Как звери [Виолен Беро] (fb2) читать онлайн

Виолен Беро Как звери

Comme des bêtes

Violaine Bérot

Перевела с французского Мария Пшеничникова

Дизайн обложки Ульяны Агбан

© Violaine Bérot, 2021. First published by Buchet/Chastel, Libella, Paris, 2021. This edition is published by arrangement with Violaine Bérot in conjunction with her duly appointed agent Books And More Agency #BAM, Paris, France. All rights reserved

© Пшеничникова М. С., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Поляндрия Ноу Эйдж», 2023

* * *

Замысел этого романа зародился три года назад и вызревал в разных местах и в конце концов стал частью проекта, посвященного теме эволюции нашего общества, над которым я продолжаю работу по сей день.

За поддержку в этой долгой работе я благодарю:

регион Бургундия — Франш-Конте и горные луга Сапо-Леже;

фонд Жан-Микальски;

фонд Трей;

виллу ла Брюжер;

Национальный центр книги.

* * *

С начала времен

мы

феи.

С начала времен

мы парим над нижним миром

и наблюдаем за его жизнью.

Мы

феи

спрятавшись в пещере

под отвесной скалой

с интересом

тайком

наблюдаем.

Мы

феи

можем многое рассказать

о нижнем мире.

1

Он учился в моем классе. Лет двадцать назад. Там были ученики разных способностей. В начальной школе.

Он был действительно громадный. Необычайно высокий для своего возраста. Как мне кажется, даже выше собственной матери. Но я могу ошибаться. Он производил такое впечатление. Для ребенка своих лет он выглядел довольно крепким. Квадратные плечи. Очень широкий. Но главное — да, я повторяюсь, — он был действительно огромный.

Нет, он не окончил начальную школу. Там — как бы выразиться? — все прошло не очень гладко. И не из-за мальчика, нет, с ним как раз все было просто. Из-за матери. Она не согласилась. Отказалась от всего, что предлагали: от адаптированной программы, от того, как поступают обычно в таких случаях. Она оказалась непреклонной — и слышать ничего не хотела. С того момента он больше не приходил. И в моем классе не учился.

Нет, он не любил школу, хотя я вряд ли могу об этом судить. Скажу так: он боялся остальных детей. Думаю, меня тоже. Это лишь моя точка зрения, но он вправду опасался всего, и это было видно по его реакциям. Я усадила его одного за последнюю парту. Одиночество имело для него огромное значение. Остальные ученики тоже это заметили. К мальчику не подходили, уважали его уединение. Даже я обращалась к нему как можно меньше. Оставить его одного за последней партой, не обращать внимания — то есть делать вид, что не обращаем внимания, — оказалось проще всего. Иногда о нем на самом деле можно было забыть. Ни звука, ни слова. Он никогда не разговаривал. Думаю, от рождения. Хотя мы вообще мало что о нем знали. Очень странно: стоило только к нему подойти, он начинал рычать. Словно пес — простите, ужасно так говорить, но действительно было похоже. Мы подходили, а он рычал. Тогда мы оставляли его в покое. Чтобы он успокоился. Конечно, из инстинкта самосохранения тоже. Мы пятились, словно перед нами была собака — увы, по-другому не скажешь, но у меня и правда сложилось такое впечатление. Как только от него отходили, он успокаивался, словно нуждался в безопасном периметре. Эту границу нельзя было пересекать. Если к нему подходили слишком близко, он принимал присутствие за вторжение. За провокацию.

Я не знаю, понимал ли он. Представления не имею. Мне так и не удалось выяснить. Думаю, толку от того, что он сидел один за последней партой, не было никакого. Казалось, будто я его бросила. В специализированной школе ему бы помогли. Научили бы большему. Ну, я так думаю. В классе, полном других учеников, и с программой, которой нужно следовать, у меня не было выбора — по крайней мере, мне так казалось, я не знаю. Я могу ошибаться.

Да, я пыталась связаться с его матерью. Продолжить разговор. Я хотела, чтобы он вернулся в школу. Старалась. Но они жили не в деревне. Гораздо дальше. В нескольких километрах от Урдуша. Если мне не изменяет память, у них не было телефона. Мать не отвечала на письма. Директор школы тоже пытался — напрасно. С ними невозможно связаться.

Чтобы у него появился ребенок? О нет, этого я представить себе не могу. Нет, немыслимо, по крайней мере у меня в голове не укладывается. С кем он заведет ребенка? Хорошо, предположим. Допустим, что, понятия не имею как, от него забеременела женщина. Куда она делась потом? Где была всю беременность? Где ее искать теперь? Нет, не могу его представить в роли отца.

Что он нашел, приютил или забрал, уж не знаю, как выразиться, что оказался с ребенком и позаботился о нем — этот вариант мне тоже кажется невероятным. Он ничем не интересовался. Мне никогда не удавалось привлечь его внимание. Никогда. Не верю слухам, будто он растил эту девочку. Нет. Такие истории только в сказках бывают. И то в сказках если тролль заинтересовался ребенком — это плохой знак.

Надо было вмешаться. Самое разумное решение. Скоро мы узнаем, кто эта девочка, откуда и что она делала там, наверху. Их жизнь всегда была окутана тайной. Мы никогда их не понимали. С того дня, как он забросил школу — а я вам говорю, это было больше двадцати лет назад, — его больше никто не видел.

Да, я слышала, что этот месье наладил с ними связь за долгие годы. Он говорит, что Медведь — а именно так его прозвали местные — помогает лечить животных. Не верю. Мое мнение: приезд телевизионщиков будоражит воображение кое-кого из жителей. Тут же появляются захватывающие сюжеты о себе любимом, которые можно рассказать в микрофон, чтобы попасть в телевизор. Нет, поверьте, тут много неувязок. Парень, которого все называют Медведем, всегда был не в себе. Умственное расстройство превратило его в социофоба. Его мать совершила огромную ошибку, не доверив ребенка квалифицированным терапевтам, и упустила момент, когда я ей советовала. Далеко ходить не надо. Что же касается девочки, посмотрим. Доверимся правосудию.

По моему мнению, именно от матери — ее зовут Мариэтта — мы узнаем конец истории. Уверена, у нее есть всему объяснение. Надо лишь подобрать нужные слова. Она упрямая — я-то знаю. Думаю, именно она ключ к разгадке. Не Медведь. Он не способен увиливать и выдумывать. К тому же вдруг это вообще ее дочь? Сколько лет этой женщине? Не новость, что рожают в наше время гораздо позже, не правда ли? Одно могу сказать — и даже утверждать: эта женщина уже наломала дров с первым сыном. Так вот, оставить ей второго ребенка, да еще и в компании старшего, который может быть жестоким, вы сами в этом убедились, будет еще бо́льшим преступлением, чем забрать у нее детей. Вот что я думаю. С этой маленькой девочкой она опять повела себя неразумно, даже не зарегистрировала нигде, а это в наше время и в нашей стране вообще невозможно представить. Думаю, Мариэтта, как и ее сын, серьезно больна на голову. Ей нужна помощь. Я не считаю, что она способна достойно воспитать ребенка, — еще раз поясню, это лишь мое мнение, но вот оно такое.

Нет, честно, я не ожидала подобного поворота событий, хотя всегда знала, что за ними нужно приглядывать. В гневе он был страшен, это точно. Я могу упрекнуть себя лишь в том, что тогда не настояла на своем, что слова разума не дошли до матери, что я сама не поднялась к ним туда и не убеждала столько, сколько потребуется. За ним надо было присматривать. Это правда. А мы не стали — и вот к чему это привело. Не могу простить себя за то, что не настояла тогда.

То есть вы действительно полагаете, будто он сам ее растил, опекал и защищал? Он? Честное слово, не могу с вами согласиться. Такая версия мне кажется крайне неправдоподобной. По-моему, он вообще не способен на добрый поступок.

Да, конечно, девочка пышет здоровьем. Но как она справится с психологической травмой? За шесть лет подобной жизни с Медведем и этой Мариэттой она чему-то научилась? Разве что имитируя, уподобляясь этому бедняге и потерянной женщине. Дикая и асоциальная. Будет, как и они, отказываться от любого контакта с людьми. Думаю, она в панике, ей страшно и не терпится вернуться наверх, как и этим двоим. Если бы Мариэтта послушала меня, такого никогда бы не случилось. Но она не слушала, несмотря на все мои старания. Как теперь этой девочке прийти в себя? Каково ей после таких первых лет жизни? А ведь всего лишь надо было пристроить его в специальное заведение, как я тогда и предлагала.

Мы

феи

знаем.

Некоторые

в нижнем мире

в этом нижнем мире

живут в го́ре.

Несчастные

великаны.

А на полпути

между нижним миром

и нами

на полпути

великаны.

Полулюди

полуфеи

в нижнем мире

заблудшие

великаны.

2

Мы с ним примерно одного возраста. Да, учились в одном классе в Урдуше.

В школе его прозвали Медведем. Думаю, поначалу потому, что у него не было отца. Вы не местные, поэтому не знаете, но так принято в нашей долине. Дети без отца — это отпрыски медведей, так сложилось. А когда мы были маленькие, такое прозвище еще объясняло его силу и широкие лапы. К тому же он не разговаривал — только рычал. Короче, Медведь — самая очевидная для него кличка.

Помню, мы до смерти его боялись. Избегали как могли, особенно когда он оставался один. В то же время нас ужасно к нему тянуло. Каждую перемену мы строили планы: собирались группами, прятались, а потом окружали его. Он пугался, оказавшись среди детей. Мы смотрели, как он суетился. Часто, запаниковав, он писался — или того хуже. Мы громко смеялись, а он пользовался моментом, чтобы убежать. Пугать его стало забавой: поймать Медведя так, чтобы он за нами не погнался. На какие только уловки мы не шли. Глупые жестокие дети. Мы вели себя отвратительно.

Что-то еще вспомнить о нем? Да, конечно, могу. Например, один раз на уроке мадам Лафон рассказывала нам о медвежьих — вот именно это слово, «медвежьи», крепко засело у меня на подкорке. Она рассказывала об их повадках, питании, много еще чего, но мы все это уже знали, поскольку в краях водятся медведи, дома в кругу семьи о них говорили. Мы привыкли, что наш Медведь все время молчит на уроках, но тут у него что-то щелкнуло в голове, когда мы обсуждали тему, и он вдруг поднялся с места и подошел к доске. Такого никогда не было. Он взобрался на кафедру и изобразил зверя. Прямо как на картинках, которые показывала учительница. Тут мы все замерли. Даже мадам Лафон потребовалось время, прежде чем как-то отреагировать и отправить его на место. Я часто об этом вспоминаю. Спрашиваю себя: а не насмехался ли он над нами? Вдруг он решил выкинуть что-то поинтереснее, чем все его мучители? Не изображал ли он медведя в знак издевательства над нашей глупостью, чтобы мы вправду поверили, будто он зверь? Чем больше я об этом размышляю, тем сильнее верю, что самым глупым в нашем классе был далеко не тот, кого мы подозревали.

Ах да, об этом я помню, потому что после того случая он не вернулся в школу. Образовалась какая-то пустота. Кажется идиотизмом, особенно после всего, что мы ему причинили, но мы скучали по Медведю. Мадам Лафон вызвала его мать. Та ждала у ворот, пока мы все выйдем из школы. Мы догадывались, что дела у Медведя плохи. Мы были любопытными сопляками и тут же заинтересовались происходящим, поэтому спрятались прямо напротив и наблюдали. Конечно, мы ничего не слышали из разговора, но плевать хотели, поскольку от души любовались спектаклем. Они стояли во дворе и беседовали. Медведь был огромный — гораздо выше матери. Не помню, сколько ему было лет: десять, может, двенадцать. Говорила мадам Лафон, а они слушали. Мать с сыном держались за руки. Это я отлично помню, потому что мы корчились от смеха: она держала его ладонь, будто ему всего три года, в то время как парень больше походил на великана. Мадам Лафон — довольно строгая женщина, уверяю вас, однако во время всей ее речи мать Медведя стояла прямо и непоколебимо. От нее исходила какая-то удивительная сила. Пока учительница говорила, казалось, будто матери удается невозможное: она не просто достойно сносила все услышанное, но будто становилась выше с каждым словом. Когда мадам Лафон закончила, мать просто ответила ей: «Нет». Мы не слышали, но отлично поняли: она ровно так и сказала: нет — и ни слова больше. Подобная смелость повергла нас в ступор, потому что мы знали, какая строгая у нас учительница. Вся эта длинная речь, а в ответ — только нет. Казалось, мадам Лафон смутилась. Она разнервничалась, замахала руками. Но мать не двигалась с места. Лишь повторила: «Нет значит нет». А затем произошло то, что лишило меня дара речи: стоя перед учительницей, которая, повторяю, не была примером нежности, мать поцеловала своего сына, школьного дурачка. И она не просто его чмокнула, не раздумывая, по привычке — нет. Она с удивительным старанием медленно запечатлела поцелуй. Вот что меня больше всего поразило. Правда. Я никогда не видел подобной любви матери к сыну. Даже не думал, что такое возможно.

О нем у меня сложилось двойственное впечатление: ужасающая мощь и удивительная нежность. Это может вам показаться странным или противоречивым, но я прекрасно представляю себе, как он заботится о ребенке. С другой стороны, я бы близко не подошел к его чаду. Вы же видели, что случилось с тем туристом. Медведь не отдавал себе отчета. Если бы он убил путешественника, я бы не удивился. Мы вместе учились в школе, и там все знали, что не надо злить парня — никогда, особенно если вас мало. Не просто так его прозвали Медведем.

Я полностью с вами согласен. Закон есть закон и действует на всех. Это ненормально, что малолетняя девочка так живет и никто о ней ничего не знает, даже власти. Понимаю, придется провести расследование, чтобы понять, откуда она взялась. Согласен. Но, если позволите, меня смущает, что вы не допускаете мысли, будто Медведь может быть отцом, лишь потому, что его мозг функционирует иначе, чем наш. Почему бы не поверить, что он познал женщину? Почему бы не предположить, что малышка — его дочь? Меня бы не удивило, что с такой матерью Медведь стал самым заботливым отцом среди нас. Меня бы не удивило.

Если я правильно понимаю, вам ближе гипотеза, будто он удерживает бедную девушку в гроте, делает ей ребенка, терпеливо ждет девять месяцев, а после родов забирает младенца и убивает мать. Вот если вам интересно мое мнение, тут вы полностью ошибаетесь. Медведю не под силу выдумать подобный план. Спросите у любого, кто когда-либо с ним пересекался. Это невозможно. Простите меня за грубость, но если вы вправду верите в такой сценарий, значит, до сих пор ничего не поняли. Я согласен лишь в одном: голову на отсечение даю, это его дочь. Если малышка выжила после стольких лет в экстремальных условиях, то лишь потому, что о ней заботились, ее любили. И именно эта любовь позволила ей расти и быть счастливой, хотя подобные обстоятельства нам кажутся чудовищными. Если она выдержала, то только благодаря ему. Вы же слышали, что говорил тот парень, который бегает в горах, кажется, его зовут Люк. Он утверждает, что видел их время от времени, что малышка и Медведь прекрасно ладили. Несмотря на серьезный недуг, он смог построить семью — и это, я думаю, достойно восхищения.

Мы

феи

чуем

страх великанов.

В нижнем мире

великаны

боятся

повсюду в нижнем мире

все время в нижнем мире

всего.

Великаны

дрожат

трясутся

в нижнем мире.

3

Мариэтта. Мы с женой зовем ее Мариэттой.

О, Мариэтта поселилась в наших краях где-то лет тридцать назад. Да, примерно так, потому что у нас тогда только-только родился младшенький. В то время ее сын, совсем кроха, мало чем отличался от нашего. Она вместе с ребенком переехала. Нам все-таки было интересно, где же отец. И существует ли он вообще. В таких случаях сложно не задаваться подобными вопросами. Молодая мать, ребенок — сами понимаете.

Да, это я продал им амбар. Он ничего не стоил, поскольку на этой суровой земле работать невозможно. Там наверху доволь-но крутой склон, все уже начало зарастать, а у меня других дел полно, кроме как заниматься той дырой. Все только выиграли от продажи. Сам не знаю как, но в итоге вместе с амбаром я продал ей небольшой участок земли. Она была довольна, я тоже. Остальное неважно.

О, потом мы с ней виделись, как и все остальные. В деревне, когда она отводила мальчугана в школу. Мы там рядом живем. Потом мы пересекались на рынке Сен-Марселя пару раз. Здоровались, как и положено людям. Ничего более.

Нет, я туда не поднимался. Мы живем в Урдуше, я же говорил, в самой деревне. Понятия не имею, что там теперь наверху. Я видел то, что заметно снизу, с дороги, но это и остальные видят. Повсюду лес. А туда нет, я не поднимался. Там их дом, а не мой, не понимаю, с чего вдруг мне ходить и беспокоить людей.

О, амбар маленький, для овец. Не знаю, наверное, метров шесть на четыре. Северная стена полностью уходит в землю. Там настолько круто, что крыша сзади равняется с почвой. Чтобы работать на подобных склонах, нужны крепкие ноги. Раньше, когда там были еще луга, мы просто косили траву. Хранили сено в амбаре и в межсезонье кормили скот. Там никто, кроме животных, не жил. Все предпочитают деревню. А вот в последнее время появились всякие, желающие забраться повыше. Начали скупать развалины то тут, то там, по всем долинам, обустраивать их для жилья. Раньше так не делали. Нет, не делали.

О, нас с женой ничего не смущает. Пусть живут как вздумается. Пока это никому не вредит. Мы избавились от амбара, а ей нужно было жилье, так что все хорошо. Не на что жаловаться. Нет, нас не волнует, что некоторые хотят селиться там наверху.

Да, я поднимался туда с вашими коллегами на вертолете. Наверное, потому что хорошо знаю края. Ну еще, как я вам сказал, она купила у меня амбар. Я никогда раньше не летал на вертолете и не видел пейзажа сверху. Поверьте, там все поменялось. Сильно заросло местами. Где раньше были луга, теперь один только лес. Скажете, этого стоило ожидать, везде так, да я и не удивился. А вот вокруг амбара, где они живут, все чистенько, ухоженно. Лес не кажется таким густым, как снизу, там бродят всякие животные: нашли себе полянки и тропки. Я видел несколько красивых лугов. Не удивлюсь, если мне скажут, будто они сами все расчистили. Рядом с их домом я видел коров, совсем юных, еще телят. Чуть выше паслось стадо коз. Услышав вертолет, они все побежали к скалам.

Да, ваши коллеги знали, где именно искать. Они отметили места на карте. Мы кружились вокруг этих точек. Одна была довольно далеко от амбара. Под обрывом у хутора Жусс, у самого подножия.

Нет, грот мы не искали. Мы хотели найти ребенка. И старшего сына Мариэтты, поскольку жандармы полагали, что он попытается сбежать, заметив их.

О, я о гроте знаю ровно столько же, сколько и остальные. Это все из-за истории с феями. Но я никогда туда не поднимался: слишком сложно добраться, нужно быть крепким скалолазом.

История? Вы не знаете? Бабушка рассказывала, когда мы были еще совсем маленькие. Если будем шалить, феи нас заберут к себе в грот, и больше никто не сможет вернуться в деревню. А тех, кто из любопытства туда отправится, ждет беда на несколько поколений вперед. Конечно, бабушка говорила все это, чтобы мы туда не шастали. А может, и вправду верила. В любом случае это работало. Мы наверх не ходили. Именно поэтому я никогда не бывал в гроте.

Нет, жандармам я этого не рассказывал. В тот момент я совсем не думал о гроте. Говорю же, мы пытались найти ребенка там, где путник видел ее ранее. Ваши коллеги взяли меня с собой на поиски девочки. Мне даже в голову не пришло разговаривать с ними о феях.

Могу ли я добавить что-то еще? Вот: самое интересное во всей этой истории то, что Мариэтта не воспитывала малышку, а доверила ее старшему сыну. Говорю же вам, мы ее знаем с тех пор, как она переехала в наши края, с самого начала. Она разумная женщина, в здравом уме. Как так получилось, что она допустила подобное? Почему позволила сыну удерживать девочку в гроте? Почему не забрала ее домой? Даже если они хотели ее спрятать, разве ей было бы не лучше у них? Вот о чем мы себя спрашиваем. Почему Мариэтта не попросила сына привести девочку домой? Может, она ничего не знала о ребенке. Скорей всего, она не вмешивалась, потому что была не в курсе. Но как можно хранить такую огромную тайну столько времени? Особенно скрывать от матери, с которой он худо-бедно общается. Надо же кормить девочку, где-то найти пропитание и вещи для нее. Как Мариэтта ничего не заметила — вот о чем мы с женой думаем.

Рядом с нами

феями страх великанов

исчезает.

Страх великанов

улетает

от нас

фей.

Тогда

мы слышим их смех

смех великанов

слышим звон

в ушах фей

звенит их смех.

Смех великанов

щекочет

нам уши.

Их смех

по любым пустякам

словно луч солнца на носу

словно три муравья несущие травинку

смех

великанов

по любым пустякам.

4

Ну да, я живу на хуторе Жусс, самый близкий к ним сосед. Но все равно далековато. Ведущая к ним тропинка начинается чуть дальше хутора — ее еще разглядеть надо. Затем она уходит в лес, а потом — резко вверх, метров двести по склону. Не могу вам сказать, какое там точное расстояние. В горах никто не считает в километрах.

Нет, у нее нет машины. По крайней мере, я не видел. Но мы выручаем друг друга. По субботам местные с хутора спускаются в Сен-Марсель, тогда все очень просто — мы берем ее с собой. У нее в сумке всегда полно вещей на обмен. И водителю всегда что-нибудь перепадает. Никто ее не обязывает, так вообще мало кто делает, но она вот да. Не знаю, может, из-за всех этих мелких деталей, но она мне всегда нравилась, несмотря на ее дикость.

Ну, я говорю «дикая», потому что не знаю, как лучше выразиться, и возможно, это не самое подходящее слово. Она добрая, вежливая, но никто не смеет к ней близко подойти. Мы уважаем ее личную жизнь. Это как если бы у нее был панцирь. Никто не собирается пронзать панцирь. Слишком рискованно. Сразу понятно, что не надо лезть, — ей это не по душе. И все-таки она мне нравится. А как соседка — так и сказать нечего. Никаких проблем. Она неплохо выкручивается — это точно. Знаете, в округе есть и другие одинокие женщины, но они всегда с кем-то встречаются, съезжаются, расстаются. А эта — нет. Для нее существует лишь детеныш Медведь — и никого больше.

Ну, в машине мы говорим о всякой чепухе. Погода, садоводство, не знаю, как со всеми остальными.

Нет, его я никогда не видел. Он не спускается к хутору. Чтобы его встретить, надо подниматься наверх, а я туда не суюсь. Может, охотники вам побольше расскажут. Ума не приложу, кто, кроме них, способен еще туда отправиться.

Ну, я, конечно, самый близкий сосед, но об этом тоже ничего не знаю. Поговаривают, будто у них забрали какого-то ребенка, но я даже не знал, что у нее там кто-то был. Она никогда ничего не говорила.

Я узнал обо всем из слухов. Видел, как в начале тропинки парковались жандармы на машинах. Потом еще этот вертолет. Но я подумал, что случилась авария. Только потом мне объяснили. Им там целую западню устроили, чтобы забрать спрятанного ребенка. Говорят, он не их, скорее всего, краденый. Слышал, что их тоже погрузили и отправили в участок. Теперь они там под присмотром.

Что я обо всем этом думаю? Вы действительно хотите знать? Предупреждаю, вам не понравится. Но я с легкостью могу рассказать, какие у меня соображения обо всем этом на самом деле.

Ну, я считаю, что все это брехня. Что скрытных людей вроде них, которые и мухи не обидели, надо оставить в покое. Не понимаю, зачем их задержали. Почему бы не дать им жить своей жизнью до окончания разбирательств? Вы видели, какую шумиху раздули СМИ? Какой гвалт поднялся в наших краях, куда обычно вообще никто не приезжает? А все потому, что нашли дикого ребенка. Но диких детей не бывает! Ребенок — это ребенок, вот и все. И что это вообще за бред про похищенную девочку? Что вы себе вообразили? Что мы в Чикаго? Что они ее украли? А как? Он-то никогда не спускается оттуда. Она дальше рынка Сен-Марселя по субботам не уходит, а возвращается всегда в машине со мной или еще с кем-нибудь. Если бы она везла ребенка, наверное, кто-то бы это заметил, нет? Говорю вам — брехня. Меня тошнит от подобных россказней.

Почему меня тошнит? А вы знаете, откуда я сам? Из приюта. Я приемный. А что будет с этим ребенком теперь, когда его забрали? Его упекут в детдом, как и меня. Тут уж он точно заметит разницу между жизнью там наверху и здесь внизу. Откуда вам знать, что эта девочка была несчастна, пока какие-то идиоты не вмешались в ее будущее? Кто-нибудь подумал, что с ней будет дальше, или всем совершенно начихать? Мне вот никакого дела нет до того, откуда она взялась, но влезать в спокойную жизнь детей отвратительно — вот самое подходящее слово, отвратительно. Кроме того, чего все прицепились именно к Мариэтте и Медведю, а не, скажем, ко мне? Навскидку я живу гораздо ближе к чертову гроту, чем они. Откуда вам знать, что это не я удерживал там ребенка? Только потому, что Медведь начистил рожу какому-то туристу, вы вдруг решили, что между парнем и девочкой есть особая связь? А вы еще не опрашивали Альберта? Не знаете Альберта? Очень рекомендую с ним пообщаться и внимательно выслушать. Он вам скажет, что Медведь и мухи не обидит. А если он и повел себя агрессивно, то только потому, что не мог видеть незнакомцев настолько близко к беззащитному ребенку и решил вмешаться. Он подумал, что девочка в опасности, подбежал и прогнал угрозу. Вот и все. А вы подумали, до какого состояния дойдет Медведь к концу всей этой заварухи? Ведь его нога дальше школы в Урдуше никогда не ступала. Вы представляете, насколько это его потрясет? И все это из-за пустяка. Как ни крути. Вы воображаете весь ущерб? Тогда почему не отпустите парня? Чего вы все на него набросились? Почему всегда страдают те, кто ничего не сделал? Зачем ломать то, что и так работает? К чему постоянно копаться в грязном белье? Я вот не понимаю.

Ну да, меня это бесит. Вся эта пустая заварушка выводит меня из себя. Вы видели эту толпу журналистов с микрофонами и камерами? Пристают к местным, допытываются, разогревают обстановку. Мы вот ходим к ним вынюхивать всякое? Лезем в их дома? Фотографируем их белье на сушилке? Разве нам придет в голову вести себя так невежливо? А мы ведь деревенские. И даже вы, простите за прямоту, но вы не лучше. Натоптали прямо как кони. Знаю, с полицейскими так нельзя разговаривать, но вы сами спросили, а я отвечаю. Этот ваш вертолет — совсем не хитрая затея. И ради чего весь этот бардак? Зачем? Кому это помогло? Нет, я вправду ничего не понимаю.

Мы

феи

видим нижний мир

в четырех стенах

заперты

те кто сбился с пути

заблудшие.

В четырех стенах

заперты

великаны.

Вдали от ручьев

от лесов

от зверей

и от гротов.

В четырех стенах

заперты

заблудшие великаны.

Заперты

ради их же блага

так они говорят.

5

Я в те края редко заглядываю. Туда не поднимешься на внедорожнике по одной-единственной тропинке. Мы ездим в основном там, где есть трассы. С их стороны ни одной нет. Хотя время от времени стоило бы там приводить все в порядок. Наверное, кабанов там полно. Ну, вообще-то, их везде хватает, поэтому мы едем туда, куда проще добраться. Собственно, там мы не бываем — практически совсем. В последний раз я был наверху годков четыре-пять назад. Может, и больше.

Его вот я никогда там не видел. А ее — да. Хотя ей очень не нравилось, что мы охотимся близко к их дому. Чувствовалось, что нам там не рады.

Ну нет, она никогда не ругалась, нет. Но было видно, что она совсем не в восторге от нашего появления.

Думаю, это из-за животных. У них там свободно пасутся целые стада. Бродят по лесу — конечно, охотиться сложнее. Не хватало еще подстрелить козу или теленка. Только не это.

Ну да, там все ухоженно. Чистенько — это точно. Но дико. То есть выглядит дико. В любом случае там ни воды, ни электричества — отсюда и дикость. Конечно, мы никогда не заходили в дом. Только снаружи видели. Со стороны все кажется аккуратным: поленья сложены, сад с заборчиком и даже плетеной калиткой из орешника. Ну, наверное, иной соорудил бы все по-другому, не как хиппи, но мы уже давно привыкли: в округе хватает подобных экземпляров. А вот у этих дома все выглядит неплохо. По-хипповски, но как у серьезных хиппи, а не каких-то там цыган.

Ну не, так мы поступаем только с настоящими земледельцами — им мы приносим только кусок кабана, подстреленного на их землях. Да, всегда отдаем. Но она не занимается сельским хозяйством. Поэтому нет, мы ей ничего не дарили. В любом случае мы редко охотимся рядом с ее домом. Кроме того, у нее почти нет земли. Именно ее земли. Участок вокруг принадлежит другому. Она им пользуется, но не владеет.

Ой, чей он — я не знаю. Тут сложно. У всех есть какие-то крошечные территории то там, то сям. Много неухоженного наследства делится на кусочки. Еще лесом все поросло, теперь невозможно узнать, где чье. Да и склоны эти. Земля тут ничего не стоит. Всем глубоко плевать, чья она. Надо смотреть кадастры, если вам это вправду интересно.

Да, мы тут же подумали о девчонке, которую он прятал в гроте фей. Потому что место, где ее нашли, находится прямо у подножия грота.

Грот фей? Ну нет, мы не сами это придумали, его так всегда называли. То есть, может, на карте вы его не найдете, но местные все говорят «грот фей».

Ага, эту легенду рассказывают с начала времен. Якобы феи поселились в гроте, потому что туда не добраться. Якобы они крадут детей из деревень и уносят наверх. Якобы иначе они поступить не могли, потому что феи — женщины, но своего ребенка заиметь не могут. А когда они получают дитя, все внизу это понимают по вывешенному перед гротом белому белью — типа детские пеленки.

Нет, белого белья мы не видели. Нет.

Нет, ну конечно, мы во все это не верим по-настоящему. Но такая сложилась традиция: грот фей — это еще и грот краденых детей. Вот только поэтому, услышав истории о найденном в наших краях ребенке, мы тут же решили, что надо подняться к гроту.

Мы не смели вам рассказывать. Думали, что выставим себя на смех этими сказками. Рассудили, что стоит пойти и проверить самим. Надо признаться, мы с трудом решились на такой шаг, потому что легенда гласит: ни в коем случае не стоит пытаться забрать ребенка у фей, иначе на долину обрушится горе. Да, конечно, ребенка больше наверху не было, то есть мы бы его у фей не сперли, но все равно страшно от мысли, какой прием нам там готовится. Если вдруг в гроте осталась хоть одна фея.

Да, звучит глупо. Вам так кажется, потому что вы не местные, не сечете. А мы друг друга понимаем с полуслова.

В итоге этим делом занялась молодежь, у которой тоже весь этот страх перед феями вызывает только смех. К тому же они покрепче, половчее, умеют по скалам лазать. Туда наверх залезть — это вам не прогулочка. Не то чтобы долго, но нужна отвага. И экипировка. У молодежи все это есть. А мы снизу их направляли. Потому что надо местность знать. Сложно добраться до грота по отвесному склону. Ничего не видно, когда лезешь, причем снизу тоже. Надо знать, где грот. Мы их уберегли от уклонов слишком вправо или влево. Они поднимались по двое. Самые натренированные скалолазы. По тросу. Хотели проверить, нет ли там чего еще в гроте.

Ну, там нашли то же, что и вы потом, когда залезли. Всякий хлам, старую одежду, одеяла, немного посуды. Говорят, еду тоже. Что-то типа привала. Там точно кто-то был. А может, и не мимолетно, а прямо жил. Молодежь говорит, там нашли две лавочки — мелкие, словно детские. Сказали: вот оно, доказательство. В гроте наверняка жили дети, причем несколько, потому что у них даже были эти скамьи вроде школьных.

Те из нижнего мира

знают

что мы

феи

живем в гроте

прячемся.

Они знают

что мы

феи

все время

наблюдаем за ними

смотрим

слушаем

как они наказывают детям

остерегаться нас

фей.

Потому что

говорят они

мы крадем детей.

Мы

феи

крадем детей

говорят они.

Предупреждают детей

никогда

никогда-никогда

никто

не должен забирать

детей

украденных феями.

Никто

никогда

ни за что.

6

Хотите, чтобы я вам рассказал, как тут все у нас устроено? Ваши коллеги из местного участка еще не обрисовали всю картинку?

Да, да, я согласен дать вам свое видение происходящего. Короче, вот. Нас довольно много живет в долине. Мы называем это долиной, но на самом деле их тут несколько, которые начинаются в Сен-Марселе, а потом разбиваются о горы. Местные все общаются друг с другом, помогают, хорошо знают соседей, хотя здесь много приезжих. Все меняется: люди появляются, уматывают, снова съезжаются со всех концов света. Есть буржуи и дети улиц. Все смешалось. Кто угодно может приехать. С любым прошлым. Кстати, мы уже не знаем, кто откуда. Мы все становимся друг на друга похожи: то же поведение, те же шерстяные свитера, кожаные ботинки, взъерошенные волосы, дочерна загорелые лица. Так можно сбить со следа, спрятать от всех свои корни, слиться с толпой. Я, конечно, все это говорю, но это не значит, что мы в чем-то провинились, нет, просто стараемся избавиться от прошлого, связей с семьями. Но ваши коллеги уже в курсе всего, что я тут рассказываю. Они нас знают. Наблюдают за нами. Думаю, они вам примерно то же самое сообщат.

Это правда, Мариэтта уже давно в наших краях. Она тут жила, когда я переехал. Но никогда ни с кем не путалась. Сначала мы к ней ходили, предлагали присоединиться, приглашали на всякие мероприятия. Думаю, тут проблема в сыне — непросто наладить контакт при таком-то ребенке. Кроме того, они живут в самой глубине долины, то есть их дом — самый последний в той местности. Надо очень захотеть, чтобы к ним попасть. Так что после стольких приглашений впустую мы устали и сдались. Если хочет оставаться одна с сыном, если это вправду ее воля, мы не навязываемся. Мы оставили их в покое.

Да, по субботам она спускается на рынок. Но одна. Сын никогда с ней не появляется. У нее нет палатки — только рюкзак. Продает что под руку подвернется. Я, наверное, не должен вам об этом рассказывать, не очень умно с моей стороны, ну да ладно. Кстати, не уверен, что она вообще продает, больше меняет. Таким образом она делает покупки. Никого это не шокирует. Например, каждую субботу она берет у меня хлеб, а взамен дает сыр, если есть, а иногда и что-нибудь другое. У нее всегда что-то есть. Как только товар заканчивается, она уходит. Не остается, не выпивает с остальными. Просто возвращается домой, и мы снова видимся через неделю.

Мы зовем ее Мариэттой. Фамилии не знаю. Между собой мы зовем друг друга по имени или прозвищу. Она — Мариэтта. Одна такая в наших краях. Мы понимаем, о ком говорим.

Нет, на рынке я не заметил, чтобы ее поведение как-то изменилось. Она всегда выменивала примерно одни и те же товары, быстро уходила, выглядела скрытной. Нет, за последние годы ничего не изменилось. Я точно никогда не видел ее беременной. Она никогда не покупала чего-то, что выдало бы присутствие младенца или малолетнего ребенка. Нет, ничего. Мы понятия не имели, что у них там была девочка, до того как все началось. Как и для вас, для нас это новость. Мы не больше вашего знаем, откуда взялся ребенок. И чья она дочь. Говорят, что Мариэтты. Но в таком случае, кто отец — ума не приложу. С другой стороны, как ребенок добрался туда — нет, тоже понятия не имею.

У меня руки опустились от этой новости, хотя я всякое повидал тут у нас. Кто-то строит хижины на деревьях, кто-то в землю дом закапывает, кто-то даже зимой ходит с голыми ногами. Но чтобы ребенка годами прятали в недосягаемом гроте — тут, уверяю вас, никто еще до подобных крайностей не додумывался.

Дети, рожденные в горах, и без документов? Я бы не сказал, что это невозможно, потому что всякое бывает, особенно в нашей местности — вы это скоро сами поймете. Но я лично никогда не видел. Иногда рожают дома, это да. Но вряд ли в наши дни это происходит без помощи акушерки — никто не станет так рисковать. Когда я только здесь поселился, да, рожали и без, но не сегодня.

Да, иногда бывают тут приезжие беременные, конечно. Я имею в виду тех, кто без парня, одни. Мы их принимаем. Они рожают и начинают новую жизнь. Здесь или еще где-то. У нас тут много людей бывает. Но чтобы девушка появилась беременная, а потом уехала без ребенка — такого нет, не припомню.

Мы

феи

не хотим иметь детей

нет.

Мы

феи

не хотим иметь детей

но

избавляем матерей от бремени.

Если матери

не хотят

детей

мы

феи

их избавляем.

Те

из матерей

кто не хочет

знают.

Те знают

что их дети

принадлежат нам

феям

те из матерей кто не хочет

нам

феям

могут их доверить.

7

Это неправда. Те, кто вам говорит, будто никто к ним не ходит, ошибаются. Они не дикари. Все так думают, но это неправда. Я долгие годы выслушивал эти бредни, потому что так уж заведено между нами, но больше не могу молчать. Теперь, когда все это произошло, я должен высказаться. Мариэтта и ее сын не дикари, а очень хорошие люди. Я это знаю, потому что часто к ним захаживаю, мы ведем дела вот уже долгое время.

Почему меня никто там не видел? Потому что я не добираюсь туда снизу, через хутор Жусс, а иду по хребту, сверху. Вы видели, где они живут? Хорошо. Их амбар находится на высоте тысячи ста метров. Наверху очень крутые склоны, лес, скалы. Чем выше поднимаешься, тем меньше деревьев и больше камней. А потом оказываешься на хребте, примерно на высоте тысячи шестисот метров. А если вы взглянете на ту сторону склона, с обратной стороны, — удивитесь: он совсем не крутой. Там летние луга, пастбища. Чуть ниже виднеется долина, где я живу. В том году, когда я с ними познакомился, у меня наверху паслись коровы. Я регулярно поднимался из дома понаблюдать за стадом, проверить, все ли хорошо. Так все и началось: с моих коров и с него, еще совсем ребенка.

Да, да, я знаю, что о нем говорят, будто он боится людей. Да, я все это слышал. Но у меня были коровы. С их помощью я смог подобраться к нему поближе. В первый раз, когда я его увидел, он был прямо посередине. Окружен стадом. Я заметил его в бинокль. Он не мог меня разглядеть невооруженным глазом. Тут надо пояснить. Я делал как обычно: прежде чем подняться на пастбище, я сначала выслеживаю стадо в бинокль, издалека. Так-то я этого парня и приметил посреди моего скота. Я подумал: «Что это за дурак спутался с моими коровами?» И попытался понять, чем он занимается. Он увязался за одной — и не за какой-то, а за Бурушкой, у которой был поврежден таз. Эта корова где-то поранилась несколькими днями ранее, я места себе не находил. У нее весь зад перекосило. Скорее всего, упала в яму и с трудом выбралась из западни. До этого я смотрел, как она, грустная, хромала, низко опустив голову, словно дела совсем плохи. Подобные случаи на горном пастбище безвыходные: нельзя отвезти животное в вагоне, нельзя спустить бедняжку к ветеринару — все слишком сложно. Я раздобыл лекарства, чтобы немного облегчить ее участь, хотел понаблюдать за ее состоянием. А тут вдруг какой-то парень рядом именно с этой коровой. Издалека мне казалось, что он взрослый, и только потом я узнал, что в то время ему еще и двенадцати не исполнилось. Я наблюдал за ним в бинокль. Парень положил руку на лоб корове, между рогами. Я спросил себя: «Что это идиот задумал?» Они так стояли какое-то время, просто, спокойно, вдвоем. Потом он обошел ее сзади. А Бурушка была с непростым характером, поверьте. Я с трудом к ней подобрался, когда хотел осмотреть больной таз. Она не позволила себя трогать, а ведь меня знала: именно я помог ей появиться на свет. А этот просто рассматривал ее зад, а Бурушка стояла столбом. Затем он спокойно положил ладони на оба бока, словно гладил кота, дрыхнущего на диване. А корова не реагировала. Казалось, будто он ее покачивает, а она все позволяла. У меня даже глаза заболели от долгого наблюдения издалека. Но я не смел подойти. К тому же у меня собака, я не хотел спугнуть. Я так и не понял, кто кого баюкал: он корову или корова его. Словно мерещилось. А потом он вдруг отошел от нее, будто закончил начатое, и я подумал, что он вовсе уйдет. Но нет: он лег на землю и, думаю, уснул. Моя Бурушка отправилась щипать траву с остальными, как самая обыкновенная корова. Я все глаза проглядел, пытаясь высмотреть, как она двигает тазом, как ходит. И знаете что? Не поверите, но моя корова больше не хромала. Совсем. Совсем-совсем-совсем.

Нет, в тот раз я к нему не подошел. Этот парень меня пугал. Не забывайте, я все еще не знал, что он лишь ребенок. Но на следующий день я поднялся на пастбище в надежде, что он вернется. Как и накануне, я держался в стороне. Выжидал. Моя Бурушка выздоровела. Она, конечно, похудела, но от недуга не осталось и следа. А потом он появился. Кстати, довольно неожиданно: я сам не заметил, а он уже был на месте. Сначала подошел к корове, постоял, посмотрел на нее. Вдруг показалось, будто Бурушка его больше не интересует, и он направился к остальным. Самое удивительное было в том, что он подходил только к больным коровам. Какое-товремя он водил руками по вымени Горечавки. Как он только догадался, что у нее было воспаление желез несколько месяцев назад? Я хотел познакомиться с парнем, понять его. Также я хотел поблагодарить за выздоровление Бурушки: ее таз теперь был как новый. Но, сам не знаю почему, я чувствовал, что нельзя просто вот так с ним заговорить. Я подождал, пока он уйдет, и решил последовать за ним. Только вот он пошел не той дорогой, которой я предполагал: вместо того чтобы идти по тропинке, ведущей вниз, он взобрался прямо на хребет и перелез на ту сторону к отвесному склону. Тут я уже понял, кто он такой, потому что первый дом в той местности — их. Этим парнем мог быть только тот мальчик, о котором говорили, будто он выше и сильнее любого взрослого, слаб на голову и живет в бывшем амбаре, принадлежавшем Дюпюи. Я пообещал себе наведаться в гости к матери и сыну. Но прошло несколько дней, прежде чем я осмелился. Затем я собрал всю волю в кулак: нужно было их поблагодарить. И пошел тем же путем, что и он, через хребет. Поверьте, довольно непросто отыскать дорогу в скалах. Но я привык к изнурительным прогулкам, а эту гору вообще знаю с детства, поэтому и отправился. Не доходя до их дома, я принялся свистеть, чтобы предупредить, не напугать и не свалиться как снег на голову. Она увидела меня издалека, я почувствовал, что она насторожилась, — не привыкла к гостям. Он, наверное, спрятался. Я был вежлив, извинился за неожиданный визит. Рассказал ей про корову, про то, что сделал ее сын, про спасение Бурушки. Также я говорил, что у ребенка дар. Золотые руки. Что надо это как-то использовать. Думаю, она поняла, что я был искренен, пришел не для пустой лести и интересовался парнем, а не ею. Наверное, не каждый день она слышит что-то хорошее о своем сыне. Вот так все между нами и завязалось. В первое лето мы завели привычку встречаться на пастбище: каждый поднимался со своей стороны. Парень всегда являлся с матерью, но я по-прежнему к нему не подходил близко. Она рассказала о его страхе перед людьми. Говорила, нужно время, чтобы он ко мне привык. Поэтому я просто позволял ему заниматься коровами. Никогда я еще не видел свое стадо в таком состоянии. Всегда найдется одна-другая, с которой что-то не так. Жизнь скотоводов полна хлопот. Но рядом с ним они были в великолепной форме. Все болячки, даже самые незначительные, которые я подозревал и не мог вылечить, — все прошло. У коров заблестела шерсть, оживились глаза. Собака тоже обожала этого парня. Я никогда не думал, что мой пес может быть таким игривым. Я его видел только серьезным, сосредоточенным на работе. Думал, ему не понравится, что в стаде вдруг завелся чужак. Но я ошибался — тогда еще ничего не понимал. Дар этого парня срабатывал не только с коровами. Собака прыгала от радости, едва его завидев. Они катались по земле, дурачились, играли в догонялки, вылизывали друг друга. Между делом парень массировал лапу, на которую она немного хромала. Когда-то, когда пес еще был щенком, я случайно наехал на нее трактором. Я уже почти забыл о том случае, но парень тут же заметил, что лапа не в порядке.

Скажем так: мы с Мариэттой заключили сделку. Довели договор до ума в первый год и с тех пор придерживались условий. Это длится вот уже двадцать лет. Время от времени я привожу к ним животных. Мы начали с коз, которых много в этих краях: им легко пастись среди кустарников, леса и скал. А потом я стал иногда приходить с овцами, когда только-только появляется свежая травка, в мае — начале июня. Также я оставляю им телят, чтобы росли: они возвращаются совсем спокойные, после того как он о них позаботился. Взамен Мариэтта с парнем получают молоко, мясо, я помогаю им с работой по дому. Но главный пункт договора состоит в том, что, если у меня вдруг появляется больное животное, он его лечит. В краях поговаривают, будто у меня дар. Курам на смех: я совсем, ну прямо совсем не ветеринар, а вот он… Но Мариэтта запретила об этом болтать с самого начала. Еще одно условие: позволять людям думать, будто я всех лечу. Они приводят больных ко мне, оставляют на несколько дней и возвращаются за животными, только когда я дам знать. Я им говорю, что ничего не получится, если хозяин будет путаться под ногами. Поверьте, скотоводы только рады, что кто-то может помочь, когда ветеринар бессилен. Затем мы с Мариэттой делим деньги. Да, знаю, все это не очень законно, но я пришел рассказать все, ничего не скрывая, — вот и говорю.

Да, он добирается до моего дома. Через хребет. Свистит, чтобы предупредить о визите. Говорить он не умеет, а вот свистеть — да. Я тоже придумал особый свист, чтобы ему сообщить: я один, можешь приходить. Из осторожности мы завели эти ритуалы. А так я разговариваю с ним как обычно. Не знаю, с чего люди решили, будто он идиот. Это неправда. Он все понимает, как я и вы. Короче, он приходит ко мне и лечит. Любое животное. Он снимает боль и успокаивает. Иногда я просто наблюдаю за его движениями. На это довольно интересно посмотреть. Животные тут же проникаются к нему доверием. И даже больше: словно он сам корова среди коров. Нет, неточно выразился. Словно он бог коров, понимаете? Короче, это сложно объяснить. Но животные готовы на что угодно ради него — в этом я уверен. Если бы они могли говорить, сказали бы вам то же самое: можно наплести любую чепуху, мы никогда не поверим, что этот парень способен причинить зло.

Нет, я нет. Я никогда не называл его Медведем. Я всегда говорил: «Великий Молчун». Даже когда он был маленьким. Потому что уже тогда он выглядел огромным. Только собственная мать звала его малышом. А для меня он всегда был Великим Молчуном.

Да, я живу один. Всегда жил один. В таком же заброшенном месте, что и они. До моей фермы трудно добраться, там неподходящий климат: летом жаркое солнце, а зимой слишком холодно. Мало кто сможет выжить в подобных условиях. Не знаю женщины, которая мечтала бы там поселиться.

Ее? О, поверьте, я и пальцем ее не тронул! Эта женщина вызывает лишь уважение. Так было тогда, так продолжается и теперь. Я не требую ничего большего, чем просто знать, что она находится по ту сторону хребта, что я могу им помочь, когда надо, что наша система работает слаженно, что мои животные пышут здоровьем, — этого мне хватает для счастья.

Чем она занимается? Вы имеете в виду, есть ли у нее работа? Конечно же, есть. Она работает на кого-то из дома. Вы этого не знали? Все принимают ее за отсталую из-за сына, но это не так. Вполне нормальная женщина, с работой. Так как она никогда не собиралась упрятывать сына в эти заведения для психов, ей пришлось выкручиваться самой, поэтому приходится работать, чтобы выжить. Клянусь вам, Мариэтта — очень отважная женщина.

Что за работа? Она мастерит украшения. И не всякую дрянь, уж поверьте. По субботам на рынке она продает то, что сделала за неделю, и закупается новыми материалами. В офисе Сен-Марселя вам подтвердят, что у них зарегистрирован ее адрес, куда приходит почта до востребования. У нее официальная, задекларированная работа, все чин по чину, можете сами проверить.

Нет, я ничего не знал о девочке.

Клянусь, не знал.

Могу лишь подтвердить, что она не жила у них. По крайней мере, не в доме, поскольку иногда я туда заходил и никогда ее не видел. Уверяю вас, я не приметил там детей. Кроме того, позвольте мне говорить прямо: вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, будто Великий Молчун мог причинить кому-то вред. Он умеет лишь заботиться о других. Он не причиняет боль — он ее исцеляет.

Понятия не имею, откуда взялась девочка. Может, он ее нашел. Кто-нибудь ее бросил. Я не знаю. Раньше ведь детей оставляли у церковных ворот.

Ну, если ее принесли ко мне, то я об этом так и не узнал. Надо полагать, он нашел ее раньше.

С чего вдруг мне что-то скрывать?

Мог бы он помочь женщине родить? Конечно же, да. Но я не думаю, что у меня бы тут появилась девушка на сносях. Даже если я не могу вам гарантировать, потому что не был с ними каждую минуту. В одном я уверен абсолютно: если бы однажды ему пришлось принять роды у женщины, это выглядело бы прекрасно.

А что, по-вашему, он делал с животными? Думаете, рожающая корова сильно отличается от женщины, когда малышу нужно появиться на свет? Полагаете, он задается подобными вопросами? Если бы женщине пришлось тут родить, конечно, он бы ей помог. Столько коров отелилось благодаря ему. Хотите, я вам скажу кое-что, способное еще больше вас шокировать? Я ведь вижу, вы в ужасе от моих слов, что роды коровы и женщины — это одно и то же. Короче, вот: я думаю, что девушке, у которой он принял роды, крупно повезло. Потому что произвести на свет ребенка с помощью Великого Молчуна — это вам не среди белых халатов и больничных машин с запахом медикаментов лежать. Скорее всего, он не клал ее на стол, заставляя широко раздвинуть ноги, и не кричал: «Тужься, дорогая». Он не светил неоновыми лампами ей в глаза, а вокруг не пикали гигантские механизмы. Нет. Он позволил ей двигаться как вздумается, вставать, садиться на корточки, найти подходящее положение, чтобы малыш появился на свет. Он не заставлял бы ее ложиться на спину — чистое безумие настаивать на этом при родах. Он бы ее помассировал, успокоил — такое рождение просто прекрасно.

Нет, я не идеализирую. Но вам, городским, наверное, сложно понять. Вы не разбираетесь в животных, людях, связях. Все это не имеет отношения к вашему миру — я так думаю. И тем не менее я не идеализирую, клянусь.

Мы

феи

не хотим детей

нет.

Мы

феи

лишь ждем.

Ждем

что дети придут к нам

сами.

Мы

феи

больше ничего не делаем

и знаем что они придут

мы терпеливы

и наше терпение

окупается.

Поскольку

рано или поздно

великаны

приносят

детей

в наш тайный грот.

Детей

без матерей.

Каких угодно детей

но не краденых.

Детей

доверяют нам,

чтобы они спали

под защитой

наших волшебных объятий.

8

Приличный был бык, только вот с копытами какая-то беда: с трудом мог ступать. На задние ноги не опереться — слишком много веса, больно. Короче, он перестал выполнять работу. Надо было, наверное, его подковать, но я решил сводить быка к Альберту. Говорили, у него дар. Никто никогда не видел Альберта за делом, но животные после него возвращались как новенькие. Такие спокойные. Расслабленные. За несколько дней мой бык перевоплотился. Что-то встало в голове на место. Он больше не думал о слабых ногах — взбирался на телок, словно юнец. Клянусь, его будто подменили. Долго еще этот бычок прожил, и ни за что на свете я не хотел его продавать. Стоило отвести к коровам, как он превращался в принца: тихонько подходил, нежно обнюхивал и взбирался в самый подходящий момент — не слишком рано, не слишком поздно, ровно тогда, когда корове хотелось. Казалось, вся эта работа превратилась для него в легкую забаву. Таких быков, как он, отважных, веселых, любимцев самок, я больше никогда не встречал.

Ах, это! Я ушам своим не поверил. Кто бы мог подумать, что это не Альберт лечит животных, а Медведь. Вот новость!

Да, меня это потрясло. Я тут же вспомнил про своего бычка. Невероятно, парень, которого все принимали за отсталого, именно этот малый вернул ему мужскую силу. Такой чудесный бык стал, уверяю, я потерял дар речи. Альберт-то знает все про скот, он родился среди коров, но вот этот гигант-дурачок, который и говорить-то не умеет… Но если Альберт так сказал, значит, это правда. Альберт никогда не врет. А если вспомнить про всех остальных животных, которых тот парень вылечил! Всяких разных. Коровы, овцы, собаки — вообще любые, говорю вам. Слух о даре Альберта разнесся по всей округе. А это и не Альберт, а Медведь! И теперь вы его задержали. Как нам теперь быть с больными животными? Нам-то что теперь делать?

Я послушал, о чем болтают: девчонка крепко подружилась с ослом. И тут, скажу я вам, доказательство: она точно дочь Медведя, потому что заякшаться с ослом — это надо способности иметь. Но судя по тому, что Медведь вытворяет с животными, влияет на их характер, я вам говорю, у девчонки это в крови — вполне возможно, что она его дочь.

Ничего не знаю о матери малышки. Она точно не местная, потому что, насколько мне известно, в наших краях никто ребенка не терял. Я считаю, что кто-то доверил ребенка Медведю. Как я своего бычка. И пока он о ней заботился, с девочкой ничего не могло приключиться. Вот это вам и нужно понять: этот добрый малый и мухи не обидит. Просто работа такая. Жду не дождусь, когда вы его отпустите, потому что у меня тут одна корова очень серьезно поранилась, до самого уха. Хотелось бы, чтобы Медведь ее осмотрел, и затягивать нельзя, иначе она глаза лишится. Совсем не повезло бедняжке: такая беда случилась, когда Медведь не может ее излечить.

А я вам говорю, что не удивляет. Если девочка здорова, значит, он о ней заботился. Надо понять, что она пытается до вас донести. Мне вот бык сказал, что парень, несмотря на свой недуг, изменил его жизнь. Те, кто выздоровел, если бы они могли дать показания, все они — и плевать, девчонка или быки, — сказали бы, что Медведя наказывать не за что, он их спас. Я бы тут часами с вами торчал в кабинете, хотя у меня и других дел полно, но я сижу в жандармерии и пробуду здесь ровно столько, сколько потребуется на объяснения. Ведь я уверен: если бы я забрал быка, скажем, на половине лечения, он бы ни одной коровы не осеменил, а боль в копытах вернулась бы. Надо доводить дела до конца, говорю вам. Запастись терпением. Понимаю, вы шокированы, девочка в горах с придурком и животными, но это правда, Медведю надо доверять, позволить закончить начатое, потому что, возможно, ему с ребенком требовалось еще время. Сами видите, моего быка он продержал у себя столько, сколько нужно, я не торопил события, а ждал до конца. А когда Альберт дал мне знать, я вернулся — но не раньше. В самый подходящий момент. Бык полностью выздоровел. Вы понимаете, что я пытаюсь сказать? Вы не видите связи между моим быком и девчонкой? До вас дошло или мне начать сначала?

Нам

феям

те

матери

которые не хотят

доверяют своих детей.

Доверяют своих детей

нашим объятьям

фей.

Но мы

феи

матерями

не можем стать

нет.

Мы

феи

не знаем что делать

с детьми

кроме как

качать их

на руках.

9

Мы здесь поселились года три назад. Купили маленький хлев, немного переделали его, чтобы там жить, спать и есть. Он находится чуть выше хутора Жусс, прямо на выезде. Мы сюда приезжаем на школьные каникулы, иногда — на выходные.

Нам казалось важным познакомиться с местными жителями. Наверх к бывшему амбару мы тоже поднимались. Но, если мягко выразиться, она обошлась с нами совсем не любезно. Встретила холодно, даже войти не предложила. Мы ее совершенно не интересовали — разговор продлился с пару минут.

Нет, мы никогда не останавливаемся в Сен-Марселе. Приезжаем сюда только для того, чтобы понаблюдать за дикой природой. На выходных мы хотим наслаждаться свежим воздухом, а не терять время там.

Это случилось в прошлом году: ее не было, дома оставался только сын. Нас застала врасплох сильная гроза неподалеку от их амбара, и мы побежали туда, чтобы спрятаться. Стучали, кричали. Так как никто не отвечал, мы решили открыть дверь и войти. Дождь лил как из ведра, порывы ветра сбивали с ног. Мы лишь хотели переждать бурю, обсохнуть и уйти, как только распогодится. Он сидел внутри, такой одинокий и огромный. Мы не были знакомы. Конечно, мы промокли, но не думаю, что выглядели угрожающе: напротив, улыбались, довольные, что нашли убежище. Но этот повел себя странно. Начал паниковать, стонать, ходить кругами, словно загнанное в угол животное. Если бы мы подошли ближе, он бы набросился на нас. Он реагировал точь-в-точь как зверь в ловушке, ничего общего с застигнутым врасплох человеком. Мы без разрешения вторглись в его пространство, и в ответ он собирался на нас напасть. Выглядело впечатляюще, учитывая его рост. Чем сильнее он метался, тем опаснее было там оставаться. Попробуйте привязать животное и подойти, когда тому совсем не хочется. Сбежать оно не может, так что, если вы приблизитесь к нему, станет атаковать лапами или рогами. Вот с ним то же самое: не стоит загонять в угол, а то… Это как в исследованиях Темпл Грандин. Читали? Рекомендую ознакомиться. Аутистка, исследовательница, она все чувствует как животные. Ей бы его реакция при виде нас показалась логичной.

И что, вы думаете, мы сделали? Вышли, несмотря на дождь. Оставили его в покое. Потом нам подвернулась пара возможностей обсудить произошедшее с местными. Так мы узнали, что в этих краях его называют Медведем. Не случайно же ему дали такое звериное прозвище.

Способен ли он на убийство? Конечно, если слишком разозлить. Конечно, способен.

Все началось со смеха, на который — что странно — отвечал осел. Сложно было понять, кто кого веселит. Смеялись, конечно, тихо, но казалось, что звучит звонкая музыка, разбавленная басовым ревом осла. Сначала мы их услышали и только потом увидели. Абсолютно голая девочка и огромный серый осел находились гораздо дальше амбара, где живет Медведь с матерью, глубже на запад, прямо под отвесной скалой, возвышающейся над хутором Жусс. Мы подумали, что тут отдыхает семья туристов, но не заметили ни одного взрослого — только девочку и осла. Решили понаблюдать за ними. Такие вещи завораживают. Вы не в курсе, но этнология — наша страсть. А еще взаимодействие людей с животными. И не часто увидишь такую межвидовую близость. К тому же осел был совсем не против: они играли вместе, вот и все. Долгие часы мы смотрели на них. Эти отношения поражали. Девочка была маленькой, может, вы больше нашего знаете, но на вид лет шесть-семь. Она играла с ослом как с закадычным другом: вставала, разводила широко руки и ноги, а он подходил к ней, толкал носом в шею и грудь, пока девочка не падала на землю. Рухнув, она заливалась смехом. Казалось, осел тоже смеялся. Конечно, животные смеяться не умеют, но складывалось ощущение, будто им невообразимо весело. Девочка вставала, и противоборство начиналось снова. Она опять падала и опять хохотала.

Нет, мы себе подобных вопросов не задавали. Думали, что родители где-то поблизости. И, если честно, нас мало заботило, что девочка оказалась наедине с ослом, нас скорее интересовала природа их отношений. Перед нами был невиданный объект исследования. Они играли, а потом уснули, прижавшись друг к другу, — девочка устроилась у живота осла. Его ноздри оказались ровно над ней, словно чтобы согревать дыханием. С нашего места открывался отличный обзор. Решив, что перед нами чудо природы, мы наблюдали, записывали, делали зарисовки. Просто спрятались, чтобы не спугнуть и не быть замеченными, и спокойно сидели. Ну, мы так думали.

Да, после его появления у нас поубавилось пыла, это точно. Он довольно неприятно удивил. Такая сила природы, причем не поддающаяся контролю. Он появился сверху. Мы не ожидали, что кто-то окажется у нас за спиной — там одни лишь скалы, очень крутой склон и ни одной тропинки. Он в буквальном смысле выпрыгнул из ниоткуда. Рычал как медведь. Мы и вправду подумали, что на нас напал хищник: он точно так же тихо передвигался, был ловок, резок и огромен. Мы еще никогда не испытывали такого страха. Понимали, что это не медведь, но не могли не паниковать. Тут же помчались, как ужаленные, вниз по склону, а он за нами. Голову даю на отсечение, что если бы он захотел, убил бы нас. Или как минимум ранил. Но, надо думать, такой задачи у него не было. Он просто хотел нас напугать и прогнать, чтобы мы больше не возвращались.

Нет, мы туда больше не ходили. Нам дважды повторять не надо — второго шанса не будет.

Да, с тем туристом наверняка произошло ровно то же, что и с нами. Увидел девочку с ослом, захотел подойти поближе, и появился Медведь.

Почему мы не обратились в полицию? А с чего вдруг жаловаться? Каждый живет своей жизнью. Если турист решил тут же пойти к вам — это его дело. Мы поступили по-другому. Понятно, он очень напугался, мы то же самое пережили. Но зачем жаловаться на беднягу, у которого не все дома? Мы были наслышаны о Медведе, первый сложный контакт состоялся тогда, в грозу. Наблюдая за девочкой, которая находится под его защитой, мы снова вторглись на его территорию, были неправы, и убираться надо было именно нам. Мы поступили так, словно встретились с диким зверем, защищающим своего малыша. Мы же не можем обвинять животных, что те ведо́мы инстинктами.

Да, мы подумали, что она его дочь. Казалось очевидным, если посмотреть, с каким рвением он ее защищал. Животные оберегают так только своих детенышей. То, что она его дочь, логично. Мы до сих пор так считаем.

Нет, мы не знали, что поблизости есть грот. Даже когда он нас напугал и погнал прочь, мы и не думали, что он выскочил из грота в скале. Мы понятия не имели о его существовании. Ни на одной карте он не отмечен. Только потом мы услышали о гроте от охотников.

Мы вернулись туда, после того как вы вмешались. Видели осла. Он выглядел встревоженным, а ведь казался таким спокойным рядом с малышкой. Еще мы заметили коз чуть выше на крутых склонах. Они, как и осел, были настороже. Глядя в бинокль, мы подумали, что они как будто наблюдают за нами. Словно все животные в округе глубоко потрясены шумихой последних дней и опасаются людей. Может, они в смятении из-за исчезновения Медведя и девочки. Но мы отчетливо прочувствовали эту особенную атмосферу, новую и напряженную.

Мы

феи

просим великанов.

Просим

великанов

стать матерями.

Великанов

потому что мы

феи

не

матери.

Мы

феи

умеем лишь качать на руках

детей

великанов.

10

Я живу не в Урдуше. Я из Сен-Марселя.

Да, мы с ней порой пересекались на рынке.

Нет, мы не разговаривали. До того случая мы и словом не обмолвились. Просто улыбались, махали рукой. Здоровались издалека.

Я спортсмен. Бегаю по горам. Иногда забредаю в те места по тропинке от хутора Жусс до их дома. Я срезаю через лес, не добегая до амбара. Там животные все протоптали, можно пробраться. Я не приближаюсь к их двери. Не понимаю, зачем мне бегать прямо у них под носом, когда можно обойти стороной. Я не вмешиваюсь. Это базовое правило при беге по горам. Не беспокоить людей.

Да, оттуда сверху, случалось, я его видел. На рынке нет. Никогда.

Если они меня замечали, я махал рукой — вот и все. Они привыкли и отвечали тем же.

Да, он тоже.

Нет, я никогда не забирался по тому склону, где грот. Я лишь бегаю, не занимаюсь скалолазанием.

Да, с девочкой я тоже пересекался.

Чаще всего с ослом. Либо со старшим ребенком Мариэтты.

Как обычно, махал рукой, здоровался и бежал дальше.

Говорю же, я там был, потому что тренируюсь. Мариэтта с сыном меня уже знают, они привыкли. С малышкой то же самое.

Почему он меня не боится? Понятия не имею. Я не знал, что его пугают люди. Между нами все довольно просто. Всегда так было.

Нет, ситуация не показалась странной. Девочка играла. Осел и парень за ней присматривали. С чего вдруг мне вмешиваться?

Когда я в первый раз увидел малышку? Наверное, года два-три назад.

Под отвесной скалой в траве. Они дремали втроем: девочка, здоровый парень и осел. Осел ко мне уже привык. В тот раз, когда я пробегал в стороне, он лишь приподнял голову и не стал будить остальных, а я тихонько прошел мимо.

Да, после этого я часто их встречал.

Да, я знал, что они бывают в гроте.

Потому что я видел, как они поднимаются и спускаются.

Да, они перемещались у меня на глазах.

Как они это делают? Вы имеете в виду, как они забираются так высоко?

Они знают наизусть, за что ухватиться. Они гибкие, в отличной форме. Глядя на них, можно подумать, будто взобраться на двадцать метров по отвесной скале — это игра. Они поднимаются, спускаются, словно склон немногим круче обычной тропинки.

Да, девочка тоже.

Я довольно часто наблюдал, как они туда добираются.

Потому что был впечатлен. Я аплодировал. Они любят, когда я хлопаю в ладоши.

Да, я так и сказал, для них это игра: забираться вверх под мои аплодисменты.

Да, для нее тоже.

Ей нравится заставать меня врасплох, смотреть, как глаза на лоб лезут. Она заливается смехом.

Да, заливается смехом.

Нет, я никогда не слышал, чтобы девочка разговаривала. Ну то есть словами, как мы с вами.

Конечно, я с ними общался.

Да, я практически уверен, что они меня понимали.

Не знаю. Например, у нее есть особый клич для коз — они тоже бегают по скалам. Потом она издает и другие звуки, гораздо тише, чтобы стадо собралось вокруг нее. Так она их зовет, чтобы попить молока.

Да, она пьет их молоко. Сосет прямо из вымени. Козы двигаются, только чтобы обнюхать ее голову, волосы, — и все.

Зимой, летом, да, во все времена года. Я мог с ней пересечься в любой момент.

Конечно, зимой она была одета!

Не могу вам сказать. Такие детали меня не интересуют. Детская одежда или взрослая — я не различаю. Но когда погода плохая, девочка всегда одета, это правда.

Нет, я не отказываюсь отвечать, просто говорю, что не придаю, как вы, значения подобным деталям.

Нет, простите, об этом я тоже ничего не знаю.

А кому я должен был задавать вопросы? Здоровяк с девочкой не умеют говорить, а Мариэтта, я уже упомянул, и словом со мной не обмолвилась до ареста сына. С чего вдруг мне задавать им вопросы?

Для меня они выглядели как семья. Они вели себя словно отец с дочерью. Мне этого хватало.

Да откуда, по-вашему, мне знать, действительно ли она его дочь? Почему это так важно?

Нет, я не заметил ничего странного! Повторяю: передо мной был отец с дочерью. Вместе они выглядели счастливыми. Ничего больше.

Нет, я никогда не встречал мать малышки. Но такое же бывает, что отец растит дочь один, правда? Бывает, что пары разводятся? Или вдовеют? Еще раз говорю: я подобными вопросами не задавался. Я видел отца с дочерью, для которых был лишь едва знакомым человеком, иногда пробегающим мимо.

Но я же сказал! Я не обращал внимания на то, как девочка была одета! Или на то, что она ходила голая! Меня это волновало не больше, чем осла! Какая разница, во что одет ребенок? Если ей не холодно и комфортно, что еще нужно?

Нет, только не говорите, что я не помогаю следствию. Это неправда. Я стараюсь изо всех сил.

Да, если бы девочке грозила опасность, я бы вмешался. И вас бы предупредил. Но никакой угрозы не было. Никакой, уверяю вас.

Что вы хотите сказать?

Вы хотите мне инкриминировать неоказание помощи человеку в беде? Так? Но кто был в опасности? Кто? Объясните мне.

Мы

феи

иногда

слышим

голоса из нижнего мира.

Некоторые голоса

нестройные

незвучные

а другие голоса звучат обычно

слишком нормально.

Они смеются с заблудшими

а потом

с улыбкой на лице

продолжают свой путь

обычный путь

слишком нормальный.

И это утешение

для нас

фей

знать что кто-то

в нижнем мире

кто-то обычный,

слишком нормальный,

заблудший

не боится,

кто-то

доверяет

заблудшим.

Это утешает

нас

фей

нас утешает мысль

что нижний мир

местами

слишком нормален.

11

Ну, тут я ничем не могу вам помочь. Они делят почтовый ящик с хутором Жусс и редко получают письма. Думаю, они и приходят-то за ними редко. Я даже понятия не имею, где они живут, кажется, довольно высоко. Я в тех краях не бываю, да и вообще я не местный.

Нет, я никогда не получал заказных писем или посылок. Либо уже из головы вылетело. Но, наверное, я бы их запомнил, если бы видел и просил подписать квитанцию. Нет, я их не знаю, извините. Только фамилию и имя. Да и вообще я разношу почту всего три года. Простите, ничем не могу помочь. Мне жаль.

Ох, меня тут все расспрашивают. Каждый задает вопросы, потому что я хожу по всему Урдушу, но я ничего не знаю, совсем ничего. Я же говорю: я с ними не знаком. А когда полетел вертолет, дело уже было к вечеру, я закончил разносить почту и сидел дома, ничего не видел. Я знаю не больше того, что болтают или показывают по телевизору. Не больше.

Что мне рассказывают, когда я разношу почту? О, всякое, информация все время меняется. Кто-то поговаривает, что малышка приходится дочерью Мариэтте. Кто-то — что Медведю. Есть даже те, кто болтает, будто она их общий ребенок и поэтому они ее скрывали. Один парень плетет что-то про торговлю детьми, так как мы недалеко от границы, будто через хребет перевозят детей, а потом пускают на органы.

Да что я вообще могу обо всем этом знать? Вы тут полиция, я всего лишь почтальон.

Ходят ли другие слухи? Ну да, некоторые болтают про фей и похищенных детей. Я не очень понял, но в общих чертах они думают, что если девочка жила там наверху, то ее туда унесли феи, а не Медведь. Но этой версии придерживаются только старики: рассказывают, а остальные покатываются со смеху. Только вот старики все равно говорят между собой и повторяют, что не стоило забирать оттуда девчонку, будто мы действуем против воли фей и навлечем беду — сами скоро убедимся. Полный бред, на мой взгляд. Только самые старые об этом болтают.

О да, слухи разошлись по всей округе. Народ все время повторяет: «Бедная девочка! Бедная девочка!» Еще упоминают ту, что ее оставила. Мать малышки. Никто не знает, кто она, но все болтают. И тут тоже начинается: «Бедная женщина! Бедная женщина!»

Уточнить, что говорят старожилы? Я же уже сказал, тут вся загвоздка в феях. Старики в этом твердо уверены. Если вдруг кто-то додумается забрать ребенка у фей, они разбуянятся хуже любой колдуньи. Говорят, что долину ждет ужасная участь, а деревня никогда не оправится от проклятия. Повторяю: это лишь слухи. Они считают, что нужно отпустить Медведя, а девочку отвести обратно в грот. Чтобы все вернулось на круги своя. Старики говорят еще, что Мариэтте храбрости не занимать: смогла воспитать далеко не самого одаренного парня. Что не нужно ей еще больше палок в колеса вставлять. Вот что говорят старики.

Мы

феи

знаем.

Какая

участь

иногда может постигнуть женщин.

Что некоторые мужчины

иногда

могут им причинить.

Мы

феи

знаем.

Понимаем что бывает

у некоторых женщин

появляется дитя

но его не хотят.

Этого нежеланного

дитя

мы

феи

понимаем.

Мы здесь

мы

феи

чтобы освободить матерей

от детей случая

въевшихся

отравляющих

материнское тело

женщин которые

ничего не ждали

от мужчин

до того.

12

Почему вы мне запрещаете? Почему я не могу с ним повидаться? Вы еще не поняли, что ваше обращение ввергает его в панику? Что он боится? Что решетка — это худшее, что может с ним случиться? Вы хотите довести его до сумасшествия? Окончательно? Вы этого ждете? Мой сын растерян и нуждается во мне. Как вы этого не поймете?

Нет, я не угомонюсь! Вы заперли моего ребенка и ждете от меня спокойствия? Я всю жизнь защищала своего сына ровно от этого — жизни за решеткой. Вы сажаете его в клетку и просите меня, его мать, взять себя в руки? Где ваши психологи или хоть кто-нибудь, способный вникнуть в ситуацию? Хоть кто-то из вас имеет представление о людях с особенностями?

Почему я так злюсь? Да вы издеваетесь? А вам не кажется нормальным, что мать, у которой так грубо и жестоко отобрали сына, может выйти из себя? Вы гордитесь тем, что натворили? Отправить вертолет — ни больше ни меньше! Сбросить на парня сетку! Кого вы собирались поймать? Пантеру? Тигра? А теперь представьте, что так обошлись с вашим ребенком! На секунду! И не с любым, а с самым хрупким, с тем, о ком вам всегда говорили, будто у него не все дома, будто он ничего не понимает и всего боится. Представьте. Вы вот не разозлитесь?

Как вы должны были поступить? Как минимум вежливо, достойно, уважительно! Сначала прийти ко мне, его матери. Расспросить обо всем. Выслушать объяснения. Попытаться понять, прежде чем бросаться со всей артиллерией. Есть же какие-то этапы. И не кидаться на него, словно на дикого зверя! Не изображать из себя наемников! Вам что, некуда девать бюджет? Что-то не сходится в документации по задействованию вертолетов? Не выполняется план по грубым задержаниям? Или вам просто нужно выплеснуть адреналин и поиграть мускулами? Так?

Нет, я не успокоюсь! Сходите за ним. Вытащите его из клетки, в которую сами же и посадили. Приведите сюда, в кабинет. Вы еще не поняли, что он не умеет говорить? Он не разговаривает, так и не научился. От него вы точно ничего не добьетесь — он просто не может ничего рассказать. Держите его за решеткой сколько угодно, допрашивайте, вы и слова из него не вытянете. До вас до сих пор ничего не дошло?

Тогда сходите за ним! Приведите сюда! Он меня увидит, я смогу его обнять, успокоить, утешить. Ему наверняка сейчас очень плохо. Он вообще не понимает, что происходит. Сходите за ним, умоляю. Приведите ко мне. Пожалуйста. Обещаю, я постараюсь изо всех сил. Со мной вы его допросите, я вам помогу. Ну сходите за ним, прошу. Без меня у вас ничего не получится. Без меня все впустую.

Я хочу увидеть его. Я требую, чтобы мне вернули сына. Умоляю. Я устала. Я жду под вашей дверью уже сама не знаю сколько времени. Пожалуйста, верните, верните мне сына. Отдайте мне моего малыша. Пожалуйста.

Если вы обещаете, что дело сдвинется с места, что это поможет, тогда я согласна. Но если вы гарантируете.

Вперед. Задавайте вопросы. Я расскажу все, что знаю, обещаю. Начинайте.

Нет, я понятия не имела.

Повторяю: я была не в курсе. А знала бы, что у сына в гроте ребенок, то обязательно бы это с ним обсудила. Конечно же, вмешалась бы. Но я понятия не имела.

Да, я подозревала, что в гроте что-то происходит. И да, мне надо было прислушаться к себе.

Когда он собирается к Альберту или находится у него дома, я знаю. Мы с Альбертом регулярно общаемся. Но мой сын проводил довольно много времени где-то еще. Я уверена. И уже несколько лет. Я привыкла, не задавала вопросов. Так у нас принято. Он редко заходил домой, завел собственное местечко, но ничего не говорил. Я подозревала, что дело в гроте. Надо было сразу спросить его.

Я говорю «сразу», потому что был поворотный момент. Ситуация не развивалась постепенно. Ровно в тот день мне и стоило вмешаться. Когда его поведение изменилось. Я знаю за ним эту особую сосредоточенность, когда он о ком-то заботится, сын тогда отрывается от мира еще больше. Будто он абстрагируется даже от меня. В какой-то момент я почувствовала, что он постоянно пребывает в этом состоянии. Не переставая о ком-то думает.

Я говорю «о ком-то», но точно никогда не знаю, речь о животном или человеке. Думаю, его беспокоит любое страдающее существо. Ему доверяют животных, почему бы не поручить заботу о человеке? Я знала, что однажды подобное случится. Это казалось неизбежным и, может быть, уже произошло. Думаю, для него нет никакой разницы. Он мог спокойно начать заботиться о людях. Для него это одно и то же.

Согласна, звучит противоречиво. Он настолько боится людей, что трудно представить, как он о них заботится. Но лицом к лицу с кем-то больным, в отчаянии, уверена, боязнь уходит на второй план. Особенно если это маленький ребенок. Или младенец.

Да, я подумала, что, возможно, он теперь лечит человека, возможно, ребенка. Но в ту же секунду сказала себе, что он заботится о животном — неважно каком. Я все меньше и меньше различала людей и зверей. Чувствовала, что он с живым существом, — и точка.

Нет, он мне не рассказывал, я уже упоминала. Он ничего не говорил. То есть, конечно, не говорил, он не умеет. Но если он хотел донести до меня какую-то мысль, то всегда находил способы. Уверена, он не желал, чтобы я знала о ребенке в гроте.

Я никогда не задаю вопросов о работе и полностью доверяю сыну. Я уже поняла, что даже самый огромный и агрессивный на первый взгляд зверь никогда на него не нападет. Я видела его среди стада Альберта, и тот мне объяснил, прокомментировал каждый жест моего сына, манеру прикасаться к животным. Альберт показал, как коровы реагируют на моего ребенка, и сказал, что это удивительно. Он повторял, что у мальчика дар, надо ему довериться. Сын чует, где больно, животные знают, что он подходит к ним, чтобы излечить, благодарны ему за это и ни за что на свете не нападут.

Обычно он не приводил животных домой на лечение, а шел к Альберту и занимался больными там. Кроме осла. Да, для осла он сделал исключение. Я не знаю наверняка, что произошло с беднягой, но сын не хотел оставлять его у Альберта. Точнее, думаю, сыну была невыносима мысль, что хозяин заберет осла. Он почувствовал что-то плохое. Это единственный раз, когда он отказался вернуть вверенное ему животное. Альберт тут же мне все рассказал, сообщил, что сын не хочет отдавать осла. Категорически отказывается. Мы решили заплатить за животное, потому что сын противился изо всех сил. Ни Альберт, ни я не могли и близко подойти к ослу.

Нет, он никогда не был жесток со мной. Он может раздражаться, когда я не понимаю или не согласна. Но нападать — нет. А вот настаивать, это да, он умеет. По поводу осла он твердо стоял на своем, пока я не сдалась.

Нет, он не украл осла! Говорю же, мы выкупили его у прошлого хозяина! Никто никого не воровал.

Вы сами понимаете, что говорите? Как, по-вашему, он мог похитить девочку? Где? У кого? Он ходил только к Альберту — и никуда больше! Ни с кем не общался, кроме меня и Альберта! Вы уже опросили людей из долины? Наверняка вам сказали, что никто из них никогда не пересекался с моим сыном, разве что Люк, который занимается бегом. Как бы мой мальчик украл ребенка? Вы воображаете, будто он спустился в Сен-Марсель, вошел во двор детского сада и просто сбежал, сунув девочку под мышку? Вы так себе это представляете?

Ну конечно, я раздражаюсь!

Да. Простите. Я сейчас успокоюсь. Вот уже. Видите? Все хорошо. Можем продолжить.

Да, тут я согласна с вами. Где-то же он должен был ее найти. Да. Конечно.

Если бы я была в курсе, что речь о ребенке. Да, я уже говорила и повторяю еще раз: я практически уверена, что если бы я достоверно знала, то вмешалась бы. Но я понятия не имела — в этом я уже признавалась. Да, вынуждена согласиться, наверное, надо было его спросить. Но я хотела доверять ему полностью. Поступать так, как всегда поступала. Если бы я ему понадобилась, он бы сам пришел. А так мой сын неплохо справлялся один. Он гораздо одареннее меня и любого другого по части заботы о ком-то в беде. Я ему доверяла.

Конечно, то, что он сделал, с точки зрения нашего общества очень серьезно. Конечно, это преступление. Конечно, никто не должен заботиться о чужом ребенке и скрывать, где он находится. Нельзя оставлять девочку ночевать в гроте или под присмотром осла. Конечно. Но, приняв все во внимание, разве это самое важное сегодня? Разве то, как эта девочка вообще попала к нему, — это не главный вопрос? Кто доверил ему ребенка? Почему никто за ней не пришел? Он не украл малышку, в этом я абсолютно уверена. Повторяю: он выходил из дома только в горы или к Альберту. Ни с кем не виделся. У кого бы он ее украл? Значит, кто-то сам отдал ребенка. Или оставил на дороге, чтобы мой сын потом нашел. Кто-то хотел, чтобы он заботился о ней, как о животных. И доверил моему мальчику, потому что не мог поступить иначе. Я глубоко в этом уверена. Я убеждена, что это основная версия, которой вы должны придерживаться при расследовании.

Да нет, я не учу вас! Я пытаюсь помочь. Стараюсь изо всех сил. Я тоже хочу разобраться в происходящем. У меня есть над вами огромное преимущество, о котором вы, кажется, забыли: я знаю своего сына. Именно поэтому я могу утверждать, что если он так долго заботился о ребенке, сохранял все в тайне и не говорил о ней даже со мной, значит, кто-то доверил ему девочку — ему и только ему, с особой миссией.

Ну конечно, он способен позаботиться о ребенке! О младенце или постарше! Конечно! Что вы себе воображаете? Что из-за огромного роста и перекошенного лица он тупой? Вы действительно так думаете?

Неужели вы допускаете, что я не буду беситься, когда о моем сыне говорят подобную чушь?

Простите.

Да, я устала.

Нет, не надо останавливаться. Продолжим. Я спокойна. Обещаю, я буду сохранять самообладание. Можем говорить дальше. Я вас слушаю.

Да, вполне возможно, что она попала к нему еще младенцем. Лет пять-шесть назад наступил переломный момент — он стал часто уходить. Но здесь надо кое-что уточнить: я уверена, тут дело в феях. Послушайте, это очень важно: у него всегда была очень сильная связь с феями. Все из-за легенды. Про фей, про грот. Нет, дайте мне договорить и выслушайте. Как-то раз в школе один ученик рассказал эту легенду, и сын вернулся домой в невероятном возбуждении. Еще малышом он подолгу искал грот, а когда нашел, стал часто туда наведываться. Он мне не рассказывал, но я сразу понимала по его улыбке, что он вернулся оттуда. Он тогда был маленький, я рассказываю о периоде, когда он еще ходил в школу. А грот стал чем-то вроде убежища, местом, где он чувствовал себя защищенным от всего, что его пугало: от цивилизации, шума, машин и других детей, собиравшихся в компании. У него выстроились особые отношения с феями. Что-то вроде обожания. Конечно, у вас это вызывает улыбку, вы считаете это бредом. Вы сейчас думаете, что я такая же помешанная, как и мой сын. Конечно, утверждая, будто у моего ребенка особая связь с феями, я вряд ли ему помогу. Или себе. Но я настаиваю. Я уверена, что все дело в феях. Вы можете думать о них что угодно,однако то состояние равновесия, в котором он пребывает с подросткового возраста, как-то с ними связано. Не сомневаюсь, вам нужно что-то более существенное. А уж фей существенным никак не назовешь. Но есть эта девочка. И я убеждена: причины ее появления нужно искать у фей.

Да, конечно же, этот ребенок не свалился с неба. Но я ничего не могу сказать о его происхождении. Все, что я могу утверждать и повторять, связано с одержимостью моего сына этой легендой о феях. Местные говорят, будто они крадут детей. Он мне объяснил, что это неправда: феи не похищают, а, наоборот, защищают. Он переписал легенду. Неслучайно он прятал девочку именно в том гроте. Он полагался на фей и верил в свою версию истории. Ему нужно было защитить ребенка от опасностей, поэтому логично, на мой взгляд, что он поручил заботу о ней феям.

Нет, это не россказни! Все это звучит как полный бред лишь для людей непреклонных, не верящих ни во что на свете! Но постарайтесь понять его образ мышления. Попытайтесь поставить себя на его место. Прошу вас. Представьте фей из легенды и моего сына с девочкой, которую ему доверили. Попробуйте.

Конечно, я устала, но плевать на мое состояние! Это сейчас не самое важное. Я выдержу столько, сколько потребуется, я сильная, поверьте. Продолжаем, я вас слушаю.

Когда он был ребенком, приносил в грот из дома всякие вещички. Он даже мастерил скамейки для фей — ровно с тем же усердием, с каким я делаю украшения. Он любит точность, уделяет внимание деталям. Обожает ювелирную работу. Получилась пара крошечных лавочек. Я видела, как он старался, долго и тщательно обтесывал дерево. Он создал два настоящих чуда для фей, потому что хотел, чтобы скамейки подходили феям по размеру.

Вы не можете утверждать, что школа была полным провалом. Он так и не выучился читать и писать, это правда, но я знаю, что он многое запомнил. Историю о феях он принес именно с уроков, от него я узнала о легенде. Он слушал. Усваивал. Умел передать накопленные знания.

Но то, что предлагала мадам Лафон, — это полностью противоречило тому, в чем он нуждался! Вы в курсе, почему я переехала с сыном так далеко? В горы, которых совсем не знала? Потому что мне объяснили, когда он только-только родился, что психически он всегда будет ограничен и придется всю жизнь его наблюдать. Мы жили в городе, он кричал от шума моторов и клаксонов, от звуков набирающих скорость машин. Стоило автобусу проехать под окнами, как мой малыш начинал дрожать. Но как только я брала его на руки и отправлялась на прогулку в парк, успокаивался. Услышав пение птиц, он улыбался. От павлиньих криков смеялся. Вот почему мы переехали. Я поняла, что запереть его в больнице, как советовали специалисты, — это не решение. Потому что знала: ему нужны свежий воздух, природа, покой, просторы. Ему надо было на свободу, а учительница предложила ровно обратное — изолировать его.

Это правда. Когда она предложила отправить его в специальное заведение, я сделала все, чтобы исчезнуть с горизонта. В то время, наверное, это было проще, чем теперь. Я сознательно вызволила его из системы, потому что ему подходила только та жизнь, которую я представляла: мы вдвоем, в горах, вокруг — животные и феи. Идеальный вариант — его глаза искрились. С чего вдруг мне отправлять его в психиатрическую клинику? Зачем мне было слушать учительницу, когда я знала: она ошибается?

Нет, мне не кажется, что я была плохой матерью. Нет.

У него нет отца.

Это не ваше дело. И я не понимаю, как это поможет расследованию.

Нет, я ничего не скрываю!

Откуда мне знать? Нет, я не знаю, как себя чувствует девочка! Нет.

Естественно, она кричит! Естественно, она плачет и не хочет, чтобы ее трогали, одевали и мыли! Если девочка с младенчества живет в гроте и не знает ничего, кроме леса, скал, животных, если из людей она встречала лишь моего сына и иногда Люка, вам не приходит в голову, что она напугана всем происходящим сегодня? Вы не думаете, что именно так и выглядит плохое обращение?

Ну конечно, я снова бешусь! Конечно, раздражаюсь снова и снова! Конечно! Вы хотите, чтобы я сохраняла спокойствие? Я пытаюсь изо всех сил, но очень хочу, чтобы вы еще раз пообщались с Люком. Он вам говорил, что иногда на них натыкался? Что его присутствие никогда не доставляло никаких проблем? Он сказал, что малышка никогда его не боялась? Он же должен был вам объяснить. Сообщить, что с ней все было хорошо. Что она нормальная, если вам так нужна эта терминология. Абсолютно здоровая. Он же наверняка вам сказал, не так ли?

Ну нет, он никогда раньше со мной не разговаривал о девочке! Я уже сказала и повторяю снова: я понятия не имела о существовании малышки. Сколько раз я должна это твердить? Люк никогда мне о ней не говорил, пока моего мальчика не арестовали. Но с тех пор он помогал мне коротать время: я провела столько часов под дверьми ваших кабинетов в этом утомительном ожидании. Вот тогда он мне и рассказал. Если вы меня не хотите слушать, возьмите показания у Люка. Если я для вас слишком маргинальный элемент, слишком плохая мать, спросите у него. Люк абсолютно нормальный. Он живет в городе, у него есть машина и работа, его все знают. В отличие от меня, он живет нормально. Выслушайте его, прошу.

Но я и так это знаю! Я прекрасно понимаю, что вы не посадите моего мальчика! Что его признают невменяемым. Я в курсе. И он проведет остаток жизни в психиатрической клинике! Вы не сможете упечь его за решетку, но запрете в другом месте. Доведете до реального сумасшествия. Вы этого хотите? Так признайтесь мне в лицо! Скажите прямо в глаза мне, его матери! Осмельтесь произнести, что именно этого вы и желаете! Довести до реального сумасшествия моего малыша.

Мы

феи

видим

что некоторые мужчины

иногда

творят с женщинами,

не спросив у них

позволения.

Не спросив

у женщин

согласия

мужчины

не задают вопросов

до того.

Мы

феи

догадываемся

что значит

в нижнем мире

быть совсем юной

девушкой

женщиной.

Мы

в наших крошечных тельцах

наших душах фей

понимаем

что значит быть мужчиной

которому плевать

на вопросы

до того как войти.

13

Я хотела с вами поговорить из-за девочки. Точнее, из-за ее матери. Я ее не знаю, не хочу, чтобы вы думали, будто мы знакомы, — это не так. Я пришла не для того, чтобы рассказать, кто ее мать, потому что понятия не имею. Мне очень жаль. Наверное, мои показания вам вряд ли существенно помогут, но я все равно хотела встретиться и объяснить, почему эта история задевает меня за живое. Я могла бы быть матерью этой девочки — вот что я собиралась сообщить. Я понимаю ту женщину и ее поступок. Я бы сделала то же самое: отдала бы ребенка феям. Я об этом думала. После того, что со мной случилось, я часто об этом размышляла. То, что я пережила, — неприемлемо, но после того происшествия у меня родился ребенок. Вообразить невозможно. Феи казались мне более реальными, чем все то, что на меня свалилось. Может, я не слишком ясно изъясняюсь, мне очень жаль. Но я подумала: наверняка вы все — мужчины, а мужчинам подобное сложно понять, поэтому я пришла рассказать. Простите, что получается несвязно. Но со мной такое было: ребенок в утробе, ребенок ко всему прочему, словно того было мало, словно следовало лишний раз подчеркнуть, чтобы окончательно убедиться — да, это произошло, мне не приснился кошмар. Уму непостижимо: казалось невозможным зачать ребенка вот так. Я родила в больнице. Анонимно. Как мне тогда хотелось отдать младенца феям! Думаю, тут вопрос силы духа: мне не хватило смелости, я не сумела продержать ребенка всего несколько дней у себя, а потом отнести феям. Полагаю, тут дело только в отваге. Я не смогла. А так мечтала. Хотела, чтобы об этом ребенке заботились феи, а не какой-то посторонний человек. Безвинного младенца было бы гораздо справедливее доверить феям. Вот что я собиралась вам сказать. Конечно, мои слова очень туманны, но я уверена, что эту маленькую девочку отдали феям. Убеждена. Та мать оказалась храбрее меня, она осмелилась сделать шаг, на который у меня не хватило духа, когда со мной случилось то же самое. Я говорю об очень давних событиях, о том, чем ни с кем и никогда не делилась. Я хочу, чтобы вы поняли. Я не сошла с ума. Меня здесь все знают, уважают. Никто даже не догадывается о том, что случилось с Вивиан Дерош, аптекаршей из Сен-Марселя. Никто не догадывается, что эта дама, которой я стала, которая стоит с ровной спиной в белом халате за прилавком, выслушивает жалобы со всей долины и помогает каждому, что эта самая женщина анонимно родила тридцать два года и три месяца назад. Никто бы и не подумал, что аптекарша из Сен-Марселя бросила ребенка и с тех пор не перестает сожалеть, что не отнесла его в грот к феям. Посмотрите на меня: перед вами зрелая, разумная и достойная женщина. Я пришла, потому что хочу убедиться: вы меня выслушаете. Мне достаточно лет, чтобы вы не приняли за бред все, что я рассказываю. Я вижу всех этих молодых девушек: они приходят в аптеку, и я понимаю, что именно с ними случилось или может случиться. Даже здесь. Как и везде. Я понимаю, что вам, мужчинам, сложно понять, что значит быть женщиной, какие опасности это за собой влечет. Я не говорю, что все мужчины — негодяи, а все девушки — их добыча. Нет, это не так. Я считаю, что некоторые, причем даже не те, кто кажутся самыми неуравновешенными или презренными, могут оступиться. Простите, но буду откровенна. Вы мужчины, но представьте ощущения, когда в вас суют пальцы или член без вашего согласия. Просто вообразите. Вот вы здесь, на работе, обычный день с привычными коллегами — рутина. Как вдруг, вы сами не понимаете почему, поскольку не замечаете, что произошло, что могло спровоцировать этот ужас, но добряк-коллега вас бросает на стол, прижимает, вдавливает голову в папки, шепчет на ухо: «Не двигайся, шлюха, молчи, я не хочу тебя слышать», — и вы ничего не говорите. Конечно, вы ничего не говорите, потому что и вообразить себе не могли подобное: ваш коллега, такой милый парень, который и мухи не обидит, вдруг задирает вам юбку, стаскивает трусы, и вот вы уже чувствуете, как он трогает ваши голые ягодицы, засовывает пальцы все глубже, наплевав на то, что вам больно, что ничего не лезет. Наоборот, это его только заводит, он повторяет: «Тебе это нравится, шлюха? Тебе это нравится?» — и вы прекрасно узнаете его голос. Тот самый голос добряка-коллеги, который зовет вас по имени, здоровается по утрам. Теперь хозяин этого голоса обрабатывает пальцами каждое отверстие в вашем теле. Скажу еще грубее. Так как вы мужчины, а анус является одним из таких отверстий, давайте ограничимся этой частью тела. Вот вы тут сидите вдвоем. Представьте, что вдруг ваш сосед засунул вам палец в анус, и это не игра и не желание причинить боль. Он это делает для собственного удовольствия, если это можно назвать удовольствием. Теперь вообразите, будто он сует не палец, а член или другие предметы, — вы уже не знаете, ничего не понимаете, все постепенно расплывается перед глазами, и чтобы не сойти с ума, вы вдруг цепляетесь за детали, за какие-нибудь пустяки. Например, пялитесь на досье мадам Лемаршан — огромную красную папку, в которую вдавили ваш нос. Ее имя написано рукой вашего коллеги, тем самым старательным почерком. Всего в нескольких сантиметрах от вас — мадам Лемаршан, а в это время коллега разрывает вас на части, оскорбляет, мучает. И все, на что вы смотрите, все, о чем вы думаете, — это мадам Лемаршан, на чье имя у вас стекает слюна. Уже в тот момент вы понимаете, что никому не расскажете, никто вас не поймет, но мадам Лемаршан вы не забудете никогда, словно она стала единственным свидетелем, словно вы немного — совсем чуть-чуть — доверили ей свою грязную тайну. Потому что потом рассказывать и жаловаться в полицию вам будет не под силу. Я решила, что гораздо проще спрятать голову в песок, зарыть воспоминания где-то глубоко в себе. Только вот в моей утробе уже был ребенок. След. Так что позвольте мне верить в фей, этот спасительный глоток свежего воздуха. Время от времени вместо кошмаров мне снились феи. Они являлись передо мной, я видела, как они заботятся о детях в гроте. Мы хватаемся за любую доступную соломинку. Реальность стала слишком опасной, угроза может возникнуть откуда угодно — даже со стороны тех, кто кажется идеальным. К счастью, есть феи. Благодаря им я не покончила с собой, а подняла голову и продолжила жить своей жизнью девушки, а позже — женщины. Я разговаривала с ними. До сих пор беседую. Вам покажется это ребячеством, хотя мне не пятнадцать и я в здравом рассудке. Нет человека прагматичнее и практичнее меня — местные подтвердят. И все же. Всем девушкам, которые столкнутся с подобным ужасом, я желаю найти своих фей, которые помогут им встать на ноги. Вот что я хотела вам сказать. Я, Вивиан Дерош, аптекарша из Сен-Марселя, могла бы быть той, кто бросил эту девочку. Ею могла бы быть я или любая другая девушка из наших краев — любая другая. Я хотела это сказать.

Мы

феи

предупреждаем

нижний мир.

Пока среди девочек

девушек

женщин

будут жертвы.

Пока заблудшие

в четырех стенах

заперты.

Пока это и все остальное

весь этот абсурд

продолжаются.

Реки леса звери

обрушат

на нижний мир

свой гнев.

Пока будет длиться

весь этот абсурд.

Реки леса звери

на нижний мир

обрушат

свой гнев

болезни

смерть.

14

Простите, комиссар, но у нас тут проблема. Там здоровяк не переставая бился головой и кулаками о стены, всё в крови, мы уже не знали, что делать, открыли камеру, а не следовало, но он истекал кровью. Мы открыли, а не должны были, но отперли. Двое коллег не успели надеть на него наручники, как он их уже вырубил. Ужас, комиссар, клянусь, там кошмар. Я и пикнуть не успел, побежал, петляя, по коридорам, пооткрывал все кабинеты. Он с ума сошел, комиссар, клянусь, он спятил. Его и тронуть не успеешь, как уже лежишь без сознания. Я крикнул, чтобы заблокировали выходы, чтобы он не мог покинуть здание, побежал вас предупредить, хотел добраться раньше него. Потому что он вас ищет, комиссар, я уверен, ему нужны вы. Этот псих тут все разгромит. Эй, комиссар, вы слышите? Комиссар, это он! Он идет! Это он там гремит! Комиссар, он близко! Он нас тут всех прикончит! Черт, он идет, комиссар! Идет! Осторожно, комиссар, осторожно! Он точно… Комиссар! Нет, не надо…

Черт, я не хотел, клянусь, я не хотел! Я не хотел. Но выбора не было, мне пришлось, так ведь, вы сами видели! Ох, черт, клянусь, я не хотел. Я не хотел, как-то само получилось. Я никогда раньше так не поступал, комиссар, клянусь, это впервые. Он бы нас тут всех укокошил, вы же сами видели! Это самооборона, вы же согласны, комиссар, это самооборона. Вы же им скажете? Вы меня не бросите, комиссар? Вы же меня не бросите?

Выходные данные

Литературно-художественное издание

Виолен Беро

КАК ЗВЕРИ

Ответственный редактор Юлия Надпорожская

Литературный редактор Мария Выбурская

Художественный редактор Ольга Явич

Дизайнер Татьяна Перминова

Корректор Ксения Казак

Верстка Елены Падалки

Подписано в печать 03.10.2022.

Формат издания 84 × 108 ¹/₃₂. Печать офсетная. Тираж 3000 экз. Заказ № 05401/22.

ООО «Поляндрия Ноу Эйдж».

197342, Санкт-Петербург, ул. Белоостровская, д. 6, лит. А, офис 422.

www.polyandria.ru, e-mail: noage@polyandria.ru

Отпечатано в соответствии с предоставленными материалами в ООО «ИПК Парето-Принт», 170546, Тверская область, Промышленная зона Боровлево-1, комплекс № 3А,

www.pareto-print.ru

В соответствии с Федеральным законом № 436-ФЗ «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» маркируется знаком

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

Выходные данные