Как-то раз, на той неделе прошлого тысячелетия раскинулась на краю мира деревенька. Жизнь в ней текла размеренно и незатейливо, каждый жил своим трудом и о большем счастье, чем полный амбар зимой, да здоровая скотина, никто и помыслить не мог. Пока, однажды, одна хозяйка не открыла сундук с платьями и не увидела там огромного противного паука. Голова его была мала, тельце как капелька: черное, лоснящееся, восемь длинных лап.
Женщина не видела ничего ужасней и отвратительней в своей жизни, поэтому с криками стала бить паука первым попавшимся полотенцем. Но паук, знай себе, засеменил своими лапами, да и сбежал. И все бы ничего, но другая хозяйка ночью встала приложить к груди своего плачущего ребенка и увидела у него в колыбельке противного паука!!! И, как и все женщины этого мира, она подняла душераздирающий крик, но не успела она оглянуться, как и этот паук проворно сбежал. И пропал в той деревне покой и днем, и ночью. Огромные пауки заполонили амбары, дома, кладовки. Они кусали малых детей и плели свои жуткие паутины, где только могли.
Собрались мужчины деревни и решили дать паукам бой: они их топтали, жгли, охотились за ними, но не смогли найти и одного гнезда паучьего.
Собрались старейшины деревни, долго ломали голову над загадкой. И придумали, что единственным местом, откуда могут приходить пауки, так это лес. Наказали старейшины созвать всех смельчаков, да отправится паучье гнездо истребить. Собрав небольшой отряд, мужики двинулись на свою первую битву, вооружившись кто чем мог, прихватив с собой целый мешок яду. Солнце еще даже не показалось на небе, а они уже вошли в лес. Чем дальше люди заходили, тем чаще им встречались пауки разных мастей и размеров. Так и дошли они в самое сердце леса. В густых зарослях, через которые не пробивался ни один лучик, увидели они паучье гнездо. Было оно так велико, что холм его возвышался над землей в две хаты, а сколько глубоко уходило в землю — страшно было и представить. Вокруг гнезда копошились тысячи пауков. Не успели крестьяне и слова вымолвить, как огромные лапы, словно молодые деревца, показались из норы гнезда, а за ними вылезла голова и огромное черное брюхо. То, без сомнения, была, Паучья Королева. От ужаса и отвращения, люди бросились наутек, даже позабыв бросить мешок с ядом.
С тем и прибежали они в деревню, наперебой рассказывая об ужасном монстре. И пошли крестьяне бить челом перед знахарем, что лечил скотину заговорами да отводил от младенцев порчу.
Выслушал их знахарь, да и сказал, что затем посылает страшилище своих паучат, что жертву она хочет. Подумав маленько, добавил, что жертва должна быть человеческая: девица и непременно хорошенькая.
Пригорюнились отцы и матери, ведь в каждой хате имелась претендентка на съеденье огромным чудовищам.
— А кто спасительницей нашей станет, скажу я завтра, опосля вещего сна, — молвил старик, да и пошел к себе домой.
Не могли крестьяне пустить такое важное дело на самотек, поэтому, чтоб сон знахаря был сладок, под покровом ночи, каждый понес ему кто мешок, кто корзинку с едой да питьем. При этом умоляя замолвить словечко за их доченьку перед вещими духами.
Лишь за одну единственную во всей деревне никто не понес. И утром было названо ее имя.
Была то замухрышка-калека, что жила в своей избушке на окраине деревни. Уже никто и не помнил, когда да как приблудилась она к ним и поселилась в заброшенную хибарку. Не было у нее ступней на обеих ногах, и давно бы она померла с голоду, коли б не была такой искусной ткачихой. Пряжи, ткани, пояса, узоры — все ей было под силу. Жалко крестьянам было расставаться с такой умелицей, но делать нечего — кого-нибудь все равно придется отдать паучихе, а по ней и плакать никто не будет.
Ткачиха ни сном, и духом. Пряла свою пряжу, как ввалились к ней в избу крестьяне, да и выволокли ни за что ни про что на улицу. Пришел знахарь, да и стал говорить, что ткачиху большая честь избавительницы — спасительницы ожидает. Вся деревня по ней плакать будет и благодарственные молитвы воспевать.
Сколько ни билась, ни отбивалась, сколько ни плакала, ни умоляла — все было без толку! Потому совсем с жизнью распрощалась, когда ее, полуживую, в лес внесли, где и бросили.
У нее не было ни сил, ни возможности сбежать, потому она решила отдаться на волю судьбе. Тем временем, набежала целая куча паучков, они безжалостно кусали ее, впрыскивая свой яд. Тело ее совсем онемело, тогда пауки ухватили девушку за одежду и потащили глубже в лес.
Пауков было так много, и несли они так слажено, что вскоре оказалась она перед входом в паучье гнездо.
Показалась блестящая голова Паучьей Королевы, с нее смотрели тысячи глаз разных размеров. Она положила 2 свои мохнатые лапы на неподвижное, но все видящее тело. Бесконечно долго тащила паучиха девушку по тоннелю вниз, а вслед за ними бежали маленькие пауки.
Поистине огромным было гнездо, длинные тоннели уходили глубоко под землю, а везде, куда не глянь, серебристыми нитями поблескивала паутина. И хоть всю жизнь девушка была умелой ткачихой — таких прекрасных узоров она не видала.
Долго ли коротко тащили ее, но вот оказались они в самом сердце паучьего царства. Тогда Паучья Королева молвила ей, что если девушка хочет остаться жива, то должна выполнять ее распоряжения. У девушки не было другого выхода, и она согласилась.
Три года жила она с пауками в подземелье и училась плести паутины. Тысячи узоров из тончайших ниточек. Стала она грязной, худой и практически слепой. На исходе третьего года плела наугад. Ничего она не пила, не ела, каждый день кусали ее пауки, и яд тот давал сил ее телу. Через три года сказала паучиха, что ждет ее последнее задание, и она свободна. Было то задание — сплести платье. Давалось ткачихе на это девять дней. После чего пауки оставили ее одну. Задание было сложным, да еще ни пряжи, ни нитей ей не оставили. Но делать было нечего, отрезала она острым камнем свои косы, да приступила к работе. Плела она из своих волос да пила свои слезы. По истечению срока явилась Паучья Королева за платьем, и было оно готово. Довольной осталась она. Сказала, что быть девушке невестой — а это свадебное платье ее. Обессиленная девушка надела платье то, да и умерла. Отнесли ее пауки в дальний край своего гнезда и закопали в землю.
И тело ее гнило и перегнивало, и служило пищей для насекомых и становилось землей да смешивалось с родниковой водой и деревом стало сквозь ту землю прорастать. И поливали дерево то дожди и ветра обдували. Быстро росло оно и крепчало посреди густой чащи. И в час, когда сумерки сменяли день, треснула кора, как яичная скорлупа, и вышла из сердца дерева того женщина нагая вся покрытая черной смолой. И смола та стекала с тела ее и кислотой жгла землю вокруг. И не зная — не помня себя, брела она, куда глаза глядят, да и вышла к деревне. Только вместо деревни той одни развалины и стояли, но не понимала того она, шла себе и шла на шум реки, смола черная с нее все капала, да на старые доски попадала, загорались они. Вспыхнуло все вокруг, озаряя ночь. Дошла она до реки, стала мыться. Первые лучи рассвета озарили тело ее молодое, а за рекой выжженное место лишь осталось. Не помнила она ничего, не знала, кто она, лишь руки помнили, что ткать умеют. Насобирала она трав да шерсти диких животных, спряла пряжу, да соткала себе платье добротное, как учили ее пауки. Вот так, в новом платье да босая пошла ткачиха в новую зарю.
