что за ними кто-то следит, вдруг овла­дело Конаном. И это был не мираж и не призрак. Нет, наблюдающий за ними был человеком. Инстинкт Ко­нана тотчас же учуял его. Тхутмертари же, погруженная в свои мысли, брела где-то позади.

Конан увидел тень затылком. Она стояла на скале, дыша прямо над их головами. Киммериец резко обер­нулся. Инстинкт не подвел его: на скале и впрямь был человек. Сжавшись, точно горный барс, он изготовился к прыжку. Туманный свет луны плясал на лезвии широ­кого меча, который он сжимал в руке.

— Тхутмертари, нет! — словно помимо воли, отча­янно вскричал Конан.

В тот же миг человек прыгнул — прыгнул прямо на голову девушки. И его встретил длинный острый кин­жал, точно по команде вытянувшийся из правого указа­тельного пальца волшебницы. Пронзенное тело бес­шумно пало на камни. Конан подбежал к женщине.

— С тобой все в порядке? — вопросил он, в очеред­ной раз дивясь отменной реакции Тхутмертари: ею, такой реакцией на опасность; ее что, тоже Мрак ода­рил?

— Да, — стуча зубами, ответила принцесса. — Кто это был?

Конан перевернул труп. В мертвенном блеске луны он не сразу узнал его. Подернутый гримасой рот, без­умные, остекленевшие глаза.

— Митра и демоны! Да это же Эритей, барон Флан-ский! Что за муха его укусила?

— О! — только и воскликнула волшебница, но инто­нация ее насторожила Конана.

— Тебе известно, почему этот человек хотел убить тебя? — сурово вопросил он.

— Да, мне известно… Я останавливалась в его доме несколько дней назад.

— Какое же ты чудовище! — вложив в эти слова все свои чувства, молвил Конан,

— Зачем же ты тогда спас меня? — злобно париро­вала Тхутмертари.

Киммериец не ответил. Смачно выругавшись, он пошел дальше по голубой ленте, петлявшей между чер­ных скал.

Тропинка закончилась у широких ступеней, пробитых в камне. Перед Конаном высилась скала, непохо­жая на другие. Отвесная и округлая, она скорее напо­минала гигантскую башню. Скала-крепость не имела ни окон, ни дверей, ни каких-либо иных отверстий — бойниц или вентиляционных труб. Вход в крепость обозначала массивная железная плита, прильнувшая к камню; именно к ней, к этой плите, вели широкие ру­котворные ступени.

— Вот она, горная цитадель карлика, — молвила Тхутмертари.

— Я полагаю, нас ждут с парадного входа, — Конан кивнул в сторону железной плиты. — И все же я хотел бы обследовать крепость снаружи. Мало ли что,..

Они двинулись вокруг скалы. Приходилось проби­раться сквозь заросли папоротников высотой в полтора роста Конана. Киммериец, ругаясь, мечом проклады­вал себе дорогу.

— Они что там, все по воздуху летают? — кряхтел он.

— Возможно. А может быть, единственный вход — через плиту?

Обойти скалу по окружности им не удалось. При­мерно через сто шагов их встретила пропасть; в этом месте скала была словно обрезана ножом. Но и без того было ясно; крепость абсолютно неприступна. Глаз бы­валого вора без труда определил: по отвесной, абсолют­но гладкой, как будто отполированной поверхности взобраться либо спуститься было невозможно. Да и куда взбираться: окон-то не было!

— Н-да, — разочарованно протянул киммериец. — На свете мало крепостей, перед которыми отступал Конан-вор. Но здесь я пасую. Как, принцесса, будем стучать в калитку или обождем, пока слуги карлика сами за нами выйдут?

Тхутмертари загадочно сощурилась.

— Ни то, ни другое. Мы пройдем здесь, где карлик нас не ждет.

— Сквозь стену, что ли?

— Именно! Отойди-ка в сторонку, киммериец! Что-то давно не прибегала я к своим заклятиям…

И Тхутмертари начала колдовать. Ворожила она долго; Конан уже начал нетерпеливо прохаживаться за ее спиной, наконец буркнул:

— Ну, скоро? Этак ты всех стервятников скличешь!

— Молчи, варзар, если жизнь дорога! Не нарушай целостность заклятия!.. Все., готово!

К счастью, вспышки, — обычного для подобного колдовства светового эффекта, — не последовало. Кусок стены отвалился почти бесшумно, обнажив чер­ноту скальной галереи. Тхутмертари отважно заглянула внутрь.

— Ну вот, что я говорила! — торжествующе прошеп­тала она. — Мы застанем Тезиаса врасплох! Иди же, мой храбрый варвар!

Пригнув голову, Конан осторожно вступил в проем. Следом двинулась Тхутмертари. Но быстрее, чем свер­кает молния, встрепенулась, вставая на прежнее место, отколовшаяся каменная глыба; волшебница осталась снаружи. Конана же моментально подхватили незри­мые ледяные руки, и руки эти уверенно потащили куда-то могучего киммерийца.



Глава шестнадцатая УЗНИК ГОРНОЙ ЦИТАДЕЛИ


Он мчался по извилистым галереям, и даже его всемо­гущий первобытный инстинкт не в силах был опреде­лить общее направление. Ветер свистел в ушах, мимо проносились какие-то огни. Навстречу мчались камен­ные стены, вот-вот, казалось, он разобьется о них, но в последний момент коридор всегда сворачивал, и неве­домый ветер мчал Конана дальше. Наконец незримые руки бросили его куда-то; он ощутил под собой гладкий каменный пол.

— Вставай же, могучий Конан! Негоже королю Ак-вилонии отдыхать на холодном полу. Я приготовил для тебя кое-что получше!

Конан вскочил, затравленно озираясь. Он стоял по­среди покоя, не большого и не маленького, но доста­точно просторного, чтобы вместить несколько десятков человек. Комната не блистала богатством убранства: на полу, потолке и стенах не было ни ковров, ни картин, ни каких-либо иных украшений. Только загадочные светильники в форме перевернутых пирамид, словно сталактиты в пещере, свисали с высокого потолка; их ровный свет ярко освещал чертог.

В глубине покоя располагалось неказистое на вид, но, несомненно, удобное для хозяина, кресло; в нем, облаченный в облегающий черный костюм, закутан­ный в меха, восседал сам карлик Тезиас. Вокруг него точным порядком разместились рослые, крепко сло­женные мужи в одинаковых индиговых плащах, синие же капюшоны скрывали их головы. Был здесь и уже знакомый Конану Слуга Судьбы — магистр стоял по правую руку от кресла карлика. По левую же руку, ух­мыляясь, устроился человек, в котором Конан с содро­ганием узрел свое отражение. Широкоплечий, муску­листый, голубоглазый, этот человек нагло взирал на Конана, и в очах его не было и тени присущего кимме­рийцу врожденного благородства…

— Приветствую тебя в моей скромной обители, ве­ликий Конан! — продолжал между тем Тезиас. — Долго же я ждал тебя! Но ты сполна вознаградил меня за мое долготерпение. Ты действовал так, словно заранее знал весь мой план, словно сам — добровольно! — согласил­ся участвовать в моей игре…

— Игра закончена, гнусный карла! — взревел Ко­нан, устремляясь к трону Великой Души. В руке варва­ра все еще был меч. Конан знал, что сразить Тезиаса вот так запросто вряд ли будет ему суждено. Но он дол­жен был что-то делать! Не стоять же тут подобно рабу-истукану, выслушивая глумливые речи Кром знает как ожившего Бога!

В мгновение ока Конан подлетел к трону Тезиаса. Странно, но ни карлик, ни четырнадцать его монахов, ни тот, второй, Конан не шелохнулись. Никто не попы­тался остановить его даже тогда, когда с оглушитель­ным свистом рассекающий воздух длинный меч понес­ся к голове Великой Души. Но недоумевать по этому поводу Конану было некогда. Не встретив никакого сопротивления, он разрубил Тезиаса напополам — сверху вниз, от головы до самых бедер.

Однако ужасающего стона не последовало, и алая кровь не брызнула из разрубленного тела. К ужасу свое­му, Конан узрел, что там, где прошел убийственный след его меча, сидят, ухмыляясь, уже два Тезиаса! Оба были совершенно невредимы. Укоризненно покачивая головами, они осуждающе глядели на Конана.

«Опять колдовство», — подумал он. Вдруг иной го­лос, зашевелившийся в его мозгу, бесстрастно произ­нес: «А чего ты еще ожидал?»

Конан снова взревел, как смертельно раненный зверь. Меч сверкал с молниеносной быстротой. Он рвал, резал, кромсал тщедушное тело Тезиаса, но чем дальше, тем больше из-под лезвия меча вылезало новых карликов, ничем не отличимых от Тезиаса. Вскоре их были уже десятки, они не умещались в кресле. Глумясь и хихикая, они толпились вокруг сражающегося Кона­на и бесстыдно заглядывали в самую душу его.

Конан не мог остановиться. Казалось, он обезумел, круша и кромсая маленькие тела вокруг себя. Краем глаза он видел, как безучастно взирают на эту странную битву Синие Монахи, а тот, второй, Конан, напротив, раскрыв рот, изумленно смотрит…

Наконец, обессилев, киммериец опустил меч. Он тяжело дышал, могучая грудь судорожно вздымалась, в синих глазах отразилось отчаяние. Только он прекратил бессмысленную сечу, карлики исчезли. На троне снова сидел один-единственный Тезиас, живой и невреди­мый.

— Как это грубо, — с деланным сожалением молвил карлик. — Пришел в гости и сразу же напал на хозяина! Тебе повезло, варвар, что я отходчив, иначе не мино­вать бы тебе божественного гнева!

— Ну вот он я, чего ж ты ждешь, гнусный карла?! — просипел Конан. — Давай, заканчивай свой балаган!

— Не-ет, любезный Конан! — протестующе вос­кликнул Тезиас. — Подошла к концу только первая часть нашего фарса. Комедия закончена, начнется драма. Драма дикого мира, который падет к ногам Ве­ликой Души!

Киммериец сумел взять себя в руки. Если этот мер­завец хочет поговорить с ним, почему бы и нет?! Рань­ше всякое промедление врагов всегда играло на руку Конану.

— Могу ли я знать, какая роль уготована мне в твоем бездарном фарсе?

Тезиас широко улыбнулся, и улыбка эта не предве­щала Конану ничего хорошего.

— Ага, киммериец, я вижу, в твоей душе проснулся живой интерес! Меня радует это. Поскольку ты едва ли представишь для меня какую-либо опасность в буду­щем, не стану от тебя ничего скрывать. Вот, видишь этого человека? — Тезиас указал на двойника. — Ты вряд ли поймешь, откуда он взялся, но это и неважно. Отныне Конан — он! Подойди, друг мой Джейк, к этому незадачливому варвару и прими от него аквилон-скую корону!

Хищно блеснув белоснежными зубами, Джейк дви­нулся было к Конану. Взирая на свое живое отражение, Конан сначала опешил. Что это — очередной мираж Великой Души? Опять гипноз? Но миражу не предлага­ют корону! Корону может носить лишь живой человек! А если это проверить?

Волосатая рука Джейка уже тянулась к золотому об­ручу Аквилонии, что всегда сиял на голове Конана, когда огромный кулак киммерийца стремительно вре­зался в живот двойника. Удар был мощным. Джейк со­гнулся пополам, и Конан добавил со спины. Затрещали кости, Джейк, хрипя, покатился по полу.

— И этому ты хотел вручить корону Аквилонии?! — дерзко рассмеялся Конан. — Я был о тебе лучшего мне­ния, карла! Да такой хлюпик окочурится от дыхания младенца!

Сатанея, Джейк поднялся с пола. Воздух с шумом выходил из осклабившегося рта, слюна стекала по ши­рокому подбородку, смешанная с кровью. Из-за пояса двойник выхватил некую штуковину, напоминающую изогнутую под прямым углом трубку из черного метал­ла. Раздался щелчок, указательный палец правой руки лег на небольшой отросток, чуть заметный на тыльной стороне странной трубки. Конан сразу понял: это — смерть. Едва он отпрыгнул в сторону, прозвучал гром­кий хлопок, мимо просвистело нечто, а еще миг спустя где-то за его спиной послышался тихий, но хулкий удар металла о камень.

—'Какой ты прыткий, мать твою, — растягивая слова, с выражением проговорил двойник. — Но я до­стану тебя, мразь. Никто еще не уходил от пули Джейка Митчелла!..

Двойник прицелился снова. Палец не успел нажать на курок, как пистолет сам выскочил из сжатой руки, и раздался повелительный голос Тезиаса:

— Довольно, Джейк! Ступай на Место! Конан прав: тебе нужно еще многому научиться, чтобы править Ак-вилонией.

Американец, пробормотав какое-то ругательство, понуро побрел к трону. Конан же, решив, что, прикон­чив этого ублюдка прямо сейчас, он поступит в высшей степени благородно, метнул меч, точно копье, целя прямо в спину двойника. Тезиас как будто ждал этой импровизации. Меч, уйдя в сторону, мягко опустился на столик у ног карлика — туда, где уже лежала огром­ная книга в голубом переплете. А Конана снова подхва­тили невидимые руки, и спустя мгновение он ощутил себя прикованным к хладной стене. Тяжелые стальные цепи, в которых не было ничего призрачного, опоясы­вали его шею, руки, торс, ноги. Он был почти что рас­пят, но, по-видимому, карлик не собирался причинять ему физических страданий; во всяком случае, внутри стальной клетки члены его двигались относительно свободно.

Тезиас, сощурившись, молвил:

— Я дал себе слово, что этой ночью не прольется ничья кровь…

— А вот и прольется, и кровь эта будет твоею! — возгласил звонкий девичий голос.

У входа в «гостиную» стояла Тхутмертари. На ней было закрытое облегающее платье ядовитого ярко-зе­леного цвета с желтоватыми блестками, кольцами нис­падающее до пят. «Когда она успела переодеться?», — шевельнулось в голове Конана. Голубые глаза стигий­ской красавицы были полны ярости. Тхутмертари грациозно покачивалась, при этом кольца ее странного костюма шевелились, и казалось, что принцессу опоя­сывает кокон из живых змей. Прекрасная и зловещая, она являла собой воистину жуткое зрелище.

— Гляди, киммериец, твоя девушка пожаловала! — наигранно изумился Тезиас.

— Я не его девушка. Я — принцесса Тхутмертари! На карлика сия новость, похоже, не произвела ни малейшего впечатления.

— Ну и что с того? Я-то тебя в гости не приглашал! Но раз уж ты пожаловала, придется тебя убить. Призна­юсь, я не питаю симпатий к стигийской расе, а к при­служникам Сета — в особенности. Помнишь, Брахо, я обещался натереть чешую Сету?! Вот удобный случай. Монахи! Прикончить суку, — приказал он совсем не­вежливо.

— Ко мне, мои верные слуги!!! — что есть мочи за­вопила волшебница.

И появились нежити. Они вылезали из невидимых глазом межпространственных дыр, их были десятки, костлявых, трупоподобных серых тварей с переверну­тыми глазами на сосках и клыкастой пастью на животе. Они обступили хозяйку, и, кажется, перед ними попя­тились даже бесстрашные Синие Монахи. В случайной тишине раздался сдавленный шепот Джейка:

— Срань господня, что за твари!..

Волшебница Тхутмертари пронзительно засмея­лась; от ее смеха на голове у Конана зашевелились во­лосы.

— Конец тебе, карлик! — торжествующе вскричала стигийка. — Там, в Бельверусе, я убила твоего слугу, здесь, в Карпашах, я отправлю в Ад самого хозяина. Вперед, мои верные рабы, во имя Сета Великого и Все­могущего!

Неспешно переставляя ластоподобные ступни, не­жити двинулись к трону Тезиаса, тесня Синих Мона­хов. Те метали в тварей лазоревые молнии, но бестий, казалось, защищала невидимая стена. Разинув ужасные пасти и выставив вперед устрашающие трехпалые клешни, твари приближались к людям.

Конан видел, как побледнел Тезиас и как конвульсивно затрепетали руки Брахо, прильнувшие к сереб­ристому медальону с пирамидой. А над сводами гости­ной разливался жестокий голос Тхутмертари:

— О Сет, Великий Змей, разверзни врата Ада! При­ми души этих несчастных! Прими!!!

Внезапно нежити, презрев тактику осторожного на­ступления, набросились на монахов. Но хитры и изо­бретательны были слуги Великой Души. Питаемые энергией своего хозяина, которую тот, как обычно, черпал прямо из Безбрежного Космоса, Синие Монахи использовали излюбленный прием Великой Души — сотворение живых миражей. Скоро Конану начало ка­заться, что монахов в комнате сотни, а то и тысячи, хотя он твердо знал: слуг карлика всего четырнадцать. Они сплошным ковром из своих тел, реальных и при­зрачных, заполонили узкое пространство между нежи­тями и троном карлика. Они стремительно сновали меж неповоротливых тварей, быстрые руки синих кол­дунов дробили железные кости, а клещи нежитей толь­ко клацали в пустоте, ибо не дано было безмозглым со­зданиям Тьмы отличить настоящего монаха от призрака. Лишь один раз сквозь гул кошмарной битвы прорезался тоскливый гаснущий вопль человека — это клешня бестии нашла-таки одно живое тело…

Синие Монахи побеждали. Они теснили нежитей к* стене, туда, где, окруженная нечеловеческими слугами, стояла Тхутмертари. Конан прекрасно видел все это: его приковали к стене так, что слева от него был трон карлика, а справа — вход в «гостиную», через который вступила стигийка.

— Мрак отступает предо мной, как и всегда! — ра­достно воскликнул Тезиас; он по-прежнему восседал в своем кресле, как полководец стоит на холме, наблю­дая за ходом разгорающегося в долине сражения.

Видя, что атака ее адского воинства захлебывается, волшебница устремилась в бой сама. Она отважно ри­нулась в самую гущу сражения, но и ей не всегда удава­лось отличить подлинного врага от мнимого. Но ей уда­валось другое: уцелеть в этой страшной схватке. Казалось, она движется точно изумрудная молния, еще быстрее стремительных слуг карлика. Вот она подскочила к одному из них, резко приложила ладонь к его груди. Конан вздрогнул от ужаса и отвращения: ладонь женщины была чернее смоли! Но то был призрак, он растаял в воздухе. Тхутмертари металась еще и еще, во­круг нее гибли, сраженные смертельными ударами мужей в синем, ее слуги, адское потомство женщины, отдавшей себя Богу-Змею. И вот, когда уже почти все нежити были перебиты, черная ладонь волшебницы на­конец-таки нашла свою жертву. Грудь монаха, к кото­рой она приложилась, вдруг вспыхнула, задымилась, человек с жутким стоном рухнул ниц, испуская дух.

Ликующий крик вырвался из горла стигийской принцессы. Она была совсем рядом с троном Тезиаса. Вытянув вперед черную ладонь, волшебница с парали­зующим волю пронзительным визгом бросилась на за­стывшего в кресле карлика. На пути ее встал верный Брахо: грудь магистра приняла предназначавшийся Ве­ликой Душе удар, И Брахо устоял! «Черная ладонь Сета» легла прямо на серебристый медальон с пирами­дой, сверкающий на груди магистра. Чертог потряс не­человеческий вопль стигийки: рука ее вмиг обуглилась до самого плеча и тотчас отвалилась. Дымясь, рука вол­шебницы покатилась к ногам Брахо. А из медальона ударил луч — ударил прямиком в грудь Тхутмертари, отбросив ее на десять шагов назад, к самой каменной стене.

Вскоре все было кончено. Нежити были перебиты; по мановению руки карлика их .переломанные кости исчезли с лица земли. Монахи окружили поверженную принцессу. Конан, внимательно следивший за ходом страшной битвы, с досадой сплюнул. Он знал, кто есть такая принцесса Тхутмертари, знал, какие ужасающие, враждебные всему человеческому силы за ней стоят. Но он все же желал ей победы! Да и как могло быть иначе, когда женщина божественной красоты сражает­ся с жутким, воскресшим из мертвых карликом-урод­цем?!

Однако стигийская волшебница и не думала сда­ваться в руки обступивших ее монахов. Она отчаянно шептала запретные слова на мертвом, знакомом лишь немногим некромантам языке канувшей в безвестность Расы Тифона. Когда уже монахи готовы были схватить ее, раздался грохот. Из невидимых щелей выполза­ли огромные, сверкающие черной чешуей гады. Дети Мрака вновь пришли на выручку своей преданной се­стре…

Монахи не стушевались и на сей раз. В руках их вдруг появились широкие мечи, и они стали хлестать мечами по спинам гадов; вскоре к трону Тезиаса уже бежали струи желтой змеиной крови. Конан не мог не отметить: мечами слуги карлика владели в совершенст­ве. Да и Тхутмертари знала, что ползучие твари не оста­новятвсесильных слуг Великой Души. Совершая за­мысловатые пассы единственной своей рукой, она шипела, точно змея, и в шипении этом угадывались слова:

— О Летучие Дети Змея, вы, подвластные лишь Отцу Своему, вы те, о ком не ведает ни один смертный, вы, гордые Властители Заоблачных Преисподних, яви­тесь на мой зов! Я сестра ваша, Летучие Дети Сета! Придите ко мне на помощь!..

И потолок разверзся, обнажив черноту неназван­ных бездн. Вниз ринулись змеи, но какие это были змеи! Похожие на земных гадюк, они быстро летали, хотя и не имели крыльев. Конан в жизни не видел по­добных тварей. Словно маленькие зеленые ручейки, они скользили в пространстве, опутывая монахов не­зримой паутиной; с их желтых клыков стекали красные капельки яда. Их были мириады, они напали на всех сразу; Конан заметил, что Тезиас едва успел взмахнуть рукой, сооружая над собой, Брахо и Джейком некий за­щитный купол. Но Летучие Дети Сета облепили неви­димую оболочку, клацали зубами, пытаясь добраться до людей, и казалось, вот-вот этого добьются. Синим Мо­нахам же было гораздо хуже, чем их хозяину. И полми­нуты не прошло с момента появления летучих змей, как двое монахов уже лежали с перекушенными глотками; остальных, без сомнения, ожидала та же участь. В ши­роких, налитых кровью глазах Тхутмертари появилось выражение негасимого триумфа. Она возгласила:

— И все же победила тебя, карлик! Ничто живое не может устоять перед Летучими Детьми Змея!

И тогда Бог Великая Душа сам вступил в жестокую битву. Карлик вскочил со своего трона, его руки стре­мительным броском простерлись в бесконечность, так что кончики пальцев исчезли в сгустившемся воздухе. Черные молнии вырвались из агатовых глаз, и Конан услышал громоподобный вопль:

— Рожденный ползать летать не может!!! Властью, данной мне Великим Разумом Вселенной, я повелеваю: умрите, Дети Мрака!

Каменный потолок, вздрогнув, снова встал на свое место. А летучие змеи попадали наземь. Все более уменьшаясь в размерах, они превратились в ужей, затем в пестрящие зеленые ниточки, а через несколько мгно­вений исчезли вовсе. Тхутмертари осталась одна, един­ственной рукой прижимаясь к холодной стене, как будто этот Нездешний Холод мог дать ей спасение. Те-зиас же встряхнулся и, переставляя коротенькими нож­ками, молча пошел к ней. Его слуги, кланяясь, рассту­пались перед ним.

— Я не дамся тебе, Великая Душа! — отчаянно взвизгнула стигийка. Сейчас она напоминала не могу­чую волшебницу, а затравленную рабыню, ожидающую неминуемой, мучительной смерти.

Тезиас вплотную приблизился к ней.

— На колени, дочь Мрака! На колени!!! — леденя­щим душу голосом, в котором не было ничего челове­ческого, приказал Бог.

И Тхутмертари, отчаянно цепляясь за стену, все-таки сползла к его стопам. Тоскливый предсмертный стон вырвался из ее груди.

— Спаси меня, Отец Сет! Возьми к себе! Вызволи из когтей этого проклятого карлика…

Голова стигийки уже была на уровне груди карлика. Тезиас заложил руки за спину, но Конану почудилось, будто из бездонных агатовых глаз вытягиваются другие руки — черные, туманные тени, они простерлись к горлу Тхутмертари. И точно: та захрипела, словно не­зримые глаза-руки действительно душили ее.

— Так будет со всем вашим адским отродьем, до-черь Мрака, — жестоко приговаривал Тезиас. — Я расправлюсь с остальными прислужниками Тьмы точно также, как сегодня расправился с тобой…

— Сет! Сет! Спаси меня… — хрипела Тхутмертари.

— Да. Я иду, — прошипел в мозгу людей низкий свистящий голос.

За спиной Тезиаса начал вырисовываться смутный силуэт Великого Змея. Монахи в ужасе отшатывались от бездонного холода, привнесенного в этот покой бес­смертным властелином Ночи. Тезиас, отпустив Тхут­мертари, отскочил прочь. Но ледяной туман продолжал сгущаться: это Князь Тьмы, казалось, сам снисходит в Мир Людей, чтобы отомстить за унижения излюблен­ной дочери.

Тезиас помрачнел, челюсть его отвисла. По-види­мому, он не был еще готов встретиться с чешуйчатым Богом лицом к лицу. Но карлик не зря называл себя Ве­ликой Душой: ума и находчивости ему было не зани­мать. Он не стал дожидаться полной материализации Великого Змея. Он понимал: Бог Мрака не снизойдет на Землю, если исчезнет та, которая призвала его.

— Отправляйся домой, дочь Ночи! — воскликнул Тезиас. — Лети в Стигию, к Тот-Амону; он сумеет разо­браться с тобой! Мне ты не нужна!

В миг, когда прозвучали эти слова, из растопырен­ных ладоней карлика вырвались крохотные голубые молнии. Искрясь, они опеленали воспрявшую было духом волшебницу. Раздался оглушительный скрежет, потолок снова разверзся; на этот раз показалось чистое ночное небо. Искрящийся сверток из молний, внутри которого находилась поверженная принцесса, стреми­тельно взмыл навстречу полной луне и унесся прочь.

— На юг! В Стигию! К Тот-Амону! — отрывисто кричал карлик вослед удивительному ночному метеору.

Видение Сета исчезло. Потолок занял обычное место.

Минуту стаяла томительная тишина, затем ее обо­рвал голос Конана.

— А все ж таки девчонка потрепала тебя, а, Великая Душа?!

Карлик круто развернулся к киммерийцу.

— Ты все еще здесь?

— Где ж мне еще быть, — рассмеялся Конан. — Сам ведь приковал меня к этой стене!

— Прекрасно, — отметил Тезиас. — Тогда доиграем до конца первый акт нашей увлекательной драмы. Дей­ствие было прервано внезапным появлением злой вол­шебницы. Однако главный герой смело разметал силы Тьмы. Его доблестные слуги сражались, не щадя жизни. Скольких людей мы недосчитались, Брахо?

— Четверых. Один погиб, сражаясь с нежитями, другого убила ведьма, остальные двое пали от укусов летучих змей.

— Вот, Конан, слышишь? Мы не только книгочеи, но и храбрые воины. Мы тоже умеем сражаться, — со значением молвил карлик.

— Вы сражаетесь колдовским оружием!

— Мы сражаемся тем оружием, которым наградили себя сами, — парировал Великая Душа. — Этой ночью, киммериец, Знания побороли Магию!

— Твои знания несут боль и унижения. Ты навя­зываешь людям то, чего они не понимают и чего стра­шатся…

— Ах, оставь… Я слишком устал, чтобы вести с тобой философские беседы. У нас еще будет время для этого. А пока завершим начатое.

Карлик подошел к Конану. Золотой обруч Аквило­нии соскользнул с головы киммерийца прямо в холод­ные руки Тезиаса. Набрав в рот побольше слюны, Конан смачно плюнул в самодовольную физиономию воскресшего Бога. Однако выпущенный Конаном пле­вок, совершив затейливый пируэт в воздухе перед лицом Тезиаса, вдруг круто изменил направление поле­та и спустя секунду опустился между глаз низложенно­го короля. Не в силах скрыть унижение, Конан грязно выругался.

— Ай-яй-яй! — укоризненно покачал головой кар­лик. — Ты плюешься, как верблюд и ругаешься подоб­но грязному барахскому пирату. А впрочем, ты и есть грязный барахский пират. В жизни не встречал такого невоспитанного человека! Учись у него, Джейк, — чтобы тебя признали, ты должен быть таким же грубым варваром! Опустись, так сказать, на ступеньку ниже по лестнице эволюции. А тебя, бывший король, мы на­учим хорошим манерам, не сомневайся! Ты еще послу­жишь науке.

Тезиас прошел к своему креслу, играя золотой акви-лонской короной, точно колесиком. Поудобнее устро­ившись, он сказал:

— Начнем церемонию коронации. Она не будет долгой: к чему помпезность? Приблизься ко мне, Джейк! Бог держит свое слово.

Огромный и мускулистый, американец встал перед троном карлика.

— На колени перед Великой Душой! — приказал Брахо, и Джейк не осмелился его ослушаться.

— Властью, данной мне всемогущим Космическим Разумом, которая суть выше власти Здешних Богов, я объявляю тебя, Джейк Митчелл из Джорджии, единст­венным и самодержавным владыкою Аквилонии! От­ныне ты — милостью Великой Души Конан, король Ак-вилонский! — торжественно объявил Тезиас, возлагая на голову Джейка золотой обруч.

— Говори ответную речь, — шепнул Брахо новоис­печенному монарху.

— Чего говорить-то?» — хотел спросить тот, но уста его как будто сами собой разжались, и он заговорил, склоня голову:

— Клянусь служить тебе верой и правдой, мой Бог! Повергаю Аквилонию к стопам твоим!

Конан взирал на «коронацию» и не мог избавиться от ощущения, что видит дурной сон… Словно угадав мысли киммерийца, Тезиас обратил к нему свои очи.

— Это не сон, варвар! Я добился своего: Конан Ак-вилонский лежит в пыли у моих ног!

— Плевал я на твою шутовскую коронацию, — ста­раясь сохранить хладнокровие, ответил Конан. — С тем же успехом ты бы мог усадить на мой трон обезьянопо­добного Ханумана! Аквилония никогда не признает меня в этом мерзавце. Зенобия сразу найдет подмену. Да и говорит он не по-нашему!

Уж вовсе не к месту сказал он про Зенобию! Хитро рассмеявшись, карлик обратился к Джейку:

— Ничего, акцент мы поправим! Вставай, король Аквилонии! Настало время показать тебе твое царство. Гляди!

На стене вспыхнул магический экран. Все увидели пышные луга, широкие поля густой пшеницы, богатые города и саму златоглавую Тарантию… В Гарантии экран показал огромный, взметнувшийся над городом королевский дворец, Рубиновый Трон монарха, разря­женных придворных, наконец, прекрасную молодую женщину, играющую с маленьким мальчиком; в рос­кошных волосах ее сверкала изящная, украшенная опа­лами корона.

— Ух ты, какая телка! — восхитился Джейк.

— Это твоя жена отныне, — важно объявил Тезиас.

Экран погас. Новоиспеченный король Аквилонии вальяжной поступью подошел к закованному в цепи киммерийцу.

— Ты все понял, каналья? Я буду плеваться в твоих придворных, я буду казнить и миловать твоих поддан­ных, а затем, ночью, когда все это мне надоест, я с удо­вольствием буду трахать твою телку, а она будет думать, что это ты!

Этого уже Конан вынести не мог. Собрав в кулак всю свою силу, он резко дернулся вперед. Но заколдо­ванные цепи были крепки. Холодная сталь цепей удер­жала Конана, впиваясь в обнаженное тело, и он поте­рял сознание. Но пытка его души на том не^ закончилась; Тезиас вовсе не был склонен отпускать его. Он почувствовал, как сознание насильно возвра­щается к нему. Перед ним, ухмыляясь, по-прежнему стоял двойник с золотым обручем Аквилонии в смоля­ных волосах. Конан в отчаянии понурил голову.

— А теперь ступай к своим подданным, король Ак­вилонии, — сказал Тезиас. — Они ждут тебя у стен замка.

Это было что-то новое! Конан тотчас оживился:

— Что ты несешь, выродок? Мои воины далеко от­сюда!

Тезиас звонко рассмеялся.

— Ты недооцениваешь своих подданных, варвар! Они по-прежнему верны тебе! Когда исчез вызванный мною мираж, Просперо решил идти тебе на выручку.

Тараск воспротивился, и у них вышел крутой спор. Две трети воинов пришли с Просперо, остальных увел Та­раск. Должен признаться, и то, и другое полностью со­ответствует моим планам касательно тебя и Джейка.

— Тараск, собака! Я не должен был брать его с собой! — вырвалось у Конана.

— Не тревожься: Тараск не уйдет от меня. Так вот, войско Просперо стоит у стен цитадели, решая, как по­собить тебе. Глупые, они полагают, что их королю тре­буется помощь… Джейк, пардон, Конан спустится к ним и успокоит храбрых воинов. Ты все помнишь, аме­риканец, что ты должен сказать?

— О'кей, Великая Душа, не подведу, — осклабился Митчелл. — Мне и самому по сердцу твоя игра.

— Ступай же! Впрочем, лучше я тебя телепортирую, чтобы не заставлять ждать твоих новых подданных.

Джейк исчез. Магический экран опять возник на стене. Конан увидел верных воинов, осторожно ступа­ющих среди ночи по широким каменным ступеням. А вот и сам Просперо: поглаживая бородку, генерал шел впереди всех с обнаженным мечом в руке.

— Давай гляди, киммериец, дальше будет самое ин­тересное, — заметил Тезиас.

Конан, казалось, уже успел привыкнуть к самым изощренным издевательствам Великой Души. Он уны­ло взирал на экран, даже не пытаясь гадать, какую па­кость задумал враг на этот раз.

Он увидел, как внезапно откатилась в сторону мас­сивная железная плита. Из проема хлынул свет. По­явился человек, — высокий, широкоплечий, муску­листый, — и киммериец услышал радостный крик Просперо:

— Конан! Это король! Ты жив! Ура королю Конану!

Полководец бросился навстречу Лже-Конану. Но тот сделал останавливающий повелительный жест, и Просперо в изумлении замер.

— Слушайте меня, воины! — пробасил богатырь; от его голоса варвар содрогнулся: Лже-Конан говорил с исконно киммерийским акцентом!

— Слушайте меня, воины! Моей вражде с Великой Душой пришел конец.

— Ты убил его государь? — раздался из толпы вос­торженный крик.

— Нет. В этом не было необходимости. Знайте же: силы Зла околдовали всех нас. Мы думали, Великая Душа враг нам. Как жестоко мы ошибались! Великий Бог помог мне прозреть. Вместе с ним мы одолели Тьму. Зло повергнуто, и вот я вышел к вам, чтобы объявить свою волю; Великая Душа — Бог Аквилонии отныне!

В толпе воинов поднялся удивленный ропот.

— Мы не верим тебе! Ты — демон, посланный злоб­ным карликом! Наш король никогда не отрекся бы от истинных богов!

«Вот сейчас они растерзают этого подонка», — со злорадством подумал Конан. Но двойник не стушевал­ся под гневными взглядами сотен аквилонских и неме-дийских воинов.

— Истинный Бог отныне — Великая Душа! А ваш король — я, Конан Аквилонский! Я не демон, не при­зрак и не мираж! Я готов сразиться с каждым, кто в этом сомневается! — и Лже-Конан быстрым, уверен­ным движением обнажил меч.

«Да это же МОЙ меч!» — воскликнул про себя киммериец, но тут же осекся: ЕГО меч, как и прежде, лежал на столике у ног карлика — рядом с Книгой Судеб. Дьявольщина продолжалась…

Вступить в схватку с королем, вышедшим из чрева гигантской скалы-цитадели, да еще глубокой ночью, не отважился никто.

— Прости, государь, — рассеянно молвил Проспе-ро. — Все это так неожиданно… «Старый дурак!»

— Ничего, Просперо, я понимаю, — Лже-Конан дружески прихлопнул генерала по плечу — в точности так, как делал это сам Конан. — Пошли гонцов в Та-рантию, пусть сообщат Зенобии о нашей победе над си­лами Тьмы.

— А что же ты, государь?

— Я должен вернуться в замок. Мне надлежит обсу­дить еще кое-что с Великой Душой.

Конан ликовал: план карлика впервые дал слабину! Король Конан, каким знали его подданные, всегда делил радости и невзгоды со своим войском. И он никогда не оставил бы верных солдат среди ночи, сам укрывшись в цитадели, где наверняка можно было уст­роить всех! Только обратит ли Просперо внимание на такую странность? Похоже, он действительно расте­рян…

Тем временем Лже-Конан вернулся в замок, и плита задвинулась за ним. Вот вторая ошибка карлика: он не должен был показывать противнику, как открываются врата в его цитадель. Но суждено ли ему, Конану, вос­пользоваться этими мелкими оплошностями самоуве­ренного Бога?!

Джейк показался в гостиной. О, как Конан ненави­дел этого Кром знает откуда взявшегося двойника! Пуще он ненавидел только самого карлика, организо­вавшего весь этот жуткий театр. Ничего, если только останется жить, он наверняка сумеет расквитаться и с Лже-Конаном, и с его хозяином!

— Молодец, Джейк! — похвалил Тезиас. — Ты рож­ден быть монархом, и ты будешь им, пока того хочу я!

От последних слов двойника передернуло. «Видать, этот малый не шибко в восторге, что им понукает какой-то карлик», — отметил, Конан.

— Я пойду к «Черному коршуну», — хмурясь, сказал Митчелл. — Может, телепортируешь меня?

— Топай ножками, король Аквилонии, — ласково молвил карлик. — Я тебе не извозчик.

Буркнув что-то себе под нос, американец вышел. С места поднялся и Тезиас.

— Пожалуй, пойду и я, — сказал он, глядя в глаза Конану. — День был тяжелый, да и ночь не легче. Даже богам необходим отдых. Вздремну часика два — и к утру буду как огурчик. Повиси здесь покамест, варвар. Подумай, так сказать, о смысле бытия!

— Оставляя меня в живых, ты даешь мне шанс! — вырвалось у Конана.

Магистр Синих Монахов мягко тронул Тезиаса за руку.

— Он прав, хозяин. Живой Конан слишком опасен! Если не хочешь убить его, хотя бы усыпи!

«Чтоб тебе сдохнуть, Слуга Судьбы! Ну же, что отве­тит карлик?»

Карлик снова рассмеялся.

— Оставь, Брахо! Меня не страшат опасности! Без опасностей и приключений жизнь скучна и неинтерес­на. Если бы Конана не было, стоило бы выдумать его. Неужели, по-твоему, я удовлетворился бы таким про­тивником, как, к примеру, Тараск?! Нет, Брахо, без борьбы игра во власть теряет всякий смысл! Власть — это не вода, падающая с небес на кого попало; власть — это сокровище, за которое необходимо сражаться. В борьбе за власть всегда побеждает сильнейший — это я. Конану не убежать из моих цепей; на них нет ни еди­ного замка, и не ключами, а заклятиями Великой Души запирается и отпирается твоя темница, варвар! В этом замке у тебя нет друзей, а даже если б таковые были, не в их силах разомкнуть мои цепи! Более того, я оставлю тебе твой меч; смотри на него, прощаясь: он больше никогда тебе не пригодится!.. Пошли, монахи!

Окруженный свитой, карлик отбыл, унося с собой Книгу Судеб. Один лишь Брахо задержался у темницы Конана. Испытующе глядя на киммерийца, Слуга Судьбы сказал:

— Вот видишь, варвар, к чему привело твое упрям­ство. Послушался бы ты меня тогда — помнишь, как я предлагал тебе беззаботную жизнь?!

— Беги за своим хозяином, шавка-магистр, — пре­зрительно процедил Конан. — Пока я жив, вы еще не победили!

— Все может быть, — откровенно признался Брахо, — Но я не столь самонадеян, как мой Бог. Я буду следить за тобой, варвар. Ты обречен и сам знаешь это.

— Посмотрим! — с вызовом заметил киммериец.

— Что ж, посмотрим… Хочу напоследок открыть тебе маленький секрет, варвар. Хозяин предполагал сделать тебе сюрприз, но, я надеюсь, он не очень раз­гневается, если я открою дорогому гостю, что его ждет. Хозяин вычитал в Книге Судеб особое заклинание, превращающее людей в сталь.

— Кром! — вьщохнул потрясенный Конан.

— Ты удивлен? Он перевел первую часть заклинания — собственно превращение. Завтра он переведет и вторую — как превратить стального идола обратно в че­ловека. Ты все понял?! Он будет превращать тебя в сталь, варвар, в крепкую могучую сталь, которой ты по­клоняешься, точно Богу, и расколдовывать обратно, когда и если ему заблагорассудится! Только так, варвар, ты по-настоящему познаешь Волшебство Стали!

Конан не нашелся что ответить. На этот раз отчая­ние и безысходность всецело овладели его душой. Он не услышал, как невозмутимый Слуга СуДьбы покинул гостиную.



Глава семнадцатая ГРОХОТ Б НОЧИ


Профессор Луиджи Фонтанелли был закоренелым консерватором. По его глубокому убеждению, ночью человеку полагалось спать. Особенно если он достиг возраста в семьдесят пять лет. И особенно если за не­сколько часов до того он совершил колоссальный пры­жок во времени и пространстве. Рассудив, что в Про­шлом человеку точно так же необходим здоровый, крепкий сон, как и в Будущем, док не преминул вос­пользоваться предложением любезного хозяина, отпра­вившись спать при первой же возможности.

Вечером карлик лично проводил профессора в отве­денные ему апартаменты. Они состояли из одной про­сторной, скромно, но аккуратно убранной комнаты, напоминавшей кабинет самого Тезиаса. У стены стояла широкая удобная кровать, чуть поодаль — массивный письменный стол. Вход в комнату обозначала тяжелая дубовая дверь. Внешне комната профессора напомина­ла монашескую келью, но док не придал этому никако­го значения. Как истинный ученый, он был неприхот­лив. Да и как выскажешь какие-либо претензии радушному хозяину, подарившему ему, единственному из людей науки двадцатого столетия, радость работы в далеком Прошлом?! На завтра док наметил большую исследовательскую программу; Тезиас обещал помочь ему. Но для этого необходимо было как следует вы­спаться.

И он спал на широкой удобной кровати, укрывшись мягким пуховым одеялом. Он не услышал ни прибытия Конана в горную цитадель, ни шумного появления Тхутмертари. Спал он крепко, но вдруг ему, никогда в жизни не видевшему снов, причудилось землетрясение. Он ощутил, как колеблется под ним почва. Затем раз­дался грохот, и Фонтанелли проснулся. Грохот повто­рился; профессор открыл глаза. Землетрясение не сни­лось ему: комната слегка дрожала, глухой грохот, какой бывает при глубинных толчках, шел из недр горы. Док вскочил с постели и дрожащими руками нащупал свечу. Давно ему не приходилось пользоваться столь прими­тивным источником света, но, на удивление, свеча за­жглась сразу, точно сама собой. Грохота больше не было, зато откуда-то снизу слышались звуки, отдален­но напоминающие крики людей, скрип и лязг металла.

Первой мыслью профессора было предупредить Те-зиаса о землетрясении. Он быстро подошел к двери и дернул ее на себя. Дверь не открылась. Тогда Фонта­нелли толкнул ее — дверь не поддалась и на этот раз. Тщательно обследовав ручку, док убедился, что засов находится снаружи.

Итак, его заперли. Зачем? Бунтарская натура учено­го протестовала против всякого принуждения. Его за­перли, точно нашкодившего ребенка! Док прислушал­ся. Крики затихли; однако им на смену пришли высокие свистящие звуки, словно кто-то выпускал воз­дух из громадной барокамеры. Вдруг раздался отчаян­ный, душераздирающий вопль, заставивший профессо­ра содрогнуться в немом ужасе. На смену воплю пришел смех — такой же высокий, лающий, жуткий, чем-то отдаленно напоминающий голос хозяина этой цитадели. «Чем там занимается мистер Тезиас?» — с тревогой подумал Фонтанелли. Зачем понадобилось изолировать его в этой келье? На что не нужно было ему смотреть? Какие опыты проводит Тезиас посреди ночи?

Фонтанелли ещё раз дернул дверь. Бесполезно. «Это возмутительно! — пронеслось в мозгу дока. — А если мне по нужде?»

— Откройте, мистер Тезиас! Я хочу выйти! — закри­чал Фонтанелли. — Откройте, кто-нибудь! Да выпусти­те же меня!

Умолкнув, док прислушался. Никто из хозяев не спешил выполнять просьбу Гостя. Очевидно, все ос­тальные обитатели этого замка заняты более полезным делом, нежели освобождение заточенного в келье про­фессора. Потеряв терпение, док отчаянно забарабанил в дверь. Все это ему положительно не нравилось.

Внезапно сверху раздался лязг. Резкий и мощный толчок бросил дока наземь; он сильно ударился. Дверь широко раскрылась, с наружных петель съехала вниз массивная щеколда. Профессор, недолго думая, бро­сился в открывшийся проем, Едва он выскочил в кори­дор, грохот и пронзительный свист повторились: так в космос взлетает ракета. Новый толчок бросил дока к стене; он чуть не налетел на факел, мерцающий туск­лым осенним светом. Затем все стихло.

Он был на свободе. Спать ему решительно расхоте­лось. Напротив, желание во что бы то ни стало разо­браться, что же действительно творится в ночном двор­це, достигло апогея. Ступая тихо и осторожно, он побрел по коридору.

Куца следует вдги, док не знал. Наугад он двинулся по главному коридору влево. Факелы, подобные тому, что чадил у его комнаты, были вмурованы в стену через каждые десять шагов. Изредка попадались двери, док осторожно приоткрывал их, но в темных комнатах не было ни души. Полное отсутствие окон и какого-либо движения воздуха не могло не насторожить профессо­ра. Однако воздух был удивительно свеж. «Наверное, здесь работает очистительная установка», — подумал док. Но никакой установки, вообще ничего, кроме ши­рокого коридора, частых факелов и редких дверей в пустые покои, он не обнаружил.

Вдруг голоса послышались где-то рядом. Краду­чись, док двинулся на голоса. Коридор круто поворачи­вал, за поворотом чернела ниша. ПоСомневавшись с минуту, док вступил в нишу. Послышались чьи-то тяжелые шаги; они приближались. Понимая, что посту­пает неучтиво, док все же вжался в нишу, затаив дыха­ние. Мимо него, мурлыкая себе под нос какой-то марш, покачивая головой и ухмыляясь, проследовал Джейк Митчелл.

Когда шаги Джейка стихли, док вынырнул из своего убежища. Чуть далее по коридору виднелась приоткры­тая дверь, из щели струился яркий свет. Голоса шли от­туда. Профессор, опасливо ступая, подкрался к этой двери.

Говорили двое. Резкий насмешливый голос принад­лежал, бесспорно, хозяину замка, мистеру Тезиасу. Второй голос — низкий, глубокий, грубый — был голо­сом Джейка Митчелла. «Но ведь Джейк только что вышел оттуда!» И еще в этом голосе были ярость, боль и тоска — настолько искренние, что они не могли при­надлежать Джейку.

— Повиси здесь покамест, варвар. Подумай, так сказать, о смысле бытия! — говорил высокий насмеш­ливый голос.

— Оставляя меня в живых, ты Даешь мне шанс! — пробасил незнакомый голос Джейка.

Дальше говорил в основном Тезиас — и уста его из­рекали воистину ужасные вещи! Док не понял и по­ловины сказанного, но оставшегося было более чем достаточно! Теперь Тезиас ничем не напоминал радуш­ного, любезного хозяина, преданного науке гения, каким он предстал минувшим днем перед профессо­ром. Голос карлика звучал глумливо и нагло; кто бы ни был таинственный собеседник Тезиаса, карлик, без со­мнения, торжествовал над ним победу.

Профессор едва успел юркнуть в свою нишу, когда дверь широко распахнулась, и компания из десяти че­ловек, в которых док узнал карлика и его слуг, отправи­лась по коридору в противоположном направлении. Монахи выглядели неважно; они несли четыре тела своих собратьев. Процессия молча удалилась.

Фонтанелли хотел было выбраться из ниши, как дверь скрипнула снова. Из покоя вышел Брахо. Похо­жий на грифа магистр двинулся туда же, куда ушли его братья вместе с карликом. Пройдя пять шагов, он вдруг резко остановился и столь же резко обернулся. В тус­клом свете факелов слепящею звездой блеснул сереб­ристый медальон. Док затаил дыхание и закрыл глаза. Простояв посреди коридора несколько секунд, Брахо, не обнаружив, по-видимому, ничего подозрительного, отправился дальше.

Лишь когда угасли отзвуки шагов магистра, док шумно выдохнул. Положительно, странные дела тво­рятся ночью в этом замке! Так ли уж прост радушный хозяин и тот ли он вообще человек, за кого себя выда­ет?! Профессор поневоле сложил вместе все события прошедшего дня: телепортацию и путешествие сквозь стену, недоступные нормальному человеку, бурный восторг Тезиаса при виде военной машины Будущего, странные реплики хозяина, на которые он, Фонтанел­ли, сначала не обратил внимания. Доку стало не по себе. Общий антураж этого замка и пугающие звуки в ночи только подчеркивали ощущение чего-то мрачного и злого, царствующего в покоях горного дворца…

Док уже достаточно долго торчал в этой нише. Во­круг него зависло безмолвие. Нужно было что-нибудь предпринять. Естественно было бы заглянуть в комна­ту, где, судя по всему, происходили такие важные и ин­тересные события. Чутье исследователя подсказывало: в ней-то, в этой комнате, и таится разгадка.

Док пошел к двери. Тихие шаркающие шаги заста­вили его остановиться. Бежать обратно в нишу было поздно: навстречу шел сам хозяин замка.

— Профессор Фонтанелли! Я думал, вы спите. Что вы здесь делаете, доктор? — изумленно вопросил Тезиас.

— Меня разбудило землетрясение. Что это было? — понурив очи, сказал Фонтанелли.

— Ничего особенного. Обычная ерунда. Не стоит об этом даже вспоминать. Все уже кончилось, — как-то глухо и равнодушно ответил карлик.

— Почему вы заперли меня в моей комнате? Разве я пленник?

— Разумеется, нет, профессор. Просто в нашем мире принято закрывать двери на ночь. Мы не стали вас беспокоить и закрыли комнату снаружи. А как вы вышли?

— Запор сорвался во время землетрясения. По правде сказать, мистер Тезиас, я не люблю, когда меня лишают свободы.

— Я принесу вам свои извинения, — сухо и почему-то в будущем времени изрек карлик. — А сейчас идите спать. Поздно ухе.

— Вы расскажете мне, что происходило в этой ком­нате?

— Нет! Оставьте меня, профессор, и отправляйтесь спать, — нервно облизав губы, молвил Тезиас; в его го­лосе смешались усталость и скрытое раздражение.

Фонтанелли не удовлетворился таким ответом. Он сказал:

— Могу ли я, по крайней мере, быть уверен, что ваши ночные опыты не идут во вред людям? Кто тот че­ловек, Конан, которого вы одели в цепи?

Тезиас отмахнулся от него, как от надоедливой мошки. На этот раз он не стал скрывать своего раздра­жения.

— Вы разочаровываете меня, доктор. Я ведь уже объяснял вам мотивы моей научной деятельности. Все, чем я занимаюсь в этом дворце и вне его, идет во благо цивилизации. Если вы все еще сомневаетесь, я пред­ставлю вам дополнительные доказательства. Только не сейчас. Поверьте, я очень, очень устал! Но раз вы такой любопытный, отвечу: да, я действительно беседовал с человеком по имени Конан. Это опасный преступник, враг истинной науки, вождь варваров-мятежников. Мне удалось захватить его в плен.

— Вы намерены казнить этого Конана?

— Зачем же? Я гораздо гуманнее, чем вы думаете. Мы проведем с ним воспитательную работу, и он, несо­мненно, осознает яашу правоту. Но пока это опасный Преступник. Да, очень опасный.

— Я вправе увидеть его?

— Нет! — почти вскричал Тезиас; он как-то странно зашатался, как будто вот-вот потеряет сознание. — Я запрещаю вам входить в эту комнату! Слышите: за­прещаю Идите лучше спать — я вам приказываю!

Тихо шаркая ножками, карлик отправился дальше, даже не взглянув иа опешившего от столь невежливого обращения профессора.

Фонтанелли не мог припомнить, когда последний раз с ним обращались подобным образом. Он свобод­ный ученый, и никто, даже сам Господь Бог, не вправе ему приказывать. Возможно, в мире мистера Тезиаса и в самом деле принято запирать гостей на ночь, заковы­вать пленников в цепи и орать на тех, у кого возникают вопросы. Тогда этот мир действительно заслуживает, чтобы его изменили.

С другой стороны, док не был и бесшабашным мальчишкой, готовым, презрев указания старших, ис­кать запретное яблоко. «Если мистер Тезиас не хочет, чтобы я входил в эту комнату, значит, у него есть на это веские причины». Какие? Вот это-то и предстояло вы­яснить. Джейк! Джейк Митчелл недавно выходил из этого покоя. Он-то наверняка знает!..

Профессор побрел по главному коридору дальше, мучительно размышляя, как ему отыскать Джейка в ог­ромном и незнакомом дворце. Скоро он добрался до развилки. Главный коридор шел дальше, но направо и налево уходили более узкие галереи. Левый ход вел вниз, правый представлял собой широкую лестницу с пологими ступенями. Док вспомнил, что уже спускался по этой лестнице из зала-амфитеатра. «Ну конечно, Джейк возится там, наверху, с нашим вертолетом!» Фонтанелли стал быстро подниматься по лестнице.

Шел он долго, наверное, лестница пересекала не менее десяти этажей. Иногда попадались обитые желе­зом двери; все они были закрыты. Конца лестнице, ка­залось, не будет. «Каких же размеров этот дворец, если огромный зал, где, точно детская игрушка, помещается вертолет, находится на такой высоте? Или это подземе­лье?» Док уже очень устал: в семьдесят пять не так-то просто совершать подобные прогулки!

Лестница вывела его прямо в зал, куда он так стре­мился. Посреди амфитеатра по-прежнему стоял «Чер­ный коршун», около него двигалась высокая фигура.

Фонтанелли подошел к американцу. Тот расклады­вал на полу весь богатый арсенал, доставленный в Про­шлое «Черным коршуном». Были здесь и обычные пистолегы, и ружья, и автоматы, винтовки с оптическим прицелом и даже четыре базуки. Отдельно лежал деся­ток серебристых пистолетов с длинным и очень узким стволом: то были полулегендарные лазерные бластеры системы Фонтанелли.

— Вот, провожу инвентаризацию, — полушутя-по­лусерьезно сказал Джейк.

— Ты собираешься всем этим воспользоваться?

— А дьявол его знает! Боюсь, что нет. Судя по всему, наш добрый хозяин не испытывает потребности в оружии будущего.

Митчелл наклонился, собирая винтовки, и только теперь док заметил в его волосах толстый обруч из жел­того металла.

— Что это у тебя на голове, Джейк?

— Называй меня теперь: Ваше Величество! — гордо распрямившись, заявил американец. — С сегодняшней ночи я король! А это моя корона.

— Я не понимаю…

— Есть чего понимать! Тезиас нанял меня на работу в качестве короля! Есть тут такая страна — Аквилония. Ее прежний король не устраивал нашего хозяина, вот карлик и предложил мне корону. Я подошел по всем параметрам, даже внешне. И ты не можешь себе пред­ставить, насколько!

— Ты смеешься надо мной, американец! Король Джейк — это невероятно!

— Почему Джейк? Король Конан! Мое имя те­перь — Конан Аквилонский! Не правда ли, звучит?

— Постой, но ведь Конан — тот человек, которого пленил мистер Тезиас. Конан — вождь мятежников!

— Ну да! Не знаю, мятежник он или нет, но Тезиас его шибко невзлюбил. Час назад карлик сорвал корону с головы Конана и надел ее на меня. Это у него, у Те-зиаса, игра такая. Не знаю, что будет дальше, но пока быть королем мне очень даже нравится! Видел бы ты, как пыхтел этот Конан!

— Да что же за человек мистер Тезиас, если в его власти играючи смещать и назначать королей?! — взо­рвался профессор.

— А ты, значит, не понимаешь? — хитро сощурился американец.

— Не понимаю, Джейк. Он гениальный ученый, это правда, но при чем здесь короли и королевства? И эти звуки в ночи… Что происходит, Джейк?

— Не будь ты моим старым приятелем, док, я бы, посмеявшись, вышвырнул бы тебя вон! Но мне против­но, когда из тебя делают круглого идиота! Скажи: ты в самом деле такой простак или только прикидываешь­ся?! Неужели ты думаешь, что человек, в совершенстве владеющий телепортацией, гипнозом, магией и еще черт знает какими чудесными искусствами, умеющий проходить сквозь стены, и прочая, и прочая, и прочая, — неужели, по-твоему, этот человек удовлетворится ролью ученого^хотя бы даже и гениального?!

— Я полагаю, мистер Тезиас достаточно богат…

— Да уж наверное! На моих глазах он превратил де­ревянный стол в чистейшее золото! Он богат, черт возь­ми, как миллион крезов! Но не богатство интересует его, а власть! Власть над миром! Над всем миром, док! Он хочет править планетой!

— Тогда он сумасшедший! Никто не может править всем миром!

— Я бы не сказал, что он сумасшедший, — оглядев­шись по сторонам, доверительно сообщил Джейк. — В мозгах у него не все в порядке, это точно. Но, прова­литься мне на этом месте, он кто угодно, только не сумасшедший! Представь себе, он уже захватывал власть над здешними царствами. Он, как бы это поточ­нее выразиться, Бог.

— Бог?!

— Вернее, он был Богом, пока этот самый Конан не прикончил его примерно месяца полтора тому назад.

Профессор изумленно глядел на Джейка, не веря своим ушам.

— Что ты несешь, американец?! Как это — прикон­чил?

— Так вот и прикончил! Убил, прирезал, порешил, прихлопнул, укокошил, шлепнул, чикнул, отправил на тот свет, по стенке размазал — это ты понимаешь, уче­ная башка? Тезиас — живой мертвец! Он мне сам это сказал. «Я — мертвец, мол, воскресший», — сказал он мне как бы между делом. И еще добавил, что в здешнем мире не один он такой.

— Бред какой-то, — вытирая холодный пот со лба, пробормотал Фонтанелли. — Ты фильмов ужасов на­смотрелся, вот и…

— Какой бред! — оскорбленно взревел Джейк. — Руки у него какие, заметил? Ледяные, точно у мертвеца! В замке жара, как в тропиках, а этот будто только что с Южного полюса прилетел! А глаза его видел? У, глази­щи — точно черные фонари! По-твоему, он человек?!

— Это невозможно… Чтобы мертвец правил плане­той! Какой кошмар!..

— Еще как возможно! Я знаю Тезиаса больше тебя и готов заложить свою душу в пари, что он добьется свое­го. Я такое видел, что навсегда перевернуло мои пред­ставления о мире!

— Что, что ты видел?

— Сначала ветер втащил к нам этого Конана, — волнуясь, начал американец. Казалось, он был рад, что в чужом мире Прошлого есть человек, с которым можно поделиться своими переживаниями и который готов выслушивать их. — Потом карлик пытал его, а затем приковал к стене…

— Пытал? Тезиас пытал человека? — возмущенно воскликнул док.

Джейк, не слыша его, продолжал свой рассказ:

— Затем явилась красавица-ведьма. Карлик и эта ведьма обменялись любезностями, после чего она на­пустила на нас каких-то невиданных тварей, похожих на скелеты, но без голов. Монахи, слуги карлика, пере­били тварей. Затем ведьма призвала змей — сначала ползучих, а потом летучих… Не буду тебе всего расска­зывать, но поверь, там была настоящая бойня! В конце концов карлик победил, а эту ведьму, точно ракету, за­пустил в небо!

«Вот откуда свист и грохот», — подумал Фонтанел­ли.

— Джейк, — заявил профессор после минутного молчания. — Если все, что ты говоришь, правда, мы должны как-то остановить это чудовище!

Митчелл презрительно сплюнул.

— А как ты его остановишь, док? Да и зачем? Он предложил нам работу. Мне работа нравится; думаю, тебе предложит не хуже. Мой тебе совет, док: не рыпай­ся и не серди карлика. Ты не на научном собрании. Здесь он босс.

— Но люди, Джейк! Люди! Он угрожает всему чело­вечеству! Он клялся, что творит во благо цивилизации! Как жестоко он обманул меня!

— Он тебя не обманул, — расхохотался Джейк. — Он что тебе говорил: я, мол, Тезиас, борюсь с варварст­вом, несу знания людям, тружусь во имя науки. А разве это не так?

— Но то, что он задумал, чудовищно! Наука не может быть служанкой одного человека, и к тому же не человека даже! Наука принадлежит всем!

— Ты стал занудливым святошей, док, — презри­тельно заметил Митчелл. — Когда мы с тобой лепили «Черного коршуна», ты не плакался об убиенных душах. Хотя и ребенку было ясно, что все твои изобре­тения — не детские игрушки.

— О Боже, ты прав, и я никогда не прошу себе этого… Опомнись же, Джейк! Все дело в масштабах! Я и раньше не был в восторге от твоих методов, но теперь… Не могу поверить, что ты согласился служить мертвецу, задумавшему покорить нашу планету!

— Послушай, док, какая нам вообще разница, кто правит миром? Неужели все эти продажные политики лучше? Этот карлик хоть головастый мужик. Может, такой властелин как раз и нужен Земле?! А вообще, док, плюнь ты на эту философию! Живешь — и живи!

Фонтанелли молчал. Руки его тряслись. Казалось, док вот-вот заплачет; страшная правда, которую он узнал, оказалась много хуже всего, что был способен представить пытливый ум земного ученого… Джейк дружески похлопал его по плечу.

— Да не расстраивайся ты так, старина Луиджи! Жизнь прекрасна! Я буду королем, тебе тоже найдется местечко недалеко от вершины здешнего Олимпа. Умей находить хорошее в нашем положении. К тому же кто, как не ты, радовался, что попал в Прошлое. Вот и наслаждайся! А теперь, док, пойди проспись, — Джейк мягко подтолкнул его. — Я чувствую, путешествие во^ времени ударило тебе в голову. И вот что скажу я тебе на прощание: мы еще должны благодарить судьбу за то, что нас не съели, не растащили на запчасти для кибор­гов или, на худой конец, не приковали цепями к стен­ке, как этого Конана!

— Конана… Конечно, Конан, — рассеянно пробор­мотал профессор и двинулся к выходу. Ноги сами поне­сли его вниз по широкой лестнице.

Конану было не в новинку висеть на холодной ка­менной стене, закованному в толстые цепи из стали. Де­сятки раз уже приковывали его в мрачных подземельях, но ему неизменно удавалось ускользать из рук могуще­ственных врагов и в конечном счете побеждать их. Спа­сение добывал он сам, своей целеустремленностью и находчивостью, либо же удача в самый последний мо­мент улыбалась ему – в лице ли доброго волшебника или просто благоприятного стечения обстоятельств. Киммериец считал, что случаев, когда жизнь его и в самом деле висела на волоске, было не так уж много. Однажды, в Алой Цитадели Тсота-ланти, он спасся во­обще чудом: если бы не тот негр, что спустился в подзе­мелье, влекомый жаждой безумной мести, ему бы ни за что не выбраться. А д^за года назад в Бельверусе? Если б не Зенобия, его, закованного в металлической клетке, непременно сожрала бы посланная Тараском гигант­ская горилла-людоед… Наконец, совсем недавно, опять же в немедийской столице, его снова спасла Зеяобия — спасла от лютой мести однорукого шаха Рустам-Маме-да, коему продать аквилонского короля возжелал веро­ломный Тараск. Неужели удача на этот раз изменит ему? Неужели карлик Тезиас действительно победил?

…Дверь скрипнула, пропуская в комнату бледного человека с длинной белой бородой.

— Пелиас, дружище! — изумленно прошептал Ко­нан. — Ради Крома, ты пришел, чтобы вызволить меня?! Но постой: ты не Пелиас! Изыди, коварный демон! Кто ты, принявший облик моего друга?

Док аккуратно прикрыл дверь и подошел к Конану.

— Я не Пелиас, это правда. Мое имя Луиджи Фон-танелли. Но я здесь, чтобы освободить тебя, Конан!

— Изыди, проклятый, — отвернувшись, с горечью молвил киммериец. — Мне казалось, ты хочешь отдо­хнуть до утра, гнусный карла. Мне надоели твои гипно­тические фокусы и миражи. Кем бы ты ни прикидывал­ся, Тезиас, я все равно узнаю тебя! Изыди, демон! Или это ты, Слуга Судьбы?! Ты ведь тоже горазд на подоб­ные штучки, шавка-магистр!

— Ради всего святого, Конан, посмотри мне в гла­за! — с мольбой воскликнул док. — Не отвергай мою помощь; мы должны остановить карлика, пока еще не поздно!

Конан внимательно всмотрелся в глаза пришельца. Глаза как глаза, вроде бы искренние. Но уж кто-кто, а он-то знает, как искусен и изобретателен бывает кар­лик. Куца уж проще обернуться Пелиасом, поколдовать у темницы, а потом, издевательски расхохотавшись, вновь превратиться в Тезиаса?! С другой стороны, зачем выдумывать какого-то Луиджи? Имя аргосское, а выглядит, точно Пелиас; Пелиас — кофитянин…

— Поверь мне, Конан, — продолжал док. — Я при­шел освободить тебя. Ты обязан победить карлика снова. Джейк все рассказал мне!…

— Джейк? — рявкнул Конан. — Тот ублюдок, что нацепил на себя мою корону?! Так ты с ним заодно?! Проваливай-ка отсюда, дедуля, я не верю тебе!

— Я не уйду, пока не освобожу тебя, — твердо за­явил Фонтанелли. — Думай обо мне все, что хочешь, но ты должен остановить карлика, иначе твой мир погиб­нет!

И профессор, не ожидая более ответной реакции, стал осматривать цепи Конана.

— Скажи лучше, кто ты такой и откуда взялся? Вы­глядишь, как Пелиас, а говоришь не по-нашему! И от­куда взялся этот ублюдок Джейк? Он точная моя копия, гореть ему тысячу лет в Аду!

— Ты не поверишь — мы из Будущего. Тезиас при­звал нас, чтобы мы помогли ему захватить власть над миром. Так, по крайней мере, мне сказал Джейк. А это правда, что карлик — живой мертвец?

— Правда, правда, папаша. Я собственноручно при­кончил его. Но, как видно, силы Зла помогли ему вос­стать измогилы!

— Как же можно убить того, кто уже был мертв?

— Ты давай освободи меня, если сможешь, папаша, раз уж за этим пришел. А там посмотрим, как одолеть карлика. И не таких одолевали…

Конан соврал: противников, подобных Тезиасу, встречать ему не приходилось. Однако возбуждение предстоящей схватки уже звучало в голосе киммерийца. Конечно, пришелец вполне мог оказаться человеком карлика, но отчего же не попробовать, коли есть воз­можность? Как-то действовать все равно уж лучше, чем бесцельно висеть в цепях!

Исследовав толстые цепи, док сокрушенно заметил:

— Я не вижу здесь замков… Были бы замки, я от­крыл бы их отмычками.

Конан горько усмехнулся.

— А замков и нет! Карлик вмуровал эти цепи прямо в камень, и одному лишь Крому известно, куда они крепятся! Как видно, не дано тебе, старик, одолеть кол­довские чары!

К удивлению киммерийца, Фонтанелли загадочно улыбнулся.

— Возможно, в твоем мире нет силы, способной разрезать эти цепи, но я-то из Будущего! Погляди-ка сюда, Конан.

Профессор извлек из кармана серый металлический стержень длиной в пол-локтя, зауженный с обоих кон­цов.

— Это авторучка, — пояснил Фонтанелли. — Таки­ми в нашем мире пишут.

— Ради Крома, Луиджи, или как там тебя! — разо­злился варвар. — Я не собираюсь ничего писать! Или ' ты намерен помахать в воздухе этой штуковиной, чтобы мои цепи пали?! Тогда давай действуй, волшебник из Будущего!

— Я не волшебник, а ученый, — самодовольно за­метил док. — А эта ручка и в самом деле не простая.

В нее встроен мощный лазер, и нет на свете металла, который устоял бы перед лазером профессора Фонта­нелли!

Док нажал пальцем на верхний конец «авторуч­ки» — тотчас из нижнего конца метнулся и замер тон­кий малиновый луч. Луч был длиною с палец кимме­рийца. Профессор бережно ухватил «авторучку», поднес ее к одной из цепей, сковывающей левую руку Конана, и луч коснулся металла. Сталь задымилась, по­слышалось тихое шипение — через несколько секунд цепь развалилась на две части. Киммериец успел заме­тить, что стальное звено толщиною в руку человека было гладко, точно ножом, разрезано…

— Ух ты! — восхищенно молвил Конан. — Вот это да! Ты волшебник, дедуля!

Фонтанелли только усмехнулся и на сей раз возра­жать не стал. Одну за другой он перерезал тяжелые цепи Копана тончайшим лазерным лучом. Пару минут спус­тя киммериец был уже свободен.

Его меч по-прежнему лежал на маленьком столике у стены. Киммериец бесшумно, точно леопард за верной добычей, прыгнул за мечом. Не ожидавший подобной прыти от человека, проведшего несколько часов в цепях, профессор со страхом отшатнулся. Это движе­ние не понравилось варвару; верный меч снова был в его руке. Еще через мгновение острие меча прижалось к шее старика.

— Чего-то ты больно пугливый, папаша, — угро­жающе произнес Конан. Если ты человек карлика, самое время тебе раскрыться. Будешь упорствовать, я живо намотаю твою седую бороду на этот меч!

— О Боже, я попал в безумный мир! — в ужасе вскричал док. — Вместо того, чтобы идти спасать пла­нету, ты хочешь убить меня, твоего освободителя! Ужели карлик был прав, и ты в самом деле опасный преступник?! О Боже, что же я тогда наделал!

Док в отчаянии всплеснул руками; из воспаленных глаз его потекли слезы. Слезы на глазах старика для Ко­нана всегда означали почти то же самое, что и плач женщины. Пристыженный, он убрал меч.

— Прости, друг! Жизнь научила меня подозрительности. Ты здесь ни при чем. Ну, возьми себя в руки, Лу­иджи! Ты храбрый мужчина!

— Правда? — слабо улыбнулся док. Вот уж никогда не думал, что способен на такое! Ты ведь, наверное, ду­маешь, я герой, да? А я обычный профессор. Говорят, гениальный, но мало ли чего люди скажут…

Конан уже не слушал его. Он тщательно обследовал чертог. Везде было пусто. Как видно, карлик настолько самоуверен, что не оставил нигде ни тайных стражей, ни какой-нибудь сигнализации. Вдруг в дальнем углу комнаты он заметил нечто, показавшееся ему знако­мым. Ну конечно же, это была волшебная накидка Тхугмертари! Вероятно, стигийская принцесса потеря­ла ее во время сражения со слугами карлика.

— Вот это удача! — пробормотал киммериец. — Эта накидка сделает меня незримым даже для Синих Мона­хов! Да, мы еще поборемся с тобой, Великая Душа!

— Ты что-то сказал, мой друг? — обратился к нему Фонтанелли.

— Послушай, Луиджи, я отправлюсь на поиски кар­лика. Что предложить тебе, я, право, не знаю. Прита­ись, наверное, где-нибудь: неровен час, хозяин опом­нится и отомстит тебе за мое спасение…

— Нет! — решительно воскликнул док. — У меня тоже есть работа: я должен уничтожить ужасное созда­ние моего ума. Если я этого не сделаю, твой двойник, Джейк Митчелл, может принести смерть десяткам тысяч людей даже без помощи карлика! Заодно я по­пробую взорвать всю эту обитель Зла!

— Действуй, друг!

И крепкое рукопожатие скрепило союз хайборий-ского варвара и нобелевского лауреата из двадцатого столетия. Не говоря больше ни слова, Конан облачился в волшебную накидку. Со стороны показалось, что ги­гант-варвар просто исчез — там, где он только что стоял, зияла пустота. Фонтанелли ошеломленно протер глаза.

«Он и вправду варвар — даже не поблагодарил меня за свое спасение! И так странно исчез… А может, они все здесь владеют телепортацией?»


Глава восемнадцатая ВОЛШЕБСТВО СТАЛИ

Певидимый и неслышимый, Конан крался по главно­му коридору. Цель была ясна — найти и прикончить карлика. А тело сжечь: нет ничего надежнее огня в по­единках с могучими волшебниками. Почему он не сжег Тезиаса раньше, там, в бельверусском подземелье? Ко­нан и сам не знал, почему. Но ничего, на сей раз он исправит свою ошибку. Если карлик позволил ему вот так запросто выбраться из заколдованной темницы, значит, плохи дела у Великой Души!

Конан не знал плана цитадели. В том, что замок был огромен, он нисколько не сомневался. Даже снаружи крепость казалась гигантской скалой. Кроме того, в любой цитадели всегда есть подземные этажи. Где на­ходятся покои карлика, одному Митре известно. По предыдущему опыту своего общения с волшебниками Конан знал, что те обычно селились либо на вершинах башен, либо в мрачных глубинах подземелий. Но, по­скольку Тезиас, бесспорно, выделялся из общего ряда черных магов, покои карлика могли находиться где угодно.

И поэтому Конан возблагодарил богов, когда после очередного поворота галереи ему открылась обширная пещера; в ней-то и заканчивался главный коридор. Но то не был покой карлика. В этой пещере жили его слуги. В ряд у стены стояли шестнадцать кроватей. Рядом с кроватями возились, очевидно, собираясь от­ходить ко сну, десять монахов. Остальные шесть, вер­нее, то, что от них осталось, покоились на своих местах. Слуга Судьбы был здесь же; его кровать была самой большой.

Киммериец стоял в пятнадцати шагах от монахов, однако те, похоже, не замечали его. Это окончательно утвердило Конана в мысли, что события развиваются отныне не по сценарию карлика. Вряд ли верные слуги спокойно сидели бы, зная, что лютый враг их хозяина разгуливает по дворцу, прикрывшись волшебной на­кидкой!

Конан оглядел пещеру. К дальней стене примыкал длинный стол. На нем были расположены колбы и склянки с жидкостями. Очевидно, спальня монахов была также их лабораторией. Конан в очередной раз подивился этим людям, готовым вдыхать по ночам ядо­витые ароматы колдовских смесей. А впрочем, Кром их знает, может, как раз эти-то смеси и питают их силу?

Он пошел к столу. Монахи по-прежнему не обраща­ли на него никакого внимания. Конана так и подмыва­ло внезапно броситься на Брахо, раскроить ему череп, а затем перебить остальных. Но не врожденное благород­ство останавливало его, — в общении с созданиями, подобными слугам карлика, которых к роду людскому можно было отнести с большой натяжкой, о благород­стве приходилось забывать напрочь, — а доводы рас­судка: риск был слишком велик. Какими грозными противниками были Синие Монахи, он не раз убеждал­ся сам. Стоит одному из них невзначай сорвать чудес­ную накидку — и Конан погиб. Киммериец давно уже перестал быть мальчишкой-варваром, во всем послуш­ным инстинкту. С годами он стал искушенным и пред­усмотрительным воином, умеющим в доли секунды оценить ситуацию и принять единственно верное ре­шение. Сейчас самым правильным было обследовать стол.

…Книгу Судеб он заметил сразу. Как было не узнать огромный голубой фолиант, украденный Тезиасом у старого своего учителя уже дважды?! Бесценная книга была закрыта, и Конан знал, что только один человек на свете каким-то непостижимым образом открывал ее, хранимую семью неведомыми магическими заклятия­ми, — сам карлик; так обретал он Власть. И все же не Книга Судеб привлекла внимание киммерийца, а узенький клочок пергамента, лежащий на столе рядом с нею. На листке корявым пляшущим почерком было начертано: «Как превратить человека в сталь: перевод заклинания из Книги Судеб».

Итак, перед ним было то самое заклинание, о кото­ром говорил Брахо — заклинание, с помощью которого Тезиас собирался обратить Конана в боевой металл. Ре­шение созрело мгновенно. Конан схватил листок, круто развернулся в сторону ничего не подозревающих монахов. Тайные слова заклинания сами срывались с его уст…

Резкое движение не укрылось от взора могущест­венного магистра. Совершенно случайно он увидел, как пергаментный листок сам собой подскочил со стола и завис в воздухе. Правда, и раньше случалось, что хозяин подобным образом телепортировал к себе предметы. Но на этот раз полет листка почему-то на­сторожил его. Брахо поднялся с постели и двинулся к столу.

Конан же видел перед собой только этот листок. Слова заклинания звучали глухо, но, не будь на нем волшебной накидки, монахи, несомненно, услышали бы его. Внезапно он ощутил прямо перед собой дыха­ние человека. Это был Брахо. Потянулась гибкая рука магистра, и чудесная накидка слетела. Конан предстал перед главным слугой Великой Души во всем своем ве­ликолепии. Счет шел на доли секунды. В миг, когда тайна Конана была наконец раскрыта, прозвучали пос­ледние слова заклинания. И Брахо тотчас превратился в стального истукана, так и не успев ничего предпринять. Вслед за ним в стальных идолов обратились и другие монахи, живые и мертвые…

Варвар вытер со лба холодный пот. За все время его пребывания в Пещере Монахов не было произнесено ни звука, не считая незримо прозвучавшего заклина­ния. Душа Конана ликовала, и было отчего: он прикон­чил синих колдунов всех сразу, за какие-то секунды! Да, еще никогда магия не была ему столь полезна!..

В пещере же было абсолютно тихо, как и минуту, как и две, и три тому назад. Конан слышал собственное прерывистое лыхание. На него смотрели остановив­шиеся глаза Брахо. Однако на груди истукана сверкал серебристый медальон с прекрасной шестнадцатигран­ной пирамидой — он в сталь не превратился; как видно, медальон этот охранялся заклятиями гораздо более могущественными, чем те, что хранит в себе ве­ликая Книга Судеб… Поколебавшись немного, Конан снял медальон с магистра и повесил его себе на шею. Время, когда он презрительно отмахивался от волшебных штуковин, тоже минуло безвозвратно. А вдруг н этот медальон где-нибудь да пригодится?!

Не забыл он и про накидку. Конан снова облачился в нее, ибо путешествие по замку не было еще законче­но. Слуги мертвы, но оставался еще сам хозяин. Карли­ка непременно нужно было найти и уничтожить.

Облачившись в чудесную накидку Тхутмертари, киммериец двинулся к выходу. Вдруг, словно вспомнив о чем-то, он вернулся к магистру-истукану.

— Ну что, Слуга Судьбы, как оно, Волшебство Ста­ли?! — с сарказмом молвил Конан. — Ты простоишь здесь тысячи лет, пока ржавчина не разъест тебя. Ибо твоему хозяину не суждено будет перевести вторую часть заклинания и расколдовать тебя: я убью его скоро. Прощай, Слуга Судьбы, и наслаждайся Волшеб­ством Стали!

Он не мог не сказать эти слова.

Так скверно Тезиас не чувствовал себя с момента своего воскрешения. По-видимому, он переоценил свои рилы. За какие-то два дня и ночь он успел вызвать из Будущего Джейка Митчелла и доктора Фонтанелли, ин­сценировать нападение полчищ гипнотических карли­ков на войско Конана, создать живой мираж на равни­не, устроить несколько других удачных фокусов, наконец, сразиться со стигийской волшебницей и ее адскими тварями. И хотя в конечном счете он победил, победа эта далась слишком дорогой ценой — для него и его верных слуг. Все, что он мог сделать для них — про­водить монахов в их пещеру. Уходя, он столкнулся с Брахо. Впервые магистр осуждающе смотрел на него и впервые, глядя в самые глаза карлика, сказал:

— Мне очень горько, что твои затеи, хозяин, приво­дят к гибели моих братьев. С момента твоего воскреше­ния погибли уже шесть монахов. А ради чего?

Тогда Тезиас исчез, так ничего и не ответив маги­стру. Но его нескрываемый упрек «А ради чего?» до сих пор звучал в мозгу карлика. Действительно, ради чего?

Однако Великая Душа сейчас не был в состоянии анализировать свои поступки. Он сделает это завтра, А теперь нужно спать — до рассвета остался какой-то час…

И все же Тезиас не мог уснуть, не сделав еще одного дела. Он должен извиниться перед магистром. Брахо обязан знать, как ценит и уважает своих слуг Великая Душа.

— Брахо! — позвал он.

Обычно магистр материализовывался в течение не­скольких секунд. Иногда на это уходила минута — если Брахо был занят чем-то очень важным, он сначала за­канчивал дело или передавал его другому монаху, а потом лишь спешил к хозяину. Но более минуты ждать магистра никогда не приходилось.

Минута прошла. Брахо не появлялся.

— Брахо! Магистр, я зову тебя! — повторил Тезиас.

Снова ничего. Возможно ли, чтобы магистр обидел­ся на своего хозяина?! Все может быть, ведь он тоже че­ловек…

— Брахо! Явись немедленно: я приказываю! Я про­шу, приди!..

Голос Тезиаса сорвался на крик. Магистр не появ­лялся. Может быть, он не желает прибегать к обычной телепортации? Или не может?

Тезиас обязан был это выяснить, причем немедлен­но. Если Брахо упорствует, Великая Душа напомнит, кто здесь хозяин, если магистр в беде, Бог поможет своему верному слуге. Так и должно быть.

Тезиас отдал своему телу мысленный приказ. Оно исчезло из рабочего кабинета, чтобы в следующий миг появиться в Пещере Синих Монахов.

То, что увидел воскресший Бог, заставило его, в немом ужасе схватившись за голову, опуститься на хладный каменный пол. Заклинание Стали он перевел совершенно правильно…

Джейк Митчелл решил перенести часть оружия с «Черного коршуна* к себе в комнату. Во-первых, рассу­дил он, вертолет был и так прекрасно оснащен, и обык­новенные пистолеты с ружьями не добавляли ему бое­способности. Во-вторых, и эта причина была главной,

Джейк замыслил утаить часть оружия от карлика: мало ли чего… Всегда нужно иметь свои козыри.

Удачно исполнив задуманное, американец возвра­щался обратно к вертолету. Вступив в зал, он сразу за­метил скрюченную фигурку профессора в небольшой нише у отдаленной стены. Одного взгляда хватило опытному «солдату удачи», чтобы понять, чем занят старый приятель. Вертолет был обложен динамитными шашками, снятыми с него же, от них к убежищу дока тянулись черные провода; сам же док колдовал над ящиком, который ничем иным, кроме как пультом взрывного устройства, служить не мог.

— Каналья!!! — вытаращив глаза, взревел Джейк. — Что ж ты делаешь, гад?!

Не отвечая ни слова, док нажал на рычаг. Джейк не­произвольно зажмурил глаза. Однако ужасающего взрыва не последовало.

— Проклятие, — пробормотал Фонтанелли. — Я за­был подключить этот проводок.

Американец выхватил свой браунинг.

— А ну, стой, каналья! Руки за голову, и лицом к стене! Живо, иначе я продырявлю твою ученую башку!

Доктор Фонтанелли не выносил угроз. В сторону Джейка ударил тонкий малиновый луч — это седовла­сый профессор стрелял в компаньона из лазерного бластера. Стрелок он был неважный — луч только оца­рапал стену рядом с американцем.

Реакция бывалого рейнджера была мгновенной. Раздался выстрел, и Фонтанелли беззвучно упал на живот. Джейк подбежал к доку. Тот не шелохнулся. Не­сколькими выстрелами в упор Митчелл разрушил пульт взрывного устройства. Сердце американца бешено ко­лотилось. Он дернул дока за бороду — изо рта потекла струйка крови.

— О черт! Я же убил дока! Нужно сообщить Тезиасу! И он бросился прочь из пещеры.

Джейк Митчелл мчался по главному коридору. Где же этот проклятый карлик? В кабинете его нет, где же он тогда? Может, лечит своих гомиков? Поворот, еще поворот, скоро Пещера Синих Монахов…

Внезапно Джейк на что-то налетел. Вернее, на кого-то. То был человек, выходящий из-за поворота навстре­чу ему. Во всяком случае, Джейк ощутил столкновение с человеком, таким же крупным, как и он сам. Амери­канец мгновенно отскочил назад, в руке у него появил­ся пистолет.

Из-за поворота никто не появлялся. Джейк уже со­бирался отнести приключение на счет расшатанных нервов, когда чей-то невидимый кулак саданул ему в лицо. Митчелл завопил от боли и неожиданности. Но даже тогда инстинкт закаленного бойца не подвел его. Тотчас отпрыгнув еще на два шага назад, он сделал не­сколько выстрелов в свободное пространство перед собой. Одна пуля вдруг звякнула о что-то в пустоте и, точно воланчик, отбитый ракеткой, едва не поразила самого Джейка. Лишь теперь тому стало по-настояще­му страшно. Замысловато выругавшись, он принялся палить из браунинга во все стороны.

— Кто ты, засранец?! Это ты, Тезиас? Если ты, черт бы побрал твои идиотские шуточки, понял?! Я хочу ви­деть твое лицо, собака! Зачем тебе убивать меня?! — вопил Джейк.

Патроны кончились. Затравленно озираясь, амери­канец попятился еще на шаг, продолжая при этом ма­шинально щелкать спусковым крючком разряженного пистолета.

— Ну убей меня, гад! Чего ж ты ждешь, невидимка?! Голос, сильный и гневный, ответил ему:

— Да, я убью тебя, ублюдок! И ты увидишь лицо мстителя!

Перед Джейком стоял двойник, возникший как будто из воздуха. В руке у того был меч, широкий и длинный.

— Конан?! — прохрипел Митчелл. — Ты на свободе! Опять штучки карлика!

— Твой хозяин ничего не знает о моем побеге, — зловеще усмехнулся киммериец. — Снимай корону, смердящий пес, я не хочу марать аквилонское золото о твою поганую кровь!

— Нет! — дико заорал Джейк. — Ты не убьешь меня, безоружного!

— Убью, — заверил его Конан. — Когда ты, пес, па­лил в меня из своего железного арбалета, — там, в «гос­тиной», — ты не думал, что я безоружен против тебя! Снимай мою корону, шакал, не то она слетит вместе с головой, а не отдельно, как должно быть!

— Спаси меня, Великая Душа!

Джейк бросился бежать. Конан не стал догонять его — сие было ниже достоинства мстителя. Это был как раз тот случай, когда меч мог сыграть роль копья; двойник не уйдет от него вторично — в этом Конан был уверен. Меч полетел вдогонку беглецу. Но тот оказался на удивление прытким: меч, который должен был вон­зиться прямо посреди лопаток врага, только перерубил ему правую ногу чуть ниже колена. Заорав от ужасной боли, американец свалился лицом на каменный пол га­лереи. Золотой обруч Аквилонии сорвался с его головы и, вертясь, точно юла, покатился к ногам истинного владельца.

Киммериец поднял корону и, удовлетворенно хмык­нув, водрузил себе на голову. Потом он молча прошел к телу поверженного противника, поднял меч.

— Пришел конец тебе, собака, — сказал Конан, за­нося меч для последнего удара. — Твой череп будет тор­чать на коле вместе с башкой твоего хозяина!

— Замри! — раздался вдруг из-за спины высокий повелительный голос. И Конан замер, помимо своей воли. Сил хватило лишь на то, чтобы повернуться к го­ворившему. Освещаемый тусклым желтоватым светом факелов, в каменном проеме стоял, скрестя руки на груди, сам карлик. По белому, точно свежий снег, липу его ползли мертвенные блики. ,

— Не так скоро, варвар, — прошипел Тезиас. — По­сягнув на моих слуг, ты поставил себя] вне жизни… Ты знаешь, я не хотел тебя убивать. Но, как видно, Судьба распорядилась иначе: ты умрешь сейчас, а я — я рас­колдую моих монахов и по-прежнему буду править миром!

Из агатовых глаз Великой Души метнулись две чер­ные молнии» Они ударили в грудь Конана, но серебрис­тый медальон с пирамидой легко погасил их.

— Ловко! — спокойно заметил Тезиас. — Ты взял себе медальон Брахо, вор. Однако он не спасет тебя — ты, варвар, не умеешь им пользоваться. Я просто оторву тебе голову. Надеюсь, ты понимаешь, что мне не соста­вит труда это сделать.

Конан понимал. Неведомая сила уже растягивала его шею. Вот-вот затрещат кости, лопнут шейные по­звонки. Киммериец понял, что жить ему осталось всего лишь несколько мгновений. Спасения не было.

Карлик улыбнулся.

— Прощай, варвар! Ты сам лишил себй последнего шанса…

Нет, шанс еще оставался! Ну как же он мог забыть!..

— Хорошо, я умру, карла, — торопливо молвил киммериец. — Но прежде позволь передать тебе привет от старого друга… От Того-Кто-Сидит-в-Пирамиде!

— Что?! — воскликнул карлик. Неведомая сила тот­час отпустила готовую уже разорваться шею Конана.

— Что слышал! Я был в Пирамиде и разговаривал с Ним!

— Но это невозможно! — простонал Тезиас. — Ты врешь, собака, ты не был в Пирамиде! Ты видел ее толь­ко на медальоне моего магистра!

— Я был в ней, карла, — безжалостно заявил Конан. — И я видел мозг — маленький, искрящийся, все­могущий, давший тебе твою власть. В Пирамиде буше­вали неземные стихии, но я не ощущал их…

— Это правда, — беззвучно прошептал карлик. Он вдруг разом сморщился и состарился, его тщедушное тельце тряслось в странной лихорадке. Удовлетворен­ный таким эффектом своих слов, Конан продолжал:

— Мозг разговаривал со мной, карла. Теперь он иг­рает на моей стороне! Вот почему я вырвался из всех твоих ловушек!

— Что, что он сказал тебе? — еле слышно молвил Тезиас.

В ответ раздался громовой смех киммерийца.

— Он предрек мне победу над тобой, карла! «Тебя задет победа», — сказал мне мозг.

— Н-н-нет!!! — пронзительно взвизгнул карлик, и от этого визга у Конана заложило уши. — Не может быть! Он не мог так со мной поступить! Когда это было?

— Это было пару часов тому назад, карла! Сидя-щий-в-Пирамиде вдохнул в меня силы, и вот я здесь, чтобы разделаться с тобой!

Ради благого дела Конан иногда не прочь был ма­лость приврать. Главное — результат. А он был нали­цо — карлик трясся в смертельном испуге, его жуткие глаза больше не угрожали Конану, напротив, они были полны страха и отчаяния. Конан решил, что нельзя больше медлить: Оружие Слова блестяще исполнило свою роль, дело теперь за испытанным Оружием Стали. Сейчас или никогда! Он снова подхватил верный меч и бросился к карлику; их отделяли какие-то пять-семь шагов.

— Нет! Этого не может быть! — воскликнул вдруг Тезиас. — Пусть я проиграл, но я не могу умереть сей­час: у меня же впереди Вечность!..

И в момент, когда широкий меч Конана уже рвался к его тонкой шее, карлик исчез. Точно сквозь землю провалился.

Киммериец взревел, как голодный лев, от которого в последний момент уходит верная добыча. Он быстро осмотрелся. Тезиаса нигде не было. Не было на преж­нем месте и раненого Джейка; отрубленная нога сгину­ла вместе с ним. На полу валялись только несколько использованных патронов и волшебная накидка Тхут-мертари.

Конан снова облачился в накидку, и тут эмоции на­конец выплеснулись наружу. Он в отчаянии топнул ногой по каменной плите. В ответ серебристый меда­льон на его груди блеснул белой вспышкой, все вокруг поплыло перед глазами. В следующее мгновение Ко­нан уже стоял на широкой площадке перед гигантской железной плитой, открывавшей врата в цитадель кар­лика.

— Эх, вон оно как работает, — восхищенно пробор­мотал варвар. — Да это штука получше крылатых коней Пелиаса!

Снаружи доносились приглушенные голоса его воинов. Черт побери, они ведь и должны быть там, у входа в цитадель!

— Просперо! Ты слышишь меня? — гаркнул Конан.

— Конан?! Государь, это ты? — ответил знакомый голос.

Киммериец поискал глазами рычаг. Он видел, как открываются врата, и теперь это знание пригодится ему. Однако рычага нигде не было. Тогда Конан топнул ногой и воскликнул:

— Открыть ворота!

Ничего не происходило. Снаружи до него долетали нетерпеливые возгласы возбужденных воинов. Конан положил руку на медальон, снова топнул ногой и по­вторил приказ.

Плита была неподвижна. Конан в ярости выбросил меч и возложил на медальон обе руки — он видел, так делал Брахо. По-прежнему ничего не происходило. Он топал ногами и не топал ногами, так и сяк вертел этот распроклятый медальон, но плита, казалось, намертво застряла, преграждая дорогу в замок.

— Проклятие, да откроешься ты или нет?! Постой, а если пароль? Ну конечно, пароль!

А какой еще мог быть пароль в цитадели воскресше­го Бога?! Конан возложил обе руки на медальон и, не раздумывая, воскликнул: — Великая Душа!

Неправдоподобно быстро для такой многотонной махины плита отъехала вправо. Десятки воинов тотчас хлынули в огромный проем, обтекая своего короля.

— Что случилось, государь? — кричал Просперо. — Ты велел нам ждать до утра! Но еще даже не наступил рассвет!

— Забудь об этом, Просперо! — заорал Конан. — То был не я, а демон в моем обличье, посланный гнусным карликом!

— Мы так и поняли! — с сознанием собственной значимости воскликнул полководец. — Тот человек не был похож на тебя, Душою, я хочу сказать! Он приказал послать гонцов в Тарантию, но я сделал наоборот: мы всю ночь бодрствовали у этой треклятой плиты!

— Ты молодец, Просперо! А теперь слушайте меня, псы! Я прикончил зловещих слуг карлика, но ему само­му и той свинье, что приняла мой облик, удалось уйти. Ищите их и, если найдете, убейте! Хватит ста человек; остальные пусть дежурят снаружи — может статься, карлик и его подручный удумают бежать!

— Но как мы отличим этого ублюдка от тебя?

— Видите этот медальон? У него такого нет! Да, и еще: здесь есть такой старикашка, похожий на чародея Пелиаса. Он нам друг; если карлик или та скотина по­пытаются убить этого старика, защитите его! Вперед, псы, и покажите мне, что вы не зря едите казенный хлеб!

Когда сотня разведчиков рассредоточилась по кори­дорам горного дворца, Конан расставил внешнюю ох­рану. Едва он закончил эту работу, с вершины скалы-цитадели послышался оглушительный грохот.


Глава девятнадцатая АНГЕЛ СМЕРТИ ВЗМЫВАЕТ В НЕБО

— Пе понимаю, почему мы должны бежать?! — орал взбешенный Джейк Митчелл, гоняя по рабочему каби­нету Тезиаса.

Сам карлик рылся в своем письменном столе. Ко­жаная сумка, в которую он складывал ученые принад­лежности, была почти полна. Оторвавшись от нее, Те-зиас пристально посмотрел на американца.

— Благодари судьбу и меня за то, что остался жив! Если бы он отрубил тебе голову, я не смог бы приделать ее так, как приделал обратно твою ногу!

Осунувшееся, с огромным землистым лбом и ги­гантскими агатовыми глазами, лицо карлика было ужасно. Казалось, оно могло напугать даже мертвеца. Но Джейк, подскочив к столу, только повторил, еще более настойчиво:

— Почему мы должны бежать, Тезиас?! Разве ты не можешь стереть в порошок этого Конана и всю его банду?! Ты победил, дурья твоя башка, а не они!

— Уймись, идиот! — зашипел карлик, — А не то я смоюсь один! Мне это нетрудно сделать, ведь я — Бог! А тебя растерзают варвары! Что ты вообще понимаешь, человек из Будущего?! Ты ведь слышал: победа ждет Конана на этот раз! Я должен отступить…

— Значит, ты бежишь из-за того, что тебе наболтала эта каналья?!

— Он только передал мне пророчество. Тот-Кто-Сидит-в-Пирамиде предрек мне поражение!

— Так ты, оказывается, астрологам веришь, мать твою, засраный Бог!

— Последний раз говорю: уймись, болван! — с вы­ражением проговорил Тезиас. — Сидящий-в-Пирамиде — не астролог, а величайшая сила на всей планете! Всегда бывает так, как он сказал!

В этот момент в кабинет ворвался Просперо, а с ним — двое вооруженных мечами воинов-богатырей.

— Вот они! Я нашел их! — что есть мочи заорал Просперо.

Джейк выхватил браунинг; тот был снова заряжен.

— Ну-ка, канальи, посмотрим, берут ли вас пули!

— Нет! — воскликнул Тезиас. — Великая Душа не сражается со смертными! Бежим!

Карлик и двойник растворились в воздухе прямо перед носом аквилонского генерала.

Они возникли в зале-амфитеатре рядом с «Черным коршуном».

— Бежим на вертолете, — приказал Тезиас. — Мне не хочется терять эту машину!

— Я тебе потеряю! — взревел Джейк. — Я тебя само­го скорее прикончу, чем потеряю мой вертолет!

— Чье это тело там, у стены? — вопросил карлик.

— Это док, каналья. Я вынужден был пристрелить его.

Маленькие ручки Великой Души вцепились в ткань королевского платья, в которое все еще был облачен Джейк.

— Как ты посмел поднять руку на ученого, него-I дяй?! Фонтанелли был моим гостем, и только я имел | право распоряжаться его жизнью!

— Да?! — оскалился американец. — Он хотел подорвать «Черного коршуна», да и весь твой дворец вместе с ним! Видишь эти шашки? Они взрываются, между прочим! Кроме того, он стрелял первым!

— Хорошо, как он умер?

— Я прикончил его выстрелом в живот.

— Тогда мы возьмем его с собой. Я оживлю дока — его знания пригодятся мне для дальнейших опытов.

— Ты не возьмешь его с собой! Вертолет-то одно­местный! Слава Богу, ты еще карлик, кое-как влезешь: у меня есть запасное место — там обычно стоит мой рюкзак. А док — он дылда, не поместится.

Тезиас, вдруг стиснув голову руками, упал около вертолета. Глаза его закатились, в них застыло выраже­ние непереносимой боли.

Джейк с изумлением глядел на него: таким карлика он еще не видел.

— Что с тобой, Великая Душа? Давай, лезь в верто­лет — я уже слышу, как топают сапоги по лестнице. Скоро воины Конана будут здесь! Ну же, Тезиас!

— Болезнь Разума… Я знал, что она вернется, — од­ними губами прошептал вмиг посиневший карлик.

Искушение прикончить карлика прямо сейчас, а затем, забравшись в вертолет, показать местным дика­рям, кто здесь отныне хозяин, завладело Джейком. Зачем ему этот карлик? Он и сам завоюет мир с помо­щью «Черного коршуна»! А если нет? Он же не может сидеть в вертолете всю жизнь! Да, внутри боевой маши­ны он король небес, но что с ним будет, когда он вый­дет?! Джейк вспомнил адских тварей, вызванных сти­гийской ведьмой, и ужаснулся: одна такая бестия вмиг разорвет его на части! А карлик справился с ними со всеми! Пожалуй, стоит спасти этого коротышку…

Легко подхватив Лезиаса, Джейк посадил его рядом с креслом пилота. А затем прыгнул в вертолет и сам» За­крепив себя и Тезиаса ремнями, он включил бортовой компьютер.

— «Черный коршун» приветствует тебя на борту, хо­зяин, — произнес негромкий металлический голос.

— Спасибо, — пробормотал карлик.

— Это он мне говорит: «хозяин», — разозлился американец. — Здесь хозяин я, а ты пассажир, мать твою!.. Ну, как взлетать будем? Вокруг одни камни!

— Надо, чтоб стена исчезла, — едва слышно про­шептал Тезиас; приступ Болезни Разума все еще про­должался, и Великая Душа изо всех сил старался побо­роть его — пока тщетно.

— Ну, мать твою, засранец, так убери ее, стену-то! Ты же горазд на такие фокусы!

— Не могу, о. Сейчас… не могу. Мне плохо .л

— А ну тебя в печенку со всеми твоими фокусами! — взорвался Джейк. — Без тебя справлюсь! А ты смотри и учись, воскресший Бог!

Американец уверенно нажимал какие-то кнопки. Машина затряслась, гигантские спаренные винты при­шли в движение, быстро набирая обороты. Воздух в пе­щере тоже закружился, гонимый лопастями винтов. А Джейк продолжал нажимать клавиши; Тезиас не по­нимал, что и зачем он делает.

Внезапно из клювоподобного носа металлической птицы вырвался тонкий малиновый луч. Он ударил на стену перед собой, затем пополз по камню снизу вверх. Древний камень шипел и дымился. Лазерный луч до­шел до потолка, прожигая многометровую стену, затем двинулся по потолку параллельно поверхности. В тече­ние трех минут луч вырезал кусок скалы величиною с трехэтажный дом.

— Сейчас эта глыба свалится вниз, а мы выпорхнем отсюда, точно ласточка из гнезда; мой ангел смерти по­корит здешнее небо! — самодовольно заявил Джейк.

Луч закончил свою работу, но гигантская глыба не падала. Зато на экране монитора показались люди, бе­гущие к вертолету со стороны лестницы. В руках их были факелы.

— Вниманию пилота! Уровень опасности четыре. Есть вероятность поджога динамитных шашек. Ваш приказ, хозяин? — произнес металлический голос.

— Мой приказ: уничтожить чужаков! — гаркнул Митчелл.

Заговорили сразу три пулемета. Смертельное железо подкосило людей с факелами: они не успели преодо­леть каких-то двадцать шагов до вертолета.

— Ха-ха! Вот так-то! — радостно оскалился амери­канец. — А теперь прикончим глыбу!

Из клюва «Черного коршуна» ударила танковая пушка. Глыба зашаталась. Джейк выстрелил еще и еще. Наконец гигантский обломок скалы сорвался вниз. В образовавшийся проем хлынула предрассветная мгла.

— А сейчас включим иллюминацию!

Мощные прожекторы расположены на «Черном коршуне» с четырех сторон. Они одновременно вклю­чились, и даже Тезиас зажмурился от их яркого света.

— Ну что, делаем ноги? — перекрикивая шум вин­тов, вопросил Джейк. Тезиас молча кивнул.

Взревели реактивные моторы, прикрепленные на крыльях «Черного коршуна». Машина покатилась по каменному полу. Достигнув края, Джейк решительно нажал на какой-то рычаг. Содрогнувшись, железная птица взмыла в ночное небо.

— Куда полетим-то?

— На восток, — прошептал Тезиас,

— На восток так на восток! Но сначала нужно оста­вить о себе кое-какую память! Прощальный подарок туземцам, так сказать! Чтоб остаться в легендах!

Джейк зловеще расхохотался. Лучи прожекторов ощупывали землю. Внизу мельтешились люди. Открыв рты, они с ужасом взирали на небо; некоторые уже пали ниц, закрыв лицо руками.

— Ну, поглядим, боитесь ли вы щекотки?!

Вослед прожекторам ударили все восемь пулеметов и гранатомет. На земле начался сущий ад: люди падали, убитые и раненые, но управляемые компьютером ство­лы находили и добивали раненых. От взрывов гранат человеческие тела разлетались на части. Крошился ка­мень, дыбилась земля. Казалось, стонали сами Карпашские горы. А в небе, сидя внутри «Черного коршу­на», неудержимо хохотал челчэвек, как две капли воды похожий на аквилонского короля Конана…

С вершины скалы-цитадели доносился грохот, со­провождаемый глухими взрывами. Гора дрожала. Пер­вые, еще совсем робкие лучи начинающего свой дневной бег солнца скудно освещали пики Карпашских гор. В их неясном свете Конан увидел, как с самой вершины цитадели летит вниз гигантская каменная глыба. От­толкнувшись от соседней горы, глыба, сотрясая все во­круг себя, ухнула в пропасть с задней стороны замка.

Сначала из образовавшегося дупла вырвался свет — слишком яркий даже для солнечного дня. Затем вы­порхнуло Нечто — огромное, гремящее, черное даже в предрассветной мгле. Из четырех, расположенных по бокам, глазниц Его хлестали потоки ослепительного света. Быстро облетев цитадель, Оно зависло над пло­щадкой, где находились Конан и его воины. Оно было настолько ужасным, настолько непохожим на все ви­денное людьми ранее, что даже у Конана на голове встали дыбом волосы. Ошеломленный, он не сразу со­образил, что делать, — даже тогда, когда Чудище, летая над его войском, стало плеваться кусочками убивающе­го металла.

— Все в крепость! — оправившись от ужаса и изум­ления, наконец заорал Конан, но его запоздалый при­каз сумели исполнить немногие: Чудище косило во­инов, как серп свежую пшеницу.

Хорошо еще, Оно не ворвалось за ними в замок, продолжая лишь добивать тех, кто оставался снаружи. Конан, возложив обе руки на серебристый медальон Брахо, топнул ногой со словами:

— Я хочу быть на вершине цитадели!

Спустя миг он оказался в зале-амфитеатре. Возму­щенный воздух еще водил свой бешеный хоровод. Сквозь зияющее дупло киммериец отчетливо видел Чу­дище. Голос, слабый и стонущий, позвал его:

— Конан! Конан! Подойди ко мне…

В неглубокой нише в луже свежей крови лежал Лу­иджи Фонтанелли. Конан, подбежав, приподнял его. Лицо старика было бледно, но в глазах плясал пламень неукротимого действия.

— Друг Луиджи! Что с тобой? — воскликнул Конан.— Погоди, я сейчас вытащу тебя отсюда!

— Нет! — запротестовал док. — Есть дело поважнее, и только ты в силах совершить его… Видишь эту ма­шину?

— Это Чудище? Еще бы! Глазам своим не поверил: чтобы адские создания были такими могучими и ужас­ными!..

— Его называют «Черный коршун», и оно создава­лось мною, — в голосе умирающего послышались го­рестные нотки. — Внутри этой машины — твои враги, Тезиас и Джейк. Ты должен уничтожить их, иначе твой мир погибнет!

— Но как?! — вскричал киммериец.

— Возьми это, — док протянул Конану узкую сереб­ристую трубку с закругленным вниз концом. — И по­слушай меня, Конан! Это лазерный бластер. Он стреля­ет лучами смерти. Однако даже он не пробьет броню этой могучей машины…

— Проклятие! Они уйдут!

— Не перебивай меня, Конан, у меня очень мало времени. И у тебя тоже. В корпусе вертолета есть толь­ко одно незащищенное место — на левом боку. Уста­навливая свою Машину Времени, я должен был снять оттуда часть брони. Это место помечено белым тре­угольником. Ты должен попасть в этот треугольник из лазерного бластера. Тогда они взорвутся и погибнут все: Тезиас, Джейк и эта ужасная машина.

— Как стреляет эта штуковина? — нетерпеливо во­просил киммериец, вертя в руках бластер.

— Ты должен нацелиться, а потом нажать спуско­вой крючок — вот здесь. Подожди, Конан! Еще одно: ты должен попасть в белый треугольник с первого раза, иначе бортовой компьютер обнаружит и уничтожит тебя… Торопись же!..

Конан не понял и половины из рассказа профессо­ра. Но он осознал главное: несущее смерть летающее Чудище таит в своем чреве его злейших врагов, и унич­тожить это Чудище можно, лишь один раз выстрелив лучом смерти из серебристой трубки

Варвар подбежал к самому краю зияющей дыры. «Черный коршун» летал чуть выше уровня скалы, рас­плескивая свои смертоносные стрелы на тела его, Конана, подданных. Он должен был совершить невоз­можное: с первого раза, ночью, попасть в быстро дви­жущуюся летающую цель, и не вообще попасть, а именно в находящийся на левом боку Чудища белый тре­угольник, стреляя из оружия, которое ни он, ни кто-либо другой из жителей его родного мира, ни разу ранее не держал в руках…

Конан сосредоточился, как мог сосредоточиваться только он один в мгновения решающих схваток. Он призвал весь свой опыт, все свои умения, всю силу своих чувств. Он воззвал одновременно ко всем богам, добрым и злым, человечным и жестоким, поминаемым и забытым, — ибо не было в Хайбории Бога, который не желал бы в этот миг того же, чего желал и он, Конан. Он выложил всего себя — и решительно нажал на спус­ковой крючок. Из трубки вырвался тончайший мали­новый луч; луч лег в точности на белый треугольник «а левом боку Чудища. Это был лучший и самый меткий выстрел в жизни варвара…

Но, к ужасу его, Чудище не взорвалось, как то пред­сказывал старик. «Черный коршун» оказался много сильнее, чем думал о нем его создатель. Жуткая маши­на смерти задрожала, но выстояла. Быстро развернув­шись носом к человеку, «Черный коршун» плюнул в него потоком бушующего пламени.

У киммерийца оставались лишь доли секунды для того, чтобы, отчаянно взвыв, прыгнуть вниз с вершины скалы-цитадели. Уже падая, он услышал чудовищный, невозможной силы взрыв, прогремевший там, где он только что стоял…

Джейку доставляло истинное наслаждение наблю­дать, как падали, сраженные смертоносными ливнями металла, глупые людишки с мечами и пиками. Казалось, это невиданное зрелище завораживало и Тезиаса.

— Гляди, Великая Душа, кто король небес! — тор­жествующе вопил двойник Конана.

Внезапно вертолет вздрогнул. Прозвучала сирена, а на фоне ее — бесстрастный металлический голос:

— Уровень опасности девять. Разрушена система подачи топлива. Идет идентификация объекта, произ­ведшего выстрел…

На мониторе появилось изображение Конана с ла­зерным бластером в руке.

— Каналья! Опять он!!! — потрясение вскричал Джейк.

— Уровень опасности возрастает, — продолжал компьютер. — После уничтожения объекта будет про­изведена принудительная посадка машины…

— Нет!!! Я сам прикончу этого гада!

Круто развернув вертолет лицом к скале, Джейк нажал на кнопку огнемета. Огромный столб огня мет­нулся к горе. Раздался ужасный взрыв — это пламя, во­рвавшееся в зал-амфитеатр снаружи, привело в дейст­вие динамитные шашки, разложенные Фонтанелли для подрыва своего детища. Всю вершину гигантской ска­лы снесло, как будто ее и не было. Зала-амфитеатра больше не существовало. Колоссальные обломки раз­летались во все стороны; некоторые забарабанили по корпусу вертолета.. Машина дрожала, вот-вот готовая свалиться вниз. Сирена, не умолкая ни на мгновение, вопила непереносимо.

— Уровень опасности десять. Топливо не поступает. Вероятность падения на скалы составляет сто процен­тов. Посадка исключается. Пилоту приготовиться к ка­тапультированию, — безжалостно сообщал компьютер.

— Что ты наделал! Что ты наделал! — причитал Те-зиас.

— Я теряю «Черного коршуна», — еле слышно, точно не в силах в это поверить, простонал Джейк.

Неуязвимый ангел смерти по косой траектории медленно, но неумолимо сваливался на скалы. «Здесь даже некуда катапультироваться», — успел подумать Джейк.

— Как летает эта машина? — вдруг услышал он тре­бовательный голос Тезиаса.

— Что значит «как летает»? —* бессмысленно-равно­душно повторил американец. Они вдребезги разобьют­ся через минуту, а этот коротышка интересуется, «как летает»!

— Я спрашиваю: почему эта машина держится в воздухе? — уверенно повторил Тезиас. — Каков основ­ной принцип полета?

— Винты вверху крутятся, вот он и летает! — с над­рывом вскричал Джейк. Скалы неумолимо приближа­лись. — Куда же, мать вашу, катапультироваться?!

Краем глаза он заметил, как Тезиас, закрыв глаза, откинулся назад на своем сиденье. Он что, уже умер?! Джейк успел еще позавидовать легкой и безболезнен­ной смерти карлика, как металлический голос сооб­щил:

— Подключен неизвестный источник энергии. Ра­ботоспособность системы восстановлена. Уровень опасности ноль.

Американец вновь услышал приятный шум набира­ющих обороты лопастей. Вертолет, петляямежду ска­лами, медленно, но верно набирал высоту» Тезиас от­крыл глаза. На изможденном лице его светилась блаженная улыбка.

— Мы спасены… Не могу в это поверить, — сму­щенно пробормотал Джейк. — А чего это он там болтал про «неизвестный источник энергии»?..

Тезиас широко улыбнулся. Он победил Болезнь Ра­зума и спас себя, своего незадачливого гостя и этого прекрасного ангела смерти.

— Твой компьютер еще слишком глуп, американец,— устало молвил карлик. — Он и не ведает, как много не­использованной силы витает вокруг нас! Возьми ее, эту силу, и ты — Бог! Но сие умеют немногие…

Чудеса на этом не закончились. На боковом мони­торе появилось изображение вертолета, в точности та­кого же, как и «Черный коршун». Еще через секунду этот второй вертолет на полной скорости врезался в гору. Раздался колоссальный взрыв, вверх взметнулся грандиозный столб огня и дыма. Горы затрепетали, с некоторых пиков покатились лавины.

— Я, наверное, сошел с ума, — скороговоркой про­изнес Джейк. — Откуда здесь второй вертолет?! Второго такого и в моем-то мире не было! Но он разбился, мать его в печенку!

Тезиас улыбнулся еще шире — сейчас он был как будто на вершине блаженства.

— Это очень хорошо, что ты так думаешь, Джейк. Остается надеяться, что так же думает и Конан.

— Конан?! Я же спалил его, гада!

Великая Душа укоризненно покачал головой.

— Плохо ты знаешь Конана, Гость из Будущего! Он не из тех, кто гибнет в огне. Я верю в своего варвара, Джейк!.. Хотел бы я знать, верит ли он в меня так, как верю в него я?!


ЭПИЛОГ



Конан падал вниз с самой вершины скалы-цитаде­ли. Вослед летели, догоняя его, древние камни, разбу­женные чудовищным взрывом. Он неминуемо должен был разбиться. Но киммериец и в полете не утратил присущего ему самообладания. С ним все еще была волшебная накидка Тхутмертари — он использовал ее в качестве парашюта. Идея оказалась удачной: он мягко опустился на землю. Кром знает, из какого материала была сделана эта чудесная накидка, но ни один камень так и не продырявил ее!

Камнепад закончился. Все обозримое пространство вокруг было усеяно обломками скалы. Из цитадели вы­бегали люди — те немногие, кто остался в живых. А чуть поодаль, за пропастью, ревело, сваливаясь на скалы, невиданное Чудище из Чужого Мира. Вот Оно соприкоснулось с горой, раздался взрыв, огонь прыг­нул до самых небес, от грохота, казалось, вот-вот лоп­нут барабанные перепонки. Земля затрепетала, люди вновь попадали на камни. Когда грохот стих, все увиде­ли густой черный дым, валящий с места падения Чу­дища.

— Ура! Оно погибло! — кричал радостный Проспе­ро^— Это Чудище погибло! Этот ужасный механичес­кий демон, изрыгающий снаряды и плюющийся огнем! Его больше нет! Ты убил его, государь! Ура Конану, ко­ролю Аквилонскому!

— Хвала богам, их тоже больше нет, — вытирая пот со лба, заявил Конан. Воины обступили его.

— Что ты хочешь этим сказать, государь?

— В чреве этого демона прятались наши враги — карлик Тезиас и мой двойник по имени Джейк. Они погибли вместе с Чудищем.

— Так значит, Великой Души больше нет? — разда­лись взволнованные голоса.

— Да, ребята, мы победили, как и было предсказа­но! — сказал Конан. — Мы избавили мир от этого мон­стра, и он больше не будет угрожать нашим душам!

— Слава Конану! Слава! Слава! Слава! — хором вскричали воины.

Двое рыцарей приблизились к королю, неся на вы­тянутых руках огромный голубой фолиант.

— Мы решили захватить эту книгу, государь. Конан хитро посмотрел на них.

— Вы правильно поступили, ребята! Хотя карлик и его слуги мертвы, что-то мне не хочется, чтобы к Книге Судеб тянулись алчущие власти руки! Я сумею спрятать ее так, что Книгу не отыщет и сам Сет!

— Погляди и сюда, государь, — сказал Просперо. — Я нашел ее в кабинете карлика.

В ладони благородного Просперо чернела изящная шкатулка. Конан взял ее.

— Постой, мой король! Не открывай — а вдруг это ловушка?! — предостерегающе воскликнул генерал.

— А ну к дьяволу все эти колдовские штучки; я сыт ими по горло, — просто заявил киммериец. — Не к лицу мужчине пугаться каждого шороха. Открою, и все!

И он открыл шкатулку. Внутри были две другие шкатулки меньшего размера, на обеих было написано: «Победителю».

— Что еще за шутки? — встревоженно произнес Ко­нан, но одну шкатулку открыл.

В ней находилась небольшая глиняная табличка. На внешней стороне таблички было начертано: «Если по­беду одержу я». А на тыльной стороне — всего два слова: «Не обольщайся».

— Пижон, — заметил Конан. — А что же во второй шкатулке? Открой-ка, Просперо!

Генерал вынул из второй шкатулки такую же глиня­ную табличку.

— «Если победу одержит Конан», — прочитал Про­сперо надпись на внешней стороне.

Бледнея, Конан выхватил у него табличку. На тыль­ной стороне белела надпись:

— «Не обольщайся».

Воцарилась тишина. Немую сцену разрушил чей-то дрожащий голос:

— Он написал: «не обольщайся» на обеих таблич­ках…

Конан же, задрав голову, неподвижно взирал на чистое, наливающееся голубизной нового дня небо. По суровому лицу его гуляли желваки.

— Как думаешь, государь, ОН вернется? — взволно­ванно проронил Просперо.

Не гладя на него, Конан печально заметил:

— Даже боги не знают, что придет в голову этой ма­ленькой скотине.

Подумав, киммериец добавил:

— Но я бы на его месте обязательно вернулся!

…А где-то в невидимой дали, все более ускользая на восток, неслась над Карпатскими пиками удивитель­ная винтокрылая птица. Навстречу ей занимался рас­свет, вставало солнце, оживала после ночи земля — это Огни Будущего продолжали свой неостановимый бег…

…Конан не ошибся: Великая Душа вернется, чтобы продолжить битву за власть над Хайборийским миром. В следующих книгах сериала Вы станете свидетелями захватывающей борьбы Тезиаса, Синих Монахов и на­емников, призванных Великой Душой из Далекого Бу­дущего, с объединенными силами Света и Тьмы. Вы встретитесь со знакомыми уже героями: самодержцами Конаном и Тараском, прекрасной королевой Зенобией, хитрым волшебником Пелиасом, благородным графом Троцеро, храбрыми генералами Просперо и Палланти-дом. Снова предстанут перед Вами и черные маги мрач­ной Стигии: верховный жрец Бога-Змея Сета Тот-Амон и жестокая принцесса-жрица Тхугмертари. Схватка на­ходится в самом разгаре, когда внезапно открывается страшная тайна; привычная расстановка сил рушится, мир оказывается на краю гибели, но мужество, отвага и ум бесстрашного киммерийца, как всегда, спасают по­ложение…


Оглавление

  • ПРОЛОГ
  • ОГНИ БУДУЩЕГО
  • Глава первая Месть и Вероломство
  • Глава вторая ЗАКЛЯТИЕ СИНИХ МОНАХОВ
  • Глава третья ЧЕРНАЯ ЖЕМЧУЖИНА СЕТА
  • Глава четвертая Снова Книга Судеб
  • Глава пятая УМРИ, ТИРАН!
  • Глава шестая КОНАНА ВЗЯТЬ ЖИВЫМ!
  • Глава седьмая БЕЗГОЛОВЫЕ БЕСТИИ
  • Глава восьмая СЛУГА СУДЬБЫ
  • Глава девятая «Я ОТПРАВЛЮ КОНАНА Б БУДУЩЕЕ»
  • Глава десятая УРАГАН БРЕМЕНИ
  • Глава одиннадцатая КОВАРНОЕ ЗАКЛИНАНИЕ
  • Глава двенадцатая ПЕРЕКЛИЧКА МИРОВ
  • Глава тринадцатая НАПАДЕНИЕ ГИПНОТИЧЕСКИХ КАРЛИКОВ
  • Глава четырнадцатая ПОДАРОК К ЮБИЛЕЮ ПРОФЕССОРА
  • Глава пятнадцатая УБИЙСТВЕННЫЙ ВЗОР МИРАЖА
  • Глава шестнадцатая УЗНИК ГОРНОЙ ЦИТАДЕЛИ
  • Глава семнадцатая ГРОХОТ Б НОЧИ
  • Глава восемнадцатая ВОЛШЕБСТВО СТАЛИ
  • Глава девятнадцатая АНГЕЛ СМЕРТИ ВЗМЫВАЕТ В НЕБО
  • ЭПИЛОГ