Песнь русалки [Саша Урбан] (fb2) читать онлайн

Саша Урбан Песнь русалки

Глава 1

— Говорю вам, княжич, проклятье это, — бормотала женщина, высунувшись из окна по пояс. Из другого окна показалась косматая голова ее мужа.

— Замолчи, глупая баба! Замолкни, пока пуще беды не сделалось.

— Да куда уж пуще, дурень! Сперва засуха, теперь потоп. И дураку будет ясно, что боги гневаются, — покачала она замотанной в платок головой.

— А ты не гневи их еще больше жалобами своими, — шикнул муж и протянул огромные руки, принимая из лодки мешок с провизией: хлебом, сушеным мясом и крупой. Еды было немного, но даже эти мелкие крохи люди принимали с благодарностью. Еще бы, сам княжич Святослав спускался из терема на холме, чтобы раздать голодающим то немногое, что оставалось в их собственных погребах.

— Не беспокойтесь, скоро уж распогодится, — приговаривал юноша, отбрасывая со лба светлые кудри. Испарина на его лбу смешивалась с мелкими каплями моросившего дождя. — Помните, как было-то несколько дней назад, когда дождь стеной шел? Сейчас-то полегче.

— Полегче-то полегче, — принялась было причитать женщина, но под грозным взглядом мужа тут же стушевалась. Святослав кивнул хозяину дома и оттолкнулся веслом, чтобы приблизиться к следующему жилищу.

Всего месяц назад город был окутан облаком пыли и дыма. Засуха тянулась с самой весны, и, как снег сошел, небо не расщедрилось ни одной каплей дождя. Горел лес, иссыхали реки, а дороги раскалялись так, что прожигали подошвы до самой кости. Когда на землю упали первые капли, народ обрадовался, решил, что темная полоса закончена, даже не догадываясь, что принесенное ливнем облегчение скоро станет новой напастью. Дождь лил, не переставая, почти месяц. Иногда к нему присоединялся порывистый ветер, и в первые же дни дороги превратились в длинные полосы грязи, поля и долины — в гниющие топи. Город по окна погрузился под воду, а в низинах до земли было не дотянуться и веслом. Реки вскипели и вышли из берегов, и даже княжеский терем не был защищен от лютующей стихии. Под градом и дождем протекала крыша, а в горницах пахло плесенью и сыростью. Большинство запасов в кладовых и погребах отсырели или стали пищей крыс, но Святослав делал то единственное, что оставалось в его силах — брал понемногу из запасов, садился в лодку и на весь день отправлялся в город, раздавать горожанам еду и, по возможности, надежду. В вылазках его сопровождал Влас — конюх лет двадцати, низкорослый, с ногами колесом, так и не сумевший отрастить бороду. Зато язык у него был, что помело — он подхватывал любой разговор и мог уболтать каждого, кормя его байками и историями, которые «где-то слышал». Вот и в этот раз, когда они поменялись местами и настала очередь Власа стучаться в окна и перебрасывать мешки, он без умолку болтал о том, что скоро дождь перестанет, земля высохнет, а лето задержится до самой зимы. Да так щедро припечет, что они и урожай собрать успеют, и коровы отелятся, и зима пройдет легко и беззаботно. А Святослав кивал и стискивал зубы, стараясь, как бы правда ненароком не вырвалась и не бросилась в лица бедных людей.

Они ведь и сами понимали, что дни становятся короче, а ночи длиннее. Что в сумерках сырость смешивается с прохладой подступающей осени. Что не будет никаких телят и жеребят, ведь скотину пришлось забить, чтоб не помереть с голоду. И все равно ведь помирали… И роптали, мол, прокляли княжество. Мертвую воду наслали.

А Свят и не знал, что сказать. Засуха и ливни пришли ни с того, ни с сего, и ни в одной летописи не удавалось найти упоминания о похожем буйстве стихии в их краях. Дол всегда славился мягкими зимами и щедрым, плодородным летом. С чего вдруг богам стало насылать на людей столько горя? Поиском ответов на эти вопросы занималась княгиня, но и в ее словах мало внятного было, только советы от ведунов: забить самого доброго коня, сжечь на костре самую жирную корову, а голову кинуть в устье реки. И ничего не менялось.

Святослав тряхнул головой, отбрасывая налипшие на лоб кудри. Ливень хоть и сменился мелкой моросью, а легче от этого не стало. Вода в лодке так и скапливалась, губя последние продукты, одежда вымокала насквозь и становилась тяжелой, как будто кто-то нагрузил карманы камнями. Но Свят не жаловался. Раздав последние мешки, они подогнали лодку к пустой избе, ушедшей под воду по самую трухлявую крышу. Привязали лодку к коньку и вылезли передохнуть на мокрых досках. Юноши хоть и устали, а возвращаться в терем не хотелось. Не было ни малейшего желания сталкиваться с его главной обитательницей и ее свитой ведунов и юродивых.

— Хорошо бы сейчас на охотку, — потянулся, блаженно прикрывая глаза, Влас. Святослав хмыкнул.

— Какая сейчас охота, вся животина из лесу побежала.

— Так-то оно так. Мужики болтали, мол, лес сейчас волками кишит. Дурная примета, говорят. К покойникам.

Свят ничего не ответил, только провел рукой, указывая на затопленные дома.

— И как это они догадались.

— Вот ты вроде книжки свои заморские читаешь-читаешь, а чем дольше ты над ними сидишь, тем скучнее становишься, — хохотнул Влас. — А что матушка твоя? Не придумала еще какого обряда, чтоб от напасти нас избавить?

В его голосе прозвучала издевка, и в этот раз Святослав согласно ухмыльнулся. Иногда ему казалось — он был почти уверен — что княгиню не смущала обрушившаяся на них катастрофа. Наоборот, она чувствовала себя совсем вольготно вне досягаемости для остальных. Но и ее уже начинала выводить из себя протекающая крыша и испорченная еда. Свят хотел было перевести разговор, как вдруг под крышей раздался стук. Слабый, но отчетливый. Свят прислушался. Звук повторился, прямо рядом с ним. А затем послышалось скрип и шуршание, как-будто кто-то царапал с той стороны гниющие доски.

— Может, кошка, — пожал плечами Влас, но Святослав уже поднялся на ноги и принялся искать, где крыша обветшала достаточно, чтоб ее вскрыть.

— Да какая разница? Там есть кто-то. Эй! — он пару раз ударил ногой в серую, изъеденную книлью доску, и та почти сразу проломилась. В лицо пахнуло тухлой застоявшейся водой. Свят и Влас в четыре руки принялись расширять дыру.

— Да кто там может быть? Дом вон, сколько дней, как затопило, — тряс головой Влас, но не отставал. Наконец, дыра стала такой, что в нее можно было просунуть голову.

Конюх лег на грудь и всмотрелся. В мутной воде плавали фляги, бурдюки и пустые корзины, как рыбы, скошенные водяной хворью. Белела труба печи, а на самой печи, прямо под проделанной дырой, копошилось что-то бесформенное.

— Эй, есть тут кто? — позвал конюх. Бесформенное нечто дернулось, и на Власа зыркнула пара светящихся, как угольки, глаз. Юноша вскрикнул и отстранился.

— Кто там? — спросил Свят, глядя, как бледнеет Влас.

— Там… т-там бабка на печи сидит. Носатая, — юноша сжал кулаки, пытаясь взять себя в руки. — Пойдем отсюда, а. Там воды по горло, мы мимо этого дома сколько проходили.

— Ну так что, сыночки, поможете старой женщине? — раздался голос из дыры в крыше. Свят бросил недовольный взгляд на Власа и принялся самостоятельно расширять дыру дальше, пока в нее не получилось пролезть целиком. Пролившийся в избу свет осветил старуху — всклокоченная женщина, укутанная в выцветшие шали, сама казалась огромным комком застаревшей плесени.

— Как ты тут оказалась, бабушка? — спросил Свят.

— Как-как? Была я тут. Прилегла поспать на часок, смотрю, а дом-то и залило, — всплеснула руками женщина.

Юноши переглянулись. Даже у Власа не нашлось подходящей шутки. Свят кое-как пожал плечами и выдавил усмешку.

— Это же сколько ты спала, бабушка?

— Сколько старость требует. Радоваться надо в мои лета-то: сна может ни в одном глазу не быть месяцами, зато потом спишь, как младенчик, так что и сам не поймешь, помер или нет.

Свят спустился на печь и протянул руку старухе. Та неуклюже привстала и выпростала из-под платков и шалей узловатую ладонь, покрытую темными пятнами.

— Давай, бабушка, я тебя подсажу, а друг поднимет.

— Ай, славно. Смотри только, чтоб бабушка потом смогла свои старые косточки собрать, — прогнусавила та и зашлась сиплым визгливым смехом. Рука у нее оказалась неожиданно теплой, даже горячей, будто женщина все это время спала на растопленной печи.

С проворством молодой девчонки, она оперлась на Святослава и взвилась вверх, выскочила на крышу, почти не касаясь Власа и… тут же обратно сгорбилась, принялась вздыхать и кряхтеть. Свят выбрался следом, кивнул, наткнувшись на тяжелый недовольный взгляд друга.

— Бабушка, у тебя есть дом, где ты можешь остановиться? Друзья или родственники.

— Все бабушкины родственники за лес да за реку ушли, — пожала плечами старуха, уверенно шаркая к лодке. — Хотя, есть один домишко, в котором я желанная гостья. Во-о-он там, подруга моя давняя живет.

Она снова выпростала длинный палец и указала вдаль. На терем, угрюмо возвышавшийся на холме. Свят и Влас переглянулись, уже жалея, что достали сумасшедшую каргу из избы. Та, словно почуяв их перемигивания, обернулась и расхохоталась.

— Не бойся, княжич, мы с княгиней уж много лет дружбу водим.

— Не помню, чтобы мама…

— А-а, — пригрозила пальцем старуха. — Не мать она тебе. А останешься с ней наедине, напомни, что раз уж она решила стать тебе матерью, то женою уже не станет.

— Ты сбредила, карга! — вздыбился Влас, но княжич выставил руку, осаживая его. В голубых глазах юноши застыл страх и непонимание.

— Откуда ты…?

— Бабушка все знает, что птички на своих хвостиках и крылышках носят. Все видит, все слышит. Даже то, чего другие знать не хотят. Ну, давай, вези меня к подруженьке. Да пошевеливайся, пока холод не вгрызся в твои косточки, хворать тебе еще рано, княжич.

Перемахнув через борт лодки, она уселась поудобнее, нашла завалявшуюся корку хлеба и принялась грызть, мурлыча что-то себе под нос. Юноши переглянулись, не решаясь произнести хоть слово при странной женщине. По ее морщинистому лицу было ясно, что старуха изголодалась по хорошей болтовне. Даже когда юноши пытались не смотреть в ее сторону, она все равно пыталась вытянуть их на разговор.

— А что такие невеселые, мальчишки? Как будто и не рады, что жизнь спасли.

— Как тебя зовут-то, бабушка? — подал голос Святослав, садясь напротив старухи и берясь за весла.

— А как назовешь, так и будут звать, — на его нахмуренные брови она лишь рассмеялась. — Ладно-ладно, пусть буду Олеся. Хорошо? Ну, вот и ладненько.

Глава 2

Княжеский терем безразлично глядел на Дол пустыми окнами. До самой темноты в стенах не жгли свечей, а когда становилось совсем уж мрачно, разрешалось засветить одну или две сальные свечки на комнату — много огня княгиня Дана не терпела.

Она вообще, много чего не терпела. В основном она не любила кошек и собак, большинство птиц, пересоленную еду и незваных гостей. Одиночества княгиня тоже не переносила.

Ей нравилось, когда рядом с ней был кто-то, кто-нибудь, кто не перечил, не спорил и не перебивал, когда княгиня Дана начинала говорить. Речи ее лились бурной рекой. Княгиня рассказывала истории из своей юности, по десять раз на дню могла так и эдак пересказать день, когда князь Михаил слезно просил ее стать его женой, потому что увидал в ней — простой крестьянской девушке — благодетели настоящей княгини и красоту покойной жены. Святослав едва ли помнил маму, поэтому сравнить ему было не с кем и он просто верил, что это так, видя безграничную нежность, появлявшуюся в глазах отца при взгляде на молодую жену. Теперь и образ князя потихоньку выветривался из памяти. Святослав старался его сохранить, задержать, подолгу сидел с закрытыми глазами, восстанавливая в памяти строгие черты, но стоило ему приподнять веки — все развеивалось. А ведь болезнь забрала его всего три месяца назад. И только минули сорок дней — на Дол обрушились беды. Сперва засуха, теперь потоп. Княгиня, да и все остальные, видели в этом дурное предзнаменование, но разобраться, что именно разозлило высшие силы, все не получалось, поэтому они просто обращались к каждому, кто мог их услышать. Отправляли скотину в лес, жгли сухие травы в печах, кормили хлебом покойных родственников — а лучше не становилось.

Тогда-то в тереме появились кумушки — две женщины, которых княгиня расположила в тереме, как почетных гостий, и все дни проводила в их компании. Святославу они не нравились. Холодные, отстраненные, они никогда не обращались к нему напрямую. Даже если кумушки были с ним в одной комнате, они непременно обращались к Дане и говорили: «Передай ему…» и княгиня выполняла их приказ. Они именно приказывали. Стоило им появиться, и княгиня, прекрасная молодая женщина, утратила всю веселость. Стала нервной, мрачной, глядела исподлобья и непременно обижалась, как только что-то было сделано поперек ее слова. Она и раньше была непростой, и за все пять лет, что она жила с ними в тереме, Святослав не говорил с ней чаще, чем того требовали приличия. Она не настаивала. Только князю, когда тот был на смертном одре, она поклялась быть матерью Святославу, но, стоило тому спокойно испустить последний вздох, все вернулось на круги своя. Княгиня держалась особняком, не заходила на мужскую половину, а Святослав старался не встречаться с ней и сам. Только думал о том, как станет совершеннолетним — уже скоро, с первой осенней листвой — и отправит ее на самый дальний хутор, лишь бы не видеть больше ее кошачьих зеленых глаз и ее кумушек.

Иногда через слуг она передавала ему гневные послания за вылазки в город и раздачу еды, но на этом все заканчивалось. Пока недавно княгиня сама не явилась к Святославу.

Это произошло накануне. Святослав допоздна читал оставшиеся от отца книги, с трепетом переворачивая страницы, как вдруг в дверь постучали. Воровато оглянувшись, княгиня протиснулась в светлицу, словно боялась, что кто-то из слуг или кумушек увидит ее. Святослав замер, как заяц, застанный врасплох змеей. С толку сбивал ее внешний вид: после похорон отца княгиня облачилась в траурные одежды и не снимала их, беспрестанно причитая о своей вдовьей доле, но вот, теперь она стояла в праздничном сарафане, расшитом блестящим узором, румяная, с разноцветными лентами в длинных черных волосах. Ей было около тридцати лет, и она так и не смогла подарить покойному мужу ребенка, за что все слуги с жалостью смотрели на нее и ее тонкую талию, которую она подчеркивала плетеными поясами.

— Ну, здравствуй, Святослав, — произнесла она. Темные брови чуть взметнулись вверх, словно она надеялась, что он спит.

— И тебе доброго вечера, Дана.

Она чуть дернула ртом, давя недовольное хмыканье. Святослав так и не стал величать ее матерью, а она довольно быстро оставила попытки стать для него кем-то большим, чем мачеха.

— Я хотела с тобой поговорить. Позволишь?

Святослав кивнул, указывая на лавку. Княгиня села рядом с ним и придвинулась так, что подол коснулся его ноги. Юноша хотел было отодвинуться, но княгиня удержала его за руку, мягко, словно умоляя. Свят замер, но по позвоночнику у него разлилось напряжение, как происходило всякий раз, стоило княгине коснуться его.

— В чем дело? — он уткнулся взором в буквы на странице, но не мог разобрать ни слова. А кожей он чувствовал взгляд женщины.

— Ты уже совсем взрослый, и так на отца стал похож, — проворковала она, перебирая пальцами по его запястью. — Скоро уже его место займешь.

— Скоро, да.

— Вот только, чтобы стать во главе княжества, нужно быть достойным человеком, отцом всем своим людям. А достойному мужу нужна жена, — говорила Дана, и голос ее становился все тише и тише, слова тянулись, как смола. Она словно давала пасынку время осознать, предугадать, к чему она ведет.

— Не время сейчас для свадеб, — дернул щекой Святослав. — Еще тело отцово не остыло, и слезы по нему народ не выплакал.

— В ином случае я бы с тобой согласилась, — тонкие пальцы начали аккуратно поглаживать кожу над манжетой. Княгиня подалась вперёд, все силясь заглянуть ему в глаза. — Но сейчас слишком много поводов для слез. Ты видишь, что происходит. Сначала эта ужасная засуха, потом небесная вода. Боги недовольны, что Дол остался без князя.

На слове «Боги» она понизила голос и воровато оглянулась, точно боялась, что ее услышит Игнат — священник на хлипком плоте, очередной посланец, намеренный принести истинную веру в Дол. Вот только, сколько княжество ни крестили, народ все равно верил по-своему, по-старому. И только Игнат, в отличии от всех своих предшественников, не сдавался и все ходил к княгине, прося то церковь восстановить, то молебен произнести. Дана оставалась непреклонна, так что обветшалую церковь Игнат восстанавливал самостоятельно, но не оставлял попыток проповедовать.

Святослав рискнул пошевелиться и высвободить руки из хватки мачехи, мягкой, но крепкой, как у силка.

— Что ж, отправлюсь на поиски невесты. Сей же час.

— Ну куда же? — вздохнула Дана, и на ее полных губах появилась улыбка, будто Свят сказал какую-то наивную глупость. — В княжестве благородных девок, к кому можно было бы посвататься, не осталось. А из соседей ни один отец не отправит сюда свою дочь.

Княжич кивнул. Больше всего ему хотелось, чтоб разговор закончился, но Дана упрямо тянула время, точно играла с ним.

— К тому же, — заговорила она. — Тебе нужна не просто невеста, а та, что будет достойна зваться княгиней. Умная. И опытная.

Краем глаза Свят увидел, как белые пальцы вновь подкрадываются к его руке. Он резко отодвинулся и тряхнул головой, натянул на губы улыбку.

— Спрошу у Власа, не видал ли он такой.

— Но… — пробормотала княгиня, поправляя украшения. — Зачем же искать…?

— Ежели такой не найдется в теремах, буду искать по избам. Ты же к нам оттуда и явилась.

Ее щеки вспыхнули гневным румянцем, губы поджались. Свят с трудом сдерживал едкую усмешку, а княгиня поднялась и вышла, хлопнув дверью. Стоило ей скрыться, и молодое сердце сжала едкая тоска. Нет, Святославу не было жалко эту странную и временами жестокую женщину. Ему было стыдно за злость, за резкие слова и за удовлетворение, которое они приносили, стоило ему направить их на мачеху.

Но с женитьбой она была, к сожалению, права. Эта традиция всегда соблюдалась, иначе все беды народ вешал на неженатого князя. Так уже было однажды. Эту историю часто рассказывал отец. Взошел один молодой князь на престол, а там сразу начался мор у скота и лесные пожары, женили юношу насильно — так все сразу и прекратилось. Правда, на свадебке народ стоял с вилами наперевес, чтоб жених не передумал.

Свят тяжело потер виски и опустил лоб на стол. Так и просидел до утра, пытаясь как-то уместить в своей голове мысль о скорой женитьбе. Но стоило ему попытаться представить это, как образ тут же развеивался, как пыль на ветру. Не до мыслей о супружестве ему было. Сперва надо отгоревать по старому князю, помочь отстроиться всему княжеству, добыть где-то еды, чтоб если не все, то большинство, пережили зиму и дотянули до весны. Эти «надо» жили в голове Святослава день и ночь, и он уже не помнил, когда думал о чем-то ином. Казалось, то был и вовсе другой человек, который любил охотиться с Власом, ездить верхом и слушать истории старух и кухарок.

Возможно, именно из-за этого ночного происшествия весь следующий день Свят был сам не свой. Бессонная ночь и постоянная бурлящая тревога давали о себе знать, и порой Свят засыпал с открытыми глазами. Или ему казалось, что засыпал.

Голос Олеси в очередной раз вернул его из блуждания среди собственных мыслей.

— Отчего ты так волком смотришь, а, княжич? Неужто родные стены не греют?

— Хорошо все, бабушка, — пробормотал он. Вечерний туман уже начал собираться над водой и тянуть свои белесые лапы к холму.

— Ложь, княжич, страшное дело. На ней, конечно, можно и выстоять, но как начнёшь ее из себя выплёвывать, не заметишь, что она окружает тебя, как болото. И некому будет тебе руки подать.

— Да он задумался, — подал голос Влас. Он старался лишний раз не смотреть на старуху, и все таки, даже спрятав лицо, он не мог скрыть раздражения, которое вызывала в нем незваная пассажирка. — Он всегда, как задумается, как будто не здесь бродит, и хмурый, как туча.

— Оно и понятно, — хмыкнула Олеся. — Думать за себя самого — дело трудное, неприятное и даже неблагодарное. Но лучше так, чем когда думают за тебя.

— А откуда ты княгиню знаешь? — спросил Святослав, возвращая разговор в более понятную колею. Даже Влас заметно расслабился. А вот Олеся повела плечом.

— Знакомицы мы давние. В одной избе ткали и хлеб пекли, в одной бане бабам рожать помогали.

— Вы родственницы?

— Славь, кого хочешь, что нет, — рассмеялась Олеся. — Кто ж родную кровь-то бросит на произвол судьбы?

— А как она тебя бросила?

— Эх… — махнула рукой женщина. — Сказать не могу, поклялась. Но ты не волнуйся, сам все скоро узнаешь.

— Странная ты, бабушка, — бросил через плечо Влас. Старуха приосанилась, пригладила седые космы, будто получила похвалу.

— Отчего ж странная? Я клятву дала — я ее держу. Не то, что те, кто пытаются угодить всем и каждому, а в конце концов теряют и голос свой, и сердце.

Влас только поджал губы и бросил красноречивый взгляд на Святослава. Тот кивнул, потер руки и схватился за вторую пару весел. Дело пошло быстрее и ровнее. Туман ещё не успел добраться до берега, когда они уже привязали лодку и втроём направились к терему.

* * *

Кумушек было две — Анюта и Дарья. Сколько на них ни смотри, невозможно было понять, сколько им лет и кто они друг другу. Обе — светловолосые, так что не разобрать, седые они или молодые. С утра они были быстры и проворны, как девицы, а к вечеру еле двигались, как застанные ночным холодом ящерицы, и горбились, как вековые старухи. В глаза Святославу они не смотрели, а если видели, что он на них смотрит, то отворачивались, прятали лица и тут же продолжали делать вид, что юноши среди них и нет вовсе. Но это только для виду. Святослав чувствовал, как их злые блестящие глаза глядят за ним, следят за каждым его шагом, стоит ему лишь пошевелиться. И тут же злые языки неслись докладывать княгине, что творит княжич. И Дана вскоре являлась, чтоб в очередной раз пожурить его за отданную крестьянам еду. Вот и в этот раз за едва освещенными окнами мелькнули два силуэта, замерли, глядя на них, как совы, и тут же принялись мельтешить, разыскивать княгиню.

— Встречают, — хмыкнула Олеся.

— Я на конюшню пойду, — проговорил Влас. Святослав кивнул, отпуская друга подальше от центра женской ярости.

— Хорош друг, — проговорила старуха, когда крепкая спина скрылась в темноте, пропитанной прелым сеном.

— Он мне, как брат, — коротко ответил юноша и направился в сени.

Там их уже поджидала Дана, а из-за ее спины то и дело выглядывали кумушки. Княгиня была в ярости. Белая, как раскалённое железо, она стояла, сжимая кулаки, и пылающий взгляд ее глаз метался от пасынка к незваной гостье. Она словно не могла выбрать, на кого первым направить свой гнев.

Олеся заговорила первой:

— Ну, здравствуй, сестрица названная, — хмыкнула она. — Смотрю, все такая же красавица.

— Зачем явилась?

— А что, навестить уже нельзя старую знакомицу? — невинно захлопала ресницами старушка. — А я, может быть, соскучилась. Вот и решила справиться, как ты живёшь? Тяжела, наверное, вдовья доля?

— Убирайся.

— Ну, не гони меня. Изба моя затоплена, ночь на дворе. Дай, хотя бы, остановиться и переночевать, а утром я уже в путь отправлюсь.

Княгиня поджала губы и выглянула в окно. Затянутое тяжёлыми облаками небо уже темнело. Казалось, будь это в ее силах, женщина бы вытащила солнце обратно на небосвод, лишь бы гостья убралась прочь.

— Нельзя путнику отказывать, Дана, — прошелестела одна из кумушек. Кажется, Настасья, самая высокая из трёх, похожая на богатыршу.

— Просьба-то простая, — поддакнули две другие.

Дана скрестила руки на груди и закатила глаза.

— Оставайся, хорошо. Но ночевать будешь на конюшне. Хлеба и соли я тебе не предложу, первого почти не осталось, а второй и в помине не было.

— И за крышу над головой благодарю, — расплылась в улыбке Олеся и обернулась к Святославу. — Отведешь меня, княжич?

Юноша кивнул и собрался было проводить, как раздалось шушуканье, а следом — требовательный голос княгини.

— Святослав. Не задерживайся. Мне нужно с тобой поговорить.

Ещё один кивок, и княгиня резко обернулась, порывисто покинула помещение. Вскоре ее шаги растаяли в коридоре.

— Как мы ее, а? — веселилась Олеся. Они вышли на улицу. После душных сеней, в которых воздух вскипел от невысказанного недовольства, в вечерней прохладе стало легко дышать, как будто с груди сняли огромный камень.

Олеся остановилась, глядя на зыбко мерцающую поверхность воды и пляшущие на ней отблески из окон. Она причмокнула и покачала головой.

— Надо разбираться с этой напастью. А то дальше хуже будет. Вода застоится и стухнет, поналетит болотное комарье, принесет хворь, а там глядишь — и полкняжества нет, как не было.

— Надо увести воду, — сказал Святослав. Олеся посмотрела на него с усиленной улыбкой.

— Эта вода не человеческим рукам подсильна. Чтоб ее увести, нужно добраться до тех, кто ее послал.

— А кто это сделал?

— Правильнее будет «из-за кого», — вздохнула женщина. — А из-за рода твоего, семьи твоей.

— В каком смысле?

Старуха раздражённо замотала головой и стиснула челюсти, потом злобно зыркнула на юношу.

— Не могу сказать, говорила же! Какой ты… — она махнула рукой и взглянула на приблизившуюся конюшню. — Ладно, выполним наказ хозяйки. Я останусь тут, а ты — возвращайся к ней. Только дам я тебе один совет — ничего из ее рук не ешь и не пей. Понял?

Бесчисленные «почему?» сплелись в его голове в один большой клубок. Все это было очень странно, но в последнее время все и так было вкривь и вкось, поэтому юноша просто кивнул.

— Я принесу вам поесть чуть позже, когда все уйдут спать.

— Хорошо, — кивнула Олеся. — Прихвати побольше хлеба, да мяса. Но ничего соленого не бери, хорошо? Чтоб ни крупинки. Понял? Заверни в платочек и спрячь за пазуху.

Юноша кивнул. Он прошел с Олесей ещё немного, заглянул в конюшню, поискал глазами Власа, но его там не оказалось. Расстелил Олесе одеяло на самой сухой куче соломы и, ещё раз попрощавшись, вернулся в терем.

На выходе из сеней его уже поджидала Анюта. Про себя Святослав назвал ее «младшенькой» — самая бойкая и смешливая из трёх кумушек, она напоминала снежный вихрь своей кожей и белыми одеждами. Смеялась она некрикливо, а мелодично, как заливающаяся птичка, и иногда позволяла себе обернуться и, не глядя, бросить что-то Святославу. Вот, как сейчас. Она остановилась и уткнулась взором в резной узор на лавке и тихо заговорила.

— А ты знаешь, что все, вынутое из воды, нужно огнем лечить?

— О чем это ты?

— Ну, вода, смерть несёт. Болезни. Разве сам не видишь? — она чуть улыбнулась. — Но Олеси это не касается. Она хорошая.

— Ты ее знаешь?

— У нас ее все знают. Она за речкой, в лесочке живёт.

— А кто она такая?

— Сама тебе скажет, как время будет, — улыбнулась ещё шире Анюта и ускорила шаг. — Ты, главное, слушай ее внимательно и запоминай. И никому не говори, чему она тебя учит.

— Да она мне не…

Но Анюта уже прибавила шагу и вскоре оказалась в другом конце коридора, приоткрывала дверь в светлицу, где ужинали княгиня и Дарья. Вторая кумушка была угрюма и неразговорчива, в ее тонких поджатых губах читалось недовольство и постоянное невысказанное осуждение. Она подняла глаза на Анюту и злобно сверкнула ими. Девушка села рядом с ней, а Святослав, с краю стола, напротив мачехи. Княгиня подняла глаза.

— Скажи мне, разве я не просила тебя перестать сбегать в город? — спросила она холодно, а жестами, как хлебосольная хозяйка, указала на стол. Там стояли и каша, и мясо, и хлеб.

— Просила, — кивнул Святослав, чувствуя, как сворачивается желудок. За весь день он сам так и не поел.

— А он все равно не слушает, — покачала голова Дарья. — Никого и ничего. Хоть бы послушал.

— Тихо, — шикнула княгиня. Кумушки переглянулись и принялись тихо есть. Дана потянулась было к горшку с кашей, но Святослав опередил ее и принялся накладывать еду себе сам. — Тогда почему ты все ещё продолжаешь разворовывать наши запасы и бегать к этим людям?

— Потому что у них нет запасов, — вскинул подбородок Свят. Аппетит тут же испарился. — И это немногое, чем я могу им помочь, как будущий князь.

— Как будущий князь, ты должен жениться и обзавестись наследниками, чтобы эти люди воспринимали тебя всерьез, — с нажимом проговорила Дана. Кумушки тут же поддакнули.

— Женится — будет ему счастье. Не женится — горя выпьет целое море.

— Да хватит уже! — юноша обернулся к собеседницам. Те тут же спрятали глаза. — Или говорите со мной, или не говорите вовсе.

Ему даже показалось, что они прижались друг к другу, словно он не шикнул на них, а замахнулся. Дана ласково улыбнулась.

— Можете идти к себе. Дальше мы сами.

Кумушки закивали и покинули светлицу, оставляя Дану со Святославом наедине. Стоило им выйти, как на лице княгини снова появилась умиротворенная нежность.

— Как ты их, а? — вскинула бровь женщина.

— Кто они такие?

— Кто?

— Анюта и Дарья. И откуда они знают Олесю? Откуда ты знаешь старуху?

— Ах, ты об этом, — повела плечом мачеха. — Да так. Ты же знаешь, я выросла вдали от княжеского двора. Так и получается, когда растешь в деревеньке и работаешь в поле, со всеми знакомишься. Ешь же.

Она с удовольствием принялась за еду. А Святослав смотрел на полные до краев блюда и думал о старухе, которой мачеха даже хлеба с солью не предложила. И о людях, которым ей того же хлеба жалко. Под кожей медленно закипала ярость.

— Злишься? — взгляд зелёных глаз словно пробрался под кожу, пустил по ней толпы мурашек. Святослав не стал отвечать. Просто смотрел вперёд. Княгиня улыбнулась, принимая вызов. — О чем думаешь?

— О том, что ты права. И надо бы мне завтра же, с утра, отправиться на поиски невесты.

— Вот как, — ее губы дрогнули в азартной улыбке. — И далеко ли ты отправишься?

— Начну близко. А потом, если что, поеду дальше.

Она согласно кивнула и поднялась из-за стола.

— Тогда я должна, как хорошая хозяйка, угостить тебя перед дорогой. Я как раз припасла кое-что особенное.

И, не дожидаясь ответа, она поднялась из-за стола и подошла к полке, стоявшей в углу. Пока она отвернулась, Святослав достал из-за пазухи платок и принялся сметать со стола отрезанный хлеб, сушеное мясо, сыр. Завязал свой нехитрый улов в узел и спрятал пол рубаху как раз вовремя — тут же послышался мелодичный звон. Княгиня вернулась с маленьким кувшинчиком.

— Ты пробовал зелёное вино?

— Ясное дело, — кивнул Святослав. Не сказать, чтобы ему оно нравилось, очень уж хмеленое, а от полыни и душистых трав кружилась голова.

— Такого ты ещё не пробовал, — кивнула княгиня и, перегнувшись через стол, принялась наполнять кружку пасынка.

От запаха трав зашевелились волосы на голове, а кожа покрылась мурашками. Пахло мятой, душицей, полынью и чем-то ещё, незнакомым, но удивительно манким. А цвет зелья — чистый изумруд. В мыслях сразу стало легко, так захотелось распробовать эту изумрудную горечь, он уже мог представить, как она на выдохе сменяется пьянящей сладостью. Он дождался, когда княгиня отклонит кувшин, когда осядет зелёная пенка на поверхности, и взял кружку обеими руками, как держал бы сокровище.

— Ну, за добрую дорогу и хорошую невесту, — улыбнулась княгиня, наполнив свою кружку, но Святослав ее уже не слышал. В мыслях был только горько-сладкий дурман, обещавший все удовольствия, стоит только ощутить его на языке.

— Будем, — пробормотал он и поднес было напиток к губам, как вдруг в коридоре раздался грохот и звон.

Вино выплеснулось на руки и стол, на колени, когда Святослав вскочил, напряжённо ища глазами источник звука.

— Да что там происходит? — процедила княгиня и, подобрав юбки, направилась к двери.

Та распахнулась ей навстречу, впуская Власа, взмыленного и растрепанного. Он ввалился в светлицу и упёрся о стол, переводя дыхание.

— Что случилось? — хором спросили Дана и Свят.

— Там это… — он тяжело дышал. — Старуха. Плохо ей стало. Завалилась, скулит. Ох, дайте что-нибудь…

И, не дожидаясь разрешения, конюх схватил святову кружку и осушил ее одним махом, закашлялся.

— Крепкое какое, — хмыкнул он и покачнулся. Взгляд его остекленел. По лицу растекся румянец, как от лихорадки.

— Влас, — шагнул к нему Святослав. Конюх дернулся, приходя в себя.

— Все хорошо. Нужно это… что-нибудь, позвать кого-нибудь, чтоб проверить, не помирает ли, — заговорил он, тяжело переводя дыхание между каждым словом. Он стиснул кулак на рубахе и шумно сглотнул. — Не в то горло, видать, пошло. Можно мне водицы?

— Во дворе попьешь, — процедила княгиня. Влас обернулся к ней, уставился во все глаза, будто раньше и не видал. Губы его зашевелились, но ни звука не сорвалось. Речистый и говорливый, Влас впервые на памяти Святослава подбирал слова.

— Пойдем, скорее. Позовем кого-нибудь, — бросил Свят, утягивая друга вперёд, а тот все оборачивался на застывшую, словно статуя, княгиню, и не мог наглядеться.

Глава 3

— Говорил я тебе, не надо было ее сюда везти, — причитал Влас, пока они вчетвером добирались до конюшни, пытаясь не поскользнуться на размокшей глинистой земле. Несколько дней назад княгиня распорядилась положить мостки, но и те успели погрузиться в грязь так, что не разобрать, а были ли они вообще.

— Ничего ты не говорил, — напомнил княжич.

— Ну, напрямую, может, и не говорил, но я ж тебе намигивал… то есть намекал. Говорил, что беда будет, да и княгиня не обрадуется. Никак, духа злого привели или водяницу.

— Не водяницу, — послышался сзади голос одной из кумушек. Гостьи княгини молча следовали за ними, и только шумное дыхание выдавало их нетерпение.

— С каких пор тебя волнует, обрадуется княгиня или нет? — нахмурился Святослав.

Влас не ответил, лишь обиженно поджал губы и ускорил шаг, пока не оказался в дверях конюшни, да так и застыл, упёршись в дверной косяк. Остальные замерли за ним и все пытались глянуть поверх его плеча.

— Тебя только за смертью посылать, Влас Никитич, — проворчала Олеся. Живая и здоровая, она сидела на лавке и пыталась заплести космы цвета дорожной пыли в косу. Получалось не очень, то тут, то там выбивались пряди, но она словно не обращала внимания, как будто соблюдала приличия только чтоб как-то искупить вину за испуг, который причинила.

— А как же? Как же глаза? Пена? — пробормотал Влас, спина его обмякла. Олеся только сверкнула глазами.

— Нужно же мне было как-то от Данки сманить, а? А вы и не одни пришли, славно, — улыбнулась она, глядя на девичьи лица, показавшиеся в просвете между юношами. В глазах Олеси мелькнуло узнавание, и хитрая улыбка сменилась нежной и ласковой, как весенние солнечные лучи. — Вот вы где были, девочки мои.

— Бабушка! Бабушка! — Анюта и Дарья бросились к старухе, вытянув напряжённые руки. Та распахнула объятия и приняла их под покров своих бесчисленных накидок и платков. Узловатые пальцы легли на светлые затылки, Олеся прикоснулась губами сначала к одной макушке, потом к другой.

— Ну-ну, девочки мои. Бабушка же все слышит. Бабушка все всегда узнает и придет. Скоро домой пойдем.

Но две хрупкие фигуры застряслись, из-под слоев ткани послышались скулящие рыдания, как будто плакали маленькие дети. Святослав протер глаза: и правда, они же едва ли не младше него. И как он мог принять их за старух? Все дело в волосах и странной поступи, наверное. И в этой их странной манере отворачиваться, не говорить.

— Бабушка, она веретенца наши украла и спрятала, — всхлипнула одна из кумушек.

— А с веретенцами и имена забрала. А без них мы и вернуться-то не можем, — подхватила вторая. — С княжичем говорить запретила, нам его ни защитить, ни предупредить не даёт. Обещала все вернуть, как мы ее волю исполним, а мы…

И снова рыдания. Влас тихонько подошёл к Святу и шепнул.

— Ты понимаешь хоть слово? Какие веретенца?

— Не знаю, — пожал плечами Святослав.

— Веретенца волшебные, — невозмутимо сказала Олеся, утешающе поглаживая девушек по волосам. — Без них и имен они — не они. А раз так, я не могу забрать их домой, пока ведьма проклятая их держит.

И стоило словам повиснуть в спертом воздухе, пропитанном запахом прелой соломы, Влас дернулся и вскинул руку.

«Не смей называть ее этим словом!» — вскричал он и пошел на старуху. Кумушки вскрикнули и бросились в стороны, каждая попыталась утащить бабушку с собой. Все трое повалились на земляной пол, а Влас застыл, словно не знал, на кого обрушить свой гнев. Его грудь тяжело вздымалась, взгляд бегал с одного лица на другое, занесённый кулак дрожал. Святослав, недолго думая, бросился вперёд, схватил конюха поперек живота и повалил на пол.

От этого Влас словно опомнился и принялся вырываться и ёрзать, рычать по-звериному. В глазах горел гнев фанатика, готового до последней капли крови защищать свою святыню. Ярость застлала ему взор, и юноша смотрел перед собой, но будто не узнавал друга. А Свят перенес весь свой вес на руки, придавил Власа за плечи к земле и давил, давил, в надежде, что сейчас друг перебесится и успокоится. Но чем дольше он держал, тем сильнее разгорался во Власе гнев. Несколько бесконечно долгих секунд, и на шее юноши вздулись вены, а в белках глаз показались подтёки крови, на губах выступила пена. Свят пытался позвать его, но тот не слышал.

Краем глаза юноша заметил шевеление. Олеся поднялась с пола и с прытью, несвойственной старому телу, подбежала к загону, схватила верёвку и, ловко завязав на ней узел, бросила моток на Власа. Юноша задёргался ещё сильнее, и веревка зашевелилась на нем, как живая змея на солнцепёке. В глазах Власа зажёгся животный первобытный страх. Юноша задёргался, а Свят впился в его плечи, удерживая уже чтобы друг не покалечил самого себя. Стоило верёвке сместиться с груди к шее, как она обвилась вокруг власова горла, нетуго, на один оборот, и Влас тут же присмирел. На его лице застыл испуг. Свят тут же отпустил руки, и в то же мгновение Влас весь сжался, скрутился калачиком на полу и… тявкнул.

Свят удивлённо сморгнул, глядя на щенка с верёвочкой на шее. Зверь удивлённо оглядывался вокруг и шумно втягивал в себя воздух, а потом со скулежем бросился на колени к княжичу, да так и застыл. Святослав неосознанно запустил пальцы в жёсткую черную шерсть на загривке и непонимающе уставился на Олесю. Старуха потирала руки и выглядела абсолютно довольной собой. Встретив взгляд юноши, она указала пальцем на щенка.

— Он выпил что-то из ее рук?

— Зелёное вино, — растерянно проговорил княжич. — Что ты с ним сделала?

— Одела в шкурку, в которой он не навредит. Гляди, как ему хорошо — маленький, резвенький, а зубки-то ещё не выросли, не покусает.

— Верни его, как было, — Свят вскочил на ноги, прижимая к груди щенка. Олеся помотала головой, скрестив руки на груди.

— Могу, конечно. Но не стану. Верну ему человечье обличье, и он побежит своей хозяйке служить, как верный пёс. А будет ли он твоим другом в таком случае?

Свят потупил взгляд. Выходило нескладно. Он посмотрел на забившихся в угол сестер. Те все так же прятались от его взгляда. На душе нехорошо заскребло.

— Кто вы все такие? Откуда все знаете? — спросил он. Скопившаяся усталость не давала как следует удивиться. Он столько раз слышал от матери рассказы о духах, что, кажется, всегда был готов к встрече с кем-то из-за реки и леса. Но чтоб эти существа, древние и сильные, оказались под одной с ним крышей… от одной мысли об этом у Святослава затряслись поджилки. И как он раньше не догадался?

— Ответить на твой вопрос не так просто, как кажется, — старуха метнула взгляд в сторону кумушек. — Покуда у них похищены их вещи и имена, они — не они.

— А ты?

— А меня ты должен сам узнать и назвать по имени, — ухмыльнулась бабушка, а затем ткнула узловатым пальцем в щенка. — Хочешь понять, что к чему и друга выручить? А заодно и княжество свое?

Святослав закивал, в горле пересохло от удивления. Старуха довольно ухмыльнулась и протянула ему руку.

— Мы с тобой от одной беды мучаемся, княжич. Я помогу тебе, а ты — поможешь мне освободить моих девочек, вернём в берега реку и всякую живую тварь.

Святослав знал — отказываться нельзя. Кем бы ни была старуха, в ней чувствовалась сила, недоступная ни одному из мудрецов. И редко, когда такая сила просит помощи или предлагает прийти на выручку сама, без просьбы. Юноша протянул руку, крепче прижимая к себе разволновавшегося щенка.

— Вот только медлить нельзя, — причмокнула тонкими губами старуха. — Ты принес то, о чем я тебя просила?

Свят кивнул, ощупывая узел с едой у себя под рубашкой. Олеся кивнула.

— А как быть с Даной? Она заметит, что мы пропали.

— Скажи ему, что мы поможем, — раздался голос Анюты.

— Глаза отведем, — поддакнула Дарья.

Олеся кивнула и отошла к стогу сена, принялась шарить среди сухих прелых стеблей, пока не нашла припрятанный там Власом кувшин. Откупорила его и поднесла к лицу княжича. Святослав отшатнулся — в лицо пахнуло кислым пивом.

— Не вредничай, набери полную грудь воздуха и выдохни туда, как следует, — приказала старуха. Юноша сделал, как она сказала. Как только в горле и носу стало жечь от недостатка воздуха, Олеся закупорила кувшин и отдала кумушкам.

— Вот вам немного голоса княжича. Выпускайте его потихоньку, чтоб на все дни хватило, да так, чтобы Данка побегала, как следует, — осклабилась она.

Девушки вцепились в кувшин и, поклонившись старухе, выскочили в беспросветную ночь. Олеся же повернулась к юноше.

— Лодочка-то твоя на месте осталась?

— Да, бабушка, — произнес он.

— Хорошо. Слушай меня, и все у тебя хорошо будет, вернёшьсяцелехонький, они и обернуться не успеют.

— А куда мы?

— К внучке моей, Милораде, в Алую Топь.

* * *

Алая топь была жутким местом. О ней знал всякий ребенок в Доле, и каждого с самых малых лет предупреждали, что в берёзовой роще, корнями ушедшей в буровато-алую землю, играть нельзя. Кого бы ты там ни встретил, людей живых там не будет. Один деревенский дурачок так встречал там мертвого братца, другая женщина увидала мужика, которого — мертвого, окоченелоно — собственноручно омывала в бане год тому назад. Когда-то, говорят, двенадцать молодых женщин утопли в болоте, тогда-то нетвердая земля и окрасилась алым, дала начало дюжине белоснежных, словно покрытых инеем, берёз. Если, заигравшись или заблудившись, ты надоедал на Алую Топь, то тебе следовало переодеть одежду шиворот-навыворот, чтоб нечисть не учуяла человеческого духа, поменять местами правый и левый лапоть, достать из карманов все, что было съестного, и громко попросить батюшку Лешего вывести тебя из проклятого места. И теперь Святослав отправлялся прямо туда, откуда многие бежали, уповая только на помощь духов.

Юноша храбрился и налегал на весла, словно пытался шумом и плеском отогнать невесёлые мысли. Но тяжкие думы родились вокруг него, как болотная мошкара. Щенок, в которого Власа обратила старуха, свернулся на дне лодки и тихо сопел. Иногда, когда плеск весел становился слишком громким, зверь приоткрывал блестящие глаза, всматривался в лицо Святослава и снова с силой зажмуривался. А княжич смотрел в эти глаза и вспоминал лицо товарища, перекошенное первозданной злобой. И тут же в памяти всплывало ещё одно лицо, родное и знакомое до боли. Отцово.

Свят пытался удержать его в памяти, но спокойный образ отца неумолимо ускользал. А в тот момент, исполненный ярости, он намертво въелся в память Святослава, и юноша никак не мог изгнать его из своей головы. Тогда Святослав вернулся с купальных гуляний, когда княгиня, простоволосая, в одной лишь рубахе, плясала на потеху двору, и ее черные пряди взметались в воздух в такт каждому повороту. Князь пил пряное зелёное вино и никак не мог налюбоваться на молодую жену, и даже не видал, как остальные глядят на Дану, как заворожённые. Казалось, даже пламень костров приутих, чтоб не привлекать внимания, которым безраздельно владела Дана. Потом они шли через высокую траву, воздух пропитался утренней сыростью и горьким запахом истлевших поленьев костров. И князь гордо спросил Святослава, какова ему мачеха. А тот возьми и ответил, что она их всех будто и околдовала, как ведьма.

В первый и последний раз в жизни князь ударил сына по лицу. Размашисто, гневно, а затем схватил за ворот рубахи и прошипел:

«Никогда не называй ее этим словом».

На следующий день он говорил с сыном, как ни в чем не бывало. Святослав и сам перебрал в голове все возможные оправдания, пока его обида на отца не улеглась. И все стало вроде славно, но теперь этот момент вновь и вновь взвивался в его мыслях непослушным вихрем.

Они миновали затопленные дома, впереди показалась немая ершистая громада леса, в которой пропадал всякий свет.

— А фонаря-то мы и не взяли, — пробормотал Святослав, покрепче перехватывая весла. Олеся оторвала взгляд от леса, обернулась и усмехнулась.

— А зачем тебе фонарь-то? Водице-то он не надобен, она сама все пути знает, и нас она выведет.

Святослав кивнул. Он слишком устал, чтоб думать о том, как это странно. Или что ему нужно благоговеть перед древними силами, что влекли его к себе. Все его мысли сконцентрировались на том немногом, что он, казалось, мог осмыслить.

— Так значит, ты знаешь Дану?

— Знавала когда-то, — хмыкнула Олеся. — Помогла я ей. Я вообще страшно добрая. Помогаю всякому, кто меня по имени кликнет. Отказать не смею. Припугнуть могу. Напросилась тогда Данка мне в ученицы, в помощницы. Так и познакомились.

— А что произошло потом?

Олеся поджала губы. Тень от стены леса начала наползать на ее черты, но даже в обступившем их мраке Святослав мог раличить досаду, показавшуюся на ее лице.

— Знаешь, что может сдержать даже самую мощную и разрушительную силу, а, княжич? — Святослав мотнул головой. Слова Олеси звучали зловеще. — Обещание. Самые сильные, самые древние из нас не смеют нарушить данного обещания. Вот и я дала такое, поклялась сохранить Данкину тайну. Но ты можешь расспросить ее сам. Я бы рассказала тебе, если б могла, да не могу.

На ее тонких губах показалась мягкая виноватая улыбка. Святослав тряхнул кудрями, принимая ее ответ.

— Но ты спрашивай, — ободрила его старуха. — Не стесняйся. Там, где тайны нет, я тебе все расскажу. А там, глядишь, придумаешь, как до тайны добраться.

— Она и правда ведьма? — выпалил юноша. Щенок в ногах гневно зарычал. Святослав опустил руку и аккуратно принялся почесывать Власа за ухом.

— Правда-правда. Не всегда она такой была, но что с ней случилось — полностью ее рук дело.

— Зачем она пыталась опоить меня?

— А то ты не догадываешься? Ты ведь и сам знаешь, по глазам вижу. Сам видал, как она такое уже делала, — ехидничала бабушка. Свят опять кивнул. — Ну, так и не трать время на пустопорожнее переливание. Спрашивай то, что хочешь знать, а не то, что знаешь.

— Если она такая сильная, то как мне от нее княжество защитить? — выпалил он. Старуха довольно хмыкнула.

— Дело нехитрое, но и непростое. Данка-то в первую очередь княгиня. Вот и забрать у нее нужно власть княжескую. Но это ты и сам догадаться мог. Просто так, солью или оговором ее не возьмёшь, и не убить ее, как человека.

— А можно не убивать? — спросил юноша.

— Не можно, — пожала плечами Олеся. — А вот как ей дух от тела отделить — главная Данкина тайна. Разведай ее, и все поймёшь.

— А как мне это сделать?

— Тут уж ты сам решай. Но против колдовства ее тебе Милорада поможет. Там, где я бессильна, она выстоит, — проговорила женщина, и в ее голосе звучала неподдельная гордость.

Святослав кивнул, принимая скудную информацию. Разум тут же впился в слова старухи, как нищий, в кусок хлеба. Юноша опустил натруженные руки на весла, но ладони не нащупали гладкого дерева. Святослав заозирался — весел нигде не было, а лодка, словно большая рыба, медленно плыла сквозь затопленную рощу, поворачивая то там, то тут, будто ее тянули на верёвке.

— Смотри во все глаза, княжич, запоминай дорожку, а то не выйдешь, — проговорила Олеся.

Святослав послушался. Он изо всех сил напрягал зрение, пытаясь запомнить каждый ствол, каждую кривую ветку, что попадалась им на пути. Глаза щипало, и сон то и дело норовил его сморить, но стоило юноше хоть немного прикрыть глаза, щенок принимался скулить. И как ни вскидывал голову княжич, Олеся сидела на носу лодки, повернув голову к лесу, как огромная сова.

* * *

Солнце выкатилось на небосклон быстро, как брошенное на блюдце яблоко. Хоть Святославу было уже достаточно лет, ещё ни разу он не видел такого скорого рассвета. Юноша заозирался по сторонам — всюду раскинулся лес, только не такой, каким юноша привык его видеть. Стволы деревьев словно прижала к земле и перекрутила гигантская невидимая рука. То тут, то там из воды торчали трухлявые пеньки. На ветвях переговаривались кукушки. Их бесцветное «ку-ку» отскакивало от воды и разлеталось на много верст во круг так, что, казалось, воздух дрожит от этого звонкого кукования.

— Встречают, — хмыкнула Олеся. — Давай-ка оставим им гостинчик, чтобы они потом и обратно проводили.

Святослав сонно кивнул и вытащил узел, запрятанный под рубахой. Старуха придирчиво осмотрела его поклажу и отломала кусок хлеба. Протянула его юноше.

— Подбрось над головой, пусть хватают. И скажи: «хозяюшки, приглядите за гостем, да потом в целости домой отпустите».

— А это обязательно?

— Ежели домой вернуться собираешься и княжество спасти хочешь, — пожала плечами старуха.

Святослав тяжело вздохнул и, покрошив начавшую подсыхать горбушку, вскинул руку над головой. Крошки разлетелись по воздуху. Сквозь сведённые от напряжения челюсти он повторил старухин оговор. Олеся только довольно кивнула.

Кукушки тут же закружили над ними чёрно-белым облаком, подхватывая кусочки хлеба прежде, чем они упадут в воду. Одна птица даже уселась на борт лодки, но Олеся на нее гневно шикнула.

— Давай-давай, занимайся своими делами, а нам не мешай.

Птица — Свят готов был поклясться — почтенно склонила голову и упорхнула. Только юноша хотел спросить, как такое возможно, краем глаза он увидел движение. Большое косматое пятно, будто медведь, сорвалось с ветки сосны, но не плюхнулось в воду, а словно отскочило от поверхности и повисло на соседнем дереве. Юноша обернулся было, чтобы получше рассмотреть, но стоило ему это сделать — лес снова замер неподвижно.

— Что это там? — пробормотал юноша, оборачиваясь к старухе.

— Где? — удивлённо вскинула брови Олеся.

— Да вон там.

— Да где? — она приподнялась со скамейки, упорно глядя не в ту сторону. Святослав развернулся, указывая туда, где снова показалось шевеление.

— Да вот же, ну!

Пятно мелькнуло совсем близко, в воду упала сломанная еловая лапа. «Никак, рысь», — подумал Святослав. Щенок под ногами принялся скулить и жаться к доскам. Захрустело прямо над головой, в лодку посыпались сухие ветки. Что-то заскрипело, завыло в кронах, и Свята пробрал животный ужас, такой, что все тело напряглось в готовности бежать, отбиваться, всеми способами спасать жизнь.

— Ах, это, — расхохоталась Олеся и захлопала в ладоши, крича куда-то вверх. — Батюшка, хватит молодца пугать. К Милораде он путь держит, друга выручать.

Движение в ветвях стихло. Святослав замер, скованный скопившимся в теле напряжением. Все, что было в животе, свернулось в клубок и било под горло рвотными позывами. В горле пересохло, он не мог вымолвить ни слова, и тут из переплетения ветвей над его головой показалась рука. Волосатая, наполовину скрытая вытертой рубахой, вся покрытая землёй и слоями застывшей грязи. Вот тут весь страх, что Свят давил в себе, пересилил юношу, и княжич пискнул, глядя на раскрытую ладонь.

— Ну что ты верещишь, княжич, — пожурила его старуха. — Знаешь ведь, что нужно сделать. Ну, чему только в теремах учат?

— П-позволь, батюшка, пройти. Пригляди за гостем, а потом в целости домой отпусти, — пробормотал он, отрывая ещё кусок хлеба и вкладывая его в страшную ладонь. Пальцы тут же сжали мякиш, и рука исчезла. Послышалось чавканье, а затем — две ноги в лаптях, причем правый был на левой ноге, а левый — на правой.

Следом показалось и все туловище: сухонький миловидный старичок с густой бородой, доставашей ему до колен, и такой пышной, что человек мог целиком скрыться под ней, обернувшись, как в тулуп. Глаза у него были зелёные, улыбчивые.

— А коль вы к Милорадушке, то чего ж напрямую не пошли? — спросил он. Старуха скрестила руки на груди.

— Можешь напрямую провести — веди. Я парня подготовить пытаюсь, а то они ныне нежные, впечатлительные, — махнула рукой Олеся. — Даже по имени меня назвать не может.

— Ну, дела! А меня назовешь? — хохотнул старик, хлопая себя по колену.

Несмотря на то, что дед сел с Олесей на самый край, лодка даже не думала терять равновесия, словно на борту был только Святослав, да Влас в собачьем обличии.

Юноша зажмурился и потёр глаза в наивной надежде, что стоит ему поднять веки, странный старик исчезнет. Но не тут-то было. Он все ещё был на месте, а лапти были надеты все так же неправильно.

— Батюшка Леший? — неуверенно проговорил юноша, чувствуя, как к горлу снова подступает тошнота. Всякий, кто видал Лешего или хотя бы рядом оказывался, разума лишался.

— Ну, вот же! — затряс рукой старик. — Знают они все! Чего ты наговариваешь? Ну, будем знакомы, малец. Как тебя звать?

— На перепутье свое имя говорить — пути назад не найти, — махнула рукой старуха, и челюсть княжича тут же с клацаньем взлетела вверх, а зубы сжались.

— Все помогаешь? — даже умиленно проговорил Леший. — Ну, ладно. Проведу вас к Милораде.

Он чуть согнул колени, оттолкнулся и взмыл в воздух, пружинисто, как блоха. Снова послышался хруст в ветвях, и лодка прибавила ходу, будто кто-то тянул ее невидимой веревкой. Святослав смотрел перед собой, дыша сквозь стиснутые зубы в попытках унять бешено бившееся сердце.

— Не бойся, княжич, — откровенно потешалась над ним старуха. — Самое страшное впереди — тебя ждёт знакомство с Милорадой.

— А она такая же, как вы? — спросил Святослав, не очень понимая, что он и сам имеет в виду.

— Нет, она скорее как ты. Человек, живой, из плоти и крови, просто среди нашего брата выросла. Ты же знаешь историю Алой топи?

— Там дюжина девушек умерла, чтоб нашествие вражеское не прошло к городу.

— Правда. А когда девушки не своей смертью умирают, они русалками становятся. Вот, одна под сердцем дитя носила, ну и попросила нас спасти маленькую от жизни утопицы. Мы ее и призрели. Растили, как могли, но характер… — она покачала головой и махнула рукой. — Одно запомни: Милораде только правду говори, а какую бы цену она за свою помощь ни назначила — соглашайся. Понял?

— Понял.

— Не пытайся ей польстить или подкупить как-то по-другому. Понял?

— Понял.

— И самое главное, запомни. Не говори ей про то, что за рекой есть. А то ж она рваться к вам станет, а нехорошо это. Нельзя ей.

— А почему нельзя? — спросил Святослав, но, стоило ему моргнуть, старуха исчезла. На носу лодки не было никого, а впереди забелела березовая роща, утопавшая корнями в алой земле.

Глава 4

Лодка ткнулась носом в берег, и почва отозвалась болотным чавканьем. Влас завился по дну лодки, истошно скуля. Святослав неуклюже балансировал на носу, пытаясь подцепить мшистую корягу, торчавшую из-под воды. Трухлявое дерево выскальзывало из рук и трещало, грозясь вот-вот надломиться, и юноша аккуратно старался одновременно пристать к берегу, не соскользнуть вниз и не перевернуть лодку. На секунду ему показалось, что он почти у цели, как вдруг его перевесило, и корма начала разворачиваться поперек течения. Святослав вцепился в коряку, и та натужно хрустнула и рассыпалась в его руках.

— Да ради всего святого, — простонал юноша, видя, как алый берег топи снова начинает отдаляться. Щенок испуганно повизгивал, метаясь от одного борта к другому. И княжичу не пришло на ум ничего, кроме как позвать на помощь. — Милорада! Госпожа Милорада! Помоги мне!

Ничего. Только плеск воды и стрекот птиц, скрывшихся в кронах. И треск, тяжелый стонущий скрип дерева. Святослав обернулся и увидел, как береза, что росла на берегу чуть впереди, клонится вниз, спуская свои длинные ветви. За эту ночь княжич повидал столько, что сомневаться уже не было смысла. Он подхватил щенка на руки, сунул под рубаху и, когда лодка оказалась под деревом, поднял руки и повис на ветвях. Поток понес их суденышко дальше, а Свят так и остался висеть. Телом он чувствовал, как дрожит под рубашкой щенок. Княжич подтянулся поближе к стволу и, перехватившись, начал подбираться ближе к дереву. Руки от натуги вспотели и грозились вот-вот соскользнуть с гладкого, словно выкрашенного белилами, ствола. Наконец, под ногами мелькнула алая земля. Святослав разжал руки и упал вниз, на болотистую мшистую почву. Когда он поднял голову, дерево уже распрямилось.

— Ну, дела, — почесал он затылок.

— А спасибо сказать? — раздался в ответ ему тонкий голосок. Святослав обернулся. Ему показалось, что краем глаза он увидел какое-то шевеление, но никого не было. Юноша обернулся к дереву и поклонился в пояс.

— Спасибо, матушка-береза, — он низко склонил голову, про себя отмечая, что после всех встреч на этой странной реке, уже не кажется таким чудным говорить с деревьями и птицами. Тут же снова заговорил голос.

— Кто таков? Зачем пожаловал?

— Госпожа Милорада, это ты? — спросил он в ответ и сделал шаг в сторону рощи. Стоило ему лишь пошевелиться, земля под его ногами с чавканьем начала оседать. Свят сделал еще шаг, но только сильнее увяз.

— Я-то я, а вот ты кто? — смешливый голосок не унимался. Святослав склонил голову.

— Меня зовут Святослав, я княжич из Дола. С моим другом случилась беда, его заколдовали, и твоя бабушка сказала, что лишь ты можешь мне помочь.

Земля тут же вытолкнула его обратно, сделалась твердой под его ногами. Свят вытер испарину и продолжил озираться по сторонам, ожидая наконец увидеть хозяйку Алой топи.

— Чего ты башкой-то вертишь, княжич? — раздалось совсем рядом, за его плечом. Свят обернулся и аж подпрыгнул — девица стояла совсем вплотную, так, что он мог рассмотреть каждую веснушку на ее бледном лице. — До чего пугливый княжич!

Девушка хлопнула в ладоши и умиленно рассмеялась. Роста она была небольшого, совсем худая, так что белая рубаха, подпоясанная красным поясом и перехваченная поневой, совсем болталась на костлявых плечах. Лицо у девушки было круглое, мягкое, но вот голубые глаза смотрели остро, хитро. Рыжие, как огонь, волосы рассыпались по плечам, и пылали в вышедшем из-за туч солнце так, что Святославу пришлось опустить глаза.

— Госпожа Милорада, — пробормотал он и поспешно поклонился. Влас с тявканьем выкатился из-под рубахи и припал к земле, злобно урча на хозяйку топи.

— Да что ты все «госпожа» да «госпожа»? — наморщила вздернутый носик девушка. — Тут ты кровей княжеских, почтил навестить, а я так, просто живу тут. Зови меня просто Милорадой.

Она тронула его за плечо, позволяя подняться. Ткнула пальцем в щенка.

— Это твой друг?

Не успел княжич внятно ответить, девушка тут же упала на колени и принялась гладить щенка, воркуя над ним, как над младенцем. Черные глаза Власа наполнились нежностью, он аккуратно приподнялся и ткнулся носом в белые ладони, а потом и вовсе повалился на спину, подставляя розовое пузо.

— Ласковый такой, — улыбнулась девушка. — Точно думаешь, что человеком ему будет лучше?

— Да, пожалуйста.

— Ну, раз так просишь, то пойдем.

— Куда?

Она поднялась с земли и посмотрела на него, как на круглого дурака. Губы разошлись в усмешке.

— Домой ко мне, княжич, куда же еще? Ты думаешь, что чары снять — это пальцами щелкнуть? Мне травы нужны мои, отвары. Да и тебе лишним не будет чаю попить и в баньке попарится.

— Спасибо, — он попытался еще раз поклониться, но девушка недовольно скривилась и замахала руками.

— Оставь это, — сказала она совсем серьезно. — Лучше делай, что тебе говорят. Иди за мной, след во след.

И, приподняв юбки, она начала прокладывать путь. Земля под ее ногами напоминала красный мох и проминалась почти на два пальца в глубину, а в получившихся ямках скапливалась алая вода, точно густая кровь. Святослав понимал, что то была игра света и цвета почвы, и всё-таки от этого сходства становилось жутко. Милорада шла впереди, пёс послушно семенил за ней, а Святослав замыкал их скромную процессию.

Его одновременно снедало любопытство и желание оглядеться, получше узнать эту проклятую Алую Топь. А с другой стороны, он уже столько странного повидал, что боялся, как бы рассудком не повредиться. Поэтому он упер взгляд в спину Милорады, в распускающуюся огненную косу.

Любопытно, сколько этой девушке лет? Выглядела она совсем молодо, но ведь в этих местах все не то, чем кажется. А ну, как она развернется в который раз, и тут покажет старушечье обличие? А если, не старуха? То как молодая девушка, по виду, только в поневу прыгнувшая, стала обитательницей такого места?

— От несказанного голова разболеться может, — ухмыльнулась через плечо Милорада. Они уже отошли достаточно далеко от берега, земля почти не проваливалась, а горбилась вверх скользкими склонами. Впереди Святослав увидел кое-как вделанные в берег ступени из обычных досок.

И, только Милорада сказала, в висках княжича застучали молоточки. Стоило ему зажмуриться, боль тут же пропала. Девушка заулыбалась, мол, то-то же.

— А давно ты тут живешь, го… Милорада?

— Сколько себя помню, — пожала плечами девица. Она сняла с плеч косынку и, обвязав ею щенка, приподняла над землей. Святослав поспешил к ней, чтоб подстраховать, когда она начнет взбираться по скользкой лесенке, но ветки рябины, росшей за березовой рощей, сами потянулись к ней, позволяя уцепиться.

— Ты тут родилась? — очень не хотелось отвлекать ее, но вопросы сами рвались наружу.

— Кажется. Бабушка говорит, что родилась я тут, но сама не отсюда. Она у меня любит загадки.

— Олеся, да, она умеет заморочить.

— Олеся? — Милорада уже добралась до самого верха и обернулась, сверкая голубыми глазами. Святослав готов был поклясться, она потешалась над ним, как над деревенским дурачком. — Это так ты ее назвал? Не признал что ли? А дедушку моего ты как назвал? Алексеем? Или Бореславом?

Она уселась на землю и, скрестив ноги, уперла локти в колени, положила подбородок на руки. Святослав осмотрелся и потянулся за веткой рябины, чтоб уцепиться и подняться наверх, но деревья отклонились от него. Милорада рассмеялась.

— Ты про Лешего? — вскинул голову юноша. Хозяйка топи закатила глаза.

— Ну хоть его ты угадал. Без подсказок обошлось, я надеюсь?

— Ну, да.

— А с бабушкой не сдюжил?

— Может, ты мне подскажешь? — пожал плечами княжич.

— Ишь ты, хитрый какой, а все равно не очень умный. Вот и не подскажу, — надула губы девушка. — И за что она тебя мне подослала? Ты ей вон, какую обиду нанес, а она все равно помогать вызвалась.

— Она дала моей мачехе какую-то клятву, так что теперь не может супротив ее колдовства ничего поделать. Вот только пострадал от этого не только мой друг и не все княжество, но еще и ваше. Она держит у себя двух сестер. Украла у них веретенца.

— Веретенца? — девушка наклонила голову. Насмешка в ее глазах сменилась живым интересом. — Это плохо.

— Ты знаешь, кто они? — Святослав все махал руками и подпрыгивал, пытаясь схватиться за ветви, а те то спускались, то опять подымались, стоило ему подскочить.

— С веретенцами — да. А без них они — не они.

«Тут хоть кто-нибудь умеет говорить по-людски?» — раздосадованно подумал юноша, но вместо этого выпалил.

— Помоги мне подняться.

— Не меня проси, княжич, — осклабилась Милорада.

Юноша выдохнул и, склонив голову, повторил просьбу в сторону деревьев. Ветви неохотно, недоверчиво, спустились.

— Соображаешь, — улыбнулась девушка. — Тут все живое, у всего свое мнение. Я же просто за порядком слежу. А все, кто тут есть, меня оберегают и домик мой.

Несколько раз чуть не поскользнувшись на неверной земле, княжич все-таки вскарабкался к Милораде и опустился на одно колено, пытаясь отдышаться. Он уже было поднялся, чтоб следовать дальше за своей странной провожатой, но ледяной взгляд его остановил. Юноша обернулся и еще раз поклонился деревьям.

— Хорошо, — довольно кивнула Милорада. — Пойдем, тут недалеко осталось.

В этих местах деревья росли совсем редко, и солнца было много. Оно золотилось, путаясь в нитях паутины, сверкало в каплях росы. Мокрая земля сменилась ковром из листьев и сухих веток. Впереди показалась избушка, сложенная из выкрашенных в белый цвет бревен. Она была такой крошечной, что казалась игрушечной. Даже миниатюрной хозяйке там было бы не развернуться. Та снова будто прочитала его мысли.

— Это она только снаружи маленькая, а внутри и твой терем перещеголяет, — улыбнулась она и тут же поникла. — Хотя я в теремах ни разу не бывала.

— А я не бывал в избах, которые внутри больше, чем снаружи, — ответил Святослав, памятуя о словах Олеси.

Вблизи избушка оказалась еще меньше, чем издали. Конек крыши едва был выше плеча княжича, а дверь заканчивалась на уровне пояса. Милорада распахнула дверцу и, пригнувшись, шмыгнула внутрь.

— Заходи в гости, не бойся.

— А я и не боюсь, — сказал он и тут же по щиколотку провалился в землю. Из дверного проема раздался заливистый смех, рассыпавшийся гулким эхом. — Ладно, немного.

Земля снова вытолкнула его обратно. Святослав лишь понадеялся, что в избушке Милорады полы надежнее и, зачем-то набрав полную грудь воздуха, протиснулся внутрь.

Ему приходилось бывать в крестьянских избах и землянках, его не пугали земляные полы и вымазанные глиной стены, из которой по весне могла пробиться трава. Он ожидал увидать что-то похожее, и немало удивился, когда под ногами ощутил добротный деревянный пол. Выпрямился, и не увидал крыши — только деревянный потолок. Он оказался в настоящем тереме с расписными стенами и резными дверями. Проходные комнаты тянулись вперед, насколько хватало взора. Свят не сразу понял, что стоит, широко распахнув рот. Его отрезвил только очередной смешок Милорады.

— Что, княжич, никогда такого не видывал?

— Нет, госпожа Милорада, — пробормотал он и тут же сам стукнул себя по губам. Девушка рассмеялась.

— Ладно уж, на этот раз прощу. Давай, за мной.

Куда могла его повести хозяйка топи? Свят предполагал, что они сейчас окажутся в какой-нибудь светелке, где висит множество засушенных трав, как у деревенской знахарки, но Милорада вела и вела его через комнаты.

Он увидел комнату, в которой ткались полотна. Он старался не сбавлять шагу и не протирать глаза всякий раз, как видел скачущий сам по себе челнок. В другой комнате на полотнах появлялась вышивка, золотистая игла, точно выхваченный у солнца луч, порхала над полотном, и всякий раз выныривала с нитью нового цвета. В третьей комнате спицы сами вязали шаль. Тут Милорада задержалась и подошла к рукоделию, чтоб потрогать полотно из мягкой коричневой шерсти.

— Гляди, — она протянула вязание гостю.

— Красиво, — княжич аккуратно коснулся мягкой материи.

— Это я бабушке вяжу. Хотя она мне и не родная, но вырастила, как родную, — сказала девушка и погрустнела. Вязание выскочило из ее рук и снова повисло в воздухе, спицы застрекотали, вывязывая ряд за рядом.

— А где твоя семья? — спросил Святослав. Милорада вздохнула.

— Отца нет в живых, его убили в осаду. А матушка там, у берега живет с подружками.

Святослав не стал уточнять. Все, что жило в этих местах, с живыми тоже имело мало общего. Он бросил еще один пристальный взгляд на Милораду. А была ли живой и она? Девушка под его взглядом приосанилась и махнула рукой.

— Пойдем-ка, а то у нас еще дел не переделать, а мы тут болтаем.

Наконец, она привела его в комнату, где стоял огромный стол, покрытый вышитой скатертью. А на столе было все, о чем только можно подумать: каши, супы, рыба запеченная и жареная, птица, дичь, мясо, похлебка, пиво, вино, и что-то еще, пряное, сладкое, чего он никогда не видел.

— Я такое только в сказках слышал, — сказал юноша, замерев перед всем этим великолепием. Он не ел со вчерашнего дня, и теперь от вида еды его замутило. А вот Влас бросился вперед и вскочил на лавку. Перед ним тут же появилось блюдо с замеченным мясом. Милорада всплеснула руками.

— Только это все настоящее. Скатерка может принести мне еду со всего света, какую я только ни пожелаю попробовать. Хочешь — будет тебе обед, как в княжеском тереме, хочешь — как в султанском дворце, а хочешь — как в королевском замке.

В подтверждение своим словам, она хлопнула в ладоши. Знакомые блюда сменились горами какой-то пряной каши, мясом, сочащимся специями и маслом, и воздушными кусочками теста, пропитанными медом и орехами. Она подцепила один и поднесла гостю.

— Попробуй, это мое любимое.

Святослав подставил руки, но Милорада, словно не заметив этого, ткнула едой ему в губы. Юноша опешил и открыл рот, и тут же зажмурился — ослепительная сладость растеклась по языку. Он даже невольно почмокал губами, собирая последние крошки орехов и теста. Милорада восторженно захлопала в ладоши.

— Вкусно, правда?

— Очень, — кивнул юноша, а живот стянулся узлом, требуя еще. Хозяйка дома тут же опомнилась и принялась подталкивать гостя к столу.

— Ладно, садись, ешь. Ты устал с дороги, а нам еще твоего друга выручать.

Она дождалась, пока он сядет на лавку, а сама устроилась напротив него и принялась ловко орудовать ложками, накладывая еду ему и себе. Ни одного знакомого блюда юноша не увидел, и как есть их не знал. Кое-где он мог различить в запахе специй курицу или рыбу, но на вкус все было… другое.

— Такое сейчас едят в Константинополе, — пояснила милорада, смешивая еду в тарелке и поливая ее сверху чем-то. Опять пряным. — А такое — пьют в пустыне к югу. Даже в Константинополе о таком еще не слыхали.

Она подняла высокий металлический кувшин с тонким носиком и плеснула в чашки черную кипящую жидкость. Комната наполнилась горьким запахом. Святослав осторожно пригубил напиток и закашлялся. Ни на что знакомое это не походило, но удивительно снимала остроту пряностей.

— Что это? — закашлялся юноша. Милорада расплылась в улыбке.

— Кахва. Или банчум. А что едят в княжеском тереме Дола?

Святослав старался отвечать уклончиво. Не врать, но и не давать точного ответа. А Милорада сыпала вопросами, и как бы княжич ни старался, ее любопытство только разгоралось. Она то и дело порывалась схватить его за руку, чтобы буквально вытрясти из него ответы о том, как на Купалу горят костры, как зимой хрустит снег, как танцуют и веселятся люди на праздниках. И у Святослава сердце разрывалось, звеня от такого знакомого одиночества. У него тоже были такие вопросы, и в поисках ответов он жадно вгрызался глазами во все книги, какие только можно было раздобыть в княжестве, он разговаривал с послами и путешественниками. А Милораде не было доступно даже такой малости.

Святослав виновато опустил глаза. Девушка тоже поникла.

— Ты прости, что я навязываюсь. Я так хочу оказаться по ту сторону речки, но бабушка меня не пускает, — вздохнула она. — Вот и живу всю жизнь здесь. Колдовства много знаю.

— И совсем одна?

Она пожала плечами, вцепившись пальцами в косу.

— Ну, иногда ко мне гости хаживают. Но нечасто. И все из наших краев.

Еще один тяжкий вздох, а через мгновение девушка встряхнулась и бесцеремонно сунула нос в тарелку гостя.

— Ты, коль закончил, иди за мной. Помогать мне будешь друга своего спасать, — улыбнулась она и указала на Власа. Тот объелся и спал на лавке кверху пузом.

— А чем я тебе помогу? Я колдовать не умею, — пожал плечами княжич, но встал из-за стола.

— Никогда не знаешь, где сгодишься, — улыбнулась девушка.

Глава 5

Комнатку, где они оказались, попетляв по коридорам, Милорада ласково назвала «мастерской». Однако внешне она напоминала обычную курную избу, которую терем окружил роскошно убранными комнатами. Только сейчас Святослав отметил, что тут, в отличие от всего остального терема, были окна, в которые лился белесый свет, разбавленный нависшими облаками. За окнами виднелся сад с деревьями и кустарниками. Имелась даже дверь, которая вела к нему. А окна были такими прозрачными… никак не напоминали слюдяные в их тереме, и уж точно не похожи они были на крестянские, затянутые бычьим пузырем. Они были словно из чистейшего льда. Святослав так впечатлился, что решил тронуть пальцем незнакомый материал. В отличие от льда, он был теплым.

— Это стекло, — благодушно пояснила Милорада.

— А-а-а, — только и протянул юноша. Про стекло он читал в книгах, но вживую видел впервые.

Стены в комнатке были простые, бревенчатые, имелась даже небольшая, точно игрушечная, печка, на многочисленных полках стояли горшки и кувшины, с потолка свисали пучки сушеных трав, а по центру стоял большой стол. На него-то хозяйка и усадила разомлевшего от еды щенка.

— Ну-ка, Влас, посмотрим, что за беда с тобой случилась.

По дороге Свят успел пересказать ей события злополучного ужина, опуская детали, связанные с поведением Даны. Он решил, что молодой девушке не стоит знать о таком. Милорада, в общем-то, не стала допытываться. Расспрашивала только, какие травы смог по запаху распознать Святослав, но тот, сколько голову ни ломал, называл только полынь и мяту.

Девушка подошла к щенку, тут же принявшемуся тыкаться ей в руки, и в очередной раз, когда мокрый нос коснулся ее белых ладоней, схватила его за морду и разжала челюсти. Влас тут же заверещал, уперся лапами в стол, но Милорада, худая и тонкокостная, держала крепко. Свят встрепенулся и подскочил с другой стороны, схватил щенка за загривок, отчего тот тут же принялся плачуще скулить. Милорада нахмурила брови.

— Что там?

— Вижу следы волчьей ягоды и черной рябины, — поморщилась она. — Нехорошо, но нестрашно. И заговорила твоя мачеха вино, чтоб всякий, кто его хлебнет, вставал на ее защиту и почитал, как хозяйку.

Она отпустила собачью морду, и Влас тут же лег на стол, подложил под морду лапы и принялся смотреть на Милораду со Святославом, как бы спрашивая: «Ну, за что же так-то?». Милорада ласково потрепала его по ушам и улыбнулась.

— Все хорошо будет, песик. Утро уже будешь в своей шкуре встречать.

— Ты сможешь его расколдовать? — оживился княжич. Кажется, впервые с ночи он смог вдохнуть полной грудью, словно ему с шеи срезали камень, как у утопленника.

— Конечно. Дело нехитрое, — она сняла с полки несколько горшков, достала сушеную траву и ягоды, бросила в ступку и принялась толочь. Пес внимательно наблюдал за каждым движением ее рук. То же делал и Святослав. Он видел, как похоже толкли ягоды и листья знахарки, но в этот раз все выглядело как-то иначе. По-настоящему.

— А как ты поняла, что с ним? — спросил юноша. По блеснувшим щенячьим глазам он понял, что Власа волновал тот же вопрос.

Милорада оторвалась от своего занятия и подняла на них глаза. Посмотрела пристально, будто взором кожу снимала, Свят уже думал, что она сейчас скажет какую-то колкость или выпроводит его, но девушка лишь благодушно улыбнулась и заправила за ухо выбившийся огненный локон.

— Просто все. Когда человека или любое другое существо проклинают, у него не внутренней стороне щек появляются узоры, извилистые такие, черные. Ну, а ягоды ему язык покрасили, — улыбнулась она.

Свят тут же ощутил зудящее желание самостоятельно убедиться, что на щеках пса изнутри появился рисунок, а заодно и себе в рот заглянуть было бы неплохо, но щенок тут же соскочил со стола и спрятался под складками белой скатерти. Милорада рассмеялась.

— Смешные вы такие, так бы и оставила тут насовсем, а то же мне скучно.

— Как тут заскучаешь, — непонимающе пожал плечами княжич. Милорада еще раз взглянула на него, и в глазах ее плескалась нежность, которая бывает в глазах очень старых женщин, которые внимательно слушают, как их дети морозят какую-то глупость.

— А что тут интересного? Покидать топь мне не дают, а если кто в гости и наведается, то лишь русалка или болотница, ну или какая птица поважнее. А с ними разговоров немного: хороша ли погода, много ли в речке рыбы, густы ли туманы, толста ли паутинка. И так из раза в раз. А мне другое интересно.

— Что же? — казалось бы, простой, как лапоть, вопрос, но Милорада просияла. Взглянула на Святослава искоса, мол, вдруг это его не сильно волнует, но юноша смотрел на нее, не отводя глаз. Ему и правда было любопытно, что может интересовать девушку, живущую посреди проклятой топи и болтающую с русалками.

— Ну… — непослушный локон никак не хотел убираться и все падал ей на глаза. — Мне многое интересно, но если просто, то хочется увидеть, как люди живут. Как взрослеют, заводят семьи, детей, стареют и умирают, как пекут хлеб и ткут полотно, доят коров и вспахивают земли. Это все так… увлекательно!

— Чего ж тут увлекательного?

— Ну как «чего»? Жизнь меняется каждый день. Сегодня ты просыпаешься здоровым и полным сил, а на следующий день после трудной работы не можешь подняться, потому что спина болит и колени скрипят.

«Что ж хорошего?» — чуть не выпалил Святослав, но сдержался. Ему решительно было не понять, как Милорада может находить такое интересным, но уточнять не стал, чтобы не обидеть. Его примерно также увлекали люди в других государствах, и тот же Влас смотрел на Свята, как на сумасшедшего, когда тот рассказывал, как очередную ночь провел над книгами из другого царства. Иногда Святослав жалел, что у него не было старшего брата, которому отец мог бы доверить княжение, чтобы сам Свят мог отправиться странствовать.

Юноша мотнул головой, отгоняя тяжелые мысли. «Если бы, да кабы», — все это лишь приводило к еще большему разочарованию в смеси с обидой за весь мир, что жизнь не извернулась так, как угодно одному лишь Святославу. Милорада заметила это движение. Кивнула, будто забралась прямиком ему в голову.

— Знаешь, я не очень хорошая хозяйка, прости меня, пожалуйста. Твоя помощь мне сейчас не нужна, так что сходика-ты в баньку попариться. Заодно смоешь свою усталость с обидой.

— Спасибо, — кивнул юноша и направился к двери в садик, но Милорада его окликнула.

— Куда ты, княжич? Баня-то в тереме, — улыбнулась она. Пару мгновений она с удовольствием наблюдала, как вытягивается лицо юноши, а потом прибавила. — Иди во все открытые двери, и окажешься в бане.

— Хорошо. Спасибо, — еще раз пробормотал Святослав и попытался выудить щенка из-под стола, но Милорада сказала, что Влас ей нужен тут.

Когда княжич вышел, девушка уперла руки в бока и присвистнула.

— Давай-ка, песик, расскажи мне про своего друга, пока я буду тебя от дурного колдовства лечить, — из-под стола тут же появилась заинтересованная мордашка. Ничего на свете Влас не любил так, как добрые свежие сплетни, которые можно подать с пылу-с жару. Милорада сощурилась. — Скажи-ка, женат наш княжич?

* * *

Святослав никогда не видал такой бани, как в Милорадином тереме. Юноша уже немного устал удивляться, но всякий раз, стоило ему зайти в новую комнату, его брови ползли вверх. Ему казалось, что наутро у него лоб будет болеть, как натруженные на веслах руки.

Но парная и правда была чудная, он о таких, как и о заморском стекле, только в иностранных книгах читал. Тут не было дерева и веников, только каменная скамья, облицованная мелкой гладкой мозаикой. Помещение было просторным, Свят чувствовал это, но оценить размах он не успел. Стоило ему снять одежду и зайти в теплый, дышащий влагой полумрак, что-то в стенах зашипело, и в комнатку поползли белесые облака пара, густые, как молоко. Юноша опустился на каменную скамью и приятно удивился, что та была теплой.

В воздухе запахло травами, пар каплями оседал на коже, волосах и бороде, отчего лицо начало чесаться. Свят несколько раз провел ногтями по заросшему подбородку, думая про себя, что стоило бы поправить торчавшие во все стороны клоки. Он не брился с тех самых пор, как на них обрушились все беды. Руки не доходили, да и не заботило его это. Чем больше хотела его женить на себе Дана, тем больше он пытался стать ей противным. Но тут можно было не бояться.

От тепла позвоночник Свята словно расплавился, стал мягким, как кисель. Юноша и сам не заметил, как стек на лавку, вытянул ноги на теплом камне и расслабленно прикрыл глаза. В бане не было удушающе жарко, и он даже думал о том, что тут нестрашно и уснуть. Его и правда начало клонить в сон. Набитый иностранной едой желудок его не мучал, пустил сладкую негу в разум, снялась и злоба, и раздраженность. Впервые за долгое время Святославу было хорошо и спокойно. Так хорошо, что в памяти сами собой всплывали слова хозяйки дома: «Так бы и оставила вас тут насовсем».

А что? Может, это было бы и неплохо. Вдали от Даны, вдали от свалившейся на плечи Святослава ответственности за княжество, вдали от бед, которые обрушились на Дол. Конечно, Свят с самого детства знал, что когда-нибудь он станет князем, заботы княжества станут его заботами, а родная земля станет для него важнее жены и матери. Но, сколько бы ему этого ни твердили, даже в свои двадцать он оказался не готов. В груди неприятно сдавило, в горле появился ком. Свят сел и провел ладонью по мокрому лицу. Нет, так думать нельзя. Эти мысли никому не помогут, а только бед наделают.

Стоило ему сесть, туман тут же начал рассеиваться. Из-за белой поволоки показалась купель в самом центре белоснежной комнаты. Святослав встал со скамьи и осторожно опустился в холодную воду. Она быстро привела его в чувство и развеяла дурные мысли. Юноша несколько раз нырнул, а когда оказался на поверхности в третий раз, увидел сложенные на бортике полотенца и бритву с мылом. Памятуя о местных порядках? Он еще раз громко поблагодарил хозяйку за заботу и принялся приводить себя в порядок. В предбаннике он обнаружил зеркало, такое чистое и большое, что мог рассмотреть себя в полный рост. Ежедневные вылазки на лодке высушили его тело, теперь оно выглядело, словно свитое из веревок.

«То ли еще будет, когда настанет голодная зима», — подумал он и принялся равнять бороду. Одно движение рукой, другое, жесткие клочки волос падали к ногам. Вдруг рука дернулась и отрезала слишком много, недалеко от челюсти. Святослав раздосадованно поцокал языком, и в следующую секунду бритва сама вылетела из его руки и повисла на уровне лица. Юноша нахмурился.

«Я сам», — он попытался ухватить непослушное лезвие пальцами, но то взмыло вверх и описало круг рядом с его головой, как бы говоря, что княжич не дождется. Святослав опустил руки.

«Только некоротко», — пробормотал он и запрокинул голову. Прикрыл глаза, избавляя себя от соблазна лишний раз взглянуть в отражение и увидеть, как острый кусок металла парит в опасной близости от его шеи. Он попытался отвлечься. Мысли сами собой вернулись к причудливой хозяйке терема.

В Милораде было немало странного, но почему-то Святославу она казалась такой знакомой и понятной. Ему вспоминалось, как горели ее глаза, когда она рассказывала о яствах из стран, в которых ни разу не бывала, и как потухал ее взор, стоило ей напомнить себе, что она в них так и не окажется. Тут же вспомнился сладкий вкус десерта, который она без задней мысли поднесла к губам гостя собственной рукой. Тогда Святослав остолбенел от такого личного жеста, но теперь этот момент ввинтился в его память и вызывал интерес.

«Любопытно, чем она занята сейчас», — подумал он и тут же услышал звонкий голос Милорады.

'Встреть меня молодец

У алого брега

Я тебя спрячу от первого снега,

От бури, от зноя и от печали.

Нас не увидят,

Нас не узнают…'

Княжич распахнул глаза и увидел Милораду прямоперед собой, за тонкой границей зеркала. Она стояла, склонившись над сундуком, одетая в одну лишь нательную рубашку. Рыжие волосы ниспадали по спине, и девушка то и дело заправляла их за уши, когда наклонялась, чтоб достать очередное одеяние. Она прикладывала к себе то тяжелый парчовый сарафан, то тесное расшитое жемчугом платье, то наряд, напоминающий длинный кафтан из тонкой ткани, струившейся, как вода. Святослав понимал, что стоит отвести взгляд, но не мог. Глаза словно прикипели к белоснежной коже, видневшейся из-за расшитого ворота, к острым ключицам.

Девушка сделала шаг вперед, и алые солнечные лучи прошли сквозь невесомую ткань рубашки, высвечивая тонкокостное тело — каждую его черту и изгиб. Святослав уже и думать забыл о бритве, подался вперед и тут же замер, как вкопанный. Милорада перестала напевать и улыбнулась, так, словно видела и его, оторопевшего, с глазами навыкате. Она вытянула руку вперед и коснулась невидимой преграды, зеркало пошло мелкой рябью, и через мгновение образ пропал, осталось только отражение Святослава, всклокоченного, раскрасневшегося и смущенного, словно он был наивным подростком, а не следующим князем. Бритва сверкнула на уровне его лица. Только сейчас юноша увидел, что кусок металла превратил его окладистую бороду в аккуратную «бородку». Настолько ровную, что по ней можно было чертить.

Юноша благодарно кивнул и пошел одеваться, на всякий случай стараясь держаться подальше от зеркала. Если в тот момент, когда он смотрел на Милораду, она видела его…

Он одернул себя. В жизни есть куда более страшные вещи, чем показаться в чем мать родила перед молодой девушкой.

«Правда, ни одна из девушек до нее не жила в проклятой чаще и не владела колдовством», — напомнил себе княжич, наспех оделся и покинул баню.

Он все пытался составить в уме примерный план терема, но здание будто играло с ним. Он бродил по комнатам, но то и дело оказывался в одних и тех же, будто все огромное пространство сжалось до трех помещений: бани, трапезной и комнаты с гобеленами, на которых едва заметно шевелились вытканные цветы и птицы. Святослав чуть не взвыл, когда, перепробовав пройти сквозь все двери, снова оказался в комнатке с гобеленами. Потом выдохнул, решил, что Милорада точно вытащит его оттуда, когда захочет. Но для себя он отметил, что молодую хозяйку лучше не злить — если захочет, и правда оставит тут навсегда.

Святослав сел на лавку и принялся рассматривать гобелен. На белом полотне был выткан черный, объятый вьюгой лес, голые деревья сутулились под порывами ветра, а между стволами то и дело вспыхивали искры волчьих глаз. Святослав перешел к следующему — там было безграничное синее небо, которое расчертила огненным хвостом падающая звезда. Если присмотреться, можно было увидеть, что в центре пламенного клубка есть кто-то, похожий то ли на человека, то ли на демона. Существо то взмахивало руками, то виляло змеиным хвостом. Княжич моргнул и перешел к третьему полотну и замер. Там была выткана светлица, у просторного окна сидели две фигуры, то ли молодые девушки, то ли совсем старые женщины, толком и не понять, так светлы их волосы или их выбелила седина. Одна была одета в яркий алый сарафан, другая — в старые черные одежды. Каждая держала по веретену. Веретенца то вскакивали на лавки, то плясали по полу, сплетаясь нитями. Внизу Святослав увидел вышитые буквы, и воспоминания о маминых рассказах вспыхнули в памяти: «Доля и Недоля». Две сестры-прядильщицы, которые сучили нить судьбы каждого из живых.

Святослав оторопел. В голове закопошился ворох новых вопросов. Неужели, самые настоящие Доля и Недоля — пленницы в его тереме? А если так, то зачем они княгине? И зачем ей прятать их веретена, если в них и заключена сила сестер?

Оглушенный набившимися в голову догадками, он не услышал, как распахнулись двери за его спиной.

— Ну что, княжич, готов? — зазвенел голос Милорады. Святослав резко обернулся и чуть не оступился — хозяйка терема опять оказалась вплотную к нему, так, что он чувствовал сладковатый запах трав, исходивший от ее кожи. Юноша сделал шаг назад, восстанавливая приличное расстояние между ними.

— Готов к чему? — ему вдруг стало жарко, как в бане. На лбу выступила испарина.

— Вот и я не знаю, к чему ты можешь быть готов, — задумчиво протянула Милорада, беззастенчиво рассматривая его лицо. — На первый взгляд, красавец, хоть с порога жениться езжай. А как присмотришься, видок у тебя, будто ожившего мертвеца увидал. Тебе нехорошо?

Насмешка в ее взгляде тут же сменилась участливым волнением. Святослав тряхнул головой и указал на гобелены.

— На этих полотнах — Доля и Недоля, которых моя мачеха держит в тереме?

Милорада нахмурилась и подошла к третьему гобелену, сжала губы в тонкую нить.

— Когда при них их веретенца — да.

— А что происходит без веретен?

— Хаос, — всплеснула руками Милорада. — Нити судьбы переплетаются в беспорядочный комок, и произойти может все, что угодно. Вот так.

— Но что с этого может быть Дане?

— Не знаю, — пожала плечами девушка и перевела взгляд на княжича. — Давай-ка лучше займемся твоим другом. Мне нужна твоя помощь. Сходи со мной к ручью, набрать лунной воды.

— Лунной? Сейчас? — он готов был поклясться, что солнце едва взошло пару часов назад. Милорада закивала, опять прожигая его взглядом. На губах появилась насмешка.

— А чего ты хотел? Время тут идет немного иначе, чем у вас. Будешь торопиться — день с ночью сменят друг друга быстрее, чем ты глазом моргнешь. Так что не суетись, твое от тебя не убежит.

И, не терпя дальнейших вопросов, Милорада оплела его руку своей и повела через терем. В этот раз чудесный дом и не думал путать им дорогу.

— А что с Власом?

— Он спит, — ответила Милорада. — Я дала ему пару отваров, чтоб вывести вино, но для обращения нужна рябина и лунная вода.

Святослав кивнул, как будто всю жизнь знал, что такое лунная вода. Милорада же вскоре сменила тему: она все расспрашивала, как Святославу ее терем, хорошая ли была банька, понравились ли полотна. Юноша со всем усердием хвалил чудесное прибежище. На языке, правда, вертелся вопрос о зеркалах, но Святослав так и не решался о них спросить.

Возле двери Милорада подхватила плетеную корзинку, стоявшую на лавке, а Святославу протянула длинную увесистую палку. Сразу же пояснила.

— Это если темно станет и гость непрошенный заявится, засветим огни.

— Так для огня нужна вымоченная в масле или жиру тряпица, — подал голос княжич.

— У меня есть кое-что получше, — сказала она и достала из корзины черный от копоти череп. Человеческий.

Святослав клацнул зубами, запирая в горле возглас. Милорада только улыбнулась.

— Не бойся, то был душегуб. Он обманывал людей и обижал детей. Так хоть пользу принесет, правда, черепушка? — проворковала она и провела ногтями по костяной макушке. Череп тут же согласно щелкнул зубами. Святослав вздрогнул всем телом и наклонил палку, позволяя Милораде насадить череп на верхний конец. Стоило ей это сделать, глаза у черепа зажглись, как два уголька, а рот раскрылся.

— А он не говорит?

— Пришлось лишить его этой радости, — улыбнулась девушка и, распахнув дверь, выскочила в ночь.

* * *

Света от черепушки едва хватало, но Милорада уверенно шла вперед. В темноте алая земля казалась черной, ночь съела все краски, и даже бледное лицо луны, повисшее над деревьями, не могло развеять мрак. Святослав то и дело аккуратно наклонял палку с черепом то в одну, то в другую сторону, освещая обочины тропинки. Ему все казалось, что кто-то или что-то преследует их, он видел шевелящиеся вокруг деревьев силуэты, да и сами деревья двигались, хотя ночь была абсолютно безветренной. Его все подмывало спросить, кто еще может жить в этой топи, но Свят решил, что это может быть буквально кто угодно, и лучше он узнает о чудных соседях непосредственно в момент встречи. Слишком ему надоело бояться и удивляться. Зачем надумывать беду, если она сама рано или поздно тебя найдет? Поэтому он упер взгляд в спину своей провожатой и топал за ней по хлюпающей земле.

В отсветах огоньков-глаз блеснули золото и драгоценные камни. Только сейчас Святослав заметил, что девушка нарядилась в дорогое платье на иностранный манер, слишком уж красивое для ночной прогулки по лесу. Девушка, точно почувствовав его взгляд, обернулась и украдкой улыбнулась.

— Что, нравится тебе мой наряд?

— Да, очень красиво, — кивнул юноша, напоминая себе, что его голова может стать еще одним светильником. Милорада довольно повела плечами.

— А сама я какова? Красивая?

— Ну… да.

— Что значит «ну»? — она резко обернулась и остановилась, так что Святослав чуть не влетел в нее. Ледяной взгляд прошивал насквозь. — Или ты видал девушек красивее и в нарядах побогаче?

— Нет, Милорада, — тут же замотал головой Святослав. Нужно было собрать волю в кулак, показать, кто тут сын княжеский, вниманием боярынь в прошлом не обделенный, но черепушка на палке явно намекала, что рисковать не стоит. — Просто я не ожидал услыхать такой вопрос посреди ночи в темном лесу.

Милорада тут же сменила гнев на милость, приправленную горсткой обиды и благородного снисхождения.

— Ну, ладно. На себя бы посмотрел: вас, мужчин, пока не спросишь, вообще слова доброго не дождешься.

И продолжила путь. Святослав тут же почувствовал себя ужасно неуклюжим. Куда подевалась вся его прыть и ловкость в общении с девицами? Он прекрасно знал, что нужно сделать, чтоб заставить девушку смеяться или краснеть, украдкой пряча улыбку, но тут у него будто язык отсох. Слишком хорошо он понимал, что неудачная шутка или вольность может стать последней. А если ей понравится? Вдруг, она действительно оставит его в тереме? Как ни посмотри, ни один из исходов ему не нравился.

— А что, княжич, много ли девушек хотят выйти за тебя замуж, чтоб жить в тереме и горя не знать?

— Ну, есть парочка. Но сейчас в Долу грядет голод, от которого никакие стены терема не спасут, — отличный момент, чтоб напомнить, зачем он здесь.

— Да, голод — дело страшное. Многих унесет, а те, кто выживут, так захворают и истощают, что даже не смогут по весне поля засеять, — кивнула девушка, сморщившись. Не очень ей понравилось, куда зашел этот разговор. — Вот была бы у тебя скатерка, как у меня, ты бы враз накормил своих людей хлебом и мясом, помог бы им прожить до весны.

— Возможно, — кивнул Святослав. — Может, ты еще какие премудрости знаешь, чтоб я мог людям помочь? Как, например, злую воду прогнать?

— Это дело нехитрое. За водой стоит Водяной, если он прямо к твоему дому пришел, значит, что-то ему от тебя нужно. Или что-то ему задолжали. Говоришь, после смерти отца все началось?

Святослав кивнул. Милорада нахмурилась.

— Занятное дело.

— Может, мне и с ним поговорить? — предложил юноша. Девушка тут же рассмеялась. — А что?

И правда, а что? Лешего он уже видел, не так уж все и плохо оказалось. Сейчас, по прошествии нескольких часов, Святославу и вовсе казалось, что он держался молодцом.

— Ой, насмешил. Но попробовать можешь, вдруг, он чем поможет. Да вот только один ты не справишься, — улыбнулась девушка.

— Ну, так научи меня, — осмелел Святослав. Милорада бросила на него еще один быстрый взгляд через плечо.

— Все «ну», да «ну». Это дело не из простых, а мы еще не обсуждали, чем ты мне за спасение друга заплатишь.

— Так скажи, чего ты хочешь?

Милорада улыбнулась, но не ответила. Шустро обернулась и пошла вперед, шаги зашуршали по рыхлой земле, и вскоре девушка превратилась в силуэт на освещенной луной тропинке, что вилась все вверх и вверх по холму. Тут редко росли рябины, а воздух был пронизан серебристыми лучами, словно луна — огромная, нависавшая низко над самой вершиной — решила обласкать своим вниманием один лишь этот холмик.

На самой вершине оказалось маленькое озерцо, идеально круглое, точно зеркальце для ночного светила. Милорада поставила корзину на берег и достала из нее несколько серебрянных кувшинчиков, принялась наполнять их водой. Поверхность сияла, словно жидкое серебро, а срывавшиеся с рук Милорады капли напоминали хрусталь. Стоило Милораде коснуться воды, как ее и саму окружило серебристое сияние.

Девушка обернулась и поманила Святослава.

— Если в этой воде в лунную ночь искупаться, то вмиг станешь живее всех живых. В воде не утонешь, в огне не сгоришь, яд тебя не возьмет, стрела не достанет. Сейчас как раз такая ночь.

Святослав потоптался на месте и все-таки спросил.

— Ты предлагаешь мне искупаться там?

— А что, тебе лишним будет? — съехидничала девушка.

— Нет, просто это очень щедро. Такой дар… — пожал плечами юноша. Милорада благодушно улыбнулась.

— Просто понравился ты мне. Может, и посмелее станешь, если искупаешься. А то страх смерти, он людей слабыми делает. Сам разденешься или тебе помочь?

— Спасибо, я сам, — кивнул Святослав и принялся стягивать рубаху. Он повернулся к девушке спиной, но в отражении на поверхности озера видел, что Милорада внимательно следит за каждым его движением.

Ее белая рука потянулась к шнуровке платья на груди, тонкие пальцы принялись распускать узелки. Святослав вылез из сапог и теперь медлил со штанами. Милорада же сбросила свои красные сапожки, повесила на дерево платье и осталась в одной невесомой нательной рубашке. В какой-то момент оба обернулись и посмотрели друг на друга. Милорада нервно теребила тесьму на вороте рубашки, Святослав вцепился в пояс штанов, словно от этого предмета одежды зависела вся его жизнь и честь.

— Ты тоже решила искупаться? — разбавил повисшую тишину княжич. Более очевидного вопроса в его голове не нашлось.

Милорада улыбнулась и подошла к нему, осторожно, крадучись, как кошка.

— А что, ты боишься, что воды на двоих не хватит?

И, прежде, чем он успел что-то ответить, девушка положила руки ему на плечи и толкнула. Раздался плеск, ледяная вода иглами впилась в кожу, прогоняя страх, в ушах зашумело. Свят принялся барахтаться, всплывая на поверхность. На берегу хохотала Милорада. Дождавшись, когда голова Святослава покажется над водой, она нарочито медленно стянула с себя рубашку и нырнула следом, ни секунды не стесняясь своей наготы. Вынырнула прямо рядом с ним, отбросила назад налившие на лоб мокрые пряди и улыбнулась.

— Не бойся, княжич. Теперь тебе ничто не страшно — ни меч, ни колдовство. Ни проклятье тебя не возьмет, ни приворот. Даже мой, — и, не давая ему сказать ни слова, подалась вперед.

Руки Свята сами обвились вокруг тонкой талии, губы встретились с губами, кожа коснулась кожи, и все мысли и страхи мигом исчезли.

Глава 6

Разбавленная лунным светом темнота все ещё царствовала в покоях, которые Милорада отвела Святославу. Княжич лежал на широкой постели, больше всего напоминавшей облако. Перина была настолько мягкой, что стоило опуститься на нее, и она тут же обволакивала тело, погружая прямиком в сон, а одеяло было невесомым, и под ним было не жарко и не холодно. Просто идеально.

Глаза быстро привыкли к мраку, и теперь юноша разглядывал расписной потолок. Прежде он не замечал, что все пространство комнаты исписано узором, изображавшим сцены из сказаний о богах. Там была и Птица-Сирин, и Арысь-поле и множество русалок, выглядывающих из-за переплетения ветвей ив и тонких берёз. Они манили, переговаривались, и Святославу даже начало казаться, что картины движутся. Юноша усмехнулся. Для себя он уже уяснил, что в этом тереме все, что ни кажется — есть на самом деле. Поэтому, когда Свят открыл глаза и почувствовал на плече тяжесть рыжей головы и тепло прижавшегося к его боку тела, он понял, что бесполезно даже думать о том, что это был сон. Нет, память тут же услужливо предоставила все события прошедшей ночи: жаркие вздохи, крепкие объятия, нежная кожа, влажная от воды и пота, и льдистые глаза Милорады, в которых в минуты страсти показывалась колдовская зеленца.

Единственное, чего он никак не мог вспомнить — это как они вернулись в терем. В одну секунду он просто закрыл глаза, а в следующую уже оказался распростертым на белоснежных простынях. Милорада заерзала на его плече и подняла голову. Комнату тут же залил дневной свет, будто солнце зажигались по воле хозяйки терема. Святослав уже не удивлялся, лишь хмыкнул, мол, этого можно было ожидать. Милорада расплылась в улыбке и потянулась всем телом, как кошка. Затем оперлась о локоть и приподнялась, чтоб оставить на губах юноши требовательный поцелуй.

— Я выбрала плату за спасение твоего друга, — проворковала она, прикусывая его за мочку уха. По коже пробежала волна мурашек, Свят невольно дернулся.

— Чего же ты желаешь? — Забери меня с собой и сделай своей женой.

Утренняя нега тут же схлынула, Святослав резко сел и уставился на девушку, словно она заговорила на чужом языке. Милорада лежала на подушках, совершенно не стесняясь своей наготы, и улыбалась, явно довольная такой реакцией. Свят прекрасно знал, что услышал, но на всякий случай решил уточнить:

— Ты не шутишь?

— А что такого? — пожала плечами Милорада и подалась к нему. Ещё один поцелуй она оставила на скуле княжича. — Ты мне приятен, с тобой можно поговорить, да и силой мужской ты не обделён. А я хороша собой, умна, да и тебе, вроде, все понравилось. Понравилось ведь?

Она склонила голову набок, и в ее глазах заиграли колдовские искорки. Святослав торопливо кивнул, чувствуя, что еще немного — и он зардеется, как молодая девица. Голова, которую Милорада использовала вместо светильника, все еще занимала важное место в его памяти. А в следующее мгновение он вспомнил купание в озере, воду, сверкающую лунным серебром, заключенное в ней колдовство. Княжич расправил плечи, лицо его ожесточилось, напитавшись уверенностью.

— Мне приятно твое предложение, Милорада, но я не могу на тебе жениться.

— Отчего это? — фыркнула девушка, всем своим видом показывая, что ответ ее не обескуражил. Она тряхнула головой, перебрасывая рыжие локоны на спину. — Что же, у тебя много хороших невест на примете?

— Нет.

— Так в чем же дело?

— Может, я лучше отдам тебе свои книги? — попытался перевернуть разговор в другую сторону княжич. — Их немного, но их привозили иностранные послы.

— Зачем они мне? — хихикнула Милорада. — Когда я стану твоей женой, я и так смогу их читать. А ты сможешь пользоваться моим приданым.

— Милорада, — вымученно простонал княжич и спустил ноги на пол, уперся локтями в колени, тяжело посмотрел на девушку и тут же отвел взгляд. — Не нужно тебе этого. Скоро я буду править в княжестве, где царить будут только голод и смерть. Люди утратят человеческий облик, а все, что было нажито непосильным трудом, исчезнет.

Он обернулся и положил ладонь на белое колено девушки, заглянул Милораде в глаза.

— Ты прекрасна и умна, и ты мне нравишься. Именно поэтому я не желаю для тебя такой дали.

На секунду в глазах девушки блеснули слезы понимания и тоски. Милорада подняла руку и сперва коснулась груди, там, где билось горячее девичье сердце, потом провела ладонью по лицу княжича. Юноша почти расслабился под ее прикосновениями, но губы девушки тут же разошлись в еще одной ехидной улыбке.

— Столько умных книг читаешь, княжич, а все равно такие глупости морозишь, — рассмеялась она. — Про приданое мое ты забыл или не подумал? Скатерка-то волшебная может целое княжество от голода спасти.

Она подмигнула ему и тут же отстранилась, вскочила с постели и принялась одеваться, так, словно Святослава рядом и не было. Она мурлыкала под нос мелодию, а веревочки, шнурки и тесемки под ее пальцами завязывались сами собой. Раз, и девушка оказалась полностью одетой, даже волосы заплелись в строгую косу. Милорада оглянулась на Святослава, у которого из одежды был лишь край простыни, смерила его оценивающим взглядом. Довольно поцокала языком.

— Ладно, княжич, дам тебе время подумать. Но помни, когда ты отправлялся сюда, ты готов был заплатить любую цену. А знаешь, что бывает, когда слово не держат? Остальные слова обращаются прахом.

Она вскинула подбородок и гордо покинула комнату. Как только она вышла, живот юноши скрутило резкой болью. Святослав согнулся, упал на колени, раскрывая рот настолько широко, насколько позволяли суставы. Но ничего не вылилось, несмотря на боль и рвотные позывы. Святослав выпрямился, отер выступившую на лбу испарину и закашлялся. Воздух вокруг него заволокло серой пылью, на языке осел вкус угля. Где-то в недрах дома засмеялась Милорада.

Приступ прошел также неожиданно, как накатил. Мгновение, и слабость исчезла, о дурноте напоминали только бисеринки пота. Свят встряхнулся и принялся одеваться. Он пообещал себе не удивляться, но вот опять он ходил, как огретый дубиной. В очередной раз он ловил себя на странном ощущении — с одной стороны он прекрасно понимал, что все вокруг него происходит взаправду, а какая-то часть его все равно питала надежду, что сейчас, вот-вот, он проснется, и все будет нормально. Хотя какое оно, это «нормально»? Жизнь в тереме, где заправляет княгиня-ведьма, едва ли могла называться нормальной.

Чем дольше он думал, тем труднее ему было решить для самого себя: предложение Милорады — это спасение или ещё одна потенциальная ошибка? Чем она будет лучше княгини Даны? Но, чтобы ответить на этот вопрос, нужно было разобраться, чем была Дана. При мысли о мачехе Святослав дернулся. Он с таким удовольствием не вспоминал о ней все время, что был в Алой топи. А теперь ещё и воспоминание о ней повисло на шее, как камень.

Он подошел к тазу с водой и плеснул себе в лицо, смывая усталость и паутину тяжелых мыслей. Поднял голову и взглянул на свое отражение в зеркале. Из-за тонкой грани стекла на него смотрел молодой мужчина, в котором он с трудом узнавал себя. Угрюмый, промеж бровей залегла глубокая складка. И какой князь из него выйдет?

Стоило ему подумать об этом, как поверхность зеркала покрылась рябью, отражение расплылось, цвета и очертания перемешались, а через мгновение сплелись в новый узор. Святослав увидел главный зал в княжеском тереме, себя в княжеских одеждах, руки тяжело цеплялись за подлокотники, на плечи давил тяжелый меховой ворот одеяния, а на лице — гордое спокойствие, уверенность, которую он прежде видел только у отца. Из-за зеркала послышались приглушенные звуки — ропот и гомон. Сколько Свят ни вслушивался, он не мог разобрать ни слова. Жаловались ли ему? Просили о чем-то? Давали советы? Вдруг отражение зашевелилось. Поверх княжеской руки в отражении легла тонкая белая ручка. Святослав практически прилип к стеклу, пытаясь рассмотреть и рассылышать то, что показывало ему зеркало, но в одно мгновение отражение дрогнуло, вспыхнуло и исчезло. А все звуки в заколдованном тереме померкли, остался только один — оглушительный визг Милорады.

Свят ворвался в светлицу, где хозяйка занималась колдовством. Сердце колотилось где-то в глотке, по спине бежали мурашки, а разум перебирал все возможные варианты того, что могло довести Милораду до такого ужаса. Но что бы он ни придумывал себе, все померкло, когда он увидел хозяйку терема, зажатой в угол, и огромного черного волка, нависшего над ней. Милорада осела на пол и выставила перед собой руки, закрывая лицо.

Княжич бросился вперед, подскочил к зверю и обхватил его за шею, изо всей силы потянул на себя.

— Убегай! — скомандовал он, пытаясь удержать зверя. Волк мотнул головой, и ноги Святослава оторвались от пола, словно юноша ничего не весил. Мир перед глазами закрутился, по спине запульсировала тупая боль, выбившая воздух из груди. Зверь позабыл о Милораде и теперь встал над Святославом. Большие черные глаза всматривались в его лицо. С черных губ капала слюна, тяжелое дыхание омывало лицо. Святослав, как ни хотел зажмуриться, заставил себя распахнуть глаза и смотреть на исполинское животное.

Волк облизнулся, раскрыл пасть пошире и подался вперед.

— Свят! — мягкий горячий язык прошелся по лицу княжича, оставляя после себя длинный мокрый след. Святослав дернулся.

— Влас⁈

— Это я, — отчаянно проскулил волк. — Я не знаю, что эта женщина со мной сделала. Она меня чем-то опоила и превратила…

— Никого я не превращала, — Милорада выпрямилась и отряхнула руки. — Ты чарами был покрыт, как коконом. Я просто сняла их всех.

Святослав немного неуклюже выбрался из-под зверя и поднялся на ноги.

— То есть как, сняла? Почему, если ты сняла их, он не стал человеком?

— Потому что человеком он никогда и не был, — раздраженно повела плечами девушка, словно ей приходилось объяснять им самые простые вещи.

Свят и Влас переглянулись. Из пасти Власа раздался скулеж, напоминающий скрип плохо смазанных петель. Свят провел рукой по лицу, пытаясь привести мысли в порядок. Еще чего не хватало. Свят, конюх, сын старого конюха, которого он знал с самого детства, оказался не человеком. Что еще ему предстояло узнать?

— Тогда кто я? — пискнул Влас, обращаясь к девушке. Черная шерсть на холке встала дыбом. Милорада отряхнула руки и подошла к волку, провела ладонями по высокому лбу, вывернула ему уши, потом разжала челюсти и заглянула в пасть. На каждое движение волк отзывался чем-то, отдаленно напоминавшим «ай!» и «ой!». Ну точь-в-точь щенок, а не грозный хищник.

— Ну, похоже, оборотень, — пожала плечами Милорада. — Не видала таких еще так близко.

— То есть, он может превратиться обратно в человека? — оживился Святослав. Милорада кивнула и топнула ножкой перед собой.

— Нужно как следует о землю удариться. Попробуй двумя лапами, вот сюда.

Волк жалобно взглянул сперва на нее, потом на Свята. Затем неуверенно обошел участок пола, на который указала хозяйка терема, поскреб доски когтистой лапой, приметился и неуклюже подскочил. Стоило когтям клацнуть о доски, длинные ноги подкосились, и волк неуклюже шмякнулся об пол, и распростерся на нем уже человеком, изрядно потрепанным, словно его пропустили через мельничные жернова. Грудь тяжело вздымалась под черной рубахой, глаза ошалело шарили по комнате.

Влас сел и оглядел себя, радостно закричал и, вскочив на ноги, принялся с воплями обнимать Святослава. Потянулся было к Милораде, но та отшатнулась и наморщила носик.

— От тебя псиной пахнет. После баньки, может, и обнимемся.

— А когда я псом был, тебя это не останавливало.

— Так я и говорила, что тебе собакой лучше, — хмыкнула она и смерила юношей насмешливым взглядом. — Ну, поговорите тут, а я пока своими делами займусь.

И, схватив со стола обрывки ткани и засушенных трав, бросила их в корзинку и вышла на задний двор.

* * *

Святослав надеялся, что как только Влас вернет человеческий вид, все как-то наладится само собой. Они смогут нормально поговорить, придумают, как справиться с Даной. Но теперь они с другом сидели в бане и смотрели друг на друга, как чужаки. Вернее, Свят смотрел на коренастого болтливого парня, которого всю жизнь считал человеком, а Влас и вовсе смотрел в пустоту перед собой. Только иногда он пошевеливал губами, но слова так и не шли. Хотелось обсудить все причуды Алой топи, но было просто не до них.

— А я ведь во снах видал, как волком хожу, — наконец, подал голос Влас. Черные коротко стриженные волосы налипли на лоб, мелкие капли воды то и дело срывались и звонко разбивались о пол.

— Разве твой отец ничего об этом не знал?

— Говорил, что пройдет, — пожал плечами друг. — Что воображаю я все…

— Мы вернемся и найдем его, все расспросим, — быстро пообещал Свят, но Влас только смерил его хмурым взглядом.

— Куда там? У тебя своя напасть есть, — хмыкнул он и еще раз оглядел свои руки. — А теперь и я нечисть. Как я отцу таким покажусь?

— Вот же нюни развесил, — зазвучал где-то поблизости голос Милорады. Юноши подскочили и заозирались, пытаясь различить ее силуэт в плотной пелене пара.

Послышалось шлепанье маленьких лапок, и на скамью между ними взобралась ящерка с переливающейся серебряной спинкой. Ящерка раскрыла рот, и из беззубой пасти полился женский голосок.

— И жалуется, и жалуется, мол, нечисть. Что ты жалуешься? Ты, как захочешь, сможешь бегать в волчьей шкуре и легко перекидываться в человека, а мне, чтоб обратиться, приходится в звериную шкуру втискиваться. И то, лишь в того зверя, который сам мне свою шкуру уступит или подарит.

Влас, может, и хотел что-то ответить, но мог только удивленно хлопать глазами, глядя на говорящую ящерку.

— Ну вот что тебе не так? Ты знаешь, сколько всего волки вроде тебя умели? Они при Кощее служили, были его верными воинами, целыми поколениями защищали его крепость и ловили беглые души. Ты не какая-то нечисть, — продолжала она свою отповедь, так яростно, что казалось, вот-вот бросится и разорвет крепкого конюха на клочки. Святославу так и хотелось влезть между ними и как-то защитить друга. — Ты настоящий воин. А ведешь себя, как трус.

— Я и есть трус, — выпалил Влас. Милорада довольно хмыкнула и повернулась к Святославу, блеснула глазами.

— И это с ним-то ты хотел княжество от мачехи спасать? Прекрасная мысль, ничего не скажешь. Себя не жалеешь, его хоть пожалей. Вам без меня не справиться.

— Чего? — опешил Влас, бешено вращая глазами. — С ума сошел? Я против княгини не пойду!

— Еще лучше, — хмыкнула Милорада и, взмахнув хвостиком, скрылась в пару, оставляя юношей наедине.

Сколько Свят ни пытался объяснить Власу, что княжество в опасности, и нужно его спасать, нужно наведаться к Водяному, а еще освободить Долю с Недолей, тот лишь мотал головой и топал ногами.

— Ты сам-то себя слышишь? К Водяному он наведяться решил! Ты хоть знаешь, что он с людьми делает. Мне дядька историю рассказывал, а он слышал, как мельник вовремя Водяному не принес в жертву черного петуха, так тот в отместку утащил мельникова сына под воду. Парень, правда, ухватился за колесо и принялся звать на помощь, его отбили, вот только Водяной ему обе ступни отгрыз.

— Влас, но люди погибнут. Они просто не переживут зиму.

— А так я погибну. А у меня отец старый, на хуторе один лошадей разводит. Я не могу его без подмоги оставить. Я ему обещал денег заработать и с женой вернуться, помощников ему нарожать, лошадей купить, как в княжеских конюшнях, — и чем больше Влас говорил, тем больше горечи звучало в его словах. Святослав понимающе кивнул.

— Прости, — только и сказал он. Подпоясался полотенцем и вышел из парной, и тут же налетел на Милораду. Девушка слегка уперлась ладонями в его грудь, чуть надавила, а как только убрала руки, Святослав оказался одет в богато расшитый кафтан.

Милорада довольно оглядела его и, не говоря ни слова, поманила за собой. Святослав поплелся за ней, вновь минуя ряды комнат. Он уже не обращал внимание на движущиеся картины и гобелены, на цветы со всего света или висящие в воздухе свечи. Его взгляд был прикован к затылку Милорады, к причудливо уложенной косе, унизанной жемчужинами. Девушка снова переоделась, на этот раз в алое платье, расшитое лебедями.

Наконец, она привела его в свою колдовскую светлицу, они прошли помещение насквозь и вышли во внутренний дворик. Тут росла мягкая трава, а в прогретом солнцем воздухе пахло цветами шиповника. Девушка остановилась и повернулась к Святославу.

— Я все решила, — заявила она. — Ты мне нужен. И я тебе нужна, если ты хочешь княжество спасти.

Святослав кивнул, опуская плечи. Милорада ободряюще кивнула.

— Ну, не кручинься, княжич. Если тебе будет легче от этого, я за тебя замуж не хочу не только по сердечному велению и не ради хоромов. Просто сама я уйти отсюда не могу. А вот женой или невестой вслед за тобой последовать обязана. А мне страсть, как хочется мир посмотреть.

К собственному удивлению, Свят почувствовал облегчение. Милорада продолжила.

— Я и постоять за себя смогу, правда. А женившись на мне, ты мне куда большую услугу окажешь, и я тебе с княгиней справиться помогу. Клянусь, — сказала она, и тут же налетел порыв ветра, подхватывая ее слова и унося под небо.

«Клятва», — пронеслось в голове юноши. Милорада довольно улыбалась.

— Ну, что скажешь, княжич? Сделаешь меня своей верной женой и союзницей? — она протянула руку, и Святослав впился взглядом в белоснежные пальцы.

— Я постараюсь сделать все, чтобы ты не пожалела об этом, — кивнул он, согревая ее ладонь своей. Милорада заливисто засмеялась.

— Теперь нужно получить разрешение у бабушки. Попроси ее сам. Ее имя…

Она подошла к нему вплотную, поднесла губы к уху и прошептала имя, что всегда было на слуху. Затем отступила на шаг назад и, набрав в легкие воздуха, что есть мочи закричала:

«Бабушка-а-а!»

Глава 7

В ту же секунду воздух прорезал оглушительный свист. Налетел ветер, пригнувший к земле гибкие стволы берез. Святослав наклонился, заозирался, ища, за что бы ухватиться. Он чувствовал, как под мощными порывами земля уходит у него из-под ног. И только Милорада стояла и хохотала, широкие рукава платья хлопали на ветру, как крылья дикой птицы, а волосы развевались, как языки пламени. Святослав протянул ей руку, чтобы укрыть, удержать — девушка казалась такой хрупкой в сравнении с бушующей стихией, что юноша не удивился бы, оторвись она от земли, как подхваченный ветром осенний лист. Но Милорада точно и не заметила. Стояла, как изваяние, и глядела куда-то поверх колыхавшихся крон. Свят неуклюже развернулся, все ещё держась за высокую траву, и постарался проследить ее взгляд.

По небу прямо на них надвигала огромная туча. Она смотрелась как-то нелепо посреди чистого голубого свода без единого облака, как телега водовоза, несущая бурю. Прямо над крышей терема она остановилась и разразилась треском и грохотом, от которого закачалась и затряслась земля. Из терема раздался вопль Власа, а Милорада лишь расхохоталась.

Наконец, тряска улеглась, тучи разошлись, а на лужайке показалась та, что назвалась Олесей. В этот раз она не выглядела старухой, скорее напоминала здоровую бабу, ту, что была ещё крепка и телом, и нравом, несмотря на серебряные нити, вплевшиеся в косу. Крючковатый нос, глубоко посаженные глаза, множество платков и шалей — это точно была она, но теперь держалась женщина прямо, горделиво. Она умерла руки в бока и хмуро посмотрела на Милораду.

— Ну, чего кричишь? Никак, с молодцем совладать не смогла?

— Смогла, бабушка, — закивала Милорада. Она подошла к Святославу и, ухватив за плечо, потянула на себя, заставляя подняться. — Но дело у нас, в котором только ты поможешь.

— Что же это за дело?

В ее глазах не было и намека на озорные искорки, только стальная холодность. Она словно заведомо знала, что скажет «внучка». Милорада выдержала паузу, а затем подвела княжича к бабушке.

— Хочу, чтобы женился он на мне. Святослав мил мне, хорош собой, статен и умён, умеет слушать и не болтает почём зря. Знаю, сердцем чувствую, что будет и хорошим мужем, и верным другом.

«Хорошо хоть, про мужскую силу не сказала», — с благодарностью подумал Свят, но вот бабушка его радости не разделила.

— Ишь, чего удумала, девка, — процедила она. — Человек к тебе за помощью пришел, а ты его под венец тащить собралась?

— Так он и не противится, — махнула в сторону Святослава девушка. Бабушка посмотрела на юношу и тяжело вздохнула.

— Прости меня, княжич. Это ж я тебя надоумила, чтоб Милорада тебя просила, о чем захочет. И я виновата, что у тебя ветер в голове, — она хлестко взмахнула рукой в направлении внучки, но Милорада не дернулась и не отвела глаз. Наоборот, только увереннее расправила плечи.

— Коль мою просьбу исполнять ты не желаешь, сделай это для него, — хитренькая улыбка вновь показалась на красивом лице. А вот черты «Олеси» ожесточились. Она медленно перевела взгляд на Святослава. Юноша почувствовал, как у него на шее петлей начинает стягиваться паника. Он мысленно твердил себе, что это нормально — мало кто уходил в добром здравии, оказавшись третьей стороной в конфликте двух женщин. Свят прочистил горло и низко поклонился старшей женщине.

— Ой, какие новости, — осклабилась «Олеся». — Ну, давай, чем ещё удивишь.

— Прости, что не признал тебя сразу, хозяйка лесов, мать зверей и птиц, — проговорил он, сверля взглядом примятую траву. — Бабушка Яга, прошу у тебя дозволения сделать Милораду женой.

— Ну, дурак дураком, — покачала головой Яга, уперев руки в бока.

Милорада тут же подскочила к Святославу и повисла у него на руке. Девушка даже пританцовывала на месте от нетерпения. Святослав же бросал испуганные взгляды с одной женщины на другую. Глаза Яги горели ледяным гневом, желваки двигались, казалось, вот-вот раздастся скрип зубов. Милорада же излучала радость и удовольствие, как ребенок, которому после долгих попыток удалось вывести из себя взрослого.

Яга по-мужицки сплюнула и махнула рукой.

— Что ж, княжич, забирай, коль сдюжишь. Мне ли не знать, как с этой егозой тяжко, всю жизнь ее воспитывала. Но если уж она тебе полюбилась… все равно, я б советовала тебе девицу тут оставить.

— Спасибо, бабушка Яга, — смиренно произнес Святослав и ещё раз поклонился. Женщина лишь закатила глаза.

Милорада же взвизгнула и бросилась на шею к Яге. Та, сколько бы ни было в ней злости, крепко обняла воспитанницу и поцеловала в макушку.

— Ну, беги, приданое собирай, — приказала она. — И с матерью не забудь попрощаться.

Милорада закивала и опрометью бросилась в терем, поглощенная своей радостью настолько, что позабыла и о своем женихе. Княжич проводил ее взглядом.

Это оказалось так… несложно, что сердце теперь настойчиво искало подвох.

— Правильно думаешь, в кои-то веки, — оплетенная венами рука Яги тяжело легла на его плечо. Святослав встрепенулся и посмотрел на женщину.

— О чем ты?

— Яга только хитро стрельнула глазами и повела плечами.

— С Милорадой все непросто, княжич. Ежели она решила с тобой увязаться, то пристанет, как банный лист, и не отлепишь. А коль решит, что ты не люб ей больше — поминай, как звали. Но если ты хочешь, чтоб счастье семейное чужая воля не нарушила, то постарайся ее как следует прятать в тереме в самую длинную ночь. Понял?

— Я так догадываюсь, причину ты мне не скажешь, — осмелел княжич. Яга ухмыльнулась.

— Если сделаешь, как я говорю, тебе причину узнать и не придется. Вот тебе еще напутствие — помоги своему другу вырасти в волка душой. А то щенячье сердце маловато для такой туши.

— Спасибо, — поясные поклоны уже вошли в привычку княжича. Яга довольно кивнула.

— Береги её, княжич.

— Клянусь, — сказал он, и на лице женщины появилась горькая улыбка.

— Тебе б ещё поучиться словами не разбрасываться. Ну, ничего, жизнь научит.

* * *

В тереме все ходило ходуном. Милорада размахивала руками, пытаясь уместить всю свою жизнь в аккуратный резной ларчик. Дна в нем не было видно, но Милорада все равно догадывалась, что места будет в обрез. Многочисленные наряды и украшения нырнули в черную бездну, за ними последовали зеркальце, скатерть, рукоделие, пара гобеленов: «Чем не приданое?»

Теперь девушка озиралась по сторонам, прикидывая, что она могла забыть. Будь ее воля, она взяла бы с собой весь терем и поставила его на новом месте. Она была уверена, Святослав не возразил бы, ему и самому нравились перины на лебяжьем пуху и тонкие стеклянные окна.

Точно! Мастерская!

Девушка оставила вещи укладываться дальше без нее и спустилась в комнатку, где несколько минут назад Влас превратился в волка. Кое-какие травки по ту сторону реки просто не росли, нельзя было оставлять их тут. Терем бы, конечно, позаботился о своем содержимом, но Милорада все равно переживала. Она никогда не покидала это место больше, чем на день. А тут — на всю жизнь. А какой она будет, эта жизнь?

Она раз за разом задавалась этим вопросом, и фантазия рисовала ей яркие картины, вроде тех, что она успела подглядеть через свое волшебное зеркало. Она представляла, как будет участвовать в гуляньях, как зимой будет помогать крестьянским и боярским детям лепить снеговика из трескучего снега, как летом будет танцевать в высокой траве, как будет провожать зиму и встречать осень, как будет приветствовать послов, художников. И, конечно, как будет подолгу лежать в княжеской постели с мужем, тесно прижимаясь к горячему крепкому телу. А большие руки будут гладить ее по бокам, животу, который обязательно станет круглым. Сколько детей она бы хотела? Двоих? Может, троих? А в целом, чем больше — тем лучше!

Она так увлеклась, что даже не заметила, как уселась на стол и погрузилась в свои фантазии, болтая ногами, как ребенок. Казалось, у нее вот-вот вырастут крылья, и она вовсе оторвётся от земли и взлетит, так ей было легко. Волнительно, может, даже немного страшно, но легко.

— Госпожа Милорада, — голос Власа заставил ее вернуться в реальность. Девушка обернулась. Конюх стоял в дверях, бледный, как полотно, совершенно потерянный, словно одичавший.

— Что такое, Влас? — улыбнулась она и спрыгнула со стола. Влас почесал затылок, словно пытаясь выскрести нужные слова, не через рот — так с другой стороны.

— Да мне вот все никак невдомёк, как я мог всю жизнь прожить волком в человечьей шкуре и не знать этого. Что ж я теперь, для людей опасен?

— Может, и опасен, — пожала плечами Милорада. — То ж от тебя зависит. Решай сам.

— Но мне ж на роду написано должно быть…

Он не успел договорить, Милорада закатила глаза, всем своим видом показывая, что ей это неинтересно.

— Что написано, то и перепишется, и допишется, и другими прочитано будет, — всплеснула руками она. — А ты пока думай, что ты хочешь, чтоб другие о тебе увидали.

И мотнула головой, мол, разговор окончен. Влас ей не нравился. Мало того, что глуповатый, так ещё и трусливый. Юноша нахмурился, надулся, принялся буравить ее взглядом, но Милораду то, честно, не слишком беспокоило. Она пригласила волосы и вышла на улицу через главные двери.

В отдалении слышны были голоса Яги и дядюшки Лешего. Названное семейство во всю готовилось к отъезду девушки и, судя по звукам, они решили оплакать ее наперед за всех, кто только мог это сделать. Яга то выла, то свистела, и на каждый звук Алая Топь отзывалась стоном и скрипом гнувшихся под ветром деревьев. Порывы ветра налетали на девушку, вот-вот грозясь выбить из-под ног, но Милорада продолжала идти прочь от избы.

Ей и самой не хотелось, но раз уж бабушка велела, она не могла ослушаться. В конце концов, попрощаться с матерью — ничтожнаямалость в сравнении со всем добром, что Яга дала Милораде. Вот только легче от этого не становилось.

Девушка сошла с тропинки и побрела по хлюпающей земле. Вокруг ее ног пузырилась вода, собранная алым мхом, как губкой. Милорада приподняла подол платья, пытаясь уберечь тяжелую ткань от грязных брызг. Хотя, какая разница? Отчистить наряд было нетрудно, но перед встречей с матерью девушка всякий раз становилась сама не своя и начинала переживать из-за мелочей.

Березы росли все плотнее, переплетались корнями и ветвями, как подруги, что сплетают свои косы в одну и начинают звать себя сестрами. С высоты птичьего полета эта роща, расположившаяся у дальнего берега топи, напоминала кольцо, свитое из гибких ветвей и поддерживаемое белоснежными стволами. Воздух здесь был дурманяще сладок, он звенел и искрил, словно Милорада пришла в место, где только-только окончилось безудержное гулянье. Так оно и было на самом деле. Алую почву рощицы прорезала мелкая речка, но ее было достаточно, чтоб местные обитательницы чувствовали себя вольготно.

Милорада сунула пальцы в рот и засвистела, как ее учила Яга. Порыв ветра, гораздо слабее, чем у бабушки, всколыхнул кудрявые березки, деревья дернулись, сбрасывая оковы сна. Раздался хлопок, будто что-то надломилось, лопнуло, и один из стволов распороло длинной, в человеческий рост, трещиной. Милорада вымученно улыбнулась и подошла к дереву. Там, словно в колыбели из коры, лежала огненноволосая девушка. Она была похожа на Милораду так, словно они были сестрами. Хозяйка терема подошла к спящей и ласково провела ладонью по холодной белой щеке. Русалка открыла глаза и сладко потянулась.

— Ах, зачем ты меня разбудила? — спросила она, сделав тонкие бровки «домиком». Милорада виновато поклонилась и протянула руку, помогая русалке, наряженной в одну лишь нательную рубашку, выбраться на землю. — И где все?

— Прости, что нарушила твой сон, Предслава, но я пришла попрощаться, — сказала она, удерживая ледяную руку в своих пальцах. Предслава посмотрела на девушку полными удивления глазами.

— Ох, дорогая… Ма… Ми…

— Милорада, — напомнила та.

— Точно, как дочка моя, — в глазах Предславы мелькнуло узнавание, и тут же сменилось тревогой. — А где она? Я так давно ее не видала. Ты ее не видела? Она крошечная такая, я бабушку Ягу попросила за ней посмотреть.

Милорада поймала вторую ее руку, провела пальцами по коже, согревая предплечья. Растревоженная русалка тут же успокоилась, словно ее убаюкали, как малое дитя.

— С ней все будет хорошо. Бабушка Яга хорошо ее защитила и вырастила. Скоро твоя дочка выйдет замуж и все у нее будет хорошо.

— Замуж? — синие глаза Предславы засияли. Она перехватила руки девушки. — Замуж, это хорошо. Скажи ей только, чтоб мужа на войну своего не пускала. Пусть лучше его в тереме запрет, бороду ему обреет, да в бабье платье оденет, чем мою долю повторит.

— С ней этого не случится, — пообещала Милорада и порывисто обняла Предславу, пряча в объятии подступившие к глазам слезы. Ты немного удивленно положила руки на плечи девушки, всеми силами стараясь скрыть, насколько ей неуютно. Наконец, Милорада отстранилась.

— Ну, я пойду дальше спать, — лучисто улыбнулась Предслава и полезла в свою берестяную постель. — Приходи как-нибудь потанцевать со мной и моими сестрицами.

— Обязательно, — выдавила девушка и, дождавшись, когда Предслава исчезнет в дереве, а трещина за ней затянется, подошла к белому стволу и провела пальцами по коре. — Прощай, мама.

Раньше она ее еще узнавала, когда Милорада была совсем малышкой. Но стоило ей перешагнуть девичий возраст, и Предслава словно замерла в одном воспоминании. А иногда она и вовсе забывала, что у нее есть дочь. Милорада стала для нее просто чудаковатой соседкой-колдуньей. Собеседницей, с которой можно потрещать, когда надоест компания других русалок. Милораде было даже не жалко покинуть ее, избавить от своего общества, но душа все равно ныла, словно в ней была дыра, которую не смогла заполнить вся забота Яги. Милорада видела в заколдованном зеркальце многих матерей, как они защищают и обнимают своих дочерей, как рассказывают им истории, как плачут о них, когда те выходят замуж. И Милорада понимала, что никогда не получит этого, никогда не увидит той же нежности в глазах женщины, которая была ее родной кровной матерью.

Девушка встрепенулась и, отерев слезы, не успевшие сорваться с ресниц, побежала обратно в сторону терема. Там уже были слышны переругивания, характерные для последней стадии приготовлений.

* * *

— Сюда!

— Не туда!

— Ну же, ну!

— Покомандуй мне тут!

— Резче давай!

— Да не лезет оно!

— Все влезет, и место еще останется!

Милорада обогнула избушку и спустилась по глинистому склону к мосткам, едва не проламывавшихся под весом ее приданого. Сундуки, ларчики, узлы выстроились в очередь и терпеливо ждали, когда Святослав и Влас возьмут их на руки, как детей, и уложат в ладью, запряженную двенадцатью лебедицами. Милорада чуть не взвизгнула от такой красоты. Ладья и правда была небольшой, но и приданое свое она сложила компактно. Яга и Леший стояли на берегу и командовали погрузкой. Правда, больше переругивались между собой — никто из них особо не разбирался в том, как перевозить вещи на лодках.

— Зачем же вы молодцев мучаете?

— Да больше забавы ради, Милорадушка, — улыбнулся Леший, в его зеленых, как лес, глазах разлилась безграничная нежность. — Сейчас вот, посмотрим, работящий ли у тебя жених, терпеливый ли.

— Самый лучший, — улыбнулась девушка и посмотрела в сторону Святослава. Юноша умело балансировал на борту лодки, перегибался, рывком поднимал сундучок или ларец и прилаживал его на новое место. Лоб княжича покрылся испариной, светлые пряди прилипли к вискам. «Еще и красивый», — подумала про себя Милорада.

Словно услыхав ее мысли, княжич распрямился и посмотрел на нее. Сердце кольнуло: красивый-то красивый, а вот в глазах опаска. Будто рад и не рад одновременно.

«Больше времени надо было его у себя подержать», — подумала девушка, но тут же улыбнулась. Ничего, времени у них будет еще достаточно.

— Ну, дорогая, принимай подарки, — проскрипел Леший и принялся шарить по карманам тулупа, пока не достал свистульку, искусно вырезанную из дерева. — Эта вещица поможет тебе с любой тварью договориться, даже в чужих местах сможешь ее речь понять и, может, весточку мне передать.

Милорада благодарно поклонилась и тут же обняла дядюшку. Яга только покачала головой, мол, слишком уж человечьи нежности.

— Держи и от меня подарок, Лягушонок, — она вытянула руку, на ладони поблескивало крошечное, на мизинчик, колечко с пойманной в янтарь, лягушкой. Животинка была настолько маленькой, что Милорада чуть не назвала ее мухой, но вовремя рассмотрела перепончатые лапки. — Положи его на зеркало или в чашу с водой, и сможешь заглянуть, куда пожелаешь. А если лягушку вежливо попросишь, она тебе кожу свою одолжит.

— Спасибо, бабушка, — она тепло расцеловала Ягу в обе щеки, и та невольно расплылась в улыбке. Затем отцепила руки девушки от себя и пронзительно свистнула. Мостки задребезжали, сундуки и ларцы принялись сами заскакивать на борт и складываться в ровные кучи.

Святославу и Власу оставалось только как следует держаться за перекладины. По опустевшим мосткам Яга и Леший провели невесту, передали ее ладони Святославу и внимательно проследили, чтоб тот правильно усадил ее в самое сухое место.

— Мы не прощаемся, — заулыбался Леший, вытирая скупую следу. — С нами всегда можно свидеться.

— Главное, не торопитесь, — напутствовала Яга.

— Я люблю вас, — замахала руками Милорада. И, словно вторя ей, лебедицы захлопали крыльями и потянули лодку прочь от Алой топи.

* * *

«Не так уж все и плохо», — обнадеживал себя Святослав, то и дело косясь на невесту. По крайней мере, она хороша собой, добровольно согласилась стать его женой, а скатерка-то и правда поможет народ от голода спасти. Может, со временем он и полюбить ее сможет. Сейчас это было не так важно, хотя всякий раз, как эта мысль посещала его, Святослав чувствовал едкий укол совести. Словно он обманул Милораду. А он не обманывал, просто… Не до того было.

Милорада положила руку поверх его ладони и переплела их пальцы. Святослав оторвал взгляд от белоснежных лебедиц, тянувших их ладью вперед и вопросительно посмотрел на Милораду.

— Что?

— Все будет хорошо, — со знанием дела пообещала она. — Смотри-ка крыши.

— Дом! — обреченно выдохнул Влас и приподнялся на месте. То же самое сделал и Свят.

Лодка опасно накренилась, и Милорада, подорвавшаяся следом, чуть не кувыркнулась в воду, но Святослав вовремя ее удержал. Девушка повисла на его руках, глядя на выглядывавшие из-под воды крыши изб и вторые этажи домов. Обступившая их вода была ярко-красной.

Глава 8

Мутная красная вода плескалась, билась о стены домов. С тенью облегчения Святослав заметил, что уровень стал ниже, но эта краснота смывала все надежды на лучшее. Что еще могло случиться за то время, что его не было? И сколько времени прошло?

Первым, о чем он подумал, было: «Это очередные проделки Даны». Она вполне могла на виду у толпы заколоть черную кобылицу и спустить ее умирать в реку, чтоб плодородный ил накормил поля. Но сколько крови нужно было пролить, чтоб вода побагровела настолько? Не он один задавался таким вопросом: оглядевшись, он увидал лодки, плоты, плотно набившиеся на затопленных улицах на подступах к терему. Те жители города, у кого лодок не было, разобрали дощатые крыши и вылезли наверх, чтоб увидеть, что будет делаться дальше.

Воздух звенел от напряжения. Лодки заняли все пространство вокруг терема. И мужики, и женщины балансировали на своих суденышках, требуя увидать княгиню и княжича.

— Отпирай, ведьма.

— Небось, и княжича сгубила, как князя нашего!

— Это все ее вина. Все напасти начались из-за нее, — лепетала старуха.

Никто даже не обращал внимания на запряженную лебедями ладью, появившуюся со стороны леса. Святослав, недолго думая, подошел к носу и принялся отвязывать чудесную упряжь.

— Ты что делаешь? — громким шепотом возмутилась Милорада.

— А ты не видишь? — Свят кивнул на закипающую от ярости толпу. — Там княгине грозят расправой за колдовство. Не очень хочется стать ей компанией в этом.

Девушка надула губы, но противоречить не стала. Кивнула, позволяя юношам отцепить лебедиц, а потом хлопнула в ладоши, отправляя их в полет. Влас нервно оттянул ворот рубахи.

— А что будет, если они про меня узнают?

— А ты не попадайся, — посоветовала Милорада. Свят окинул ее предостерегающим взглядом. Не очень ему нравился тон, в котором девушка говорила с Власом, но, признаться честно, он и сам бы мудрее совета сейчас не дал. Может, разве что, меньше желчи было бы в его словах.

— Оставайся тут, — предложил Святослав. Влас активно закивал, сверля взглядом бурлящую массу людей. Всего пару дней назад он бы с радостью влился в этот водоворот эмоций, сейчас же он чувствовал себя куда защищеннее в стороне, когда за его спиной был один лишь лес.

«Надо будет с этим разобраться», — мысленно отметил Святослав и, подхватив Милораду под руку, сказал:

— Держись рядом. И никакого колдовства.

— Ладно, — закатила глаза девушка.

А ведь все можно было решить шепотком. Пара аккуратно брошенных слов, и толпа бы присмирела, как стадо телят. Но, надо признать, Милораде и самой было интересно впервые взглянуть на такое скопление людей. В целом, они напоминали русалок и прочую нечисть, живущую стаями. Тот же галдеж и гримасничанье, достаточно одному завопить — остальные сразу же подхватят.

Святослав ступил на ничейный плот, хлипкий и шаткий, сделанный из пары дверей, скрепленных досками. Хозяева явно были где-то впереди, где собрались жители с добротными лодками, принимавшие на борт по десять таких же разъяренных пассажиров.

Они подобрались к толпе, и Святослав принялся протискиваться вперед. Обхватив Милораду за талию одной рукой, второй он хлопал людей по плечам и махал, освобождая дорогу. Первые несколько мгновений были невыносимы, Милораде даже показалось, что стало нечем дышать. Воздух кипел и душил зловонным дыханием десятков ртов. Чьи-то ноги то и дело наступали на ее наряд, а глаза… Чужие взоры впивались в нее иглами так, что девушке хотелось спрятаться, укутаться с ног до головы, лишь бы ее не видели. Но взоры задерживались на ней лишь на долю секунды, затем они перемещались на Святослава, и в чужих глазах появлялось узнавание. Удивление. Радость. Надежда.

И имя княжича разносилось вперед по толпе, как рябь по растревоженной водной глади.

Ещё несколько мгновений толпа окружала их плотным кольцом, вопреки стараниям Святослава, она стянулась, обступив их ещё теснее, а через секунду хлынула в стороны, освобождая путь. Послышались радостные возгласы, тут и там народ приветствовал княжича и подбадривал его. И Милорада гордо улыбалась, радуясь, что была рядом. Как будто присутствие Святослава здесь, среди людей, было ее заслугой. Отчасти, так и было. Девушка расправила плечи и заперебирала ногами, стараясь не отставать. Теперь, когда первая волна радости схлынула, она чувствовала, как с интересом смотрят на нее жители Дола. Милорада улыбалась и махала руками. Люди улыбались ей в ответ, и Милорада заливалась румянцем, в горле клокотал восторженный смех. Огромных усилий девушке стоило сдерживаться. Она и так улавливала недовольство, появлявшиеся во взглядах при виде ее улыбки, словно это выражение лица было ни к месту. Милорада поглядела на Святослава. Тот был мрачнее тучи. Невеста попыталась нахмуриться, но также сурово у нее не получилось. Она бы спросила, что вообще происходит, но Святослав уверенно тащил ее вперёд, взгляд прикипел к терему, становившемуся все больше и больше.

«А мой все равно больше и лучше», — хмыкнула про себя девушка.

Уже на самых подступах к терему толпа сама несла их вперёд. Мужчины протягивали руки, помогая Святу забираться на бор эт лодок, перешагивать с плота на плот. И вот, на последней просторной ладье, когда до глинистого берега оставался лишь один шаг, перед ними выросла высокая плечистая фигура. Милораде даже пришлось задрать голову, чтоб рассмотреть его лицо, наполовину скрытое за кустистой бородой. Свят остановился перед ним, как вкопанный. Сухой и жилистый, он казался совсем бессильным.

— Что тут происходит, Молчан?

Великан промедлил с ответом, зато выразительные глаза цвета стали медленно перевели взгляд на Милораду. Несколько мгновений мужчина внимательно изучал ее. Милорада сперва хотела спрятаться, закрыться, но тут же вспомнила, что может обернуть этого великана в пень одним лишь щелчком пальцев. Это заставило ее расправить плечи и вскинуть подбородок. Молчан шумно и резко выдохнул, то ли фыркнул, то ли усмехнулся, и вернул взгляд на Святослава.

— Несколько дней от тебя ни слуху, ни духу, княжич. Народ с голодухи дуреет, решили уж, что княгиня тебя заперла или голодом заморила.

— И вы собрались штурмовать терем?

— Кто-то терем. Кто-то — склады при тереме. Конюшни. Псарня тоже подойдёт на худой конец, — неторопливо пробасил Молчан, и с каждым его словом Святослав становился все бледнее.

Юноша стиснул зубы с такой силой, что можно было расслышать скрежет. Он оглянулся на людей, столпившихся за его спиной. В глазах горел голод, впалые щеки разгорелись лихорадочным румянцем. Ещё немного, и все они превратятся в зверей. Молчан же расплылся в улыбке и уронил тяжёлую руку на плечо юноши.

— Но не бойся, я их держу. Они поорут, и разойдутся. Но надо им что-то дать. Хоть хлеба.

— Будет, — кивнул княжич. Молчан согласно кивнул.

— Они будут ждать.

И отошёл в сторону, взгляд его снова обратился к Милораде.

— Невеста что ли?

— Невеста, — кивнул княжич.

— Это хорошо. Значит, скоро князем станешь, — произнес он, но совсем уж невесело. Свят дёрнул губами в подобии улыбки и, крепче стиснув обвивавшую Милораду руку, повел ее дальше вперёд, оставляя толпу в напряжённом ожидании.

Ноги скользили по земле, когда она забирались вверх. Милорада изо всех сил старалась удерживать равновесие, но Святослав слишком быстро тащил ее за собой, и одновременно поспевать за ним и не падать было трудно.

— Я могу идти сама, — шикнула она, выпутываясь из хватки. Святослав бросил на нее прожигающий взгляд, но спорить не стал. Отпустил. Только сейчас девушка заметила, как побледнела от напряжения его рука.

— Не отставай, — только и сказал он, пробираясь по покосившимся доскам, которыми вымостили дорогу к терему. Милорада подхватила подол и принялась шагать. На лбу выступила испарина.

— Этот Молчан — важный человек?

— Воевода моего отца, — кивнул Свят. Говорить не хотелось. Все мысли занимал маячивший перед глазами родной дом и запершаяся там Дана. С одной стороны, хотелось спустить с цепи злую толпу, но он знал, что может произойти. Нет, только бойни, свирепой и кровавой, их княжеству не хватало.

— А твой отец…?

— Умер, — отрезал юноша и обернулся. Милорада стыдливо потупила взгляд.

«Потом», — подумал Свят. Они толком не говорили о таких вещах. Они почти ни о чем не говорили, и теперь княжич чувствовал премерзкое злорадство. Хотела покинуть свою сказочную Топь — получи. Тут тебе не сказки.

Милорада тут же поравнялась с ним и, чеканя шаг, подхватила его руку.

— Мой отец тоже умер. Но когда я его себе представляла, он выглядел примерно как Молчан, — сказала она весело, будто рассказывала шутку. Поймав недовольный взгляд жениха, Милорада стушевалась. — Ладно, не отвлекаю. Но скатерть у меня тут припрятана.

Она указала на кошель, болтавшийся на поясе.

— Мы их накормим, и они разойдутся. Все будет хорошо.

— Хорошо, — эхом отозвался он.

Ворота открылись, стоило им подойти. В узкую щель Святослав протиснулся, обдирая локти. Дождался невесту. По ту сторону их уже ожидали мачехины стрельцы, тощие и бледные, словно призраки.

«Прошло всего несколько дней», — повторил про себя слова Молчана княжич. Они и раньше выглядели неважно, но после времени в Алой Топи он слишком хорошо видел, насколько неважно идут дела. Тяжело сглотнув, Свят кивнул стрельцам.

— Где княгиня?

— В тереме, — последовал быстрый, обрубленный ответ. Трясущиеся пальцы сжимали древко лука. Ждали, что княжич свистнет толпе? В воспалённых глазах стрельцов плескался страх.

Свят снова взял Милораду под локоть и повел к терему. На языке вертелось извинение. Хотелось попросить прощения за то, что знакомство с Долом будет не таким мирным и торжественным. Но разве был повод ожидать иного? Она знала. Он рассказывал, как обстояли дела. Загнав поглубже раскаляющееся с каждым шагом раздражение, Святослав двинулся вперёд, к дверям отчего дома.

Внутри все оказалось, как прежде. От этого даже стало немного легче дышать, тревога отступила. В лампадах плясали огоньки, пахло травами, прямо как в заколдованном жилище в Алой Топи.

«А ведь тут почти никогда не пахло хлебом», — подумал он. И как он раньше этого не замечал?

Начал он отмечать и другие мелочи: странные символы, которыми были покрыты оконные рамы, лавки и дверные проемы. Переплетение линий, складывавшееся в вязь, узор. Где-то символы были нанесены краской, где-то — вырезаны ножом по дереву. Милорада сморщила нос и, приблизившись к Святославу, шепнула ему на ухо:

— Тут столько оберегов, что терем — это капкан.

— Но мы с Власом смогли уйти.

— Не для тебя, — улыбнулась ему девушка, как неразумному ребенку. — Что-то тут происходит. Что-то нехорошее. Она кого-то ловит.

Свят только пожал плечами и, набрав в грудь воздуха, поморщился, готовясь позвать мачеху.

Вдруг в соседнем коридоре раздался его собственный голос:

— Я здесь, матушка. А где та книга, о которой ты говорила?

— Я говорила, не называй меня матушкой! — прозвенел голос княгини, одновременно гневный и… воодушевленный. Так звучит голос доброй тётушки, которая, играя в прятки, с ребенком, приговаривает: «вот сейчас найду тебя и съем». Пожалуй, Свят никогда не слышал, чтоб мачеха звучала такой довольной.

Зашелестели шаги, в коридор, цепляясь друг за друга, выскочили Дарья и…

«Доля и Недоля», — поправил себя княжич.

Пряхи, лишенные веретенец, тут же опустили глаза, отвернулись кто куда. Тут их взгляды нашли Милораду, и на лицах появилось изумление, как при встрече с Ягой. Они протянули руки и принялись обнимать девушку, цеплялись пальцами за ее волосы и украшения, как нищенки, получившие немного тепла и монет. Милорада тоже обнимала их в ответ.

Свят оторопел, понимая, что теперь может рассмотреть лица обеих беловолосых девушек. Хоть одеты сестры были и одинаково, Свят легко мог сказать, что та, у которой волосы были обвиты цветными лентами, а щеки горели румянцем, в уголках губ залегли озорные ямочки — была Долей. Недоля же была худа и напряжена, точно готовая к очередному удару судьбы, челюсть у нее была напряженная, а глаза — уставшие, тоскующие. Именно эти глаза и уставились на Святослава. Тонкие губы разошлись в улыбке. Недоля окликнула сестру.

— Смотри-ка, не работает больше на княжича Данкин отвод глаз. Прозрел.

— Прозрел, — заулыбалась Доля и вернулась к Милораде. — Милая наша, зачем же бабушка тебя послала?

— А я сама пришла, — Милорада аж нетерпеливо затопала ножкой, так ей хотелось скорее сообщить новость.

— Как же ты выбралась?

— Сидела в Топи девицей, а ушла — невестой. Когда путь в мужнин дом ведёт, свой держать не смеет.

И рассмеялась, заливисто, как серебряный колокольчик.

Сестры раскрыли рты, не веря своим ушам они смотрели то на Милораду, то на Святослава. Радость и надежда в их глазах стремительно угасали. Свят успел это почувствовать, он хотел было спросить, что же не так на этот раз, но по коридору пронеслось грозное:

«Что здесь происходит?»

В своем самом пышном сарафане, перед ними предстала княгиня Дана.

Глава 9

— Я хотел спросить то же самое, — голос Святослава прорезал тишину, повисшую в коридоре. Княгиня явно не ожидала этого вопроса. Ее плавная поступь сбилась, женщина замерла, выжидающе глядя на пасынка. Взгляд почти без интереса скользнул по Милораде, которую юноша завел себе за спину.

— Вот как? — Дана чуть улыбнулась, скрестила руки на груди и, покачивая бедрами, снова двинулась к ним. Свят сделал шаг ей навстречу.

«Мерзкая», — подумал он. Сейчас Дана напоминала ящерицу, юркую и хитрую. Вот только прежнее желание избегать ее исчезло. Наоборот, хотелось отпугнуть, чтоб она забилась куда-нибудь под камни и осталась там.

— Да. Ты не видишь, что происходит за воротами?

— Забор высок, а ворота крепки, — пожала плечами женщина.

— Народ в ярости.

— Такое бывает, если прикармливать псов, а потом враз оставить их без еды, — хмыкнула Дана. — Думать надо было, прежде чем сбегать невесть куда. А это что?

Она ткнула в сторону Милорады. Девушка тут же вскинула голову и вышла из-за плененных подруг. Святослав не успел ее предупредить словом или жестом, невеста и вовсе не смотрела на него, взгляд был прикован к Дане.

— Меня зовут Милорада, и я не «что». Я его невеста, — и гордо оплела руку Святослава своей. — И вместе мы справимся с беспорядком, который ты тут устроила.

— Невеста, значит, — ухмыльнулась Дана, словно услышала хорошую шутку. — Это мы ещё посмотрим, как и с чем вы справитесь.

Она перевела взгляд на Святослава, глаза были холодны, как ледяные изумруды.

— Привел невесту, не посоветовавшись со мной? А как же традиции?

— Ты мне не мать.

— Я твоя княгиня, — грянула мачеха.

— По праву вдовы, — парировал юноша. Рука Милорады крепче сжалась на его предплечье. Это движение не ускользнуло от Даны. Женщина внезапно сменила гнев на милость.

— Негоже с дороги ссориться. Вам нужно отдохнуть. За ужином поговорим.

— А что собираешься сделать с толпой? — спросил Свят. Дана пожала плечами.

— Если закрытые ворота их не убедят, в ход пойдут стрельцы.

Она щёлкнула пальцами. Доля и Недоля жестами попросили Милораду следовать за ними.

По дороге они объяснили, что пока княжич не сделал девушку своей женой, жить они будут в разных комнатах и даже в разных частях терема. Милорада кивала, а в уме пыталась придумать, как бы обойти это правило. Думалось с трудом, княжеское жилище казалось ей… жалким. Унылым. В ее теремке в Алой Топи ткани не изнашивались, а дерево не старилось, если ей того не хотелось. Тут же время во всю попировало на материалах, где-то краска облезла, где-то выцвело вышитое полотно. А ещё всюду чуялось колдовство. То, что используется для отвода глаз. Кто-то прячет под ним морщины или прорехи в платье, а княгиня скрыла упадок целого дома. От количества колдовства было не по себе. А этот ее надменный вид! От одного воспоминания вскипала кровь, хотелось вернуться и высказать ей ещё пару ласковых. Но Милорада вспоминала напряжённое лицо Святослава и заставляла себя следовать за сестрицами. Ничего, она ещё покажет себя.

Ее привели в светлицу. Кто-то назвал бы ее просторной, но Милораде она показалась пустой. Из мебели были только кровать да сундук, одно крошечное окошко — и все. Зато ходить можно было от стены до стены шагов десять, хоть пока ноги не сотрешь. В груди снова предательски заныло. Захотелось обратно в свой терем. В висках застучало ощущение, что все это было ошибкой. Оставив без внимания кровать — Милорада с первого взгляда поняла, что та покажется ей слишком жёсткой, а шкуры, брошенные сверху, будут истязать ее нос вонью — девушка прошла дальше, к окну. Встала на скамейку и выглянула наружу. Ей предстал серый, покрывшийся размытой грязью двор. Тощие стрельцы-тени. Дана была права, забор высок, не видно толпы, собравшейся под стенами.

Девушка вздохнула и посмотрела на сестриц. Те топтались на пороге.

— А как открываются эти окна? — спросила она.

* * *

Дана провела Святослава в трапезную. Что бы ни говорили о голоде, княжеский стол ломился от еды. При мысли о людях у ворот всякий аппетит пропал. В душе разлилась тоска по времени в Топи, когда княжич мог позволить себе спокойно есть и пить.

— Ешь, — бросила Дана.

— Не буду.

— На пустой живот дела не делаются.

— Какие дела?

— Княжеские, — она придвинула к нему тарелку блинов. Святослав поморщился и, стиснув челюсти, перевел взгляд на мачеху. Та сверлила его взором с не меньшим упрямством.

Несколько мгновений они просто глядели друг на друга, а молчание между ними загустевало, как воздух перед грозой. Пронеслась первая вспышка — Дана улыбнулась, мол, ладно, зайдём с другой стороны.

Она повела плечами, словно сбросила с себя роль строгой княгини, натянула на лицо улыбку советницы, почти матери, женщины, объединенной с ним одной потерей. Села не напротив пасынка, а сбоку, так что разделял их лишь угол стола, и понимающе вздохнула.

— Вот так ты решил: сбежать, найти первую встречную, назвать ее своей невестой? — проговорила она тоном, в котором ясно читалось, что она не обиделась, а вот юноша особого ума и заботы о ее чувствах не проявил. — И все ради чего? Так ты благодаришь меня за все, что я сделала для княжества?

— Спроси об этом разъяренную толпу, — мотнул головой Свят. То ли дело было в Лунной воде, то ли в том, что теперь он видел изуродованный колдовством дом, но едкие речи Даны не достигали его сердца и не бередили грудь чувством вины.

— Все ты о своих крестьянах, — скривила губы женщина.

— Там не только крестьяне! — подорвался со своего места Святослав. — Бояре, торговцы, дружинники. Для тебя все на одно лицо.

— Никто из них не может решить проблему, с которой мы столкнулись. Вода не уйдет просто так. И даже твой выпад, твое решение жениться на бедной девочке, не поможет. Тут нужно знание…

— Знание, которое помогло тебе превратить княжеский терем в пещеру с нечистью? — парировал княжич. Дана дернулась, удивлённо вскинула брови. Алые губы тронула хитрая полуулыбка.

— Не понимаю, о чем ты, свет мой.

Свят скрежетнул зубами, перемалывая рвавшиеся наружу слова. Он никогда не был жесток, даже не сравнился бы с отцом в его годы. Но тут взыграла кровь. Он представил, как хватает Дану за черную тугую косу и что есть силы прикладывает ухмыляющееся лицо об угол стола.

— Давай ты всё-таки поешь, и мы спокойно поговорим. Кажется, ты слишком устал с дороги.

Святослав стиснул кулаки.

«Как бы не так, ведьма», — хотел сказать он, но внимание его отвлекла возня за окном. Позабыв о Дане и их разговоре, он выглянул на улицу из-за тонкой слюды.

Во дворе стояла и размахивала руками Милорада.

— Да что же за княжеский терем, где ничего нет? Где тут сани какие-нибудь?

Свят услышал, как зашелестели юбки Даны, княгиня встала рядом с ним и в который раз спросила:

— Что тут происходит?

Мутная слюда вмиг стала прозрачной, как стекло. Насмотревшийся чудес Святослав от этого даже не удивился, лишь пристальнее всмотрелся в происходящее во дворе. Стрельцы, все ещё потерянные и осунувшиеся, перебирали ногами, шатаясь по двору, как пугала. В руках у каждого был калач, и мужчины сонно жевали хлеб, пытаясь кое-как выполнять приказы Милорады. Та стояла в середине двора, рядом с ней были Доля и Недоля — сестры держали огромное блюдо, на котором высилась гора хлеба. Даже издалека Святослав видел, что это свежевыпеченные караваи, в воздух от них поднимались клубы пара.

— Ну не прикажете же вы нам самим все нести? — сокрушалась Милорада. Наконец, один из стрельцов засунул в рот ломоть хлеба побольше, благодарно стряхнул в грязь крошки и принялся с набитым ртом размахивать руками, то и дело поминая чью-то мать.

Остальные стрельцы засуетились, в своих алых кафтанах они стали похожи на муравьев. Сперва бросились врассыпную, потом собрались строем. Два товарища притащили по грязи детские саночки, выцветшие от времени, но все ещё способные выполнять свою работу. Один из стрельцов стянул с себя кафтан и бросил его в сани, покрывая пыльное дно. Милорада благодарно поклонилась и махнула Доле с Недолей. Те, в свою очередь, водрузили блюдо с караваями на красную подстилку и подтолкнули сани в сторону ворот.

Часть стрельцов бросилась к воротам, другая часть пыталась задержать сани, чтоб они не врезались или не перевернулись.

— Оставьте в покое, — скомандовала Милорада. — Видите же, без вас едут. Лучше спуститесь вперёд и скажите людям, что сейчас будет им хлеб.

Стрельцы послушно засеменили вперёд. Они то и дело оборачивались на Милораду, и на лицах их читалось удивление от самих себя. Кем была эта странная девушка? И почему они по своей воле слушались ее беспрекословно, даже с удовольствием? Но девушка, стоило им пройти мимо, тут же перевела взгляд на терем. На окно, где стояли две фигуры. Святослав почувствовал ее взгляд сквозь слюдяное окно, девушка озорно вскинула брови, как бы спрашивая: «Ну, ты идёшь?»

— Резвая какая, — отметила Дана, и в ее голосе зазвучал хищный азарт. Она кивнула Святославу. — Ну, не стой. Иди к своей невесте.

В ее голосе не было ни капли симпатии. Святослав пообещал, что разберётся с этим позже.

Они спустились с холма к мосткам, где их уже ожидал присмиревший народ. Святослав нашел глазами Молчана, и воевода с одного взгляда все понял. Он принялся командовать, чтобы люди расступились, выстроились в очередь, а Милорада и Святослав принялись раздавать хлеб под благодарные возгласы. Руки сменялись руками, люди кланялись со слезами на глазах, а караваи все не заканчивались. Никто словно не обращал внимания, голод застелил им глаза.

Очередь начала подходить к концу, когда небо раскрасили сумерки. Молчан, изрядно охрипший, стоял подле Святослава и грозно глядел, чтоб никто не вздумал нарушить устоявшийся порядок. У Милорады ныли руки и плечи, но на душе было хорошо. От вида благодарных улыбок у нее самой пробилась улыбка. Она все хотела поглядеть на Святослава, увидеть, рад ли он ее затее, но тот и сам был слишком занят, раздавая хлеб. У нее уже появилось множество идей, что можно сделать завтра: раздавать вместе с хлебом крупу или даже мясо. Ей не терпелось рассказать это Святославу, но первым заговорил Молчан.

— Ты хочешь собрать совет, чтоб тебя признали князем? — с надеждой в голосе спросил он. Княжич пожал плечами.

— Становление князем воду не уберет, — тяжело проговорил он. Его лоб и виски блестели от пота.

Плоты и лодки постепенно освободили запруду, и теперь по спокойной воде скользила лодка Милорады. На носу сидел, нахохлившийся, как сыч, Влас. Святослав помахал ему, тот лишь кивнул.

— А я-то думал, где его носит, — хмыкнул Молчан и, повернувшись к Святу, положил руку ему на плечо. — Ты смотри, только ты свадебку сыграешь, мы враз за тобой встанем. Ты истинный князь, а эта…

Он кивнул в сторону терема и ёмко выругался. Милорада усмехнулась.

— Прости, госпожа, — тут же рассмеялся Молчан.

— Ничего такого, господин Молчан, чего я только ни слышала от своих дядюшки и бабушки.

Мужчина выдавил сиплый смешок и снова взглянул на княжича, чтобы убедиться, что тот понял его слова. Свят кивнул и положил руку на его плечо.

— Спасибо тебе, Молчан. Я рад, что могу на тебя положиться.

— Как и всегда, — он поглядел поверх плеча княжича на Милораду и улыбнулся ей, да так, что вся суровость вмиг испарилась из его черт. И до того грубое, словно вытесанное из камня лицо, смягчилось. — И ты тоже можешь рассчитывать на меня, госпожа.

— Какая я госпожа? — зарделась Милорада. Молчан только заулыбался.

— Дадут боги, хорошая.

— Что ещё произошло пока меня не было? — вклинился Святослав. Лицо Молчана тут же ожесточилось.

— Из воды вылезла какая-то тварь. Теперь на ночь все запирают двери, но мужики решили попытаться ее изловить.

Он описал случай встречи с тварью. Сам он не участвовал, да и случай был лишь один, но история быстро взбудоражила весь город. Тварь — с два вершка ростом, с лягушачьей кожей, кривыми лапами, повадилась лазать в дома через трубы, хозяйничать на кухнях. Какая-то баба проснулась от шума, так тварь бросилась на нее и откусила кусок мяса от плеча, да и сбежала.

Теперь, по ночи, несколько добровольцев на лодках патрулировали запруженные улицы в надежде если не изловить нечисть, так хоть успокоить разволновавшихся жён, утративших веру, что хотя бы в домах безопасно.

— Никак, кто-то из твоих соседушек, — едко отметил Влас, когда они втроём, распрощавшись с Молчаном, шли к терему. Позади бодро шагали сытые и довольные стрельцы. Им доверили нести приданое.

— Похоже на игошу, — фыркнула Милорада. Свят придержал ее за локоть.

— Не тут, — шикнул он и обдал Власа испепеляющим взглядом. Не хватало ему теперь ещё и с этим разбираться. Нет, он знал, что будет непросто, но не стоило вот так сразу говорить, что его самый приближенный человек — и не человек вовсе, а будущая княгиня — бывшая хозяйка проклятой Алой Топи.

Милораду его замечание не обрадовало. Девушка осуждающе посмотрела на него, Свят выдержал взгляд. Тут она совсем оскорбилась и, глядя себе под ноги, поплелась вперёд.

Княгиня встретила их на выходе из сеней. Стрельцы тут же сгрузили поклажу и прошагали прочь, оставляя троицу на растерзание.

«Змея», — подумала Милорада. Дане и правда не доставало лишь раздвоенного языка, который она бы то и дело высовывала, лишь бы ощутить на вкус их тревогу и страх.

Сама Милорада не испугалась, она просто не знала, как к этой женщине подступиться. Ещё никогда в своей жизни она не встречала человека, который глядел бы на нее с такой неприязнью. Так и подмывало спросить, чем вызвана такая нелюбовь. Хотя, догадаться было нетрудно.

Из всех троих плохо сдерживал нервную дрожь только Влас. Он уткнул взор себе под ноги и стоял, только ожидая, когда госпожа его отпустит. А та его словно и не замечала.

— Славно сработали, — наконец расщедрилась на слова Дана. Взгляд ее зелёных глаз впился во Власа. — Свободен.

Тот торопливо поклонился и направился на конюшню. Милорада невольно поежилась и встала ближе к Святославу.

Тот спокойно заговорил.

— Дана, это Милорада, моя невеста. По традициям, прошу твоего благословения…

Дана раздражённо махнула рукой.

— Какая мать и княгиня благословит брак с той, кого не знает? — ее губы капризно скривились. — За мной.

Снова трапезная. Еда, оставшаяся с обеда, так и стояла, но не потеряла ни запаха, ни свежести.

«Опять колдовство», — Святославу в горло словно насыпали песка.

Дана села во главе стола, качнула головой, приглашая пасынка с невестой сесть. В тяжёлой тишине звякнули серьги и подвески. Милорада, словно принимая вызов, уселась напротив, и от вида ее решимости Святославу становилось только тяжелее на душе.

— Ну, Святослав, расскажи мне о своей невесте. Из какого она рода? Княжества? Что даст этот союз нашей земле?

— Милорада из… Из-за реки. Она хозяйка земель, богатых чудесами, — проговорил он, осторожно подбирая слова, лишь бы не приврать. Девушка, заслышав это, едко фыркнула.

— Мать моя родилась в этих местах, а сама я выросла в Алой Топи, — выпалила она. Дана резанула по девушке взглядом.

— До тебя черед дойдет. Я спросила его.

Милорада оскорбленно сверкнула глазами и выжидающе уставилась на Святослава. Тот упёрся локтями в стол и посмотрел на княгиню из-под насупленный бровей. От налитой в стакан воды голова стала легкой, как от браги. Или дело было в том, что опаска перед мачехой таяла в его душе.

— Прямо как ты, Милорада не отличается благородным происхождением, зато за ней имеются другие благодетели.

Лицо Даны на секунду скривилось.

— Вот как? Какие же добродетели можно обрести, живя посреди леса? Умение собирать грибы да ягоды?

В отличие от своих собеседников, Дана с удовольствием угощалась выставленными на столе кушаньями, а ее чарка всегда была полна вина. На щеках ее вспыхнул румянец, в на губах расцвела едкая улыбка.

— Милорада добра и рассудительна, — сказал Святослав. — Нерасточительна, умеет ценить порядок. И людей.

Мачеха удивлённо вскинула брови, покивала и обратилась к девушке.

— Правду говорит?

— В целом, да, — пожала плечами Милорада.

— Не слишком уверена, но да ладно. Тебя я спрашивать не буду, и так ясно — живя в глуши, как не мечтать о княжеских палатах.

— Да мой дом в разы краше этих хоромов, — вскипела Милорада. Улыбка Даны стала шире. — Я люблю его, ясно тебе?

Улыбка превратилась в оскал. Блеснули белоснежные зубы, а с языка (всё-таки не раздвоенного) слетел громкий раскатистый смех. Она хохотала так сильно, что все ее тело сотрясалось и растекалось по стулу, будто каждый смешок дробил женщине кости. Вот, безвольно повисли руки. Вот, перестала держаться спина. Глаза прикрылись, лицо раскраснелось, а Дана все не могла остановиться. Милорада вскинула было руку, но Святослав перехватил ее запястье. Раздраженным взгляды схлестнулись, как мечи. Но и в этот раз девушка позволила себе уступить. Она скрестила руки на груди и плюхнулась на лавку. Гогот Даны утих, сменился хихиканье. Наконец, она смогла глотнуть воздуха и выпрямиться.

— Любишь? Дитя, — произнесла она с нежностью и посмотрела на Свята. Покачала головой. — Дети… что вы знаете о любви?

За ее спиной звякнуло и рассыпалось на осколки окно. Ветер влетел одним сильным порывом и сорвал со стен гобелены, раскидал по полу еду, перевернул стаканы. Милорада сидела неподвижно, стискивая пальцы на подоле платья. Дана также, словно статуя, расположилась напротив. Несколько мгновений они глядели друг на друга, а затем Милорада вскочила и бросилась прочь. Святослав поднялся следом, но Дана окликнула его.

— Не торопись. Дай ей пару минут, а то под горячую руку попадешь.

Княжич только смерил ее испепеляющим взглядом и направился вслед за невестой.

* * *

Как ни обидно было это признавать, но Дана была права. Стоило ему пересечь порог выделенной Милораде светлицы, девушка тут же набросилась на него. Вцепилась побелевшими от напряжения руками и долго, едко, на все лады спрашивала: «Ну что я сделала не так?»

О, Святослав мог перечислить сколько угодно вещей. Взять хоть ту выходку с раздачей хлеба, которую Милорада учинила, ни с кем не посоветовавшись. Княжич имел неосторожность озвучить эту мысль. Гнев невесты вспыхнул с новой силой.

— А что не так⁈ Да разве ж плохо? Ты разве не из-за скатерти моей решил сделать меня женой? — ее губы задрожали, Милорада с размаху села на кровать и застонала сквозь плотно сжатые зубы. Постель была не мягче поленницы. А Святослав остался у двери, сгорая от гнева после произнесенных Милорадой слов. Будто это он ее обманул и ложью заставил стать его невестой.

— А ты разве сделалась моей невестой не ради того, чтоб из Топи сбежать?

Милорада дернулась, как от пощёчины. В глазах заблестели слезы. Она вскочила с места и в мгновение ока очутилась перед Святославом лицом к лицу.

— Да потому что я полюбила тебя, — злобно бросила она ему в лицо и ринулась прочь из светлицы.

Вот была бы она у себя, все было бы проще. Обернула бы его горшком или кувшином, да разбила бы на дюжину черепков. Или превратила бы в подушку и выпотрошила, как гуся. Или заставила бы терем водить его кругами, пока плакать не начнет.

Но нет, теперь она невеста в жениховом доме! Милорада подумала, что довольно сильно поторопилась в своем решении выходить замуж.

«Надо было его в Топи оставить. Там он был милее», — подумала она.

Миновав коридор, она выскочила на улицу. Опять начал накрапывать дождь, под ногами чвакала земля. На дворе не осталось никого, только из конюшни лился слабый свет. Ворота были приоткрыты, и Милорада, по старой привычке, отправилась к воде.

Вода всегда готова выслушать и примет слезы с благодарностью.

Багровая днём вода в ночи стала черной, как первородная река, из которой вышли жизнь и смерть. Вдали от давящих стен Милорада наконец смогла спокойно вздохнуть. Нос защекотало от повисшего в воздухе колдовства — древнего и сложного.

Девушка подошла почти вплотную к воде и села на берег, особо не волнуясь за чистоту платья. В это мгновение ей стало совсем все равно. Она просто смотрела на чёрную воду и думала, вот, поверни река вспять, отказалась бы она от своего решения?

Под полуприкрытыми веками тут же вспыхнули отблески луны, растекшиеся по поверхности озера. Руки, нежные и уверенные, глаза, лучащиеся восхищением, и улыбка… мягкая. Светлая, как солнце.

«Как же его перевернуло возвращение к людям», — вздохнула девушка, а в следующее мгновение испугалась. Что, если с ней случится то же самое?

Ноподумать над ответом она не успела. Из зарослей поблизости раздался заливистый детский плач. Милорада тут же поднялась и, вытерев так и непролившиеся слезы, направилась к зарослям рябины, откуда слышались всхлипы и завывания.

— Маленький, — позвала она, раздвигая ветви. — Эй, где ты? Ты потерялся?

— Те-те-тетушка-а-а, — разнеслось из ветвей. Милорада повернулась на звук и оторопела. В ветвях сидело существо с илистой кожей, скрюченными ручками и ножками, и огромными, как блюдца, глазами.

— Тише маленький, — ещё нежнее проговорила девушка и ласково окликнула его. — Игоша.

— Я-а-а! — существо расцепило руки и сползло на землю, схватилось за подол платья. — Тетушка, помоги мне батюшку разбудить.

— Батюшку? Водяного что ли?

— Да-а-а, — игоша потянул руки, прося, чтоб его подняли. Он еле стоял на своих кривых ножках. Милорада наклонилась было, и в то же мгновение в ствол рябины с треском вонзилась стрела.

— Милорада! — раздался возгласы Святослава. Юноша несся к ней, кладя ещё одну стрелу на тетиву. Игоша завопил и нырнул в воду.

К тому моменту, как Святослав поравнялся с невестой, существа и след простыл. Княжич схватил Милораду за плечи и крепко прижал к себе.

— Ты что же творишь?

— Да это же игоша, — попробовала объяснить Милорада.

— А если бы с тобой что-нибудь случилось? — вспыхнул он, заглядывая ей в глаза. И в следующую секунду с его губ сорвалось. — Прости меня.

Он и сам толком не понимал, за что, но по ее глазам понял, что впервые за день сказал что-то правильно.

Глава 10

Несколько дней прошли для Милорады чередой тревожного ожидания. Она нетерпеливо ждала встреч со Святославом, но тот с утра до ночи пропадал в городе. На рассвете он заходил к невесте, целовал ее и просил об одном и то же — наполнить скатерть-самобранку едой для людей. В один день Милораде даже удалось упросить его позавтракать с ней, юноша согласился. Даже извинился за то, что они почти не видятся, живя под одной крышей.

«Клянусь тебе, как только все закончится, мы это исправим», — твердил он. Что именно должно было закончиться, Милорада не очень понимала. Но что-то точно происходило. Днём в тереме было не встретить ни души. Иногда она слышала, как в коридорах возятся слуги, но стоило Милораде покинуть комнату в надежде хотя бы поговорить, те сразу скрывались за дверьми и углами. Девушка недолго задавалась вопросом: «В чем дело?»

Как-то ей довелось зайти в трапезную в тот момент, когда Дана отвешивала девушке-подавальщице такую звонкую пощечину, что аж окна задрожали. Голова бедной служанки дернулась, как у куклы. После этого княгиня выгнала девушку со словами: «Я же сказала никому из вас не попадаться мне на глаза!»

Милорада тоже поспешила скрыться.

Долю с Недолей тоже было почти не встретить. Сестрицы были словно привязаны к Дане и по первому ее приказу неслись к хозяйке терема. С прибытием княжича с невестой, княгиня старалась держать их при себе постоянно, даже по ночам.

А по ночам Милорада тоже ждала. Она выставляла за окно тарелку с молоком и ждала игошу. Но утопленный младенец все никак не появлялся, и наутро молоко оставалось нетронутым. В глубине души Милорада все злилась на Святослава за то, что тот спугнул малыша. Если с Водяным что-то случилось, игоша привел бы их коротким путем. Она даже попыталась рассказать это Святославу как-то вечером, когда юноша решил уделить немного внимания своей невесте, прознав, что она весь день провела в одиночестве. Правда, дослушать у него не получилось, Святослав уснул, разморенный горячей едой и чаем.

«Вот надо же было влюбиться», — бормотала себе под нос Милорада, в очередной раз меряя шагами светлицу. На рассвете Святослав снова зашел навестить ее. Милорада было потянулась, чтоб обвить его шею руками и поцеловать так, чтоб мир вокруг изчез на пару мгновений, но юноша высвободился.

— Скоро сыграем свадьбу, а там уж намилуемся, — улыбнулся он через силу и вновь покинул ее.

— А когда оно будет, это «там уж»? — спрашивала она про себя. Вот и теперь она гоняла этот вопрос в своей голове, сидя за вышиванием. То есть как, вышиванием? Игла с нитью порхала над пяльцами без ее участия, а Милорада только убеждалась, чтоб нигде не завязалось лишнего узелка и чтоб получавшийся узор выглядел так, как она задумала.

Алая нить переплеталась с бурой, воссоздавая мшистую землю Алой Топи. За всю свою жизнь там Милорада никогда не считала место, которое называла домом, сколько-нибудь примечательным. Теперь же она до дрожи боялась, что память о Топи померкнет. Нетерпеливо девушка вдела черную нить в другую иглу и пустила ее вышивать березы.

— Если волнуешься, то вышивать стоит руками. Колдовство только сильнее тебя растревожит, — послышался насмешливый голос. Милорада вскинула голову — на пороге ее светлицы, привалившись к дверному косяку, стояла Дана. Скрестив руки на груди, она внимательно смотрела на пляшущие в воздухе иглы, на парящие пяльца. Милорада попыталась ухватить их, но в следующее мгновение опустила руки под пристальным взглядом княгини. — Только не говори мне, что это Святослав приказал тебе скрывать.

— Он сказал, что людям видеть это не стоит.

— Он отчасти прав, — покачала головой женщина, взвешивая каждое слово. — Но здесь — все иначе. Ты ведь и сама понимаешь.

Ее губы растянулись в улыбке. Княгиня взмахнула рукой, и шторы сами задернулись, наполняя комнату полумраком. Заплясали огоньки свечей. Милорада присмотрелась — сальные свечи не плавились.

— Это не настоящий огонь, — отметила она.

— Стала бы я пользоваться настоящим, — хохотнула княгиня. — А ты что, умеешь?

Милорада сдержанно кивнула. В глазах Даны появился интерес. Она осторожно шагнула к невестке.

— Почему ты тут сидишь, как девица в беде? Ждешь, что наш княжич спасет тебя от одиночества?

— У меня тут свои дела, — пожала плечами девушка, кивая на рукоделие. Дана усмехнулась и закатила глаза.

— Ну, конечно же. Пока он скачет по городу и кормит бедноту хлебами, которые ты сотворила, ты сидишь тут, — с издевкой проговорила она. — Так ты себе это представляла, когда покидала с ним свою глушь?

— Какая вообще разница? — дернула плечом Милорада. А ведь она могла одним взмахом руки выгнать женщину из светлицы, но рука-то не поднималась. Было в речах Даны что-то такое, что заставляло девушку слушать. Как будто Дана знала, о чем говорила. Никогда прежде у Милорады не было такого ощущения: стоило ей спросить Ягу про людей, та отнекивалась или бросалась поговорками. В изумрудных глазах Даны же горело знание.

Княгиня тем временем подобралась ближе, села бочком на другой конец лавки и посмотрела на будущую невестку с пониманием, с нежностью.

— Милое дитя, такова их природа. Мужчин, — на всякий случай уточнила она. — Сперва они клянутся в любви, говорят, что не могут без нас, что мы их вдохновляем и придаем им сил. А потом — забывают. Привыкают к тому, что мы всегда рядом. Чувствуют себя хозяевами, но почему-то мы должны заботиться о них. Ты ведь уже почувствовала, что это такое? Когда предлагаешь ему заботу в обмен хотя бы на один нежный взгляд.

Она так тонко это описывала, что Милорада ощутила обиду, пронзившую ее душу насквозь. Как она могла знать так хорошо, что тревожило молодую девушку? И почему при всех ее способностях, красоте и колдовстве это случилось именно с ней?

— Ах, как ты побагровела, — отметила Дана. — Ну, не дуйся, лучше злись. Ты ведь делаешь все правильно — заботишься, слушаешь, ждешь. Этому женщин учат из поколения в поколение и еще будут учить.

— Но я так не хочу, — выпалила Милорада. Рукоделие упало на пол. Дана довольно хмыкнула.

— А вот это — уже правильный подход. Раз не хочешь — не будешь. Ты ведь не из тех девиц, которых держали в светлицах, день и ночь учили вязать и петь?

— Нет.

— То-то же. Ты можешь гораздо больше. Так ведь?

— Я могу заставить деревья цвести, — пожала плечами девушка.

— А хочешь, я покажу тебе кое-что полезное? — заговорщически подмигнула ей Дана и улыбнулась. Тепло, участливо, как в представлении Милорады могла улыбаться только мать.

И девушка не удержалась от кивка. Дана просияла, взяла Милораду за руку и повела было за собой, но кое-что привлекло ее внимание.

— Что это такое у тебя на руке? — она провела большим пальцем по россыпи родинок у основаия ладони девушки. Повернешь так — и получится идеальный круг, как луна.

— Пятнышко, — пожала плечами Милорада. — Сколько себя помню, оно у меня.

— Пятнышко, — довольно кивнула Дана и повела ее прочь из светлицы.

* * *

Воздух был по-зимнему морозен. Вдохнешь — и горло покроется шипами льда. Небо прогнулось вниз под тяжестью неподвижных снеговых облаков. Они напоролись брюхами на шпили башен, распластали бока по покатым крышам, но так и не просыпались снегом. Не было ни ветра, ни движения, ни света — все сковал мороз. И только в башне, где стены и полы были выложены обсидианом, где окна были закрыты мерцающим черным бархатом, грудь, скованная тяжелым серебряным панцирем, поднялась. Густые брови нахмурились. Густые черные ресницы задрожали. Тонкие губы разомкнулись, и с них на выдохе сорвалось: «Милорада».

И тут же скованный морозом край сбросил с себя оцепенение. Повалил снег.

* * *

Влас сидел в углу трапезной в доме Молчана. Жилище больше напоминало берлогу — оно выглядело грубо сбитым, никак не соответствующим важному, близкому к князю человеку. Жена Молчана явно тоже не одобряла царивший в доме полумрак, грубую и громоздкую мебель, поверх которой были нагромождены князевы дары — шубы, ткани, украшения, книги. Казалось, Молчан вообще мало интересовался материальной стороной вещей, да и в целом не волновало его ничего, кроме правды и правильности.

— Так вот надо сделать все по правде. Женись на невесте своей, а Дану — вон из терема пинком под зад, да покрепче, — твердил он уже в который раз. — Старый князь власти ей не завещал, она ее, считай, украла.

— Да как же можно, — верещал Блажко, тощий и нервный человек с впалыми щеками и лысеющей макушкой, напоминавшей птичье гнездо. Неизменный казначей Дола, которого Дана не боялась держать при себе. А вот он княгини явно боялся. И страх побеждал в нем даже желание вернуть власть законному наследнику.

— А отчего ж не можно? — ухмыльнулся Молчан, и спор занялся вновь.

Молчан говорил о том, чтоб просто выдавить княгиню из терема да и позабыть о ней, как о грозе в летний дней. Блажко же бледнел и трясся об одной мысли об этом и на пространных примерах пытался объяснить, что в сравнении с гневом княгини — даже самая лютая гроза покажется детским смехом. Молчан сравнений не понимал, поводов бояться тощей женщины тоже не видел. И все хлопал Святослава по плечу, то и дело обращаясь к нему: «Ну, княже? Что думаешь, княже?»

«Княже» был мрачнее тучи, и с каждой встречей становился все нелюдимее и злее. Вот уже несколько дней, закончив раздавать хлеб, они с боярами старого князя собирались в доме Молчана, и за все дни так и не смогли договориться. Молчан требовал действовать, остальные — боялись и тряслись перед княгиней. Стоило лишь упомянуть ее имя, и у всех перекашивало лица, будто всем им женщина являлась в самых страшных снах. А Святослав словно и сам не мог определиться, что делать. Но меньше всего Влас понимал, что он сам делает на этих собраниях. Под ругань прихлебывавших медовуху мужчин Влас только злился. У него были свои проблемы, и он бы очень хотел потратить время, просиженное в душной темной трапезной, на их решение. Но вместо этого Святослав таскал его за собой, как собачонку. От этого сравнения его аж передернуло, в груди огненным столпом взвилась ярость. Да, как собачонку. А он-то больше собачонки в десяток раз! Правда, обернуться обратно ему так и не удалось с самого прибытия из Алой Топи. Он уж было подумал, что все произошедшее выло сном или ведьмовством, да вот буквально этим утром проснулся голым посреди рощи, а до того ему снилось, как в волчьем теле он гонит по лесу зайца. Продрал глаза — а в небе луна насмешливо смотрит из-за полутени. Невыспавшийся, он вернулся в терем на рассвете и надеялся найти Милораду, чтоб вызнать, что за бесовщина с ним творится, но стоило ему одеться, его тут же схватил с собой Святослав.

— А что, если Дану хитростью взять? — не выдержал Влас и вскочил со скамьи. Спорившие мужчины удивленно уставились на него. Переглянулись. Молчан ухмыльнулся в густую бороду. А Блажко так и вовсе зашелся нервным визгливым смехом.

— Это ж какую хитрость ты хочешь против этой змеи проявить? — он смахнул выдавленные из уставших глаз слезы.

— Ну так ведь и змею можно хитростью изловить, — ответил Святослав. — И руки не поранить, и глаза от яда уберечь.

Молчан, Блажко и остальные переглянулись. Все как один скрестили руки на груди и уставились на юношей с насмешливым ожиданием, но Святослав видел, что это напускное, как морок. Никто не хотел идти против Даны, и даже молчанова жажда справедливости разбивалась через страх, который отцов воевода не желал показывать. Он готов был собрать своих дружинников и повести их штурмовать терем, но только если все согласятся. А никто не хотел быть тем последним, кто скажет решающее слово.

— И что же за хитрость у вас на уме? — торопливо спросил Блажко.

— А то не твое дело, на то и хитрость, — вскинул подбородок Влас. Святослав согласно кивнул.

— С княгиней разберемся мы сами, а вы поможете княжество в порядок привести, — спокойно проговорил Святослав, словно уже давно принял это взвешенное решение. Молчан тут же воодушевился.

— Да и ежели что-то не по плану пойдет, мы враз людей поднимем.

— Да! — закивали остальные.

— Верно.

— Отлично.

И принялись пить уже за славный план. Скрепляли договоренность рукопожатиями и напоминали, что откуда у кого вырвут, если кто-то нарушит слово и проболтается. Княжич и Влас попрощались с боярами и выскользнули за дверь под благодарности и пожелания удачи. Уже за порогом, отойдя от дома на приличное расстояние, они переглянулись.

— А что за хитрость будет? — спросил Влас.

— А какую ты имел ввиду? — прищурился Святослав.

— Ну, не знаю… — пожал плечами юноша. — А ты сам про что говорил, когда рассказывал, что можно змею изловить, руки не поранив?

— Да это из книги, — махнул рукой юноша, чувствуя себя полным дураком. Влас смерил его долгим взглядом и… Расхохотался.

Лицо его раскраснелось, на глаза навернулись слезы, как у Блажко несколько минут назад. Даже Святослав позволил себе несколько нервных смешков, но все-таки взял себя в руки, нахмурился. Оба в этот момент ясно представили, как будущий князь и волк будут какую-то хитрость против колдуньи придумывать.

— Кажется, пора обратиться за советом к твоей невесте, — отметил Влас, умолчав, что у него и самого есть пара вопросов.

— Отправимся.

Солнце выглянуло через дыру в истончившейся пелене облаков, обдало Дол вспышкой малинового света и двинулось дальше за горизонт.

* * *

Казалось, что Дана, о которой в Топи рассказывал Свят, та, что встретила их в тереме, и та, кто провела с Милорадой целый день — это были несколько разных людей. Сегодняшняя Дана нарумянила ей щеки, накрасила углем брови и глаза, собрала волосы в раскошную сложную прическу. И руки ее все время были нежными и аккуратными, почти невесомыми. Она все расхваливала красоту Милорады, будто накануне не она называла ее простушкой из глуши.

— Ну, милая, — пожала плечами женщина. — Святослав уверен, что я ему только зла желаю, а я не могу его переубедить, так что я просто играю свою роль. Но стоило мне увидать тебя, я сразу поняла, что ты особенная.

— Правда? — просияла Милорада. Дана закивала.

— Не может быть, чтобы тебе такого никогда не говорили.

— Бабушка всегда говорила, что я ужас, какая егоза, а характером хуже проказы.

— А я бы все отдала, чтобы у меня была такая дочка, — улыбнулась Дана, заплетая тонкую прядь в косу. Рыжие волосы сопротивлялись, вились, как им вздумается, но пальцы княгини были умелы, и вскоре тонкие косички спрятались в локонах.

— Почему же ее у тебя нет? — осмелела к тому времени девушка. Дана показала ей, как делать веселящее вино, и как оговором усилить свойства любого питья и еды. Она рассказывала, как помогала покойному мужу таким образом избавляться от тревог и от боли, когда болезнь особенно мучила его.

— Боги сыграли со мной жестокую шутку и лишили такого счастья, — горько улыбнулась она, и ее глаза наполнились ноющей тоской. Милорада в это мгновение ощутила неистовое желание обнять эту женщину, но Дана отвернулась и выглянула в окно.

— Скоро Святослав вернется. Беги встречать его.

Она помогла будущей невестке подняться и, еще раз сжав ее руку, отпустила. Милорада кивнула в знак благодарности и выскочила из Светлицы княгини. В коридоре послышались шаги Святослава, его тихий голос.

Свят с Власом еще обсуждали произошедшее у Молчана, но с каждым шагом разговор становился все глуше. Чувствовалось присутствие Даны. Святу все было любопытно, видит ли Влас то же самое, что и он — вырезанные на оконных рамах символы, увядающее убранство княжеского терема. Сердце невольно защемило от осознания, что оставлять тут Милораду было не лучшей идеей. А с другой стороны, куда ее деть?

Он остановился перед дверью в светлицу невесты и постучал.

— Заходи, любимый мой, — раздался певучий голос девушки. Святослав кивнул Власу и распахнул дверь. Да так и замер на пороге.

Милорада сидела на столе в окружении свечей абсолютно голая. Только выпущенные пряди рыжих волос прикрывали грудь, а стол, накрытый волшебной скатертью, ломился от еды.

— Чего ты желаешь мой милый, — медленно, растягивая слова, говорила она, не глядя в сторону двери. — Еды заморской, вина или меня?

И тут она подняла взгляд и, рассмотрев застывшего на пороге Власа, выпучившего глаза и по-собачьи вывалившего язык, прикрылась руками и зашипела, как кошка. Влас принялся хохотать. Святослав схватил друга за шиворот, сначала думал вытолкнуть в коридор, но, услыхав возню, втолкнул в светлицу и захлопнул дверь.

Милорада встряхнулась и вмиг оказалась одета. Слезла со стола и подошла к кувшину, принялась тереть лицо, смывая краску.

— Да могла бы и оставить, — хохотнул Влас.

— Сейчас пойдешь к Лешему, — предупредила Милорада.

— Прости его, — Святослав, сдерживая улыбку, привлек Милораду к себе и обнял, зарывшись носом в макушку. Девушка неохотно ответила на объятие. — Мы к тебе по делу.

— Да я уж поняла, — надула губы та. — По другому поводу тебя тут и не увидишь.

Святослав сделал глубокий вдох, подавляя нарастающую волну раздражения.

— Нам нужно кое-что придумать, — продолжил он.

— Хитрость, чтобы княгиню обойти и Святослава князем сделать, — нетерпеливо дополнил Влас. Милорада всплеснула руками.

— А зачем хитрить? Можно же поговорить! Она не такая уж плохая.

Повисло тяжелое напряженное молчание. Святослав смотрел на невесту, словно впервые увидал. В его голове торопливо складывались фрагменты мозаики. Еда и вино, краска на лице, нагота — сразу понятно, кто приложил руку. Святослав нахмурился.

— Ты говорила с ней?

— А с кем мне говорить⁈ — взвилась девушка, чувствуя в его голосе гневные ноты. — Ты оставил меня тут одну, делать мне ничего не дают, говорить не с кем! Что мне тут, со скуки помереть в четырех стенах?

— Но я ведь тебя предупреждал! — подступил он к ней. Милорада отшатнулась к окну и вдруг услышала странный шорох.

— Замолчи, — шикнула она на жениха.

— Что? — даже Влас опешил от такой наглости.

— Да замолчите вы оба, — приказала она. В повисшей тишине раздалось хныканье.

— Тетушка! Тетушка! Я выпил молочко. Помоги мне батюшку разбудить.

Милорада подошла к окну и коснулась ставней. Те тут же распахнулись, и девушка схватилась было за раму, чтоб вылезти наружу, но Святослав схватил ее за руку.

— Ты что творишь? Это же нечисть!

— Если ты хочешь узнать, что тут творится, милый мой, то лучше Водяного тебе никто не ответит. Вода все знает и все помнит.

С этими словами она легко перемахнула в черноту ночи.

Глава 11

Длинные аккуратные ногти щелкали по столешнице. Дана сидела, глядя перед собой на танцующие огоньки свечей. Три золотистых лепестка приплясывали в такт ее дыханию, а еще три извивались мелкой дрожью на поверхности отражения. Чарка зеленого вина была почти полна, еда на столе не тронута. Доля и Недоля сидели, прижавшись друг к другу, перед ними стояли прялки. Перед Даной лежали два веретена — серебряное и золотое. Сестры смотрели на них, и в их глазах стояли слезы, будто из обеих вытащили сердца и выложили на стол, заставляя смотреть, изнывая от боли.

— Ну, — кивнула Дана. — Это ведь несложно. Сделайте, что я прошу, и можете убираться. Будете свободны.

— Мы не можем, — твердо повторила Недоля. — Твоей нити нет.

— Так спрядите ее, — нетерпеливо бросила Дана. Видят боги, этот разговор повторялся изо дня в день, и одни и те же слова уже успели набить ей оскомину.

— Не может человек нам указывать, — жалостливо проговорила Доля и опустила глаза. — А мы не можем прясть, что нам вздумается. Лишь то, что богами предначертано.

— Вот как, — ухмыльнулась Дана и, достав из рукава мешочек, высыпала его содержимое в чарку. Даже издалека сестры увидели мелкие крупицы соли и пепла. Дана взяла в одну руку Чарку, в другую — веретена. Сжала их крепко, и обе сестры схватились за шеи. Княгиня медленно, растягивая мгновение, приблизилась к ним, и протянула чарку. — Пейте.

Сестры скривились, но хватка на веретенах стала жестче. Недоля скривилась и взяла чарку из рук женщины, принялась быстро пить большими глотками, сдерживаясь, чтобы не выплюнуть мерзкое пойло.

— Не так быстро, второй оставь, — приказала Дана. Недоля отдала младшей почти пустую чарку. Доля посмотрела на сестру блестящими от слез глазами и допила последние глотки. Горло обожгло и расцарапало, во рту вздулись волдыри. К утру они пройдут, но первые несколько часов, сестры знали, они проведут, моля о смерти. Если бы только смерть была доступна кому-то из них.

Дана довольно ухмыльнулась и вернулась за стол. Положила на стол гребень — между зубьев горели медью длинные рыжие волоски.

— Эта девушка явно вам дорога, не так ли? — улыбнулась она, глядя на сестриц. Те замерли в ужасе. А Дана, аккуратно сняв с зубьев один волосок, растянула его между пальцами, с наслаждением наблюдая, как на нем пляшет отблеск свечи.

* * *

Каким бы неуклюжим ни казался игоша с его кривыми ножками и ручками, Милорада едва поспевала за ним. Утопленный младенец, стоило им покинуть пределы княжеского терема, опустился на четвереньки и понесся вниз с холма, но не в сторону города, а прочь — туда, где в долине стояла одинокая мельница. Малышу не составляло труда пробираться по вязкой земле, а, спустившись с холма, он и вовсе пошлепал по воде, словно по суше. Троица застыла на берегу, глядя вслед нечисти.

— Ну и как дальше? Вплавь? — раздраженно бросил Влас. Святослав же схватил невесту за локоть.

— Давай вернемся, это опасно. Вдруг там ловушка?

— Ничего с нами не случится, — мотнула головой девушка.

— Откуда ты знаешь?

Милорада обиженно взглянула на юношу и вздернула подородок.

— Напомнить тебе, что меня вырастила, как вы называете, «нечисть»? — поджала она губы и обернулась к Власу. — Волки могут бегать среди живых и мертвых, по земле и по воде. Превращайся.

— Еще чего! — вздыбился тот.

— Мы теряем время.

— Да не могу я! — рыкнул Влас. Милорада закатила глаза и подошла к нему вплотную. Прежде, чем тот успел отступить или отмахнуться, она коснулась его лба кончиками пальцев. Влас пошатнулся, точно его дубиной огрели, подался вперед, выставил руки и приземлился уже на четыре лапы.

— Полезай на спину, — кивнула Милорада, почесывая загривок волка. И, не дожидаясь жениха, задрала юбку и перекинула ногу через широкую волчью спину. Раздалось недовольное ворчание. — Ну, тихо-тихо. Волки вроде тебя по сотне душ переносили, а нас всего двое.

Святослав с опаской приблизился к другу и заглянул ему в глаза, точно спрашивая разрешения. Влас недовольно заворчал, а потом, с трудом разжимая челюсти, выдавил.

— Ну давай, раз уж начали.

— Мы потом с этим разберемся, — пообещал Святослав.

— Все у тебя потом, — хихикнула Милорада. Святослав не успел ответить. Стоило ему влезть на спину волка позади невесты, та пришпорила зверя.

Влас сделал осторожный шаг, другой. Коснулся воды лапой — и почувствовал дрожащую твердь, будто наступил на полный бурдюк с водой, который не рвался, но проминался под его весом. В нос ударил запах тины и ила — след игоши. Волк втянул его всей грудью и бросился следом. Бежать с седоками было непривычно, но уже через несколько шагов Влас позабыл и о том, чтобы контролировать каждую из четырех лап, и о весе на спине. В ушах свистел ветер, из-под лап вырывались брызги, слышался хохот Милорады.

Казалось, он сделал всего несколько прыжков, и вот — перед ними уже выросла одинокая мельница, посеребренная лунным светом. На ступеньках их поджидал игоша.

— Хитро вы придумали, как ножки не замочить, — отметил он и протянул руку спешившейся Милораде. Девушка сделала шаг в сторону утопленника, но Святослав встал между ними и, обернувшись к игоше, строго спросил.

— Что тут случилось?

— Что тут происходит? Игоша! — раздался женский голос в тот же миг. Все обернулись, игоша тут же спрятался за широкой юбкой Милорады. Из воды вышла грузная баба в одной рубашке. Мокрые волосы, похожие на тину и водоросли, облепили тяжелую грудь. Не русалка, утопленница.

— Мамушка, я привел тетушку-ведьму батюшку разбудить, не ругайся, — заверещал ребенок, но при виде грозной утопленницы все расступились, стоило ей сделать шаг. Та протянула раздутую руку и подтащила к себе игошу.

— Я тебе сейчас! Хватит с нас тетушек-ведьм! — сказала она, нещадно трепя игошу за ухо. Тот пищал, но терпел наказание. Утопленница же быстро потеряла интерес и уставилась на чужаков. Больше всего ее заинтересовал Влас, который все еще был в теле волка. — Вот-те на! Неужто нам таки открыли путь в Царство Кощеево?

— Чего? — не понял тот.

— Добрая хозяюшка, — заговорила Милорада, делая шаг вперед. — Не сердись. Мы не хотим причинить зла. Игоша попросил о помощи, а моя бабушка Яга учила меня никому в помощи не отказывать, кто попросит.

— Так ты ягова внучка? — в глазах утопленницы промелькнуло уважение. Она ткнула толстым пальцем в сторону Святослава. — А этот кто?

— Жених мой. Княжич Дола.

— Все княжество залила Мертвая вода. Мы хотим узнать у Водяного, чем его разгневали, — продолжил Святослав. Утопленница всплеснула руками и расхохоталась.

— Мы б тоже многое хотели узнать у Водяного, да только спит он беспробудным сном. Вот уж несколько лун сменилось, а он все спит.

— И не просыпа-а-ается, — жалобно протянул игоша.

— Цыц ты, — замахнулась на него утопленница. Ее цепкий взгляд вернулся к троице. — Приходила тут одна колдунья. После нее-то все беды и начались.

— Позволь, мы посмотрим и узнаем, можем ли помочь, — снова попросила Милорада. Утопленница тяжело вздохнула.

— Ну, попытка — не пытка. Если не боитесь.

— А чего бояться? — улыбнулась Милорада. Святослав же был бледен, как полотно.

— А как нам попасть к Водяному? — осторожно уточнил он. Утопленница улыбнулась, поднялась выше по ступенькам к мельничному колесу и, вцепившись в него, крутанула со всей силой. Затрещало раздувшееся от воды дерево, послышался звон капель.

— Также как всем, милый мой. Также, как всем.

И захохотала низко и хрипло, как каркающая ворона.

— Нет-нет-нет, я вас тут подожду, — замотал головой Влас.

— А слугам кощеевым у моего мужа и так не рады. А вот ты, — она поманила пальцем Святослава. Тот сделал было шаг назад, но игоша разбежался и всем телом ударился о его ноги. Святослав поскользнулся, замахал руками, вскрикнул и с плеском упал прямиком под мельничное колесо. Он попытался закричать, но в горле лишь забулькала вода. А в следующую секунду его потянуло вниз, в непроглядную черноту.

— Да что ж вы делаете, нелюди! — заметался Влас, рыча и брызжа пеной. Он попытался нырнуть следом, но вода снова стала для него твердью. Он принялся рыть ее, как собака копает землю, чтоб спрятать кость, но лишь поднимал столпы брызг под заливистый хохот утопленницы и игоши.

— А волк-то совсем щенок, ничего еще не знает, — хмыкнула она и, прочистив горло, крикнула. — Жив твой друг. И здоров. Но если мы не поторопимся, то сестрицы мои невесть что подумают.

— Милорада, — рыкнул волк. — Если с ним что-то случится…

— Если будете стоять, непременно, — напомнила утопленница. Колесо крутанулось еще раз. Женщина схватила девушку своей толстой рукой и прыгнула в воду. Вода сомкнулась над их головами и всякий свет исчез.

«Вода опасна, а погибшие в ней никогда не находят покоя. У них нет могилы и нет места, где их родные могли бы почтить их память. Вода ненасытна и нетерпелива, поэтому Водяному все мало. Чтоб он не утаскивал к себе новых людей, то по весне и большим праздникам надо задабривать его. Кидать под колесо мельницы черного петуха, свинью или бычка. Чем сытее Водяной, тем меньше горя людям», — так рассказывала матушка, забирая из рук сына черного цыпленка, которого Святослав нашел на прогулке. На секунду под закрытыми веками мелькнуло ее лицо — круглое, нежное, с ласковыми зелеными глазами. А в следующую секунду Святослав закашлялся и сел.

— Глядите, сестрицы, проснулся, — раздалось рядом с ним. Юноша открыл глаза и осмотрелся. В полумраке грота его окружила дюжина женщин и все, как одна, в рубахах, простоволосые, мокрые.

— Живой! — воскликнула одна, стоявшая ближе всех. Женщина лет сорока, с натруженными грубыми руками, которые не смягчила даже смерть в воде. Она коснулась ледяной рукой его щеки. — И теплый.

— То-то ужин будет горячий. И нам хватит, и деткам, — облизнулась другая. Святослав вскочил на ноги и выхватил из сапога нож, выставил его перед собой. Утопленницы разразились гогочущим смехом.

— Ну-ну, против одной-двух это еще помогло бы, — сказала та, что трогала его.

— Не жрать его, это гости, — раздался грозный голос той утопленницы, что бросила его под колесо. Святослав обернулся — баба выходила из воды, держа на одной руке игошу, а второй — ведя Милораду. Девушка была бледна, но при виде других женщин заулыбалась и помахала им рукой. Утопленницы сбились в кучу и принялись во все глаза рассматривать живую девку.

— Это что еще такое? Это как? — заверещали они.

— Вот так, — отрезала баба и спустила игошу на каменный пол. — Не у одних нас беда. А теперь давайте как следует поприветствуем гостей.

Она раскинула руки и подозвала Святослава к себе.

— Смотри, княжич, это женщины Дола, утопившиеся. Убитые мужьями, сыновьями, снохами. Но не все. Кто-то сам в воду бросился. Кто-то по скудоумию на дно пошел. Но большинство, конечно, чужими руками сюда попало. Все мы — жены Водяного.

— А игоши — ваши дети? — спросил юноша. Утопленницы разразились смехом.

— Это просто дети, попавшие сюда, как мы, — отерев выступившие от смеха слезы, сказала она. — Пойдемте, на мужа нашего глянете.

Жены Водяного расступились, открывая путь к проходу — дыре в каменной стене подтопленного грота. Наконец глаза Святослава достаточно привыкли к темноте, царившей на задворках владений Водяного. Это было странное пространство, не имевшее точных очертаний. Были только ощущения: Святослав знал, что стоит по колено в воде, а под ногами у него каменистое дно, гладкое, как чаша. А позади шумит вода, будто водопад, но сколько юноша ни оборачивался, видел он лишь темноту. Свод грота тоже терялся в темноте, и только проход дальше, вглубь этого странного царства, будто сам бросался в глаза. Святослав взял Милораду под руку и девушка благодарно сжала его ладонь. Утопленница, что привела их, поторопила.

— Хватит ноги мочить, простынете, — шикнула она и шагнула в проход. Свят провел Милораду мимо остальных водяниц и нырнул следом.

Темнота оказалась почти осязаемой, он почувствовал ее касание на коже, будто прошел через паутину, натянутую промеж деревьев. Шаг, другой, и в глаза ударил яркий свет. Юноша выбросил вперед руку, защищая лицо. Рядом охнула Милорада.

— Ты посмотри, как тут красиво, — она выпустила его руку и бросилась вперед, припрыгивая от нетерпения.

Мрачный грот сменился роскошными палатами. Высокие колонны уходили вверх, со сводчатого потолка свисали гроздья светящихся жемчужин, из которых лился ослепительный свет. Он скакал по стенам и полу всех оттенков перламутра. А в центре палат стоял огромный стол, на котором могла, как на корабле, расположиться вся дружина Дола. Стол был заставлен блюдами, а вокруг него расположились скамьи, повсюду были разбросаны подушки. И не было ни одного свободного места, повсюду сидели, лежали и прохаживались жены Водяного. Святослав сперва попытался их сосчитать, но после двадцати сбился и бросил это дело. Взгляды утопленниц устремились к вошедшим.

— Сестрица, — обратилась водяница, сидевшая прямо на столе. Это была моложавая женщина, коренастая, с широкими бедрами и мягкими волнами волос, ниспадавшими на полную грудь, обрамлявшими округлое лицо. Она была совершенно не похожа на ту, что привела их. Спутница Святослава и Милорады поморщилась, явно недовольная таким обращением.

— Чего тебе?

— Кого это ты привела? Никак живую девушку? А юноша, надеюсь, нам? — она коварно улыбнулась и свесила ногу со стола, а затем и вовсе целиком соскользнула на пол, поправила рубаху и подошла к ним вплотную. Даже…

«Принюхалась?» — поморщился Святослав. Интересно, что могло смутить обитательницу палат, где все пропахло тиной и рыбой.

— Да, живые, — провожатая уперла руки в бока, вставая перед Святом и Милорадой, как преграда. — Они хотят помочь нам разбудить Водяного.

Красавица тут же нахмурилась.

— А ты им поверила? Мы уже пустили такую помощницу, — хмыкнула она.

— Если не нравится считать их помощниками, то называй гостями.

— Ну раз так, то почему бы гостям не пообедать с нами? — улыбнулась красавица. — Я Ива.

— Красивое имя, — поклонилась Милорада. Ива тут же смягчилась.

— Водяной дает своим женам только красивые имена. Правда же, Частуха? — осклабилась она. Провожатая стиснула зубы, чувствуя, как остальные женщины скрывают улыбки. Ива воспользовалась этим, чтобы просочиться мимо Частухи и подхватить Милораду под руку. Она потянула девушку к столу.

— Чего ты хочешь? Карасика или пирог из головастиков? Или, может, варенье из кувшинок? А ты, красавец? Что ты хочешь?

Святослав вопросительно вскинул брови. Ива тут же рассмеялась.

— Посмотрите на него, сестрицы! Ну красавец же! Не такой, как наш муж, конечно, но все-таки. Может, не будем водяного будить и оставим этого себе?

По палате прокатилась волна смеха. Милорада попробовала его подхватить, но Святослав заметил, как на ее шее расцвел гневный румянец.

— Еще чего, подруженька. Это мой жених, — проговорила она, стараясь сохранить веселость. Ива, нисколько не оскорбившись, прильнула к Милораде и обхватила ее руками, обняла, как давно потерянную и вновь обретенную подругу.

— Милая моя, так ты еще не жена его?

— Нет.

— Так и не становись! Ни за что женою не становись, — затараторила Ива, обнимая девушку с каждым словом все крепче. — Все горести женские от мужей. Сперва он тебя плетью охаживать будет, чтоб предков чтить и традиции блюсти, потом понесешь от него, места живого в тебе не останется после того, как маленький вылезет. А потом, когда твоя красота иссякнет, он возьмется сердце твое топтать.

Со всех сторон раздались всхлипы. Водяницы тяжело вздыхали, прикладывая руки к местам, которые пульсировали воспоминаниями о боли. А в глазах их разгорался гнев, и ярость их была направлена на Святослава. Ива вскинула круглое личико, глядя на Святослава, как на своего самого жестокого врага. Жены Водяного окружили его плотным кольцом, обступили и пристально следили за каждым движением.

— Что ты говоришь такое? — замахала руками Милорада, пытаясь высвободиться из хватки Ивы. — Я люблю его. Он меня не обидит.

По залу прокатилась волна хлесткого истерического смеха.

— Каждая вторая из нас так говорила. И каждая оказалась на дне, — провозгласила Ива. Она чуть ослабила хватку, но лишь затем, чтобы развернуть Милораду лицом к толпе, разъяренной от застарелой боли и обид. — И ты думаешь, что после смерти станет свободнее дышать? Ни разу. Если ты достаточно хороша, то станешь женой мерзкого ворчливого старика, который сотни лет напролет шутит одни и те же шутки. И будешь развлекать его изо дня в день! Пока не надоесть! А потом…!

Она взвизгнула и резко отпустила руки. Милорада тут же отскочила прочь, и толпа утопленниц бросилась к Иве, позабыв о ней и о Святославе. Все собрались вокруг предводительницы — а та вопила и размахивала руками. На шее у нее сидел игоша и нещадно драл темные влажные волосы, приговаривая: «Не смей ругать батюшку!»

Святослав укрыл невесту рукой и принялся взглядом искать, как бы им выбраться, как вдруг перед ними появилась Частуха. Она махнула рукой в сторону двери, усеянной блестящими полированными ракушками.

— Убегают! — завопила Ива.

Свят и Милорада тут же припустили со всех ног, юркнули в приоткрытую дверь, Частуха протиснулась следом и с грохотом опустила заслон.

— Сука топленая! — завопили с той стороны.

Частуха перевела дыхание и, тяжело переставляя колоноподобные ноги, направилась прочь от сотрясавшейся под ударами двери.

— Вот ведь маленькая дрянь. Сто лет знакомы, а она все не уймется, — вздохнула утопленница и, поправив разметавшиеся в стороны груди, кивнула протянувшийся перед ними коридор. — Нам туда. Там Водяной почивает.

— Спасибо, — поклонился Святослав.

— Полно тебе, — махнула рукой Частуха.

Босые ноги зашлепали по полу. Милорада поспешила поравняться с утопленницей и тоже принялась ее горячо благодарить.

— Полно тебе, девка. Я не ради благодарности это делаю.

— А зачем? — спросила она. — Мне показалось, что Ива и остальные даже рады, что Водяного… Нет.

— Тебе не показалось, — хмыкнула Частуха. — Они без него совсем от рук отбились. Ни за детьми не смотрят, ни за собой. Рыба в реке перемрет вся, а они и не заметят, так себя жалеть будут.

— А тебе разве ни их, ни себя не жалко? — спросил Святослав. Частуха посмотрела на него разочарованно, будто он обронил какую-то глупость с умным видом.

— Я люблю Водяного. И, в отличие от них, помню, что он больше, чем муж для сотни обиженных утопленниц. И если Ива как-то помогла ему уснуть, клянусь всеми богами, — она стиснула кулаки до побелевших костяшек и прибавила шагу.

В конце коридора их ждала еще одна дверь, тяжелая, кованая, украшенная хищными рыбами с торчащими из пастей зубами. Милорада поежилась.

— Не хотела б я такую встретить.

— Бойся рыбы, которая зубы прячет, — посоветовала Частуха и потянула дверь на себя. Та не поддалась. Тогда утопленница навалилась на нее всем телом, но и это не помогло. Издевательски звякнул серебряный амбарный звонок. — Замуровали…

Казалось, она не верит своим глазам.

— Позволь, хозяйка, — вежливо попросил Святослав и, встав на колено перед дверью, достал из голенища сапога нож с тонким и узким лезвием.

— А когда такому в княжьих теремах учить начали? — хохотнула Частуха.

— А как, думаешь, я хлеб и муку людям доставал? — усмехнулся юноша. Замок щелкнул, поддаваясь, и рухнул на пол. Дверь приоткрылась. За ней оказалась черная комната. Из единственного окна лился дрожащий серебристый свет. Если присмотреться, можно было увидеть, как дрожит поверхность воды, распростершаяся над их головами исходящим рябью куполом.

В центре комнаты была большая купель, пахло паром и травами. А в купели лежал мужик — коренастый, пузатый, лохматый. И абсолютно голый. Только руки и голени были покрыты причудливой росписью прямо на коже.

— Вот тебе и Водяной, — пробормотала Милорада. — Молчан и тот грознее будет.

— Никогда не слышала фразу:

«Не буди лихо, пока тихо»? — ухмыльнулась Частуха и зашла с ними в покои, прикрыла дверь. — Ну, делайте, что нужно.

Глава 12

Вместо того, чтобы подойти к Водяному, Милорада развернулась и покрепче притворила дверь. Затем прижалась к ней лбом и принялась что-то бормотать. Святослав внимательно смотрел, как резные створки постепенно утопают в камне, пока полностью не растворились, оставив только гладкую стену.

— Так жены не достанут нас еще какое-то время, — объяснила она.

— Ишь ты, толковая какая, — улыбнулась Частуха. — А как нам теперь выбраться отсюда?

— Выйдем, — с полной уверенностью мотнула головой Милорада и, закатав рукава, приблизилась к Водяному.

Развалившийся в купели огромный мужчина выглядел… как обычный спящий мужик, утопившийся после тяжелого дня в поле или кузне. Он даже немного похрапывал и недовольно причмокивал губами, хмурил кустистые черные брови. Милорада задрала подол и влезла в купель, по колено оказалась в воде и приблизилась вплотную к парившему на поверхности хозяину дворца. Святослав невольно нахмурился, видя, насколько Милораду не смущает видеть другого голого мужчину.

«Нашел, о чем думать», — одернул он себя, вспоминая о голове, которую в Алой Топи невеста использовала в качестве светильника.

— Свят, помоги, — окликнула его девушка. — Мне одной не справиться.

— Ладно, — мотнул головой юноша и, не снимая сапог, шагнул в купель, и… чуть с воплем не выскочил обратно. Вода оказалась обжигающе горячей, пробирала до кости, а Милорада стояла в ней, как ни в чем не бывало. Святослав стиснул зубы, заставляя себя дышать через нос.

— Что такое? — не поняла Милорада. Свят выпучил глаза.

— А ты не чувствуешь?

— Нет.

— Ты в кипятке стоишь? — дрожь разлилась по позвоночнику. Если несколько мгновений назад Святослав еще думал, что сможет перетерпеть, то теперь жар стал невыносимым. Юноша готов был поклясться, что чувствует, как кожа до самого колена начинает покрываться волдырями и расслаиваться. Позабыв обо всяком мужестве, он развернулся и рухнул на борт купели, с трудом вытащил себя на пол и растянулся, прижимаясь щекой к холодному камню. На лбу остывал пот, руки еще тряслись, но нестерпимая, удушливая духота стала отступать. Юноша жадно хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

— Мужчины такие нежные, — покачала головой Частуха и, закатав рукав, опустила руку в купель по самый локоть. Вытащила. Кожа даже не изменила цвет. — Водичка-то чуть тепленькая!

— Возможно, она такая для нас, — заключила Милорада. — Но не для них. Скорее, нужно его вытащить.

Она обошла Водяного, схватила его за плечи и потянула в сторону бортика. С огромным трудом ей удалось сдвинуться на полшага, но как только она остановилась, чтоб перевести дыхание, Водяной вернулся в центр, словно его тянуло обратно невидимое течение. Милорада убрала с лица мокрые пряди и попробовала еще раз.

— Частуха, помоги мне!

— Иду, — утопленница с плеском опустилась в воду. На ее рыхлом лице появилась улыбка. — Помню, как мы с мужем тут впервые миловались.

— Помоги мне, и у тебя будет шанс это повторить, — тяжело дыша, сказала Милорада.

— Куда уж, еще не было такого, чтоб Водяной вернулся к жене, которую уже «отлюбил». Вот они и не уймутся с обиды на него, — хмыкнула Частуха и, ухватив мужа за ноги, принялась толкать.

Но чем больше усилий они прикладывали, тем сильнее сопротивлялось течение. Водяной хмурился, ворочался, заходился трескучим храпом, но не сдвигался с места.

Святослав тем временем перевел дыхание и поднялся с пола. Осмотрелся — у стены стояла высокая кровать под тяжелым пологом. Все еще с трудом держа равновесие, юноша подошел к ложу и, вцепившись в полог, изо всех сил потянул. Ткань оказалась не закреплена, и юноша неуклюже завалился назад, укрытый слоями тяжелой материи.

— Ишь ты! Поспать удумал, пока женщины работают! — недовольно прокряхтела Частуха. — Хоть бы помог.

— Я и помогаю, — в руках юноши блеснул нож, острое лезвие легко распороло ткань. Свят скрутил полотно в жгут и бросил конец в купель. — Обвяжите его. Под плечами, пропустите ткань под спиной и верните мне конец.

Милорада тут же отступила от спящего и принялась выполнять указания. Частуха же просто стояла, тяжело переводя дыхание и с нежностью глядя на спящего мужа. Ее полные губы расползались в нервной улыбке, за которой обычно живые скрывают непрошенные слезы.

— Такой он хороший, даже когда спит, — вздохнула она, убирая длинные пряди с его лица.

— Помоги мне, — позвала Милорада, выбираясь из купели. Частуха последовала за ней.

Святослав тем временем вытянул самодельную веревку и обвил концы вокруг одной из колонн черного мрамора. Свободных концов едва хватало, чтоб обнять холодный камень, но юноша надеялся, что этого будет достаточно, чтоб воплотить его замысел. Когда женщины приблизились, Святослав протянул им один из концов.

— Когда я скажу, начинаем все вместе тянуть. Нужно делать это одновременно, иначе петля соскочит, и придется начинать заново.

— А он у тебя с мозгами, — хмыкнула Частуха, одобрительно глядя на Милораду. — Но командует многовато.

— Раз, — стиснул зубы Святослав. — Два! Три!

Что было силы, он потянул ткань на себя и чуть не потерял равновесие, когда Частуха дернула свой конец что было силы, сбив с ног Милораду. Утопленница громко захохотала, но не столько от веселости, сколько от взвившегося в крови азарта — Водяной сдвинулся в сторону края купели.

Частуха выпростала руку и схватила конец самодельной веревки, за который все еще цеплялся Святослав.

— Отойди, княжич. Дай-ка мне.

И, напрягая жилы, она принялась тянуть его, что было сил, и с каждым рывком спящий становился все ближе и ближе к ним. Святослав и Милорада тут же поспешили к бортику, готовые тут же подцепить и выволочь Водяного на пол. И тут стены задрожали.

Пол под ногами заходил ходуном, а по стене, где когда-то была дверь, расползлась тонкая, почти незаметная паутинка трещин.

— Не отвлекайтесь, — окликнул их Святослав. Он встал на колени и, упершись в борт, потянулся, ухватил Водяного за космы.

— Ишь ты, командир нашелся, — скрежетнула зубами Частуха. Последние движения выпивали из нее последние силы. Теперь она едва могла удерживать мужа на месте. Свят стиснул челюсти, чувствуя, как исходящий от воды жар заставляет кожу краснеть. Тут же начала кружиться голова. Милорада тоже вытянулась, попыталась ухватить мужчину за округлое плечо, но ладонь соскользнула. Раздался плеск воды и сдавленный вой Частухи — течение возобновилось и понесло Водяного обратно.

— Стой! — приказала Милорада, хватая мокрые пряди, упираясь ногами в борт и всем туловищем отклоняясь назад. Водяной послушно замер. В шесть рук, за веревку и волосы, они снова подтянули его к борту. Уложили голову на камень.

И снова раздался звук — царапанье сотни когтей по стене с той стороны. Визг и стоны, гулкое рычание наполнили пространство, сделали воздух вязким и звенящим.

— Оставьте его! Без него всем лучше! — визгливо потребовала Ива.

— Он снова будет требовать крови!

— Он снова будет заманивать в топи девушек и детишек!

МИлорада обернулась, вскинула было руку, но Святослав окликнул ее.

— Нет! Отвлечешься, и придется начинать заново. Давай!

Еще один рывок, и массивная спина оказалась на бортике. Наконец, они смогли подцепить его под руки и вытянуть повыше. Из-под воды показался необъятный живот, покрытые жесткими волосами ноги. Ниже колен тянулся нарисованный прямо по коже узор в виде чешуи. Вопли жен становились все громче, они бороздили мозг плугом, заставляли глаза слезиться. Всего через несколько мгновений Святослав уже не мог выносить эти звуки — он отпустил руки и зажал уши. Водяной с влажным шлепком повалился на пол и в тот же миг раздался треск, после которого все стихло. Огромные, во всю стену, окна покоев покрылись трещинами. По ту сторону Свят увидел нескольких водяниц. Их рты раскрылись в хищных улыбках, а руки с длинными ногтями впились в стекло и давили, давили, пока на пол не брызнули тонкие пахнущие тиной струи.

— Будите его быстрее! — завопила Частуха и сама бросилась к мужу, принялась тормошить его и хлестать по щекам. — Просыпайся же, ну!

Голова Водяного болталась из стороны в сторону, но глаза так и оставались закрытыми.

— Просыпайся, любовь моя! — взвыла Частуха. Послышался треск и звон, струя воды брызнула на пол, затем еще одна, и вот уже пенящийся поток заливал комнату.

Святослав бросился к Милораде. Та вцепилась в его рубаху и быстро затараторила.

— Нужно что-то делать. Они нас убъют!

— Тихо-тихо, — Свят положил ладони поверх ее рук и мягко, насколько это было возможно, провел пальцами по ее рукам. В его глазах сверкнул проблеск идеи. — Нужно расколдовать обратно дверь. Распахнуть ее широко, чтобы вода полилась дальше. Сможешь?

Милорада поджала губы, сдерживая рвавшиеся наружу испуганные всхлипы и закивала. Протянула руку.

— Дай мне свой нож.

Святослав кивнул и тут же вложил лезвие в ее руку. Милорада встала лицом к стене и, еле слышно шепча оговор, взмахнула ножом. Потом еще раз. И еще. На каждое движение стена отзывалась треском и мелкими облачками пыли. Стекло скрежетало, из последних сил сопротивляясь натиску. Святослав понял, что дышит через раз, и даже Частуха перестала выть. Хотя ей-то что? Она уже утонула.

Милорада в последний раз подняла руку с ножом и, закусив губу, полоснула лезвием по ладони. Тонкая струйка крови закапала в воду. Милорада сжала кулак, и в то же мгновение стена с грохотом обрушилась, раскололось стекло. Святослав бросился вперед, ухватил край обвитой вокруг колонны веревки одной рукой, а другой — Милораду за талию. Вода с ревом и шипением полилась в покои, а потом дальше, в коридор. Два вдоха — и они оба стояли уже по пояс в воде. Свят изо всех сил упирался в пол и цеплялся за веревку, не позволяя стихии снести их. Милорада обхватила его шею руками и держалась, но чувствовала, что немеющие от холодной воды пальцы вот-вот ослабнут.

У разлома появились водяницы с Ивой во главе. Она отбросила волосы назад и гордо шествовала, будто не замечая бурлящего потока. Взглядом она нашла Милораду и хищно улыбнулась.

— А тебя не учили, что совать свой нос в чужую семью — плохо? А? — с каждым шагом она становилась все ближе. Вот, пухлая рука уже вцепилась в волосы Милорады и потянула.

Девушка взвизгнула, Святослав попытался удержать ее, но водяница оказалась сильнее. Одним движением она выдернула Милораду из его рук и с размаху окунула под воду. Потом достала. Бледную. Фыркающую.

— Знаешь, что наш муж делал с такими вот гостями? Оставлял тут. Заставлял воду переливать. Песок просеивать. Хочешь рыбе хвосты от тины чистить до скончания веков.

И снова обмакнула ее в воду.

— Стой!

— Я не слышу, — расхохоталась Ива, и остальные подхватили ее смех.

Свят отпустил мокрый потяжелевший конец веревки, раскрутил и, что было силы, хлестнул утопленницу по лицу. Ива отшатнулась, отпустила свою жертву. На рассеченной брови начала скапливаться мутная жидкость, похожая на застоявшуюся воду.

И в тот же миг бурливший в комнате поток остановился. Расступился. Вода поползла в стороны, вверх по стенам, заделывая дыры и сколы. Водяницы сбились в кучу и заозирались. Святослав подскочил к осевшей на пол Милораде, жадно хватавшей ртом воздух. О них тут же все забыли, ведь посреди комнаты стоял Водяной. Все еще голый и злой, как разбушевавшийся прибой.

— Видимо, мало я наказывал своих жен, что они против меня пошли. Придется это исправить.

Он развел руки в стороны и хлопнул в ладоши с такой силой, что от треска заложило уши. Жены, все как одна, издали вопль ужаса, и тут же звук увяз в жалких шлепках. Пол оказался усеян щуками. Только Частуха стояла подле мужа, и на ее лице было написано самодовольствие.

— А ну, вон отсюда, щученьки. Ищите дураков, которые поверят вашим гнилым языкам.

Один взмах рукой — и все до одной рыбины вылетели в дыру в окне, которая тут же заросла сама собой. Водяной обернулся к Частухе и сжал ее руки.

— Ну, жена моя, расскажи, что тут случилось и кто наши гости.

* * *

Влас ждал их на ступенях затопленной мельницы. Стоячая вода воняла тиной, и молодой волк извелся в поисках места, где чуткий нос сможет уловить хоть один порыв свежего воздуха. Он даже подумывал о том, чтобы превратиться обратно, Милорада ведь показывала ему, как это делать, но побоялся, что не сможет вернуться в волчье обличье. А заря ведь вот-вот должна заняться. Так и слонялся Влас, цокая черными когтями, пока вдруг не заметил в рощице, от которой сейчас оставались только верхушки деревьев, что-то странное.

Сперва он решил было, что это огонь, но потом присмотрелся — свечение. Серебристое, словно лунный свет, и трепещущее, как дым на ветру. Влас огляделся по сторонам и, осторожно ступив на воду, пошел к рощице.

Он знал эти места, как свои пять пальцев, все детство они знали, что тут, в тени деревьев, летом можно добыть несколько горстей черники, наесться от пуза и еще домой принести! Поэтому, когда Влас увидел среди стройных стволов маленький домик, размером со скворечник, качающийся на поверхности воды, ему стало не по себе. Даже шерсть на загривке встала дыбом. А уж когда раздался металлический лязг, Влас и вовсе готов был припустить обратно в сторону мельницы, но оклик заставил его остановиться.

— Волче! — стоило этим словам прозвучать, мощные лапы словно прилипли к месту. Влас всмотрелся в мерцающее видение и увидел человека. Он отжелился от домика-скворечника и двинулся к волку, увеличиваясь с каждым шагом, пока не стал нормального человеческого роста. Это был высокий мужчина с окладистой бородой, суровым лицом и пронзительными синими глазами. О, Влас знал этот взгляд. Не раз он сверлил его за какую-нибудь шалость, которую они учиняли с подачи Святослава. Князь Михаил стоял перед ним, как живой. У Власа затряслись лапы. После всей увиденной нечисти, казалось, его уже ничего не проймет, но одно дело видеть какую-то бабу, сгинувшую, может, лет сто назад. А совсем другое — стоять лицом к лицу с человеком, на похоронах которого ты всего пару месяцев назад слезами давился.

— Княже? — выдавил Влас.

— Надо же, я уж думал, что это сказки, про кощеевых волков. А ты вон, и правда есть. Будь другом, милый мой, перевези меня через границу.

— Границу? — склонил голову Влас. Князь удивленно заморгал, словно что-то вспомнил, и принялся шарить по карманам своего кафтана.

— Сейчас, сейчас, я помню про подношение. Жена моя должна была сальце мне оставить для тебя. Сейчас, сейчас, — затараторил он, то и дело поглядывая на огрызок луны, выглядывающий из-за деревьев. Ночное светило и само стало походить на призрака, размытое подступающей зарей. — Где же оно?

В голосе, никогда не знавшем нервной дрожи и сомнения, зазвучало отчаяние. Мощные руки затряслись. Налетел порыв ветра и сдернул пелену облаков с неба, обнажая первый алый всполох рассвета. Князь вскрикнул и исчез, оставляя Власа одного среди затопленной рощи.

* * *

— Как наши гости, получше? — спросил Водяной, подавая Милораде еще одну чашу отвара. Девушка успела перевести дыхание и теперь, сидя за хозяйским столом, болтала ногами и вертелась, словно ничего и не было. Видимо, короткая память была свойственна всем, кто обитал по ту сторону реки — ни Водяной, ни Частуха не вспоминали о предательстве жен. Его будто и не бывало. Оба были заняты друг другом и, не стесняясь гостей, целовались, булькая и хлюпая так, словно пытались проглотить друг друга. Святослав от этого только злился. Как можно забыть такое? Как вообще можно развлекаться, пить вино и тискать жену, когда тебя на несколько недель погрузили в колдовской сон.

Но вот хозяина подводных хором эти мелочи не волновали, сперва он решил насытить разыгравшийся аппетит и жажду. Едва только Частуха помогла ему напялить алую рубашку, он тут же накинулся на остатки пиршества, что вели тут бывшие жены. Только набив рот, он обернулся радушным хозяином и принялся потчевать своих гостей и спасителей, нахваливал дар Милорады и сообразительность Святослава.

— Я бы, может, вас и вовсе тут оставил на веки вечные, да вижу, что вы пришли ко мне с делом срочным. Знаю, что вода из берегов вышла, живая с мертвой схлестнулась.

— Нам бы вернуть все как было, — кивнул Святослав, с трудом пережевывая зажаренных до корочки мальков.

— Как было не будет, княжич. Ты и сам знаешь, дважды в одну реку не зайти. Но вот в берега вернуть водицу — дело нехитрое, — хохотнул Водяной и, отерев усы от пива, трижды хлопнул в ладоши. И улыбнулся, вытер руки о шелк рубахи и вернулся к еде.

— И все? — вскинул брови Святослав. Милорада взглянула на него непонимающе, положила руку поверх его ладони, но юноша словно не заметил этого в его груди клокотала ярость. Почему это легендарное существо, которое одним взмахом руки может вернуть реку в берега, оказалось пленником своей же стихии? И почему Милораде пришлось проливать кровь, ему самому — рисковать жизнью? Неужели он не мог освободиться сам? Вопросов было так много, что княжичу заломило виски. Он сощурился, пытаясь перетерпеть боль.

— Такой молодой княжич, а думаешь совсем как древний старик. Того и гляди, кровь в мозги хлынет и потушит все твои мысли заумные.

— Я не хотел показаться грубым, — взял себя в руки Святослав. — Но если тебе так легко остановить катастрофу, которая уже унесла сотни жизней…

— Как я чуть заживо не сварился в кипятке? — хохотнул Водяной. Его глаза, зеленые, как озерная тина, блеснули желтыми крапинками. — Так оно бывает, княжич. У каждого из нас, даже самого могущественного и древнего, есть слабость. Я вот безоговорочно верю своим женам, потому что люблю их. Сколько бы раз они меня ни предавали, все равно буду верить.

— То есть это не впервые? — спросила Милорада. Частуха на это зашлась визгливым чаячьим смехом.

— Конечно, — проговорил Водяной, с нежностью глядя на хохочущую жену. — В супружестве так бывает, просыпаешься, смотришь на человека и думаешь: «Ай, как бы славно тебе было голову-то твою дурную да оттяпать». Я иногда даже так делаю.

— Да?

— Конечно, — еще раз кивнул Водяной. — У меня жен три сотни, и каждый год их все больше, нужно ведь куда-то девать. Вот, обращаю их всякими тварями подводными. Но не просто так, а за проступки.

— А как насчет Лилии?

— Ну, там признаю, погорячился. Но ей даже лучше угрем плавать.

Частуха закатила глаза, но нежности в ее взгляде не убавилось. Водяной же разулыбался еще шире.

— А ты, княжич, мотай на свой жидкий ус. У вас людей век короток, негоже его на обиды тратить. Вот, у тебя невеста красивая, умная, славная — ты о ней лучше думай. Обязанности княжеские всегда при тебе будут, а вот человек, который тебя любит… — он покачал головой, взгляд его зацепился за россыпь родинок на руке Милорады. — А что это в тебя такое, милая?

— Пятнышки, — пожала плечами девушка.

Свят стиснул зубы и кивнул, изо всех сил изображая благодарность.

— Спасибо за твои мудрые слова, хозяин.

— Но вы же сюда не за словами явились, — ухмыльнулся Водяной. — За мое спасение я окажу вам услугу.

— А какую? — спросила Милорада, но Водяной уже поднялся из-за стола и поманил их следом.

Они прошли несколько богато убранных комнат, пока не оказались в зимнем саду, накрытом хрустальной крышей, как куполом. Во влажной духоте пышно цвели цветы, дорожки между клумбами были выложены искрящимся мрамором. А в центре, на небольшой площадке, били пять источников. Хрустальные брызги взлетали вверх и разлетались полупрозрачной дымкой.

— Фонтаны! — восторженно воскликнул Святослав.

— Это Источники, — гордо объявил Водяной. — Водица, она ведь все помнит, все знает, ничего не забывает. Знаю, о ком вы хотите узнать, и лучше воды вам никто не поведает.

С этими словами он достал из-за ворота рубахи стеклянную склянку на кожаном шнурке и, тяжело опустившись у одного из фонтанов, наполнил ее водой. Затем закупорил и отдал Милораде.

— Налейте этой воды на блюдо и шепните ей имя. Вода все покажет. И вот еще.

Он взял еще одну склянку, даже меньше предыдущей. Наполнил ее из другого источника и отдал Святославу.

— Водица забвенная. Когда почувствуешь, что сердце твое страдать устало и любить в полную силу хочет, выпей водицу — хоть жить начнешь. А теперь — в добрый путь, гости дорогие. Заря уже занимается.

С этими словами он снова размашисто ударил в ладоши, и Святослава с Милорадой окружил плотный пузырь. Он начал подниматься все выше и выше, преодолел хрустальный купол, как будто того и не было вовсе, и полетел дальше наверх, пока подводный дворец Водяного не скрылся из виду.

Глава 13

Когда они оказались на ступенях одинокой мельницы, вовсю разгоралась утренняя заря. Птицы перекликивались в кронах деревьев, а солнце заливало красным светом всю долину.

— Солнце, — Святослав сперва даже не поверил своим глазам. Милорада взяла его за руку и понимающе улыбнулась.

— Я и сама, кажется, забыла, как оно выглядит. Смотри, Водяной и правда помог, — она указала на долину.

Из запруды она превратилась в болото. Вода отступила, оставляя за собой чавкающую, покрытую илом землю. И все-таки это была земля. Она просохнет и начнет снова плодоносить, и тогда, если повезет, Дол сможет пережить зиму. Святослав вздохнул, чувствуя, как груз ответственности сваливается с его напряженных плеч. В груди разлилось давно забытое чувство легкости, от которого хотелось смеяться, скакать и даже приплясывать. Юноша не стал отказывать себе в этом желании и, подхватив Милораду на руки, с хохотом закружил, а потом и вовсе поцеловал, срывая с губ невесты радостный возглас.

— Спасибо тебе, — проговорил он, зарываясь лицом в растрепавшиеся рыжие волосы. Милорада крепче прижалась к нему, блаженно прикрывая глаза.

— Это тебя нужно благодарить. Ты спас меня там. Неужто, забыл?

И, не дожидаясь ответа, сама потянулась к нему за еще одним поцелуем. Свят ответил нежно, не торопясь, и в душе Милорады все запело от этого невесомого касания. Вот только что-то было не так. Она отстранилась и заозиралась по сторонам.

— А где Влас?

— Здесь я.

Влас вернул себе человеческий вид и растянулся на ступеньке, прогретой первыми лучами солнца.

— Дрыхнешь? — беззлобно поинтересовалась девушка.

— Вас жду, — буркнул юноша, поднимаясь. Вид у него был помятый, да и Милорада со Святославом выглядели не лучше. — Я вам кое-что покажу.

И направился в сторону рощицы по чавкающей грязи. Свят двинулся за ним, девушка поспешила следом, на ходу говоря:

— Тебе даже не интересно, как выглядит царство Водяного?

— Дай угадаю, мокро, — хмыкнул волк и едко ухмыльнулся. Милорада насупилась.

— Мы там чуть не погибли.

— Об этом можно было догадаться, когда утопленница кинула Свята под мельничное колесо.

— Ты что, обиделся? — склонила голову на бок девушка. Влас фыркнул.

— Ни разу. Не люблю холодную воду, лучше в баньке попариться. Почти пришли, — он махнул рукой в сторону рощицы, но от ночного видения там ничего не осталось. Даже намека на призрачный терем и его обитателя.

— И что там? — спросил Святослав, всматриваясь в деревья.

Влас раздраженно пересказал свою встречу с умершим князем. Он то и дело зыркал на рощу в надежде, что вот-вот появится подтверждение его словам, но безмолвные деревья чуть слышно шелестели листьями, а тени под стволами оставались неподвижными. От этого злость только усиливалась. Не привиделось же ему в самом деле! Дослушав его рассказ, Святослав скрестил руки на груди и сказал самое худшее, что только мог от него услышать друг.

— Не может такого быть.

— То есть царство Водяного тебя не удивило, а вот призрак князя, который пытался дать мне сала — да? — вспыхнул Влас, махнул рукой и направился прочь, с трудом держа равновесие на размытой земле.

— Я не то хотел сказать! — окликнул друга княжич, но тот даже не обернулся. Свят посмотрел на Милораду, та лишь пожала плечами. — Его похоронили по всем правилам. На костре лежали дары, чтобы он отправился в путь. Он не может быть здесь.

— Ты действительно думаешь, что Дана не могла и тут что-то сделать? — спросила девушка. Рука непроизвольно стиснула склянку, отданную Водяным. — Нужно разобраться, что она сделала.

Святослав кивнул и, придерживая невесту за руку, принялся нагонять Власа.

Оборотень шел бодро, пока не заныли натруженные ночными пробежками ноги. Все тело ломило от усталости, так что мысли занимало лишь одно — как бы добраться до конюшни, хлебнуть браги из припасенного бурдюка и проспать весь день до самого следующего утра. А потом…? Что потом?

Свят, наверняка, опять потащится к Молчану, решать свои княжеские дела. Или Милорада опять впутает их в какую-то историю с нечистью, а его опять сделает каким-то ездовым животным. Они так быстро свыклись с тем, что Влас не совсем человек, стали пользоваться этим, но никому даже в голову не пришло, что он сам, может быть, хотел разобраться, почему он таков. Родился он с волчьей сущностью? Или прокляли его? А как теперь жену искать? А кур у отца на хуторе разводить получится или волчья натура заставит его в ночи сожрать весь выводок, не оставив и пера? От мысли о еде в животе заурчало, но Влас только сильнее разозлился. Тут-то его нагнал Святослав. Еще бы, с ногами, как ходули, даже грязь по колено не помеха. Жилистая рука легла на плечо Власа.

— Не сердись, я тебе верю. Мы обязательно со всем разберемся. Но сперва…

— Что «сперва»? — развернулся юноша, сбрасывая руку одним рывком. — У тебя всегда что-то идет сперва. Что-то кроме важного.

— Я должен защититьт княжество от Даны. Она делает что-то…

— Она с пятнадцать лет уже что-то делает, и ты не мешал ей. И когда отец твой помер, не стал ей мешать править вместо него. Так что сейчас такого изменилось, что ты резко вспомнил, что ты должен княжит? — бросил ему в лицо Влас. — Что у тебя такое важное, что ты не можешь потратить день на помощь другу?

Свят отступил на шаг назад, пригвождая Власа к месту ледяным взглядом.

— У меня есть долг перед живыми. Разберемся с ним, и потом займемся мертвыми.

— Видно, чтоб получить твоего внимания, нужно быть при смерти, — осклабился юноша и бросил едкий взгляд на Милораду. — Учти это, если хочешь его видеть на семейном ложе.

И, не дожидаясь ответа, снова припустил вперед. Шаг? Другой, клокочущая ярость придавала ему сил бежать. Влас и сам не заметил, как на место рукам и ногам пришли лапы, как перестал манить город и пропахшая прелым сеном конюшня. Он свернул в сторону леса и побежал так быстро, что вскоре свист в ушах поглотил все остальные звуки, даже оклики Святослава и Милорады.

— Он остынет, — то ли с надеждой, то ли с вопросом проговорила девушка.

— Сейчас нет на это времени, — хмыкнул Святослав и, крепче сжав ладонь Милорады, повел невесту дальше.

Несмотря на ранний час, Дол уже проснулся и бурлил жизнью, как в ярмарочный день. Несмотря на грязь и слякоть, люди повалили из домов, обнимались прямо на улицах, кричали и радовались. Дети тут же принялись играть в грязи, несмотря на вопли матушек, женщины собирались пестрыми стайками и вполголоса обсуждали, у кого какие запасы остались, а мужчины с деловым видом прикидывали, получится ли до осени получить урожай. Чуть поодаль, у перекрестка, который вел к расшатанной церкви, стоял в своем неизменном черном одеянии Игнат. Вокруг него собрался небольшой кружок из мужчин и женщин, заинтересованно слушающих. Милораде тоже стало любопытно, она подошла ближе, на время выпустив руку княжича.

— Видите, братья и сестры, Отец Небесный услышал наши молитвы. Он не требовал ни жертв кровавых, ни умерщвления плоти, только веры и готовности исполнять Его волю. Расскажите об этом близким своим…

— А что он сделал? — перебила Милорада. Игнат осекся, недовольно взглянул на девушку, но тут же нагнал на лицо мягкую улыбку.

— Отец наш отвел воду, услышав наши мольбы, — терпеливо объяснил он, сцепив руки в замок. Но Милораду впечатлило не это. Она окинула пристальным взглядом собравшихся и удивленно произнесла.

— У вас всех один отец?

Тут как раз подоспел Святослав и взял невесту под локоть.

— Прости ее Игнат, она не отсюда, — и, не дожидаясь продолжения разговора, увел девушку прочь. Священник же продолжил свою речь.

Милорада же, дождавшись, когда они отойдут достаточно далеко, принялась хихикать. Пару шагов она еще пыталась зажимать рот, но вскоре смех стал слишком сильным, так что Святу пришлось поддерживать невесту, чтоб та не упала.

— Ты чего творишь?

— Он и правда думает, что какой-то небесный отец смог отвести воду?

— Это его вера. В Византии все бы так подумали, — он принялся объяснять ей особенности привезенной из чужих краев веры, которая, как бы посланники ни старались, все никак не приживалась. Милорада внимательно слушала, а улыбка на ее губах становилась все шире, как будто жених рассказывает ей небылицы, но так серьезно, словно хочет, чтобы она в них поверила.

— А как этот Бог все успевает, если он один?

— Ну, Он повсюду, — пожал плечами Святослав. — По крайней мере, так пишут.

— И ты в это веришь?

— Если это спасает людей в темные времена, я готов этому не мешать, — ответил он. Милорада все продолжала усмехаться.

— Ты уж меня извини, но я видала Бабу Ягу, Лешего, Водяного, даже Кощея однажды краешком глаза видела. И они все настоящие. И выходят к живым, когда нужно. А этот… просто присваивает себе чужие заслуги.

— Главное, при Игнате этого не говори. И если до нас когда-нибудь доедет кто-то с Киевского двора. Хорошо? — попросил Свят. Милорада кивнула.

Он сам немало часов провел, пытаясь понять, что же такого есть в Византийской вере. Со смертью отца он даже начал ею проникаться, говорил с Игнатом, и речи того лечили раненое потерей сердце. Помогали отпустить. Именно это было нужно Святославу в тот момент, не напоминание, что в большие праздники он сможет пообедать за одним столом с духами умерших родителей, а, наоборот, признание, что они ушли и не вернутся. Ему нужна была уверенность, такая, что не заставит искать призраки в лесу. И на время ему получилось укрепиться в этой мысли, но вот, этим утром выяснилось, что призрак в лесу все-таки есть. Почему-то неупокоенный. Теперь еще и с этим нужно разбираться.

На самом подходе к терему им повстречался Молчан. Мужчина широко улыбался, а стоило Святу поравняться, крепко пожал ему руку.

— Боги на нашей стороне. А значит, все делается правильно.

— Отлично, — кивнул Свят.

— Вам удалось сделать то, что вы…

— Тише, Молчан, — попросил Святослав. — Ты и сам все узнаешь.

И, не дожидаясь дальнейших расспросов, пошел дальше. Его и самого уже начала раздражать эта история. Только они выпутались из царства Водяного, как от него тут же требуют решать другие проблемы. Хотелось бы ему знать, будет ли этому где-то конец и край.

— А что вы задумали? — спросила Милорада. И Свят ответил ставшее уже привычным:

— Потом.

На его счастье, в тереме им никто не встретился. Воровато оглядываясь, прислушиваясь, не бродит ли где-нибудь княгиня, он торопливо повел Милораду в мужскую. Девушка восторженно затаила дыхание. Только впивалась взглядом в напряженный профиль возлюбленного. Хотелось пальцами разгладить залегшую между бровей складку, а лучше — вывести его обратно на дневной свет, чтоб стены дома перестали давить на него. Она и сама теперь чувствовала тяжесть пребывания в этом месте.

«Ничего, скоро это закончится», — повторяла она про себя его же слова. А память тешила ее нежным поцелуем, который еще теплился на коже. Когда она только научилась радоваться такой мелочи?

Свят завел ее в свои покои первой и, оглядев коридор еще раз, запер дверь на засов.

— Ты знаешь, что нужно делать?

Милорада кивнула.

— У тебя есть серебряное блюдо? — спросила она.

Такое нашлось среди даров иностранных послов. Покрытое пылью, Свят насилу оттер его рукавом рубахи и, сдвинув в сторону книги, уложил его на стол. Милорада достала подаренную водяным склянку, вылила содержимое в центр и склонилась над блюдом.

— Чистая водица, что веками будет литься, смой всю ложь, оставь лишь правду, покажи княгиню Дану.

Поверхность покрылась рябью, мелкие волны стали обретать форму, и Святослав гневно стиснул зубы, увидев знакомые черты. Полные губы, острые скулы, зеленые глаза. Дана смотрела прямо перед собой из-под поверхности воды. Такая же, как сейчас, только облаченная в старинный наряд.

Черные волосы были собраны под металлическим обручем, наряд больше походил на мужской, а на бедре закреплен длинный нож. Подле княгини стоял мужчина — высокий, светловолосый, по пояс обнаженный и залитый кровью. Только белозубая улыбка сияла, а в голубых глазах горел пьяный азарт. Видение стало проясняться, и Свят увидел, что двое стоят посреди лесного пира, а вокруг все усеяно изуродованными телами.

«Кто еще скажет, что рабыня не жена мне?» — вскинул голову мужчина.

— Это твой отец? — спросила Милорада.

— Нет, — мотнул головой юноша и осторожно указал на одеяние. — Так ходили очень давно.

Милорада понимающе кивнула и впилась взглядом в видение.

Вода снова пошла рябью. На сей раз показался холм, тот самый, на котором теперь стоял княжеский терем. Только обнесенный простым частоколом, он нес на своих склонах множество мелких землянок и палаток. Внутри, как в муравейнике, копошились люди. И Святослав не сразу узнал Дану — укутанную в меха и круглую, двумя руками поддерживающую большой живот. Несмотря на смягчившиеся черты, она была в ярости.

— Ты должен слушать меня! Я — жена твоя!

— Именно поэтому ты останешься здесь. Не место тебе на поле боя. Оставайся с людьми и встречай меня с победой, как и подобает жене. Заботься о ребенке, а мужское оставь мужчинам.

Серое небо над их головами прорвалось и рассыпалось тысячей белых снежинок. Налетел ветер и точно сдул половину поселения. Свят присмотрелся — там почти не осталось мужчин, а женщины все ходили и причитали. Дана же, уже с младенцем на руках, стояла у стен и подолгу смотрела вдаль, пока не прибыл гонец. Она выслушала тяжелые вести, но ни одна черта ее лица не изменилась. Покрепче прижав к себе начавшее надрываться криком дитя, она вернулась в поселение.

«Дружина князя разбита, враги идут сюда», — сдержанно проговорила она, и тут же со всех сторон раздались вопли и завывания. Дана подняла руку.

«Если мужчины не смогли нас спасти, это сделают боги. Но у них есть своя цена», — проговорила она.

Видение снова подернулось дымкой и изменилось. Показалась заснеженная пустошь у берега реки. Свят, как ни старался, не мог вспомнить, что это за место. На льду стояли тринадцать женщин с Даной во главе, а на них двигалась разъяренная, жаждущая крови, дребезжащая оружием толпа. Женщины держались за руки и тихо плакали, и только Дана была спокойна, прижимая к себе спящее дитя. Она вскинула руки и прокричала что-то — ветер унес ее слов прочь, в сторону надвигавшихся врагов. Еще один возглас — женщины крепче прижались друг к другу. Толпа становилась все ближе, уже можно было разглядеть их разукрашенные лица. И вдруг раздался треск.

Лед под женщинами проломился. Тяжелые меха намокли, потянули вниз. Бледные руки цеплялись за лед, за намокшие шкуры. Женщины кричали, пытались высвободиться, спастись, но лишь тонули сами и топили подруг. И только Дана осталась у разлома, на губах ее сияла довольная улыбка. Толпа замерла на берегу, глядя на этот напоенный воплями кошмар. А Дана улыбнулась еще шире и со всей силы топнула ногой. Но в этот раз лед не проломился, нет. Земля задрожала и из самых ее недр, как пики, выросли деревья. В одно мгновение берег ощерился вековой рощей. Каждая игла была словно из железа, она резала и рвала плоть чужака. Корни погребали мужчин под собой, душили, ломали ребра. Началась суматоха. Воины вопили, как маленькие дети, и только Дана хохотала. Она так увлеклась, что не заметила дикаря с разукрашенным лицом, что подобрался к ней с ножом наперевес. С яростным воплем он занес оружие, но женщина в последний момент успела увернуться. Он атаковал снова. И Дана побежала в лес.

Удивительно, сколько силы было в этом молодом теле. Может, дело было в ребенке, которого она старалась спасти? По крайней мере, Святослав подумал именно так.

В лесу их настигла метель. Было ли это колдовство или просто причуда природы, отрезавшая женщину от преследователя? Сказать было сложно. Женщина продолжала убегать, пока не рухнула в корнях векового дуба, тяжело переводя дыхание. Ребенок в ее руках громко плакал, и Дана, как могла, старалась его успокоить.

— Это то, как появилась Алая Топь, — не веря своим глазам, произнес Свят. Хотя после событий последних недель ему стоило бы поменьше удивляться.

— Я знаю, — холодно отчеканила Милорада. Свят перевел взгляд на невесту и увидел, что она до побелевших пальцев сжимает кулаки. В ее глазах горела ненависть. — Это из-за нее…

— Смотри.

Ветер донес до женщины волчий вой. Она вскинула голову. Из-за снежной пелены к ней подбиралась голодная стая. Женщина крепче прижала к себе ребенка, оценивая опасность, а потом… опустила вопящий сверток на снег. Поднялась на ноги и побежала прочь.

— Проклятая ведьма, — выпалила Милорада.

Дана в видении неслась сквозь лес, не оборачиваясь, пока не запнулась о припорошенный снегом корень дерева. Она растянулась на снегу и замерла, трясясь от страха. И подняла голову, только когда над ней нависла тень.

Высокий мужчина, худой, с впалыми щеками, густыми черными бровями и длинными волосами, заплетенными в тугую косу, склонился над ней, держа на руках оставленное дитя. Дана встала на колени и протянула к нему руки.

— Господин…

— Знаешь, кто я? — спросил он.

— Кощей, — ответила одновременно с ней Милорада. Тот ухмыльнулся, крепче прижимая к себе ребенка.

— Решила спасти свою жизнь ценой невинной? После того, как уже стольких погубила своим колдовством?

— Господин, я… прошу прощения, я не знала. Я хотела, как лучше.

Кощей взмахнул жилистой рукой, и пронзающий ветер стих.

— Отныне ни одно твое доброе дело не принесет блага. И ни одна рана не принесет тебе смерти. Еда не даст тебе насыщения, а никакое питье не избавит от жажды. И никакая рана не принесет тебе смерти. А погубить тебя сможет лишь твое собственное дитя, за которое ты добровольно отдашь жизнь, — отчеканил он.

Дана закричала, будто слова Кощея жгли ее, как раскаленное железо. А тот лишь укутал ребенка полой своей черной шубы и двинулся прочь. Налетевшая метель скрыла его следы.

Видение подернулось дымкой и растворилось в воде.

— Похоже, все, — сказал Святослав.

— Там была моя мать, — сказала Милорада. — На том озере. Она принесла их всех в жертву…

Ее плечи затряслись, девушка шумно задышала, пытаясь сдержать рыдания. Свят приобнял ее, прижал к себе.

— Видимо, потом она стала ученицей Бабы Яги. А потом ушла, взяв клятву, и вернулась в Дол, — размышлял он. — Теперь нужно понять, чего она хочет.

— Не нужно, — одним движением Милорада сбросила его руки со своих плеч. — Нужно просто запереть ее под колдовской печатью, и дело с концом.

— Ты расстроена, — попытался привести ее в чувство Святослав. — Но нам нужен план.

— У меня есть план, — бросила Милорада и направилась прочь из покоев. Щелчок пальцами, и тяжелый засов на двери отодвинулся сам. И точно также сам закрылся, запирая Святослава внутри. Юноша звал невесту, но Милорада уходила все дальше.

В ее груди горела ярость.

Вся ее жизнь, проведенная в Алой Топи, была такой из-за одной женщины. Той, что не считалась с жертвами, лишь бы сохранить собственную поганую шкуру. Милорада думала обо всех способах заставить ее страдать. Высечь чертополохом, связать и жечь железом? Сколько вариантов можно попробовать, зная, что женщина все равно не умрет.

Она зашла в свою светлицу, нашла один из зачарованных ларцов. Вывернула его содержимое на постель и, перехватив поудобнее, направилась в покои Даны.

Вошла без стука и замерла. На лавке сидели Доля и Недоля с обожженными лицами и красными от слез глазами.

— А вот и ты, — улыбнулась Дана. Она сидела за рукоделием, на руках у нее лежала рыжая кошка.

— Ты, — процедила Милорада.

Дана улыбнулась и махнула рукой. Дверь за девушкой захлопнулась. Дана аккуратно переложила кошку на лавку и поднялась. В ее руках что-то блеснуло, похожее на тонкую медную нитку.

— Тебе стоило бы придумать план, невестушка, — улыбнулась Дана и взмахнула рукой.

Глава 14

Отцов хутор лежал в полудне пути. По грязи и размытым дорогом получалось и того дольше, но волчьим лапам это не мешало. Влас даже порадовался, что в зверином обличье может с легкостью преодолевать большие расстояния, но тут же одернул себя. Нечему было радоваться, он — человек, а не нечисть. Вряд ли отец обрадуется, узнав последние новости о сыне. Влас тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли, но вопросы возвращались сами собой, как сорняки. Как отец поведет себя, когда узнает? На памяти Власа, он никогда не ругался и не кричал, все новости встречал спокойно, закуривал и говорил: «Давай-ка подумаем, что можно с этим сделать». И не важно, в чем была неурядица: в сломавшемся колесе телеги или съеденном козами урожае, Микула всегда находил решение. Может, и сейчас найдет?

Когда из-за деревьев показалась знакомая крыша с коньком, Влас перекинулся обратно в человеческое обличье, пригладил волосы и продолжил путь пешком. Чем ближе становился дом, тем сильнее наливались свинцом ноги. Влас нервно сжимал челюсть, прикидывая, с чего бы начать. Вскоре до него донесся знакомый голос: «А я тебе говорю, нельзя кусаться. Сначала ты ее куснешь, потом она тебя, а дальше что? Кусать друг друга будете, пока живого места не оставите?».

Возле плетени стоял Микула — возраст не отнял у него ни вершка роста или ширины в плечах. Все еще прямой и осанистый, даже не верилось, что этому человеку уже давно перевалило за пятьдесят. Он держал под уздцы двух тощих жеребят, оба стояли, потупив глаза, и, шевеля ушами, внимали нравоучениями. Влас невольно усмехнулся. Приятно было видеть, что жуткие месяцы потопа никак не изменили положение дел дома.

— Опять жеребят воспитываешь? — подал голос юноша, выходя к отцу. Микула тут же поднял взгляд и просиял, увидев сына. Выпустил поводья из рук.

— Ладно, бегите, но больше чтоб я такого не видал.

Жеребята с радостным ржанием унеслись прочь, в сторону ближайшей лужи. Микула же двинулся к Власу и крепко обнял сына.

— Рад видеть тебя, — Влас похлопал отца по плечу.

— А куда ж я денусь? — хохотнул Микула. — Как твоя служба князю?

Влас не успел ответить, отец сразу увидал, как опустились его плечи, а грудь сдавил тяжелый вздох.

— Давай-ка дома все расскажешь. С дороги устал, наверное, — он окинул сына пристальным взглядом. — А где твои вещи и лошадь?

— Я налегке, — буркнул Влас и отправился в дом.

В избе вещей было немного — не больше, чем необходимо. Стол, лавка, полка с горшками, кадка, в которой каждую неделю Глаша, помогавшая по хозяйству, месила тесто. Микула указал сыну на бочку с дождевой водой возле крыльца.

— На-ка, умойся. А утром я баньку натоплю. Тебя же надолго отпустил князь?

— Да, — пожал плечами Влас. — Ему сейчас своих дел хватает.

Ох, ну дурная ж все-таки идея, думал Влас. Отец же никогда от него тайн не держал. Может, он и сам не знал про эту волчью суть? Ведь знал бы — наверняка сказал. Сказал ведь?

Влас усиленно тер ладонями лицо, смывая дорожную грязь. Нашел сухую тряпицу и принялся растирать лоб, поросшие бородой щеки, шею, руки.

— Хватит время тянуть, дуй в дом, — донесся до него насмешливый голос отца. Влас тяжело вздохнул и поплелся в избу. На столе его уже ждал горшочек каши и ломоть хлеба.

— Глаша все приходит? — спросил Влас. Микула усмехнулся в усы.

— Какой там? Она ж на сносях, дальше печи сейчас не уйдет, — хмыкнул он. — Это я сам напек. Знаю, что не мужское дело, да вроде недурно получилось.

— Хозяйку тебе надо, — со знанием дела сказал Влас.

— Вот приведешь жену, будет в доме хозяйка. А мне-то куда? Старый уже, нечем жену радовать.

— Не говори так.

— Поживешь с мое — и не так заговоришь, — улыбался Микула. — Ну, ты же не о хозяйстве поговорить пришел. Что у тебя случилось?

Сколько по пути ни думал Влас о том, чтобы начать издалека, красиво завернуть не получилось. Вывалил все, как на духу, начиная с найденной в затопленной избе старухи. Рассказал и о превращении, и об Алой Топи, и о колдовстве, давшем ему волчье обличье. Иногда он запинался, проверяя реакцию отца, но тот лишь поторапливал, чтоб сын бойко рассказывал, что к чему. И лишь то и дело прицокивал языком и посматривал куда-то. Разок Влас и сам скосил глаза, чтоб понять, на что глядит отец — оказалось, надверной проем, изрезанный странными символами. Влас, сколько ни напрягался, не мог припомнить, чтоб они были там раньше.

— Что это?

— От дурных сил, — проговорил отец, тяжело двигая челюстью. — Еще мать твоя вырезала. Пока она жива была, мертвецы к нам часто хаживали. Помнишь, как под окнами скреблись? Ты еще так их боялся.

На губах Микула расцвела умиленная улыбка. Влас нахмурился.

— Не помню.

— Конечно, Валка же надеялась, что тебя ее доля минует. Травами тебя поила.

— То есть она была…

— Волчицей, — кивнул Микула.

Повисла тишина. О матери они почти не говорили с тех самых пор, как она ушла в лес по ягоды и сгинула. Микула тогда до самой осени в лесу пропадал, искал ее, а потом просто вернулся домой и продолжил жить, как раньше.

— Почему ты не говорил⁈ — спросил Влас. В горле комом встали вопросы: «Так ты знал?» и «Будешь ли и дальше называть своим сыном?».

— Не хотел и тебя потерять, — спокойно ответил мужчина. — Ну, видно, правду говорят, сколько волка ни корми…

— А что дальше мне делать? — беспомощно спросил юноша.

— То уж тебе решать, — хмыкнул Микула. — Про кощеевых волков я впервые услыхал, Валка о таком мне не говорила.

Брови его сошлись на переносице, Микула смотрел в чарку с водой, явно желая, чтоб там плескалось что-то покрепче.

— А тебя не смущало, что она оборачивалась волком и убегала в лес⁈

— Не-е-ет, — махнул рукой тот и улыбнулся. — У каждой женщины за душой скрывается какая-нибудь тварь. Уж лучше такая, чем змея какая-нибудь.

И продолжил разговор, как ни в чем не бывало. Рассказывал, как держал жеребят в избе, как спасал хлев от потопа, как под крышей прошлогоднее зерно в просаленных мешках прятал. Так и проговорили до самой ночи. А Влас все пытался вернуть его к разговору о волках, но Микула вел себя так, будто ничего и не произошло. Только когда наступило время ложиться спать, сказал.

— Ты, главное, держись от всяких мест вроде Алой Топи подальше. Опасно там. И тебе, и простому человеку. Не верь их дарам, за все платить придется. Понял меня?

— Понял.

* * *

— Милорада! Влас! — Святослав уже осип орать, а плечо ныло от бесчисленных ударов в дверь. Будь он телосложением, как Молчан, может, у него и получилось бы открыть дверь, но деревянные створки стали тяжелыми, как чугун. А засов, сделавшийся гладким от времени, все никак не поддавался. Свят еще раз навалился на засов и, наконец, тот сдвинулся. Дверь распахнулась, и на пороге оказалась Милорада.

Как ни в чем не бывало, девушка улыбнулась.

— Ты куда сбежала? — выпалил Святослав. Та заулыбалась еще шире и протянула ему ларчик, который держала в руках.

— Вот твоя княгиня. Только не открывай! Ты не представляешь, каких сил мне стоило ее туда запечатать, — предупредила она. — Давай лучше спрячем ее где-нибудь.

— Ты запечатала ее внутри? — не поверит своим ушам княжич.

— Ну, конечно, — улыбнулась девушка. — Убить же ее мы не можем, как бы ни хотелось.

— Но как ты…?

Милорада только отмахнулась и, забрав ларчик из рук жениха, поставила его на полку с книгами. Затем вернулась к Святу, так и застывшему в дверях, и приникла к нему поцелуем.

— Поверь мне, милый, ты не хочешь этого знать, — сверкнула глазами она. — Теперь надо освободить Долю и Недолю. Княгиня спрятала их веретенца где-то в покоях князя.

И, ухватив Святослава за руку, повела за собой. Юноша перебирал ногами, пытаясь поспевать за бойкой невестой, а в голове вился ворох мыслей, то и дело возвращавшийся к ларчику, который остался в его покоях. То есть, все? Княгиня, сильная колдунья, прожившая больше сотни лет, теперь заперта в коробочке из дерева? Это было так просто, что беспокойство Святослава взлетало до небес. Не могло быть все так хорошо и легко. Но стоило юноше попытаться озвучить свои мысли Милораде, как его язык тут же прилипал к небу. Девушке достаточно было глянуть на него поверх плеча, и все слова растворялись. В глазах Милорады застыло что-то незнакомое, темное, жестокое. И единственным, что Святослав смог выдавить из себя, уже возле отцовых покоев, стало:

— Ты как?

— Все хорошо, свет мой, — отмахнулась Милорада. — А будет только лучше. Сейчас освободим девиц, и сразу свадебку готовить будем, да?

Если еще пару дней назад Свята разозлил бы такой разговор, сейчас, глядя на Милораду, ставшую за несколько минут совершенно чужой, княжич вздохнул с облегчением. Что бы ни случилось, Милорада оставалась собой.

— Да, — кивнул он. — Конечно.

Перед тяжелой резной дверью отцовских покоев Свят запнулся. С самой смерти князя он не входил туда, старался даже не приближаться. Словно не хотел спугнуть воспоминания, продолжавшие жить в его голове. В этот раз появилась новая мысль — уже к вечеру это будут его покои. Его кабинет, резной стол, привезенный византийским послом. Его книги. Становилось не по себе. Что-то изменилось в один миг — резко и бесповоротно, слишком быстро, так что Свят даже не успел осознать перемены, не то, чтобы смириться с ними. Как он их ни ждал, теперь он с ужасом чувствовал, как на его плечи наваливается новый груз ответственности.

— Ну же, — поторопила его Милорада. — Так и будешь тут стоять?

— А где Доля и Недоля? — спросил княжич. Милорада раздраженно повела плечами.

— Спят в покоях княгини. Она их опаивала чем-то. Но скоро они проснутся.

— Ты уверена? Может, им нужна помощь?

— С каких пор ты в ведовстве разбираешься? — сверкнула глазами девушка и, не желая больше терять времени, сама толкнула дверь.

В застоявшийся воздух тут же взвились облака пыли. Ее было так много, что на минуту Свят закашлялся. Ему словно в горло насыпали мелкого песка или муки, а то, что не влезло туда, засыпали в глаза.

— Принимай наследство, — гордо произнесла Милорада, заходя в комнату, как полноправная хозяйка. Она раскинула руки, точно примеряясь к пространству. А вот Святу было не по себе. Он осторожно, лишь бы не потревожить пыль, осматривался, пытаясь найти веретенца, о которых говорили Доля и Недоля.

— Не вижу их.

— Кто же спрячет что-то ценное на видном месте? — ухмыльнулась Милорада.

— Может, она заколдовала их?

— Веретено само из колдовства соткано, его нельзя еще сильнее заколдовать, — покачала головой Милорада. — Думай, княжич. Ты теперь хозяин, тебе их и освобождать.

— Почему мне? — нахмурился юноша.

— Ну как же? — всплеснула руками невеста. — Ты ведь можешь у них тогда попросить все, что тебе угодно будет. Десять урожайных лет для княжества, например. Или чтоб болезни тебя не касались. Но для этого ты сам должен разыскать веретена.

Свят вздохнул и зашел глубже в комнату. Последовал мучительный час поисков. Они переставили все книги и шкатулки, двигали стол, простукивали половицы, но ничего не нашли. Милорада не отчаивалась и изо всех сил подбадривала жениха. То и дело она, будто опомнившись, заговаривала о свадьбе. Рассказывала, как хочет гулянья у костров устроить, как народ повеселить рада будет.

— … Надо будет только кухарок нагнать, чтоб еды точно на всех хватило.

— Зачем? — устало запрокинул голову Святослав. — А как же твоя скатерть-самобранка?

— Ну, это само-то собой. Но ты же не хочешь, чтоб народ только на колдовство полагался. Крестьяне ведь тогда совсем обленятся, — надула губки девушка. Свят нахмурился.

— У этих людей сейчас почти ничего нет. Несколько месяцев потопа убили урожаи и запасы. А ты хочешь заставить их последнее на праздничный стол нести?

— Ну что ты! Они ведь и сами могут захотеть так поступить. Гляди-ка, что это! Тут мы еще не искали.

Она указала на резной узор, вившийся вдоль столешницы. Свят подошел поближе и внимательно всмотрелся. Мелкая резьба складывалась в рисунок — волчья стая, бежавшая через заснеженный лес. Один из волков был до блеска вытерт многочисленными прикосновениями. Свят провел по нему кончиками пальцев, точно проверяя свою догадку, а затем с силой надавил. Застывший в прыжке волк ушел вглубь стола. Раздался щелчок, и столешница приподнялась. Святослав с замирающим сердцем подхватил деревянный край и, почти не прилагая усилий, поднял столешницу, оказавшуюся крышкой тайника.

Внутри оказалось небольшое углубление, в котором мирно лежали два веретена. Святослав выложил их под радостные возгласы Милорады, а сам принялся шарить по тайнику в надежде найти что-нибудь ещё. Письмо, книгу, что-нибудь, что отец мог оставить только для него. Хотя, если Дана уже успела и туда свои руки запустить, наверняка она уже все нашла и убрала, коль ей что-то не понравилось. И всё-таки княжич не сдавался и переворачивал выцветшие потрёпанный страницы и всякий хлам, который отец хранил в тайнике, пока был жив.

Обрывки лент, локон волос, золотистый, как пшеница, расписанный камень, ножичек с рукоятью, инкрустированной речным жемчугом и хрусталем. И ничего для Святослава.

— Что ты ищешь, свет мой? — Милорада осторожно подошла к жениху сзади, обняла его за талию и положила щеку промеж лопаток. Нервное возбуждение, разлившееся по крови юноши, словно угодило в силок этих объятий и затаилось. Притихло. Свят положил ладонь поверх сцепленных в замок рук Милорады и мягко провел кончиками пальцев по бледной коже. А на душе стало горько. Гадко. Последняя надежда, которая ещё пылилась в этих стенах вместе с хламом, обернулась прахом. Свят до этой самой секунды надеялся, что отец, даже будучи на пороге смерти, оставил ему что-нибудь, какую-нибудь подсказку. Но нет, князь Михаил был просто мужчиной, ослеплённым любовью к красивой молодой жене. Он воспитал своего преемника, обеспечил сына знаниями и отошёл в мир иной с чувством полностью выполненного долга. Вот только легче Святу от этого не становилось, сколько бы он ни повторял эту мысль. Ноги подкосились под грузом ответственности и одиночества. Святослав осел на пол, чуть не повалив Милораду.

— Ну-ну, — заворковала девушка, оглаживая его по плечам. — Что же ты, княжич? Что ты расселся? Править пора.

— Оставь меня в покое! — рыкнул юноша. Милорада отшатнулась, будто в нее плеснули кипятком. Губы скривились в полной презрения гримасе. Девушка круто развернулась на каблуках и вышла из комнаты, чеканя шаг.

* * *

— Ежели ты хочешь что-то копать, так давай я тебе тяпку выдам? — сложил руки на груди Микула, исподлобья наблюдая за сыном.

Влас почти не спал ночью, а если и проваливался в сон, то сновидения были тяжелыми, беспокойными. То ему снилась охота, то мертвецы, тянувшие к нему свои скрюченные предсмертной судорогой руки. Мертвецов Влас за свобю жизнь повидать успел, но эти… одного взгляда на них было достаточно, чтобы увидеть, что они умерли страшной смертью, мучительной, не своей. Вглядишься, и увидишь, как это произошло — поэтому Влас старался не всматриваться, жмурился, отгонял видения, а они все тянулись к нему, преследовали. Поэтому утром он проснулся, еще более разбитый и уставший, чем накануне. Встряхнулся, как шелудивый пес, и тут-то его посетила мысль — а что, если матушка знала, что он пойдет по ее волчьим следам? Хоть она и исчезла, когда он был совсем мал, но Влас помнил, что у Валки всегда все было про запас. От мешочка каши, спрятанного в горшках, до куска мыла для бани. Валка всегда предугадывала, что может понадобиться их небольшому семейству, ив минуту нужды у нее всегда находилось все самое нужное. А еще Влас знал, что отец слишком любил ее, чтоб избавиться от ее вещей. Поэтому он тут же вскочил с лавки, где ночевал, нашел сундук с материными вещами и принялся рыть его в надежде найти хоть что-нибудь. Хоть какую-то подсказку, которая намекнет ему, как жить дальше с волчтей долей.

За этим занятием его и застал отец.

— Неужто она ничего для меня не оставила? — беспомощно спросил юноша. Микула тяжело вздохнул, словно ждал вопроса, изо всех сил надеясь, что сын его не задаст. Почесал окладистую бороду. Влас нервно дернул ртом.

— Так оставила?

— Нет, — тут же осадил его отец. — Обещала, что сама научит, когда время придет.

— И что теперь⁈ — вспылил Влас. — Мне-то теперь что делать⁈

— Снимать штаны и бегать, — емко ответил Микула. Лицо его ожесточилось. — Радуйся, что в этом доме тебя примут любым. А не нравится…

Он не успел закончить. Влас порывисто поднялся от сундука. Направился к дверям.

— Куда ты?

— Искать того, кто знает, — едко бросил юноша и, переступив порог, обернулся волком, и побежал.

* * *

Если в отцовы покои Свят заходил с благоговением, боясь потревожить еще теплившийся там дух отца, то на женскую половину, где властвовала Дана, он входил с опаской. Отцова призрака он, может, и рад был бы увидеть, а тут побаивался. На каждом шагу он напоминал себе, что Дана жива, просто запечатана в заколдованном ларце, но от этого спокойнее не становилось. Интересно, когда-нибудь опаска перед ней отпустит его?

Мысли о княгине сразу развеялись, стоило ему увидать сестер, спавших вповалку прямо на полу, на расстеленном одеяле. Грудь стиснуло чувством вины. Как он мог не видеть, не знать их страданий? Хоть и понимал, что дело в мороке, но все же? Если не смог защитить двух духов, порожденных самими богами, то как уж с людьми совладать?

Он опустился к Доле и Недоле и принялся трясти их, пока те не открыли глаза, бездонные, как само время. Очнувшись ото сна, обе встрепенулись, прижались теснее друг к другу. Свят отстранился и положил перед ними веретенца.

— Забирайте, — разрешил он. — И возвращайтесь восвояси.

— Они… — Доля всхлипнула и, схватив золотое веретено, прижала к груди трясущимися руками.

— Спасибо, — выдавила Недоля и улыбнулась растрескавшимися губами.

Сестры крепко стиснули веретена в ладонях и прижали к себе, как развопившихся детей. Принялись покачиваться из стороны в сторону, проливая скупые слезы.

— Может, вам воды? — спросил Святослав. Недоля подняла на него глаза.

— Не нужно, — она улыбнулась чуть шире, но улыбка вышла недоброй, злорадной. — Ежели хочешь от себя беду отвести, сыграй свадебку в ближайшие дни.

— Но не вмешивайся, когда что-то пойдет не так, — добавила Доля.

Святослав перевел глаза на нее и увидел, что золотое веретено оплетено нить, золотой, тонкой как паутина. Такой же, но серебрянной, оказалось опутано веретено Недоли.

— Как это? Разве время?

— Никогда не будет подходящего времени, — сказала Недоля. — Особенно для того, кто живет в завтрашнем дне.

Она сжала руку сестры, и, опираясь друг на друга, прядильщицы поднялись. Поклонились Святославу в пояс.

— Береги себя, княжич. Попусту не рискуй, хоть живая вода тебя и защищает, — сказала Недоля.

— А наш народ тебе всегда благодарен будет, — добавила младшая.

Свят хотел задать еще столько вопросов, но в следующий миг сестры исчезли, будто и не бывали никогда в княжеских хоромах. Осталась только гнетущая тяжелая пустота.

Глава 15

Свят и упомнить не мог, как и когда уснул. Скопившаяся усталость навалилась на него тяжёлым одеялом, погребла под собой и потянула вниз, в пучину тяжёлых тревожных снов. Был там и подводный терем, и неверные жены, превращенные в щук и теперь шепчущие всяким дуракам пустые обещания. Водяной в красной рубахе смачно лобызался с Частухой, а в глазах последней (пока ещё) жены горела алчная радость. А что, если это она сама надоумила товарок мужа околдовать, чтоб затем спасти? Что если…? Но как…? Святослав хмурился, пытался выплыть из водоворота образов, и тут же угождал в новый. Вот, снова перед глазами мелькают огненные волосы Милорады и серебро освещённого луной озера. Мерцают льдистые глаза, но в одно мгновение веселость в них сменяется страхом. В огненных волосах оказывается сизоватая рука утопленницы, намотав на пальцы медные пряди, она давит на голову, погружая Милораду под воду, а Свят вопит, кричит, пытается помешать, остановить, но руки и ноги словно свинцом налиты — не пошевелиться. Несколько раз Святослав выныривал из тяжёлого сна, делал несколько судорожных вдохов и проваливался обратно. Видения перетекали из одного в другое, пока не смешались окончательно в вихрь слов и образов, как пролитые краски. А потом, наконец, под веками разлилась блаженная темнота, и не было в ней ни звуков, ни отблесков света. Только покой.

Лишь краем глаза Святослав, кажется, улавливал какое-то мельтешение во тьме. Слышалось ему, будто кто-то зовёт его. Окликает долгим, плачущим кличем. Святослав повернул голову на звук и проснулся. На лицо упали золотистые пятна солнечного света, мягкие, как поцелуи. Свят поморщился, чувствуя, как согреваются лоб и щеки, как полыхает красным под веками. На мгновение ему показалось, что вот теперь-то он точно проснется, и все безумные события последних дней окажутся лишь сном. В носу нестерпимо засвербило, Святослав рывком сел на кровати и чихнул до красных пятен перед глазами. Осмотрелся по сторонам и с тоской в сердце вздохнул — нет, все еще не сон.

Его окружили полупустые полки и раскрытые сундуки — слуги уже принялись переносить его вещи в княжескую опочивальню. В коридорах гудели голоса, что-то постоянно скрежетало и грохало. Казалось, кто-то беззастенчиво грабил княжеский терем средь бела дня.

«Лучше б оно так и было», — обреченно вздохнул юноша, когда, выйдя в коридор, увидал взмыленных слуг, тащивших дубовые лавки. Заметив княжича, они тут же принялись размашисто кланяться, поздравляя и справляясь о его самочувствие. Оно и правда было не из лучших, голова трещала, а от непонимания становилось только хуже. Казалось, он проспал не одну неделю, так уж сильно изменился терем. Исчезла опутывавшая его паутина, вырезанные на дереве символы и ставы накрыли расшитыми салфетками и платками, занавесили шторами. Служки, как муравьи, носились туда-сюда, перетаскивая княжеское добро, а из самого сердца терема звенел голос Милорады, точно отлитый из серебра колокол.

«Быстрее, шевелитесь же! К приходу княжича все должно быть готово! Ну же, бодрее!» — голос ее от нетерпения срывался на рык, и слуги принимались суетиться. Пользы это не приносило — все только валилось из рук, но Милорада выглядела довольной и… как никогда чужой.

Она не сразу заметила Святослава. Сперва завидев его на пороге, махнула рукой и принялась отдавать приказы: то подбери, это унеси, этому помоги.

— К чему спешка? — спросил Свят. Милорада подслеповато сощурилась и, рассмотрев жениха, зашлась громким смехом.

— Прости меня, свет мой, я вся в хлопотах, не узнала тебя.

— О чем хлопочешь? — поинтересовался юноша, скрещивая руки на груди. Внимательно, краем глаза, он увидел, как очи невесты подернулись бледной пеленой. Стоило ей моргнуть, все стало как всегда, только огромные зрачки почти скрыли озерную синеву. Он подумал было, что ему показалось, но если чему и научили его события последних дней, так это тому, что в окружении колдуний ничего не кажется. А значит, опять нужно держать ухо востро.

— Как о чем? О свадьбе нашей, конечно же! Народ уже во всю к гуляньям готовится, а Молчан и Блажко — ждут не дождутся, чтоб тебя перед всеми князем назвать. Вот ведь радость простому люду будет! — восторженно захлопала в ладоши Милорада. Свят окинул ее пристальным взглядом. Невеста уже и нарядиться успела, навесила в уши, волосы и на шею драгоценности, собрала рыжие косы серебряными лентами, надела наряд серебром и речным жемчугом расшитый.

— Так в день своей свадьбы моя матушка наряжена была, — холодно произнес Святослав. Милорада закивала.

— Правда? Я нашла этот наряд в одном из сундуков, была уверена, что это мой, — опять игривый смех, до того пронзительный, натужный, что почти не было сил его выносить. Он вонзался в уши иглами, звенел под черепом.

Свят прикрыл глаза и помассировал виски, пытаясь хоть как-то снять раздражение. Милорада тут же подскочила к нему с чашей в руках. В нос ударил запах пряного травяного вина.

— Держи, свет мой. Это от волнения, — проворковала она.

Слуги, тащившие мимо них еще одну лавку, тут же опустили свою ношу под быстрым взглядом будущей княгини. Милорада слегка толкнула Святослава в грудь, вынуждая сесть. От одного запаха трав кружилась голова, а мысли вились и завязывались узлами.

Ладно, Милорада знала Молчана, но когда она успела познакомиться с Блажко? А эта перестновка? Откуда ей было знать, что Свят должен переехать в княжеские покои? Этикет томил Милораду, она дождаться не могла, чтоб перебраться из своей светлицы поближе к Святославу. А теперь резко начала разбираться во всех тонкостях княжеской жизни. Свят долго смотрел на плещущееся в чаше вино. Затем поднял глаза на невесту и улыбнулся.

— Давай лучше чаю выпьем. Со сладостью твоей любимой, — предложил он. Милорада тут же взвилась и захлопала в ладоши.

— Эй там! Принесите нам чаю и пряников с яблоками!

Брови юноши чуть взметнулись вверх, но усилием воли он заставил себя сохранить спокойствие. Отставил чашу и поднялся.

— Куда ты? — невеста тут же оказалась подле него. Свят мягко приобнял ее и отодвинул на полшага.

— За свадебным подарком, ненаглядная моя, — улыбнулся он. — Вернусь, не успеют пряники принести.

Стоило ему покинуть зал, он перешел на бег, вихрем понесся в свои старые покои, молясь, чтоб не успели из них вынести зачарованный ларец. Слуги недоуменно оборачивались ему вослед, но Свят не обращал на это внимания — мало ли, какая блажь ударила в голову молодому князю. Он перескакивал через оставленные посреди коридоров сундуки и лавки, придерживался руками, влетая в повороты, пока не добрался до своей комнаты. Та почти опустела, только ларец остался на подоконнике.

Мальчик-служка задумчиво чесал голову.

— В чем дело? — спросил Свят. Паренек поспешно поклонился и принялся лепетать.

— Вы не подумайте, княже, я не бездельничаю. Просто тяжел ларец. Я не шучу. Но кому ни скажу, все хохочут, — и снова бессчетные торопливые поклоны.

— Он-то мне и нужен, — махнул рукой Свят. — Иди, таскай что-нибудь другое.

— Но как же? Госпожа Милорада ведь приказала…?

— Называть себя госпожой тоже она приказала? — нахмурился Свят. Служка снова закивал. Свят понимающе поджал губы.

— Иди. И постарайся не показываться ей на глаза, — посоветовал он.

Как только дверь за пареньком закрылась, Свят подошел к ларцу и поднял крышку. Заглянул внутрь. Вместо деревянного донышка его встретила кромешная чернота. Он тихо, вполголоса, позвал:

— Милорада!

В ответ тишина. Только в черноте зажглись два огонька. А в следующее мгновение рыжая стрела вылетела из тьмы, по лицу Святослава мазнула мягкая шерсть. Истеричное мяуканье наполнило комнату. Кошка выскочила на пол, с пола тут же оттолкнулась и вспрыгнула на подоконник, но и там не задержалась — бросилась в стену, отскочила от нее и бросилась к следующей, не задерживаясь ни на мгновение. Свят только успевал вертеть головой и смотреть, как маленькое худое животное наводит беспорядок, круша нехитрые остатки его жилища. Наконец, зверюга успокоилась, завалилась на бок посреди комнаты, задрала лапу и принялась вылизываться, явно довольная учиненным беспорядком. Свят осторожно подошел к кошке, присел рядом. Животное повернуло на него всклокоченную голову.

— Милорада? — осторожно окликнул юноша. Кошка протяжно и хрипло мякнула, заурчала и ткнулась носом ему в ладонь. Затем поднялась, уперлась лапами в колено юноши и принялась тереться. Свят аккуратно, как ребенка, поднял ее на руки и принялся гладить между ушами. — Прости меня. Не надо было тебя одну отпускать.

Кошка снова ласково ткнулась ему в руку, и тут же перед Святославом пронеслись события ушедшего дня. Он перехватил кошку под лапы и вытянул руки, так, чтобы кошка-невеста оказалась с ним нос к носу.

— А хотя какое «прости»! Это ты меня заперла! Ты захотела поквитаться. Ну что, довольна? Теперь там Дана с твоим лицом расхаживает и дальше свои порядки наводит? А!

Он легонько встряхнул ее, и кошка отозвалась недовольным мявканьем. Повернула голову в сторону.

— Что, нечего тебе сказать, да?

Кошка предупреждающе загудела. Святослав нахмурился.

— Натворила глупостей, да? Теперь уж и как расхлебать не знаю. И не рычи мне тут, — с этими словами Свят опустил ее на пол. Кошка заурчала и принялась тереться об его ногу. Юноша тяжело вздохнул. — Да, это точно ты.

Он привалился спиной к стене и сполз на пол. Запустил пятерню в волосы и все смотрел на кошку.

— Что же нам теперь делать? — вздохнул он.

— Для начала, — отозвалась кошка. — Нужно кожу мою с лица Даны снять.

Свят раскрыл рот. На удивление, в этот раз его уже не говорящий зверь впечатлил, а сами слова.

— То есть как… кожу? В смысле, прямо кожу? — одно дело, когда дружинников калечат на поле боя, а совсем другое, когда в княжеских палатах с человека заживо шкуру пускают.

— Как видишь. В кошачьей шкуре очень тесно. И жарко. И постоянно хочется спать, — вздохнула кошка, а затем взобралась к Святославу на колени и ткнулась носом в щеку. — Но, видимо, и правда ты меня тоже любишь, раз пошел на поиски и не повелся на обман колдуньи.

— Теперь нам самим нужно ее перехитрить, — со знанием дела сказал Святослав.

— Ну, да, один раз вы уже попробовали… — заговорила было Милорада, но тут же остановилась. Дернула ушами и нырнула княжичу под рубаху.

В то же мгновенье дверь распахнулась и на пороге оказались лже-невеста и Молчан.

— Пора начинать! — торжественно объявила «Милорада».

Глава 16

Свят с опаской озирался по сторонам. Кошка ворочалась под рубахой, царапая ребра тонкими коготками. Свят то и дело пытался придержать ее как-то незаметно, чтоб та не выскользнула на пол. А делать это приходилось очень осторожно, ведь «Милорада» и Молчан шли по обе стороны, как конвой.

— Что такое, князь мой? — взмахнула ресницами невеста, внимательно глядя на Святослава. — Никак, дурно тебе?

— Все в порядке, — отмахнулся тот.

— И правильно, — довольно кивнул Молчан. — Нечего плохеть, так долго все ждали этого дня. Столько приготовлений было.

— Да уж, столько приготовлений, — довольно поцокала языком девушка и тут же сменила тему. — Народ уже разошелся, мед и пиво полились из закромов. Надо и князя подготовить как следует. Я попросила Марфу принести тебе одеяние.

— Обо всем-то ты позаботилась, — стиснул зубы юноша, когда когти опять царапнули по животу. «Милорада» приосанилась.

— Конечно же. Хорошая княгиня ведь все под контролем держит. Ступай же, мы будем тебя ждать.

И, с этими словами, указала ему в сторону княжеских покоев. Из распахнутого окна доносились музыка и песни. Если задрать голову, то поверх забора можно было увидать длинные столы, растянувшиеся по главной улице. Угощений на них было немного, но народ, вырядившийся в самое лучшее, лихо компенсировал это весельем и танцами. Если так подумать, день для праздника был самый наилучший. Солнце словно отдавало дань тепла, проливая свет на позабывший о золотистых лучах Дол. Земля уже просохла и не чавкала под ногами, но недостаточно высохла, чтоб в воздух взвивались столпы пыли. Напасти отступили, и в голове сами собой рождались мысли о том, что теперь-то все будет хорошо. Не хватало только человека, который воплотит в себе это обещание. Но до чего же это все было не вовремя!

Свят распахнул ворот рубахи, и кошка тут же вскочила на кровать, прошлась по ней и развалилась прямиком на княжеском одеянии, расшитом золотом и самоцветами.

— Просторно тут, — протянула она, перекатываясь с боку на бок. Свят сел рядом и провел рукой по мягкой шерстке.

— Осталось только придумать, что дальше делать, — вздохнул он.

— Как «что»? Станешь князем, да прикажешь своим людям с Даны мою кожу снять. Сыграем свадьбу и будем жить-поживать.

— Звучит просто.

— А в колдовстве труда немного, только дело это зачастую грязное, — невозмутимо отвечала кошка.

— Мы что-то упускаем, — тряхнул головой юноша. — Зачем это Дане? Почему она так сильно старалась край кровью напоить, а сейчас — отступилась?

Кошка поднялась на мягкие лапки, влезла к Святославу на колени и заглянула ему в глаза.

— Отчего ты все какой-то подвох ищешь? Не правильнее ли сейчас поступить по справедливости, а потом уже разбираться, почему она так поступала?

— Ну, как-то неправильно это.

— Не думаешь же ты, что ее дела благими окажутся? Что кому-то она добра желала, насылая мертвую воду или снимая с меня кожу? Или не ее вина в том, что дюжина жен, дочерей и невест ушла под лед?

— Нет, конечно нет, — встрепенулся Свят. — Но как бы мы не позволили ей еще больше зла сотворить.

Повисло тяжелое молчание. Как никогда Святу было нужно, чтоб кто-то оказался рядом, помог советом. Да хоть Влас! Хотя, вспомнив о друге, Святослав тут же отринул эту мысль. Нет, Власу лучше быть сейчас подальше, ему и своих забот хватает. Тогда кто же? Кто-то мудрый, как отец.

«Молчан!» — юноша вскочил и направился к дверям.

— Куда ты? — Милорада спрыгнула с кровати за ним.

— Нужно поговорить с Молчаном. Он точно поможет. Ведьма наверняка и его обдурила. Но Молчан всегда любил Дол, был верен ему и отцу.

— Молча-а-ан… — задумчиво протянула кошка. — Можно попробовать. Что же, давай, я пойду вперед, дорогу разведаю. Если что, Дану отвлеку.

И, стоило двери немного приоткрыться, кошка тут же выскочила за порог и побежала вперед, только белые пятки засверкали. Свят старался за ней поспевать. Слуги уже побросали свои дела, и коридоры с расставленными кое-как сундуками и лавками, выглядели совсем уж заброшенно. Кошка легко перепрыгивала через все преграды, немного неуклюже приземлялась, видимо, еще не привыкшая к новому телу. Вот, она повернула за угол, и оттуда тут же донесся голос «Милорады»:

— Это что еще такое! Ловите ее! Кто-нибудь! Ловите! — спокойный приказной тон перешел на визг за пару мгновений.

— Так это же кошка, госпожа Милорада! — расхохотался Молчан.

— Чтоб духу ее тут не было!

Свят прижался к стене, подгадывая момент, когда бы появиться. Что-то со звоном разбилось, послышалось вопящее мяуканье и крик.

— Да лови же ее! Не шапку кидай, а излови! Да чтоб тебя!

В то же мгновение кошка пронеслась мимо Святослава, а за ней медным вихрем пролетела невеста. И все это под хохот Молчана. Свят перевел дыхание, поправил рубаху и вылез навстречу отцову воеводе.

— Молчан, — окликнул он.

— Княже, а что ж ты не готов?

— Беда, Молчан, — торопливо зашептал княжич. — Не Милорада это, а Дана.

— Как, Дана? Вы ж ее со свету сжить должны были или что там нахитрить еще?

— Не вышло, — махнул рукой юноша. — Эта ведьма нас обманула и Милораду кошкой обратила. Нужно…

— Ведьма? — в одно мгновение глаза Молчана налились кровью, а огромные руки потянулись к Святославу.

Один раз юноша успел уклониться и не дал себя схватить, но Молчан, какой бы грузной фигурой ни был наделен, обладал еще и проворством. Он дернулся в сторону раз, другой, а на третий метнулся в противоположную. Свят попытался уйти от его крепких рук, но споткнулся и повалился на пол. Тут-то воевода его и схватил за ворот, оторвал от земли так, что ткань рубахи впилась в шею, не давая вздохнуть. Свят затрепыхался, как рыбешка, попытался пнуть великана, но тот лишь продолжал поднимать его все выше и выше, не обращая внимания ни на пинки, ни на царапающие его предплечья ногти. Свят, забыв всякую гордость, царапался, как девчонка, и беспомощно клацал зубами. Молчан же, переполненный яростью, все тянул его вверх, а когда потолок, казалось, вот-вот коснется затылка будущего князя, резко отпустил. Святослав рухнул на пол, как мешок потрохов, и весь сжался, когда сапоги воеводы оказались возле его лица. Он был уверен, пинок неизбежен, но высокий женский голос предотвратил расправу.

— Жениха не тронь, — холодно приказала невеста. Свят поднял голову. И как он сразу не догадался? Перед ним стояла Дана: ни молодость лица, ни цвет волос не могли скрыть ее злобной и жестокой сути. За шкирку она держала трепыхающуюся рыжую кошку.

— Отпусти, — потребовал Святослав. Дана улыбнулась, в ее руке блеснуло лезвие ножичка, тонкого, чуть кривого, точно кошачий коготь. Она поднесла сталь к кошке, прямо к мягкому животу. — Не смей!

— Как же ты готов защищать девицу из глуши. Уж не сильнее ли, чем родное княжество?

— Чего ты хочешь? Править желаешь — правь, — пошатываясь, он поднялся на ноги. — Отдай ее, мы уедем, ты никогда о нас не услышишь. Но не мучь ни ее, ни людей.

— Глядите-ка, что за речи, — хохотнула Дана, но кошку не выпустила. — Ничего ты не понимаешь, щенок.

— Я знаю, кто ты, — уверенно заговорил юноша. — Бессмертная княгиня, тебе уж больше сотни лет. Эта земля всегда была при тебе. Я не стану пытаться занять твое место.

— Поживи с мое и поймешь, что одной земли маловато будет. Не для того я пыталась жизнь со смертью переплести, — презрительно поджала губы «Милорада» и снова скосила глаза на кошку. — Так хочешь оставить себе свою шерстяную невесту? Готов и престолом откупиться?

— Да, — кивнул Святослав, невзирая на пронзительный вой кошки. Дана улыбнулась.

— Что же. Будь по-твоему. Но сперва выполни мое условие.

* * *

Солнце вышло в зенит, воздух наполнился пьянящим удушливым жаром. Запахи воспрянувшей после ливней травы и цветов смешались с потом и пролитым пивом. Веселье выходило из берегов, как река в половодье, люди гуляли, словно в попытках забыть дни безмолвного ужаса, когда грядущий день не обещал ничего хорошего. Но теперь под ногами у них была твердая земля, ласковое солнце обещало дать еды и спасти от голодной зимы, а молодой князь уж позаботится о том, чтоб Дол выстоял. Стоило юноше в расшитом камзоле показаться под руку с будущей княгиней, сверкающей самоцветами в волосах, ушах и на пальцах, толпу накрыла новая волна радости. И хоть молодой князь был сдержан и молчалив, это тут же приписали к его достоинствам.

— Смотрите-ка, не ест, не пьет, все думы думает.

— Ну так само ж собой, князь ведь наш ученый. Книжки всякие читает.

— Еще не князь.

— Да с минуты на минуту князем назовут. А как он о нас заботился, пока вода стоячая землю отравляла! Он и тогда уж князем стал.

— Вот как женой молодицу назовет, тогда станет. И как при такой девке о чем-то еще думать.

Языки развязывались и на ближнем к князю краю стола, и на дальнем. Все любовались красавицей-невестой. Гадали, не иностранка ли. Даже Игнат вылез из своего храма и присоединился к общему гулянью, но считал своим святым долгом держать кислую мину и напоминать, что без благословения божественного брак силы иметь не будет.

— Что нашей глуши благословение, отец! — улыбалась ему краснощекая девица по другую сторону стола. — Другие боги у нас попрятались, схоронились от ваших церквей с колоколами. Им дома из камня и дерева ни к чему, свои хоромы у них есть. А в домах пусть люди живут.

— Молчи, неразумная, — шикнула на нее Глафира, сидевшая подле Игната и яростно теребившая кривенький крестик. Игнат поднял руку и пригладил бороду.

— Не лютуй, дочь моя. Каждому воздастся по вере его.

И, выдержав полную достоинства паузу, принялся за куриную ножку.

Свят все сидел, глядя перед собой, но не всматриваясь в лица веселящихся. Ему казалось, стоит ему различить улыбку на знакомом лице, тут же его самого скрутит от омерзения. Скольких еще сумела отравить своим колдовством Дана. Да и стоило ли удивляться, раз под руку с тобой сидит бессмертная княгиня-душегубка, натянувшая на себя кожу молодой девушки? Пользуясь близостью «невесты», княжич решил рассмотреть ее внимательнее. Он и сам не раз свежевал убитых на охоте зверей, видал чучела заморских животных и мог сказать, что работу Дана провела искусную, если не приглядываться. А если смотреть внимательно, было видно, как неестественно опадают щеки, как прорезаются под ними острые скулы. Интересно, а там, под лицом Милорады, будет бледная Дана? Или алая плоть, пронизанная белыми жилами? Святу стало не по себе, к горлу подкатил ком тошноты.

— Что это ты дрожишь, милый мой князь? Никак не можешь супружеского ложа дождаться? — ехидно поинтересовалась невеста.

— Долго еще? — спросил Свят.

— Гляди ты, какой нетерпеливый, — улыбнулась та. — Скоро, милый мой, скоро все решится.

— Что «все»?

— А о том нужно было раньше беспокоиться. Глядишь, и понравилась бы тебе моя задумка. Ты ведь у нас человек ученый, — с издевкой протянула девушка. — Да и к нежити шастать не гнушаешься.

— Если бы ты мертвую воду не пустила…

— Тише ты, — тонкие пальцы крепко сжали его руку под столом. — Или не видать тебе больше кошачьей твоей невесты. Не сведуешь в моих делах — так и не берись корчить из себя умника.

— Сейчас-то тебе что скрывать?

— Ничего. Сам все увидишь, — она сделала еще глоток из чарки. — Но с Водяным вы хорошо сладили. Он и сам должен был проснуться, но так даже лучше. Пусть на земле и на воде знают, кому Дол достанется.

— Зачем же…?

— Горько! — заорали все вокруг. «Милорада» тут же подскочила, дернула Святослава на себя. Юноша поднялся через силу. Бледные холодные руки впились в его пальцы, на подкрашенных алым губах расцвела самодовольная улыбка, больно похожая на оскал. Невеста переложила руки на плечи жениха, удерживая его на месте, и потянулась к нему под возбужденные вопли ликующей толпы.

Свят как мог отпирался, старался отвернуть голову, и тут на него налетел ветер, отвесил хлесткую пощечину, отбросил невесту в сторону. Толпа осела, заохала, люди прижались друг к другу. Это был не жаркий летний ветер, то был буран из самого сердца зимы, звенящий маленькими серебряными снежинками, похожими на тысячи острых игл.

Ясное небо затянули тучи, ветер все усиливался, и в его завываниях родился новый звук — надрывное карканье. К нему прибавилось хлопанье крыльев. Толпа обернулась в сторону источника шума, и тут же из-за леса черным облаком вылетела стая воронов. Она взвилась над кронами, коснулась облаков, а затем принялась кружить прямо над гуляньем.

— Недобрый знак, — зазвучало со всех сторон, и даже презиравший все местные верования Игнат начал креститься, а следом за ним и его паства принялась бормотать молитвы.

Бабы похватали детей и прижали к себе, самые мелкие полезли под столы, а мужики мигом протрезвели, когда их окатило новой волной пронзительного холода. Только в одних глазах не было страха, в тех, что сияли колдовской зеленцой, как два изумруда.

Только эти глаза увидали, как появился среди празднующих незваный гость — высокий мужчина, сухой, как древнее дерево, уже забывшее плеск подземной воды под корнями. С ног до головы укутанный в черные меха и парчу, он шел вперед, и глаза его, непроглядно черные, застыли на Милораде. Невеста поднялась, отряхнула подол. Поклонилась, вмиг обернувшись самой кротостью.

— Помнишь меня, Милорада? — он провел бледной рукой с узловатыми пальцами рядом с ее лицом. Девушка нежно улыбнулась.

— Как же своего жениха-то не узнать истинного, — и показала ему ладонь с россыпью родинок, похожих на кольцо. Тонкие губы мужчины разошлись в довольной улыбке.

— Значит, предупредила тебя Яга.

— Я сама догадалась. Пойдем же, пока другой меня своей женой не сделал, — и сама вложила руку в его костистую ладонь, напоминающую унизанный драгоценными кольцами капкан.

Народ вокруг причитал и молился, кто-то упал на колени, неверующие кое-как крестились, пока Игнат завывал молитвы.

— Пойдем, ненаглядный мой Кощей, так долго я тебя ждала, — проворковала «Милорада». От этого улыбка Кощея стала только шире.

— Не трогай ее! — голос Святослава прорезал гомон. Все притихли. Кажется, даже трава приникла к земле, лишь бы не оказаться между юнцом и древней силой, которой только дурак решится противостоять. Из ножен выскользнул отцовский кинжал, Святослав выставил вперед, и всякая веселость исчезла с лица Кощея.

— Это еще кто? — поинтересовался он.

— Я князь этих земель. А это, — Свят указал было на Дану в обличии Милорады, но Кощей махнул рукой.

— Князь, значит? Ну так и правь себе, князь! Вот мой подарок тебе на мою свадьбу, вечное правление!

И стукнул, что было мощи, черным резным посохом по земле. Под травой прокатилась дрожь. Люди повскакивали на ноги, побежали кто куда, но земля уходила у них из-под ног, и все валились вповалку, да так и замирали. С лиц их пропадал румянец, а затем и всякий цвет выходил из них, оставляя только серость камня. Вот и последний крик замер, и остался один только Святослав. Парализованный обрушившимся на него холодом, он глядел на воронов, паривших среди окаменевших людей. Птицы ураганом слетались к Кощею, который прижимал к себе украденную невесту, но взгляд его черных глаз прикипел к юноше. Губы нетерпеливо поджимались: «Ну же!»

Но ничего не происходило. В черных глазах мелькнуло удивление, и оно придало Святославу сил. Юноша поднялся на ноги и бросился к Кощею. Шаг, другой, но вороновы крылья были быстрее. Они окружили своего хозяина, завертелись вокруг черной бурей, а в следующий миг никого из них не осталось.

— Святослав! — от терема к нему бежала рыжая кошка.

Юноша повернулся в ее сторону и рухнул на колени. Все тело била дрожь. Он и не почувствовал, как кошка вспрыгнула ему на плечи и принялась тереться мордочкой о лицо. Не заметил он, как к нему приблизилась еще одна тень.

— Что у вас тут происходит? — недоуменно спросил Влас. — Я что, свадьбу пропустил?

Глава 17

— В смысле ты кощеева невеста? Я тебя сейчас за хвост как раскручу, кошка драная! — рычал Влас, вот-вот готовый кинуться. Милорада вскочила на плечи Святослава и грозно зашипела, но жених ухватил ее за шкирку и поднял, оставляя болтать лапами и хвостом.

— Это единственно, что вас беспокоит? А то, что с меня кожу сняли? — пискнула она, когда Свят скинул ее на стол, где еще оставались угощения.

— Может, и не зря сняли, — буркнул Влас, обводя взглядом окаменевших жителей Дола. — Может, сразу надо было с тебя все твои шкуры спустить.

— Я сейчас с тебя спущу!

— Замолчите, — приказал Святослав и, сев на лавку, устало потер переносицу. — И без вас тут тошно.

— А что, надо было, чтобы и нас тоже в камень заковало? — вскинулась Милорада.

— Может, и надо бы, да мы не люди, — хмыкнул Влас и тут же побледнел. — Отец!

Он ломанулся было в сторону леса, но встал, как вкопанный, балансируя между сладким неведеньем с надеждой и жгучим страхом прийти в родной дом и увидеть Микулу окаменевшим, в окружении скотины.

— Правильно думаешь, — съехидничала Милорада, но как-то неохотно. Над таким не потешаются, даже она это знала. Влас обернулся и злобно зыркнул на нее потемневшими глазами.

— Это все из-за тебя, кошка драная. Не увязалась бы снами…

— Так и топли бы в мертвой воде, — ощерилась она в ответ.

Они продолжили переругиваться, а Святослав все сидел, всматриваясь в перекошенные ужасом лица. Под палящим солнцем он чувствовал, как плавится его позвоночник, кожа. Глаза заволокло пленкой, и хотелось только одного, лишь бы они вытекли, лишь бы не приходилось ему и дальше смотреть на эту катастрофу. Стоило им избежать одной напасти, как тут же нагрянула другая.

«Не зря я столько лет жизнь со смертью женила», — в голове всплыли слова Даны. Свят встрепенулся, будто обжегся. Выпрямился, снова уставился на Милораду. Та выгнула рыжую спину и, вскочив на окаменевшего Молчана, грозно гудела на Власа.

— Она знала, кто ты, — проговорил Свят. Спорщики тут же обернулись к нему. Свят откашлялся. — Она знала, что ты его невеста.

— Женись ты на мне скорее, ничего бы не было, — вздыбилась Милорада.

— И это она тоже знала, — предположил Святослав. — Но зачем…?

— Да важно ли это, — мотнула ушастой головой несостоявшаяся невеста. — Думать нужно, как проклятье снять, да кожу мою вернуть.

— Все-то у тебя просто, — съехидничал Влас.

— Ну так и оставайся на проклятой земле. А я пойду! — махнула хвостом кошка.

— Куда еще?

— К бабушке! Она-то знает, что делать.

— А извиниться ты не хочешь? — выпятил грудь Влас.

— За что еще?

— За это, — он обвел рукой закаменевший Дол. Потом указал на Святослава. — Перед ним извинись. Он по твоей вине княжества лишился.

Милорада неохотно села и принялась умываться, недовольно урча, точно мирясь со своей гордостью. Наконец, выдала.

— Мне жаль, но тут все, до последней крошки, дело рук Даны. Это она, змеюка коварная…

— Почему ты не сказала? — спросил Святослав, заглядывая в раскосые глаза с вертикальным зрачком-щелкой. Кошка подобрала лапы.

— Думала, что обойдется, — если бы могла, еще б и плечом повела, как всякая обиженная девица, которую прижучить пытаются. Влас в сердцах плюнул себе под ноги. — Мог бы и поблагодарить, если бы не моя помощь, и тебя б камнем обратили. А от тебя вон, отскочило, как от стенки. Теперь можешь отправиться своих спасать. Давай, волчок, отвези нас к бабушке.

— С чего это ты взяла, что я куда-то повезу твою блохастую шкуру?

— Еще одно слово, и твоя шкура станет плешивой!

— Надо же, зубы показала. Свят, а давай ее тут оставим? Поглядим, как она будет тухлых мышей жрать и рыбьими потрохами лакомиться. От нее все равно беды одни.

На долю секунды Свят готов был согласиться. Если еще хотя бы день назад в нем, как в напоенном дождем саду, расцветали какие-то чувства, то теперь все их сдуло пронзительным кощеевым ветром. Осталась только звенящая пустота, такая привычная после смерти батюшки. Он даже с жалостью посматривал на Власа и Милораду, из которых ярость хлестала, как ключевая вода. Жалел их и немного завидовал. Образовавшуюся на душе пустоту тут же заполнили мысли, как бусины, выскользнувшие из дрогнувших рук мастерицы, они раскатились во все стороны, забились в углы, и никак не получалось собрать их в изначальный узор. Зачем Дана, проклятая Кощеем, сама призывала смерть на их земли? Зачем зазывала то мертвую воду, то самого хозяина царства, откуда не возвращаются? Зачем вырядилась в кожу его невесты? Зачем? В конце концов, почему желала женой его — Святослава — сделаться? Он чувствовал, что достаточно ответить на один вопрос, и следом вытянутся, как ниточки из клубка, ответы на остальные. Но ему все не удавалось ухватиться за правильную мысль. Одно было ясно — оставлять все как есть нельзя.

Свят поднялся, встряхнулся и, заложив руки за спину, зашагал из стороны в сторону, точь-в-точь покойный батюшка. Две пары глаз внимательно следили за ним.

— Ну что? — спросил Влас, перетаптываясь с ноги на ногу. Гнев его отступил, и теперь юноша недовольно ждал, когда будет принято решение.

— Нужно пойти. Не знаю, кто кроме Яги помочь может, — сказал юноша.

— Права была моя матушка, раз с нечистью спутаешься — навсегда тебя к себе привяжет.

— Это от того, — едко заметила Милорада, — что раз познав силу колдовства, люди уже не могут дела своими хилыми ручками решать.

— И давно ты такая языкастая стала? — недовольно нахмурился Влас.

— А я что? Мне колдовства для людей не жалко. Вот только теперь у меня лапки, — склонила голову она набок и задорно сверкнула глазами.

— Значит так, — встрял Святослав. — Наберем припасов, гостинцев для хозяюшки, и отправимся.

— Не лучше ли с утра? — поежился Влас.

— Закат дорожку срезать поможет, — со знанием дела заявила Милорада и затрусила в сторону терема.

* * *

Обернутая кошкой девица действительно смогла указать им короткую дорогу. Там, где на лодке с Ягой они плыли всю ночь, по тайным тропинкам прошли за пару часов. У Милорады было одно лишь условие — идти за ней и по сторонам головами не вертеть. Не очень-то и хотелось. Это в первый раз Святослав еще шугался каждого шороха и стука, а теперь, зная, на что способна обжившая лес древняя сила, лишний раз на рожон желания лезть не было. Они с Власом, груженые мешками, молча шли по узкой тропе, неторопливо, будто выбрались на прогулку. Лес легко сомкнулся за их спинами, и так зудело желание оглянуться, бросить последний взгляд на знакомые крыши, но Свят держался. Цеплялся взглядом за опавшую порыжевшую хвою, глядел на вилявший туда-сюда пушистый рыжий хвост, точь-в-точь у белки. Он все пытался разобрать, был ли он действительно виноват в случившемся? Может, действительно стоило сдержать обещание и жениться на Милораде как можно скорее? Но ведь и он не гулял себе, наслаждаясь последними минутами холостяцкой доли. И подумать о том не мог, другие заботы были. И кто тогда виноват?

Солнце в последний раз оглядело лес своим красным воспаленным оком и закатилось за горизонт, таща за собой перину тумана.

— Далеко еще? — поежился Влас.

— Далеко, если будешь спрашивать, — хмыкнула Милорада, но шагу не прибавила. Лишь сказала. — Придем вовремя, не раньше и не позже. В час, когда заплутавших путников не гонят, а уж тех, кто с просьбой пришел, на пороге не оставляют. У лесного народа правила строгие.

Тени вытянулись, слились со сгущающимися сумерками, и из их перплетения вдруг вылетели искры. Они вспыхнули, как открывшиеся в темноте кошачьи глаза, и мелькали повсюду. Сперва их можно было принять за светляков, да только жуки эти летают возле болот и топких берегов, но никак не посреди глухого леса.

— Далеко еще? — поежился Влас.

— Что, волчок, хвост поджался? — съехидничала Милорада.

— Просто ответь ему, — вступился Святослав. С кошки тут же сбилась вся спесь.

— Пришли. Вон и избушка скоро покажется.

И правда, вскоре среди деревьев мелькнул конек крыши. Огоньков вокруг стало больше, они висели в воздухе через каждые несколько шагов, и только подойдя ближе путники смогли рассмотреть — то были не просто огни, а черепа. Человеческие, собачьи, волчьи, была даже пара беличьих. Они были насажены на ветки деревьев, а пустые глазницы светились и переливались отблесками белого, красного и оранжевого, как будто в каждой черепушке был разведен костерок. Проверять, так ли оно было, никто — понятное дело — не стал.

Узкая петляющая тропа провела их мимо десятка таких черепов, а затем вывела на поляну, где стояла одинокая изба. Она никак не напоминала белое и чистое жилище Милорады в Алой Топи. Обиталище Яги словно выросло из земли по собственной воле — стены покрывал толстый слой мха, на крыши росли грибы и мелкие деревца.

Стоило им ступить на поляну, как дверь с хлопком распахнулась, и на пороге появилась хозяйка. Косматая, одетая в простую рубаху с юбкой и кое-как подпоясанная, так и не поймешь, спала ли Яга или, наоборот, ее отвлекли от работы в поте лица.

Все трое остановились как вкопанные под ее тяжелым взглядом. Святослав тут же, по новой привычке, низко поклонился и дернул Власа за руку, чтоб тот сделал то же самое.

— Явились, значит, — скрестила руки на груди Яга.

— Бабушка, — кошка тут же затрусила к ней и готова была уже вскочить на плечи, но Яга оказалась проворнее, схватила заколдованную внучку за шкирку и крепко встряхнула.

— Что, лярва малолетняя, решила, что умнее всех? Довольна, умница-красавица?

— Бабушка, не надо, — заверещала Милорада, и Свят, пусть даже не видел в потемках лица Власа, знал, что тот улыбается во весь рот, даже не смущаясь.

— Чего тебе не надо? Мало я тебя за космы-то таскала, сиротинушка несчастная, — ворчала Яга, но уже не так зло. — А теперь что делать прикажешь? Наворотила дел, весь лес уже знает и сплетни разносит.

— Я же как лучше хотела!

— Решила, что самая умная, вот и получай по уму, — Яга еще раз тряхнула нерадивую внучку и опустила ее на землю. Та тут же принялась изворачиваться, пытаясь языком пригладить взъерошенную шерсть.

Только юношам показалось, что гнев лесной хозяйки утих, они попробовали шагнуть в ее сторону. Зоркие глаза тут же нашли Святослава.

— А ты, горе-жених? Доволен? Предупреждали же тебя, говорили.

— Про Кощея разговора не было.

— А так ты ж не спрашивал! — всплеснула руками Яга. Святослав нахмурился.

— Бабушка Яга…

— Какая я тебе бабушка⁈

— Ты всем бабушка. Не сердись на меня за то, что я неверно понял твои подсказки. Ты ведь и сама хотела спасти внучку от участи кощеевой жены. Правда? Потому и отпустила, — заговорил он спокойно. Лицо Яги ожесточилось, но ярость уже испарилась. Осталась только боль и обида.

— Хотела. Понадеялась на вас-дураков. А теперь что?

— Ну, Милорада здесь, с тобой. Правда, в кошачьей шкуре, но главное ведь удалось спасти.

— Удалось, — кивнула Яга, скрестив руки на груди. — Но ежели б ты хотел все как есть оставить, не пришел бы.

— Все верно, бабушка, — еще один поклон, еще один шаг в сторону лесной хозяйки. — А потому мне и нужна твоя помощь. Научи, как заклятье Кощея снять, а Милораде ее облик вернуть.

Яга покачала головой. Подняла глаза на Власа.

— А тебе, волчонок, тоже что-то нужно?

— Да я бы домой отправился, но без отца мне смысла нет там быть. Так что я хочу князю своему помочь.

— Ну, дело серьезное, — почесала подбородок Яга. — О таком на пороге не разговаривают. Бегом в дом. Только воды сначала наносите, а то старой женщине не с руки ведра таскать, чтоб еще два рта прокормить.

И с прямой спиной, так редко свойственной старым женщинам, Яга вошла в избу.

Милорада показала дорогу к колодцу. Ведра оказались совсем небольшими, но стоило им наполниться водой показалось, будто их под завязку набили камнями. Свят и Влас пыжились, раздували щеки, с трудом передвигали ноги. Милорада вилась между ними, то и дело поднимая голову, но заговорить не решалась. Один раз она все же попыталась их приободрить, за что без особой ласки была послана к Лешему. Теперь она дулась, но шепоток для облегчения ноши держала при себе. А юноши кое-как все-таки дотащили ведра Яге.

Изба лесной хозяйки и изнутри ни разу не напомнила теремок Милорады. За поросшими мхом стенами скрывалась одна лишь комнатка с большим столом, занимавшим почти все место, и печью. От пола до потолка все было заполнено горшками и котелками, связками сушеных трав. Яга легко перемещалась среди беспорядка, не тревожа свои богатства. Влас огляделся и присвистнул.

— Тесновато у тебя, хозяйка.

— Чем меньше дом — тем меньше гостей в нем, — ухмыльнулась Яга. — А вы все равно валом валите. Уже не знаю даже, может, в другую чащу от вас спрятаться, а то ходят всякие дураки, помощи просят.

— Мы принесли воду, — Святослав опустил свое ведро возле печи. С лица молодого князя градом катился пот.

Милорада тут же вскочила на лавку и, подобрав лапы под себя, скрутилась в шарик и принялась внимательно наблюдать за происходящим. Яга бросила на нее быстрый взгляд и ухмыльнулась.

— А тебе и так хорошо, внученька. Может, так и останешься?

— Не надо, бабушка.

— Понятное дело, как с женихом тогда миловаться, — проскрипела старуха и зашлась кашляющим смехом.

Кошка уткнула недовольный взгляд себе в лапы, а Яга тем временем принялась за приготовление нехитрого ужина. Закинула в котелок репу, присыпала кашей, залила водой, добавила сушеных трав и все поставила в печь. Стоило ей закрыть заслонку, внутри тут же занялось пламя.

— Я смотрю, колдовством вас уже не пронять, — пробубнила себе под нос хозяйка. Свят и Влас синхронно кивнули. — Это хорошо. Не выдадите себя.

— Где не выдадим? — спросил Святослав. Кошка навострила уши.

— Понятное дело, где! В царстве кощеевом! — всплеснула руками Яга и пару мгновений наслаждалась перекосившимися от удивления лицами молодых людей. — А как вы хотели? Кощеево проклятье может снять только Кощей. Да и кожу Милорадке-то вернуть надо, а то она с кошачьей кожей срастется.

— Срастусь? — навострила уши кошка. — Как это?

— Вот так, милочка. Если из кожи кошачьей не выберешься, позабудешь, как говорить, и не будет тебе большей радости, чем вылизаться, а потом рыжими колтунами харкать. Нравится?

— Нет, не хочу, — замотала головой Милорада и вскочила на стол. — Бабушка, миленькая, а что же делать?

— Пока месяц не сменится, волноваться не о чем, — успокоила Яга. — Путь до Кощеева царства не близкий, но на волчьей спине доберетесь меньше, чем за день.

— Так ведь я дороги не знаю, — возмутился Влас.

— А в чем труд найти того, кто знает? Всякий мертвец дорогу к Кощею чует, да без помощи волка путь не преодолеет. Есть такой на примете? — сверкнула глазами Яга.

— Есть, — едва пошевелил губами Святослав. — А дальше что нам делать? Если мы доберемся до Кощея?

— Ну, слушайте.

* * *

— Не хочу! Что это вообще такое? Да это разве подарки! Хлам! Мусор!

Золотые кубки со свистом рассекали воздух и летели в облицованную черным мрамором стену. Черные глаза Кощея вылезали из глубоких глазниц и, если бы не нависшие брови, так бы и оказались на полу среди разбросанных самородков и алмазов.

Невеста, наряженная в расшитую золотом парчу, бесновалась уже который час. Не радовали ее ни золотые блюда, нагруженные всеми Кощеевыми богатствами, не впечатляли и блюда заморские, а целый сундук дорогих нарядов она и вовсе в окно выбросила, даже панталоны, какие носят в странах заморских. Кощей смотрел на это буйство и поражался, откуда у его невесты, выросшей в глухомани, такие высокие требования. Яга, вроде, обещалась вырастить достойную жену взамен на то, чтобы он в ее лесах не лиходействовал. Да, немало воды с тех пор утекло, но ничего. В любом договоре можно найти лазейку.

— Милорадушка, невестушка моя, — он сплел костлявые пальцы и осторожно шагнул к девушке. — Что так тебя огорчило? Как же так, что не нравится тебе твое приданое?

— Да разве это приданое! — надула губы девица. — С таким приданым даже доярка замуж не пойдет. Эх, хорош жених!

— Но тут же и золото, и серебро… — стучал зубами жених, вмиг ссутулившийся.

— «Золото и серебро», — передразнила невеста. — А что мне с того! Зачем оно мне нужно? Тут и так одни камни кругом, какая разница, блестят они или нет?

— Что же ты хочешь, любимая моя? Чем мне порадовать твое милое сердечко?

Милорада подняла заинтересованный взгляд на Кощея. В глазах мелькнули зеленоватые искорки.

— Сад хочу. С цветами алыми, как рассвет.

— Какой сад? — Кощей аж воздухом поперхнулся. — Здесь отродясь садов не было, душа моя. Здесь и солнца-то не бывает, а земля — сплошь снег да камень.

— Ты что же, не хочешь, чтоб я тебе женой становилась? Так и знала, решил воспользоваться наивностью девичьей, — и зашлась громкими рыданиями. Кощей тут же всполошился.

— Будет тебе сад, Милорада. Будет все, что ты попросишь, невестушка моя прекрасная.

Слезы тут же высохли. Милорада улыбнулась.

— Тогда хочу его увидать не позже, чем через три дня.

Кощей поник и покинул покои молодой невесты. Собравшиеся за дверью слуги тут же кинулись врассыпную. При виде их горящих любопытством глаз хозяин черного дворца приосанился, расправил впалую грудь, набрал побольше воздуха и, что было мочи, гаркнул.

— Чего расселись, бездельники! А ну быстро полоть, копать, чтоб был у госпожи Милорады сад через три дня! И найдите эти… саженцы!

Слуги тут же склонили головы и бросились врассыпную. Все, кроме одной девицы, одетой в черный мужской кафтан. Черные ее, как смоль, волосы свободно ниспадали на плечи, а зеленые глаза горели осуждением.

— Веревки она из тебя вьет, батюшка. Зачем тебе такая невеста?

— Не учи меня, Ольга, — хмыкнул Кощей. — Ничего ты в любви не понимаешь. Иди вон, лучше, в колдовстве поупражняйся. Или поищи, как живые цветы тут вырастить.

Девица поджала губы и, сдержанно кивнув, отправилась прочь, а Кощей раздраженно сжал кулаки и направился в свою башенку.

* * *

— Одного я понять не могу, — задумчиво проговорил Святослав. Милорада и Влас, разморенные сытным ужином, уже дремали на лавке, и только они с Ягой все сидели без сна.

— Лишь одного, княжич? — хитро блеснула глазами лесная хозяйка.

— Дана ведь знала о доле кощеевой невесты. Зачем же она…?

— А ты подумай. Он ее на вечную жизнь обрек, наказал за то, в чем она считала себя правой. Она долгие годы до него добраться пыталась.

— Затем и жизнь со смертью женила?

— Верно соображаешь, Святослав, именно затем. А тут выяснилось, что у нее под боком та, за кем Кощей и сам непременно бы явился, — Яга сдавленно усмехнулась. — Сдается мне, что теперь и сам Кощей в большой опасности.

— Что же она, убьет его?

— Ну, не так сразу. Сперва помучает.

— И что будет, если это случится? — насторожился юноша.

— О, — закатила глаза Яга. — Кощей — сама смерть. Не станет его — начнется неразбериха. Что есть жизнь без смерти?

— Не знаю.

— Конечно, не знаешь. На человеческую долю немало смертей выпадает, вы смертями свою жизнь и меряете. Вот, матушка умерла, вот — отец, вот — жена в родах. А там и собственная смерть не за горами. Главное, между этими смертями всласть нажиться.

— Но это же значит, что никто и не умрет. Это же хорошо.

— А жить тогда как? — спросила Яга. — Жизнь смертью кормится и наоборот. Зола с погребальных костров землю питает. А если нечего ей есть будет, что тогда? Ни жизни, ни смерти, ничего не останется.

Свят с мольбой посмотрел на старуху.

— Помоги нам. Отправляйся с нами к Кощею, ты ведь знаешь, как с ним сладить.

Старуха покачала головой.

— Не могу. Каждый из нас своим делом занят и мешать другому не смеет. Ну, своими руками, — ехидно улыбнулась она. — А пока спи, князь. Твое дело маленькое — уму-разуму понабраться, да как можно скорее.

— Так я…

— Много я разумников видела, они либо великими становятся, но в чаще всего — круглые дураки. Нехорошо будет, если тебя запомнят, как Святослава Дурака.

Глава 18

— А как дела у Доли и Недоли? — спросил Святослав, отрываясь от пряной каши, которой потчивала их Яга поутру. Хозяйка отвлеклась от рассматривания рисунка жилок на рябиновых листьях, выложенных на столе перед ней.

Она подняла на Свята вопросительный взгляд, и на долю секунды юноша стушевался, как будто весь его голос в пятки ушел.

— Мы же… освободили их. Верно? Веретенца вернули.

— Вернули, — сухо кивнула Яга. — Девицы вернулись в свой терем. Пряжи там набилось выше крыши, они ее распутывают. Дана как знала, держала их, пока нити судьбы в колтун не собьются.

— Чтоб даже самое невозможное стало возможным, — закончила за нее Милорада. Пользуясь своим кошачьим обличием или же идя на поводу у него, невеста всюду совала свой любопытный нос, а стоило ей оказаться замеченной — с отсутствующим видом обнимала себя хвостом.

— Верно. Хитра Дана, долгая жизнь научила ее думать наперед, — с укором проговорила Яга. — Надеюсь, освободив сестриц, ты попросил у них что-то толковое.

— Ничего не попросил, — признался юноша.

— Силы лесные, за что мне все это? — устало потерла глаза Яга.

— А что?

— А то, — передразнила лесная хозяйка. — Народ наш не любит в долгу ходить. И коли ты их от этого долга не освободить, они из кожи вон вылезут, лишь бы тебя принудить попросить об услуге.

— Да мне же не надо ничего, — отпирался Свят, но Яга только глядела на него с укоризной.

Вступилась Милорада. Она выгнула дугой спинку, а затем, осторожно переставляя лапки, потерлась о бабушку шершавым носом. На секунду Яга нахмурилась, но тут же ее лицо подобрело.

— А ты его не выгораживай, — беззлобно проговорила она.

— Бабушка, ну не сердись. Ты же сама говорила, что всякое решение, даже злое, все равно приведет к добру. Кто знает, может, Святославу в кощеевом царстве и пригодится присмотр от сестриц?

— Ой, лучше б не пригождался, — помотала головой Яга и сгребла листики в кучу. — Слушай меня внимательно, княжич. И ты, волчонок. Научу вас, как к Кощею короткой дорожкой пройти. Но сперва вам придется восвояси вернуться. Из Дола путь будет ближе всего.

* * *

Прощаться с ними Яга отказалась. Махнула рукой, мол, ещё вернетесь, и захлопнула за собой дверь, стоило только гостям на шаг отойти от ее порога. В дорогу дала только небольшой отрез ткани, серебряную иглу и нитку бус. Кивнула на Милораду, сказала, что разберется, а если сама не сдюжит, найдет того, кто узнает.

— И запомните, не ешьте и не пейте ничего в кощеевом царстве, иначе обратную дорогу забудете, — такими были ее последние слова перед хлопком двери, а затем повисла тяжелая тишина.

Все трое остались стоять в тяжелом молчании. Каждый получил наставление от Яги, шепотом, на ухо, и каждый знал, что делиться им не стоит с остальными. Даже если хотелось, слова сами собой застревали в горле и не смели сорваться с языка. Особенно это мучило Милораду, которая до последнего надеялась услышать хоть одно доброе слово от своей наставницы, а в итоге удостоилась лишь скупого: «До последнего из кошачьей шкуры не вылезай, может, чему полезному научишься». А ей вовсе не хотелось отправляться за тридевять земель под боком у любимого в маленьком покрытом шерстью теле. Она скучала по своему отражению, по тонким запястьям с зеленоватыми венами, проступающими под кожей, по нежной коже, отзывавшейся на каждое прикосновение любимых рук. Сейчас же Святослав мог чесать ее за ухом, как обычную дворовую кошку, а она только и могла, что мурлыкать, да держать в себе копившуюся в груди тоску. Ей всего-то и нужно было — прижаться кожа к коже, уснуть, вдыхая запах знакомого тела. Так тосковала она по этому, но примешивалось к тоске и новое чувство, впервые всколыхнувшееся в душе, когда они глядели в подаренную Водяным водицу. Ярость. Ненависть. Почти так же сильно, как она желала Святослава, Милорада хотела собственными когтями снять с Даны свою кожу. Отомстить и за матушку, что себя в Алой топи потеряла, и за себя, сиротой оставшейся. О, сколько способов расправы промелькнули в ее голове, пока она неслась по коридорам княжеского терема. И все они рассыпались прахом, стоило Дане завязать узелок на тонком медном волоске, что она держала в своих бледных пальцах.

— Нахохлилась, как филин, — насмешливый голос Власа вырвал ее из размышлений. Милорада и сама не заметила, как распушилась рыжая шубка.

— А ты чего веселишься, как щенок?

— Ну, не меня ведь пустоголовой балбесиной называли, — осклабился тот и подался вперед, будто собирался кувыркнуться, и тут же легко приземлился на четыре лапы. Милорада даже немного удивилась тому, как просто Власу далось.

«Само собой, родная шкура не жмет и не натирает», — хмыкнула она про себя.

— Нужно забрать скатерть, — заговорил Святослав. — И прихватить из дома кое-каких вещей на подарки.

— Только главное до заката успеть, — хмыкнул волк, подставляя спину. — Держи крепче свою хвостатую невесту.

Милорада хотела было шикнуть, но Свят уже закинул ее себе под рубаху и аккуратно прижал к животу. Началась тряска. Волк плавно переходил с рыси на ровный бег, словно приноравливался к тому, чтобы не бежать, как охотничья собака, а нестись пущенной стрелой, как настоящий кощеев посланник. Она слышала, как Яга в ночи, когда все спали, делилась с юнцом историями о волках. О том, как они души мертвецов через реку и лес перевозили туда, где в ледяных чертогах они находили успокоение и очищение.

— Помни, мальчик, то, что в крови твоей, сильнее всяких слов. Слушай себя. Верь себе. И думай уже башкой, а не трясущимися поджилками! — наставляла она. И как Влас после такого мог ходить веселым?

А Влас и не думал веселиться. Просто позволял ветру и лесу греметь в ушах. Прислушался к чувству, которое поднималось в узкой волчьей груди. Больше всего оно напоминало ощущение правильности, какое бывает, когда делаешь что-то, что знаешь настолько хорошо, что и задумываться не надо.

Солнце едва успело пройти середину неба, а они уже оказались в Доле, прямо посреди окаменевшей свадьбы. Некоторые изваяния изрядно обгадили птицы, но куда больше пернатых привлек праздничный стол. Вороны и синицы, кукушки и дрозды, ни капли не чураясь соседства, расхаживали среди угощений, подъедая то из одного блюда, то из другого.

Свят спустился на землю с волчьей спины и, стараясь не глядеть в окаменевшие безжизненные глаза, принялся разгонять птиц. Милорада выскочила из ворота его рубахи. Стоило кошачьим глазам увидать пернатых гостей, под шкурой взыграли ощущения, прежде незнакомые. Жажда такой силы, будто вся ее жизнь зависела от того, чтобы впиться как можно скорее в покрытый перьями бок, располосовать мягкую грудку, пока когти не достанут до трепещущего сердца. Не успев ничего и подумать, кошка вскочила на стол и, низко припадая, на полусогнутых лапах, бросилась на птиц. Те сразу завидели хищницу и бросились кто куда, оглушительно хлопая крыльями и огалтело вопя.

Святослав несколько раз попытался окликнуть невесту, но его голос пролетал мимо прижатых к голове ушей. Юноша быстро сдался и побрел к столу, ища среди завалов кусок сала, о котором говорил призрак.

— Что-то ты совсем невесел, — склонил голову набок Влас, не торопившийся оборачиваться обратно человеком.

— А чего мне веселиться? — нахмурился Святослав, с трудом сдерживая отвращение. Под палящим солнцем еда успела изрядно попортиться, и стоило птицам отвлечься, пищу тут же облепили мухи. Вот уж славный пир вышел, ничего не скажешь!

— Ну как, Яга же сказала, как нам княжество выручить. Все сделаем и вернемся, как ни в чем не бывало. Ты княжить будешь, на Милораде женишься, — Свят готов был поклясться, будь Влас сейчас в человечьем обличии, он бы пожал плечами, как ни в чем не бывало.

— Ну да, ясное дело, — буркнул юноша и стиснул челюсти. Негоже ему, как девке, ныть и сетовать, что каждая его попытка поправить дела в княжестве и сделать хоть что-то хорошее оборачивается новыми несчастьями. А что будет, когда они с Кощеем разберутся? Какая новая напасть будет их ждать?

Свят столько времени посвятил книгам, чтобы знать, как мудрые мужи заморские справлялись с голодом и усмиряли смуты, боролись с хворями, пожиравшими целые города, как саранча. Но ни в одной книге ни слова не было сказано про нечисть, что заявляется к тебе на порог и чинит свои собственные порядки.

— Ты слишком много о дурном думаешь, вот оно к тебе и липнет, — со знанием дела сказал Влас. Свят злобно зыркнул на него, но ничего не сказал. Рука наконец нашарила в куче объедков подтаявший, но вполне целый кусок сала. Свят облегченно вздохнул и, завернув еду в отданную Ягой тряпицу, бросил ее в котомку за спиной.

Оставалось только забрать вещи из терема.

Совсем опустевший, родной дом выглядел незнакомым, чужим. Так некстати затеянная Даной перестановка и вовсе стерла привычные черты. Святослав озирался по сторонам, точно вор-неумеха, влезший в чужие хоромы, пока хозяева отлучились по делам.

Милорада, уставшая к тому времени гонять птиц, поравнялась с женихом на пороге и с важным видом проговорила.

— Надо отыскать все, что поможет нам не пропасть в кощеевом царстве.

— Например? — обреченно вздохнул Святослав. Как бы ни был бодр и весел Влас, его собственное сердце ныло от дурного предчувствия и обвившегося вокруг груди отчаяния. Не идти было нельзя.

— Шубы. Или тулуп хотя бы. Там холодно, что даже мертвецы мерзнут, — объяснила Милорада.

Свят кивнул и направился вглубь комнат. Милорада потрусила за ним. Хотелось как-то утешить жениха, отвлечь. Хоть подставить мягкий живот, чтоб тот его наглаживал, понемногу отрешаясь от тревог. И вновь стянула ее душу тоска по нежному женскому телу.

— Вот увидаю Дану, сама с нее шкуру спущу, этими когтями, — гордо пообещала она.

Свят скосил на нее глаза, во взгляде читалась усталость и что-то еще. Что-то, что так больно ранило девушку в глазах Яги этой же ночью. Разочарование.

— Хватит тебе на рожон лезть, — только и сказал Свят.

— То есть как это? Она мою кожу себе на лицо натянула. А знаешь, как она ее с меня снимала? — мявкнула невеста. Свят вскинул брови изо всех сил изображая сочувствие, но невесту ему провести не удалось. — Да что с тобой такое? Как мы Топь покинули, ты совсем стал чужой. Никак, остуду на тебя напустили?

— Все со мной в порядке.

— Как бы не так, любимый мой, — возразила Милорада. Жаль, что кошачьи глаза плакать не умеют, так бы и покатились по пушистым щекам хрустальные градины. — Глядишь будто сквозь меня, а как увидишь, так в глазах стоит такое… что лучше б меня и вовсе не было.

— Милорада, — попросил было Святослав, но и сам не знал, о чем была бы его просьба.

— Но ничего, любимый мой, — тут же потерлась о его ногу кошка, заглянула в глаза. — Знаю я, что тебе не просто. И все снесу, любовь ведь побеждает. И моя кручину твою победит. Вот как вернемся, так и заживем.

— Хорошо, — кивнул Святослав. Очень ему нравилось это «потом», и никому бы юноша не признался в слабой надежде о том, что это самое «потом» никогда не наступит.

Пошатавшись по опустевшим хоромам, они нашли все необходимое, сложили вещи в котомку. Единственное, медвежья шуба никак не хотела влезать в мешок, и Святославу пришлось тащить ее на плечах. От разлившейся в воздухе жари по лицу катился пот, и шуба казалась вовсе неподъемной, от нее веяло звериным жаром. Святослав все пытался представить, каково Милораде и Власу, заточенных в звериных телах, но от одной только мысли ему становилось невыносимо душно, хоть в обморок падай.

Солнце снова описало круг к горизонту и, напоровшись на верхушки сосен, разлилось по небу кровавым закатом, таким ярким, что рябило глаза. От реки потянуло долгожданной прохладой. Ветер своим дыханием собрал бисеринки пота с последнего живого лица в округе. А Влас тут же поднял голову и шумно втянул носом воздух.

— Чуешь что? — спросила Милорада.

— Что ты тухлятиной полакомилась, — съехидничал Влас и сипло рассмеялся на кошачье шипение. — Мертвец наш.

Произнести имя вслух он так и не решился. Много чего случилось за эти дни, но видеть ожившим старого князя все еще казалось из ряда вон. Святослав же безразлично, словно сердце его окаменело, кивнул и перевесил котомку.

— Далеко?

— Могу подвезти, — предложил Влас, но Свят помотал головой.

— До кощеева царства и так путь неблизкий. Побереги силы.

И пошел вперед, будто знал дорогу. Будто один хотел ее пройти. Влас недомевающе смотрел другу вслед, его так и подмывало сказать, что волчьим бегом будет быстрее, но в его мысли вмешалось Милорада.

— Кажется, он пытается отсрочить встречу, — шепнула она. — Глади, у него аж ноги не идут.

— Что, не смогла кручину его прогнать? — хмыкнул в напускной веселости волк.

— А тебе так и нужно все разнюхать?

— Просто ты вопишь, будто тебе хвост отдавили. Чуть что крик и писк.

— А сам-то как скулил, когда я тебя в шкуру волчью вернула, — вскинула мордочку Милорада. — Попробуй посидеть в кошачьей шкуре.

— А в шкуре ящерицы ты не ныла, — напомнил Влас. — Кстати, а чтоб в нее обернуться, тебе тоже приходилось кожу… ну… этого…

— Что⁈ Нет! — были бы руки, она б замахала ими, чтоб отогнать вставший перед глазами образ. — И как ты подумать такое мог?

— Ну, это ж самое простое. Свою кожу сняла, в сундук убрала, скатеркой прикрыла…

— Замолчи, — затрясла головой Милорада.

— А если запылиться, можно в озере, как простыню прополоскать.

— Перестань, — вздыбила хвост Милорада, но не могла соврать, от слов Власа стало веселее. Волк и сам зашелся порыкивающим смехом.

— Ладно, не дуйся, а то вон уже, как свежий хлеб набуханилась. Расскажи, как это твое колдовство делается.

— Тебе правда интересно? — просияли кошачьи глаза. Будь при ней человеческое тело, так и залилась бы Милорада пунцовым румянцем.

Волк клацнул пастью, осторожно взглянул на маячившую впереди спину князя и кивнул.

* * *

Когда показалась рощица, закат догорал, и вечерняя сырость обернулась туманом, плотным, как молоко. Влас вышел вперед и, полагаясь на звериное чутье, повел их сам. Звуки шагов утопали в кваканье лягушек и стрекоте кузнечиков. Влас уже было подумал, что они заплутали, как вдруг по белому мареву разнесся звон. Он повторялся, как пение плохо отлитого колокола, и Влас пошел на него, чуя звериным сердцем, что так будет правильно. Звук вывел их на поляну, где стояла изба. А у ближайшего дерева стоял князь с боевым своим топором наперевес. Что было силы махал он могучими руками, пытаясь срубить тоненькую рябину, но топор отскакивал от ствола, будто тот был из железа отлит. Бледное лицо князя исказилось гримасой боли, на руках вздулись вены, но мужчина продолжал махать топором, тяжело дыша.

— Что ж это такое! Давай, родимая, дай хоть щепочку согреться, — умолял он. Святослав замер на границе поляны, не веря глазам своим. Никогда не видел он отца в таком отчаянии. А вот Влас вышагнул вперед.

— Здравствуй, князь.

Мужчина обернулся, и на лице его тут же расцвело облегчение.

— Волчок, — выдохнул он. — А я вот, костер развести пытаюсь, а то холодно тут.

Словно в подтверждение, из его рта вырвались клубы пара.

— Знаю, князь, — Влас хотел сказать что-то еще, но Святослав вышел вперед и, не сводя с отца взгляда, снял с плеча шубу и протянул мертвецу.

— На-ка, попробуй согреться, — проговорил он, едва шевеля побелевшими от напряжения губами.

— Свят, — улыбнулся князь и распахнул было руки, но юноша настойчивее протянул ему одеяние. — Спасибо, сынок. Как возмужал ты. Сколько лет прошло?

— И лета не сменилось, — с горечью произнес юноша. — А княжество уже погубили.

— Быть такого не может. Что же жена моя?

— Она и погубила, — бросил Свят с плохо сдерживаемой яростью. Хотя бы сейчас отец должен был раскрыть глаза, понять, что за ведьму пустил в дом. Но Михаил только нахмурился.

— Быть не может, — повторил он еще строже. — А ты что же? Не мог дело в свои руки взять? Книги свои заумные читал на что? Молчана бы спросил…

— Княже, — вклинилась Милорада. Мужчина удивленно заозирался. — То уж удел живых, такие вопросы решать. А тебе пора отправляться в царство кощеево.

От этих слов лицо князя тут же расслабилось, появилась мечтательная улыбка, как у человека, грезящего о мягкой постели после долгого дня в трудах.

— И то верно, колдовская кошка. Да только нет у меня сальца, чтоб волчка за услугу отблагодарить.

— Есть, — неохотно проговорил Свят и полез в котомку. Развернул ткань и подивился — кусок сала, поклеванный птицами, выглядел как новенький. Юноша аккуратно сложил тряпицу и убрал ее на дно сумки. А угощение аккуратно протянул отцу, словно стараясь даже случайно не соприкоснуться с мертвецом.

— Вот спасибо! — просиял мужчина, принимая кусок пищи дрожащими от волнения руками. Он обернулся к Власу. — Ну, волчок, в путь.

— А мы проводим, — заявила Милорада и первой вскочила на волчью холку. Выжидающе поглядела на Святослава. Юноша кивнул, стараясь не смотреть на отца.

— Что вам в кощеевом царстве понадобилось? — вскинул брови князь.

— Жену твою найти, — буркнул юноша и все-таки полез на волчью спину.

Князь пожал плечами почти безразлично, вложил в волчью пасть кусок сала и полез следом за сыном, которого и узнать-то толком не мог. Так, мельком, когда тот и сам на него волчонком не глядел. Стоило ему отвести взгляд, как голова становилась блаженно пустой, исчезали все мысли, тревоги, воспоминания, вгрызающийся в кости холод. Тело наполнял блаженный покой. А как только волк снялся с места и бросился по одному ему ведомому пути, все чувства покинули мертвеца. И не видел он, как сидящий за ним юноша обронил скупую, но жгучую слезу.

Глава 19

Ветер завывал между скалящимися пиками, сгоняя в низину волны сухого колкого снега. Мелкие льдинки врезались в кожу, как острые иглы, заставляли ладони гореть, посылали искры боли до самого позвоночника, но Ольга продолжала стоять на балконе. Она куталась в шубу в надежде хоть так спрятаться от вездесущего ветра, но тот — невыносимый проказник — находил новый способ забраться под слои одежды. Девушка уже пожалела о том, что променяла мужской костюм на расшитое камнями платье, от которого все тело чесались, но слишком уж ей хотелось порадовать батюшку-Кощея. Правитель этих безжизненных земель и так бродил по палатам сам не свой из-за капризов молодой невесты, и Ольга надеялась, что его хоть немного порадует то, что она вместо вредной красавицы ценит его подарки. Но Кощей наряда, врученного на зимнее солнцестояние, так и не заметил, лишь попросил свою воспитанницу проверить, как там сад, обещанный госпоже Милораде. Теперь Ольга маялась под чесучей парчой и тяжёлыми каменьями, но неудобство отвлекало её от тяжёлых мыслей: сад, сколько бы служащие Кощею души ни стесывали свои кривые руки до мяса, ни в какую не хотел расти. Стоило расчистить снег, ветер тут же набрасывал новые сугробы. Ольга предложила разбить сад в одном из теплых залов дворца, но и там не получалось согреть мерзлую землю и посадить семена. Теперь слуги горстями сгребали снег в надежде достаточно напоить мерзлый грунт. А Ольга глядела на них своими изумрудными глазами и понимала, что и на этот раз ничего у них не выйдет. Не дано мертвецам создать живой сад.

Расстраивать батюшку ей не хотелось, вот Ольга и стояла столбом, не сводила глаз с копошившихся теней, когда-то бывших душами, в надежде, что вот-вот случится какое-нибудь чудо, от которого мертвая земля начнет плодоносить. Стиснутое смятением сердце тревожно билось, предвкушая что-то важное, что-то неожиданное. Ольга вся обратилась в слух, зрение обострилось, все тело пело: «Вот. Сейчас». И с каждым новым вдохом надежда ее становилась все крепче, но…

— Прохлаждаешься? — звонкий и резкий голос новой батюшкиной невесты заставил ее вздрогнуть. Ольга призвала все силы, чтоб сохранить дружелюбное выражение лица, и обернулась к Милораде. Та куталась в шубу из белоснежного песца. Медные волосы разметались по плечам, а бледное лицо покрылось пунцовыми пятнами морозного румянца. В бирюзовых глазах светилась недобрая насмешка.

— Наблюдаю за подготовкой сада, — ответила девушка и стиснула зубы, удерживая за ними рвавшуюся наружу неприязнь.

Госпожа Милорада лениво улыбнулась и облокотилась на перила. Заглянула в глаза обитательнице кощеевых хоромов.

— А нас ведь друг другу не представили, — протянула она как бы про между прочим.

— Весь двор ждал тебя.

— О, это-то понятно. Жених мой об этом два дня напролет распинался. Но вот про тебя ни слова не сказал, — обронила она и чуть улыбнулась, заметив, как дернулась челюсть девицы. — Так ты ему… служанка? Наложница?

На секунду Ольга даже воздухом подавилась от такой наглости. Ни одна душа не смела даже языком шевельнуть, чтоб величать названную дочь Кощея прислугой или наложницей. Но эта девица была далека от их нравов.

— Я его воспитанница. Также, как ты — воспитанница Яги, — проговорила девушка, чеканя каждое слово. Брови Милорады взметнулись вверх, а губы растянулись в улыбке.

— А-а-а, вот оно что. Жизнь со смертью поженить решили, — хмыкнула она со знанием дела. — А тебя-то кому в жены назначили? Никак, Лешему?

— Я никому не невеста, — скрестила руки на груди Ольга. — Батюшка не затем меня воспитывал.

— А зачем же?

Ольга готова была поклясться, в каждом жесте и слове этой девицы звучала издёвка.

— Затем, чтоб ему с его царством помогать, — ответила она и, поправив на плечах тяжёлый черный мех, кивнула той, кого никогда не назовет мачехой. — А теперь я пойду, не все же мне подарков кощеевых ждать, как засватанной.

И, не дожидаясь ответной любезности, покинула балкон. Пока долгожданный поворот не скрыл ее, Ольга спиной чувствовала жгучий взгляд Милорады. И удалось же батюшке назначить себе в жены такую змею! Одно радовало, век кощеевой невесты недолог: то явится какой-нибудь Иван, то сама невеста наскучит и будет возвращена восвояси с сундуками каменьев и мехов. Немало их повидала за свою жизнь Ольга, и каждый раз поражалась, откуда в иссушенном веками теле Кощея берется это желание жениться на всякой распрекрасной девице, какая только ему на глаза попадется.

«Поймешь, милая, вот вырастешь и поймешь. А пока голову свою не забивай, учись лучше», — говорил батюшка. Когда настанет этот момент понимания, Ольга не знала. Красных молодцев, кроме явившихся за похищенными невестами и супружницами Иванов, в их краях не водилось, а у пришедших сердца так пламенели любовью к похищенным, что и черные косы Ольги их не привлекали, и глаза-изумруды не заставляли позабыть родные края.

Вздохнула красавица, повернула было в сторону своих покоев, и чуть не налетела на батюшку. Тот стоял у стрельчатого окна и выглядывал на балкон, где гордо вышагивала его распрекрасная невеста. Заметив воспитанницу, Кощей вцепился ей в плечо узловатыми пальцами.

— Что она тебе сказала? Все ли ей нравится?

— Все хорошо, — поджала губы Ольга. — Выясняет, как у нас тут все устроено. Не наложница ли я твоя часом.

Кощей зашелся каркающим смехом.

— Ревнует. Это хороший знак.

— Чего уж тут хорошего?

— Ой, Оленька, вырастешь — все поймешь. Не мне учить девичье сердце любовным премудростям.

Ольга нахмурилась, но ничего не сказала. Не было у нее привычки батюшку о любви расспрашивать.

— Раз уж вы с ней подружились, может, ты у нее отсрочку попросишь? — как бы про между прочим обронил хозяин. Ольга ухмыльнулась.

— А что же сам не попросишь у нее по саду отсрочку? Припугни ее, на ревность надави.

— Что ты! Ни в коем случае нельзя ревность женскую испытывать. Лучше ты, дорогая моя. Денечков-то осталось всего ничего, а ведь даже ты со своим колдовским искусством управиться не можешь.

И такупрашивал он ее, так голос свой смягчал, что Ольге совсем тошно стало. Всякий раз, как батюшке что-то нужно от нее было, он становился ласковым, как солнечный луч в морозный день. Предлагал подарки дорогие, книги новые, прогулки и игры в снегу, но стоило ему получить желаемое, как благодарность его длилась пару часов, а затем он снова предоставлял воспитанницу самой себе. У Ольги защемило сердце, какая-то часть души шептала, что вот в этот раз после оказанной помощи ласка кощеева мимо нее точно не пройдет, но большая часть девичьего сердца, уже успевшая покрыться коркой векового льда, молчала. Ольга стиснула руки в кулаки.

— Позже, батюшка. У меня есть дела.

Вся нежность тут же испарилась с бледного лица, между кустистыми тяжелыми бровями гармошкой собралась морщина.

— Это еще какие?

Вместо ответа морозный воздух разорвало воронье карканье. Тяжелый крик прокатился по низине, сотряс покрытые морозной коркой окна. Ольга встрепенулась. С плеч камнем упала необходимость врать.

— Проверить, чего это стражи твои раскричались. Никак у нас гости на свадьбу твою заявились, — уперла руки в бока Ольга. — Это же надо будет комнаты подготовить, камины натопить, на кухню слуг добавить. Не невесте же этим заниматься.

И, не дожидаясь ответа, направилась в свои комнаты. Наконец можно было освободиться от оков женственного наряда, сесть на вороного коня, да и ускакать через сугробы и морозные долины туда, где воронье почувствовало дух человеческий.

* * *

На недолгую жизнь Святослава выпало немало лютых зим, но ни с чем нельзя было сравнить мертвецкий холод кощеева царства. Ледяной воздух мигом заморозил грудь, и на несколько долгих мгновений Святославу казалось, что вот-вот он задохнется. Огромных усилий стоило заставить себя выдохнуть и вдохнуть снова — висевшие в воздухе мелкие льдинки царапали нос и горло, осколками оседали внутри клетки ребер. А снежная пустыня, раскинувшаяся, на сколько хватало взора, слепила белизной, так что на глаза навернулись слезы. Даже покойный князь закашлялся от внезапной смены летней ночной влаги на дерущий изнутри мороз. Влас от неожиданности остановился, подслеповато заморгал.

— А дальше-то куда? — непонимающе заозирался он.

— А можно обратно? — жалобно мяукнула Милорада. Рыжая шкура встала дыбом, и в одно мгновение кошка стала напоминать пушистый колобок.

— Не можно, — буркнул Святослав и попробовал было спешиться, но тут же его ноги по колени увязли в снегу. Милорада испуганно замяукала, Влас закричал, а князь протянул руку, удерживая сына за шиворот кафтана.

— Куда ты ломанулся? Не ходить живым по снегам кощеева царства, — покачал головой он. — Рано еще.

Почти не прилагая усилий, он втянул сына обратно на волчью спину. Сделал еще несколько глубоких вдохов. Взъерошил Власу шерсть на загривке мощной рукой.

— Спасибо тебе, волчок. Будет старику, наконец, покой.

И сам перекинул ногу, не слыша предостерегающих возгласов. Ступил на снег, как на каменную твердь, а в следующее мгновение и сам рассыпался тысячью снежинок. Налетел ветер, подхватил белое облако и развеял его по пустыне вместе с изумленным криком Милорады и Святослава.

— Стой! — так и остался звенеть в воздухе вопль. А Святослав замер, словно и сам готов был рассыпаться прахом. Одно волновало его разбереженное ранами сердце — когда, через сколько потерь и прощаний, перестанет оно так невыносимо, до стиснутых зубов, болеть?

В ушах нестерпимо звенело. Глаза жгло. А молчание давило на грудь гранитной плитой. Он и не заметил, что от горизонта отделилась черная точка, что стремительно начала приближаться к ним. Понял Свят, что что-то не так, когда Влас весь ощерился, и Милорада, вскочившая на волчью холку, выгнула спину дугой. Юноша привычно выпрямился, запер бесновавшиеся в груди чувства, сглотнул скопившуюся на языке и зубах горечь, сощурился и вгляделся в приближавшееся пятно.

— Никак, Кощей отправился нам навстречу.

— А на кой ему конь, раз у него вороны есть? — мотнул головой Влас.

— Не Кощей то, а девица, — подала голос Милорада.

И правда, вскоре от силуэта отделилась хлеставшая воздух смоляная коса. Всадница неслась к ним, по самые глаза замотанная в черное, и приближалась она так близко, что Свят даже не думал о том, чтоб броситься прочь — помнил наказ Яги.

«Пугать тебя будет, не слушай. Подкупать будет, не поддавайся,» — учила его хозяйка леса. И Свят, что было сил, мужался и цеплялся за волчью холку. До них уже доносились хрипы черного коня и звонкое гиканье всадницы. Наконец, конь остановился в десяти шагах от них, лоснящиеся бока вздувались от тяжелого дыхания. Всадница же приосанилась, перебросила косу через плечо и взглянула на троицу изумрудными глазами с хитрым прищуром.

— Интересные дела, — поцокала языком она. — Нечасто к нам гости захаживают, но чтоб такие. Кто вы такие и что вам нужно в землях Кощея?

— А ты сама кто такая, чтоб расспрашивать, — подала голос Милорада. — Видно, что не мертвячка.

— А ты не кошка, — снисходительно склонила голову всадница. — Да только меня тут каждый камень знает, и если вы явились к Кощею, то без меня до дворца его не доберетесь.

— Меня зовут Святослав, князь Дола, — юноша провел рукой по рыжей кошачьей спинке. — Я явился за своей невестой, Кощеем похищенной.

— Вот как, — черные брови взметнулись вверх. — А волка где встретил? И как с собой пойти уговорил?

— Не твое дело, — огрызнулся Влас.

— Какие несговорчивые, даром что говорящие, — хохотнула всадница, но в глазах ее горел интерес. — Ваше счастье, что госпожа Милорада мне поперек горла, как кость стоит. Проведу вас к Кощею. Вот только волку лучше ему на глаза не попадаться, вражда у него с вашим народом давняя. Следуйте за мной.

И, потянув за уздцы, развернула коня. Свят, недолго думая, слегка тронул пятками бока Власа.

— Ты совсем ошалел? — оглянулся на него волк. — Я тебе что, кобыла?

— Прости, — стушевался Святослав. А когда они поравнялись с всадницей, спросил. — А тебя-то как зовут?

Провожатая смерила юношу оценивающим взглядом из-под длинных ресниц, ненадолго задумалась, но все же ответила:

— Ольга я.

— Рад знакомству, Ольга. Это Влас, — он потрепал волка по холке. — А это…

— Невеста его, — мявкнула Милорада. Ольга заинтересованно скосила глаза на рыжую бестию, балансировавшую на волчьей спине.

Затем перегнулась и достала из седельной сумки черное покрывала и кинула его Святославу.

— Держи, а то ветра тут лютые, шалить любят, сколько бы я с ними ни договаривалась.

— Спасибо, — кивнул юноша и тут же принялся кутаться в материю, тонкую, как паутина, но теплую, как только натопленная печь. Ольга с насмешкой смотрела на это.

— И кто только отправляется в эти края налегке?

— Видное дело, что не мы одни, — пожал плечами Святослав.

Повисло молчание, только снег скрипел под ногами коня и волчьими лапами. Из ртов вырывались плотные клубы пара. Милорада прижалась рыжим боком ближе к Святославу, и тот тут же укутал ее краем покрывала. Так и ехали. Всадница то и дело поправляла повязку, защищавшую лицо от морозных пощечин. Ветер налетал мощными волнами, и вскоре Святослав и сам замотался по самые уши, оставляя на виду только глаза, обрамленные заиндевелыми ресницами. Ему хотелось побольше вызнать у их провожатой, но он опасался ляпнуть лишнего и пустить волку под хвост все предостережения Бабы Яги. Но каждые несколько шагов он ловил на себе пристальный взгляд Ольги. Казалось, всадница вот-вот что-то спросит или скажет, но нет — девушка упорно молчала, только стянутая черной перчаткой рука сильнее стискивала поводья.

— А чем тебе госпожа Милорада не угодила? — спросил, наконец, Свят. Ольга скосила на него глаза и фыркнула.

— Не хочу гадости говорить про твою невесту. А то вдруг возвращать ее в отчий дом не захочешь, — мотнула головой она.

— Сделай милость, — попросил Свят.

— То, что Милорада не подарочек, мы и сами знаем, — поддержал Влас и только хихикнул, когда почувствовал кошачьи когти, вонзившиеся в его шкуру.

— Капризничает, — ответила Ольга. — Золото ей не нравится, самоцветы скуку навевают. Вот, живых цветов потребовала. Сад собственный.

— Для сада тут снега многовато, — отметил Святослав.

— Какой ты умный, сразу видно — князь. Такому прям на роду написано править, — отметила девушка. — Может, еще какой мудростью поделишься?

Свят только нахмурился и сильнее закутался. Вместо него голос подала Милорада.

— Не дано мертвецам живые цветы вырастить. Не в таких краях.

— Умная кошечка, — хмыкнула Ольга. — Себе б тебя, такую смышленную, оставила.

Вместо ответа Милорада зашипела и спряталась глубже в черные мягкие складки. Ольга на это только усмехнулась.

Пейзаж вокруг них словно и не менялся вовсе. Куда ни глянь, всюду снежная пустошь, ни горы, ни деревца. А Свят глядел на протянувшиеся до самого коридора сугробы и прикидывал, был ли каждый пласт снега когда-то живым человеком. От этих мыслей тело опутали нити холода. Из оцепенения его выдернул голос Ольги.

— А ты отчего за невестой в такую даль добрался, раз она не подарочек, как сказал твой друг с долгой историей? — насмешливо поинтересовалась она.

— Ну, она невеста моя, — пожал плечами Святослав.

— Если б каждый только по такой причине за невестой своей возвращался, то к кощееву дворцу уже тропа была бы протоптана.

— Милорада умна, красива, в колдовстве сведуща…

— И так ловко его захомутала, что у него выбора не было, кроме как на ней жениться, — вставил свои три копейки Влас. Свят животом почувствовал, как кошка в покрывале сворачивается в шар ярости. Но, вопреки ожиданиям, вонзания когтей не случилось. Не было и привычной для Милорады колкости. Только недовольное гудение, едва различимое в треске и хрусте снега.

Ольга хмыкнула что-то вроде «понимаю» и больше с расспросами не приставала. Хотя любопытство так и подмывало спросить, отчего нельзя было оставить девицу Кощею. И неужели так просто стать невестой? Может, ей в следующий раз тоже захомутать какого-нибудь Ивана или Степана, явившегося не за украденной невестой, а за богатствами Кощея?

— Почти приехали. Засветло доберемся.

* * *

Госпожа Милорада ходила по роскошным палатам кощеева дворца и морщила свой прекрасный вздернутый носик. Кощей наблюдал за ней со своего престола, подперев щеку кулаком, и все силы направлял на то, чтоб его окостеневшее тело не расплылось от умиления при виде этого румянца на бледных щеках, этой игры свечей на медных волосах.

— До чего ж прекрасна ты, душа моя, — выдохнул он, но слова не передавали и десятой доли того обожания, что распирало его впалую грудь.

Распрекрасная невеста остановилась, взглянула на Кощея так, будто лишь сейчас его увидала. Полные губы дернулись в гримасе, будто прекрасной госпоже поутру вместо травяного чая заварили навоз пополам с дегтем.

— Ах, прекрасна, суженый мой? — ехидно улыбнулась она.

— Конечно. Бела, хрупка, нежна. Снежинка, — проворковал Кощей. Лицо госпожи Милорады сделалось еще недовольнее.

— Снежинок у тебя много, суженый мой. И все красивые, как я погляжу.

— Но нет никого тебя прекраснее, — улыбнулся Кощей.

— А как же эта… падчерица твоя?

— Ольга⁈ — вскинул брови хозяин дворца. — А что с ней?

— Слышала я, как она слугам про меня шепчет дрянь всякую, — скрестила руки на груди распрекрасная. — Слыхал бы ты, как она за глаза меня величает.

— Это она по скудоумию. Молодая, кровь горячая, — отмахнулся Кощей.

— Вот, «скудоумие»! Любимое ваше словцо! Она про меня также болтала. Мол, скудоумная я, раз цветов живых пожелала. А я разве такая? Разве я не заслуживаю немного красоты, раз суждено мне остаться с тобой на веки вечные? — госпожа Милорада всхлипнула раз, два, и на ясные глаза набежали огромные, размером с градины, слезы. Она сделала один нетвердый шаг в сторону Кощея, затем еще один.

Хозяин морозного края поднялся с престола и сделал шаг в сторону своей прекрасной невесты, одинокой и расстроенной. Он раскрыл руки, позволяя ей упасть в его костлявые объятия, казалось, готовые рассыпаться от одного прикосновения. Но госпожа Милорада вцепилась в него, словно он был ее единственной опорой и надеждой.

— Она это специально, — всхлипнула она. — Она свадьбу нашу расстроить желает.

— Не сердись, моя дорогая. Будет тебе сад, — пообещал Кощей, и по телу его прокатилась дрожь удовольствия, когда он пропускал между пальцев шелковистые огненные локоны.

Глава 20

— Волка лучше в конюшне оставить, — предупредила Ольга, когда они въехали во двор.

— Ага, — пробормотал Святослав, толком и не расслышав ее слов. Все их с Власом внимание было приковано к хоромам Кощея. Много чудесных домов успел повидать Святослав за последнее время, но такой громады глаза его никогда не видели.

Черный дворец, сплошь из камня, с парой деревянных башенок, напоминал гору. Острыми шпилями он подпирал небо, а на подоконниках восседали жуткие твари, вытесанные из камня. К парадным воротам вела лестница до того широкая, что на ней могли бы разъехаться три телеги. А окон-то, окон было не счесть.

— И на что ему такие хоромы, — присвистнул Влас. — Видать, другое что-то с иголку.

— Напоминаю, что у стен есть уши, — хмыкнула Ольга, спешиваясь с коня и беря его под уздцы. Свят аккуратно спустил одну ногу, убедился, что земля из-под ног не уходит, и только после этого слез с волчьей спины. Влас сладко потянулся, почти как кошка.

— Тощий, как жердь, а тяжелый, — проскулил он.

— А ты попробуй тридевять земель с живым и мертвецом проскакать, — цокнула языком Ольга и кивнула в сторону конюшни. Троица направилась за ней. — Я скажу слугам, чтоб сюда не ходили без моего ведома. Но ты лучше человеком-то обернись, до поры до времени я тебя припрячу.

— А что, я ко двору не пойду? — вскинул косматые брови Влас.

— Точно не раньше, чем в баню сходишь. От тебя псиной воняет.

— Тут и не поспоришь, — подала голос Милорада из кокона покрывала. Свят осторожно, как ребенка, нес ее на руках, и от ощущения его близости хотелось мурчать, но на груди змеей свернулась обида.

— Тебе тоже придется на время остаться тут, — обратился к ней жених.

— Как это?

— Не надо, чтоб Она видела тебя раньше времени. Изловит еще, — сказал он. Милорада была с этим в корне не согласна. Ни в коем случае, всю дорогу она представляла, как снимет с Даны собственную кожу, пока та с ней не сроднилась.

— Верно, — согласилась Ольга. — Кощей не любит, когда на него давят, если это только не очередная красавица.

Она щелкнула пальцами, и в просторной, как изба торговца, конюшне, зажглись факелы. Влас опять присвистнул и, перешагнув порог, обернулся человеком. Пригладил волосы, раскинул руки, примериваясь к временному пристанищу.

— А тут и жить-то можно. Даже тепло, не продувает. И пол каменный, — в подтверждение своим словам он пару раз гулко топнул.

Ольга махнула рукой и подвела их к дальнему загону, где лежал сноп свежего сена. Влас тут же рухнул на него, и тело благодарно запело, будто он опустился на мягчайшую перину.

— Откуда тут сено? — высунулась из своего кокона Милорада.

— Оно тут лет сто хранится. Когда между кощеевым царством и лесом был мир, обменивались то одним, то другим.

— А потом что случилось?

— Рассорились, — пожала плечами Ольга. Распрягла коня, погладила по шелковой шее и кивнула Святославу. — Пойдем. За спутников своих не волнуйся, о них я позабочусь.

— Спасибо тебе, — юноша прижал руку к сердцу и размашисто поклонился. Ольга быстро заморгала и махнула рукой.

— Ты вот это оставь. Не нужны мне твои расшаркивания. Давай быстрее, ежели повезет, и батюшка в хорошем настроении будет, то к утру домой поедешь.

Она сама слабо в это верила, но знала, что сделает все, что в ее силах, чтоб несносная невеста отправилась восвояси. Святослав опустил сверток с кошкой на сено рядом с Власом, почесал рыжую зверину промеж ушей, шепнул что-то на прощание и последовал за провожатой торопливым шагом. Ольга плотно прикрыла двери конюшни и повела гостя в хоромы.

Забавный был этот молодой князь. Они, в общем-то, все забавные, но этот по-другому. Обычно всякие Иваны приходят сюда напуганные, но страх свой пытаются уравновесить кипящей бравадой, грозяться Кощея насмерть убить, на поединки зовут. А этот, видно, пуганый. Спокоен, как льдышка, только глаза лихорадочно блестят, но и то может быть от холода. Или нет…? Или это страх, так глубоко корни пустивший, что и не чувствуется уже?

— Ты сказал, что приехал сюда за невестой, — вспомнила Ольга, подводя его к черным резным дверям.

— Да.

— А кошка назвалась твоею невестой. Как так? Которая же из них твоя?

— Это сложно объяснить.

— Простите, пожалуйста, забылась. Из головы вылетело, что с ученым мужем говорю. Куда уж мне колдовскую науку понять, всего лишь сколько живу, столько ее и постигаю.

— Это ты меня извини, — замахал рукой Святослав, да так и застыл, стоило им войти в просторный зал. Прямо как в церкви заморской, где потолка не видно.

Но не это впечатлило Святослава, и не тепло, разморившее после лютого холода.

Только переступив порог, принялась Ольга стягивать с белых рук перчатки, а затем ловкими пальцами подцепила булавки, удерживавшие ткань, которой была обмотана голова. Лег черный платок на острые плечи и открылось лицо, знакомое до дрожи, острое, с впалыми щеками, с алыми губами и горящими, как изумруды, глазами в обрамлении черных ресниц. И Дана, и не Дана одновременно глядела на него.

«Тот ребенок», — вспомнилось видение, что дал Водяной. Вот, кем Дана хотела от смерти откупиться.

Свят и не понял сразу, что стоит с отвисшей челюстью. Ольга нахмурилась.

— Что? Неужто ты думал, что у меня нос крючком и губа заячья?

— Нет, — замотал головой Святослав. — Просто ты мне напомнила кое-кого.

Ольга удивленно вскинула брови, на ходу пытаясь придумать какую-нибудь остроту, чтоб вдоволь поглумиться над нерадивым женишком, да только все слова ее покинули в следующее же мгновение. Юноша крепко схватил ее за плечи и поволок в ближайший темный коридор. Ольга даже не сразу нашлась, что сказать, а как сообразила, принялась руками молотить.

— Ты что, сдурел⁈ — крикнула было она, но ладонь — еще ледяная — легла на ее губы. Такой наглости она даже от госпожи Милорады не видала.

Святослав же зажал ее в углу, между колоннами, наклонился к ней низко-низко, так что она щекой чувствовала его дыхание.

— Извини меня, — попросил он шепотом. — Но я должен тебя кое о чем спросить. Обещаешь не кричать?

Ольга усиленно закивала. Свят благодарно прикрыл глаза и убрал ладонь от ее губ. И тут же алые губы обнажили зубы, и в ту же секунду по всему дворцу прокатилось громогласное:

— БАТЮШКА-А-А!

Она оттолкнула Святослава и, подобрав длинные полы черного кафтана, бросилась прочь, вверх- по еще одной лестнице. Свят опомнился и ринулся следом.

— Стой! — кричал он ей вслед. Один лишь раз Ольга обернулась, но лишь затем, чтобы припустить еще быстрее. И все громче звала она батюшку.

На ее крик распахивались двери, появлялись слуги, больше похожие на полупрозрачные тени. Эхо неслось вперед, а Свят все надеялся поймать беглянку, остановить, предупредить. Но тяжелые кованые двери в конце коридора распахнулись, впуская Ольгу в богато украшенные палаты, где на троне сидел Кощей.

Лишь оказавшись перед ним, Ольга остановилась, уперлась руками в колени, судорожно глотнула воздуха и указала себе за спину:

— Батюшка, тут…

— Молчать! — Кощей резко стукнул кулаком по подлокотнику, и тут же всякое движение прекратилось. Даже Святослав застыл на пороге от неожиданности. Ольга выпрямилась, пожала губы, лицо горело, как от пощечины.

— Батюшка, — с нажимом проговорила она.

— Я кому сказал! — рыкнул Кощей, подаваясь вперед. — Как смеешь ты мне дерзить?

— Я не…

— Почему госпожа Милорада жалуется мне, что ты ее за глаза грязью поливаешь? Разве так я тебя воспитывал? Не думал я, когда от волков тебя спасал, что змеюку неблагодарную выращу.

Ольга дернула плечами, возвращая себе идеально ровную осанку, задрала подбородок.

— Не понимаю, о чем ты говоришь. Я к тебе пришла совершенно по другому делу.

— У тебя было одно дело — сделать так, чтобы у госпожи Милорады появился сад, который она хочет. Ну, где сад, искусница?

— Не могут руки, жизни не знавшие, цветы живые вырастить, — отрезала Ольга. — И ты это знаешь.

Кощей угрожающе клацнул зубами. Тут его взгляд скользнул поверх плеча воспитанницы к порогу. Косматые брови взлетели до затылка.

— Ты? Так и не окаменел?

— Здравствуй, Кощей, — поклонился Святослав, делая осторожный шаг в палаты. — Не сработало твое проклятье. Явился я за своей невестой.

— Исключено, — замахал руками Кощей. — Будь она какой-нибудь Василисой или Марьей, отдал бы сразу после небольшого торга. Полы, там, помыть, пыль протереть. А эта была мне обещана. Дело дипломатическое, сам понимаешь.

— Я тоже клятвой связан, — кивнул Святослав. — От темного колдовства спасла мое княжество Милорада, и я обещал за то сделать ее своей женой. Требуй все, чего пожелаешь, но верни мне мою невесту.

— Каждый раз одно и то же, — закатил глаза Кощей. — Мальчишка, что ты можешь предложить мне? У меня богатств три башни, мои земли тянутся за три горизонта, моих подданных невидимо, как снега. А у тебя что есть? Душа дрожащая, да слова громкие.

— Пусть сад посадит, — выпалила Ольга. В глазах ее горела ярость, но девушка понимала, по-другому от Милорады ей не избавиться.

Кощей снова вскинул брови и задумчиво почесал бороду.

— А что…? Сможешь сад посадить, княжий сын?

— Все смогу, — ответил Святослав.

— Земли мерзлой наколоть. Воды натопить. Почву мертвую жизнью напоить.

— Все смогу. Возьми меня на службу и увидишь.

Пожамкал Кощей тонкими губами.

— А может, ты другую невесту себе найдешь. Сам понимаешь, дипломатические браки…

— Нет уж, хозяин, эту хочу. Она меня выбрала, а я ее. Дай мне службу, а если я с ней справлюсь, там и рассудим. Не отдашь невесту, так хоть княжество мне мое воротишь, — напирал юноша. Кощей потер руки.

— Не люблю я вас, смертных дураков, но то, что ты не стал с порога палицей махать да на поединок звать, честь тебе делает. Бери Ольгу и бегом сад госпоже Милораде садить.

— Батюшка! — вспыхнула воспитанница. — Я с ним никуда не пойду, он меня…

— И слышать не желаю, — прикрикнул Кощей. — Иди и садом занимайся. И только посмей еще раз расстроить госпожу Милораду. Она тебе матушкой станет, ты уважать ее должна.

И, не дожидаясь, когда Ольга скажет еще хоть слово поперек, поднялся с трона и направился к дверям. На ходу лишь обронил:

— Дай новому слуге место в конюшне. И в баню его отправь, а то людским духом от него разит. И псиной.

Ни слова не сказала Ольга, только раскраснелось ее острое личико. Проводила взглядом батюшку и бросила испепеляющий взгляд на Святослава, да тут же отвернулась.

— И близко ко мне не подходи. Жених.

— Прости меня, — выдавил Свят. — Не хотел пугать.

— А чего ж хотел, позволь узнать? — ощерилась девица.

— Спросить хотел, чья ты дочь.

— А что, думаешь, коль одну невесту домой не привезешь, так другая сойдет?

— За что госпожа Милорада на тебя взъелась? Рассматривала ли тебя тебя?

— Ты мне зубы не заговаривай, жених.

Свят устало сжал пальцами переносицу. В голове роились мысли, спутались в беспорядочный клубок, и он сам не знал, за какую нитку потянуть, лишь бы не запутать все еще больше.

— Пойдем, нечего тут языком чесать. Сад от этого быстрее не вырастет.

* * *

— Ты перестанешь ворочаться? — шикнул Влас на кошку. Милорада уже с час не могла улечься на сене. То свивала гнездо, то разрывала его и начинала заново, то останавливалась и принималась лапами наминать мягкие стебли.

— Тебе-то что? Храпи себе в обе дырки, — мявкнула она.

— А вдруг ты мне горло решишь вспороть, пока я сплю, — хмыкнул он. — Что ты бесишься?

— Не бешусь я.

— Конечно, а то ж я не вижу. Вы все одинаковые, что кошки, что девки.

Милорада подобрала под себя лапки, напушилась, взглянула на Власа со всем презрением, на которое только была способна кошачья морда.

— Ты зачем сказал, что я Святослава захомутала? Он сам согласился меня женой своей сделать.

— Так ты ему выбор давала? — хохотнул Влас. — Не припомню такого.

— Ну так он ж все равно говорил, что ему жена нужна, чтоб от мачехи спастись, — махнула ушком Милорада. — Да и к тому же мы…

— На ложе твоем колдовском миловались. А я-то надеялся, что мне те вопли приснились.

— У тебя в теле явно дырок маловато, да боюсь, если новые наделаю, последние мозги из тебя вытекут, — пригрозила Милорада, обнажая коготки.

— Грозись, пушистая, — великодушно разрешил юноша. — Если захочешь когти в ход пустить, то возьми на себя труд почесать мне спину вот там.

Он указал чуть ниже поясницы. Кошка прижала уши, зашипела и свернулась калачиком так, чтоб глаза ее самодовольного лица Власа не видели. Тот сладко вытянулся на стене, похрустел спиной. Бросил еще один взгляд на кошку и сказал.

— Ну, не все же равно ему, раз он сюда намылился.

— Ему-то не все равно, а я его люблю, — пробурчала Милорада, и сердце стянуло тоской. — Чуешь разницу, песья голова?

— Не-а, если честно. Ты когда-нибудь еще кого любила?

Милорада задумалась.

— Ну, бабушку. В зеркальце волшебное смотреть люблю. С русалками танцевать любила.

— А как Святослава? Откуда знаешь, что ты его любишь?

— Ой, а ты-то сам знаешь, каково это!

— Ну… — пожал плечами Влас. Перед глазами пронеслись румяные лица всех девиц, что заставляли его сердце заходиться, а мысли — путаться. Ради одной он из княжеского сада яблоки воровал, ради другой — уводил ночью из конюшни лучшую кобылу, чтоб раскрасавицу ночью по полю покатать. Весело было видеть их довольные лица, чувствовать на губах их благодарные поцелуи, стискивать их прелести. Да только через неделю-другую расходились лучшими друзьями, да и забывали обо всем.

— Ну и? — передразнила Милорада.

— Да не знаю я, — отмахнулся Влас. — Вот ведь пристала, кошка драная. Меня-то ежели кто и любил, все оставляли.

Милорада подняла голову, внимательно взглянула на зажмурившегося Власа, всем видом показывавшего, как он старается уснуть. Кошка поднялась на мягкие лапки и перелегла, прижалась боком к оборотню и тихо пробормотала:

— Меня тоже.

* * *

В одном Влас был прав — в кощеевом дворце комнат было явно больше, чем нужно. Потому Ольга рассудила, что батюшка не осерчает, если один из пустых залов превратится в зимний сад. Пласты холодной земли, вытащенной из-под снега, были сложены вдоль стен, как кирпичи. В углу горой лежали мешки с семенами и огромные, в половину человеческого роста, кувшины снега, который, несмотря на тепло во дворце, не желал таять.

— Ну что, — цокнула языком Ольга. — Взялся за гуж — не говори, что не дюж.

— А ты?

— Я буду командовать, — сложила руки на груди девица и кивнула в сторону земляных пластов.

Святослав засучил рукава и подошел к породе, черной и крепкой, как камень. Попробовал отломить кусок, но только ладони стесал. Ольга прочистила горло и кивнула в сторону кирки, прислоненной к стене поблизости. Свят кивнул и взялся за рукоять, размахнулся, ударил раз, да чуть не оглох от звона. Дрожь пошла по рукам такая, что юношу отбросило назад на три шага, а земле — хоть бы что.

— Да, жених, так ты невесту не вернешь, — покачала головой Ольга.

— Почему нельзя сад колдовством создать? — почесал затылок Святослав, но перехватил кирку. Сдвинул чуть руки, но все равно ощущался инструмент непривычно. Не учили княжьего сына землю возделывать, камни дробить, да деревья сажать. С нечистью, правда, тоже общаться не учили, но тут уж он как-то справлялся.

— Нельзя заклясть жизнь там, где царит смерть, — вздохнула Ольга. — Было б все так просто… все равно б я сад этот сгубила.

— Так не нравится тебе невеста кощеева? — усмехнулся Святослав.

— Она над батюшкой издевается.

— Почему ты его батюшкой зовешь? — еще один удар, еще волна дрожи прокатилась по рукам, но на пол посыпалась черная земляная крошка.

— Так вырастил он меня. Нет у меня другой семьи, — неохотно произнесла Ольга, скрестив руки на груди. Никто прежде ее о таком не спрашивал. — Твое-то какое дело?

— Ну, не ветром же тебя ему принесло.

— Может, и ветром.

— А если я скажу, что это не так?

— Ты что у нас, всезнающий? — нахмурилась девица. — Ты мне зубы не заговаривай, сад к утру уже должен цвести.

Святослав распрямился, уткнул кирку в пол, оперся на нее и всмотрелся в лицо Ольги так пристально, что по бледным щекам девицы поползли пятна румянца.

— Ты чего это? Опять в уголок поволочь собрался? Так я закричу! Прокляну. Горбатым и кривым до смерти ходить будешь.

Но Свят не отвечал. Все всматривался в изумруды глаз, в черные дуги бровей, в жесткие линии губ. Нет, ошибки быть не могло.

— Он нашел тебя в зимнем лесу, — проговорил Святослав. — Твоя родная мать бросила тебя на съедение волкам, надеясь, что так сможет спасти свою жизнь.

Ольга быстро-быстро заморгала. Губы удивленно приоткрылись.

— Как ты…?

— А ту женщину Кощей проклял, обрек на одиночество.

— И вечные муки, — Ольга тут же нагнала на себя скучающий вид, но тонкие руки так и остались скрещенными. — Батюшка всякий раз напоминал мне эту историю, когда я его не слушалась. Не знаю, откуда тебе это известно…

— Не знаю, на сколько Дана мучалась. Но это из-за нее мы все здесь.

И он рассказал ей про бессмертную княгиню, про Алую топь, про Милораду кошкой обращенную и про затопленный Дол. Ольга и позабыла про сад, села на пласты земли, подперла подбородок руками и слушала, не сводя со Святослава глаз. Недоверие в ее взгляде таяло, как лед под лучами весеннего солнца, но лицо становилось все недовольнее. Между бровями пролегла бороздка, черные ресницы трепетали. К тому моменту, как Святослав окончил рассказ, кощеева воспитанница была мрачнее тучи.

— Не понимаю, — призналась она.

— Я тоже, — кивнул Святослав и сел рядом с ней. От того, что он смог кому-то полностью поведать приключившуюся с ним историю, дышать стало как будто бы легче. Но это не отменяло смятения. Он что-то упускал. Чего-то не хватало в развернувшейся перед ним головоломке.

— То есть Дана, которую проклял Кощей, увидела на Милораде его метку, сняла с нее кожу, натянула на себя… — она поморщилась. — Но раз ты говоришь, что я на нее похожа, как она могла не узнать меня? Хотя…

Она хлопнула в ладоши и резко вскочила на ноги.

— Пойдем за мной!

— Куда ты?

— Пойдем! — крикнула она уже из коридора. Она летела мимо богато обставленных комнат, черная коса хлестала ее по спине. Свят поравнялся с ней и, понизив голос, спросил:

— Так ты поможешь нам?

— Это мы еще посмотрим, — мотнула головой Ольга. — Если на то пойдет, я сама шкуру спущу сначала с этой госпожи, а потом с Кощея.

И прибавила шагу так, что Святослав даже спросить не успел, что же это значило. Ольга быстро миновала переплетение коридоров, не кутаясь выскочила во двор и тут же прошла в конюшню. Хлопнула дверьми и направилась прямиком к похрапывавшему Власу, не церемонясь стала его трясти так, что чуть дух из него не выбила.

— Что случилось? Где пожар⁈ — замахал руками Влас, спросонья щуря глаза, как щенок.

— Как я выгляжу? — гаркнула ему в лицо Ольга.

— Хорошо! — тут же выпалил Влас и только после этого осторожно приоткрыл левый глаз. Попытался всмотреться в девичье лицо, но видел только изумруды глаз да пушистые ресницы. Попробовал всмотреться, а взгляд сам собой отскочил то на потолок, то на стену.

— Теперь ты, невестушка, — скомандовала Ольга, обращаясь к кошке. Та с деловитым видом вылизывалась и удостоила девушку только косым взглядом. Но стоило ей разглядеть острые черты, как в глазах появился интерес.

— До чего ж на Дану похожа, прям чуть в лицо тебе не бросилась, — протянула она и перевела взгляд на Святослава. Спросила с укоризною. — Ты все ей рассказал?

Святослав кивнул. Ольга нервно рассмеялась.

— То есть вы оба видите меня, а ваш волк — нет.

— Лунная водица, — мурлыкнула Милорада. — Любое проклятье и любой морок от нас отлетают.

— Морок, — Ольга стиснула ткань кафтана на груди и клацнула зубами. Так вот, почему все Иваны да Елисеи мимо нее глядели, как она ни рядилась. Вот, почему та, что Милорадой назвалась, не разглядела в ней свое отражение. Скрыл Кощей-батюшка подчерицу свою ото всех, а она-то думала, что больше никому и не нужна, жила всю жизнь в мороке, как в коконе.

Она поджала губы и осела на подстилку из сена. Потерла глаза, подперла подбородок руками.

— А теперь все по порядку и еще раз, — попросила она и обернулась к кошке. — Так ты и есть Милорада?

— А ты дочь Даны, которая мою матушку сгубила и землю кровью напоила.

— Интересная будет ночка, — прокряхтел Влас, устраиваясь поудобнее.

Глава 21

Госпожа Милорада сидела в отведенных ей покоях и страдала от тоски. Жених со всей щедростью окружил ее различными безделушками, лишь бы невеста не чувствовала себя обделенной. На столиках и полочках переливались украшения, в массивных рамах стояли картины — на стенах для них не хватало места. Шкафы и сундуки ломились от распрекрасных платьев. Даже княгиня не видала столько нарядов, а что уж говорить о девице, которая всю жизнь провела в лесу, радуя себя только редкими визитами головорезов и всякой нечисти. Дана изо всех сил напоминала себе о той роли, что взялась играть. И все-таки удачно все сложилось. Она столько лет напаивала плодородные земли Дола смертью, чтоб приманить Кощея, как в силок, а самое простое решение оказалось под боком. И не надо было переплетать ниточку судьбы, чтоб повторить ту их встречу. И как могла она не додуматься, что Кощей — великий и могучий, напугавший ее до первых седых волос и проклявший на всю оставшуюся бесконечную жизнь — всего лишь мужчина? Мерзкий похотливый старик, боящийся признать собственную дряхлость. Ну, ничего, с такими Дана всегда умела найти общий язык.

Она примерила одно за другим все подаренные Кощеем платья. От драгоценностей и объемной вышивки подушечки пальцев начали саднить. И отчего при кощеевом дворе так любили черный цвет? Дана-то ничего против не имела, с ее истинным лицом драгоценные изумруды и ониксы смотрелись бы просто прекрасно, но вот бледная кожа и рыжие волосы лесной девки тут не вязались. А если уж присматриваться начать, то в отражении можно было разглядеть, как обвисает и покрывается язвами молоденькое лицо, никак не желающее приживаться на чужом теле. Злилась бывшая княгиня, пудрилась, румянилась, да понимала, что скоро уж заметно невооруженным взглядом станет расползающееся по маске невесты уродство. Нужно было торопиться, да и так уж «госпожа Милорада» делала все, что могла. Отваживала от Кощея его сповижников ближайших, отвлекала, разлучала. А тут еще этот простофиля-Святослав явился с невестой своей кошачьей. Когда Кощей с улыбкой рассказывал ей о юнце, Дана чуть не вспыхнула от гнева, но решила, что и это ей на руку. Раз уж дело начато, нужно довести его до конца.

— Как поживает моя невестушка? — проворковал Кощей, протискиваясь в узкую дверь. До чего уморительно было смотреть, как эта вековая развалина в ее присутствии превращается в пылкого юнца, ожигающегося об собственную горящую шишку.

Он осторожно притворил дверь и встал на почтительном расстоянии.

— Все хорошо, свет мой.

— Не зябко ли тебе?

— Холодно, свет мой, но то после жаркого лета.

— Понимаю, душа моя, но тут уж я бессилен.

— Неужели кощеевой силы и премудрости не хватит, чтоб растопить снег? — вскинула брови невеста. Кощей прошел к окну и жестом поманил девицу.

— Гляди внимательно, госпожа Милорада. Каждая снежинка — память, спящая душа того, кто уже отходил свой земной путь. И они тут навсегда.

— Навсегда ли?

— Ну, не совсем. Когда в людских землях начнется зима, мы с Ольгой набьем облака этим снегом и отправим обратно. Просыпятся облака сугробами, по весне все растает и напитает землю водой, и прорастет новая трава, будут из нее птицы гнезда вить, коровы есть, телят молоком кормить. И пойдет жизнь по вечному кругу.

— А если снежинка тут останется, то получится из нее обратно живого вернуть? — как бы невзначай Милорада положила руку поверх ладони Кощея. Хозяин дворца довольно покряхтел.

— Нельзя этого делать. Против природы это.

— Нельзя или невозможно? — настаивала она. — Если на что-то кощеевой силы не хватает, ты так и скажи, свет мой, я пойму.

— На все хватает, милая моя. И на тебя хватит. Вот увидаешь, когда сад распустится, а мы в нем свадебку-то сыграем, — заулыбался он, ну точь-в-точь деревенский паренек на полынье, крестьянку обхаживающий. Зарделась невеста, потупила глаза, как невинная девица, когда перелегла костлявая рука на ее талию.

— Не торопись, жених мой. Сперва обещание исполни, — напомнила она, выпутываясь из его хватки. — А что до воспитанницы твоей…

— А что с Оленькой? Опять она тебя расстроила? — нахмурился Кощей.

— Нет, что ты, дорогой мой. Думаю, вот, может ее тоже замуж отдать? Девка-то взрослая уже. Может, и ей пора счастье свое при муже обрести? Не вечно же ей на твоей шее сидеть.

— Да как же это? Она ж всю жизнь при мне, — заморгал Кощей. — Кто будет дворцом заведовать? Воронов кормить? Тебя развлекать, в конце концов, когда меня дома не будет?

Рассмеялась госпожа Милорада, да так звонко, что в переливах ее нежного голоса растворились невесомые шаги. Ланью бежала от покоев невесты Ольга, а лицо ее горело, как от пощечин. Стеснило грудь яростью и тоской, а на языке застыла горечь несказанных слов. Хотела она Кощею как есть все высказать, изобличить самозванку, да свое происхождение раскрыть, но услыхала их перешептывания с заигрываниями, и тут же в груди все чувства в камень обернулись. Воронов кормить! Очередную невесту развлекать! Вот, зачем батюшка ее растил и колдовству обучал. Чтоб при себе держать и тоску разгонять в ожидании еще одной девицы.

Возле дверей зимнего сада Ольга сбавила шаг, перевела дыхание и, перекинув косу через плечо, вошла. Там во всю кипела работа. Святослав, красный, как вареный рак, колол едва поддававшуюся землю киркой, а Влас разбрасывал ее по полу, рыхлил и утрамбовывал, поливал водой из кувшинов. Милорада же с деловитым видом прохаживалась, точно сама лично этот сад заказала, и принимала теперь работу.

— Батюшка бы мой в один миг тут все переполол и посадил. У него такие яблони! Даже воронье, прежде чем клевать, сидит на ветках и любуется! — рассказывал Влас, глядя, как друг мучается над очередным пластом.

— Что ж он не научил тебя, как следует? — ехидничала Милорада.

— А не дано мне, — легко тряхнул головой Влас. — Животина всякая меня больше любит, чем цветочки да деревца.

— Неудивительно, храпишь-то ты, как хряк.

Святослав обернулся и опустил кирку, готовый уже разнимать очередную перепалку, но Влас колкостью отвечать не стал. Наоборот, рассмеялся, и Милорада хвостом радостно замахала, глядя на оборотня во все свои огромные глаза.

Взгляд Святослава уловил стоявшую в дверях Ольгу. Девушка сцепила руки в замок и перекатывалась с пятки на носок, внимательно рассматривая их работу.

— Принесла? — окликнул ее Влас, отирая со лба испарину. Ольга встрепенулась.

— Что?

— Ну, удобрение. Ты же за ним уходила.

— Да, точно, — закивала Ольга и достала из кармана мешочек. — Тут немного золы и молотой травы. Но не знаю, хватит ли.

— Землю мертвую хочешь еще больше мертвечиной накормить? — поинтересовалась Милорада, поднимая глаза на воспитанницу Кощея.

— Чем богаты, — пожала плечами Ольга. Настроения говорить и вовсе не было. Работы оставался непочатый край, но сейчас ей совсем не хотелось ею заниматься. И уж тем более — радовать батюшку.

Влас вдруг с размаху хлопнул себя по лбу.

— Точно! И как я забыть мог. Где у вас тут какая-нибудь выгребная яма?

— Ты забыл, что тебе нужно…? — вскинула брови Ольга.

— Не-е-ет. Навоз нужен. Ну или на худой конец пойдет то, что после еды остается. Ну, этого богатства в любом доме навалом, даже где еды две корки хлеба. Урожаи попрут, только в путь, — запальчиво заговорил он, посмеиваясь от собственной находчивости. — А если Милорада еще поколдует…

— У меня лапки, — напомнила та.

— Ну так Ольге объясни. Вы ж с ней обе ведьмовству обучены.

— Разберемся, — кивнула Ольга и направилась к пластам мерзлой почвы, до которых еще не успел добраться Святослав с киркой.

Голова гудела, а все тело накрыла усталость, какой Ольга за всю свою жизнь еще ни разу не чувствовала.

Молодой князь окинул девушку быстрым взглядом, перехватил поудобнее кирку и принялся снова колоть мерзлый дерн. То и дело он поднимал глаза на Ольгу, но тут же отводил. Это раздражало, особенно при том, что Святослав, пожалуй, был первым, кто и вовсе умудрился ее разглядеть.

— Что, хороша? — скривилась девушка. Святослав выпрямился и неопределенно пожал плечами. — Что, нет⁈

— Не скажу, — ответил он, еще раз ударяя киркой. Выпрямился. На тонких губах заиграла улыбка. — Опасно мне говорить такое при невесте.

— Ой, что же это я? — закатила глаза Ольга. — Опять чуть чужой любви не помешала. Вот и батюшкина невеста меня уже спровадить хочет.

— Зачем?

— Видимо, чтоб Кощей один остался, чтоб никто не мешал ей его душегубством заняться, — пожала плечами девушка и уперла локти в колени. Всякая едкость и шутливость разом испарились с ее лица. — Понять бы мне, зачем она делает это. Так ли отомстить сильно хочет…

— Или ей нужно что-то еще? — хмыкнул Святослав. Ольга вопросительно взглянула на него. Юноша пожал плечами. — Я и сам об этом задумываюсь. Хотя Влас и Милорада говорят, что нужно сразу с Даной разобраться и дело с концом, я пытаюсь понять, зачем она все это устроила.

— Почему нельзя было просто жить в глуши, как Баба Яга? — поддакнула Ольга.

— Или путешествовать? Мир повидать?

— Я бы так и сделала, — усмехнулась Ольга. Святослав улыбнулся вслед за ней, но тут же опомнился и, взяв кирку покрепче, вернулся к работе.

Стоило ему замахнуться, как на дерн рыжей стрелой вскочила Милорада, обвила лапки хвостом и требовательно посмотрела на Ольгу.

— О чем шепчетесь? — она говорила почти беззлобно, но Ольга все-таки согнала улыбку с лица.

— Про Дану говорим.Пытаемся понять, зачем она Кощею в невесты набилась. Почему ничем другим не занялась.

— А-а-а, вот оно что, — закивала кошка. — А ты не знаешь ли, как с Даны мою кожу снять и мне вернуть?

— Ну… колдовство немудреное, но сложное. Нужно серебряным ножом поддеть, серебряной иглой зашить, а швы живой водой обработать. Но долго это все будет. Да и к тому же, не боишься ты, что Кощей, узнав правду, на тебе все равно женится?

— Я боюсь, что через седьмицу уже никогда из этой шубы не вылезу, — со знанием дела произнесла Милорада. — Знаешь, как страшно никогда больше поцелуев милого на себе не чувствовать?

— Не знаю, — отрезала Ольга, а в памяти тут же вспыхнуло лицо Святослава, близко-близко, в полумраке тени колонн. Память услужливо вычистила страх, который охватил Ольгу, когда юноша коснулся ее лица. Она теперь и не уверена была, что действительно тогда испугалась. Может, перепутала с чем-то это чувство? Девушка встрепенулась всем телом, отгоняя эти мысли.

— В общем, будет лучше, если Святослав выиграет спор у Кощея, заберет Дану отсюда. Вы отвезете ее к Бабе Яге, а там из твоей кожи и выпотрошите.

— Долго, — вздонула Милорада, переводя тоскливый взгляд на жениха. Святослав скинул кафтан и закатал рукава рубахи. Это не помогало справиться с жаром, все его тело блестело от пота, рубаха липла к спине, повторяя очертания мышц.

Ольга зажмурилась, будто пытаясь выдавить этот образ из своих глаз. Затем вскочила на ноги.

— Я пойду, прикажу слугам вам баньку натопить. И навоза принести. После этого точно надо будет вам как следует помыться.

— Тоже мне, командирша, — хмыкнул Влас ей вслед и вернулся к делу.

В их положении радоваться особенно не приходилось, но Влас, на удивление, был в приподнятом настроении. Оно, кстати, настигло его еще на границе мертвого царства, и с каждой секундой, проведенной среди колких снегов, все крепло. Широкую грудь заполонило странное чувство, певучая радость, какая появляется, когда после долгого отсутствия возвращаешься домой. Все ему тут казалось знакомым и своим, до того правильным, что хотелось смеяться, прикасаться к каждой вещи, отмечая свою принадлежность. Этот мороз, этот снег, это безмолвие — Влас словно тянулся к этому всю жизнь. А теперь даже подумывал о том, чтоб перекинуться волком и носиться по снежной пустоши, подобно щенку. Ох, и веселье-то будет!

Правда, стоило ему перевести взгляд на Святослава и недовольную кошку-Милораду, становилось ясно, что весело тут ему одному. А что делать? Ходить с лицом, как будто запеченного навоза навернул, как остальные?

Не успел он об этом подумать, как на пороге появился слуга с кадкой той самой субстанции. Зажав нос двумя пальцами, прислужник неохотно поклонился и спросил.

— Базвольде уздать, згольга ищо вам нуждо?

— Да сколько есть, братец, — заулыбался Влас. — Больше — это ж не меньше. Правда, князь?

И чуть со смеху не порвался, когда увидал округлившиеся глаза друга.

— А это обязательно? — спросила Милорада. От запаха у нее вся шерсть встала дыбом.

— А вы как думаете? Все эти ваши плодородные земли солнышком питаются? Не, дорогие мои, все стоит на крови, костях, говне и палках, — со знанием дела произнес Влас, забрал у слуги кадку с навозом, в другую руку взял саженец какого-то дерева и потряс им перед друзьями. — Говне и палках, так и запишите.

— Может еще портрет твой нарисовать? — фыркнула Милорада и, найдя уголок почище, принялась демонстративно вылизываться.

Юноши принялись за работу. Обвязав лица тканью, они рыхлили, удобряли, перекапывали. Иногда делали перерывы, но вскоре вонь навоза смешалась с запахом пота, и игнорировать эту композицию стало просто невозможно. Из глаз текли слезы, натруженные руки и спины болели, а солнце даже не думало заходить, хотя Святославу казалось, будто они работали уже несколько дней кряду.

В очередной раз зашел слуга. Спустя несколько ходок к ним он нацепил себе на нос прищепку, чтоб надежнее держать ведра двумя руками.

— Госпожа Милорада и Хозяин спрашивают, по что такая вонь стоит. Будьте добры избавиться от этого запаха, — попросил он, на сей раз подавая им ведра с водой. Влас удивленно вскинул брови.

— А как ж я тебе это сделаю, братец? Ты ж сам видел, что нам приносил.

— Но я отвечаю перед хозяином.

— Ну вот и скажи, что делаешь все, что в твоих силах. А мы — делаем то, что в наших.

И тут в глазах слуги, до того застланных слезами от едкого смрада, вдруг блеснуло осознание.

— А кто, собственно, ты такой? Ольга! — он развернулся и бросился было к дверям, но плоский удар мотыгой по затылку остановил его. Слуга пошатнулся и рухнул на пол.

— Ты что, совсем сдурел? — в один голос крикнули Святослав и Милорада.

— Да ничего ему не будет, — махнул рукой Влас. — Поспит денек, да отойдет. Что⁈ Он бы шум поднял!

— Ой, дурак грешный, — простонала Милорада. — А еще волк. Какой кошмар. Мы умрем тут все.

— Надо спрятать его, — указал на растянувшегося на полу слугу Святослав. Он быстро огляделся, нашел пустую перевернутую бочку и подозвал Власа. — Давай, ты за ноги.

Влас пожал плечами и сделал, как велели. В четыре руки они отнесли бедолагу к бочке и спрятали. Сверху набросали одежды, да так и оставили.

— Что мы ему скажем, как проснется? — спросил Влас. Свят вместо ответа только многозначительно выпучил на друга глаза.

— Что ты дурак грешный, — ответила вместо него Милорада.

Вместо ответа Влас наклонился, схватил кошку поперек живота и принялся ерошить ей шерсть, игнорируя гневные вопли и шипение.

— Вот, займись теперь своими кошачьими делами.

— Умник такой! — стрельнула глазами Милорада. — А вместо сада все равно болото из дерьма развел.

— Раз смышленая такая в садоводстве, то помогла бы, — огрызнулся Влас. Милорада выпрямила спинку и взглянула на парня так, словно раз в десять превосходила его ростом.

— А может, и помогла бы. Если б вы меня вежливо попросили, а не держали при себе, как животину бесполезную, да Ольге глазки строили.

Тут уж Святослав чуть воздухом не поперхнулся. Горящие кошачьи глаза уставились на него со всем осуждением мира.

— Так никто ж не говорит, что ты бесполезная, — безобидно протянул Влас. — Сама говорила, что у тебя лапки. Но ежели они способны на что, то ты б показала.

— Может, и способны, — махнула хвостом Милорада. Выжидающе уставилась на Святослава.

Юноша уже заученным движением склонил голову.

— Прости. И помоги нам, пожалуйста, чем сможешь.

На секунду ему показалось, что на кошачьей морде мелькнула улыбка.

«Вот ведьма», — подумал Свят без тени веселости.

— Начинайте сеять и сажать, — сказала Милорада, а сама вспрыгнула на кочку посуше и, стараясь особо не принюхиваться, принялась наминать землю лапками, оглушительно мурча.

Урчание наполнило зал, эхом разлилось под сводчатым потолком. Святослав взял первый саженец яблони и тут же заметил, как молодое деревце начинает разрастаться корнями. Поставил его в ямку в земле, и то в ту же секунду укрепилось, влагу всю выпило и зазеленело листьями.

Наконец, работа пошла споро. Свят и Влас только успевали саженцы подносить, а те в ту же минуту прорастали и начинали одеваться в зеленые наряды, как теплым летним днем. На ветвях набухли почки и тут же раскрылись белые и розоватые цветки. Воздух напоился сладким ароматом, так что даже навозный смрад растворился.

Когда последнее деревце было посажено, двери с грохотом распахнулись, и на пороге показался Кощей. Как будто караулил, право слово. Милорада тут же вскочила с места и спряталась среди зеленой листвы. Но взор Кощеев ее и не уловил, все его внимание приковалось к Власу.

— Это кто еще такой? — нахмурился он, шумно втягивая воздух.

Святослав шагнул вперед.

— Слуга мой.

— А, значит ты руками прислуги сад моей невесте высаживал. Ну, так-то и я могу. Не считается! — махнул Кощей рукой. Свят побагровел.

— Как это «не считается»? Мы оба старались! Оба сеяли и сажали.

— А на госпоже Милораде вдвоем и женитесь? — ехидно передразнил Кощей. — Нет уж, не позволю раскрасавицу такому позору подвергнуть. Не считается!

Влас подошел вплотную к Святославу и прошептал на ухо:

— Может, и его лопатой огреем?

— Да иди ты! — шикнул Святослав.

— Что? — нахохлился Кощей.

— Ничего. Раз не считается, то давай другое задание, — потребовал юноша.

— Нет больше для тебя работы, парень. Невеста моя только сад просила, — потер руки хозяин мертвого царства.

— Быть того не может, — снова подал голос Влас. — Ты ли, Кощей, женской натуры не знаешь. Они ж в один день одного хотят, в другой — другого. Ты спроси, вдруг госпожа Милорада еще чего пожелает. А мы как раз пока еще тут как тут.

— Позволь самим спросить ее, — подхватил Святослав.

Кощей долго сверлил их взглядом, но все-таки хлопнул в ладоши, ухмыльнулся, будто в радость ему было наблюдать за стараниями очередного женишка.

— А пусть так. Только сперва помойтесь, а то смердит от вас, как от навозной кучи.

Поклонились юноши, выдавливая из себя последние капли признательности, а когда ушел Кощей, так и не удостоив сад взглядом, посмотрели друг на друга. Усталость, которую оба гнали от себя, навалилась на них гранитной плитой. Не успели они ничего сказать, как из бочки раздалось кряхтение.

— Батюшки, — Влас подскочил к бочке и принялся откапывать бедолагу-слугу из-под вонючих тряпок. — Дружище, ты не серчай, с перепугу я.

Из бочки показался скрюченный человечек с огромной блестящей лысиной, на которой высилась шишка размером с мышиное гнездо. Полные непропорциональные губы растянулись в улыбке.

— Ничего, садовничек, мне и крепче доставалось. А можешь ты меня еще разок огреть, а то мочи нет этой госпоже прислуживать? Ежели вам какая помощь нужна будет, чтоб забрать ее отсюда, ты намекни. Старик вам чем-нибудь да подсобит.

Глава 22

После бани к Святу и Власу вернулись силы. Юноши бы все равно охотно согласились поспать, после работы в свадебном саду руки и спины нещадно болели, но стоило им выйти и облачиться в оставленные для них на лавках черные одежды, Кощей тут же послал за ними.

— А все-таки хорошо эта нечисть живет, — рассуждал на ходу Влас. — У них и баня прям в доме. Как думаешь, наши когда-нибудь так жить будут?

— Это колдовство, — отрезал Святослав, туже затягивая пояс.

Ручной труд вытеснил почти все мысли, а жар парной расплавил оставшиеся, но стоило холоду запустить ледяные пальцы в его влажные волосы, как он весь встрепенулся.

— А Милорада-то?

— Ничего с ней не будет, — успокоил его друг. — Она ж у тебя смышленая, все с ней будет хорошо.

Похожий на тень слуга провел их в зал, где Святослав впервые говорил с Кощеем. Там их уже поджидал хозяин дворца, Ольга и госпожа Милорада. А на коленях у нее лежала стиснутая невесомыми ручками рыжая кошка. Святослав замер на пороге. Нахмурился.

Кощей же только ухмыльнулся.

— Ну вот, жених, хотел увидеть мою ненаглядную — пожалуйста.

— Я хотел бы поговорить наедине, — процедил он.

— Не-е-ет, дорогой мой. Муж и жена, как знаешь… Никакого шушуканья! — пригрозил он. Заложил руки за спину и склонился к распрекрасной невесте, аж светившейся от белил. — Что скажешь, душа моя? Понравился тебе сад? Отпустим этого жениха восвояси?

— Не знаю, — томно вздохнула распрекрасная. — Хорош сад, да все сердце мое тоскует. Того и гляди, до свадьбы надорвется, Кощеюшка.

— Чего ж ты еще желаешь, ненаглядная?

— Конька хочу, — недолго думая, сказала она. — Такого, чтоб скакал быстрее солнечного лучика, да говорить умел. Чтоб я между домашними делами успевала росинки весенние собирать, да тебя ими умывать.

И расплылась в медовой улыбке. Кощей аж крякнул от удовольствия и перевел многозначительный взгляд на Святослава, чуть кивнул, мол, полюбуйся. И, недолго думая, хлопнул в ладоши.

— Желание твое для меня закон, бесценная моя невеста. Слыхал, женишок? Раздобудь конька. Раздобудешь, так и быть, отпущу Милораду и княжество тебе верну.

— Позволь с невестой переговорить наедине, — напирал Святослав. Кощей встряхнулся от такой наглости.

— У всего есть цена, юноша. Даже у времени моей драгоценной невесты.

— Дай мне хоть словом с ней обменяться. Может, уже остыло ее сердце, а я зря стараюсь.

— Вот ведь, молодежь, — махнул рукой Кощей. — Ладно. Но не вздумай позволить себе всякого.

И, погрозив ему пальцем, выгнал всех вон. Затем и сам вышел следом. Святослав проводил его взглядом, стиснул челюсти, глядя как медленно закрываются тяжелые двери.

Вдруг за спиной раздался визг. Госпожа Милорада вскочила со своего резного трончика, держа за шкирку рыжую кошку и тряся другой рукой. На белоснежной коже появились две алые точки от острых кошачьих клыков.

— Скотина драная! Вот как выброшу тебя в окно, будешь знать! — рыкнула лже-невеста. Святослав дернулся было спасать кошку, но Дана выставила руку в предупреждающем жесте.

— Не-е-ет, женишок, не так быстро, — ухмыльнулась она. — Ничего я ей не сделаю, ты же меня знаешь. По крайней мере, пока никто из вас глупостей не творит. Не будешь же больше кусаться, кошечка?

— Кожу мою верни, ведьма проклятая, — рявкнула Милорада.

— С радостью бы, да не могу, моя хорошая. Или тебе не терпится в объятиях Кощея побывать? То еще удовольствие, должна сказать, руки молодого князя гораздо теплее и нежнее. Правда ведь?

— Зачем ты это делаешь? — устало спросил Святослав. — Зачем это все?

— Не твоего ума дело, свет мой, сделанного не воротишь, — отмахнулась Дана и усадила кошку на свой трон. — Но раз уж ты взялся исполнять мои скромные женские прихоти, я сделаю так, что ты сможешь вернуться в Дол и получишь все, что тебе дорого. Я ведь не злая, милый мой. И у меня хорошая память, я всегда плачу добром за добро.

Свята этот ответ не устроил, но за годы жизни с этой колдуньей он успел заучить — если Дана не хочет о чем-то говорить, то ответа от нее не дождешься, как ни старайся. Будет юлить, увиливать, и путать так, что сам же и будешь волосы на голове рвать. Единственное, что оставалось юноше, это несколько мгновений сверлить мачеху испепеляющим взглядом.

— Как думаешь, что сделает Кощей, когда я расскажу ему о вашей с ним прошлой встрече?

— Милый ты мой, — рассмеялась та. — Хоть кожу с меня при нем сними, он тебе не поверит и слушать не станет.

— С чего ты взяла?

— Не был ты влюблен, Святослав, за то мне тебя жаль. Вот если б хоть раз влюбился по-настоящему, знал бы это слепое чувство, когда весь мир готов перевернуть, и нет для тебя ничего истиннее и правдивее, чем любимый твой человек. Правду говорю, кисонька? — хмыкнула Дана и, опережая кравшегося к трону Святослава, схватила кошку и усадила себе на руки. — Нет, милый мой, невеста твоя со мной останется. Чтоб ты точно глупостей не натворил.

— Отпусти ее, — процедил Свят.

— Отпущу, — улыбнулась она. — Как только дела свои сделаю, так сразу и отпущу. А теперь пошел вон! Кощеюшка!

Тут же двери распахнулись, и Кощей с премерзкой ухмылкой проплыл мимо Святослава, и демонстративно заключил распрекрасную невесту в свои костяные объятия. На секунду на красивом девичьем лице мелькнуло такое омерзение, что Свят даже невольно заулыбался. Поделом ведьме будет.

— Ну, давай, иди отсюда, — шикнул Кощей.

— Позволь кошечку еще погладить.

— Может, еще каждую крысу в моих хоромах поцелуешь? Пшел вон!

* * *

— И где нам этого конька искать? — сокрушался Влас. От того, что никто толком не оценил его садоводные старания, юноша надулся, как мышь на крупу, и все продолжал бормотать себе под нос, на чем свет стоит ругая Кощея и госпожу Милораду. — Вот право слово, ну налопались бы они этих яблок и горя б не знали. Нет, теперь ей конька подавай. А завтра она что попросит? Водопад ей в бане вытесать?

— Хватит уже вздыхать, — попросил Святослав. Княжий сын вытянулся на сене и все ворочался в попытках найти положение, в котором у него будет болеть какая-нибудь одна часть тела, а не все сразу.

— Я не вздыхаю, — возмутился Влас. — Ты-то сам чего такой спокойный? Спор не выиграл, невесту у тебя умыкнули, не пойми куда послали. А ты валяешься себе.

— А что толку причитать? Ты хоть весь мир обругай, ничего не изменится.

— Может, ничего и не изменится, но полегче станет, а это уже немало, — развел руками Влас. — Или, может, ты рад, что Милорады поблизости не будет?

— Вот это точно не твое собачье дело, — беззлобно проговорил Свят и, изогнувшись, пихнул друга в плечо. Влас захихикал.

— А все-таки, где этого конька взять?

— В Волчьих горах, — раздался голос Ольги.

Юноши сели. Движение далось Святу тяжело, и ноющая боль с новой силой разлилась по телу. Ольга притворила двери конюшни и, перехватив поудобнее висевший у нее на руке платок, подошла к юношам. Расстелила платок перед ними и щелкнула пальцами. Тут же на ткани показались горшки с горячим супом, кувшин меда, свежий исходящий паром хлеб.

— У вас всех, что ли, такие скатерти есть?

— У всех? — Ольга вскинула на Власа удивленный взгляд. — Это кощеево колдовство.

— У Милорады была такая, — кивнул Свят, отламывая от каравая румяный бок.

— Это был подарок, видимо, — вздохнула Ольга и села прямо на пол перед юношами. Взглянула в глаза Святославу. — Мне жаль, что так вышло с твоей невестой. Не знаю, как мы это проморгали. А сад, кстати, очень красивый получился.

— Спасибо, — хором ответили юноши. Влас тут же накинулся на еду, не утруждаясь даже ложку найти.

— Пообедаешь с нами? — предложил Святослав. — Заодно о горах этих расскажешь.

— А что рассказывать-то? — Ольга приняла из рук Святослава кусок хлеба. — Завтра все покажу.

— Ты что, с нами отправишься? — поперхнулся Влас.

— А что, волчонок? Неплохое посольство из нас выходит: князь, волк и кощеева воспитанница.

— А там волки… они?

— Такие же, как ты, да.

Пока ели, Ольга рассказала о вражде, растянувшейся на долгие годы. Волки раньше помогали Кощею, приводили к нему мертвецов, помогали упокоить. Да вот, падкость батюшки на красивых смертных девиц никогда им не нравилась. А тут опять похитил Кощей очередную Василису, оставил в палатах самоцветных. Девка выла, плакала, да и явился за ней очередной Иван. Да не один, а на спине у Серого волка, вожака тогдашнего. И до того Кощей разобиделся на стаю, что гнал их воронами кровожадными до самых утесов, до самого замерзшего океана. И с тех пор зажили Волки своей жизнью, а в Кощеевы земли не возвращались. Кощею же гордость не позволяла признать, что не так уж и распрекрасна была Василиса, что спор выеденного яйца не стоил. Нет, дулся, задирал нос, ногами топал. Серого Волка не стало, и вообще позабыл Кощей о том, чтоб помириться.

— А кто же тогда стаей правит? — спросил Влас с таким жаром, будто знал о волках все, кроме этого.

— Вот завтра и узнаем. Отправляйтесь-ка спать, выйдем на рассвете.

Влас и не думал спорить, тут же, расправившись с едой, растянулся на своей нехитрой постели. А вот Святослав вскочил на ноги и направился вслед за Ольгой.

— Чего тебе? — спросила девушка.

— Спасибо тебе за помощь нам, — заговорил он, но колдунья махнула рукой.

— Оставь. Я и сама буду рада избавиться от этой занозы.

— Но я хотел попросить тебя еще об одном, — опустил глаза Святослав. — Могу я перед отъездом с глазу на глаз переговорить с Милорадой. Ну, с настоящей Милорадой.

Ольга нахмурилась, напряженно обдумывая просьбу. Князь глядел на нее без особой надежды, руки спокойно висели вдоль тела, будто он уже привык и готов к бескомпромиссному «нет». Ольге стало на мгновение стыдно, но все же она сказала:

— Я постараюсь что-то придумать. Отдыхай, жених.

И, одарив его быстрой улыбкой, покинула конюшню.

— Отдыхай, жених, — передразнил Влас. — Везет тебе на ведьм. Все как одна замуж за тебя бегут, аж тапки теряют. Хоть бы поделился, а!

— Надо оно тебе?

— А ты думаешь, какая-нибудь девка выйдет замуж за двоедушника? Хотел б я на такую взглянуть, — хмыкнул Влас и тут же помрачнел, вспомнив об этом новом обстоятельстве своей жизни. Среди снегов и всякой нечисти, эти мысли его почти не беспокоили, но вот, он снова ясно понял, что скоро (если все будет хорошо) он вернется в Дол, в отчий дом. А что дальше?

— Может, найдешь дочь псаря? Такую запахом псины не напугаешь.

Вместо ответа Святослав получил тычок под ребра и сдавленный хохот. Юноша лениво отмахнулся, позволяя сну накрыть его тяжелым одеялом. Казалось, он не спал целую вечность, и теперь образы и воспоминания скомкались в один пестрый клубок и понеслись перед глазами.

* * *

— Невестушка моя распрекрасная, на что тебе это животное? Скоро ведь конька тебе приведут, — причитал Кощей, зажимая изо всех сил нос. Сколько бы ни старался хозяин замка, сдержать зуд и чихание он не мог. Глаза его раскраснелись, как у девицы с разбитым сердцем. Нос тоже опух, но все равно, несмотря на боль, продолжал надрываться чих за чихом.

Госпожа Милорада же была слепа и глуха к мучениям жениха. За ужином она посадила кошку между ними, велела поставить ей золотую тарелочку и самолично положила ей еды. Кошка от еды, правда, отказывалась.

— Ну как же, дорогой мой! — всплеснула руками Милорада. — Тебе ли не знать, что кошки — главные помощницы по хозяйству. Глаза и уши хорошей жены.

— А может, тебе обыкновенных помощниц дать? Оленька, вот, может тебе подсобить.

— А где же она, твоя помощница? — поинтересовалась госпожа.

— Ну так, — махнул рукой Кощей. — Молодо-зелено, она за гостями хлопочет, глазки строит.

— Надо тебе ее замуж выдать, — со знанием дела сказала невеста. — Может, и за Святослава? А что? Хорош собой, при княжестве, силой мужской не обделен. Правда, кошечка? Хотел с невестой домой вернуться, вот и вернется.

Рыжая бестия на это только громко зашипела, но невеста от этого заулыбалась еще шире.

— Нехорошо это, без ее согласия-то, — покачал головой Кощей. — Да и как я без нее-то?

— У тебя я буду. А насчет ее согласия — не мешай молодой крови, она сама все и сделает, — мягко улыбнулась она.

Кощей просиял. Значит, не пытается невеста уклониться от свадьбы. Не думает о том, как бы сбежать от него по хрусткому снегу. А Ольга… надо с нею поговорить будет.

Только подумал он об этом, двери трапезной открылись, и на пороге возникла его воспитанница. Окинув присутствующих быстрым взглядом, сходу заявила:

— Я завтра отправлюсь с князем в Волчьи горы.

— Хорошо! Хо-ро-шо, — хлопнул в ладоши Кощей. Кошка недовольно мяукнула, соскочила с креслица и бросилась было к черноволосой девице, но не удалось ей сделать и пары шагов, как серебряный поводочек, прицепленный к ошейнику, натянулся и дернул ее назад.

— Тише, кошечка.

— Это кошка Святослава, — напомнила Ольга.

— А на что ей по сугробам мотаться? — захлопала ресницами невеста. — Пусть тут останется, сыта и обогрета будет. Правда же, кошечка?

Животное только недовольно мяукнуло и попыталась подцепить когтями ошейник, но крепко сидело серебро, не поддавалось. Ольга нахмурилась.

— Может князь хотя бы с любимицей своей попрощаться?

— Ну что за человек, — устало вздохнул Кощей. — Ему лишь бы языком чесать с кем ни попадя.

— Пожалуйста, батюшка, — попросила Ольга и так взглянула, что не мог суровый наставник воле названной дочери противиться.

— Хорошо, — махнул рукой он. — А со мной попрощаться перед дальней дорогой ты не желаешь?

— Так мы мигом, ты и не заметишь, что меня нет, — безразлично пожала плечами Ольга. От Кощея, немало повидавшего молодых девиц, не укрылся упрек в ее голосе. Царапнула затаенная обида хрупкое хрустальное самолюбие. Встал хозяин из-за стола, схватил кошку за ошейник, чихнул несколько раз так, что кости загремели, да подошел к воспитаннице.

— Пойдем-ка, потолкуем, — сказал он и обернулся к невесте. — Ненаглядная моя, я мигом вернусь.

— И кошечку не забудь, милый мой, — кивнула госпожа Милорада, делая глоток вина.

Кощей кивнул, но передал животное Ольге, а затем подтолкнул девушку к дверям. Переступив порог, Ольга с облегчением выдохнула.

— В кои-то веки поговорим без твоей зазнобы, батюшка.

— Рот бы тебе с мылом прополоскать, Оленька, да сам понимаю, что в твоем характере никто, кроме меня, не виноват, — вздохнул Кощей, пропуская ее вперед, в гостиную заполненную огромными мягкими подушками. — Но не о том поговорить я хотел.

— А о чем?

— Замуж тебе надо.

Это не было неожиданностью, но Ольга все равно нахмурилась. Посадила кошку на подушки и скрестила руки на груди.

— Это тебе госпожа Милорада посоветовала?

— Это мое решение, — сказал Кощей. — Ты девица молодая, красивая, все знаешь, все понимаешь.

— Раз уж я молодая и красивая, отчего ни один из молодцев, что сюда хаживал, внимания на меня не обращал? — вспыхнула она.

О, нет, она не хотела заводит разговор в эту сторону, но въевшаяся в сердце обида полыхнула против воли девушки. Взращенный кропотливым трудом ум бесновался, требовал тут же изобличить госпожу Милораду, пока проклятая ведьма не уничтожила все, что было дорого самой Ольге. Но чувства, закипевшие от усталости и злости, полностью затмили разум.

Кощей еще раз звучно чихнул и уселся на подушки подальше от кошки.

— Ну, как тебе сказать… Как и всякий отец, пусть и не родной тебе, я старался сделать все, чтоб тебя непонятно кто не умыкнул. А то знаешь же этих Иванов да Елисеев? Они за своими Марьями и Василисами за тридевять земель несутся, как приставший банный лист. А чуть что не по ним — все, камень на шею, и жены как не бывало. Ты же помнишь истории дядюшки Водяного.

— Поэтому ты меня мороком укрыл? — спросила Ольга. Тонкие губы Кощея завернулись вниз.

— Это для твоей же безопасности. С девицами всякое случиться может.

— Конечно. Например, меня прямо свадьбы может украсть… Кощей, — всплеснула руками девушка.

— Я никогда бы так с тобой не поступил. Я всегда заботился о тебе.

— Поэтому пытаешься избавиться от меня, как только я стала не нужна!

— А что тебе тут делать? — рыкнул батюшка, поднимаясь на ноги. — Ты получила все: книги, наряды, лошадей. Птичий язык знаешь, можешь ветры нашептывать. Я научил тебя всему, что знал. Пора мне и для себя пожить.

Он поправил полы своей тяжелой медвежьей шубы и указал на кошку.

— Если она вдруг потеряется… не торопитесь искать.

И, еще раз оглушительно чихнув, вышел вон, оставляя Ольгу наедине с ее гневом. Девушка взглянула в раскосые кошачьи глаза, поджала губы и выпалила.

— Вот честное слово, если б я не обещалась Святославу помочь, с радостью оставила бы все как есть. И пусть сгноит она его, что угодно пусть делает.

— Мэу, — ответила кошка и позвенела когтями об ошейник.

— Прости меня, — спохватилась Ольга и принялась ощупывать украшение. Черненое серебро было украшено драгоценными камнями, которые переливались в огнях свечей так, что было не разобрать плетения колдовства. Но Ольга-то знала это кощеево средство от слишком говорливых девиц.

Она осторожно поддела замочек ногтем и шепнула нужные слова. Ошейник со звоном упал на пол. Девушка отряхнула руки и уже приготовилась получать благодарности, как кошка зашипела на нее.

— Только попробуй руки к жениху моему тянуть, мавка драная. Глаза выцарапаю, а потом… потом… — но вместо слов из пасти опять раздалось шипение.

— Ты слишком долго в кошачьей шкуре.

— И без тебя знаю! — всхлипнула шумно Милорада. — Она сказала, что если я как-то попытаюсь Кощею ее выдать, она Святославу сердце остановит. А как мне жить без него потом?

Ольга вздохнула, про себя только и думая, до чего же ей это все надоело. А все батюшка с его любовью рубить с плеча. Вроде серьезным делом занимается, жизнь и смерть по течению пускает, а на деле-то…

— Мы разберемся с коньком и вернемся. Пойдем, я тебя к Святославу отведу, — протянула руки Ольга.

— А отчего он сам не пришел? Почему тебя послал? — всхлипнула кошка.

— Ты хочешь его увидеть или нет? Поверь, терпением я не отличаюсь, — ожесточилось красивое лицо.

Кошка мурлыкнула и вскочила ей на плечо. Закрепилась острыми коготками и позволила нести себя через переплетенье коридоров. А Ольга шла вперед и изо всех сил старалась посмеяться над грозными кошачьими речами.

«Только попробуй… да к моему ненаглядному» — ха-ха!

Правда, невесело было Ольге, а отчего-то обидно.

— А я знаю, я ревновать его заставлю, — вдруг выдала Милорада. — Пусть не думает там себе… Я же тоже не пальцем деланая.

— Тоже как кто? — вежливо поинтересовалась Ольга.

И рассказала ей Милорада всю свою кручину, как оставлял ее князь в тереме, как пропадал целыми днями, обещая все потом да потом.

— А когда оно «потом» это?

Глава 23

Морозный ветер хлестал по лицу, но Святослав даже не обращал внимания на отрезвляющие пощечины мороза. С самой ночи не проронил он не слова, а Влас не решался даже попытаться его развеселить. Просто перекинулся волком, да и был таков. Залезай, мол, поехали. Быстрее приедем — быстрее уедем.

— Только сильно не ерзайте, — сказал он, когда князь пропустил вперед Ольгу, облаченную в мужское платье.

— А ты не сбрасывай, хорошо? — попросила девушка. Она одна старалась сохранять присутствие духа, но вина грызла ее изнутри. А все Милорада!

Когда обращенная кошкой невеста заявила, что изволит сыграть на нервах своего ненаглядного, как на гуслях, ничего Ольга ей не сказала. Отчасти, понимала ее желание. После недавних шуток, которые выкидывал Кощей, она и сама была бы рада сделать что-то на зло батюшке, лишь бы так заполучить его внимание. Но когда принесенная в конюшню Милорада гордо прошагала мимо Святослава, запрыгнула на грудь Власу и принялась тереться мордочкой об отросшую на его лице щетину, даже Ольга опешила. Святослав только стиснул зубы, стойко переживая унижение. Хуже всего было Власу, он и вовсе застыл, будто ему на грудь положили наковальню. Только глаза выпучил и всеми силами пытался показать другу, что он тут и вовсе не при чем.

— Береги себя, Влас. И за Святославом присмотри, — просила Милорада.

Ольга смущенно опустила глаза, пытаясь собраться с мыслями. Хотелось провалиться под землю, лишь бы не видеть, не чувствовать, как горят щеки от осознания, что она зачем-то стала соучастницей в этом и никак не остановила разгневанную невесту.

Святослав стоял, словно ничего не происходило. Его лицо оставалось безразличным, хотя Ольга заметила легкое подрагивание его руки. Влас поднял руку и неуклюже почесал кошачью голову кончиками пальцев.

— Ну… ты это… тоже тут не скучай. Береги себя там, глупостей не делай.

— Об этом вас просить надо, но раз уж Ольга отправляется с вами, — протянула кошка.

Свят потер переносицу, пряча за этим жестом закатившиеся до затылка глаза. Ольге тут же захотелось рассыпаться в извинениях. Но молодой князь опередил ее. Подошел к распластавшемуся на сене другу, протянул Милораде руку. Та неохотно повернулась и почесалась головой о его пальцы.

— Все будет хорошо, — выдавил он из себя. — Мы скоро вернемся.

— Уж постарайся. Спокойной ночи.

Ольга унесла ее, оставляя юношей в неловком молчании. Как только двери за ней закрылись, Влас принялся извиняться и оправдываться, душой своей клялся двоедушник, что ничего у него и в мыслях не было, пару раз только с княжьей невестой любезно переговорил. От его гомона у Святослава только разболелась голова, а тело налилось свинцом. Он вжался в солому, надеясь провалиться обратно в сон, но так и не смог, бултыхался где-то на поверхности дремы. В груди горела злость. Он так старался поступать правильно. Из кожи вон вылезал, чтоб вернуть все на круги своя, чтобы быть достойным князем, женихом, мужем. Но какая-то… кошка драная вмиг развеяла все его старания в пыль. Жизнь будто насмехалась над ним, так и хотелось, чтоб в один миг пропало все пропадом. Может, зря он пытался отсрочить неизбежное? Может, боги давно уготовили Долу погибель? Он бы помолился, да уже и не знал, кому. Что, если и боги, которым они с матерью и отцом тайком молились, на деле окажутся не лучше Кощея или Водяного?

А Влас все тараторил:

— … Я-то может и не против, Свят, ты ж меня знаешь. К тому ж девица видная, да и шерсти не испугается, да ведь она выбрала тебя, а ты — ее, так что я и думать не думал. Ты главное не серчай, она ж наверняка позлить тебя решила. Что с этих девок взять. Вон, у нас на соседнем хуторе жила…

— Достал ты со своими историями, — только и сказал Святослав, и это, отчего-то, полоснуло по самолюбию Власа больше, чем обвинения, которые он ожидал услыхать.

Нахохлившись, уснули и проспали до утра.

Проснувшись, обменялись только кивками. Святослав был не в духе, Влас все еще дулся. Но раз обещание дано, надо ехать к Волчьим горам. Ольга в их компании чувствовала себя, мягко говоря, не очень. Так распиналась Милорада в своей любви к Святославу, а сама-то! Нет, определенно, люди с любовью столкнувшиеся, враз мозги теряли. Иначе не объяснить было ни Кощеевы причуды, ни Милорадину жестокость. А ведь поют песни хвалебные любви этой, всякому желают. Это ли не жутко? На секунду Ольга даже почувствовала благодарность батюшке-Кощею за морок, защитивший ее от такой доли.

Но только на секунду, потому что стоило ей усесться на волчью спину и почувствовать, как спину ей подпирает крепкая грудь Святослава, по телу прокатилась дрожь. Еще чего не хватало.

Князь за ней поерзал, ища, куда бы деть руки. Влас недовольно заворчал и принялся переминаться с ноги на ногу.

— Я ж попросил!

— Может, лучше верхом? — спросил Святослав.

— Коня разорвут, а своего не тронут, — объяснила Ольга. Затем выдохнула, стиснула челюсти, словно ее пронзила острая боль, и предложила. — Просто придерживай меня. Не упадем.

Когда крепкие руки взялись за ее талию, Ольга зарылась пальцами в черный волчий мех. Угроза Милорады звенела в ушах, и Ольга попыталась отшутиться от себя самой. Вот еще, будет она кошачьего шипения бояться. Да и не любезничает она вовсе с чужим женихом, это просто нужно, чтоб с волчьей спины на бегу не свалиться. Вот только румянец по щекам предательски разлился, и девушке казалось, что пунцовые сполохи видно даже через платок, которым она укуталась по самые глаза.

— Уже ездила так? — прозвучал голос Святослава над ее ухом.

— Должно быть не сложнее, чем верхом, — повела плечом Ольга.

Волк сорвался с места, и девушка чуть не свалилась было от резкого толчка, но Святослав крепко прижал ее к себе, аж дух захватило. Но это от скорости было, конечно. Миг потребовался девушке, чтоб вспомнить, как дышать. Затем она наклонилась чуть вперед, прижала колени к волчьим бокам.

Мелкая снежная крошка летела в лицо, солнце вышло из-за облаков и плясало на хрустящем насте. От волчьих лап по снежно-ледяной корке разбегалась паутинка трещин. Морозный воздух толчками врывалась в грудь, вырывая кашель смешанный со смехом. На мгновение Ольга и позабыла, что под ней двоедушник, а позади балансирует молодой князь с глазами цвета талого льда. Было только ясное небо и ослепительный снег, ветер и смех, разливавшийся по равнине. Ольга прикрыла глаза, и чудилось ей, будто у нее выросли крылья. Будто расправит она их сейчас и унесется прочь. Руки, вцепившиеся в волчий загривок, расслабились, спина стала мягкой, как лебяжий пух. Ольга расправила плечи, вдохнула полной грудью, раскинула было руки, но опомнилась — княжьи объятия крепко удерживали ее на месте.

— Давай, — прошелестело у нее над ухом.

Ольга стиснула зубы и снова напрягла руки, но Святослав наклонился вперед, взял ее за запястье и мягко отвел его в сторону, позволяя стянутым черной перчаткой пальцам ловить ветер. Ольга засмеялась. Бархатистый смех Святослава вторил ей.

— Вы там совсем ошалели? — буркнул Влас, но без злости.

Ему и самому нравились эти мгновения, когда мир проносится перед глазами одним смазанным пятном, но в то же время волчий взор может различить каждую снежинку. И что-то первобытное разливается в груди: звериная жажда, желание бежать, нестись, гнать, а потом оказаться там, где сердце чувствует себя дома. Где спокойно и хорошо. И чем дальше они летели через снежную равнину, тем жарче разгоралось тепло в груди, а тревога и обида тонули в колючем снегу.

Если бы Ольга обернулась, она бы увидала, как разгорелись глаза Святослава. Искрами вспыхивала в них радость и восхищение от этого ледяного безмолвия. Длинная черная коса хлестала его по плечам, только успевай уворачиваться, но даже это сейчас казалось ему веселым. И тепло девичьего тела, которое он кожей чувствовал даже через перчатки, заставляло чувствовать себя живым, пьянило лучше пенной браги. Если б можно было на всю оставшуюся жизнь растянуть этот полет через равнину, в котором не было ни долга, ни клятвы, только ветер и снег, он бы отдал все, что у него было.

От этой мысли на сердце у Святослава потяжелело. Нет, так нельзя. Рука, придерживавшая запястье Ольги, обмякла. Свят стиснул зубы, напряг спину. Девушка, словно почуяв случившуюся с ним перемену, вся сжалась и попыталась отодвинуться вперед. На секунду ей показалось, что какое-то незнакомое тепло разлилось вокруг сердца.

«Ну уж нет!» — напомнила себе она. Не сейчас. Возможно, потом, когда все закончится, воспользуется она предложением Кощея, покинет черный терем и отправится к людям в купальную ночь через костры скакать, а потом с первым, кто приглянется, в укромном теньке миловаться. Может, и мужа себе раздобудет какого-нибудь. Правда, не прям уж какого-нибудь, а…

Она тряхнула головой, еще раз обещая себе подумать об этом потом.

Из-за горизонта наконец показались острые зубья Волчьих гор.

Серые пики с заснеженными макушками царапали небо. С каждым вдохом горная громада вытягивалась все выше и выше, пока не заполонила собой все пространство, доступное глазу. Казалось, исполинские горы давят на кощеевых посланцев своей вековой тяжестью. Какими бы маленькими себя ни чувствовали путешественники, захотелось сжаться, стать еще меньше, чтоб Волчьи горы не заметили их — назойливых блок, дерзнувших скакать по морозным утесам.

У самого подножья царила почти ночная темнота. Ветер несся из ущелий и растекался по долине, переплетался теченьями и пронзительно свистел. Влас сбавил шаг, прислушался к завываниям среди камней. Один протяжный звук, не похожий на многоголосье ветров, заставил его навострить уши.

— Туда? — спросил он, указывая в расщелину. Узкая, пройти в ней можно было разве что боком, стараясь делать не больше полувдоха.

— Тут ты наши глаза и уши, — предупредила Ольга, но все же спешилась. Прикрыла глаза. Для нее, как для жительницы кощеева двора, горы гудели угрозой.

Она опустилась на колени, сняла перчатки, открыла лицо и принялась шарить в снегу, пока пальцы не наткнулись на гладкий камешек. Ольга вытащила его на свет и, поднеся к губам, принялась шептать. Камешек согрелся от дыхания, и даже волнение гор приубавилось. Ольга осторожно, как младенца, положила заговоренный камень в снег, а с ним оставила свои перчатки. Поднялась, поклонилась горам, и только после этого обернулась к своим спутникам.

— Теперь можно идти.

Юноши переглянулись. В глазах у обоих читалось усталое: «не спрашивай, так надо». Они кивнули друг другу, Влас прибавил шагу, обогнал их и первым зашел в расщелину. Ольга развернулась боком и последовала за ним. Она осторожно приподнимала руки, пытаясь уберечься от острых камней. Следовавший за ней Святослав стянул свои перчатки из мягкой кожи и протянул их Ольге. Девушка попробовала было отказаться, но юный князь и слушать не стал. Просто впечатал перчатки в раскрытую ладонь, замершую в останавливающем жесте.

— Если упадут, оба с голыми руками пойдем, — предупредил он.

Кусачий холод, царивший в ущелье, не дал стеснению победить. Ольга благодарно кивнула и натянула перчатки. Они были велики, но зато еще хранили тепло чужих рук.

Эхо дыхания разносилось по расщелине, и словно в ответ до них долетал треск и звон — это откалывались и падали вниз куски наста, клацала об утесы каменная крошка, сдвинутая слишком сильным порывом ветра. Спутники старались быть как можно тише, но даже молчание полнилось звуками, до того оглушительно громкими, что казалось, что вот-вот сами горы обрушатся на них в наказание за потревоженный покой. Стоило только намеку на эту мысль появиться в их головах, все трое тут же гнали навязчивый образ прочь. И все же под кожей морозом разливался ужас, стоило только представить, как они втроем будут пытаться сбежать от стихии по узкой расщелине, где даже шагать скоро не получалось. Влас уже тысячу раз пожалел о том, что они не пошли по верху, но чутье вело его дальше, вперед, и он, как мог, сглатывал накатывавшую волнами панику.

Вдруг над головами раздался хруст. Мелькнула тень. Все трое остановились, задрали головы, задержали дыхание. Ничего. Только несколько комьев снега упали с гулким эхо.

— Далеко еще? — спросил Святослав.

— Я-то откуда знаю⁈ — шикнул Влас.

— Это уже не важно, — отметила Ольга, указывая наверх. Вереницей мелькали тени. — Нас будут ждать у выхода.

Интересно, сколько страха нужно натерпеться, чтоб перестать его испытывать? Чтоб нервное покалывание, разливающееся по коже, ощущалось не больше, чем зуд, который пройдет, если немного потерпеть? Каждый по-своему задавался этим вопросом, и каждый отказывался искать ответ. Завязавшийся в животе тугой комок нервов не давал сильно рассуждать. Мыслей хватало только на то, чтобы передвигать ноги, пробираясь вперед, и подбирать правильные вежливые слова.

Вскоре показался выход из расщелины. Солнце било лучами прямо в него, и казалось, что за узким коридором в каменной породе нет ничего кроме белого света. Но стоило троим спутникам вывалиться наружу и набрать полные легкие воздуха, зрение у них прояснилось. Они оказались в горной долине, и прямо у входа их окружили трое огромных волков.

Матерый, покрытый шрамами, одноглазый волк вышагнул вперед и обнажил зубы, зарычал. Троица подобралась, все встали плечом к плечу. Святослав, недолго думая, положил руку на рукоять отцова кинжала, но волк только предупреждающе рыкнул. Свят поднял ладонь.

— Братцы, — попробовал шагнуть к ним Влас, но Ольга и Свят схватили его за шиворот почти одновременно и потянули назад. Им не понять было разлившегося у него в груди пьянящего тепла, ощущения, что он наконец-то там, где должен быть.

— Вы совсем ошалели? — рыкнул Матерый. — Кто такие?

— Я Святослав, князь Дола, — шагнул вперед Святослав. — Кощей похитил мою невесту, и чтоб вернуть его, должен япривести ему конька, какие только в ваших горах водятся.

— А эти?

— Это Влас, он из ваших. И Ольга…

— Я от Кощеева двора, мириться пришла за батюшку моего, — вклинилась девушка. Матерый зашелся лающим кашлем.

— Всякого мои глаза навидаться успели, но такого… чтоб из-за той стороны реки к нам сам пришел один из наших! Чтоб кто-то решил для Кощея доброе дело сделать! Ха-ха-ха! А ты… ах-ха-ха-ха! — он задержал взгляд на Святославе, но даже выговорить и слова не смог.

Князь нахмурился.

— Позвольте нам пройти дальше.

— Позволю-позволю, — закивал волк. — Поведем вас прямиком в шатер к нашей княгине. Она со смерти своего отца не смеялась, а тут уж обхохочется.

Остальные волки похихикали, поддерживая своего предводителя. Тот вернулся взглядом к Власу.

— Ну а ты, коль наш, мог бы и перекинуться. А то ж наслово тебе кто поверит, кутенок?

— Да, как скажешь, барин.

И тут же волком обернулся. Глумление исчезло с морды Матерого.

— Ну и дела. Давайте за мной.

* * *

Величава была волчья княгиня. Высока, широка в плечах, чернява, в такие же черные меха облачена. С мечом наперевес вилась она вокруг деревянного чурбана, что только щепки в стороны летели. Правда, найти ее оказалось все ж непросто. В шатре, расположенном в долине между скал, где, казалось, во всю царствовала весна, ее не оказалось. Не дали чужакам расположиться, как гостям, повели дальше, в поселение. Часть жителей-двоедушников ходила в волчьем обличии, часть в людей перекинулась. Было тут все глазам Святослава и Власа знакомо. Народ таскал ведрами воду, бабы стирали, мужики дрова для костров кололи, да шкуры звериные выделывали, чтоб старые шатры залатать. У окраины раздавался железный звон, туда-то их и повел Матерый со своими соратниками. Там-то они и увидали женщину — ни дать, ни взять гора в человеческом обличии. Даже не увидав ее лица, захотелось склонить голову перед ней Ольге и Святославу. А Влас, лишь увидав черные с серебром волосы, встал как вкопанный, да язык вывалил. В нос ударил знакомый до боли запах, смесь молока и трав, в голове зажужжали мысли, как назойливые шмели, что кормились на клевере у их дома.

— Княгиня Гордана, к тебе с Кощеева двора, — окликнул Матерый.

Обернулась Гордана, обожгла пришедших глазами цвета меда, но застыл ее взгляд на молодом волке. Испарилась суровость с загорелого лица, взметнулись вверх густые брови, и тонкие губы прошептали лишь одно:

— Влас?

Хотел ответить ей тот, но вырвался из груди только щенячий скулеж. И, позабыв даже человеком обернуться, бросился он к ней. Зарычали волки, замерло все поселение, Ольга метнулась вперед, но Святослав удержал ее, сам не ведая, почему. Просто вытянул руку и схватил, не давая девушки унестись вперед среди волчьих спин и прижатых ушей. Вскинула руку Гордана, и одного этого жеста хватило, чтоб все остановились, а женщина упала на колени, обхватила черную волчью шею и принялась целовать покрытый шерстью лоб, пока Влас потявкивал и хвостом вилял.

Застыл волчий народ, глядя на это, а Гордана все продолжала волка чесать и целовать, словно никого вокруг них не было.

— Вот уж не думала, что ты в меня пойдешь, — всхлипнула Гордана, смаргивая слезы. Встала она, выпрямилась во весь рост и прокричала. — Мой сын нашел дорогу в родные края!

И зашлись волки радостным воем. Закричали те, кто в людском обличьи похватал мечи и топорики. И даже Святослав подхватил этот радостный клич. Только Матерый подошел к нему да мотнул своей седой мордой.

— Вы ж это? Чего сразу-то не сказали?

— Да мы и не знали, — пожал плечами Святослав.

О матери Власовой он знал мало. Сам друг говорил, что матери не стало, когда он совсем малым был, так что и не помнил ее даже. Тогда-то отец забрал его к княжьему двору и стал ремеслу обучать, а потом и вместо себя оставил. После кончины княгини они со Святославом и сдружились, знакомая потеря позволяла молчать в компании друг друга без чувства жалости. Это-то он и пересказал вкратце Ольге, пока их в сопровождении самой близкой свиты Горданы вели в отдельный шатер. Влас все-таки обернулся человеком, но вел себя — щенок-щенком. Скакал вокруг княгини, чуть не приплясывал, все сравнивая величавую женщину с расплывчатыми пятнами своих воспоминаний. Общего у них было немного, разве что глаза да волосы, но Гордана все равно умилялась этому бородатому малому, как младенцу. Приговаривала: «Мелковат, конечно, но силой в батюшку своего».

Свят попытался было нагнать княгиню, но верная свита остановила его предупреждающим рычанием и клацаньем зубов. Завели их с Ольгой в шатер, принесли горячей еды и питья и строго наказали княгиню не беспокоить до праздника по случаю возвращения сына.

— Это что же, получается, он как ты? — улыбнулась Ольга, когда все ушли, оставив их со Святославом у потрескивающего очага. Святослав удивленно вскинул брови. — Ну, тоже князь.

— Получается, так, — кивнул юноша. — Кто б мог сказать?

— Выходит, без слуги домой вернешься, — покачала головой она. — Зато с невестой.

— Если получится. Не хотелось бы задерживаться тут. А если и Влас тут останется, то обратно добираться будем долго, — вздохнул князь, глядя на свою спутницу через пляску огней в очаге. Шатер был небольшой, огонь, разведенный в яме прямо в земляном полу, плясал на поленьях, а дым выходил в дыру в крыше. Быстро стало жарко, и Свят сбросил теплый кафтан на лежанку, которую ему наспех соорудили из нескольких подушек. За спиной у Ольги лежала такая же. Девушка разложила на ней теплое облачение, а сама осталась в штанах и рубахе, сидевших до того ладно, что глазом нельзя было не зацепиться.

— Думаешь, Влас бросит тебя и останется здесь? — спросила Ольга, вырывая его из раздумий. Свят вдруг понял, что несколько мгновений рассматривал свою спутницу и даже успел решить, что не так уж и похожа она на Дану. Мягче черты у дочери. Добрее. Оттого и смотреть приятно.

— Не знаю, — честно ответил он. — Но если решит оставить, я пойму. Не буду зла держать.

— Многие тебя оставили? — Ольга горько улыбнулась. Свят неуютно поежился. Так его еще никто не спрашивал. Ольга быстро исправилась. — Это не мое дело. Меня вот никогда не оставляли. Я всегда одна была, разве что, батюшка-Кощей всегда был рядом, но так… пока очередная Василиса не появится. А сейчас и он меня сосватать хочет из-за этой… невесты.

Свят поджал губы и попытался выдавить улыбку.

— Может, он и передумает, когда мы вернемся.

— Да, ясное дело! — отмахнулась Ольга с напускной легкостью. — Это ж батюшка. Он как что решит в сердцах, так на следующий день и передумает.

— А сама ты чего хочешь? — спросил Свят, невольно чувствуя укол совести. У него такого никто не спрашивал. Но княжьему сыну и хотеть-то много не положено. Вместо желаний есть долг, обязанности. Все желания передавай кухарке да жене, которых для тебя выберут, если сам нерасторопен будешь.

Ольга всерьез задумалась над его вопросом. А чего она сама хотела? Было что-то, желание, что мучило ее большую часть жизни, почти каждую минуту. Хотелось ей быть нужной. Не зачем-то, а просто. Не книги приносить или воронов в башне кормить, когда старые кости ноют от перемены ветра, а просто нужной. Не как вещь. Ольга не знала, как это описать. Вот, чтоб кому-то — конечно, в первую очередь, батюшке — было интересно, как она, весело ли ей, и чего она хочет. Но такие вопросы батюшка задавал только когда что-то было нужно от Ольги ему самому.

— Не знаю даже, — пожала плечами Ольга. — Мир посмотреть.

Святослав кивнул, будто поверил.

— Может, сосватаюсь за ветер какой-нибудь, который через тридевять земель летает, — продолжила она.

— Или за волка, которому никакие расстояния не страшны, — подхватил Святослав. Ольга шутливо покачала головой.

— Не люблю браки дипломатические, от них отказаться труднее. Я б по любви выйти замуж хотела.

— Кто б не хотел, — вздохнул Святослав. Ольга удивленно вытянула шею, глядя на него поверх пляшущих лепестков огня.

— А как же ты с госпожой… то есть, просто Милорадой? Разве ж не любишь ее? Она ведь хороша собой, умна… что еще ты там про нее говорил? Колдовством своим твое княжество спасла.

— Ладно, это уж мое дело, — попытался закончить разговор Святослав. Ольга уткнула руки в бока.

— Нет уж, ответь, князь. Чего вам, мужчинам, надо? Неужели тебе чего-то не хватает? Я ж изведусь! Какой должна быть девица, чтоб ее просто можно было по любви женой своей назвать? Красивой? Умной? Мудрой по-женски? Мастерицей у очага? Рукодельницей? Богатыршей?

От каждого ее слова губы Святослава только крепче поджимались. Каждый вопрос отзывался сполохом румянца на щеках, будто Ольга не спрашивала, а пощечины ему отвешивала. Врезались слова прямо в и без того раздутую совесть, обращали последние крупицы самообадания бессилием. Минута, и лопнуло что-то внутри, опустил Святослав голову под весом клятвы, которую дал, которую уж и не знал — исполнит ли.

Ольга зажала рот рукой, подскочила к нему, тронула за плечо.

— Князь, ты чего? Я ж не хотела обидеть. Я просто… Это мне самой обидно, я не хотела, но ты прости, если что.

— Все в порядке, — кивнул Святослав, через силу расправляя плечи. Он положил ладонь поверх тонких девичьих пальцев и сжал их. Заглянул в изумрудные колдовские глаза, чуть улыбнулся. — Я не знаю, как тебе ответить. Пожалуй, и не узнаю никогда. Мне одного будет хотеться, твоему мужу другого, а каждому не угодишь. Обязательно что-то будет не так.

— Получается, можно просто… быть собой? — улыбнулась Ольга, не торопясь убрать пальцы из-под его руки.

— Видимо, так.

— Осталось понять, что это такое.

И засмеялись оба, пытаясь смешками перекрыть повисшую неловкость.

Полог шатра сдвинулся, и внутрь влетел Влас, весь разнаряженный в черное одеяние, шнурами расшитое, с богатой шубой на плечах.

— Ага, отдохнули с дороги! — расхохотался он и встал, давая спутникам вдоволь им налюбоваться. Он взмахнул руками и принялся тараторить. — Я с матушкой поговорил, она конька вам отдаст самого лучшего и мир с Кощеем заключит, как только получится. Она только просит вас на праздник остаться и повеселиться как следует, а наутро уж отправимся в путь.

— И ты с нами? — радостно всплеснула руками Ольга, к своей неловкости вспоминая, что именно с этого начался их со Святославом разговор.

— Конечно, — улыбнулся Влас. — Надо ж начатое до конца довести. Только у меня одна просьба будет. Свят!

— А?

— Научи меня этому княжичьему делу. Я ж вернусь, как мы с Даной разберемся.

И расхохотался, и зарылся пальцами в густые черные вихры. Долго он не мог смириться с тем, что двоедушник, а тут еще и это — княжич он теперь.

Глава 24

Когда на ясное небо начали набегать тени, в поселении волчьего народа зажгли огни. В согревшемся воздухе полились первые напевы, зазвенели и забренчали диковинные инструменты, и гомон голосов расплавился, смешиваясь со странной музыкой обитателей гор. Для празднования прибытия Власа установили навес, под ним разбросали подушки и расставили вплотную друг к другу низкие столы. Все желающие могли подсесть и поздравить счастливую Гордану с вновь приобретенным наследником. Волчья княгиня сидела во главе стола, настолько огромная и высокая, что, казалось, даже под самим небом ей тесно. По правую руку от нее сидел сын, по левую — Матерый. Обернувшийся человеком, симпатичнее он не стал, сделалось только заметнее, как потрепала его жизнь. Сквозь редкие седые волосы просматривались розовые полосы шрамов, один глаз был подслеповат и постоянно щурился, а нос был сломан столько раз, что какая-нибудь ласточка, наевшаяся перебродивших ягод, могла принять его за свое гнездо.

Святослава и Ольгу усадили по правую руку от Власа. Не успели они устроиться и даже взглянуть на выставленные перед ними блюда, Гордана принялась потчивать их брагой и расспрашивать о жизни в Доле и при дворе Кощея. Немало расстроилась женщина, узнав, что старый князь скончался. И нахмурились ее соболиные брови, когда рассказал Святослав о злодеяниях Даны, о нашествии мертвой воды и о жестокости, с какой она мучила бедную Милораду.

— Много мы слыхали об этой княгине-колдунье, — процедила она. — Создала она Алую топь злым колдовством, не на добро направленным. Хотя какое колдовство может быть добрым, если невинные кровь проливают? Но это было и остается одним из самых страшных злодеяний.

— Произошло что-то кроме появления Алой топи? — догадался Святослав.

— Верно, — кивнула Гордана. — В тот день много нитей судьбы оборвалось. Много дыр появилось там, где жизнь со смертью соприкасаются, но не переплетаются. Не переплетались.

— Дана много говорила о том, чтобы жизнь со смертью поженить, но мы не знаем…

И замолчал под пронзительным взглядом янтарных глаз Горданы. Женщина предостерегающе улыбнулась. Мол, не сейчас, потом. Щедрой рукой плеснула еще браги князю и сидевшей рядом с ним Ольге. Рассмеялась, спрашивая:

— Ну, Ольга Разумная, кощеева гордость! Долго будет тебя названный батюшка подле себя держать?

— Кажется, недолго, — улыбнулась та. — А ты хорошо его знаешь, княгиня?

— Знаю-знаю. И тебя видала краем глаза, пока ты еще ходить училась. Совсем кроха была, а он уж так от умиления и гордости тряся, что чуть кости не растерял. Но мир мы тогда не заключили. Жаль, конечно. Но до чего ж ты славная была.

— Сосватать он меня хочет, — вздохнула Ольга. — Но если мы свадьбу расстроим, да правду расскажем, может, он и передумает.

— Сосватать тебя ему будет трудно, — ухмыльнулась княгиня. — Столько он дел наворотил за жизнь свою бессмертную, стольких девиц до слез довел, но тебе он такого же не пожелает. А значит будет к каждому жениху во сто крат строже, чем к себе.

Слушал Влас речи матери, а вместо вымоченного мяса собственные губы жевал. Может, дело было в браге, влившейся в его горло, как в бездонную бочку. А может, просто тоска по родному теплу выродилась в жадность. А может, и все сразу, но почувствовал Влас, как назревает в его груди злость, обида. Он давил ее в себе, напоминая, как радовалась Гордана его прибытию, как целовала в щеки, как ерошила волосы, находя сходство то с собой, то с Микулой, как за руку таскала по поселению, знакомя со всеми. И так счастлива она была, что не успевал Влас и слова вставить в ее речи. Но тут что-то лопнуло у него внутри, тонкая струна самообладания надорвалась, наполняя голову оглушающим звоном. Влас перегнулся, вылезая прямо перед носом княгини, заглядывая в глаза матери, и спросил со всей серьезностью.

— Почему ты ушла тогда? Почему ни разу не навестила батюшку?

Всякая веселость исчезла с лица Горданы, как утренняя дымка. Засияла в янтаре застарелая боль.

— Умер мой батюшка, Серый Волк, я отправилась с ним проститься. Но кроме меня некому стало заботиться о стае. У нас были трудные времена.

— Почему ты ни разу не навестила нас? Даже весточки не прислала? Почему с собой не забрала?

— Я думала, так будет лучше. Что ты в отца уродишься, хутором заниматься будешь. Не хотела я для тебя волчьей доли.

— Он же любит тебя! — гаркнул Влас так, что все вокруг обернулись. Лицо его горело пунцовым, зубы скрежетали. — Как ты могла? И сидишь теперь, улыбаешься, будто так и должно было быть.

— Влас, — попыталась окликнуть его Гордана, но Матерый нашел более действенный способ. Схватил со стола чарку воды, да вывернул всю на новоявленного княжича.

— Остынь, щенок, и впредь голоса на княгиню не повышай, — проскрипел он и вернулся к еде.

Гордана опустила глаза.

— Алая топь, — прошелестел ее голос.

— Что?

— Как появилась Алая топь, так все пошло вкривь да вкось. Все странным стало. А со временем только хуже. Чем дальше переплетались жизнь со смертью, тем труднее волкам стало выбираться к людям и мертвецов забирать. Мы застряли тут, — она подняла глаза на Святослава. — Живые люди еще могут выйти, но вот двоедушники дальше середины пути не пройдут.

— А куда же деваются мертвецы тогда? Нечистью становятся? — бойко заговорила Ольга, дыхание у нее сбилось, догадка вертелась на языке.

— Нечистью, — кивнула Гордана. — А всякий неупокоенный мертвец отправится в царство Водяного. И будет там служить веки вечные.

— Но воды в мире столько нет.

— О, он разольет моря, если только захочет, если только достаточно права у него на то станет, чтоб всем своим подданным кров дать.

Свят тряхнул Власа за плечо.

— Ты понимаешь? Это ж Водяной нам про Дану рассказал. Что, если там не все было? Что, если…?

— Да можешь ты угомониться? — рыкнул Влас. — Все с Долом своим носишься, а на остальных плевать тебе! Задрал уже, хоть на час заткнись, наконец!

И, не дожидаясь ответа, вскочил на ноги и бросился прочь. Его проводили полные осуждения взгляды, а Гордана потупила взор, скрывая плескавшиеся в янтарных глазах стыд и боль.

— С ним это часто бывает, — успокоил ее Святослав. — Скоро он остынет и вернется.

Гордана закивала и подлила всем браги. Прикусила губу и пробормотала, как бы про между прочим.

— А про Водяного-то действительно ничего не слышно последние лет сто.

— Батюшку-Кощея предупредить надо будет, — подхватила Ольга. Горько усмехнулась Гордана.

— Как ты печешься за него. Но тут ты права.

— Не так уж он и плох, — улыбнулась девушка, пытаясь скрыть сомнение в собственных словах.

— Может и так, любовь всякое прощает. Вот только, дорогая моя, прибереги свое сердце для любви бескорыстной…

— Настоящей, — усмехнулась Ольга.

— Она каждый раз настоящая. Просто у каждого своя.

Закатное солнце коснулось горизонта, залило его огненным заревом, а затем поползло обратно наверх, будто продлевая и без того долгий день, лишь бы взглянуть, чем дело кончится. Глядел Святослав на это диво и поражался. Вот, почему в кощеевом дворце шторы такие тяжелые. Раз ночь в этих краях не наступает, приходится ее самим делать.

* * *

Задернула шторы Дана, улеглась на постель, потянула за цепочку, заводя кошку на лежанку, у изголовья поставленную. Охрипшая от мяуканья Милорада молча поплелась, и стоило ей улечься, блаженно выдохнула невеста. Тело молодое, в безвременьи выросшее, чувствовало близость души вынутой, заживало с ней поблизости, крепло. Уходила боль, затягивались чешущиеся язвы. И как Дана раньше не догадалась? Близко был день, когда солнце с луной в объятиях сольются, предчувствие ее не обманывало. Вот-вот можно будет перестать время тянуть. И от того по коже разливалось нетерпеливое возбуждение.

— Хочешь, голосок тебе верну, а, кошечка? — проворковала она и, не дожидаясь ответа, раскрыла замок на ошейнике. — Давай, я сегодня добрая.

— Кого ты обмануть хочешь, ведьма? — зашипела Милорада, вскочила на кровать. Выпустила коготки было, но замешкалась. Не хотелось свое собственное распрекрасное лицо полосовать, а Дана улыбалась, точно знала это.

— Злишься ты, Милорада. Понимаю. Знаю, каково это, когда самое дорогое у тебя забирают, когда лишают жизни, которую ты больше всего желала.

— Да откуда знать тебе? — нахохлилась кошка. — Ты сама свою дочь волкам на съедение бросила. Сама князя сгубила.

— И не одного, — с гордостью объявила та, обнимая колени. На ее губах расцвела мечтательная улыбка.

— Нет любви в твоем сердце.

— Была, да вся вышла. За что судишь меня, Милорада? Жила ты сотню лет в Алой топи, да жизни не знала. А я вот больше сотни зим провела повсюду. И всякое со мной бывало. И любовь великая, настоящая.

Кошка навострила уши, и Дана продолжила.

— Родилась я далеко от Дола, там, где зимы мягкие, беззубые, дождями напоенные. Были у меня и мать, и отец, и братья. И муж любимый. Думали мы, ждали, когда детки появятся, но раньше показались лодки резные. Всех погубили люди с железными топорами. Каждого мужчину зарезали. Над каждым братом пролила я горькие слезы, своим и чужим. А мужа моего на куски изрубили, да гнить на топком берегу бросили. А женщин, всех, какие помоложе были, забрали и к чужим берегам повезли, как дорогие дары. Там-то меня князь и заприметил. Выла я ночами, рыдала, пыталась в собственных слезах утопиться, а как пустили на реку, так попыталась и там воды нахлебаться, да не принял меня Водяной. Сжалился. Сказал, что поможет горе унять, да любимого вернуть.

Кошка сложила перед собой лапки, навострила уши. Маленькое сердце болезненно сжалось, пытаясь вместить в себе и лютую ненависть, и горькую печаль.

— Разве ж стоило оно того, чтоб сто лет себя и других мучать?

— Любовь всего стоит, не тебе ли со мной спорить? Юна ты еще, полюбила первого встречного, кто тебя б к людям увез. Но, может, поживешь и узнаешь, какая это любовь настоящая, ради которой ты на все пойдешь.

— Нет, — замотала Милорада. — У меня любовь другая. Она терпеливая. Добрая.

Дана не стала сдерживаться и расхохоталась.

— Не бывает такой, девочка. Никогда не бывает. И уж точно не у тебя. Не ты ли тут пыталась Святослава до белого каления довести, любезничая с его другом? Не ты ли из кожи вон лезла — да вылезла — лишь бы доказать что-то?

— Это другое. Святослава я люблю, а он — меня. Просто трудно все сейчас, как ты кожу мою умыкнула.

— Ну, это-то временное, — хмыкнула Дана. — А думаешь, будет он любить тебя после всего, как ты снова раскрасавицей станешь?

— Конечно, — фыркнула та, но коготки нервно вонзились в тяжелое покрывало. — Он же жениться на мне обещался.

— Да уж, взяла ты с него обещание, его не спросив. Хороша любовь. Нередка, надо сказать.

— Поиздеваться надо мной вздумала? — зашипела Милорада.

— Злишься, тоскует твое сердце. А хочешь, я покажу тебе жениха твоего? Повеселеешь?

Не понравилась эта идея Милораде, но при звуке имени жениха зашлось сердечко тревожным боем, затрепетало. И согласилась невеста.

* * *

Долго еще они сидели и разговаривали. Святослав с Ольгой, как могли, старались Гордану развлечь и тяжелые ее мысли развеять. Рассказывал Свят, как помогал Влас высаживать сад во дворце Кощея, как плавал верхом на бревне народу на потеху, когда захлестнула Дол мертвая вода. Смеялась Гордана, головой качала, прижимала ладонь к исстрадавшемуся материнскому сердцу.

Святослав снова вернул взор к ползущему по горизонту солнцу. Экая, все-таки, диковина! И как годы тогда считать, когда ни луны, ни звезд не видать? Хотел спросить он об этом Ольгу, но обернувшись увидел, что дремлет девушка, опершись локтями о стол. Юноша улыбнулся и потормошил девушку за плечо. Та промычала что-то невнятное и чуть пошевелилась, но лишь затем, чтоб устроить голову на плече Святослава.

— Тебе бы тоже поспать. Конька вам приведут, — пообещала Гордана, поднимаясь со своего места. Ее верные волки, посчитав это сигналом, тоже повскакивали с мест и принялись убирать праздничный стол.

— Молодец, — сверкнул зубами спавший вполглаза Матерый. — Не всякий может с княгиней пировать.

— Тяжко это, когда ни утра, ни ночи нет, — признался Святослав.

— Повезло тебе, что сейчас не бесконечная ночь. Тогда и вовсе не остановиться ей.

Святослав кивнул, принимая к сведению, и попробовал разбудить Ольгу. Пользы от этого было ни на грош, девушка крепко спала, да что-то бормотала. Тогда Святослав извернулся, подсунул руку под девичьи ноги и поднял колдунью над землей. Чуть пошатнулся он на затекших ногах, но все же устоял и поплелся со своей ношей по протоптанной тропинке к выделенному им шатру.

Очаг внутри, оставленный без присмотра, совсем потух, и теперь в их нехитром пристанище было почти так же холодно, как на улице. Святослав уложил Ольгу на постель и попытался развести костер. Трясущимися мягкими руками дело шло совсем скверно, княжич ругался вполголоса, но от гневных слов костер и вовсе отказался разгораться. От чирканья кремня приоткрыла глаза Ольга. Поежилась, подобрала ноги под себя. Заозиралась по сторонам, пытаясь вспомнить, как она тут оказалась.

— Спи, сейчас огонь разведу, станет теплее, — обернулся к ней Святослав и принялся снова чиркать кремнем. Ольга кивнула и вытянула руку к сложенным в очаге поленьям. Шевельнула губами, шепнула чуть слышно, и взлетела в воздух охапка искр, заплясали на деревяшках язычки огня.

— Воздух еще нескоро прогреется, — сказала она, пряча руки в рукава теплого одеяния.

Святослав, недолго думая, сбросил с плеч теплый кафтан и укрыл им Ольгу. Девушка удивленно вытянула шею.

— А как же ты?

— Все хорошо, — махнул рукой Святослав. — Мне не холодно.

— Нет уж, мне глядеть на тебя морозно, — покачала головой девушка и, выпростав руку из-под теплой ткани, протянула ее молодому князю. То ли от холода, то ли от выпитой браги, но не тронула ее щеки и капля стыдливого румянца.

— А ты глаза закрой, и спи, — предложил ей юноша. Ольга только нахмурилась.

— Не противься, князь. Невеста твоя не обрадуется, если ты в сосульку тут превратишься, а мне потом ответ перед ней держать.

И правда, мороз уже начал кусать кожу своими острыми зубками. Стараясь не глядеть особо на девушку, влез Святослав под теплый кафтан. Вытащил руку, подтянул поближе одеяло, укутал их им сверху. Так и застыли, прижавшись друг к другу боком. Глядели, как разгорается костер.

— Хороший пир вышел, — чуть улыбнулась Ольга.

— Да уж, давно я так не веселился, — кивнул князь.

— Ну, свадьба твоя и того веселее выйдет, — ободрила его девица. Свят помрачнел.

— Если все еще получится.

— Конечно, получится, — возмутилась Ольга. — Ты глупостей-то не говори. Ни разу еще ни одна невеста у Кощея надолго не задерживалась. И твоя не задержится.

— Мне все кажется, что зря мы все это затеяли, — признался он. — Может, и не надо было тогда в Алую топь соваться.

— Ты что говоришь такое⁈ — вспыхнула Ольга, поворачиваясь к нему. Свят повернул голову, не в силах выдерживать пронзительный взгляд зеленых глаз, который словно прожигал ему кожу. И оторопел молодой князь, глядя на красивое лицо колдуньи. Плясали отсветы огня на тонких чертах, отблескивали жидким золотом на черных волосах, а глаза горели своим собственным огнем, как блуждающие болотные огни.

На мгновение у обоих перехватило дыхание, и оба подались друг к другу, словно один украл полагавшийся другой глоток воздуха и теперь пытался вернуть.

Руки сплелись, дыхание смешалось. На секунду отстранились юноша и девушка друг от друга, замерли на губах улыбки, но стоило встретиться двум горящим взглядам, потухло пламя. Оба тут же отвернулись, прижали пальцы к губам, где только что горел поцелуй, то ли чтобы стереть ощущение, то ли чтоб впечатать в кожу воспоминание.

Ольга развернулась всем телом и улеглась на бок, лицом к огню.

— Надо поспать, — выдавила она.

— Да, надо, — кивнул Святослав и улегся спиной к ее спине. — Это…

— Забудь, — попросила Ольгу и, закусив нижнюю губу, еще долго лежала с открытыми глазами, поддерживая горевшей в груди злостью на себя пляску огня на поленьях.

Но этого Милорада уже не увидела в колдовском зеркальце.

— Вот ведь змея подколодная! Ведьма проклятая, искусительница! — заверещала она и принялась носиться по всей комнате, без особой жалости сшибая все, что попадалось на пути. Вазы, шкатулки, милые безделушки — все летело на пол и разлеталось на мелкие кусочки. — А женишок-то хорош! Только за порог — и сразу в любые добрые руки отдаться горазд! Ненавижу!

— Ну-ну, в этом вся их порода, — ухмыльнулась Дана, глядя на страдания Милорады с сытым удовлетворением.

Кошка выгнула спину и боком поскакала на Дану.

— Это все ты! Не забрала бы у меня лицо мое прекрасное! Не похитила бы руки белые, не взглянул бы он даже на нее!

— Так ты думаешь? — скрестила руки на груди Дана, а в глазах ее плескалось искреннее умиление. — Хорошая моя, верность мужская, что ветер. Сегодня тут как тут, завтра — поминай как звали. Вот можешь ты удержать в белых руках ветер? Красотой его приковать?

— Врешь ты все!

— Конечно, а то я за сотню лет мужчин не перевидала. Все как один.

— Неправда!

— Ну, думай, как хочешь. Как надоест думать, спроси меня, что сделать можно, — мотнула головой довольная собой невеста и разлеглась на подушках, чтоб еще понежиться в объятиях сна.

— А что можно?

— Ну, всякое, — улыбнулась Дана, подзуживая заколдованную девицу. — Но падчерица кощеева хороша, ловко в паренька вцепилась, прямо почти тебе ровня.

Вспыхнула Милорада, выпустила когти и прошипела.

— Это она вся в мать свою.

— А кто ж ее мать? Никак, Василиса Премудрая какая-нибудь.

— Ты.

Глава 25

Влас долго шел прочь от долины, где расположилось волчье поселение. Он забрел достаточно далеко, чтобы власть ранней весны осталась позади с зеленой травой и холодным ветром, а под ногами снова захрустел снег. Молодой двоедушник оказался среди сугробов и торчавших из-под белых завалов черных камней-зубов. Ноги сами несли его вперед — через перевал, выше и выше, на горную площадку. Когда идти в человечьем обличии становилось совсем уж невмоготу, он перекидывался в волчье тело и легко взлетал вверх по камням, цепляясь за малейшие неровности. Морозный ветер пьянил не хуже браги, и Влас все рвался вперед и вверх, чувствуя себя птицей.

Эта упоительная свобода вскоре вытеснила все остальные мысли и чувства. К тому моменту Влас добрался до широко уступа на черном пике, достаточно широком, чтоб на нем можно было усесться и, свесив ноги, оглядеться. Облака висели совсем низко над головой, протяни руку — и ухватишь мягкий бок. Влас так и сделал, и грудь наполнилась щенячьим восторгом. Облако пробежало мимо, оставив на коже невесомое влажное касание, будто проводишь пальцами через ледяной туман. А Влас устремил взгляд дальше — на распростершуюся снежную равнину. Ту самую, через которую он скакал со Святославом и Ольгой на спине. Если присмотреться, то вдали виднелась черная точка кощеева дворца. Влас прикрыл глаза, а сердце уже восторженно забилось. За несколько бесконечно долгих дней бег стал для него чем-то таким же необходимым, как дыхание. По-настоящему живым он чувствовал себя, когда когтистые лапы взрывали снег, а в ушах свистел ветер, и все вокруг отзывалось теплом в его груди. Все, куда ни падал его взгляд, казалось ему знакомым и понятным, Влас почувствовал себя деревом, которому дали пустить корни, и теперь он жадно пил, принимая из земли своих предков все, что она могла ему дать.

«А как же отец?» — напомнил внутренний голос. Влас тут же оборвал размышления и поджал губы. Совсем вылетели из головы мысли о том, как бы унаследовать хутор, привести в дом хорошенькую девушку, которая родит сыновей, пару дочерей себе на радость, может, тоже. Слишком хорошо, славно и вольно было тут, среди снегов и равнин, среди таких же волков.

Взвилась в душе небывалая ярость. Он не хотел выбирать. Не хотел оставлять какую-то часть своей жизни позади. И почему вообще он должен был принимать решение о том, где ему быть⁈ Княжить с матерью или возделывать землю с отцом — кто вообще осмелится дать такой выбор своему ребенку?

— Ты сопишь так, что тебя отовсюду слышно, — раздался голос Горданы. Волчья княгиня обернулась человеком и гордо шагала вперед. Несмотря на внушительный рост, поступь ее была легкой, невесомой, ни одним своим движением не потревожила Гордана даже снежинку.

— Зачем ты пришла? — Влас вперил взгляд в горизонт. Гордана, не дожидаясь приглашения, уселась рядом.

— Не сердись, щеночек мой, — проворковала она, кутая его в свою шубу и прижимая к боку. — Я очень скучала. Но не один год понадобится, чтоб вернуть то, что потеряно. Ты думаешь, я не пыталась? Не выискивала лазейки, сквозь которые можно вернуться? Не посылала весточек?

— Не знаю, — насупился Влас. — Он тебя помнил и безо всяких весточек.

— Я его тоже помню, — улыбнулась Гордана, мечтательно глядя на горизонт. — Он рассказывал тебе, как мы познакомились?

— Не помню, — соврал юноша.

— Не так уж и давно это было, кажется. Тогда была очень суровая зима, и в лесах и Дола повадились волки на людей нападать. Собак драли, скотину, даже детей маленьких уносили. Поставил народ капканы, ловушки. А Микула-то ходил и спасал зверей, пока не издохли. Кого-то даже забирал к себе в сарай и выхаживал. Рассказал мне об этом один друг, что случайно в капкан угодил, и отправилась я Микулу за него поблагодарить, даров предложить. А как увидала — так уж покинуть не смогла. Только позже, когда батюшка мой Серый волк умер, пришлось мне уехать на пару дней. Но к тому времени уж все лазейки, чтоб к вам вернуться, закрылись. Но вас с батюшкой я никогда не забывала. Знаешь такое, когда увидал человека один раз — и выбросить из головы не можешь?

Влас и сам не заметил, как разморил его голос матери, как погрузил в дрему. Вопрос этот последний задавал ему раньше и отец, и в устах обоих родителей слова зазвучали колдовским напевом.

«Знаю», — хотел было сказать Влас, но веки отяжелели и закрылись, а под ними вспыхнули глаза цвета ясного неба и волосы цвета горящей меди.

Крепче прижала его к себе Гордана, согревая своим теплом.

— Спи, щеночек. Я посторожу твой сон.

Словно в знак согласия, засопел Влас, кутаясь в длинный мех шубы. Потеплело на сердце у Горданы, зацвели в голове мысли о том, как бы вернуться на их хутор, да обнять ненаглядного, да забрать его сюда сразу и с хуторком, и со скотиной.

Недолго продлилось спокойствие. Зоркие глаза княгини увидали на горизонте черное пятно, которое все разрасталось, ширилось во все стороны. Нахмурилась Гордана, умоляя себя не думать о худшем, и тут же тишину разорвало в клочья оглушительным карканьем:

«Ур-р-ра! Ур-р-ра! Жена! Жена!»

От этого клича Влас проснулся, встрепенулся.

— Что такое?

— Беда, — только и ответила Гордана.

Не сговариваясь, они обернулись волками и бросились вниз с горы.

В поселении уже царила суматоха. Те, что погорячее нравом, уже перекинулись в волков и гневно рычали на заполонивших небо воронов. Из шатра вылезли Святослав с Ольгой, как и остальные, они глядели в небо. Девушка вцепилась в плечо молодого князя. Обернувшись, Святослав увидел, что гласивое острое лицо искажено гримасой ужаса.

— В чем дело?

— Все очень плохо. Ни одна невеста Кощея не становилась его женой. Это, — она кивнула на небо и кружившее среди облаков воронье, — приглашение на свадьбу.

— Значит, отправимся на свадьбу, — рыкнула подоспевшая Гордана. — Нельзя, чтоб эта змея женой кощеевой стала.

— Почему нет? — спросил Влас.

— Потому что все его станет ее, — в унисон ответили Ольга и Гордана.

— В путь, — приказала княгиня. — Да забудьте вы о коньке! Скорее! Я проведу вас короткой дорогой.

* * *

Во дворце Кощея уже во всю кипели приготовления к свадьбе. Сам жених ходил по коридорам, пританцовывая. Никогда он не чувствовал себя таким бодрым, молодым, живым. Поистине, чудо сотворила с ним прекрасная невеста, когда за завтраком объявила, что не люб ей больше князь Святослав, желает лишь женой Кощея стать сей же час. Тут же пустился в пляс Кощей от радости, приказал служкам скорее приготовить все для празднества в новеньком саду. Замялся лишь на мгновение.

— А как же Ольга? Она не может пропустить такое.

— А ты ей приглашение пришли, — разумно рассудила невеста.

Прошла всего пара часов, а кошка Милорада чувствовала себя уже смертельно уставшей. Ее постоянно клонила в сон, а вот происходящее вокруг особого интереса не вызывало. То ли дело, когда в руках распрекрасной невесты мелькала лента или какая-нибудь побрякушка пускала по полу россыпь солнечных зайчиков. Тут-то тело наливалось прытью. Как заметила это Милорада — не на шутку испугалась, но успокоила себя. Вот, сыграет Дана с Кощеем свадебку, так тут же вернется ей ее тело нежное, лицо распрекрасное, волосы пышные. А Дана знала себе, пудрилась, мурлыкала под нос песенку.

— А когда Святослав вернется, ты сразу меня обратно вернешь? — промурлыкала кошка.

— Конечно, — кивнула Дана, всем видом показывая, как надоели ей эти вопросы. — Но сперва ты должна поделиться со мной силой своей. Иначе ничего не выйдет.

— Неужто тебе силы не достает?

— Достает, чтоб мужиков дурить, да от глаз всякое прятать. Ум, кошечка, вот, что позволяет не один десяток лет прожить среди людей. А сила настоящая есть у тех, кто в безвременьи прожил, кто колдовством вместо материнского молока питался. Ну так что?

— Хорошо-хорошо, — мурлыкнула кошка, обвивая черный сапожок хвостом. — Только поскорее, а то сживаться я с кошачьей шкурой начала. А значит — и ты с моей.

— Скоро уже, — пообещала невеста.

Она и сама чувствовала, как стягивается на ней силком чужая кожа. Как приживаются огненные волосы. Нет, больше тянуть было нельзя. Благо, луна со своим безразличным ликом, сама как несчастная невеста, двигалась по небу навстречу жениху-солнцу, чтоб заключить его жар в холодные объятия.

Встала со стульчика Дана, подошла к окну и ухмыльнулась. Вдали, через снежную равнину, неслась к замку волчья стая.

— Иди ко мне на ручки, кошечка, — улыбнулась невеста. — Давай попробуем заранее подготовиться. Поделись со мной силой.

Вспрыгнула на бледные руки Милорада, прикрыла глаза, заурчала. Потекла по жилам Даны обжигающая сила, мощная, как река в половодье. Прикрыла глаза невеста и рассмеялась.

* * *

Ольгу Гордана усадила себе на спину, Святослав же поехал верхом на Власе. Волки легко пробежали через горные хребты, будто те были не больше, чем обветшалым забором. Но не было в этом беге легкости и свободы, только ярость, с которой лапы разрывали рыхлый снег. Гнетуще орали над головами вороны. Все вокруг слилось для человеческих глаз в белое марево. Не успевший замотать лицо Святослав пригнулся, прижался к волчьей холке. Все силы его уходили на то, чтобы держаться да дышать ровно, лишь бы не задохнуться от врывавшегося в легкие морозного воздуха. Впереди замелькал черный дворец. Не успел Святослав обрадоваться, что они так скоро добрались, раздался треск. Что-то под землей ухнуло и загремело.

Волки, двигавшиеся стройной цепочкой, бросились врассыпную после оклика их княгини — и вовремя. Снег за ними разверзся, начал уходить из-под пружинистых лап, образовывая водоворот.

Свят обернулся лишь на мгновение и еще сильнее вцепился во Власову шкуру. Бежали Волки кто куда, подальше от напасти, а воронка все ширилась, так что даже быстрые лапы не спасали. Вот, один волк, подхваченный потоком уходившего из-под лап снега, пополз вниз. Вот, присоединился к нему товарищ. Завыли остальные, бросились было выручать, но рыкнула Гордана, приказывая двигаться вперед.

Вокруг загудели:

— Ловушка!

— Кощей проклятый в засаду нас загнал!

— Все погибнем!

Но Гордана рычала и хрипела на них, заставляя двигаться вперед. А справа и слева от них раскрывались новые и новые снежные воронки.

Волчья стая расползалась по равнине. И следа не осталось от ровного строя, от размеренного дыхания, только скулеж тех, кто угождал в снежную ловушку, да хрипы тех, кто старался как можно скорее унести ноги и спасти свою шкуру.

Из огромной стаи почти в сто голов, до подступов к дворцу добралась половина.

Свят потрепал Власа по холке, мол, потом оплачем их всех, дружище.

Громада хоромов Кощея уже показалась перед ними, как вдруг вороны, что кружили в воздухе, застыли. А потом ринулись вниз, сверкая серебряными клювами. Волки прижали головы и побежали.

* * *

— Ненаглядная моя, — пробормотал Кощей, сцепляя длинные узловатые пальцы. — Уверена ли ты? Может, мы еще немного Оленьку подождем?

— Как можно, жених мой? — вскинула брови госпожа Милорада, облаченная в полыхающий алым подвенечный наряд, расшитый золотом и самоцветами. Кощей и не думал спорить, глядя на такое великолепие. В самом деле, больше всего его беспокоил невыносимый зуд в носу. Он кивнул в сторону кошки, лежавшей на плечах невесты огненным воротником.

— Может, тогда хоть ее?

— Как⁈ — еще больше изумилась невеста. — Кошка, она ж к девичьему счастью. К защите от глаза дурного.

— Да кто ж нас тут сглазит? — нервно захихикал Кощей. Всех слуг оставили за дверями. — Даже и гостей-то нет. А я б хотел, чтоб Гордана увидала, что проспорила она, что может мне кто-то полюбить.

— Увидит, — проворковала госпожа Милорада, прижимая бледную руку к холодной щеке. — Как увидает, вовек заговорить не сможет. Давай же, любимый мой.

Встали они под молодыми деревьями. Взялись за руки.

— Беру тебя Милорада, в жены свои на веки вечные. Отныне все, что есть мое — твое.

— Все, что есть твое — мое, муж мой, — улыбнулась девица и крепко сжала его костлявые ладони, заглянула в глаза, вонзила острые ногти в тонкую плоть. Взвизгнул Кощей, но поздно было. Лилась его сила в нежные ладони, загорелись зеленым колдовским огнем глаза, растянулись губы в зверином оскале.

Захохотала госпожа Милорада, переходя на визг, и от звука этого затряслись стены, не одну бурю выстоявшиеся. Испугался Кощей, но не мог и пошевелиться. Пила силу из него молодая жена, выживала до самой последней капли. А над плечом у нее горели кошачьи глаза.

— Давай, кошечка, — прошипела госпожа Милорада. Спрыгнула кошка на землю и принялась наминать грунт под корнями.

Загрохотали нетревоженные долгие годы камни, затрещали полы, поползли под ногами трещины. Схватилась госпожа Милорада крепче за тонкие кощеевы руки, сжала до побеления, заглянула в его закатывающиеся глаза. Улыбнулась даже с нежностью.

— Вот так, муж мой, бывает. Каждому по его злодеяниям, — и топнула ножкой. Закачался пол, да провалился вниз, утягивая и всех, кто стоял на нем. Засвистело у Кощея в ушах, потемнело в глазах. Лишь на мгновение ему показалось, что увидал он в дверях свою дочь названную, но тут же все вокруг померкло.

* * *

Когда со свистом и карканьем вороны бросились на гостей, припустили волки во всю прыть, с воем оставляя позади тех, кто пал под ударами кованых клювов. Влетели в ворота дворца, а там уж двери распахнули бестелесные служки-тени. Только шептали невидимые губы: «Быстрее! Быстрее! Беда! Беда!»

Оказавшись в знакомых стенах, соскочила Ольга со спины Горданы, побежала вперед через залы и коридоры. Прямиком в новенький сад, откуда тянуло тревогой и кровью. Сердце ее забилось чаще, предчувствуя самое худшее. Влетела Ольга в зал, да только увидала, как уходит из-под ног батюшки пол, как проваливается ее единственный близкий человек под землю в объятиях рыжей ведьмы. А вслед за ними ныряет в расщелину кошка.

Недолго думая, разбежалась Ольга, оттоклнулась и прыгнула было следом, но ухватил ее за талию Святослав, оттащил от разлома.

— Нет! — завизжала Ольга, лупя по воздуху руками и ногами. —Спасти его надо! Как ты не понимаешь?

— Права она, — сказала подоспевшая Гордана. — С кощеевой силой еще больше бед наворотит твоя мачеха.

— Но мы даже не знаем, куда разлом ведет! — вспыхнул Святослав.

— Немудрена задачка, — хмыкнула Гордана. — Туда, где нет ни жизни, ни смерти. В Алую топь.

Глава 26

Под ногами мягко захлюпала, зачавкала покрытая алым мхом земля. В нос ударил запах сырости. Дана с трудом устояла на ногах, удерживая болтавшегося из стороны в сторону Кощея. Молодожен еле держался прямо, голова его болталась от плеча к плечу, глаза закрылись, в лице не было ни кровинки. Даже смех брал — и это он довел в свое время Дану до благоговенного исступления, до первобытного ужаса. Теперь он сам трясся как осиновый лист. Бросила Дана его на водянистую почву. Тряхнула волосами.

— Я выполнила свою часть уговора! Где ты? — ее звонкий голос разнесся среди берез. Те повернули свои кудрявые головы, с интересом наблюдая за новоявленными гостями.

— Тут я, чего орешь? — зачавкала земля под узорчатыми босыми ногами. Водяной сложил руки на груди. С насмешкой глядел он на обессилевшего брата, лежавшего на земле, точно ветошь.

Водяной с презрением поддел костлявое тело ногой. Не получив никакого ответа, даже гневного шипения, раздосадованно сплюнул и рассмеялся.

— А я говорил тебе, братец, однолюбство до добра не доведет! Вот любишь ты по одной за раз, а только силы тратишь, — поднял он глаза на Дану. — Тебя это тоже касается, вечная княгиня. Кстати, знакомая какая мордашка.

— Ты! — мелькнул в подлеске рыжий хвост. Выскочила перед Водяным кошка, зашипела, но рыбный запах, исходивший от подводного владыки, притупил ее гнев. — Мы же спасли тебя! А ты…

— Вон как интересно все выходит, а? — сверкнул глазами Водяной.

Дана дернула плечами.

— Хватит языками чесать. Делай, что обещал! Где Дамир мой?

— Тут он, — поднял руки Водяной в успокаивающем жесте. — Ты скажи сначала вот что: как думаешь, стоит тут мне себе резиденцию сделать. Климат прекрасный, а безвременье для кожи полезно.

— Не испытывай мое терпение, пока у меня в руках сила Кощея.

— Ой, как всегда невыносимая, колдунья с южных берегов, — улыбнулся Водяной и провел косматой рукой по белой щеке. — Я же обещал, что найду твоего Дамира, когда вода его получит. Вода разлилась и нашла его косточки. А там уж женушки мои за дело взялись — ткали и пряли ему новое тело, глаза его ясные из жемчужин да рыбьих чешуек собирали.

— Ты издеваешься? — вспыхнула Дана и махнула рукой. Тонкая березка за спиной Водяного переломилась, как лучинка, и в треске ствола отчетливо послышался девичий визг. Вторила ему Милорада.

— Что ты творишь! Там же русалки!

— Мне все равно, — бросила Дана, впиваясь в Водяного взглядом. — Где Дамир⁈

Устало закатил глаза Водяной, но все же хлопнул пару раз в ладоши. Раздался плеск позади. Дана обернулась и увидала, как скользит по спокойной воде одинокая лодочка, тонкая, как ореховая скорлупа. За оба борта придерживали лодку жены Водяного — самые красивые молодые утопленницы, судя по виду, только недавно присоединившихся к многочисленной подводной семье. Позади всех лодку подталкивала Частуха, на ее широкой спине сидели несколько игош и болтали своими кривыми ножками.

Дана только фыркнула от такого пышного сопровождения, задрала она подол и побежала по мшистому берегу, вытягивая шею, чтоб увидать лежавшего в лодке мужчину. Утопленницы прижали суденышко к берегу, и охнула, задрожала Дана всем телом.

На дне лодки лежал красивейший из мужчин, что когда-либо жил. Высок, плечист, каждая черта лица без изъяна, каштановый волос прям и мягок, губы алы и улыбчивы. Дай ему в руки меч — получился бы воин из сказаний, так и не поверишь, что перед глазами простой пахарь. Склонилась Дана над возлюбленным, поднесла руку к его лицу — кожа на ощупь была мягкая, но холодная, аж пальцы закололо.

— Ну, хороша работа? — хмыкнул Водяной. — Будешь теперь с ненаглядным своим жить-поживать, да добра наживать. Если уж не позабыла, что это такое — добро.

— Разбуди его, — приказала Дана.

Хозяин подводного царства только руками развел, расправил перепонки между пальцев.

— Ну нет, рыбка моя золотая. Твой супруг — тебе и будить. Разве ж трудно это, когда в руках сила кощеева?

Фыркнула Дана, всем видом показывая, что не собирается правоту его признавать. Но положила руки на грудь Дамира, вздохнула глубоко, пытаясь найти сердце, что только и ждет, чтоб снова забиться для нее. От одного только предвкушения на глаза навернулись слезы счастья. И оттого вспыхнула еще сильнее злость, когда на грудь Дамира вскочила рыжая кошка.

— Погоди! Сначала уговор выполни. Кожу мне мою верни, лицо белое.

— Сейчас-сейчас, — хмыкнула Дана, схватила кошку за шкирку и отбросила в ближайшие кусты.

Положила руки на грудь любимого, вонзила ногти в мягкую плоть, прикрыла глаза и сконцентрировалась на ощущениях. Чувствовала она, как капля за каплей в Дамира перетекает жизнь, как начинает потихоньку биться сердце, как слабо поднимается и опадает грудь. Дана зажмурилась еще крепче, сильнее надавила на грудь. Колдовская сила вперемешку с жизнью полилась в любимое тело, зажужжала под кожей. Распахнул глаза Дамир, задышал прерывисто, закашлял, будто только что из-под воды вынырнул. Заплакала Дана, потянула к нему руки.

— Дамир, любимый.

— Кто ты, красавица? — немного смущенно улыбнулся мужчина. От вида этой улыбки сердце Даны чуть не разорвалось на части. — Не видала ли ты жену мою? Она… ее…

Он замер, лицо исказила гримаса боли. Перед остекленевшими глазами замелькали обрывки воспоминаний столетней давности.

— Все хорошо, Дамир, — заворковала Дана, еле успевая отирать слезы. Попыталась она обнять Дамира, да только напряглось крепкое тело. Мягко отвел мужчина свою спасительницу в сторону, вылез из лодки. Огляделся по сторонам.

— Кровью пахнет. Где я? Где жена моя⁈ Кто ты⁈ — с каждым вопросом голос его становился все меньше похожим на человеческий. Хрипел и повизгивал Дамир, урчало у него в горле, будто вода там застряла. Дана отчаянно заглядывала ему в лицо, и ужас сковывал ее. По венам вместо алой крови бежала черная жижа. От этого сеть сосудов вздувалась, пухла под тонкой кожей. Движения быстро утрачивали плавность, кожа начала расслаиваться, как плохо сшитое одеяло. Дана обернулась к Водяному.

— Что ты наделал⁈ Верни его!

— Я вернул. Вернее, ты вернула, — хохотнул Водяной. За время трогательного воссоединения он успел забраться на холмик и там вовсю наслаждался вниманием своего многочисленного семейства. В качестве сиденья он использовал бездыханное тело Кощея. — Ну а что ты хотела, он сотню лет в иле гнил! Даже со всей кощеевой силой прошлого не воротишь. Хотя…

Он указал куда-то за спину Даны. Ходивший по берегу, как болванчик, Дамир, спотыкался и размахивал руками, икал и гыкал, словно пытаясь отрыгнуть застрявшие в горле слова. Но не это привлекло внимание Даны — вода у берега запузырилась, забурлила, и над поверхностью показались головы. Лица. Синюшные. Зеленые. С отпавшими челюстями, с белесыми глазами. Утопленники ползли на поверхность, вонзали тонкие пальцы в мшистый берег и подтягивали себя вперед. Когда первые показались по пояс, Дана увидала, что каждый мертвец был за веревку привязан к лодке, в которой привезли Дамира.

— Ах ты сволочь глубоководная! — завопила Дана. — Ты чего натворил?

— Не я, а ты, — улыбнулся Водяной. — Забирай мужа и иди на все четыре стороны.

Дана поджала губы, обернулась к Дамиру. Тот перестал бродить, застыл неподвижно, глядя куда-то промеж деревьев. Дана прищурилась, попыталась всмотреться, и на секунду глаза ее уловили женский силуэт. А Дамир вытянул руки и как мог побежал вперед, истошно вопя: «Любимая!»

* * *

Не успела Ольга твердо встать на ноги и как следует осмотреться, как сжали ее твердые руки в объятиях, как в тисках. В нос ударил запах тины и разложение. Что-то мокрое принялось елозить по лицу. Девушка упиралась, пыталась отвернуться, но схвативший ее мертвец был сильнее. Все крепче стискивал он объятия, выдавливая из девицы последние глотки воздуха. Голова закружилась, потемнело в глазах, но вдруг сверкнуло что-то перед глазами, и мертвец с воплем отшатнулся. Перед Ольгой тут же оказался Святослав. В руке он сжимал нож, украшенный камнями. С лезвия капала черная жижа, запах гниения стал нестерпимым.

— Дами-и-ир! — завопила остановившаяся поодаль Дана, все еще в обличии Милорады.

— Отдай, — пошатываясь, произнес Дамир, сверля Святослава мутным взглядом. — Это моя любимая. Отдай.

И завизжал истошно, так что в ушах зазвенело. Копошившиеся в прибрежной грязи мертвецы засуетились, поднялись на ноги и повалили в березовую рощу. А из воды выползали все новые и новые утопленники, словно со всех рек и водоемов собрались они и прибыли в Алую топь.

Святослав завел Ольгу за себя.

— Где волки? Неужто застряли?

— Я не знаю, — нервно сглотнула девушка. — Милорада!

Зеленые глаза впились в пушистый рыжий хвост, мелькнувший на березе. Кошка жалобно мяукала и скребла кору дерева, а в корнях вокруг березки копошились несколько утопленников.

— Мяутушка, тетушки! Спасите! Защитите! Совершила я ошибку! Предала любимого! Век буду искупать. Помогите выручить, — вопила она и, если бы умели плакать кошачьи глаза, то залилась бы горькими слезами.

Но молчали березы, тихо оплакивали потерянную сестрицу, что лежала теперь горстью щепок на берегу. Жалобно мяукала Милорада. Уходили дальше в рощу пробудившиеся мертвецы.

Святослав покрепче перехватил нож, другой рукой тесня Ольгу назад. Утопленники, несмотря на дерганность движений и непослушность конечностей, двигались быстро. Святослав и не заметил, как один подкрался к ним сбоку. Наугад махнул юноша рукой, рассекло железо вздувшуюся шею, хлынула во все стороны черная гниль. Мертвец завопил и упал наземь — и тут же окрасился алый мох черным. Остальные замерли на секунду, завизжали и с пущей яростью бросились на живых.

— Бежим, — крикнул Святослав, хватая Ольгу за плечо.

— Но Кощей!

— О себе подумай, — бросил он, утягивая девушку дальше. Вглубь топи, по чавкающей трясине они бежали недолго. Вскоре из-за деревьев показался другой берег, тоже заполненный сонными мертвецами. Завидев обидчиков, бросились они на юношу с девушкой.

Крепче сжал в руке нож Святослав, пытаясь унять дрожь. Сколько мертвецов уже вылезло на берег? Сотня? Больше? А сколько еще осталось, скрытых под толщей воды?

— Убегай, я их задержу, — сказал юноша, отталкивая Ольгу от себя. — Найди Милораду. Найдите безопасное место. Вот!

Он бросил ей заплечный мешок с вещами, что дала Яга.

— Может, что поможет.

Ольга запустила руку в мешок и вытащила на свет нитку красных бус. Улыбнулась и бросила ее на землю, зашептала наговор.

Раскатились бусины во все стороны, потерялись во мхе и тут же начали расти, шириться, тянуться вверх. Показались плечи и головы, руки с каменными мечами. Десять каменных богатырей встали со Святославом плечом к плечу и принялись ломать и кромсать бежавших на них мертвецов, защищая Ольгу надежнее крепостной стены.

Воздух наполнился вонью, от которой голова шла кругом, а в животе все переворачивалось, отчаянно просясь наружу. Святослав кашлял, закрывал лицо. Каменные богатыри повторяли все его движения.

Вдруг содрогнулась топь от оглушительного воя. Задрожала земля от ударов лап. Влетела стрелой волчья стая в поток мертвецов. Мелькали зубы и когти рвались мертвецы на мелкие ошметки. Над головами полетели руки, ноги, челюсти.

Перед Святославом возникли два черных волка — Влас и Гордана.

— Нужно Кощея спасать! — рявкнула волчья княгиня.

— Там Водяной, — перепрыгивая с ветки на ветку, кричала Милорада.

— Этот моим будет, — осклабилась Гордана. — А вы остановите мертвецов. Нужно убить того, с кого все началось.

— Дамир, — подсказала Милорада и снова принялась деревья рвать. — Матушка, любименькая! Защити и спаси! Вспомни дочь свою Милораду.

Раздался треск, лопнул ствол березки, выскочила из него рыжеволосая русалка, заозиралась.

— Милорада! Где моя дочь?

И, не увидав ребенка, зато заметив толпу визжащих мертвецов, сунула пальцы в рот и оглушительно засвистела. Тут же пробудились ее сестрицы и потянули мертвецов обратно под воду.

Волки Горданы рвали их на берегу, русалки бились в воде, не давая новым утопленникам выйти на сушу. Каменные богатыри помогали Святославу и Ольге пробиться вперед, обратно к месту, где сиживал на бездыханном Кощее Водяной и хихикал. Жены расположились у его ног и не смели пошевелиться. А Дана все пыталась утянуть Дамира прочь. Но стоило тому завидеть Ольгу, снова оттолкнул он влюбленную в него красавицу.

Гордана отделилась от остальных и в обход двинулась к Водяному. Ольга шагнула к Дамиру, попыталась улыбнуться сквозь страх. За спиной ее блестел зажатый в руке княжеский нож. Вопли и погоня изуродовали левую часть лица Дамира, а правая все еще хранила память о живой его красоте. Раскинул он руки, приглашая девушку в объятия. Святослав и Влас с каменными богатырями продолжали биться с заполонившими рощу мертвецами, но краем глаза поглядывали на колдунью.

Дамир двигался медленно, будто не разверзлась вокруг них кровавая бойня. Будто не чуял запаха крови, смешавшегося с гнилостной вонью. Будто не выли волки, не визжали и свистели русалки, будто не вопила у него за спиной огненноволосая девица.

Принял он Ольгу в свои объятия, и все его существо обуяла жажда, что томилась в каждом клочке его души сотню лет. Сжал он руки, так сильно, что девушка не могла пошевелиться. Принялся покрывать ее лицо поцелуями. Вдыхал запах нежной кожи, но недостаточно этого было, чтоб унять его голод. Когда в щеку вонзились крепкие зубы, Ольга завизжала, выронила из разжавшихся пальцев нож. А оставшаяся за ними Дана вторила ей таким же безумным воплем.

— Стой, Дамир! Это я! Я твоя любимая, — вопила она, но Дамир не видел и не слышал ее.

Рухнула Дана на колени, попыталась выпутаться из чужой кожи, как из паутины, но крепко облепило ее чужое обличье, прикипело намертво. Несчастная завопила, вонзила ногти себе в лицо и принялась рвать нежную белую кожу, сдирать ее пластами, вырывала себе целые пряди волос. Хлынула кровь, тонкие ногти превратились обломки, но показалось из-под алых разводов точеное лицо с зелеными глазами.

— ДАМИ-И-ИР!!! — завопила она во весь голос.

Обернулся мертвец на знакомый зов. Звенел этот крик в его ушах сто лет после смерти. Увидал половину любимого лица — острого, точеного, охваченного ужасом и болью. Сжалось мертвое тело, ослабли руки, все тело захлестнула застарелая боль и нежность.

Трясясь, Дамир проковылял к женщине, все отдиравшей от себя лоскуты кожи и всхлипывавшей. Он рухнул на колени рядом с ней и прижал к широкой груди.

— Дана, любимая, — пробормотал он. Разразилась всхлипывающим смехом Дана и принялась целовать потеплевшие ради нее губы. Крепко прижимал ее к себе Дамир, не чувствуя собственной силы, трещали под его руками ребра, дробились кости, но Дана все не могла напиться его поцелуев. Ядовитая черная гниль лилась с уст Дамира, обжигала кожу, от нее глаза заволокло пеленой, но сколько могла — Дана глядела на лицо любимого. Наконец, отпустила ее душу та боль и обида, что пускала когти в сердце сто лет, осталось только счастье. Вдохнула Дана полной грудью, закрыла глаза, улыбнулась впервые искренне и испустила дух. А Дамир все терзал ее и не заметил даже, что не дышит больше его любимая. Не услышал шелестящих шагов за своей спиной, свиста, с которым лезвие ножа рассекло воздух. Только покатилась по почерневшему мху голова с половиной красивого лица, залитой алой кровью. Завалилось туловище набок, так и сжимая в руках изуродованное девичье тело. И вмиг все стихло.

Глава 27

Мертвецы один за другим испускали дух и проваливались под воду да под землю. Когда последний утопец в округе пал, раскрошили каменные богатыри в пыль, оставив после себя только примятый мох. Заликовали русалки, полезли было в свои березки, но донеслись до них звуки боя на холмике.

Там княгиня Гордана рычала, отбиваясь от многочисленных жен Водяного и игош. Сам Водяной, взвалив на спину Кощея, ковылял к воде, но никак не мог спуститься. Разъезжались коренастые ноги, а очень уж не хотелось владыке утопленников самому выглядеть как его подданные. Корячился он и приседал, и тут как скакнула ему на спину кошка, как принялась мяукать и полосовать когтями спину, плечи, лицо. Водяной заверещал, выронил свою ношу и скатился кубарем прямо в воду. Бултыхнулся, закричал не своим голосом, проклиная всех на свете, да и был таков. За ним нырнули его жены, оставляя гигантскую волчицу, словно они просто славно порезвились.

Милорада жалобно замяукала, затрясла хвостом, напряглась всем телом, пытаясь выдавить из себя хоть одно слово. Ольга поднялась с земли, прижала ладонь к кровоточащему укусу на щеке и свободной рукой взяла кошку на руки.

— Святослав! Она сейчас совсем превратится, — закричала она, глядя на юношу, который застыл с ножом над изуродованными телами.

Гордана отряхнулась по-собачьи. Подошла к распластавшемуся на земле Кощею, перевернула его лицом вверх.

— Жив, но слаб, — объявила она.

— Батюшка, — Ольга рухнула на колени, придерживая кошку, и принялась трясти своего наставника. — Батюшка, проснись. Помощь твоя нужна, проснись, пожалуйста! Проснись, господин.

— Кто это в моих владеньях Кощея господином величает, — раздался скрипучий смех. Святослав и Влас дернулись и обернулись на знакомый голос. Яга быстро ковыляла к ним из чащи, опираясь на огромную палку, едва ли не вдвое больше ее собственного роста.

Волки тут же почтенно склонили головы, кошка завертелась в руках Ольги. Яга подковыляла к лежащему на земле Кощею и ткнула его палкой безо всякого уважения к его высокому статусу.

— Жить будет, — хмыкнула Яга и, не церемонясь, схватила Милораду за шкирку. Дернула Ольгу за косу. — Давай, кощеишна, помоги бабушке.

Ольга удивленно раскрыла рот, но тут же кивнула и поднялась на ноги. Поспешила за Ягой. Как бы ни была хрома лесная хозяйка, Ольга чудом поспевала за ней. А Яга, как ни в чем не бывало, теснила Святослава от жутких тел.

— Давай, князь, шагай отсюда. Не хочешь же ты буквально свою невесту вдоль и поперек знать, а? Где моя иголка?

Святослав передал сумку. Яга тут же достала оттуда иглу и лоскут ткани. Протянула тряпку Ольге.

— Гляди, каждую капельку собери, чтоб ни шрама не осталось.

— Что же вы, кошку свежевать будете?

— Нет, поздно уже. С Данки-то шкуру снимем и так зашьем.

— А это можно?

— Пока жива жизнь — все можно. Все получится, построится, перестроится, лишь бы дальше жить. Ну, — пожала плечами. — Может, у нее потом будет большая страсть к рыбе. Наконец-то, а то она все детство меня изводила, мой, ей тиной пахнет.

Она посмеивалась, но напряженные пальцы выдавали волнение.

— Не гляди, ежели не нравится, — предупредила Яга и, достав из-за пояса маленький ножичек, принялась резать.

Святослав на ватных ногах дошел до Горданы и Власа и сел там же, где стоял. Ухнул вниз прямо в смесь крови с грязью и позволил волне дрожи пройти сквозь тело.

— Всё? — спросил он, не веря своим глазам.

— Почти, — хмыкнула Гордана. — Но раз Водяной дорогу сда знает и мертвецами воду тут отравил, надо бы это место…

— Уничтожить? — закончил за нее Святослав. — Зачем же тогда оставляли Алую топь столько лет?

— Не мешала она никому, вот и оставляли. Яга ее использовала, чтоб внучку названную подольше при себе держать, чтоб всегда она девицей оставалась.

— Все-то ты знаешь, матушка, — хмыкнул Влас.

— А то ж. Лапы-то волчьи землю крутят, щеночек мой, — ухмыльнулась Гордана.

Их разговор заставил Святослава невольно улыбнуться. Наконец-то на душе стало легко и спокойно.

Краем глаза он заметил движущееся бело пятно. Это русалки, мелькая ногами, подбежали к Яге и Ольге, окружили их плотным кольцом, но не решались проронить ни слова, чтоб не сбить руки, тонко шившие по нежной коже. Яга и вовсе не обращала на них внимания.

— Успела хоть с матерью-то поговорить? — спросила она, кивая на изломанное тело, которое они достали из кожи, как из мешка. Черные волосы свалялись, лицо было изъедено, так что Ольга даже не пыталась найти в чужих чертах сходство со своими.

— Не особо.

— Ну и повезло. Нечего себе сердце мучить. Кощей тоже не лучший из батюшек, но он хотя бы не пытался тебя волкам скормить.

— Он меня отослать хотел. Замуж выдать.

— А ты что, всю жизнь хотела при нем в девках проходить? — вскинула брови Яга. Ольга пожала плечами и отвернулась, чтоб найти глазами Святослава.

На мгновение их взгляды встретились, но тут принялась ругаться Яга.

— Ну что за напасть, нитка кончилась! А тут еще шить и шить!

Ольга испуганно посмотрела на их работу. Они только-только добрались от ног до живота. Теперь начиналась самая тонкая и кропотливая работа. Девушка принялась шарить по карманам в надежде найти хоть что-нибудь. Тут над головами у них раздались голоса.

— Держи, бабушка.

— Вот тебе нить, самая лучшая, для Милорады нашей и жениха ее.

Ольга подняла голову. Перед ней стояли две девы с волосами настолько белыми, что не скажешь сразу, совсем юны они или уже стары.

— Вот спасибо, дорогие. Ну-ка, придержите.

Работа пошла совсем споро. Стягивали стежки лоскуты плоти, розовела нежная кожа.

— Ах, — вздохнула одна из русалок. — Это же та, что тут жила!

— Точно! Точно!

— А Предслава-то говорила, что больше мы ее не увидим.

— Так и не увидели бы, если б не бабушка Яга!

— А ну хватит галдеть! — пригрозила им Яга. — Лучше найдите, во что девочке одеться.

Разбежались русалки кто куда. Одна начала бересту обдирать и ткать из нее белое полотно, другие сняли с ветвей алые листья и сплели из них накидку. Святослав хотел было помочь, но Гордане достаточно было одного взгляда, чтоб остановить его.

— Не мешай, то дело женское.

— А нам что делать?

— А тебе силенок-то хватит на что-то кроме сидения? — ухмыльнулась волчица.

Святослав невольно согласился. И правда, наконец, его нагнала та правильная усталость, когда ощущаешь бессилие и знаешь, что теперь все будет хорошо.

Тем временем Яга сделала последний стежок. Отступила назад, оглядывая сделанную работу. На круглом лице Милорады не осталось ни ссадинки, ни царапинки. Грудь медленно поднималась и опадала. Яга потормошила девицу за плечо.

— Давай, девчонка, хватит дрыхнуть. Всю жизнь проспишь!

— А нельзя понежнее? — спросила Ольга.

— Будет ей понежнее, — и еще раз как следует встряхнула Милораду.

— Да встаю я, встаю, — простонала та и открыла глаза. Удивленно уставилась на бабушку и русалок, будто все случившееся с ней было сном. Подорвалась, повисла у Яги на шее, заливаясь слезами.

— Ну-ну, будет тебе. Натерпелась.

— Бабушка, я… — заговорила она, но осеклась. Небесные глаза увидели Ольгу. Та прижимала тряпицу к прокушенной щеке и рана на лице затягивалась.

Милорада осторожно отстранилась и поискала взглядом Святослава. Увидав ее огненные волосы, юноша поднялся с земли, молча подошел к невесте, протягивая руку. Но Милорада отступила на шаг. Потупила глаза.

— Прости меня. Простите вы все, — вздохнула она. — Это все я. Если б я не разозлилась, не помогла Дане, ничего бы этого не случилось.

— Милорада, — выдохнул Святослав. В душе на секунду поднялась волна злости, но тут же опустилась. — Сделанного не воротишь.

— Не могу я после своего злодейства стать твоей женой. Прости меня, — склонила голову девушка. — Да и не должна была. Ты ведь… меня не любишь, правда?

В ее голосе было столько надежды, что Святослав даже не нашелся, что ответить. Разве что спросил.

— А что ж ты делать будешь?

— За это не переживай, — вылезла перед внучкой Яга. — Такая умница и мастерица везде дело найдет. Больше держать взаперти я ее не буду, а то опять с каким-нибудь Иваном умотает.

Милорада шмыгнула носом и рассмеялась. Яга сложила руки на груди и мотнула головой в сторону Кощея.

— Ну, займемся теперь нашим несчастным влюбленным. Данка-то его досуха выпила.

— Что это значит? — спросил Святослав.

— Нет в нем его колдовства. А значит, скоро совсем обессилит. Не помрет, но долго будет прежнюю мощь обретать.

Милорада долго смотрела на Ольгу. Так, что девушке стало даже неуютно под этим взглядом. Она потупила глаза и попыталась отойти, но Милорада ухватила ее за руку.

— А что, если Ольга с ним поделится? — спросила она с прежним запалом, но тут же осеклась. — То есть, Ольга. Может, ты хочешь батюшку спасти и с ним силой поделиться? Ее у тебя много, да и сила эта, как говорила Дана, настоящая. Не ведьмовская, а самая что ни на есть.

— Я… да… — пожала плечами девушка.

Милорада гордо выпятила грудь.

— Вот видишь, скоро научусь за других решения не принимать.

— Давай я почешу тебя за это по пузу, — хихикнул Влас и тут же вжал голову в плечи, ожидая нагоняя, но Милорада только разулыбалась и обняла двоедушника.

— Скучала я по тебе. И даром, что псиной воняешь.

Ольга тем временем села на землю возле Кощея, положила ладони ему на грудь, прикрыла глаза и выдохнула в него силу, сколько не жалко, сколько могло принять ослабленное тело.

Зашелся кашлем Кощей. Еле-еле сел. Тряхнул головой, да так, что густой черный парик слетел с абсолютно лысой головы.

— Ну уж нет, женитьба — это не для меня. Спасибо, увольте. Гулять, ужинать, за ручки держаться — да, — запричитал он, кое-как вставая на ноги. — Клянусь небом и землей, никаких больше невест в моем доме. Оленька, пойдем.

— Куда собрался, старый пень? — рявкнула Яга, наступая на полу его одеяния. Кощей зашатался и брякнулся обратно.

— А, дорогая моя, вот и свиделись. Что за змеюку ты мне подсунула?

— Да лучше б кто тебе глаза новые подсунул во все дырки, — хмыкнула Яга. — Тогда б, может, разглядел бы, что не моя то Милорада была. Да, дети?

Обернулась она ко всем присутствующим. Кощей удивленно вскинул брови.

— Гордана? Никак мириться пришла?

— Я с тобой и не ссорилась, — хмыкнула волчица. — Но вот ты мне теперь должен.

И принялись все наперебой рассказывать историю о Дане, о Водяном, о вышедших на сушу мертвецах. Кощей так и сидел. Упер локти в колени, положил подбородок на ладони, изредка только лысину почесывал.

— Это что же… братец мой постарался?

— Если б ты дела свои делал, а не за девками бегал, этого бы не случилось, — веско заявила Яга. — Теперь послушай-ка мудрую женщину. Собери-ка всех мертвецов, да забери с собой, упокой не упокоенных.

— Мы поможем, — тявкнул Влас. Гордана согласно кивнула.

— А мне княжество верни, — попросил Святослав.

— Ладно-ладно, — замахал руками Кощей. — Все по очереди. Ты тоже чего-нибудь хочешь?

Он с вызовом уставился на Ольгу. Девушка поджала губы.

— Морок чтоб ты снял. И из дома пустил. И конька скороходного, чтоб за солнышком угнаться мог.

— Дались вам эти коньки. А куда это ты ездить собралась?

— Да, к людям. Наверное, — пожала плечами Ольга и, бросив на Святослава еще один взгляд, поймала его улыбку.

Эпилог

Снежинки танцевали в воздухе. На лету они сцеплялись, сплетались в объятиях и тяжелыми хлопьями падали вниз. Мягко потрескивал фитилек свечи, сало капало прямо на стол. Одна неосторожная капля упала прямо на грамоту, и Святослав подскочил, пытаясь согнать пятно с важного документа. Толку от этого было примерно столько же, сколько от работы в кромешной темноте. Одинокая свеча давала больше уюта, чем света. Спина после часов, проведенных в скрюченном положении над документами, болела как после пахоты. В глаза словно насыпали песка. Так еще и в локте что-то хрустнуло. Молодой князь положил документ на стол и потянулся. Оглядел окутанную полумраком комнату и разрешил себе закончить на сегодня с делами. И правда, в такой день негоже было тратить и лишнюю минуту. К тому же путь его ждал неблизкий.

Выйдя в коридор, он услышал перешептывания служанок:

— Был бы женат, столько б не трудился.

— Так он и не женат, оттого что трудится.

Усмехнулся Святослав в усы и на цыпочках двинулся прочь, только не в трапезную, где ждал его горячий ужин, а под самую крышу терема.

Там, конечно, никто не убирал. Не хватало еще, чтоб прислуга прознала, что есть между потолочными балками хитро припрятанный лаз. Святослав потянул за кольцо люка, и из-под крышки бесшумно выскользнула лестница. Увидал бы кто из тех, что его за умные книги ругали, языки б свои от зависти пооткусывали. Но не смел князь ни с кем делиться своим сокровищем.

Он влез наверх, бесшумно закрыл люк изнутри и выпрямился. Одна из досок крыши была сдвинута, и серебристый лунный свет высвечивал тонкий девичий силуэт. Рядом вилось что-то несуразное, коренастое, прыгучее. А в воздухе пахло специями, чем-то удушающе сладким, но очень аппетитным.

— Где ты была сегодня? — улыбнулся Святослав.

— Там, где запад и восток встречаются, где море горы обнимает, — ему не нужно было видеть ее лица, чтоб знать, что она улыбается.

— В Константинополе.

— И даже успела тебя забрать к ужину, — улыбнулась Ольга и щелкнула языком. Конек тут же встал перед ней. — Забирайся давай, князь.

— Это когда-нибудь перестанет ощущаться так унизительно? — вздохнул он, но Ольга только расхохоталась.

Действительно, долговязый князь, сидевший верхом на коренастой лошадке, выглядел уморительно. А эти его попытки сохранить серьезное выражение лица и последние крохи достоинства! Ольга махнула рукой и уселась перед князем.

— Держись за меня, тогда не свалишься.

— Как скажешь, Ольга Кощеевна.

Девушка только закатила глаза и пришпорила лошадку. Они делали это уже не первый раз, но сколько бы чудесный конек ни прыгал с крыши терема, всякий раз первый прыжок заставлял Святослава зажмуриваться. Ну, хоть верещать перестал. Это зрелище в первый раз было до того уморительным, что Влас доверил Ольге во веки вечные возить Святослава на их встречи.

— Как дела в княжестве? Храм, я гляжу, достроили, — ухмыльнулась Ольга, свешиваясь вниз.

Конек скакал прямо по воздуху над крышами дремлющего Дола.

— Да, Игнат всех убедил, что прогнал нечисть словом Божьим. Оказалось, что в Бога и его помощников проще верить, когда ты ни разу вживую их не видел.

— Понятное дело. Никто так и не вспомнил про Милораду?

— Кощей на славу постарался, — кивнул Святослав. — А ты что?

— Да ничего, езжу туда-сюда, с людьми знакомлюсь, мир смотрю, — усмехнулась она, подаваясь чуть назад, укладываясь спиной на грудь Святослава. — Выбрал, куда поедем в следующий раз?

«Куда угодно», — хотел ответить Святослав. Ночные поездки стали их маленьким секретом. Просто раз в несколько недель Ольга появлялась на его крыше и везла князя в страны и города, о которых и в книгах не прочитаешь. А наутро она возвращала его в родные палаты, усталого, но счастливого.

Но эта почти весенняя ночь была особенной. В дни, когда ночь равнялась дню, они собирались в гостях у Кощея. Хозяин морозного царства, приняв свою холостяцкую долю, теперь занимался поисками увлечения. В прошлый раз он рисовал, как он считал, обнаженных женщин, но получались все круги да треугольники. В позапрошлый пытался садоводствовать, да чуть не сгубил весь сад.

— Гляди-ка, — Ольга указала вниз. Святослав осторожно скосил глаза. Между деревьями мелькнул огненный отблеск рыжих волос.

— Милорада! — окликнул он. Девушка явно услышала и рассмеялась.

— Ну, гони быстрее, псина сутулая. И как ты княжить собираешься, если и зайца не обгонишь!

— Это конек, — крикнула Ольга и разлился по стремительно стынущему воздуху девичий смех.

* * *

В гостиной Кощея было душно. Вообще, весь дворец превратился в парилку. Даже Гордана, не привыкшая жаловаться, раздувала щеки. Микула, перебравшийся разводить коньков в Волчьи горы, все хлопотал вокруг новообретенной жены.

— Может, водички тебе, любовь моя? Может, пива холодненького, прямо из ледника?

— Никакого пива! — прогремел из соседней комнаты Кощей. — Едут! Едут!

— Вот ведь наседка, — закатила глаза Яга, но поднялась вместе с остальными встречать гостей. — Да как всегда не к спеху.

На пороге Святослав и Влас все спорили, кто первым оказался у дверей черного дворца.

— Предлагаю ничью, — улыбнулась Милорада.

— Предлагаю считать до трех, — добавила Ольга. — В прошлый раз точно выиграл Влас. В этот раз — мы. А вот третья поездка и решит, кто победитель.

— Как это третья? — Кощей упер руки в бока. — Это что, после третьего раза вас не ждать⁈ А ну-ка, все внутрь!

Смеющаяся компания потекла по коридору. Руки сплетались, поцелуи звенели об щеки.

— Как тебе на новом месте, Милорада? — сжала руку девушки Гордана.

— Хорошо. Возле Калинова моста много хороших людей. Да и нелюдей тоже. Меня Ольга часто навещает.

— Скоро и мои дела перенять сможет, — гордо выпрямилась Яга. — Когда перестанет от кошачьей мяты голову терять.

Снова взрыв смеха.

Кощей вырвался вперед и распахнул двери в трапезную.

— Смотрите и ужасайтесь!

И правда, все гости пооткрывали рты. На дюжине столов стояли целые крепости, башни, и все из воздушных коржей и взбитых сливок.

— И это без скатерки-самобранки, — улыбнулся Кощей. — Ну, пробуйте, не стесняйтесь!

Больше книг на сайте — Knigoed.net

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Эпилог