Михаил Юрьевич Лермонтов.
С портрета работы К. Горбунова.
М. Ю. ЛЕРМОНТОВ
лед
стихи
поэмы
ИЗБРАННЫЕ
НЛРКОМПРОС РСФСР
Государственное
Издательство
Москва
1943
Детской
Ленинград
Литературы
Комментария Б. Эйхенбаума
МШ~^і
стихи
1829
БАЛЛАДА
Над морем красавица-дева сидит;
И, к другу ласкаяся, так говорит:
«Достань ожерелье, спустися на дно;
Сегодня в пучину упало оно!
Ты
этим
Вскипела
любовь!»
кровь,
докажешь свою мне
лихая
у юноши
И ум его обнял невольный недуг,
Он в пенную бездну кидается вдруг.
Из бездны перловые брызги летят,
И волны теснятся," и мчатся назад,
И снова приходят
Вот милого друга
и
6
они
берег бьют,
принесут.
О, счастье! он жив, он скалу ухватил,
В руке ожерелье, но мрачен как был.
Он верить боится усталым ногам,
И влажные кудри бегут по плечам...
'
«Скажи, не люблю иль люблю я тебя,
Для перлов прекрасной и жизнь не щадя,
По слову спустился на черное дно,
В коралловом гроте лежало оно.
5
Возьми»,
На то,
—
что
печальный он взор устремил
дороже он жизни любил.
.и
«О милый,
Ответ был:
Достань,
если
С душой
безнадежной
о
юноша
любишь, коралл
Прыгнул, чтоб
найти
младой
иль
коралл,
мой,
дорогой».
удалец
иль конец.
Из бездны перловые брызги летят,
И волны теснятся, и мчатся назад,
И снова приходят и 6 берег бьют,
Но милого друга они не несут.
ВОЙНА
Зажглась,
друзья мои, война,
И развились знамена чести;
Трубой
Манит
заветною
в
поля
она
кровавой мести!
Простите,
шумные пиры,
Хвалы достойные напевы
И Вакха милые дары,
Святая Русь и красны девы!
Забуду
Сует и
я
тебя, любовь,
юности
отрава,
И полечу, свободный вновь,
Ловить венок небренной славы!
ПЕРЧАТКА
(Из Шиллера)
Вельможи толпою стояли
И молча зрелища ждали;
Меж них сидел
Король величаво на троне;
Кругом на высоком балконе
Хор дам прекрасный блестел.
і
Вот царскому
знаку внимают,
дверь отворяют,
И лев выходит степной
Тяжелой стопой.
И молча вдруг
Глядит вокруг.
Зевая лениво,
Трясет желтой гривой
і
Скрипучую
И,
всех
Ложится
обозрев,
.
лев.
И царь махнул снова,
И тигр суровый
С диким прыжком
Взлетел опасный
И,
встретясь
львом,
с
Завыл ужасно;
Он бьет хвостом,
Потом:
Тихо владельца обходит,
Глаз кровавых не сводит...
Но раб пред владыкой своим
Тщетно ворчит
И
невольно
и
злится:
ложится
Он рядом
с
ним.
Сверху тогда упади
Перчатка с прекрасной руки
Судьбы случайной игрою
Между враждебной четою.
к рыцарю вдруг 'своему обратясь,
Кунигунда сказала, лукаво смеясь: '
«Рыцарь, пытать я сердца люблю.
И
Бели
сильна так любовь у вас,
Как вы твердите мне (каждый час,
То подымите перчатку мою!»
И рыцарь с балкона в минуту бежит
И дерзко в круг он вступает,
На перчатку меж диких зверей он глядит
И смелой рукой подымает.
7
Шиллер.
робком вокруг ожиданье,
юношу смотрят в молчанье.
Но вот он перчатку приносит назад,
Отвсюду хвала вылетает,
И зрители
Трепеща,
в
на
И нежный .пылающий взгляд
Недального
счастья заклад
—.
—
С рукою девицы героя встречает.
Но досады жестокой пылая в огне,
Перчатку в лицо он ей кинул:
«Благодарности
И гордую
вашей не надобно мне!»
покинул.
тотчас
ЖАЛОБЫ ТУРКА
(ПИСЬМО. К ДРУГУ, ИНОСТРАНЦУ)
Ты знал ли дикий край, под знойными лучами,
Где рощи и луга поблекшие цветут?
Где хитрость и беспечность злобе дань несут?
Где сердце жителей волнуемо страстями?
И где являются порой
Умы и хладные и твердые, как жамень?
Но мощь их давится безвременной тоской,
И рано гаснет в них добра спокойный пламень.
Там рано жизнь тяжка бывает для людей,
Там іза утехами несется укоризна,
Там
стонет
Друг!
человек
этот
рабства
от
край...
моя
и
цепей!..
отчизна!
если іты меня поймешь,
Прости 'свободные намеки;
Пусть истину ^скрывает ложь:
Что ж делать?
все мы человеки!..
Р. 5. Ах!
—
.
ЭПИГРАММЫ
1
Есть люди странные, которые с друзьями
Обходятся как с сертуками:
Покуда
нов
Забыт
и
сертук, в
подарен
чести
—
а там
слугам!..
2
Тот самый человек пустой,
Кто весь наполнен сам собой.
3
Стыдить лжеца, шутить над дураком
И спорить с женщиной, всё то же
Что черпать воду решетом:
От сих троих избавь нас, боже!..
—
9
1830
КАВКАЗ
Хотя я судьбой на заре моих дней,
О южные горы, отторгнут от вас,
Чтоб вечно их помнить, там «адо быть раз:
Как сладкую песню отчизны моей
Люблю
я
Кавказ.
В младенческих летах я мать потерял.
Но мнилось, что в розовый вечера час
Та степь повторяла мне памятный глас.
За это люблю я вершины тех скал,
Люблю я Кавказ.
Я
счастлив был с вами, ущелия гор;
Пять лет пронеслось: всё тоскую по вас.
Там видел я пару божественных глаз;
И сердце лепечет, воспомня тот взор:
Люблю я Кавказ!..
«В горах
Кавказа». С картины М. Лермонтова.
БАЛЛАДА
В избушке позднею порою
Славянка юная сидит.
Вдали -багровой полосою
На небе зарево горит...
И люльку детскую качая,
Поет славянка молодая...
«Не плачь,
плачь!
не
иль
сердцем чуешь,
Дитя, ты близкую бедуі..
О, полно, рано ты тоскуешь
Я от тебя не отойду.
Скорее мужа я утрачу.
Дитя, не плачь! и я заплачу!
—
Отец твой стал за честь и бога
В ряду бойцов против татар,
Кровавый след ему дорога,
Его булат блестит как жар.
Взгляни, там зарево краснеет:
То битва семя смерти сеет.
Как рада я, что ты не в силах
Понять опасности своей,
Не плачут дети на могилах;
Им чужд и стыд и страх цепей;
Их жребий зависти достоин...»
Вдруг
шум,
—
и в
двери входит воин.
Брада в крови, избиты латы.
«Свершилось !
восклицает он,
Свершилось! торжествуй, проклятый!..
Наш милый край порабощен,
Татар мечи не удержали
Орда взяла, и наши пали».
—
—
—
И
он
упал
—
и
умирает
Кровавой смертию бойца.
Жена ребенка поднимает
Над бледной головой отца:
«Смотри, как умирают люди,
И мстить учись у женской груди!..»
и
Троице-Сергиевская
лавра.
НИЩИЙ
У врат обители святой
Стоял просящий подаянья
Бедняк иссохший, чуть живой
От глада, жажды и страданья.
Куска
лишь хлеба он просил,
И взор являл живую муку,
И кто-то камень положил
В его протянутую руку.
я молил твоей любви
С 'Слезами горькими, с тоскою,"
Так чувства лучшие мои
Так
Обмануты
12
навек
тобою!
к
***
Не думай, чтоб я был достоин сожаленья,
Хотя теперь слова мои печальны; нет!
Нет! все мои жестокие мученья
Одно предчувствие гораздо больших бед.
—
Я молод;
И
У
О,
сердце звуки,
я б хотел:
нас одна душа, одни и те же муки,
если б одинаков был удел!..
но кипят на
Байрона достигнуть
—
Как он, ищу забвенья и свободы,
Как он, в ребячестве пылал уж я душой,
Любил закат в горах, пенящиеся воды
И бурь земных и бурь небесных вой.
Как он, ищу спокойствия напрасно,
Гоним повсюду мыслию одной.
Гляжу назад
прошедшее ужасно;
Гляжу вперед
там нет души родной!
—
—
1831
1831-го
ИЮНЯ И ДНЯ
1
Моя душа,
Чудесного
я
помню, с детских лет
Я любил
Все оболыценья света, но не свет,
В котором я минутами лишь жил;
И те мгновенья были мук полны,
И населял таинственные сны
Я этими мгновеньями. Но сон,
Как мир, не мог быть ими омрачен.
искала.
2
Как
Я
И
часто
жил
о
силой
земле
позабывал.
Встревоженный
Я плакал;
в краткий
иной,
мысли
века и жизнию
час
Не раз,
мечтой,
образы мои,
печальною
но все
13
Предметы мнимой злобы
иль
любви,
Не походили на существ земных.
О нет! всё было ад иль небо в них.
3
буквой трудно объяснить
Холодной
Боренье дум. Нет звуков у людей
Довольно сильных, чтоб изобразить
Желание блаженства. Пыл страстей
Возвышенных
Не нахожу и
чувствую,
я
в
миг
этот
Пожертвовать собой,
Хоть
тень
их
перелить
но слов
готов
чтоб как-нибудь
в другую грудь.
4
Известность,
что они?
А есть
У них над мною власть; и мне они
Велят себе на жертву всё принесть,
И я влачу мучительные 'дни
Без цели, оклеветан, одинок;
Но верю им!
неведомый пророк
Мне обещал бессмертье, и живой
Я смерти отдал всё, что дар земной.
слава,
—
—
5
Но для небесного могилы нет.
Когда я буду прах, мои мечты,
Хоть не поймет их, удивленный свет
Благословит; и ты, мой ангел, ты
Со мною не умрешь: моя любовь
Тебя отдаст бессмертной жизни вновь;
С моим названьем станут повторять
Твое: на что им мертвых разлучать?
6
К погибшим
люди справедливы; сын
Боготворит,
чтб проклинал
Чтоб
в
Дожить
не
Немного долголетней
Цветка;
м
отец.
убедиться, до седин
нужно! есть всему конец;
этом
в
сравненьи
Равно
ничтожен.
Душа
лишь
человек
с
вечностью
Пережить
колыбель
свою
их
одна
должна.
век
7
Так и ее созданья. Иногда,
На берегу реки, один, забыт,
Я наблюдал,
как быстрая вода,
Синея, гнется в волны, как шипит
Над ними пена белой полосой;
И
глядел
я
иной
и мыслию
был занят, и пустынный шум
Расееевал толпу глубоких дум.
Я
не
8
Тут был я счастлив... О, когда б я мог
Забыть, что незабвенно! женский взор!
Причину стольких слез, безумств, тревог!
Другой владеет ею с давных пор,
И я другую с нежностью люблю,
Хочу любить,
и небеса молю
—
О новых муках: но
Всё жив печальный
в
груди моей
призрак прежних
дней.
9
Никто не дорожит мной на земле,
И сам себе я в тягость, как другим;
Тоска блуждает на моем челе.
Я холоден и горд; и даже злым
Толпе кажуся; но ужель она
Проникнуть
дерзко
в
сердце
Зачем ей знать, что в
Огонь иль сумрак там
мне
должна?
заключено?
ей всё равно.
нем
—
10
небесах,
роковой;
Он, вырываясь, обращает в прах
Всё, что ни встретит. С дивной быстротой
Блеснет, и снова в облаке укрыт;
И кто его источник объяснит,
Темна проходит
И в ней таится
И кто
Зачем?
туча
в
пламень
в недра облаков?
Они исчезнут без следов.
заглянет
11
Грядущее
Как
жизнь
тревожит грудь мою.
я кончу, где душа моя
15
Блуждать осуждена,
в каком краю
Любезные предметы встречу я?
Но кто меня любил, кто голос мой
Услышит и узнает... И с тоской
Я вижу, что любить, как я,
порок,
И вижу, я слабей любить не мог.
—
12
Не верят в мире многие любви
И тем счастливы; для иных она
Желанье, порожденное в крови,
Расстройство
Я
мозга иль
виденье сна.
могу любовь определить,
Но это страсть сильнейшаяі Любить
Необходимость мне; и я любил
не
Всем напряжением душевных
—
сил.
13
И отучить
не мог меня
обман.
Пустое (сердце ныло без -страстей,
И в глубине моих сердечных ран
Жила любовь, богиня юных дней;
Так
трещине развалин иногда
в
Береза вырастает
молода
И зелена, и взоры веселит,
И украшает сумрачный гранит.
14
судьбе
чужой пришлец
Жалеет. Беззащитно предана
И
о
ее
Порыву бурь
и
зною, наконец
Увянет преждевременно она;
Но с корнем не исторгнет никогда
Мою березу вихрь: она тверда;
Так лишь в разбитом сердце может страсть
Иметь неограниченную власть.
15
Под ношей бытия
И
не
не
устает
хладеет гордая душа;
Судьба
скоро не убьет,
взбунтует; мщением дыша
Против непобедимой, много зла
А
ее так
лишь
Она свершить готова,
16
хоть
могла
,
М.
Лермонтов
С портрета
в
1830—1831
работы
годах.
П. Заболоцкого.
№*5Ь
Составить счастье тысячи людей:
С такой душой ты бог или злодей...
16
Как нравились всегда пустыни мне!
Люблю я ветер меж нагих холмов,
И коршуна в небесной вышине,
И на равнине тени облаков.
Ярма не знает резвый здесь табун,
И кровожадный тешится летун
Под синевой, и облако степей
Свободней как-то мчится и светлей.
17
И
Ум
мысль о
как великан,
поражает вдруг,
вечности,
человека
Когда степей безбрежный океан
Синеет пред глазами; каждый звук
Гармонии вселенной, каждый час
Страданья
или радости
для нас
Становится понятен, и себе
Отчет мы можем дать в своей судьбе.
18
Кто посещал вершины диких гор
В тот свежий час, когда садится день?
На западе светило видит взор
И на востоке близкой ночи тень,
Внизу туман, уступы и кусты,
Кругом всё горы чудной высоты,
Как после бури облака, стоят,
И странные верхи в лучах горят.
19
И сердце полно,
И сильно бьется;
Приводит
в
полно
прежних
пылкая
жизнь
лет
мечта
минувшего
скелет,
И в «ем почти всё та же красота.
Так любим мы глядеть на свой портрет,
Хоть с нами в нем уж сходства больше нет,
Хоть на холсте хранится блеск очей,
Погаснувших
от
время
и
страстей.
20
прекрасней пирамид
Природы, этих гордых снежных гор?
Что
на
земле
Не переменит их надменный вид
Ничто: ни слава царств, ни их позор;
О ребра их дробятся темных туч
Толпы, и молний обвивает луч
Вершины скал;
ничто
Кто близ небес,
тот
не
вредно им.
сражен земным.
не
21
Печален
Волнуя
лишь
где без препон,
вид,
степи
серебряный
Скитается летучий
ковыль,
аквилон
И пред собой свободно
И где кругом, как зорко
гонит
пыль;
смотри,
Встречает взгляд березы две иль три,
Которые под синеватой мглой
Чернеют вечером в дали пустой.
ни
22
скучна, когда боренья нет.
В минувшее проникнув, различить
Ві ней мало дел мы ,можем, в цвете лет
Она души не будет веселить.
Мне нужно действовать, я каждый день
Бессмертным сделать бы желал, как тень
Великого героя, и понять
Я не могу, чтб значит отдыхать.
Так
жизнь
23
Всегда
В
моем
.
зреет что-нибудь
уме. Желанье и тоска
кипит и
Тревожат беспрестанно
эту
грудь.
Но что ж? Мне жизнь всё как-то коротка,
И все боюсь, что не успею я
Свершить чего-то! Жажда бытия
Во імне сильней страданий роковых,
Хотя я презираю жизнь других.
24
Есть время
леденеет быстрый ум;
Есть сумерки души, когда предмет
—
2»
»
Желаний мрачен: усыпленье дум;
Меж радостью и горем полусвет;
Душа сама собою стеснена,
Жизнь ненавистна, но и смерть страшна.
Находишь корень мук в себе самом,
И небо обвинить нельзя ни в чем.
25
Я
к
этому привык,
выразить его б не мог
состоянью
Но ясно
Ни ангельский, ни демонский язык:
Они таких не ведают тревог,
В (одном всё чисто, а в другом вое
Лишь в человеке встретиться могло
Священное с порочным. Все его
Мученья
происходят
зло.
оттого.
26
Никто не получал, чего хотел
И что любил, и если даже тот,
Кому счастливый небом дан удел,
В уме своем минувшее пройдет,
Увидит он, что мог счастливей быть,
Когда бы не умела отравить
Судьба его надежды. Но волна
Ко брегу возвратиться не сильна.
27
Когда,
бурей
роковой,
своей,
помнит тот залив родной,
Где пенилась в приютах камышей,
И, может быть, она опять придет
В другой залив, но там уж не найдет
гонима
Шипит и
Она всё
мчится
Себе покоя: кто
Тот не заснет в
с
пеною
в
морях
тени
блуждал,
прибрежных
скал.
28
мой жребий, мой конец,
И грусти ранняя на мне печать;
И как я мучусь, знает лишь творец;
Но равнодушный мир не должен знать,
И не забыт умру я. Смерть моя
Ужасна будет; чуждые Края
Я предузнал
і
20
Ей удивятся, а
Все проклянут
в
родной стране
и
память
обо
мне.
29
Все. Нет, не все; созданье
Способное любить
хоть
одно,
меня;
До этих пор не верит мне оно,
Однако сердце, полное огня,
Не увлечется мненьем, и мое
Пророчество припомнит ум ее,
И взор, теперь веселый и живой,
Напрасной отуманится слезой.
—
есть
не
30
Кровавая
меня могила
ждет,
Могила без молитв и без креста,
На диком берегу ревущих вод
под туманным небом; пустота
Кругом. Лишь чужестранец молодой,
И
Невольным сожаленьем, и молвой,
И любопытством приведен сюда,
Сидеть
на камне
станет
иногда.
31
И
скажет: отчего не
понял свет
Великого, и как он не нашел
Себе друзей, и как любви привет
К нему надежду снова «е привел?
ч
Он был ее достоин. И печаль
Его встревожит, он посмотрит вдаль,
Увидит облака с лазурью волн,
И белый парус, и бегучий чёлн,
32
И мой курган! Любимые мечты
Мои подобны этим. Сладость есть
Во всем, что не сбылось,
есть красоты
В таких картинах; только перенесть
Их на бумагу трудно: мысль сильна,
Когда размером слов не стеснена,
—
Когда свободна, как игра детей,
Как арфы звук в молчании ночей!
ЖЕЛАНИЕ
Зачем
я
не ворон степной,
сейчас надо мной?
не птица,
Пролетевший
Зачем не могу в небесах я парить
И одну лишь свободу любить?
На запад,
на запад помчался
бы я,
Где цветут моих предков поля,
Где в замке пустом, на туманных горах,
Их забвенный
покоится
прах.
На древней
стене их наследственный щит
И заржавленный меч их висит.
Я стал бы летать над мечом и щитом,
И смахнул бы я пыль с них крылом;
Шотландский
замок.
И арфы шотландской струну ібы задел,
И по сводам бы звук полетел;
Внимаем одним, и одним пробужден,
Как раздался, так смолкнул бы он.
мольбы
Но тщетны мечты, бесполезны
Против строгих
судьбы.
законов
Меж мной и холмами отчизны моей
Расстилаются волны морей.
Последний потомок отважных бойцов
Увядает средь чуждых снегов;
Я здесь был рожден,
О!
зачем
но
ворон
не
я
нездешний душой...
степной?..
(ВОЛЯ)
Моя
мать
—
злая
кручина,
Отцом же была мне
судьбина;
Мои братья, хоть люди,
—
Не
хотят
к
моей груди
Прижаться;
Им стыдно со мною,
С бедным сиротою,
Обняться!
Но
мне
богом
дана
Молодая жена,
Воля-волюшка,
Вольность
милая,
Несравненная;
С ней
Мать,
нашлись
другие
у
меня
отец и семья;
А моя мать
степь широкая,
А мой отец
'Небо далекое;
Они меня воспитали,
Кормили, поили, ласкали;
—
—
Мои братья
Березы
в
лесах
да сосны.
—
Несусь
Степь
ли я
ва
отвечает
коне,
мне!
—
Брожу ли поздней порой,
Небо светит мне луной 1
Мои братья, в летний день
—
Призывая под тень,
Машут издали руками,
Кивают мне головами;
И вольность мне гнездо свила,
Как мир
'необъятное!
—
АНГЕЛ
По небу полуночи ангел летел,
И тихую песню он пел,
И месяц, и звезды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.
Он
пел о
блаженстве безгрешных духов
Под кущами райских садов,
О боге великом «ж пел, в
Его непритворна, была.
хвала
Он душу младую а объятиях нес
Для: вира печали в слез;
И звук его песни в душе молодой
Остался
без слов, во живой.
—
И долго ва свете томилась она,
Желанием чудным полна,
И звуков небес замевить «е могли
Ей скучные леснн" земли.
Мария Михайловна
мать
Лермонтова,
поэта.
Ужасная судьба отца и сына
Жить розно и в разлуке умереть,
И жребий чуждого изгнанника иметь
На родине с названьем гражданина!
Но ты свершил свой подвиг, мой отец,
—
Постигнут ты желанною кончиной;
Дай бог, чтобы, как твой, спокоен был конец^
Того, кто был всех мук твоих причиной!
Но ты простишь мне! Я ль виновен в том,
Что люди угасить в душе моей хотели
Огонь божественный, от самой колыбели
Горевший
Однако
в
ней, оправданный творцом?
были их желанья:
Мы не нашли вражды один в другом,
Хоть оба стали жертвою страданья!
Не мне судить, виновен ты иль нет.
Ты светом осужден? Но что такое свет?
Толпа людей, то злых, то благосклонных,
ж
тщетны
-75
•
Юрий Петрович Лермонтов,
отец
Собрание
И
похвал
стольких
Далеко
же
поэта.
незаслужённых
насмешливых
клевет.
рая,
Ты о земле забыл, как был забыт землей;
Ты счастливей меня; перед тобой,
Как море жизни,
вечность роковая
Неизмеримою открылась глубиной.
Ужели вовсе ты не сожалеешь ныне
О днях, потерянных в тревоге и слезах?
О сумрачных, но вместе милых днях,
Когда в душе искал ты, как в пустыне,
Остатки прежних чувств и прежние мечты?
Ужель теперь совсем меня не любишь ты?
О, если так, то небо не сравняю
Я с этою землей, где жизнь влачу мою;
Пускай на ней блаженства я не знаю,
По крайней мере, я люблю!
от
него,
дух
—
ада или
1830-1831
V ***
О,
полно
разврат!
.порфира?
глупцы боготворят,
извинять
Ужель злодеям щит
Пусть
Пусть
их
—
им звучит другая лира;
Но ты остановись, певец,
Златой венец
не твой венец.
—
Изгнаньем из страны родной
Хвались повсюду, как свободой;
Высокой мыслью и душой
Ты рано одарен природой;
Ты видел зло, и перед злом
Ты гордым не поник челом.
Ты пел о вольности, когда
Тиран гремел, грозили казни;
Боясь
Один,
на
в
кто
суда
вечного
лишь
И чуждый
Ты пел, и
земле
этом
понял
боязни,
есть
песнь
краю
твою.
1832
.
Люблю
я
**
•
цепи синих гор,
Когда, как южный метеор,
Ярка без света и красна
Всплывает из-за них
Царица лучших дум
И лучший перл того
Которым свод небес
Гордится,
будто
луна,
певца
венца,
порой
царь
земной.
На западе вечерний луч
Еще горит на ребрах туч, I
И уступить всё медлит он
Луне
—
угрюмый небосклон;
Но скоро
гаснет
луч зари...
иль три
Высоко месяц. Две
27
Младые тучки окружат
Его сейчас... Вот весь наряд,
Которым белое чело
Ему убрать
позволено.
,
Кто не знавал таких ночей
В ущельях гор іиль средь степей?
Однажды при такой луне
Я мчался на лихом коне,
В пространстве голубых долин,
Как ветер, волен и один;
Туманный месяц и меня,
И гриву, и хребет коня
Сребристым блеском осыпал;
Я чувствовал, как конь дышал,
Как он, ударивши ногой,
Отбрасываем был землей;
И я в чудесном забытьи
Движенья сковывал свои,
И с ним себя желал я слить,
Чтоб этим бег наш ускорить;
И долго так мой конь летел...
И вкруг себя я поглядел:
Всё та же степь, всё та ж луна:
Свой взор ко мне склонив, она,
Казалось, упрекала в том,
Что человек с своим конем
Хотел владычество степей
В ту ночь оспоривать у ней!..
*»
*
Нет,
я
Еще
неведомый
не
Байрон, я другой,
избранник,
Как он, гонимый миром странник,
Но только с русскою душой.
Я раньше начал, кончу ране,
Мой ум не много совершит;
В душе моей, как в океане,
Надежд разбитых груз лежит.
Кто может, океан угрюмый,
Твои изведать тайны? кто
Толпе мои расскажет думы?
Я
или бог
или никто!
—
28
—
Байрон.
**
жить хочу! хочу печали
Любви и счастию на зло;
Они мой ум избаловали
И слишком сгладили чело.
Я
Пора, пора насмешкам света
Прогнать спокойствия туман;
Что без страданий жизнь поэта?
И что без бури океан?
Он
хочет
Ценой
жить
ценою
томительных
муки,
забот.
Он покупает неба звуки,
Он даром славы не берет.
29
V
Приветствую
тебя,
воинственных
славян
Святая колыбель! Пришлец из чуждых стран,
С восторгом я взирал на сумрачные стены,
Через которые столетий перемены
Безвредно протекли; где вольности одной
Служил тот колокол на башне вечевой,
Который
отзвонил ее уничтоженье
И сколько гордых душ увлек в свое паденье!..
■ Скажи
мне, Новгород, ужель их больше нет?
Ужели Волхов твой
не Волхов прежних
лет?
—
—
ДВА ВЕЛИКАНА
В
шапке золота
Старый русский
Поджидал
великан
себе другого
к
Из далеких
литого
чуждых
стран.
За горами, за долами
Уж гремел об нем рассказ;
И померяться главами
Захотелось им хоть раз.
И пришел
с
грозой военной
Трехнедельный
удалец
И рукою дерзновенной
Хвать за вражеский венец!
Но улыбкой
—
роковою
Русский витязь отвечал:
Посмотрел
тряхнул главою.
Ахнул дерзкий
и упал!
—
—
Но упал он в дальнем море
На неведомый гранит,
Там, где буря «а просторе
Над пучиною шумит.
30
*
Примите
дивное
посланье
Из края дальнего сего;
Оно не Павлово писанье,
Но Павел вам отдаст его.
Увы! как скучен этот город,
О своим туманом и водой I..
Куда ни взглянешь, красный ворот,
Как шиш, торчит перед тобой;
Нет милых сплетен
всё сурово,
Закон сидит «а лбу людей;
Всё удивительно и ново,
А нет ни пошлых новостей!
—
—
Доволен
каждый
сам
собою,
Не беспокоясь о других,
И что у нас "зовут душою,
То без названия у них!..
И наконец я видел море,
Но кто поэта обманул?..
Я в роковом его просторе
Великих дум не почерпнул;
Нет! как оно, я не был волен,
Болезнью жизни, скукой болен
(На зло былым и новым дням),
Я не завидовал, как прежде,
Его серебряной одежде,
Его бунтующим
волнам.
ПАРУС
Белеет парус одинокой
В тумане моря голубом. ■
Чтб ищет он в стране далекой?
ЧтЛ кинул он в краю родном?
Играют
волны, ветер свищет,
И мачта гнется и скрипит;
Увы! он счастия не ищет
И не от счастия бежит!
31
Под
Над
струя светлей лазури,
луч солнца золотой,
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!
ним
«им
—
1833-1834
На серебряные шпоры
Я в раздумий гляжу;
За тебя, скакун мой скорый,
За бока твои дрожу.
Наши предки
их
не знали
И, гарцуя средь степей,
Толстой
плеткой
погоняли
Недоезжаных коней.
«Маневры
в
Красном Селе». Рисунок М. Лермонтова-
Но с успехом
Вместо грубой
просвешенья,
старины,
Введены изобретенья
Чужеземной
В
наше
стороны;
время кормят, холют,
Берегут спинную честь...
Прежде били
нынче колют!..
—
Что
же
выгодней?
—
'бог весть!..
Посреди небесных тел
Лик луны туманный:
,
Как он кругл и как рн бел.
Точно блин с сметаной!
Кажду ночь она в лучах
Путь проходит млечный:
Видно, там, на небесах,
Масленица вечно! і
ЮНКЕРСКАЯ МОЛИТВА
Царю
небесный!
Спаси меня
От куртки тесной,
Как от огня.
От маршировки
Меня избавь,
В парадировки
Меня не ставь.
Пускай
в
манеже
Алёхин глас
Как можно реже
Тревожит
Еще
нас.
моленье
Прошу принять
—'
воскресенье
Дай разрешенье
В
то
Мне опоздать.
.
'
Я, царь всевышний,
Хорош уж тем,
Что просьбой лишней
Не надоем.
1836
УМИРАЮЩИЙ ГЛАДИАТОР
I
вее
Ье&гѳ
те
іЬе
^Ыіаіог
Не...
Вугоп
Ликует буйный Рим... торжественно гремит
Рукоплесканьями широкая арена;
А он
пронзенный в грудь
безмолвно он
—
—
лежит,
Во прахе и крови скользят «го колена...
И молит жалости напрасно мутный взор:
Надменный временщик и льстец его сенатор
Венчают похвалой победу и позор...
Что знатным и толпе сраженный гладиатор?
Он презрен и забыт... освистанный актер.
И кровь его течет
последние мгновенья
Мелькают,
близок час... Вот луч воображенья
Сверкнул в его душе... Пред ним шумит Дунай...
И родина цветет.'.', свободный жизни край;
Он видит круг семьи, оставленный для брани,
Отца, простершего немеющие длани,
Зовущего к себе опору дряхлых дней...
Детей играющих
возлюбленных детей.
Все ждут «го назад с добычею и славой...
Напрасно
жалкий раб, он ,пал, как зверь лесной,
Бесчувственной толпы минутною забавой...
Прости, развратный Рим,
прости, о край родной...
—
—
—
—
—
Не так
ли
Когда-то
ты, о
европейский мир,
мечтателей кумир,
К могиле клонишься бесславной головою,
Измученный в борьбе сомнений и страстей,
Без веры, без надежд
игралище детей,
Осмеянный ликующей толпою!
о
пламенных
—
-
И пред кончиною ты взоры обратил
С глубоким вздохом сожаленья
1
Я вижу перед собой лежащего гладиатора...
Байрон.
34
'.
На юность светлую, исполненную
сил,
Которую давно для язвы рпросвещенья,
Для гордой роскоши беспечно ты забыл;
Стараясь заглушить последние страданья,
Ты жадно слушаешь и песни старины,
И рыцарских времен волшебные преданья
Насмешливых льстецов несбыточные сны
—
РУСАЛКА
1
Русалка плыла по реке голубой,
Озаряема полной луной;
И старалась
она
Серебристую
доплеснуть до луны
пену волны.
колебала река
ней облака;
И пела русалка
и звук ее слов
Долетал до крутых берегов.
И шумя
5
Расчесывать кольцы шелковых кудрей
Мы любим, во мраке ночей,
И в чело и в уста мы в полуденный час
Целовали красавца не раз;
б
Но
з»
страстным лобзаньям, не знаю зачем,
Остается он хладен и нем,
к
35
Он спит,
и, склонившись на перси ко мне,
Он не дышит, не шепчет во сне».
—
7
пела русалка над синей рекой,
Полна непонятной тоской;
И, шумно катясь, колебала река
Отраженные в ней облака.
Так
ЕВРЕЙСКАЯ МЕЛОДИЯ
(Из Байрона)
Скорей, певец, скорей!
Вот арфа золотая: <
Пускай персты твои, промчавшися по ней,
Пробудят в струнах ввуки рая.
И если не навек надежды рок унес, |
Они в груди моей проснутся,
И если есть в очах застывших капли слез,
Они растают и прольются.
Душа
моя
мрачна.
Пусть будет
Мне
песнь твоя дика.
тягостны
веселья
Как мой венец,
звуки!
Я говорю тебе:
я слез хочу, певец,
Иль разорвется грудь от муки.
Страданьями была упитана она,
Томилась долго и безмолвно;
И грозный !час настал
теперь она полна,
Как кубок смерти, яда полный.
—
1837
БОРОДИНО
«Скажи-ка, дядя, ведь недаром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!»
—
«Да, были
люди в наше время,
Не то, что нынешнее ллемя:
Богатыри
не выі
Плохая им досталась доля: ,
Не многие вернулись с поля...
Не будь на то господня воля,
Не отдали б Москвы.
—
Мы долго молча отступали,
Досадно было, боя ждали,
Ворчали старики: |
«Что ж мы? на зимние квартиры?
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать Імундиры
О русские штыки?»
И вот нашли большое поле:
Есть разгуляться где на волеі
Построили редут.
У наших ушки на макушке!
Чуть утро осветило пушки
Рисунок М. Лермонтова.
И
леса
верхушки
как тут.
синие
—
Французы тут
,
Забил заряд я в пушку туго
И думал: угощу я друга!
Постой-ка, брат, мусью:
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Уж мы пойдем ломить стеною,
Уж постоим мы головою
За родину свою! !
'■
Два
дня мы были в [перестрелке.
Что толку в этакой безделке?
Мы ждали третий день.
Повсюду стали слышны речи:
день немало,
русский бой удалый,
Наш рукопашный бой!..
значит
Земля тряслась
как наши груди,
Смешались в Кучу кони, люди,
—
И
орудий
протяжный вой...
залпы тысячи
Слились
в
Вот смерклось. Были все готовы
бой затеять новый
И до конца стоять...
Вот затрещали барабаны
И отступили бусурманы.
Тогда (считать мы стали раны,
Заутра
—
Товарищей
Да, были люди
Могучее, лихое
Богатыри
—
считать.
в
наше
время,
племя:
не
вы.
Плохая им досталась доля:
Не многие вернулись с поля.
Когда б на то не 'божья воля,
Не отдали б Москвы».
і
СМЕРТЬ ПОЭТА
Отмщенье, государь, отмщеньеі
Паду к ногам твоим:
Будь справедлив и накажи убийцу,
Чтоб казнь
Твой правый
Чтоб видели
Погиб
поэт!
—
его
позднейшие
в
суд
века
потомству возвестила.
в ней пример.
злодеи
невольник
чести
—
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом
в
груди
и
жаждой
мести,
Поникнув гордой головой!..
Не
душа
поэта
мелочных
обид,
вынесла
Позора
Восстал
против мнений света
Один, как прежде... и убит!
Убит!.. іК чему теперь рыданья,
Пустых похвал ненужный хор
И жалкий лепет оправданья?
Судьбы свершился приговор!
Не вы ль сперва так злобно гнали
Его 'свободный, смелый дар
И для (потехи раздували
I
'он
—
Чуть затаившийся пожар?
Что ж?
веселитесь...
Последних
Угас,
как
он
імучений
вынести не мог:
светоч,
дивный гений,
Увял торжественный
венок.
Его убийца хладнокровно
Навел удар... спасенья нет:
Пустое сердце бьется ровно,
В руке не дрогнул пистолет.
И что за диво?., из далека,
Подобный
сотням
беглецов,
На
счастья
и чинов
ловлю
Заброшен к нам по воле рока;
Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы;
Не мог щадить он нашей славы;
Не мог понять в сей миг кровавый,
На чтб он руку поднимал!..
И он убит
и взят могилой,
Как тот певец, неведомый, но милый,
—
Добыча ревности глухой,
Воспетый им с такою чудной силой,
Сраженный,
он, безжалостной
как и
рукой.
от мирных нег и дружбы простодушной
Вступил он в этот свет завистливый и душный
Для сердца вольного и пламенных страстей?
Зачем
Зачем он іруку дал клеветникам ничтожным,
Зачем поверил он словам и ласкам ложным,
Он,
постигнувший людей?..
с іюных лет
И прежний
сняв
венок
Увитый лаврами,
Но
иглы
Язвили
Отравлены
Коварным
—
они
надели
венец
на
терновый,
него:
тайные сурово
чело;
славное
.его
последние
шопотом
мгновенья
насмешливых
невежд,
И умер он
'С напрасной жаждой мщенья,
С досадой тайною обманутых надежд. '
Замолкли звуки чудных песен,
Не раздаваться им опять:
—
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь
сению закона,
суд и правда
всё молчи!..
Но есть, есть божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный судия: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы іне смоете всей вашей черной кровью
Пред
вы под
вами
Поэта праведную
—
кровь!
ВЕТКА ПАЛЕСТИНЫ
<
Скажи мне,
ветка
Палестины,
Где ты росла, где ты цвела,
Каких холмов, какой долины
Ты украшением была?
У вод ли чистых Иордана
Востока луч тебя ласкал,
Ночной ли ветр в горах Ливана
Тебя сердито колыхал?
і
Молитву
Иль
ль
пели
Когда
,тихую читали,
старины,
і
песни
листы
твои
сплетали
бедные сыны?
Солима
И пальма та жива ль поныне?
Всё так же ль манит в летний зной
Она прохожего в пустыне
Широколиственной главой?
Или
в
разлуке
безотрадной
Она увяла, как и ты,
И дольний прах ложится жадно
На пожелтевшие
листы...
Поведай: набожной ірукою '
Кто в этот край тебя занес?
Грустил
Хранишь
он
часто
ты след
над тобою?
горючих слез?
Иль божьей рати лучший воин
Он был, с безоблачным челом,
Как ты, всегда небес достоин
Перед людьми и божеством?..
Заботой
тайною хранима,
иконой золотой
Стоишь ты, ветвь Ерусалима,
Перед
Святыни верный часовой.
Прозрачный
сумрак,
луч лампады,
Кивот и крест, символ святой...
Всё полно 'мира и отрады
Вокруг тебя и над тобой.
УЗНИК
Отворите
темницу,
дня,
Черноглазую девицу,
Черногривого коня!
Я красавицу младую
Прежде сладко поцелую,
На коня потом вскочу,
В степь, как ветер, улечу.
Дайте
Но
мне
мне
сиянье
тюрьмы высоко,
окно
Дверь тяжелая с замком;
Черноокая далеко
:
В
пышном
Добрый
тереме своем;
конь
в
зеленом
поле
Без узды, Юдин, по воле
Скачет весел и игрив,
Хвост По ветру распустив...
Одинок
Стены
отрады:
кругом,
светит луч лампады
я
—
нет
голые
Тускло
Умирающим
Только
огнем;
слышно
Эвучномерными
—
за
дверями
шагами
Ходит
в тишине
ночной
Безответный часовой.
**
.*
1
Когда (волнуется
желтеющая
нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под
тенью
сладостной
зеленого
листка;
Рисунок
из
лермонтовской
тетради.
2
Когда росой обрызганный душистой,
Румяным вечером
Из-под куста
Приветливо
иль
утра
кивает
в
час
златой,
серебристый
мне ландыш
головой;
3
Когда студеный ключ играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
Лепечет
мне
таинственную сагу
Про мирный край, откуда
мчится
он:
4
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе,
И
И
счастье
в
я
небесах
могу постигнуть
я вижу бога!..
на
земле,
МОЛИТВА
Я, матерь божия, иыне с молитвою
Пред твоим образом, ярким сиянием,
Не о спасении, яе перед битвою,
Не с благодарностью иль покаянием,
Не за свою (молю душу пустынную,
За душу странника в свете безродного;
Но я вручить хочу деву Іневинную,
Теплой заступнице мира холодного.
Окружи счастием душу достойную;
Дай ей сопутников, полных внимания,
Молодость светлую, старость покойную,
Сердцу незлобному мир
упования.
Срок
ли приблизится
часу прощальному
В утро ли шумное, в ночь ли безгласную,
Ты восприять пошли К ложу печальному
Лучшего ангела душу прекрасную. '
.V,
Гляжу иа будущность с боязнью,
Гляжу на прошлое іс тоской
И, как преступник перед казнью,
Ищу кругом души родной;
Придет ли вестник избавленья
Открыть мне жизни назначенье,
Цель- упований и страстей,
Поведать, что мне бог готовил,
Зачем
так
Надеждам
Земле
'
дань земную
отдал
я
Любви,
горько прекословил
моей.
юности
надежд,
Начать
готов
Молчу
и
добра
и зла;
другую,
жду: пора пришла;
я
жизнь
мире не оставлю брата,
И тьмой и холодом объята
Я
в
45
Душа усталая моя;
Как ранний плод, лишенный сока,
Она увяла в бурях рока
Под знойным солнцем бытия.
■
**
,
Не смейся над моей пророческой
тоскою;
Я знал: удар судьбы меня не обойдет;
Я знал, что голова, любимая тобою,
С твоей груди на плаху перейдет;
тебе: ни участия, ни славы і
Мне в мире не найти; настанет час кровавый,
И я паду; и хитрая вражда
С улыбкой очернит мой Інедоцветший гений;
И я погибну без следа і
Моих надежд, моих мучений;
<
Но я без страха жду довременный конец.
Давно пора мне мир увидеть новый;
Я говорил
Пускай толпа растопчет мой венец:
Венец певца, венец терновый!..
Пускай! я им не дорожил.
*
"
Слышу
ли
I
голос
твой
Звонкий и ласковый,
Как птичка [в клетке]
Сердце запрыгает; ,
Встречу ль глаза твои
Лазурно-глубокие,
Душа им навстречу
Из груди
просится,
И как-то весело,
И хочется плакать,
И так на шею бы
Тебе
46
я
кинулся.
і
КИНЖАЛ
Люблю тебя, булатный мой кинжал,
Товарищ светлый и холодный.
Задумчивый грузин на месть тебя ковал,
На грозный бой точил черкес свободный.
Лилейная рука тебя мне поднесла
В знак памяти, в минуту расставанья,
И в первый Іраз не кровь вдоль по тебе текла,
Но светлая слеза
жемчужина страданья.
—
И черные глаза, іостановясь на мне,
Исполненны таинственной печали,
Как сталь твоя при трепетном огне,
То вдруг тускнели, то сверкали.
спутники, любви залог немой,
тебе пример не бесполезный;
Да, я не изменюсь и 'буду тверд душой,
Как ты, как ты, мой друг железный.
Ты дэн мне
И страннику
в
в
1838
ДУМА
Печально я гляжу на паше поколенье!
Его грядущее
иль пусто, иль темно,
Меж тем, под бременем познанья и сомненья,
В бездействий состарится оно. і
*
'
Богаты мы, едва из колыбели,
Ошибками отцов и поздним ихумом,
И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели,
Как пйр па празднике чужом.
1 К добру и злу постыдно (равнодушны,
В начале поприща мы вянем б&з борьбы;
Перед опасностью позорно малодушны,
И перед власгию
презренные рабы.
Так тощий плод, до времени созрелый,
Ни вкуса нашего не радуя, ни глаз,
Висит между цветов, пришлец осиротелый,
И час их красоты
его паденья час!
—
,
—
—
47
Мы иссушили ум наукою бесплодной,
Тая завистливо от ближних и друзей
Надежды лучшие
Неверием
Едва
касались
и
голос
осмеянных
мы до
*
благородный
страстей.
чаши
наслажденья,
Но іюных сил мы тем не сберегли,
Из каждой радости, бояся пресыщенья,
Мы лучший сок навеки извлекли.
!
Мечты
поэзии, создания искусства
сладостным наш ум не шевелят;
Мы жадно бережем в груди остаток чувства
Зарытый скупостью и бесполезный клад.
И ненавидим мы, и любим мы (случайно,
Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,
И царствует в душе какой-то холод тайный,
Когда огонь кипит (в крови, і
I
И предков скучны нам роскошные забавы,
Восторгом
—
Их добросовестный, ребяческий разврат;
И к гробу мы спешим без счастья и без славы,
Глядя
насмешливо
Толпой угрюмою
и
назад.
'
скоро позабытой
Над миром мы пройдем без шума и следа,
Не бросивши векам ни Мысли плодовитой,
Ни гением начатого труда.
И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,
Потомок оскорбит презрительным стихом,
Насмешкой горькою обманутого сына
Над промотавшимся отцом.
ПОЭТ
Отделкой
золотой
блистает мой кинжал;
без порока;
таинственный закал
Клинок надежный,
Булат
его
хранит
—
Наследье бранного
Наезднику
Не
Не
по
И
48
в
горах
востока.
служил он
услугу;
много
лет,
зная платы за
одной груди іпровел
не
одну
прорвал
он
страшный
кольчугу,
і
след
Забавы
он
делил послушнее
раба,
Звенел в ответ речам обидным;
В те дни была б ему богатая резьба
Нарядом
Он
взят
за
чуждым
Тереком
постыдным.
и
отважным
казахом
На хладном трупе господина,
И долго он лежал заброшенный
В походной лавке армянина.
потом
Теперь родных
ножон, избитых на войне,
Лишён героя спутник бедный,
Игрушкой золотой он блещет на стене,
Увы, бесславный и безвредный!
Никто привычною, заботливой рукой
Его не чистит, не ласкает,
И надписи его, молясь перед зарей,
Никто с усердьем не читает.
В
наш
век
изнеженный
не так ли
ты, поэт,
Свое утратил назначенье,
На
злато
променяв ту власть,
Внимал
в
немом
которой
свет
благоговенье?
Бывало, мерный звук
твоих могучих слов
Воспламенял бойца для битвы,
Он нужен был толпе, как чаша для пиров,
Как фимиам в часы молитвы.
Твой стих,
И,
Звучал,
как
отзыв
божий дух,
мыслей
как колокол
на
Во дни торжеств
носился над
толпой
благородных,
и
башне вечевой
бед народных.
Но скучен нам простой и гордый твой язык,
Нас тешат блестки и обманы;
Как ветхая краса, наш ветхий мир привык
Морщины прятать под румяны.
Проснешься
ль
Из
золотых
опять,
ты
Иль никогда,
осмеянный
пророк!.
на голос мшенья,
ножон
не
вырвешь
свой клинок.
Покрытый ржавчиной презренья?..
4 Лермонтов
1839
ТРИ ПАЛЬМЫ
(ВОСТОЧНОЕ СКАЗАНИЕ)
В
песчаных
Три гордые
аравийской
степях
высоко
пальмы
земли
росли.
ними из
почвы
бесплодной,
Журча, пробивался волною холодной,
Хранимый, под сенью зеленых листов,
Родник между
От знойных лучей
и
летучих песков.
И многие годы неслышно прошли;
Но странник усталый из чуждой земли
Пылающей грудью ко влаге студеной
Еще
И
не склонялся
стали
под
уж сохнуть
Роскошные
листья
от
и
кущей зеленой,
знойных
лучей
звучный ручей.
И стали три пальмы на бога роптать:
«На то ль мы родились, чтоб здесь увядать?
Без пользы в пустыне росли и цвели мы,
Колеблемы вихрем и зноем палимы,
Ничей благосклонный не радуя взор?..
Неправ твой, о небо, святой приговор!»
И только замолкли
в дали
голубой
Столбом уж крутился песок золотой,
Звонков раздавались нестройные звуки,
Пестрели коврами покрытые вьюки,
И шел, колыхаясь, как в море челнок,
—
Верблюд
Мотаясь,
Узорные
за
верблюдом, івзрывая
висели
полы
меж
твердых
походных
песок.
горбов
шатров;
Их смуглые ручки порой подымали,
И черные очи оттуда сверкали...
И, стан худощавый к луке наклоня,
Араб горячил вороного коня.
И конь на дыбы подымался порой,
И прыгал, как барс, пораженный стрелой;
И белой одежды красивые складки
По плечам фариса вились в беспорядке;
50
И, с криком и свистом несясь по песку,
Бросал и ловил юн копье на скаку.
Вот
В
Но только что сумрак на землю упал,
По корням упругим топор застучал,
И пали без жизни питомцы столетий!
Одежду их сорвали малые дети,
Изрублены были тела их потом,
И медленно жгли их до утра огнем.
Когда
же на запад
умчался туман,
■
Урочный свой путь совершал караван;
И следом печальным
Виднелся
лишь пепел
на
почве
седой
и
бесплодной
холодный;
И солнце остатки сухие дожгло,
А ветром их в степи потом разнесло.
И ныне всё дико и пусто кругом
Не шепчутся листья с гремучим ключом:
Напрасно пророка о тени он просит
Его лишь песок раскаленный заносит,
Да коршун хохлатый, степной нелюдим,
Добычу терзает и щиплет над ним.
—
—
.
ПАМЯТИ А. И. ОДОЕВСКОГО
1
Я
странствовали с ним
и тоску изгнанья
Делили дружно; но к полям родным
Вернулся я, и время испытанья
Промчалося законной чередой;
А он не дождался минуты сладкой:
Под бедною походною палаткой
знал
В горах
его
—
мы
востока...
Болезнь его сразила, и с собой.
В могилу он унес летучий рой
Еще незрелых,
Обманутых
темных
надежд
вдохновений,
горьких
и
сожалений...
2
■Он был рожден для них, для тех надежд,
Поэзии и счастья... но, безумный,
Из детских рано вырвался одежд
И сердце бросил в море жизни шумной,
И свет не пощадил
и бог не спасі
Но до конца среди волнений трудных,
В толпе людской и средь пустынь безлюдных
В нем тихий пламень чувства не угас:
Он сохранил и блеск лазурных глаз,
И звонкий детский смех, и речь живую,
И веру гордую в людей и жизнь иную.
—
3
Но
он
погиб далеко
от
друзей...
Мир сердцу твоему, мой милый Саша!
Покрытое землей чужих полей,
Пусть тихо спит оно, как дружба наша
В немом кладбище памяти моей.
Ты умер, как и многие,
без шума,
Но с твердостью. Таинственная дума
—
Еще блуждала на челе твоем,
Когда глаза закрылись вечным сном;
И то, что' ты сказал перед кончиной,
Из слушавших
тебя
не
понял
ни
единый...
4
И было ль то привет 'Стране родной,
Названье ли оставленного друга,
Или тоска по жизни молодой,
Иль просто крик последнего недуга,
Кто скажет нам! Твоих последних слов
—
Глубокое и горькое значенье
Потеряно... Дела твои, и мненья,
И думы
всё исчезло без следов,
Как легкий пар вечерних облаков:
Едва блеснут, их ветер вновь уносит...
Куда они, зачем?
откуда?
кто их спросит...
—
—
К2
—
А. И.
Одоевский.
5
И после их на небе нет следа,
Как от любви ребенка безнадежной,
Как от мечты, которой никогда
Он не вверял заботам дружбы нежной!..
Что за нужда!., пускай забудет свет
Столь чуждое ему существованье:
Зачем тебе венцы его вниманья
И терния пустых его клевет?
Ты не служил ему, ты с юных лет
Коварные его отвергнул цепи:
Любил ты моря шум, молчанье синей степи
6
И мрачных гор зубчатые хребты...
И вкруг твоей могилы неизвестной
Всё, чем при жизни радовался ты,
Судьба
так чудесно.
синеет, и венцом
соединила
Немая
степь
Серебряным Кавказ ее ббъемлет;
Над морем он, нахмурясь, тихо дремлет,
Как
великан
Рассказам
А море
над щитом,
кочующих внимая,
шумит, не умолкая.
склонившись
волн
Черное
[Э. К. МУСИНОЙ-ПУШКИНОЙ]
Графиня Эмилия
Белее, чем лилия,
Стройней ее талии
—
На свете не встретится.
И небо Италии
В глазах ее светится.
Но сердце Эмилии
Подобно бастилии.
1840
**
1-е
Как часто, пестрою
толпою
Января
окружен,
Когда передо мной, как будто бы
При шуме музыки и лляски,
сквозь
сон,
При диком шопоте затверженных речей,
Мелькают образы бездушные людей,
Приличьем стянутые маски,
Когда
рук моих
красавиц городских
Давно бестрепетные руки,
Наружно погружась в их блеск и суету,
Ласкаю я в душе старинную мечту,
Погибших лет святые звуки.
касаются холодных
С небрежной
смелостью
—
И
как-нибудь
если
Забыться,
Лечу
—
я
на
памятью
миг
удастся
мне
недавней старине
к
вольной, вольной птицей;
себя ребенком; и кругом
Родные всё места: высокий барский
И сад с разрушенной теплицей;
И вижу
я
Зеленой сетью трав подернут
А за прудом село дымится
И странная тоска теснит уж грудь мою:
Я думаю об ней, я плачу и люблю,
Люблю мечты моей созданье
С глазами, полными лазурного огня,
С улыбкой розовой, как молодого дня
За рощей первое сиянье.
Так царства дивного всесильный господин
Я долгие
И
часы
память
Под бурей
просиживал
их
жива
тягостных
—
один,
поныне
сомнений
и
страстей,
Как свежий островок безвредно средь морей
Цветет
на
влажной
их
пустыне.
Когда ж, опомнившись, обман
я узнаю
И шум толпы людской спугнет мечту мою,
На праздник нёзванную гостью,
О, как мне хочется смутить веселость их
И дерзко бросить им в глаза железный стих,
Облитый горечью и злостью!..
И СКУШНО,
И ГРУСТНО
И скушно, и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды...
Желанья!., что пользы напрасно и вечно желать?..
А годы проходят
всё лучшие годы!
—
55
Любить...
же?., на время
не стоит труда,
любить невозможно...
В себя ли заглянешь?
там прошлого
нет и следа...
И радость, и муки, и всё так ничтожно.
А
кого
но
—
вечно
—
Что страсти ?
—
рано
ведь
иль
поздно их
■
сладкий
йедуг
Исчезнет при
И жизнь,
как
слове
рассудка,
посмотришь
с
холодным
вниманьем
вокруг,
Такая пустая
и
[М.
глупая
А.
шутка!
ЩЕРБАТОВОЙ]
На светские цепи,
На блеск утомительный бала
Цветущие степи
Украины она променяла,
Но юга родного
На ней сохранилась примета
Среди ледяного,
Среди "беспощадного
Как
ночи
В мерцании
Слова
света.
Украины
звезд незакатных,
Исполнены тайны
ее уст ароматных,
Прозрачны
и
сини,
Как небо тех стран, ее глазки;
Как ветер пустыни,
И нежат и жгут ее ласки.
И зреющей сливы
на щечках пушистых,
И солнца отливы
Играют в кудрях золотистых.
Румянец
56
—
М.
А. Щербатова.
И следуя строго
Печальной отчизны примеру,
В надежду на бога
она детскую веру;
Хранит
Как племя родное,
У чуждых опоры не просит,
И в гордом покое
Насмешку и зло переносит.
От дерзкого взора
В ней страсти не вспыхнут пожаром,
Полюбит не скоро,
Зато не разлюбит уж даром.
57
КАЗАЧЬЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ
мой прекрасный,
Баюшки-баю.
Спи,
младенец
Тихо смотрит месяц ясный
В колыбель твою.
Стану
сказывать
Песенку
Ты
сказки,
я
спою;
дремли, закрывши глазки,
Баюшки-баю.
ж
По камням струится Терек,
Плещет мутный вал;
Злой
чечен
ползет
на
берег,
.
Точит свой кинжал;
Но отец твой
За'кален
старый воин,
в
бою:
спокоен,
Спи, малютка, будь
.
Баюшки-баю.
Сам узнаешь, будет время,
Бранное
Смело' вденешь
житье;
ногу в
стремя
И возьмешь ружье.
Я седельце боевое
Шелком разошью...
Спи, дитя- мое родное,
Баюшки-баю.
Богатырь
будешь с виду
душой.
Провожать тебя я выйду
Ты махнешь рукой...
Сколько горьких слез украдкой
Я в ту ночь пролью!..
Спи, мой ангел, тихо, сладко,
И
ты
казак
—
Баюшки-баю.
Стану
тоской
томиться,
ждать;
целый день молиться,
По ночам гадать;
думать, что скучаешь
Ты в чужом краю...
я
Безутешно
Стану
Стану
Спи ж, пока забот
Баюшки-баю.
Дам тебе
не
«а
дорогу
Образкж
святой:
я
знаешь,
Ты его, моляся богу,
Ставь перед собой;
Да готовясь в бой опасный,
Помни мать свою...
Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю.
СОСЕДКА
Не дождаться мне, видно, свободы,
А тюремные дни будто годы;
И
окно высоко над
И у двери
стоит
землей,
часовой!
Умереть бы
уж мне в этой клетке,
Кабы не было милой соседки!..
Мы проснулись сегодня с зарей,
Я кивнул ей слегка головой.
Разлучив,
нас сдружила неволя,
Познакомила общая доля,
Породнило желанье одно
Да с двойною решеткой окно;
У окна лишь поутру я сяду,
Волю дам ненасытному взгляду.
Вот напротив окошечко: стук!
Занавеска подымется вдруг.
-
На меня посмотрела плутовка!
Опустилась на ручку головка,
А с плеча, будто сдул ветерок,
Полосатый
скатился платок.
Но бледна ее грудь молодая,
И сидит она долго вздыхая,
Видно, буйную
Всё тоскует
по
думу тая,
воле, как я.
69
Не грусти, дорогая соседка...
Захоти лишь
отворится клетка,
И, как божий птички, вдвоем
Мы в широкое поле порхнем.
—
У отца
А уж
с
за
тем,
Постараюсь
Избери
мне украдешь,
пирушку усадишь,
ты ключи
Сторожей
что
поставлен к
справиться
я
только
дверям,
сам.
потемнее,
ночь
Да отцу дай вина похмельнее,
Да повесь, чтобы ведать я мог,
На
окно
полосатый
платок.
ЖУРНАЛИСТ, ЧИТАТЕЛЬ
(Комната
писателя,
перед
лах
камином;
опущенные
шторы.
И ПИСАТЕЛЬ
Он сндит
в
больших креск камину.
сигарой стоит спиной
Журналист входит.)
читатель
с
Ьев
за
роёіеа
гевзетЫспі
поиггІ88епІ
еп
оигз,
аих
висапі;
^иі
Іеиг раііе.
ІпёсШ '.
Журналист
Я
рад, что вы больны.
В заботах жизни, в шуме света
Теряет скоро ум поэта
Свои божественные сны.
Среди различных впечатлений
На мелочь душу разменяв,
Он гибнет жертвой общих мнений!
Когда ему в пылу забав
Обдумать зрелое творенье?
Зато какая благодать,
Коль небо вздумает послать
очень
Елу
изгнанье, заточенье
Иль даже долгую болезнь:
Тотчас в его уединенье
Раздастся
сладостная
Порой влюбляется
В свою нарядную
1
свою
60
Поэты
лапу.
песнь
I
страстно
печаль...
медведей, которые кормятся тем,
Неизданное.
похожи
—
он
на
что
сосут
Журналист,
читатель
..Лу,
что
и
писатель.
вы
Рисунок М.- Врубеля.
пишете?
нельзя
ль
Узнать?
Лис
Да
ате ль
ничего...
Журналист
Напрасно!
Писатель
О
писать? Восток и юг
Давно описаны, воспеты;
Толпу ругали все поэты,
Хвалили все семейный круг;
Все в небеса неслись душою,
чем
Взывали, с тайною мольбою,
К N. N.. неведомой красе,
—
И страшно надоели
все.
Читатель
И я
скажу
і нужна
отвага,
Чтобы открыть хоть ваш журнал
(Он мне уж руки обломал).
Во-первых: серая бумага!
—
61
Она, быть может, и чиста,
Да как-то страшно без перчаток!..
Читаешь
сотни
опечаток!
Стихи
такая пустота;
Слова без смысла, чувства нету,
—
—
Натянут каждый оборот;
Притом
сказать ли по секрету?
И в рифмах часто недочет.
Возьмешь ли прозу?
перевод.
—
—
А если вам и попадутся
Рассказы на родимый лад,
То, верно, «ад Москвой смеются
Или чиновников бранят.
С кого они портреты пишут?
Где разговоры эти слышут?
А если и случалось им,
Так мы их слышать не хотим!
—
Когда
же
на
Руси бесплодной,
Расставшись с ложной мишурой,
Мысль обретет язык простой
И страсти голос благородный?
Жу
Я
рн
а лист
говорю;
Как вы открыто негодуя,
На музу русскую смотрю я.
Прочтите критику мою.
точно
то
же
Читатель
Читал я. Мелкие нападки
На шрифт, виньетки, опечатки,
Намеки тонкие на то,
Чего не ведает никто.
Хотя б забавно было свету!
В чернилах ваших, господа,
И желчи едкой даже нету,
А просто грязная вода.
Журналист
И с этим надо согласиться.
Но верьте мне, душевно рад
Я был бы вовсе не браниться
Да как же быть?., меня бранят?
Войдите в наше положенье!
Читает нас и низший круг;
Нагая резкость выраженья
—
—
Не всякий оскорбляет слух;
Приличье,
вкус
всё так условно;
А деньги все ведь платят ровно!
Поверьте
Даны
—
мне:
судьбою
несть
вериги;
Скажите, каково прочесть
Весь этот вздор, все эти книги...
И всё зачем?
чтоб вам сказать,
Что их не надобно читать!..
нам
тяжкие
—
•
Читатель
Зато какое наслажденье,
Как отдыхает ум и грудь,
Коль попадется как-нибудь
Живое, свежее творенье.
Вот, например, приятель мой:
Владеет
он
И чувств и
Он одарен
изрядным слогом,
мыслей полнотой
богом.
всевышним
Журналист
Всё это так. Да вот беда:
Не пишут эти господа.
Писатель
писать? Бывает время,
Когда забот спадает бремя,
Дни вдохновенного труда,
Когда и ум и сердце полны,
И рифмы дружные, как волны,
О
чем
Журча, одна вослед другой
Несутся вольной чередой.
Восходит чудное светило
В душе, проснувшейся едва;
На мысли, дышащие силой,
Как жемчуг, нижутся
Тогда
с
отвагою
слова.
свободной
Поэт на будущность глядит,
И мир мечтою благородной
Пред ним очищен и обмыт.
Но эти странные творенья
Читает дома он один,
И ими после без зазренья
Он затопляет свой камин.
Ужель ребяческие чувства,
Воздушный, безотчетный бред
53
Достойны
Их осмеет,
строгого
забудет
искусства?
свет...
Бывают тягостные ночи:
Без сна, горят и плачут очи,
На сердце жадная тоска;
Болезненный, безумный крик
Из груди рвется
• и
язык
Лепечет громко без сознанья
—
Давно забытые названья;
Давно забытые черты
В сияньи прежней красоты
Рисует
память
своевольно:
В очах любовь,
И веришь снова
И как-то весело
устах обман
невольно,
и больно
Тревожить язвы старых ран.
Тогда пишу. Диктует совесть,
Пером сердитый водит ум:
в
—
им
То соблазнительная
повесть
Сокрытых дел и тайных дум;
Картины хладные разврата,
Преданья глупых юных дней,
Давно без пользы и возврата
Погибших в омуте страстей,
Средь битв незримых, но упорных,
Среди обманщиц и невежд,
Среди сомнений ложно-черных
И ложно-радужных
надежд.
Судья безвестный и случайный,
Не дорожа чужою тайной,
Приличьем скрашенный порок
Я смело предаю позору;
Неумолим я и жесток...
Но, право, этих горьких строк
Неприготовленному взору
Я не решуся показать...
Скажите
ж
мне, о чем
писать?..
К чему толпы неблагодарной
Мне злость и ненависть навлечь?
Чтоб бранью назвали коварной
Мою пророческую речь?
Чтоб тайный яд страницы знойной
Смутил ребенка 'сон покойной
И сердце слабое увлек
В свой необузданный поток?
О нет!
преступною мечтою
Не ослепляя мысль мою,
Такой тяжелою ценою
Я вашей славы не куплю.
—
ВОЗДУШНЫЙ КОРАБЛЬ
(Из Цедлица)
По
синим волнам океана,
Лишь звезды блеснут в небесах,
Корабль одинокий
Несется
на всех
несется,
парусах.
Не гнутся высокие мачты,
На них флюгера не шумят,
И молча
в
Чугунные
открытые люки
пушки глядят.
Не слышно на нем капитана,
Не видно матросов на нем;
Но скалы, и тайные мели,
И
бури
ему нипочем.
Есть остров
Пустынный
на том
и
океане
—
мрачный гранит;
На острове
А
в
том есть могила,
ней император зарыт.
Зарыт он без почестей бранных
Врагами в сыпучий песок,
Лежит на нем камень тяжелый,
Чтоб встать он из гроба не мог.
И в час его грустной кончины,
В полночь, как свершается год,
К высокому берегу тихо
Воздушный корабль пристает.
Из гроба тогда император,
Очнувшись, является вдруг;
На нем треугольная шляпа
И серый походный сюртук.
Скрестивши могучие руки,
Главу опустивши на грудь,
Идет
И
и
рулю
к
он
садится
быстро пускается
путь.
в
Несется он к Франции милой,
Где славу оставил и трон?
Оставил наследника-сына
И старую гвардию он.
И
только
Завидит
Опять
И очи
что
во
родную
землю
мраке ночном,
сердце трепещет
его
пылают
огнем.
На берег большими шагами
Он смело и прямо идет,
Соратников
громко он кличет
И маршалов грозно зовет.
Но спят усачи-гренадеры
В равнине, где Эльба шумит,
Под снегом холодной России,
Под знойным песком пирамид.
—
И маршалы зова не слышат:
Иные погибли в бою,
Другие ему изменили
И продали шпагу свою.
И, топнув о землю ногою,
Сердито он взад и вперед
По тихому берегу ходит,
И
снова он
Зовет
Опору
66
он
в
громко
любезного
зовет:
сына,
превратной судьбе;
Ему обещает полмира,
А Францию только себе.
Но в цвете надежды и силы
Угас его царственный сын,
И долго, его поджидая,
Стоит император один.
N.
Стоит он и тяжко вздыхает,
Пока озарится восток,
И капают горькие слезы
Из глаз на холодный песок.
Потом на корабль свой волшебный,
Главу опустивши на грудь,
Идет и, махнувши рукою,
обратный пускается путь.
В
ОТЧЕГО
что я тебя люблю,
И знаю: молодость цветущую твою
Не пощадит молвы коварное гоненье.
За каждый светлый день иль сладкое мгновенье
Слезами и тоской заплатишь ты судьбе.
Мне грустно... потому что весело тебе.
Мне грустно, потому
БЛАГОДАРНОСТЬ
за всё тебя благодарю я:
тайные мучения страстей,
горечь слез, отраву поцелуя,
месть врагов и клевету друзей,
жар души, растраченный в пустыне,
всё, чем я обманут в жизни был...
Устрой лишь так, чтобы тебя отныне
За
За
За
За
За
За
всё,
Недолго
5«
я
еще
благодарил.
67
Гёте.
ИЗ ГЕТЕ
Горные вершины
Спят во тьме ночной;
Тихие долины
Полны свежей мглой;
Не пылит дорога,
Не дрожат листы...
Подожди немного,
Отдохнешь и ты.
68
ТУЧИ
Тучки небесные,
вечные
странники!
Степью лазурною, цепью жемчужною
Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники
С милого севера в сторону южную.
Кто
же
вас
судьбы
гонит:
ли
решение?
Зависть ли таййая? злоба ль открытая?
Или на вас тяготит преступление?
Или друзей клевета ядовитая?
Нет, вам наскучили нивы бесплодные...
Чужды вам страсти и чужды страдания;
Вечно-холодные, вечно-свободные,
Нет у
вас
родины,
нет вам
изгнания.
**
*
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, послушный
Быть может,
Укроюсь
От
От
Я
к
Не
от
за
им
хребтом Кавказа
царей,
твоих
их
всевидящего
их
всеслышащих
вам
пишу:
глаза,
ушей.
случайно! право,
знаю как и для
Я потерял уж
народ.
чего.
право.
И что скажу вам?
ничего!
Что помню вас?
но, боже правый,
Вы это знаете давно.
И вам, конечно, всё равно.
это
—
—
-
И
нету нужды,
я? в какой глуши?
Душою мы друг другу чужды,
Да вряд ли есть родство души.
знать вам также
Где я?
что
69
Страницы прошлого читая,
Их по порядку разбирая
Теперь остынувшим умом,
Разуверяюсь я во всем.
Смешно же сердцем лицемерить
Перед собою столько лет;
Добро б еще морочить светі
Да и притом что пользы верить
Тому, чего уж больше нет?..
Безумно ждать любви заочной?
В наш век все чувства лишь на срок;
Но я вас помню,
да и точно,
Я вас никак забыть не мог!
—
Во-первых, потому, что много
И долго, долго вас любил,
Потом страданьем и тревогой
За дни блаженства заплатил;
Потом в раскаяньи бесплодном
Влачил я цепь тяжелых лет;
И размышлением холодным
Убил последний жизни цвет.
С людьми сближаясь осторожно,
Забыл я шум младых проказ,
Любовь, поэзию,
Забыть
мне
было
—
но
вас
невозможно.
И к мысли этой я привык,
Мой крест
>несу я без роптанья:
То иль другое наказанье?
Не всё ль одно. Я жизнь постиг;
—
Судьбе,
турок иль татарин,
ровно благодарен;
У бога счастья не прошу
И молча зло переношу.
Быть может, небеса востока
Меня с ученьем их пророка
За всё
как
я
Невольно сблизили. Притом
И жизнь всечасно кочевая,
Труды, заботы ночь и днем,
Всё, размышлению мешая,
Приводит в первобытный вид
Больную душу: сердце спит,
Простора нет воображенью...
<
И нет работы голове...
Зато лежишь в густой траве
И дремлешь под широкой тенью
Чинар иль виноградных лоз.
Кругом белеются палатки;
Казачьи тощие лошадки
Стоят рядком, повеся нос;
У медных пушек спит прислуга,
Едва
дымятся
Попарно
цепь
Штыки горят
■
фитили;
стоит
под
вдали;
солнцем
юга.
Вот разговор о старине
В палатке ближней ,слышен мне;
Как при Ермолове ходили
В Чечню, в Аварию, к горам;
Как там дрались, как мы их били,
Как доставалося и нам;
И вижу я, неподалеку
У речки, следуя пророку,
Мирной татарин свой намаз
Творит,
подымая
не
глаз;
А вот кружком сидят другие.
Люблю я цвет их желтых лиц,
Подобный
цвету
наговиц,
Их шапки, рукава худые,
Их темный и лукавый взор
И их гортанный разговор.
Чу
дальний выстрел! прожужжала
Шальная пуля... славный звук...
Вот крик
и снова всё вокруг
Затихло... Но жара уж спила,
—
—
,
Ведут
коней
на
Зашевелилася
водопой^
пехота;
Вот проскакал один, другой!
Шум, говор. «Где вторая рота?
Что, вьючить?
что же капитан?
Повозки выдвигайте живо!
Савельич! Ой ли!.. Дай огниво!»
Подъем ударил барабан
—
—
Гудит музыка полковая;
Между колоннами въезжая,
Звенят орудья. Генерал
Вперед со свитой поскакал...
Рассыпались
в
широком
поле,
71
Как пчелы, с гиком казаки;
ч
Уж показалися значки
Там на опушке
два, и боле.
А вот в чалме один мюрид
В черкеске красной ездит важно,
Конь светлосерый весь кипит,
Он машет, кличет
где отважный?
Кто выдет с ним на смертный бой!..
Сейчас, смотрите: в шапке черной
Казак пустился гребенской;
Винтовку выхватил проворно,
Уж близко... выстрел... легкий дым...
Эй вы, станичники, за ним!..
Что? ранен!..
'Ничего! безделка...
—.
—
—
И
завязалась
перестрелка...
Но в этих сшибках удалых
Забавы много, толку мало;
Прохладным
вечером,
бывало,
Мы
любовалися на них
Без кровожадного волненья,
Как на трагический балет;
Зато видал я представленья,
Каких у вас на сцене нет...
Раз
это было под Гихами
Мы проходили темный лес;
Огнем дыша, пылал над нами
—
—
Лазурно-яркий
свод
небес.
Нам был обещан бой жестокий.
Из гор (Ичкерии далекой
Уже в Чечню на братний зов
Толпы стекались удальцов.
Над
допотопными
лесами
Мелькали маяки кругом;
И дым их то вился столпом,
То расстилался облаками;
И оживилися леса;
Скликались дико голоса
Под
Едва
их
зелеными
лишь
шатрами.
выбрался обоз
В поляну, дело началось;
Чу! в арьергард орудья просят;
Вот ружья из кустов [вы]носят,
«Сражение
при
Валерике». Рисунок М. Лермонтова
и
Г.
Гагарина.
Вот тащат за ноги людей
И кличут громко лекарей;
А
из опушки,
кинулись на пушки;
пуль с вершин дерев
слева,
вот и
Вдруг
с гиком
И градом
Отряд
осыпан.
Впереди
же
Всё тихо... там между кустов
Бежал поток. Подходим ближе.
Пустили
Но
молчат;
бревнами завала
будто заблистало;
над
вот
Ружье
гранат;
несколько
Еще подвинулись;
как
Потом мелькнуло, шапки две;
И вновь всё спряталось в траве.
То было грозное молчанье,
Не долго длилося оно,
Но в этом странном ожиданье
Забилось
сердце
не
одно.
Вдруг залп... Глядим:
Что нужды? здешние
лежат
рядами.
полки
73
Народ испытанный... «В штыки,
Дружнее!»
раздалось за нами.
Кровь загорелася в груди!
Все офицеры впереди...
Верхом помчался на завалы
—
Кто
не
успел
спрыгнуть
с
коня...
«Ура!»
и смолкло. «Вон кинжалы,
В приклады!»
и пошла резня.
—
—
И два
часа
в
струях
потока
Бой длился. Резались жестоко,
Как звери, молча, с грудью
телами запрудили.
Хотел воды я зачерпнуть...
(И зной и битва утомили
грудь,
Ручей
Меня),
но
мутная
волна
Была тепла, была красна.
На берегу,
Пройдя
под
тенью
дуба,
первый ряд,
Стоял кружок. Один солдат
завалов
Был на коленах; мрачно, грубо
Казалось выраженье лиц.
Но слезы капали с ресниц,
Покрытых пылью... На шинели,
Спиною к дереву, лежал
Их капитан. Он умирал;
В груди его едва чернели
Две ранки; кровь его чуть-чуть
Сочилась. Но высоко грудь
И трудно подымалась, взоры
Бродили страшно, юн шептал:
«Спасите, братцы!
Тащат в горы...
Постойте
ранен генерал...
Не слышат...» Долго он стонал,
Но всё слабей и понемногу
Затих и душу отдал богу;
На ружья опершись, кругом
Стояли усачи седые...
И тихо плакали... потом
Его остатки боевые
—
—
Накрыли бережно
плащом
И понесли. Тоской
Им вслед смотрел
[я], недвижимый.
Меж
тем
томимый,
товарищей, друзей
Со вздохом
Но не нашел
Я
в
сожаленья,
Уже
затихло
Стащили
называли;
душе моей
возле
й и печали.
всё;
тела
кучу;
кровь текла
Струею дымной по каменьям,
Ее тяжелым испареньем
Был полон воздух. Генерал
Сидел
в
в
тени на
барабане
И донесенья принимал.
Окрестный лес, как бы в тумане,
Синел в дыму пороховом.
А там вдали грядой нестройной,
Но
вечно
гордой
Тянулись
Сверкал
и
спокойной,
горы
и Казбек
главой остроконечной.
И с грустью тайной и сердечной
Я думал: жалкий человек.
Чего он хочет!.. Небо ясно,
Под небом места много всем,
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он
зачем?
Галуб прервал мое мечтанье,
Ударив піо плечу; он был
Кунак мой; я его спросил,
Как месту этому названье?
Он отвечал мне: «Валерик,
А перевесть на ваш язык,
Так будет речка смерти: верно,
Дано старинными людьми».
«А сколько их дралось примерно
—
—
—
Сегодня?»
—
«Тысяч до
семи».
—
горцы потеряли?»
«Как знать?»
'«Зачем вы не считали!»
«Да! будет,
кто-то тут сказал,
Им в память этот день кровавый!»
Чеченец посмотрел лукаво
И головою покачал.
«А
много
—
—
—
—
'
•
Но я боюся вам наскучить,
В забавах света вам смешны
Тревоги
дикие
войны;
Свой ум вы не привыкли мучить
Тяжелой думой о конце;
На
молодом
вашем
Следов заботы
и
лице
печали
Не отыскать, и вы едва ли
Вблизи когда-нибудь видали,
Как умирают. Даій вам бог
Ц не видать: иных тревог
Довольно есть. В самозабвеньи
Не лучше 'ль кончить жизни путь?
И беспробудным сном заснуть
С мечтой о близком пробужденъи?
Теперь прощайте:
если
вас
Мой безыскусственный рассказ
Развеселит, займет хоть малость,
Я буду счастлив. А не так?
Простите мне его как шалость
И тихо молвите: чудак!..
—
1841
РОДИНА
Люблю
отчизну
я, но странною
любовью!
Не победит ее рассудок мой.
Ни слава, купленная кровью,
Ни полный гордого доверия покой,
Ни темной старины заветные преданья
Не шевелят во мне отрадного мечтанья.
Но я люблю
за что, не знаю сам!
Ее степей холодное молчанье,
Ее лесов безбрежных колыханье,
—
—
Разливы рек ее, подобные морям...
Проселочным путем люблю скакать в телеге
И, взором медленным пронзая ночи тень,
Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
Дрожащие огни печальных деревень;
Люблю дымок спаленной жнивы,
В степи ночующий обоз
И на холме средь желтой нивы
Чету белеющих
берез.
С отрадой,
Я вижу
Избу,
многим
полное
незнакомой,
гумно,
покрытую соломой,
С резными стаівнями окно;
И в праздник, вечером росистым,
Смотреть
На пляску
Под говор
до
с
полночи
готов
топаньем
пьяных
[В АЛЬБОМ
и
свистом
мужичков.
С. Н.
КАРАМЗИНОЙ)
Любил и я в былые годы,
В невинности души моей,
И бури шумные природы,
И бури тайные страстей.
Но красоты
Я скоро
их
безобразной
таинство
постиг,
С. Н. Карамзина.
77
/*
И мне наскучил
И оглушающий
их
несвязный
язык.
Люблю я больше год от году,
Желаньям мирным дав простор,
Поутру ясную погоду,
Под вечер тихий разговор,
Люблю я парадоксы ваши
И ха-ха-ха, и хи-хи-хи,
С[мирновой] штучку, фарсу Саши
И Ишки М[ятлева] стихи...
**
*
На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна
И дремлет качаясь, и снегом сыпучим
Одета, ,как ризой,
она.
ей всё, что в пустыне далекой,
крае, где солнца восход,
Одна и грустна на утесе горючем
Прекрасная пальма растет.
И
снится
В
том
УТЕС
1
Ночевала
тучка золотая
утеса-великана;
Утром в путь она умчалась
По лазури весело играя;
На груди
Но
рано,
влажный след в морщине
утеса. Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,
И тихонько плачет он в пустыне.
остался
Старого
78
СПОР
Как-то раз перед толпою
Соплеменных гор
У Казбека с Шат-горою '
Был великий спор.
«Берегись!
—
сказал
Казбеку
Седовласый
Шат:
Покорился человеку
Ты недаром, брат!
Он настроит дымных келий
По уступам гор;
В глубине твоих ущелий
—
Загремит топор.
И
железная
лопата
В каменную грудь,
Добывая
медь
и
злато,
Врежет страшный путь!
Уж
проходят
Через
.
Где
караваны
скалы,
лишь туманы
те
носились
Да цари-орлы.
Люди хитры! Хоть и труден
Первый был сжачок^
Берегися!
многолюден
И могуч Восток!»
«Не боюся я Востока,
Отвечал Казбек,
—
—
—
Род людской там спит глубоко
Уж девятый век.
Посмотри:
Пену
в
тени
сладких
чинары
вин
На узорные шальвары
Сонный льет грузин:
И,
в
дыму
На цветной диван,
склонясь
кальяна
фонтана
Дремлет Тегеран.
Вот у ног Ерусалима,
У жемчужного
Богом
сожжена,
Безглагольна, недвижима
Мертвая страна;
ч
'Шат— Елбрус.
—
Примеч.
Лермонтова.
Дальше,
чуждый тени,
вечно
Моет желтый Нил
Раскаленные ступени
Царственных могил;
Бедуин забыл наезды
Для
И поет,
Про
Всё,
что
цветных
отцов.
дела
здесь доступно оку,
Спит, покой
Нет,
шатров
считая звезды,
ценя...
Востоку
Покорить меня!»не
дряхлому
—
«Не
еще заране!
старый Шат.
хвались
—
Молвил
Вот
Севере
—
тумане
Что-то видно, брат!»
на
в
Тайно был Казбек огромный
Вестью той смущен,
И, смутясь,, на север темный
Взоры
И туда
в
кинул он.
недоуменье
Смотрит,
полный дум;
Видит странное движенье,
Слышит
От
Урала
звон
до
я
шум.
Дуная,
До большой
Колыхаясь
и
Движутся
реки,
сверкая,
полки.
белые султаны,
Как степной ковыль,
Мчатся пестрые уланы,
Веют
Подымая
пыль.
Боевые батальоны
Тесно в ряд идут;
Впереди несут знамены,
В барабаны бьют.
Батареи- медным строем
И,
И
Скачут и гремят,
дымясь, как перед
боем,
Фитили горят.
испытанный трудами
Бури боевой,
1Ѵ»*»Лл
Казбек.
і г"-'м
.',,
Рисунок Г. Гагарина.
Их ведет, грозя очами,
Генерал седой.
Идут все полки могучи,
Шумны, как поток,
Страшно медленны, как
Прямо на восток.
тучи,
***
зловещей думой,
Полный черных снов,
Стал считать Казбек угрюмый
И
томим
И
не
Грустным
—
врагов...
взором он окинул
счел
Племя гор своих,
Шапку '
И
1
шнне
Ѳ
Горцы
называют
Казбека.
Лермонтов
—
на
брови надвинул
навек затих.
шапкою
облака,
постоянно
лежащие
на
пер
Примеч. Лермонтова.
ч
СВИДАНЬЕ
1
Уж
горой дремучею
Погас вечерний луч,
за
Едва струей гремучею
Сверкает жаркий
ключ;
.
Сады благоуханием
Наполнились
живым,
молчанием, •
В ущельи мгла и дым.
Летают сны-мучители
Над грешными людьми,
И ангелы-хранители
Тифлис объят
Беседуют
с детьми.
2
Там,
за
твердыней старою
На сумрачной
Под
свежею
Лежу я
Лежу один
Ужели
Свиданье
горе,
чинарою
на ковре.
и думаю:
не
в
Назначила
И
в
этот
во
сне
угрюмую
ты мне?
ночь
час
таинственный,
Но сладкий для любви,
Тебя, мой друг единственный,
Зовут
мечты
мои.
3
Внизу
огни
Лишь
И
дозорные
мосту горят,
на
колокольни
черные
Как сторожи стоят;
И поступью несмелою
Из бань со всех сторон
Выходят цепью белою
Четы грузинских жен;
Вот улицей пустынною
Бредут, едва Скользя...
Но под чадрою длинною
Тебя узнать нельзя!..
4
Твой домик с крышей гладкою
Мне виден вдалеке;
Крыльцо с ступенью шаткою
Купается в реке;
Среди прохлады, веющей
Над синею Курой,
Он
сетью
зеленеющей
Опутан плющевой;
За
высокою
тополью
Я вижу
там окно...
Но свечкой одинокою
Не светится оно!
5
Я жду. В недоумении
Напрасно бродит взор:
Кинжалом
нетерпении
ковер;
тоской бесплодною,
в
Изрезал
Я жду
с
я
Мне грустно,
тяжело...
Вот сыростью холодною
С востока понесло.
Краснеют
туманами
за
Седых вершин зубцы;
Выходят с караванами
Из города купцы...
6
Сидела там задумчиво одна,
■И в грустный сон душа ее младая
Бог
знает
чем
была погружена;
И снилась ей долина Дагестана;
Знакомый труп лежал в долине той;
В его груди, дымясь, чернела рана,
И кровь лилась хладеющей струей.
*«
*
Дубовый
листок
оторвался
от
ветки
родимой
И в степь укатился, жестокою бурей гонимый;
Засох и увял он от холода, зноя и горя;
И вот наконец докатился до Черного моря.
У Мерного моря чинара стоит молодая;
С ней шепчется ветер, зеленые ветви лаская;
На ветвях зеленых качаются райские птицы;
Поют они песни про славу морской царь-девицы.
И странник прижался у корнячинары высокой;
Приюта на время он молит с тоскою глубокой,
И так говорит он: «Я бедный листочек дубовый,
До срока созрел я и вырос в отчизне суровой.
Один
Засох
и
я
без цели по свету ношуся
без тени, увял я без сна
Прими
же
Немало
я
пришельца
знаю
меж
давно я,
и
листьев
рассказов мудреных
покоя.
своих
и
изумрудных,
чудных».
—
85
«На что мне тебя?
отвечает
младая чинара,—
Ты пылен и желт,
и сынам моим свежим- не пара.
Ты много видал
да к чему мне твои небылицы?
Мой слух утомили давно уж и райские птицы.
—
—
—
Иди себе дальше; о странник! тебя я не знаюі
Я солнцем любима; цвету для него и блистаю;
По небу я ветви раскинула здесь на просторе;
И корни
море».
умывает холодное
мои
**
*
1
Выхожу
один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сияньи голубом...
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? жалею ли о чем?
Уж
И
не
не
жду
от
жизни
мне
жаль
я,
ничего
прошлого
ничуть;
Я ищу свободы
Я б
хотел
и покоя!
забыться и заснуть!
4
Но
холодным сном могилы...
навеки так заснуть,
в груди дремали жизни силы,
не тем
Я б
желал
Чтоб
Чтоб дыша вздымалась
Чтоб
всю ночь,
Про любовь
мне
грудь;
мой слух лелея,
пел,
зе іенея,
и шумел.
весь день,
сладкий
Надо мной чтоб, вечно
Темный дуб склонялся
8Г
тихо
голос
МОРСКАЯ ЦАРЕВНА
В море царевич купает коня;
Слышит: «Царевич! взгляни на меня!»
Фыркает
Брызжет,
ушами прядет,
плещет, и дале плывет.
конь и
и
Слышит царевич:
Хочешь провесть
«Я царская дочь!
ты
царевною ночь?»
с
Вот показалась рука из воды,
Ловит за кисти шелковой узды.
Вышла младая потом голова;
В косу вплелася морская трава.
Синие
очи
Брызги
на
любовью горят;
шее, как жемчуг,
дрожат.
Мыслит царевич: «Добро же! постой!»
За косу ловко схватил он рукой.
Держит,
Плачет,
К берегу
рука боевая сильна:
молит, и бьется она.
и
витязь отважно
плывет;
Выплыл; товарищей громко
зовет:
«Эй вы! сходитесь, лихие друзья!
как бьется добыча моя...
Гляньте,
Что ж вы
Али красы
стоите
не
Вот оглянулся
смущенной тблпой?
видали
такой?»
царевич назад:
Ахнул! померк торжествующий
Видит, лежит
Чудо морское
Хвост чешуею
Весь замирая,
на песке
золотом
с зеленым
змеиной
свиваясь
взгляд.
хвостом;
покрыт,
дрожит;
Пена струями сбегает с чела,
Очи одела смертельная мгла.
87
Бледные руки хватают песок:
Шепчут уста непонятный упрек...
Едет царевич задумчиво прочь.
Будет
он
про царскую дочь!
помнить
ПРОРОК
С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.
Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали
бешено каменья.
Посыпал пеплом я главу,
Из городов бежал я нищий,
И
вот
пустыне
в
я
живу,
Как птицы, даром божьей пищи;
Завет предвечного храня,
Мне тварь покорна там земная;
И звезды слушают меня,
Лучами
радостно
играя.
Когда же 'через шумный град
Я пробираюсь торопливо,
То старцы детям говорят
С улыбкою самолюбивой:
«Смотрите:
Глупец,
для
вас!
ужился с нами:
уверить нас,
не
хотел
Что бог
пример
вот
Он горд был,
гласит
его
устами!
Смотрите
Как
он
ж, дети, на него:
угрюм, и худ, и бледен!
Смотрите,
как
Как презирают
он
наг
все
и
его!»
беден,
поэмы
ПЕСНЯ ПРО ЦАРЯ ИВАНА ВАСИЛЬЕВИЧА, МОЛОДОГО ОПРИЧНИКА И УДАЛОГО КУПЦА
КАЛАШНИКОВА
Ох
ты
гой еси, царь Иван Васильевич!
Про тебя нашу десню сложили мы,
Про твово любимого опричника
Да про смелого купца, про Калашникова;
Мы сложили ее на істаринный лад,
Мы девали ее под гуслярный звон
И причитывали да присказывали.
Православный народ ею тешился,
А боярин Матвей Ромодановский
Нам чарку поднес мёду ленного,
А боярыня ело белолицая
Поднесла нам на блюде серебряном
Полотенцо новое, шелком шитое.
Угощали нас три дни, три ночи;
И всё слушали
—
не
наслушались.
I
Не сияет на небе солнце красное,
Не любуются им тучки синие:
То за трапезой сидит во златом венце,
Сидит грозный царь Иван Васильевич.
Позади
его стоят
Супротив
стольники,
всё бояре да князья,
По бокам его всё опричники;
его
И пирует царь во славу божию,
В удовольствие свое и веселие.
89
Улыбаясь царь повелел тогда
Вина сладкого заморского
Нацедить
в свой золоченый
И лоднесть его опричникам.
И все пили, царя славили.
Лишь один
них, из опричников,
из
боец, буйный молодец,
Удалой
В
ковш
—
золотом
ковше
не
мочил
усов;
Опустил он в .землю очи темные,
Опустил головушку «а широку грудь
А
в
груди
—
была дума крепкая.
его
Вот нахмурил царь брови черные
И навел на него очи зоркие,
Словно ястреб взглянул с высоты небес
На младого голубя сизокрылого,
Да не поднял глаз молодой боец.
Вот об землю царь стукнул палкою,
И дубовый пол на полчетверти
Он железным пробил оконечником,
Да не вздрогнул и тут молодой боец.
Вот промолвил царь слово грозное,
И очнулся тогда добрый молодец.
—
—
—
—
—
,
«Гей ты, верный наш слуга, Кирибеевич,
Аль ты думу затаил нечестивую?
Али славе нашей завидуешь?
Али служба тебе честная прискучила?
Когда всходит месяц
звезды радуются,
Что светлей им гулять по поднебесью;
А которая в тучку прячется,
Та стремглав на землю падает...
—
Неприлично же тебе, Кирибеевич,
Царской радостью гнушатися;
А из роду ты ведь Скуратовых,
—
И
семьею
Отвечает
Царю
так
вскормлен Малютиной !„»
Кирибеевич,
грозному
«Государь
Не кори
Сердца
90
ты
ты
ты
в
пояс
наш,
кланяясь:
Иван Васильевич!
раба недостойного:
жаркого
не
залить вином,
Думу черную
не запотчевать!
А прогневал я тебя
воля царская:
Прикажи казнить, рубить голову;
—
—
Тяготит
И сама
И
она
к
плечи
сырой
богатырские
она клонится>.
земле
ему царь Иван Васильевич:
бы тебе, молодцу, кручиниться?
Не истерся ли твой парчевой кафтан?
оказал
«Да юб
чем
ли шапка соболиная?
Не (казна ли у тебя поистратилась?
Иль зазубрилась сабля закаленая?
Или конь захромал худо кованый?
Или с ног тебя сбил на кулачном бою,
На Москве-реке, сын купеческий?»
Не измялась
Отвечает так Кирибеевич,
Покачав головою кудрявою:
«Не родилась та рука заколдованная
Ни в боярском роду, ни в купеческом;
Аргамак мой степной
ходит
весело;
Как стекло горит сабля вострая;
А на праздничный день твоей милостью
Мы не хуже другого нарядимся.
Как я сяду поеду на лихом коне
За Москву-реку покататися,
Кушачком подтянуся шелковым,
Заломлю на бочок шапку бархатную,
Черным соболем отороченную,
У ворот стоят у тесовыих
Красны девушки да молодушки
И любуются глядя, перешептываясь;
Лишь одна не глядит, не любуется,
Полосатой фатой закрывается...
—
На святой Руси, нашей матушке,
Не найти, не сыскать такой красавицы:
Ходит
плавно
Смотрит
Молвит
і
Горят
—
сладко
слово
—
будто
—
как
лебёдушка,
голубушка,
соловей
поет,
щеки ее румяные,
Как заря на небе божиим;
Косы русые, золотистые,
91
В ленты яркие заплетенные,
По плечам бегут, извиваются,
С грудью белою цалуются.
Во семье родилась она купеческой,
Прозывается Аленой Дмитревной.
Как увижу ее,
я
и сам
не
—
свой:
Опускаются руки сильные,
Помрачаются очи бойкие;
Скучно, грустно мне, православный царь,
Одному по свету маяться.
Опостыли мне кони легкие,
Опостыли наряды іпарчевые,
И не надо мне золотой казны:
С кем казною своей поделюсь теперь?
Перед кем покажу удальство свое?
Перед кем я нарядом похвастаюсь?
Отпусти
меня в
степи
Приволжские,
На житье на вольное, на казацкое.
Уж сложу я там буйную головушку
И сложу на копье бусурманское;
И разделют по себе злы татаровья
Коня доброго, саблю острую
И седельце браное черкасское.
Мои очи слезные коршун выклюет,
Мои кости сирые дождик вымоет,
И без похорон горемычный прах
На четыре стороны развеется!..»
И
сказал смеясь
Иван Васильевич:
«Ну, імой верный слуга! я твоей беде,
Твоему горю пособить постараюся.
Вот возьми перстенек ты мой яхонтовый
Да возьми ожерелье жемчужное.
Прежде свахе смышленой покланяйся
И пошли дары драгоценные
Ты своей Алене Дмитревне:
Как полюбишься
празднуй свадебку,
—
Не полюбишься
—
не
прогневайся».
гой еси, царь Иван Васильевич!
твой лукавый раб,
Не сказал тебе правды истинной,
Ох
ты
Обманул тебя
92
Не поведал тебе,
В церкви божией
красавица
что
перевенчана,
Перевенчана с молодым купцом
По закону нашему христианскому...
'
*
*
*
гусли стройте!
разумейте!
Уж потешьте вы доброго боярина
-И боярыню его белолицую!
Ай, ребята, пойте
Ай, ребята, пейте
—
только
—
дело
,
II
За прилавкою сидит молодой купец,
Статный молодец Степан Парамонович,
По прозванию Калашников;
Шелковые товары раскладывает,
Речью ласковой гостей он заманивает,
Злато, серебро пересчитывает.
Да недобрый день задался ему:
Ходют мимо баре богатые,
В его лавочку
не
заглядывают.
Отзвонили вечерню во святых церквах;
За Кремлем горит заря туманная;
Набегают тучки на небо,
Гонит их метелица распеваючи;
Опустел широкий гостиный двор.
Запирает Степан Парамонович
Свою лавочку дверью дубовою
Да
замком немецким
со
пружиною;
Злого пса-ворчуна зубастого
На железную цепь привязывает,
И пошел он домой призадумавшись
К молодой хозяйке за Москву-реку.
И приходит он в свой высокий дом,
И дивится Степан Парамонович:
Не встречает его молода жена,
Не накрыт дубовый стол белой скатертью,
А свеча перед образом еле теплится.
И кличет он старую работницу:
«Ты скажи, скажи, Еремеевна,
А куда девалась, затаилася
В такой поздний час Алена Дмитревна?
93
Я скажу тебе диво дивное:
Что к вечерни пошла Алена Дмитревна;
Вот уж поп прошел домой с молодой попадьей,
Засветили свечу, сели ужинать,
А по сю пору твоя хозяюшка
Из приходской церкви не вернулася.
А что детки твои малые
Почивать не легли, не играть пошли
Плачем плачут, всё не унимаются>.
—
—
И смутился тогда думой крепкою
Молодой
купец
Калашников;
И он стал к окну, глядит на улицу
А на улице ночь темнёхонька;
Валит белый снег, расстилается,
Заметает след человеческий.
Вот он слышит, в сенях дверью
Потом слышит шаги торопливые;
—
хлопнули,
Обернулся, глядит
сила крестная!
Перед ним стоит молода жена,
Сама бледная, простоволосая,
—
Косы русые расплетенные
Снегом-инеем пересыпаны;
Смотрют
очи
мутные,
как
безумные;
Уста шепчут речи непонятные.
«Уж ты где, жена, жена, шаталася?
На каком подворье, на площади,
Что растрепаны твои волосы,
Что одёжа твоя вся изорвана?
Уж гуляла ты, пировала ты,
Чай,
с сынками
всё
боярскими!..
Не на то пред святыми иконами
Мы с тобою, жена, обручалися,
Золотыми кольцами менялися...
Как запру я тебя за железный замок,
За дубовую дверь окованную,
Чтоб свету божьего ты не видела,
94
Мое
имя честное не порочила...»
И услышав то, Алена Дмитревна
Задрожала вся, моя голубушка,
Затряслась как листочек осиновый,
Горько-горько она восплакалась,
В
ноги
мужу
«Государь
повалилася.
мой, красно солнышко,
ты
Иль убей меня, или выслушай!
Твои речи
будто острый нож;
От них сердце разрывается.
Не боюся смерти лютыя,
Не боюся я людской молвы,
А боюсь твоей немилости.
—і
От вечерни домой шла я нониче
по улице одинёшенька.
И послышалось мне, будто снег хрустит;
Оглянулася
человек бежит.
Мои ноженьки подкосилися,
Шелковой фатой я закрылася.
И он сильно схватил меня за руки,
Вдоль
—
И
сказал мне так тихим
«Что пужаешься,
шопотом:
красная красавица?
Я не вор какой, душегуб лесной,
Я слуга царя, царя грозного,
Прозываюся Кирибеевичем,
А
из
славной
Испугалась я
Закружилась
Малютиной...»
прежнего;
моя бедная головушка.
семьи
из
пуще
И он стал меня цаловать-ласкать,
И цалуя, всё приговаривал:
«Отвечай мне, чего тебе надобно,
Моя милая, драгоценная!
Хочешь золота али жемчугу?
Хочешь ярких камней аль цветной парчи?
Как царицу я наряжу тебя,
Станут все тебе завидовать,
Лишь не дай мне умереть смертью грешною:
Полюби меня, обними меня
Хоть единый раз на прощание!»
И ласкал
На щеках
он
меня, цаловал меня;
и теперь горят,
моих
95
Рисунок В. Васнецова.
Живым
Поцалуи
пламенем
А смотрели
Смеючись,
разливаются
окаянные...
его
в
на
калитку
нас
соседушки,
пальцем показывали.
Как из рук его я рванулася
И домой стремглав бежать бросилась;
И остались в руках у разбойника
96
Мой узорный платок, твой
И фата моя бухарская.
подарочек,
Опозорил он, осрамил меня,
Меня, честную, непорочную,
—
И чтб скажут злые соседушки,
И кому на глаза покажусь теперь?
Ты не дай меня, свою верную жену,
Злым охульникам в поругание!
На кого, кроме тебя, мне надеяться?
У кого просить стану помощи?
На белом свете я сиротинушка;
Родной батюшка уж в сырой земле,
Рядом с ним лежит моя матушка;
А мой старший брат, сам ты ведаешь,
На чужой сторонушке пропал без вести,
А меньшой мой брат
дитя малое,
Дитя малое, неразумное...»
—
Говорила
Горючий
так
Алена
слезами
Дмитревна,
заливалася.
Посылает Степан Парамонович
За двумя меньшими братьями;
И пришли его два брата, поклонилися,
И такое слово ему молвили:
«Ты поведай нам, старшой наш брат,
Чтб с тобой случилось, приключилося,
Что послал ты за нами во темную ночь,
Во темную ночь, морозную?»
—
«Я скажу вам, братцы любезные,
Что лиха беда сю мною приключилася:
Опозорил
семью нашу честную
Злой опричник царский Кирибеевич;
А такой обиды
не стерпеть душе
сердцу молодецкому;
Уж как завтра будет кулачный бой
На Москве-реке при самом царе,
И я выду тогда на опричника,
Буду на смерть биться, до последних
А побьет он меня
. выходите
вы
За святую правду-матушку.
Да
не
вынести
сил;
—
Не сробейте, братцы любезные!
Вы моложе меня, свежей силою,
7
Лермонтов
97
На вас меньше грехов накопилося,
Так авось господь вас помилует!»
И в ответ ему братья молвили:
«Куда ветер дует в поднёбесьи,
Туда мчатся и тучки послушные;
Когда сизой орел
зовет голосом
На кровавую долину побоища,
Зовет пир пировать, мертвецов убирать,
К нему малые орлята слетаются.
Ты наш старший брат, нам второй отец:
Делай сам, как знаешь, как ведаешь,
А уж мы тебя, родного, не выдадим».
Ай, ребята, лойте
Ай, ребята, пейте
гусли стройте!
разумейте!
Уж потешьте вы доброго боярина
И боярыню его белолицую!
—
—
только
дело
III
Над Москвой великой, златоглавою,
Над стеной кремлевской белокаменной
Из-за дальних лесов, из-за синих гор,
По тесовым кровелькам играючи,
Тучки серые іразгоняючи,
Заря
алая
подымается;
Разметала кудри золотистые,
Умывается снегами рассыпчатыми;
Как красавица, глядя в зеркальцо,
В небо чистое смотрит, улыбается.
Уж зачем ты, алая заря, просыпалася?
На какой ты радости разыгралася?
'
Как сходилися,
ообиралися
Удалые бойцы
московские
На Москву-реку,
Разгуляться
на
кулачный бой,
праздника, потешиться.
И приехал царь со дружиною,
Со боярами и опричниками,
И велел растянуть цепь серебряную,
Чистым золотом в кольцах спаянную.
Оцепили место в 25 сажень,
Для
98
для
охотницкого
бою,
одиночного.
И велел тогда царь Иван Васильевич
Клич кликать звонким голосом:
«Ой, ѵж где вы, добрые молодцы?
Вы потешьте царя нашего батюшку,
Выхіодите-ка во широкий ікруг;
Кто побьет кого, того царь наградит;
А кто будет побит, того бог простит!»
И выходит удалой
Царю
в
Кирибеевич,
пояс молча кланяется,
с могучих плеч шубу бархатную;
Подпершися в бок рукою правою,
Поправляет другой шапку алую,
Скидает
Ожидает
он
себе противника...
Трижды громкой
клич
прокликали
—
Ни один боец и не тронулся,
Лишь стоят да друг друга поталкивают.
На просторе опричник похаживает,
Над
плохими
бойцами подсмеивает:
«Присмирели, небось, призадумались!
Так и быть, обещаюсь для праздника,
Отпущу живого с покаянием,
Лишь потешу царя нашего батюшку».
Вдруг
толпа раздалась в обе 'стороны
И выходит Степан Парамонович,
—
Молодой купец, удалой боец,
По прозванию Калашников.
Поклонился прежде царю грозному,
После белому Кремлю да святым церквам,
А потом всему народу русскому.
Горят
очи его соколиные,
На опричника смотрют пристально.
Супротив
него он
становится,
Боевые рукавицы натягивает,
Могутные плечи распрямливает
Да кудряву голову
поглаживает.
И сказал ему Кирибеевич:
«А поведай мне, добрый молодец,
Ты какого роду-племени,
Каким именем прозываешься?
Чтобы знать, по ком панихиду служить,
Чтобы было чем и похвастаться».
Отвечает Степан Парамонович:
«А зовут меня Степаном Калашниковым,
А родился я от честнова отца,
И жил я по закону господнему:
Не позорил я чужой жены,
Не разбойничал
темною,
ночью
Не таился от свету небесного...
И .промолвил ты правду истинную:
Об одном из нас будут панихиду петь,
И не іпозже, как завтра в час полуденный;
И один из нас будет хвастаться,
С удалыми друзьями іпируючи;
Не шутку шутить, не ,людей смешить
К тебе вышел я теперь, бусурманский сын,
Вышел я на страшный бой, на последний бой!»
—
И услышав то, Кирибеевич
Побледнел
Бойки
Между
лице как осенний
в
очи
сильных
На раскрытых
Вот
плеч
устах
оба
молча
снег;
затуманились,
его
пробежал
слово
расходются,
Богатырский бой
мороз,
замерло...
—
начинается.
Размахнулся тогда Кирибеевич
впервой купца Калашникова,
И ударил
И ударил
посередь груди
его
—
Затрещала грудь молодецкая,
Пошатнулся (Степан Парамонович;
На груди его широкой висел медный крест
Со святыми мощами из Киева,
И погнулся крест и вдавился в грудь;
Как роса из-под него кровь закапала;
И подумал Степан Парамонович:
«Чему быть суждено, то и сбудется;
Постою за правду до последнева!»
Изловчился он, приготовился,
—
—
Собрался
со всею
И ударил
Прямо
э
своего
левый
И опричник
Закачался,
Повалился
100
силою
ненавистника
висок со всего
молодой
застонал
плеча.
слегка,
упал замертво;
он
на
холодный снег,
Рисунок В. Васнецова.
снег, будто сосенка,
сосенка, во сыром бору
Под смолистый под корень подрубленная.
И увидев то, царь Иван Васильевич
Прогневался гневом, топнул о землю
И нахмурил брови черные;
Повелел он схватить удалова купца
И привесть его пред лицо свое.
На холодный
Будто
101
Как возговорил православный царь:
«Отвечай мне ло правде, по -совести,
Вольной волею или нехотя'
Ты убил на смерть мово верного слугу,
Мово лучшего бойца Кйрибеевича?»
,
—
«Я скажу тебе, православный царь:
Я убил
А
вольной волею,
про что
не скажу
только богу единому.
его
за что
Скажу
Прикажи
—
меня
казнить
—
и
ч
тебе,
на
плаху
несть
Мне головушку повинную;
Не оставь лишь малых детушек,
Не оставь молодую вдову
Да двух братьев
«Хорошо тебе,
моих
своей милостью...»
детинушка,
Удалой боец, сын купеческий,
Что ответ держал ты по совести.
Молодую
жену
и
сирот
твоих
Из казны моей 'я пожалую,
Твоим братьям велю от сего же дня
По всему царству русскому широкому
Торговать
безданно,
беспошлинно,
А ты сам ступай, детинушка,
На высокое место лобное,
Сложи свою буйную головушку.
Я топор велю наточить-навострить,
Палача велю одеть-нарядить,
В большой колокол прикажу звонить,
Чтобы знали все люди московские,
Что и ты не оставлен моей милостью...»
народ собирается,
гудит, воет колокол,
Разглашает всюду весть недобрую.
По высокому месту лобному
Во рубахе красной с яркой1 запонкой,
С большим топором навостренныим,
Руки голые нотираючи,
Палач весело похаживает,
Удалого бойца дожидается,
А лихой боец, молодой купец,
Со родными братьями прощается:
Как
на
площади
Заунывный
—-
—
«Уж вы, братцы
мои,
Поцалуемтесь
обнимемтесь
На последнее
Поклонитесь
Закажите ей
да
други
кровные,
расставание.
меня Алене Дмитревне,
меньше печалиться,
Про меня моим детушкам не сказывать;
Поклонитесь дому родительскому,
Поклонитесь всем нашим товарищам,
Помолитесь сами в церкви божией
Вы за душу мою, душу грешную!»
И
казнили
Смертью
от
Степана Калашникова
позорною;
И головушка бесталанная
Во крови на плаху покатилася.
лютою,
Схоронили
На
чистом
его
поле
Москвой-рекой
за
промеж
трех дорог,
Промеж Тульской, Рязанской, Владимирской,
И бугор земли сырой тут насыпали,
И кленовый крест тут поставили.
И гуляют-шумят ветры буйные
Над его безымянной могилкою;
И проходят мимо люди добрые,
Пройдет стар человек
перекрестится,
Пройдет молодец
приосанится,
Пройдет девица
пригорюнится,
А пройдут гусляры
споют -песенку.
—
—
—
—
—
*
Гей вы,
Гусляры
Голоса
*
#
ребята
удалые,
молодые,
заливные!
Красно начинали
красно и кончайте,
Каждому правдою и честью воздайте!
Тароватому боярину слава!
И красавице боярыне слава!
—
И всему народу
Слава!
христианскому
БЕГЛЕЦ
ГОРСКАЯ ЛЕГЕНДА
Гарун бежал быстрее лани,
Быстрей, чем заяц от орла;
Бежал он в страхе с поля брани,
Где кровь черкесская текла;
Отец и два родные брата
За честь и вольность там легли;
И под пятой у супостата
Лежат их головы в пыли.
Их кровь течет и просит мщенья,
Гарун забыл свой долг и стыд;
Он растерял в пылу сраженья
Винтовку, шашку и бежит!
—
И .скрылся
Одели
день;
клубясь туманы
темные поляны
Широкой белой пеленой;
Пахнуло холодом с востока,
И над пустынею пророка
Встал тихо месяц золотой!..
Усталый,
жаждою
томимый,
С лица стирая кровь
и
пот,
Гарун меж скал аул родимый
При лунном свете узнает;
Подкрался он, никем незримый...
Кругом молчанье и покой,
С кровавой битвы невредимый
Лишь он один пришел домой;
И
к
сакле
он
спешит
Там блещет свет,
знакомой,
хозяин
дома;
Скрепясь душой как только
Гарун ступил через порог;
мог,
Селима звал он прежде другом,
Селим пришельца не узнал;
На ложе, мучимый недугом,
Один,
он, молча,
умирал...
«...Велик Аллах! от злой отравы
Он светлым ангелам своим
Велел беречь тебя для славы!»
«Что нового?»
спросил Селим,
—
—
—
—
«Кавказский
вид».
С картины М.
Подняв слабеющие
Лермонтова.
вежды,
И взор блеснул огнём надежды!..
И он привстал, и кровь бойца
Вновь разыгралась в час конца.
«Два дня мы билися в теснине;
Отец мой пал и братья с ним;
И скрылся я один в пустыне
Как зверь, преследуем, гоним,
С окровавленными ногами
От острых камней и кустов,
Я шел безвестными тропами
По следу вепрей и волков;
Черкесы гибнут
враг повсюду...
Прими меня, мой старый друг;
И вот пророк! твоих услуг
—
Я
до могилы
И умирающий
«Ступай
—
Ни крова,
Здесь у
не
в
забуду!!.»
ответ:
ты презренья.
благословленья
для тэуса нет!..»
достоин
ни
меня
Стыда
тайной мѵки полный,
вытерпев упрек,
Ступил опять Гарун безмолвный
За неприветливый порог.
И саклю новую минуя,
На миг остановился он,
И прежних дней летучий сон
Вдруг обдал жаром поцелуя
Без
и
гнева
Его холодное
чело.
И стало сладко и светло
Его душе; во мраке ночи,
Казалось,
Блеснули
пламенные
ласково
очи
пред
ним;
И он подумал: «Я любим;
Она лишь мной живет и дышит...:
И хочет он взойти
и слышит,
И слышит песню старины...
И стал Гарун бледней луны:
—
—
«Месяц
И
А
тих
плывет
и
іспокоен,
юноша-воин
'
На битву идет.
Ружье заряжает джигит,
А дева ему говорит:
«Мой милый, смелее
Вверяйся ты року,
Молися востоку,
Будь верен пророку,
Будь славе вернее.
Своим изменивший
Изменой кровавой,
Врага не сразивши,
Погибнет без славы,
Дожди его ран не обмоют,
И звери костей не зароют».
Месяц плывет
И тих и спокоен,
А юноша-воин
На битву идет».
Главою поникнув, с быстротою
Гарун свой продолжает путь,
И крупная
106
слеза
порою
С ресницы
падает
на
грудь...
бури наклоненный
Пред ним родной белеет дом;
Надеждой снова ободренный,
Гарун стучится под окном.
Там, верно, теплые молитвы
Восходят к небу за него;
Старуха мать ждет сына с битвы,
Но
вот
от
Но ждет
его
одного!..
не
«Мать, отвори!
бедный,
странник
я
Я* твой Гарун, твой
младший
сын;
Сквозь пули русские безвредно
Пришел к тебе!»
«Один?»
«Один!..»—
«А где отец и братья?»
«Пали!
Пророк их смерть благословил,
И ангелы их души взяли».
«Ты отомстил?»
«Не отомстил...
Но я стрелой пустился в горы,
Оставил меч в чужом краю,
Чтобы твои утешить взоры
И утереть слезу твою...»
«Молчи, молчи! гяур лукавый,
Ты умереть не мог со славой,
Так удались, живи один.
Твоим стыдом, беглец свободы,
Не омрачу я стары годы,
Ты раб и трус
и
мне
не сын!..»
Умолкло слово отверженья,
И всё кругом объято сном.
—
—
—
—
—
—
—
■..Проклятья, стоны и
Звучали долго под
И наконец
Пресек
удар
моленья
окном;
кинжала
позор...
И мать поутру увидала...
И хладно отвернула взор.
И труп, от праведных изгнанный,
Никто к кладбищу не отнес,
И кровь с его глубокой раны
Лизал рыча домашний пес;
Ребята малые ругались
Над хладным телом мертвеца,
В преданьях вольности остались
Позор и гибель беглеца.
Душа его от глаз пророка
несчастного
—
107
Со страхом удалилась прочь;
И тень его в горах востока
Поныне бродит ів темну ночь,
И под окном поутру рано
Он в сакли просится стуча,
Но внемля громкий стих .корана,
Бежит опять под сень тумана,
Как лрежде бегал от меча.
МЦЫРИ
*
Вкушая, вкусих
мало
меда
1-я
Книга
и
се
аз
умираю.
Царств.
1
Немного
лет
тому назад
Там, где сливался шумят
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы
ІКуры,
и
Был монастырь. Из-за горы
И нынче видит пешеход
Столбы обрушенных ворот,
И башни, и церковный свод;
Но не курится уж под ним
Кадильниц благовонный дым,
Не слышно пенья в поздний час
Молящих
Теперь
иноков
за
нас.
седой,
Развалин страж полуживой,
Людьми и смертию вабыт,
один старик
Сметает
Которых
пыль с
могильных плит,
надпись говорит
О славе прошлой
Как, удручен своим
—
и
о
том,
венцом,
Такой-то царь в такой-то год
Вручал России свой народ.
И божья благодать сошла
На Грузию!
она цвела
*
—
ц ы р
вроде
и
на грузинском языке
«послушника».
Примеч.
—
—
значит
«неслужащий
Лермонтова.
монах»,
«Аул».
Рисунок Г. Гагарина.
С тех пор в тени своих садов,
Не опасайся врагов
За гранью дружеских штыков.
2
Однажды
русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал.
Ребенка пленного он вез.
Тот занемог. Не перенес
Трудов далекого пути.
Он 'был, казалось, лет шести;
Как серна гор пуглив и дик
И слаб и гибок как тростник.
Но в нем мучительный недуг
Развил тогда могучий дух
Его отцов. Без жалоб он
Томился
даже слабый стон
Из детских губ не вылетал,
Он знаком пищу отвергал,
И тихо, гордо умирал.
—
Из
жалости
один
Больного призрел,
монах
и ів
стенах
109
Хранительных остался он,
Искусством дружеским спасен.
Но, чужд ребяческих "утех,
Сначала бегал
он от всех,
Бродил безмолвен, одинок,
Смотрел вздыхая на восток,
Томим неясною тоской
По стороне своей родной.
Но после к плену он привык,
Стал понимать чужой язык,
Был окрещен святым отцом
И,
с
Уже
шумным светом незнаком,
хотел во
цвете лет
Изречь монашеский обет.
Как вдруг однажды юн исчез
Осенней ночью. Темный лес
Тянулся по горам кругом.
Три дня все поиски
Напрасны были, но
по нем
потом
Его в степи без чувств нашли
И вновь в обитель принесли;
Он страшно бледен был и худ
И слаб, как будто долгий труд,
Болезнь иль голод испытал.
Он на допрос не отвечал,
И с каждым днем приметно вял;
И близок стал его конец.
Тогда пришел к нему чернец
С увещеваньем и мольбой;
И гордо выслушав, больной
Привстал, собрав
И долго
так он
остаток сил,
говорил:
3
«Ты слушать исповедь
мою
Сюда пришел, благодарю.
Всё лучше перед кем-нибудь
Словами облегчить
мне грудь.
Но людям я не делал зла,
И потому мои дела
Немного пользы вам узнать,
А душу можно ль рассказать?
Я мало жил и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но
только
полную
тревог,
Я променял бы, если б мог.
Я знал одной лишь думы власть
—
Одну
но пламенную страсть:
Она, как червь, во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла.
—
Она мечты мои звала
От келий душных и молитв
В тот чудный мир тревог и битв,
Где в тучах прячутся скалы,
Где люди вольны как орлы.
Я эту страсть во тьме ночной
Вскормил
слезами
Ее пред небом
Я
И
и
и
тоской,
землей
громко признаю
прощеньи не молю.
ныне
о
4
«Старик!
много раз,
смерти спас
Зачем?., угрюм и одинок,
Грозой оторванный листок,
Что
я
слышал
ты меня от
Я вырос
в
—
сумрачных
стенах
дитя, судьбой монах.
Я никому не мог сказать
Душой
Священных
Конечно,
слов:
отец
и
мать.
хотел, старик,
обители отвык
ты
Чтоб я в
От этих сладостных имен.
Напрасно: звук их был рожден
Со мной. Я видел у других
Отчизну, дом, друзей, родных,
А у себя не находил
Не только милых душ
могил!
Тогда, пустых не тратя слез,
В душе я клятву произнес:
Хотя на миг когда-нибудь
Мою пылающую грудь
Прижать с тоской к груди другой,
—
Хоть незнакомой,
но
родной.
Увы,
теперь мечтанья те
Погибли в полной красоте,
И я, как жил, в земле чужой
Умру рабом
и
сиротой.
5
«Меня могила не страшит:
Там, говорят, страданье спит
В холодной, вечной тишине,
Но с жизнью жаль расстаться
Я молод, молод... Знал ли ты
Разгульной юности мечты?
м-не.
Или не знал, или забыл,
Как ненавидел и любил;
Как сердце билося живей
При
виде солнца и полей
С высокой башни угловой,
свеж и где порой
глубокой скважине стены,
Дитя неведомой страны,
Прижавшись голубь молодой
Сидит, испуганный грозой?
Пускай теперь прекрасный свет
Тебе постыл; ты слаб, ты сед,
Где воздух
В
И от желаний ты отвык.
Что за нужда? Ты жил, старик!
Тебе есть в мире что забыть,
Ты жил
я также мог бы жить!
—
6
«Ты хочешь знать, что видел
На воле?
Пышные поля.
Холмы, покрытые венцом
Дерев, разросшихся кругом,
я
—
Шумящих свежею толпой,
братья (в пляске круговой.
Как
Я видел груды
Когда
поток
скал,
разделял,
угадал,
темных
их
И думы их я
Мне было свыше то дано!
Простерты в воздухе давно
Объятья каменные их
И жаждут встречи каждый миг;
Но дни бегут, бегут года,
Им не сойтиться никогда.
Я видел горные хребты
Причудливые как мечты,
Когда в час утренней зари
Курилися как алтари
В
Рисунок Г. Гагарина
горах Дагестана.
Их выси в небе голубом,
И облачко за облачком,
Покинув тайный свой ночлег,
К востоку .направляло бег;
Как будто белый караван
Залетных птиц из дальних стран!
В дали я видел сквозь туман
В снегах, горящих как алмаз,
Седой незыблемый Кавказ;
И было сердцу моему
Легко, не знаю почему.
Мне тайный голос говорил,
Что некогда и я там жил,
И стало в памяти моей
Прошедшее ясней, ясней.
7
«Й вспомнил
Ущелье наше
8
Лермонтов
я
и
отцовский
кругом
дом,
рассыпанный аул;
вечерний гул
Домой бегущих табунов
В тени
Мне
слышался
И дальний лай знакомых псов.
помнил смуглых стариков,
При свете лунных вечеров
Против отцовского крыльца
Я
Сидевших
с важностью
лица;
И блеск оправленных ножон
Кинжалов длинных... и как сон
Всё это смутной чередой
Вдруг пробегало предо мной.
А мой отец! он как живой
В своей одежде боевой
Являлся мне,
-и
помнил
я
Кольчуги звон, и блеск ружья,
И гордый непреклонный взор
И молодых
Лучи
их
моих
сладостных
очей
И звук их песен и речей
Над колыбелию моей...
В ущельи там бежал поток,
Он шумен был, но неглубок;
К нему, на золотой песок,
Играть
—
сестер:
;
уходил
следил,
Когда они, перед дождем,
Волны касалися крылом.
я
И взором
в
полдень
ласточек
И вспомнил я наш мирный дом
И пред вечерним очагом
Рассказы долгие о том,
Как жили люди прежних дней,
Когда был мир еще пышней. '
8
«Ты хочешь знать, что делал я
На воле? Жил, и жизнь моя
Без этих трех блаженных дней.
Была б печальней и мрачней '
Бессильной старости твоей.
Давным-давно задумал я
Взглянуть на дальные поля,
Узнать, прекрасна ли земля,
Узнать, для воли иль тюрьмы
На этот свет родимся мы.
И в час ночной, ужасный час,
Когда гроза пугала вас,
Когда столпясь, при алтаре,
Вы ниц лежали на земле,
Я -убежал. О,
я как
брат
Обняться с бурей был бы рад.
Глазами тучи я следил,
Рукою
молнию
ловил.
Скажи мне, что средь этих стен
Могли бы дать вы мне взамен
Той дружбы краткой, но живой
Меж бурным сердцем и грозой?
9
«Бежал
я
долго,
где,
куда?
Не знаю! ни одна звезда
Не озаряла трудный путь.
Мне было весело вдохнуть
В мою измученную грудь
Ночную
свежесть
тех
лесов
И только! Много я часов
Бежал и наконец, устав,
Прилег между высоких трав;
Прислушался: погони нет.
Гроза утихла. Бледный свет
Тянулся длинной полосой
Меж темным небом и землей,
И различал я, как узор,
На ней зубцы далёких гор;
Недвижим,
молча
я
лежал.
Порой в ущелий шакал
Кричал и плакал как дитя,
И гладкой чешуей блестя,
Змея скользила меж камней,
Но страх не сжал души моей,
і
Я сам, как зверь, был чужд людей
,
—
И
полз
и
прятался
как
змей.
10
«Внизу глубоко подо мной
Поток, усиленный грозой,
Шумел, и шум его глухой
Сердитых сотне голосов
Подобился. Хотя без слов,
Мне внятен был тот разговор,
Немолчный ролот, вечный спор
С упрямой грудою .камней;
То вдруг стихал он, то сильней
Он раздавался в тишине;
И вот,
туманной
в
Запели птички,
и
вышине
восток
Озолотился; ветерок
Сырые шевельнул листы:
Дохнули сонные цветы,
И, как они, навстречу дню,
Я поднял голову мою...
Я осмотрелся; не таю,
Мне
стало
страшно:
Грозящей бездны
я
на
краю
лежал,
Где выл, крутясь, сердитый вал;
Туда
Но
вели
лишь
ступени скал,
злой дух по ним шагал,
Когда, низверженный
В подземной
пропасти
11*
«Кругом
Растений
с
небес,
исчез.
.
меня цвел
божий сад.
радужный наряд
Хранил следы небесных слез,
И кудри виноградных лоз
Вились, красуясь меж дерев
Прозрачной зеленью листов;
И грозды полные на них,
Серег подобье дорогих,
Висели пышно, и порой
К ним птиц летал пугливый рой.
И снова я к земле припал,
И снова вслушиваться стал
К волшебным странным голосам;
Они шептались по кустам,
Как будто речь свою вели
О тайнах неба и земли.
И все природы голоса
Сливались тут. Не раздался
В торжественный хваленья час
ЛиіНь человека гордый глас.
Всё, чтб
я чувствовал тогда,
думы, им уж нет следа,
Но я б желал их рассказать,
Чтоб жить, хоть мысленно, опять.
В то утро был небесный свод
Так чист, что ангела полёт
Прилежный взор следить бы мог;
Он так прозрачно был глубок,
Так полон ровной синевой!
Те
Я
в
нем глазами
Тонул,
душой
и
полдневный
зной
Мои мечты не разогнал,
И жаждой я томиться стал.
пока
12
«Тогда к потоку с высоты,
Держась за гибкие кусты,
С
плиты
«а
Спускаться
Сорвавшись
Катился
плиту я,
начал.
как
мог,
Из-под
ног
камень
вниз
—
Дымилась, прах
Гудя и прыгая,
иногда
за ним
вился
бразда
столбом,
потом
Он поглощаем был волной;
И я висел над глубиной,
Но юность вольная сильна,
И смерть казалась не страшна!
Лишь только я с крутых высот
Спустился,
свежесть
горных
вод
Повеяла навстречу мне,
'
И жадно я припал к волне.
Вдруг голос, легкий шум шагов...
Мгновенно скрывшись меж кустов,
Невольным трепетом
Я поднял боязливый
объят,
взгляд
И жадно вслушиваться стал.
И ближе, ближе всё звучал
Грузинки голос молодой,
Так безыскусственно живой,
Так сладко вольный, будто
Лишь звуки дружеских
он
имен
Произносить был приучен.
Простая песня то была,
Но
в
мысль
она
мне
залегла,
117
И мне,
сумрак настает,
дух ее поет.
лишь
Незримый
13
«Держа кувшин над головой,
Грузинка узкою тропой
Сходила к берегу. Порой
Она скользила меж камней,
Смеясь неловкости своей.
И беден был ее наряд;
И шла она легко, назад
Изгибы длинные чадры
Откинув. Летние жары
Покрыли тенью золотой
Лицо и грудь ее; и зной
Дышал от уст ее и щек.
И мрак очей был так глубок,
Так полон тайнами любви,
Что думы
пылкие
мои
Смутились.
Помню только
Кувшина звон,
когда струя
—
я
—
Вливалась медленно в него,
И шорох... больше ничего.
Когда же я очнулся вновь
И отлила от сердца кровь,
Она была уж далеко;
И шла, хоть тише
но легко,—
—
Стройна
под ношею
своей,
Как тополь,
царь
Недалеко
прохладной
в
ее
полей!
мгле,
—>
Казалось,
Две
приросли к скале
дружною четой:
плоской кровлею одной
сакли
Над
Дымок струился голубой. !
Я вижу будто бы теперь,
Как отперлась тихонько дверь...
И затворилася
Тебе,
я
знаю,
опять!..
не
—
понять
Мою тоску, мою печаль,
И если б мог,
мне было б жаль!
—
Воспоминанья
Во мне,
•>
ео
тех
мной
минут
пускай умрут.
і
14
«Трудами
Я
лег
Отрадный
тени.
в
Сомкнул
изнурен,
ночи
сон
невольно
глаза
И снова видел
я во
мне...
сне
Грузинки образ молодой.
И 'странной, сладкою тоской
Опять моя заныла грудь.
Я долго силился вздохнуть
И пробудился.
Уж луна
—
Вверху
сияла
—
и
одна
і
Лишь тучка кралася за ней,
Как за добычею своей, ,
Объятья жадные раскрыв.
Мир темен был и молчалив,
Лишь серебристой бахромой
Вершины цепи снеговой
Вдали сверкали предо мной
Да в берега плескал поток.
і
В знакомой сакле огонек
То трепетал, то снова гас...
На небесах в полночный час
Так гаснет яркая звезда!
Хотелось мне... но я туда
Взойти не смел. Я цель одну,
Пройти в родимую страну,
Имел в душе
> и
превозмог
—
Страданья
голода
как
мог;
прямой
Пустился, робкий и немой,
Но скоро в глубине лесной
И
вот
дорогою
Из виду горы потерял
И тут с пути сбиваться
,
стал.
15
«Напрасно в бешенстве порой
Я рвал отчаянной рукой
Терновник, спутанный плющом.
лес был, вечный лес кругом,
Страшней и гуще каждый час;
Всё
И
миллионом
Смотрела
ночи
черных глаз
темнота
Сквозь ветви каждогокуста.
Моя кружилась голова;
119
Я
стал влезать на дерева,
Но даже на краю небес
Всё тот же был зубчатый лес.
Тогда
на
землю я
—
упал,
И в исступлении (рыдал,
И грыз сырую грудь земли;
И Іслезы, слезы потекли
В нее горючею росой...
Но, верь мне, помощи людской
Я не желал... я был чужой
Для них навек, как зверь степной;
И если б- хоть минутный крик
Мне изменил
клянусь, старик,
Я б вырвал слабый мой язык!
—
16
«Ты помнишь,
Слезы не знал
Но тут
я
в
я
плакал
Кто видеть мог?
детские года
никогда;
без стыда. ,
—
лишь
темный
Да месяц, плывший средь небес!
Озарена его лучом,
Покрыта мохом и песком,
Непроницаемой стеной
Окружена, передо мной
Была поляна. Вдруг по ней
Мелькнула тень, и двух огней
Промчались искры... и потом
Какой-то зверь одним прыжком
Из чащи выскочил и лег
Играя
навзничь
То был
на
песок.
пустыни вечный гость,
Могучий барс. Сырую
кость
Он грыз и весело визжал;
То взор кровавый устремлял,
Мотая ласково хвостом,
На полный месяц; и на нем
Шерсть
Я ждал,
отливалась
схватив
Минуту битвы
серебром,
рогатый' сук,
сердце вдруг
Зажглося жаждою борьбы
И крови... да! рука судьбы
Меня вела иным путем...
Но нынче я уверен в том,
—
і
лес
Что быть бы мог в краю отцов
Не из последних удальцов.
17
«Я
ждал. И вот в
тени «очной
Врага почуял он, и вой
Протяжный, жалобный как стон,
Раздался вдруг... и начал он
Сердито лапой рыть песок,
Встал на дыбы, потом прилег,
И первый бешеный скачок
Мне страшной смертию грозил...
Но я его предупредил.
Удар мой верен был и скор.
Надёжный сук мой как топор
Широкий лоб его ірассек...
Он застонал, как человек,
И опрокинулся.
.Но вновь,
Хотя лила из раны кровь
*
—
Густой широкою волной,
Бой закипел,
смертельный
бой!
—
18
«Ко мне он кинулся на грудь,
Но в горло я успел воткнуть
И там два раза повернуть
Мое оружье... он завыл,
Рванулся
из -последних
сил,
И мы, сплетясь как пара змей,
Обнявшись крепче двух друзей,
Упали разом
и во мгле
Бой продолжался На земле.
И я, был страшен в этот імиг.
Как барс пустынный, зол и дик,
—
Я пламенел,
визжал,
как он;
Как будто сам я был ірожден
В семействе барсов и волков,
Под свежим пологом лесов.
Казалось, что слова людей
Забыл
я
Родился
—
ив
тот
груди
моей
і
ужасный крик,
.
Как будто с детства мой язык
К иному звуку не привык...
Но враг мой стал изнемогать,
—
121
Метаться, медленней дышать,
Сдавил меня в последний раз-
Зрачки его недвижных глаз
Блеснули грозно
и потом
Закрылись тихо вечным сном;
—
Но с торжествующим) врагом
Он встретил смерть лицо к лицу,
Как в битве следует бойцу!..
19
«Ты видишь
груди моей
на
Следы глубокие когтей:
Еще они не заросли
И
не
закрылись
Сырой покров
—
но земли
'
их освежит
И смерть навеки заживит.
О них тогда ія позабыл,
И вновь, собрав остаток сил, і
Побрел я в глубине лесной...
Но тщетно спорил я с судьбой:
Она смеялась иадо мной!
—
20
«Я
вышел
из
лесу. И
вот
,
Проснулся
день, и хоровод
напутственных исчез
Светил
В его лучах. Туманный
лес
Заговорил. Вдали аул
Куриться начал. Смутный гул
В долине с ветром пробежал...
Я
сел и вслушиваться стал; і
Но смолк он вместе с ветерком.
И кинул взоры я кругом:
Тот край казался мне знаком.
И страшно было мне
понять
—
Не
мог я
Вернулся
долго, что опять
я к тюрьме моей;
Что бесполезно столько дней
Я тайный замысел ласкал,
Терпел, томился и страдал,
И всё зачем?., чтоб в цвете лет,
Едва взглянув на божий свет,
При звучном ропоте дубрав,
Блаженство вольности познав,
Унесть
Тоску
могилу
родине
в
собой
за
святой,
Надежд обманутых укор
И вашей жалости позор!..
Еще в сомненье погружен,
Я думал, это страшный сон.
Вдруг дальный колокола звон
Раздался снова в тишине...по
И тут всё ясно стало мне;
О! я узнал его тотчас!
Он с детских глаз уже не раз
Сгонял виденья снов живых
Про милых ближних и Іродных,
Про
Про
Про
Где
волю
дикую степей,
легких бешеных
битвы чудные
всех
И слушал
один я
я
коней,
меж
скал,
побеждал!..
без слез, без
сил.
Казалось, звоЬ тот выходил
Из сердца
будто кто-нибудь
—
Железом ударял
мне в грудь.
И смутно понял я тогда,
Что мне на родину следа
Не проложить уж никогда.
21
«Да, заслужил
я
Могучий
в
конь
жребий мой.
степи .чужой,
Плохого сбросив седока,
На родину издалека
Найдет прямой
и
краткий путь...
Что я пред ним?
'напрасно грудь
Полна желаньем и тоской:
То жар бессильный и пустой,
Игра мечты, болезнь ума.
На мне печать свою тюрьма
Оставила
таков цветок
Темничный: вырос одинок
И бледен он меж плит сырых,
И долго листьев молодых
Не распускал, всё ждал лучей
Живительных. И много дней
Прошло, и добрая рука
—
—
Печалью тронулась цветка,
И был он в сад перенесен
В соседство роз. Со всех сторон
Дышала сладость бытия.
Но что ж?
Едва взошла заря,
Палящий луч ее обжег
В тюрьме воспитанный цветок...
—
22
«И как его, палил меня
Огонь безжалостного дня.
Напрасно прятал я в траву
Мою усталую главу;
Иссохший лист ее венцом
Терновым
над моим
челом
Свивался
и в лицо огнем
Сама земля дышала мне.
—
Сверкая, быстро в вышине
Кружились искры
с белых
Струился пар. Мир божий
—
скал
спал
В оцепенении глухом
1
;
Отчаянья тяжелым сном.
Хотя бы крикнул коростель,
Иль стрекозы живая трель
Послышалась! или ручья
Ребячий лепет!..
лишь змея,
—
Сухим бурьяном шелестя,
Сверкая желтою спиной,
Как будто надписью златой
Покрытый донизу клинок,
Браздя рассыпчатый песок,
.
Скользила бережно
потом,
Играя, нежася на нем,
Тройным свивалася кольцом;
То будто вдруг обожжена,
Металась, прыгала она I
—
И
в
дальних
пряталась
кустах...
23
«И было всё на небесах
Светло и тихо
сквозь пары
Вдали чернели две горы.
Наш монастырь из-за одной
Сверкал зубчатою стеной.
—
і
Внизу Арагва
Обвив каймой
Подошвы
и
Кура,
серебра
из
свежих
островов,
По корням шепчущих кустов
Бежали дружно и легко...
До них мне было далеко!
Хотел я встать: передо мной
Всё закружилось с быстротой!
Хотел кричать: язык сухой
Беззвучен и недвижим был.
Я умирал. Меня томил
Предсмертный бред:
Казалось
лежу на влажном дне
Глубокой речки
и была
Что
мне,
я
—
Кругом
таинственная
мгла.
И жажду вечную поя,
Как лед холодная струя
Журча
вливалася мне в грудь...
И я боялся лишь заснуть,
Так было сладко, любо мне...
А надо мною в вышине
Волна теснилася к волне,
И солнце сквозь хрусталь волны
Сияло сладостней луны,
И рыбок пестрые стада
В лучах играли иногда.
И помню я одну из них:
Она приветливей других
Ко мне ласкалась, чешуей
Была покрыта золотой
Ее спина.
Она вилась
—
—
Над головой моей
не
раз,
И взор ее зеленых глаз
Был грустно нежен и глубок...
И
надивиться я «е мог!
Ее сребристый голосок
Мне речи странные шептал
И пел, и снова замолкал.
—
Он говорил: «Дитя мое,
Останься здесь со мной:
В воде привольное житье
И холод и покой.
—
Я созову
сестер!
моих
Мы пляской круговой
Развеселим туманный взор
И дух усталый твой.
Усни!
постель
твоя
мягка,
Прозрачен твой покров.
Пройдут года, пройдут века
Под говор чудных
снов.
О милый мой, не утаю,
Что я тебя люблю,
Люблю, как вольную струю,
Люблю,
как жизнь
мою...»
И долго, долго слушал я;
И мнилось, звучная струя
Сливала тихий ропот свой
С словами рыбки золотой.
Тут я забылся. Божий свет
В глазах угас. Безумный бред
Бессилью тела уступил...
24
«Так я найден и поднят был...
Ты остальное знаешь сам.
і
Я кончил, верь моим словам
Или не верь, мне всё равно.
Меня іпечалит лишь одно:
Мой труп холодный и немой
Не будет тлеть в земле родной
И повесть горьких мук моих і
Не призовет меж стен' глухих
Вниманье скорбное ничье
На имя темное мое.
25
«Прощай,
отец...
Ты чувствуешь,
Знай,
этот
дай руку
моя в
пламень
мне:
!
дней
огне...
с юных
Таяся жил в груди моей;
Но ныне пищи нет ему,
И он прожег свою тюрьму
И возвратился вновь к тому,
Кто всем законной чередой
Дает страданье и покойно что мне в том?
пускай в раю,
В святом, заоблачном краю
Мой дух найдет себе приют...
Увы!
за несколько
минут
—
—
Между крутых и темных скал,
Где я в ребячестве играл,
Я б 'рай и вечность променял...
26
«Когда я стану умирать,
И, верь, тебе не долго
—
ждать
—
Ты перенесть меня вели
В наш сад, в то место, где цвели
Акаций белых два куста...
Трава
меж
ними
И свежий воздух
И так прозрачно
так
так
густа!
душист,
золотист
Играющий
на солнце лист!
Там положить вели меня.
Сияньем голубого дня
Упьюся я в последний раз.
Оттуда виден и Кавказ!
Быть может, он с своих высот
Привет прощальный мне пришлет,
Пришлет с прохладным ветерком...
И близ меня перед концом
Родной опять раздастся звук!
И стану думать я, что друг
Иль брат, склонившись надо мной,
Отёр
внимательной
рукой
С лица кончины осладный пот
И что вполголоса поёт
Он мне про милую страну...
И с этой мыслью я засну,
И никого не прокляну!
»
—
1840
ДЕМОН
ВОСТОЧНАЯ ПОВЕСТЬ
ЧАСТЬ I
I
Печальный Демон, дух {изгнанья,
Летал над грешною землей,
И лучших дней воспоминанья
Пред
ним теснилися
толпой;
Тех дней, когда в жилище света
Блистал он, чистый херувим,
Когда бегущая
комета
Улыбкой ласковой привета
Любила поменяться с ним,
Когда
сквозь вечные туманы,
Познанья жадный, он следил
Кочующие караваны
В пространстве брошенных светил;
Когда
он
верил и
любил,
Счастливый первенец творенья!
Не знал ни злобы, ни сомненья,
И не грозил уму его
Веков бесплодных ряд унылый...
И много, много... и всего
і
Припомнить не имел он силы!
—
II
Давно отверженный
блуждал
В пустыне мира без приюта:
Вослед за веком век бежал
Как за мину-пою минута
Однообразной чередой.
Ничтожной властвуя землей,
Он сеял зло без наслажденья.
Нигде искусству своему
Он не встречал сопротивленья
И зло наскучило іему.
III
И над вершинами Кавказа
Изгнанник рая пролетал:
128
—
I
Рисунок М. Врубеля,
Под
«им
Снегами
Каэбек
і
как грань
алмаза
сиял,
Й, глубоко внизу чернея,
Как трещина, жилище змея,
вечными
Вился излучистый Дарьял,
И
Терек,
прыгая, как львица
С косматой гривой на хребте,
Ревел
и горный зверь, и птица,
—
КружасьГлаголу
в
лазурной
высоте,
вод его внимали;
И золотые облака
Из южных стран, издалека і
Его > на север провожали;
И скалы тесною толпой,
Таинственной дремоты полны,
Над ним склонялись головой,
Следя мелькающие волны;
И башни
замков на
Смотрели грозно
скалах
сквозь туманы
У врат Кавказа на часах
Сторожевые великаны!
И дик, и чуден был вокруг
Весь божий мир:
но гордый
—
—
дух
—
Презрительным окинул
Творенье бога своего,
8
Лермонтов
оком
'
129
И на челе его высоком
Не отразилось ничего.
—
IV
И перед
Красы
иной картины
расцвели:
ним
живые
Роскошной Грузии долины
Ковром раскинулись вдали;
Счастливый, пышный край земли!
Столпообразные раины,
Звонко-бегущие ручьи
—
По дну из камней разноцветных,
И кущи роз, где соловьи
Поют красавиц безответных
На сладкий голос их любви;
Чинар развесистые сени,
Густым венчанные плющом,
Пещеры, где палящим днем
Таятся робкие олени;
И блеск, и жизнь, и шум листов,
Стозвучный говор голосов,
Дыханье тысячи растений!
И полдня сладострастный зной,
И ароматною росой
Всегда увлаженные
ночи,
И звезды яркие как очи,
Как взор грузинки молодой!..
Но кроме зависти холодной,
Природы блеск не возбудил
В груди изгнанника бесплодной
Ни
новых
И всё,
что
чувств, «и новых сил;
пред собой он видел,
Он (презирал
иль
ненавидел.
V
Высокий, дом, широкий двор
Седой Гудал себе построил...
Трудов и слез он много стоил
Рабам послушным с давних пор.
С утра на скат соседних гор
От стен его ложатся тени.
В скале нарублены ступени;
Они от башни угловой
Ведут
к
реке;
по
ним мелькая,
/
Покрыта белою чадрой ',
Княжна Тамара молодая
К Арагве ходит за водой.
VI
Всегда безмолвно на долины
Глядел с утеса мрачный дом;
Но пир большой сегодня в нем
Звучит зурнй *
Гудал сосватал
На пир он
На кровле,
Сидит
и
льются
вины
свою,
дочь
всю семью.
созвал
—
—
—
устланной коврами,
подруг:
досуг
Дальними лорами
Уж спрятан солнца полукруг;
В' ладони мерно ударяя,
Они поют
и бубен
свой
невеста меж
Средь игр
Проходит.
и песен
их
—■
—
Берет
невеста
молодая.
—
одной рукой
Кружа его над головой,
То вдруг помчится легче птицы,
И
вот она
То остановится,
—
глядит
—
И влажный взор ее блестит
Из-под завистливой ресницы;
То черной бровью поведет,
То вдруг наклонится немножко,
И по ковру скользит, плывет
Ее божественная ножка;
И улыбается она,
Веселья детского
Но луч луны, по
Слегка
Едва
ль
полна.
влаге
—
зыбкой
играющий порой,
сравнится
Как жизнь,
с
той
улыбкой,
как молодость,
живой.
VII
Клянусь полночною звездой,
Лучом заката и востока,
Властитель Персии златой
И ни единый царь земной
1
Покрывало.
г
Вроде
—
Примеч. Лермонтова.
Примеч. Лермонтова.
волынки.
—
Не целовал
ока;
такого
Гарема брызжущий фонтан
Ни разу жаркою порою
Своей жемчужною росою
Не омывал подобный стан!
Еще ничья рука земная,
По милому челу блуждая,
Таких волос не расплела;
С тех пор как мир лишился рая,
Клянусь, красавица такая
Под солнцем юга не цвела.
VIII
В последний раз она
Увы! заутра ожидала
Ее, наследницу Гудала,
Свободы резвую дитя,
Судьба
печальная
плясала.
рабыни,
Отчизна чуждая поныне
И незнакомая семья.
И часто тайное сомненье
Темнило светлые черты;
И были все ее движенья
і
Так стройны, полны выраженья,
Так полны милой простоты,
Что- если б Демон, пролетая,
В то время на нее взглянул,
То прежних братии вспоминая,
Он отвернулся б
и вздохнул...
—
—■
IX
И Демон видел... На мгновенье
Неизъяснимое волненье
В себе почувствовал он вдруг.
Немой души его пустыню
Наполнил благодатный звук
И вновь постигнул он святыню
Любви, добра и красоты I..
И долго сладостной картиной
—
Он любовался
и мечты
О прежнем счастье, цепью длинной,
Как будто за звездой звезда,
—
Пред ним катилися тогда.
Прикованный незримой силой,
'/и
»^
4
"-*■
Рисунок М. Врубеля.
«*
■-
■■
Он с новой грустью стал знаком;
В нем чувство вдруг заговорило
Родным
когда-то языком.
То был ли признак возрожденья?
Он слов коварных искушенья
Найти ів уме своем не мог...
Забыть?
забвенья не дал бог:
Да он и не взял бы забвенья!..
—
—
X
Измучив доброго коня,
На брачный пир к закату дня
Спешил жених нетерпеливый.
Арагвы светлой он счастливо
Достиг зеленых берегов.
—
.
—
Под тяжкой
Едва,
ношею
даров
едва переступая,
За ним верблюдов длинный ряд
Дорогой тянется, мелькая;
Их колокольчики звенят.
Он сам, властитель Синодала,
Ведет богатый караван.
Ремнем затянут ловкий стан;
Оправа сабли и кинжала
Блестит на солнце; за спиной
Ружье с насечкой вырезной.
Играет ветер рукавами
Его чухи *,
кругом она
Вся галуном обложена.
—
Цветными
вышито
Его седло; узда
с
шелками
кистями;
Под ним весь в мыле конь лихой
Бесценной масти, золотой.
Питомец резвый Карабаха
—
Прядет ушьми и, полный страха,
Храпя косится с крутизны
На пену скачущей волны.
Опасен, узок путь прибрежныйI
—>
Утесы
с
левой стороны,
реки мятежной.
Направо глубь
1
това.
134
Верхняя
одежда
с
откидными
рукавами.
—
—
Примеч.
Лермон-
Уж поздно.
—
На вершине
снежной
Румянец гаснет; встал туман...
Прибавил шагу караван.
XI
4
И
Тут
вот
часовня
дороге...
на
давних пор почиет в боге
Какой-то князь, теперь святой,
Убитый мстительной рукой.
С тех пор на праздник иль на битву,
Куда бы путник ни спешил,
Всегда усердную молитву
Он у часовни приносил;
с
—
И та молитва сберегала
От мусульманского кинжала.
Но презрел удалой жених
Обычай прадедов своих.
Ело коварною мечтою
Лукавый демон возмущал:
Он в мыслях, под ночною тьмою,
Уста невесты целовал.
—
—
Вдруг
впереди мелькнули двое,
И больше
выстрел!
что такое?..
Привстав на звонких ' стременах,
—
Надвинув
на
—
брови
папах
*,
Отважный князь не молвил слова;
В руке сверкнул турецкий ствол,
Нагайка щелк
и как орел
Он кинулся... и выстрел снова!
И дикий крик, и стон глухой
—
Промчались в глубине долины
Недолго продолжался бой:
Бежали робкие грузины!
—
—
XII
Затихло всё; теснясь толпой,
На трупы всадников порой
Верблюды
с
ужасом
глядели;
И глухо в тишине степной
Их колокольчики звенели.
Разграблен пышный караван;
1 Стремена
у грузин
Примеч. Лермонтова.
»
Шапка вроде
вроде
ериванки.
—
башмаков
из
звонкого
железа.
—
Примеч. Лермонтова.
135
И
христиан
над телами
Чертит
круги
ночная
птица!
мирная гробница
Под слоем монастырских плит,
Где прах отцов их был зарыт;
Не придут сестры с матерями,
Покрыты длинными чадрами,
С тоской, рыданьем и мольбами,
На гроб их из далеких мест!
Зато усердною рукою
Здесь у дороги над скалою
На память водрузится крест;
И плющ, разросшийся весною,
Его, ласкаясь, обовьет
Своею сеткой изумрудной;
И своротив с дороги трудной,
Не раз уеталый пешеход
Под божьей тенью отдохнет...
Не ждет
их
XIII
Несется
Храпит
конь
рвется
и
быстрее лани,
будто к брани;
То вдруг осадит
на
скаку,
Прислушается к ветерку,
Широко ноздри раздувая;
То разом
Шипами
в
ударяя
землю
звонкими копыт,
Взмахнув растрепанною гривой,
Вперед без памяти летит.
На нем есть всадник молчаливый!
Он бьется на седле порой,
Припав на гриву головой.
Уж он не правит поводами,
Задвинул ноги в стремена;
И кровь широкими струями
На чепраке его видна.
Скакун лихой,
господина
ты
Из боя вынес как стрела:
Но злая пуля осетина
Его во мраке догнала!
XIV
В
семье
Толпится
Гудала
на
и стоны,
народ:
плач
дворе
Чей
конь
примчался залаленый,
И пал на камни у ворот?
Кто этот всадник бездыханный?
Хранили след тревоги бранной
Морщины смуглого чела.
В крови оружие и платье;
В последнем бешеном пожатье
Рука на гриве замерла.
Недолго жениха младова,
„
Невеста, взор твой ожидал:
Сдержал он княжеское слово,
На .брачный пир он прискакал...
Увы! но никогда уж снова
—
Не сядет
на
коня
лихова!..
і
XV
На беззаботную семью
Как гром слетела .божья кара!
Упала на постель свою,
Рыдает бедная
.
Слеза
катится
Грудь
высоко и
Тамара;
за
слезой, I
трудно дышит:
-И вот она как будто слышит
Волшебный голос над собой:
«Не плачь, дитя! не плачь напрасно!
Твоя слеза на труп безгласный
Живой росой не упадет:
Она лишь взор туманит ясный,
Ланиты девственные жжет:
Он далеко, он не узнает,
Не оценит тоски твоей;
Небесный свет теперь ласкает
Бесплотный взор его очей;
Он слышит райские напевы...
Что жизни мелочные сны
И стон и слезы бедной девы
гостя райской стороны?
Нет, жребий смертного творенья,
Поверь мне, ангел мой земной,
Для
Не стоит одного мгновенья
Твоей печали дорогой».
«На воздушном океане,
Без руля и без ветрил,
Тихо
плавают
в
тумане
Хоры стройные светил;
Средь полей необозримых
В иебе ходят без следа
Облаков неуловимых
Волокнистые стада.
Час разлуки, час свиданья
Им ни радость, ни печаль;
Им в грядущем нет желанья
И прошедшего не жаль.
.В день томительный несчастья
Ты об них лишь вспомяни;
Будь к земному без участья
И беспечна, как они!»
«Лишь
только
ночь
своим
покровом
Верхи Кавказа
осенит, '
Лишь только мир, волшебным словом
Завороженный, замолчит;
Лишь только ветер над скалою
Увядшей
шевельнет травою,
И птичка, спрятанная в ней,
Порхнет во мраке веселей;
И под лозою виноградной,
Росу небес глотая жадно,
Цветок распустится ночной;
Лишь только месяц золотой
Из-за горы тихонько встанет,
И яа тебя украдкой взглянет,
К тебе я стану прилетать;
Гостить я буду до денницы
И на шелковые ресницы
Сны золотые навевать...»
XVI
Слова умолкли
в отдаленье,
звуком умер звук.
вскочив, глядит вокруг...
Вослед
за
Она,
Невыразимое
В
ее
груди;
Восторга
пыл
Все чувства
Душа
Огонь
138
смятенье
—
в
испуг,
в
сравненье.
ней кипели вдруг;
печаль,
—
ничто
рвала свои оковы,
по
жилам
пробегал,
И этот голос чудно-новый,
Ей мнилось, всё еще звучал.
И перед утром сон желанный
Глаза усталые смежил;
Но мысль ее он возмутил
и странной.
Пришлец туманный и немой,
Красой блистая неземной,
Мечтой пророческой
К ее склонился изголовью;
И взор его с такой любовью,
Так грустно на нее смотрел,
Как будто он об ней жалел.
То не был ангел небожитель,
Ее божественный хранитель:
Венец из радужных лучей
Не украшал его кудрей.
То не был ада дух ужасный,
Порочный мученик
о нет!
Он был похож на вечер ясный:
Ни день, ни ночь,
ни мрак, ни
—
—
ЧАСТЬ II
1
«Отец, отец,
Свою Тамару
Я плачу:
Уже
не
оставь
не
угрозы,
брани;
видишь эти слезы...
первые они.
Напрасно
женихи
толпою
Спешат сюда из дальних мест...
Не мало в Грузии невест!
А мне не быть ничьей женою!..
О,
Ты
не
брани, отец,
сам
заметил:
меня.
день
от дня
Я вяну, жертва злой отравы!
лукавый
Неотразимою мечтой;
Я гибну, сжалься надо мной!
Меня терзает дух
Отдай в священную обитель
Дочь безрассудную свою;
Там защитит меня спаситель,
Пред ним тоску мою пролью.
свет
На свете нет уж мне веселья...
Святыни миром осеня,
Пусть примет сумрачная келья,
Как гроб, заранее меня...»
II
И в монастырь уединенный
Ее ррдные отвезли,
И власяницею смиренной
Грудь молодую облекли.
Но и в монашеской одежде,
Как под узорною парчой,
Всё беззаконною мечтой
В ней сердце билося как прежде.
Пред алтарем, при блеске свеч,
В часы торжественного пенья,
Знакомая,
Ей
часто
Под
среди
моленья,
речь.
сумрачного храма
слышалася
сводом
Знакомый образ иногда
Скользил без звука и следа
В тумане легком фимиама;
Сиял он тихо, как звезда;
Манил и звал он... но куда?..
.
III
В прохладе меж двумя холмами
Таился монастырь^ святой.
Чинар и тополей рядами
Он окружен был
и порой,
—
Когда
в ущельи,
мелькала, в окнах кельи,
Лампада грешницы младой.
Кругом, в тени дерев миндальных,
Где ряд стоит крестов печальных,
Сквозь
ложилась
ночь
них
Безмолвных сторожей гробниц,
Спевались хоры легких птиц.
По камням прыгали, шумели
Ключи студеною волной,
И под нависшею скалой,
Сливаясь дружески в ущельи,
Катились дальше, меж кустов,
Покрытых
инеем
цветов.
IV
На север видны были горы.
авроры,
При блеске утренней
Когда синеющий
дымок
Курится в глубине долины,
И, обращаясь на росток,
Зовут к молитве муэззины,
И звучный колокола глас
Дрожит, обитель пробуждая;
В торжественный и мирный ічас,
Когда грузинка молодая
С кувшином длинным за водой
С горы спускается крутой,
Вершины
снеговой
цепи
Светло-лиловою стеной
На чистом небе рисовались,
И в час заката одевались
Они румяной пеленой;
И между них, прорезав тучи,
Стоял, всех выше головой,
Казбек, Кавказа царь могучий,
В чалме и ризе парчевой.
V
Но, полно думою преступной,
Тамары сердце недоступно
Восторгам чистым.
Перед ней
Весь мир одет угрюмой теныю;
—
И всё ей в нём предлог мученью
И утра луч и мрак ночей.
Бывало только ночи сонной
—
Прохлада землю обоймет,
Перед божественной иконой
Она в безумье упадет
И плачет;
Ее тяжелое
—
>и
в
ночном
молчанье
рыданье
Тревожит путника вниманье;
И мыслит он: «То горный дух
Прикованный в пещере стонет!»
И чуткий напрягая слух,
Коня измученного гонит...
141
VI
Тоской
Тамара
Сидит
трепетом
и
полна,
часто у окна
раздумья
в
одиноком.
И смотрит вдаль прилежным оком,
И целый день вздыхая, ждет...
Ей кто-то шепчет: он придет! 1
'
Недаром
Недаром
сны
он
С глазами
И чудной
Уж
много
ласкали,
ее
являлся
полными
печали
нежностью
дней
ей,
речей.
томится,
почему;
она
Сама не зная
Святым захочет ли молиться
А сердце молится ему;
Утомлена борьбой всегдашной,
Склонится ли на ложе сна:
—
Подушка
жжет, ей душно, страшно,'
И вся, вскочив, дрожит она;
Пылают грудь ее и плечи,
Нет сил дышать, туман в очах,
Объятья жадно ищут встречи,
Лобзанья тают на устах...
VII
Вечерней
Уж
мглы
покров
Грузии
холмы
воздушный
одел.
Привычке сладостной послушный,
В обитель Демон прилетел.
Но долго, долго он не смея
Святыню мирного приюта
И была минута,
Нарушить.
Когда
—
казался
он
готов
Оставить умысел жестокой.
Задумчив у
Он бродит:
стены
от его
высокой
шагов
Без ветра лист в тени трепещет.
Он поднял взор: ее окно
Озарено лампадой блещет;
Кого-то ждет она давно!
И вот средь общего молчанья
Чингара
'
стройное бряцанье
И звуки песни раздались;
И звуки те лились, лились
Как слезы, мерно друг за другом;
И эта песнь была нежна,
'■
Как будто для земли она
Была на небе сложена!
Не ангел ли с забытым другом
Вновь повидаться захотел,
Сюда украдкою слетел,
И о былом ему пропел,
Чтоб усладить его мученье?..
Тоску любви, ее
Постигнул Демон
волненье
в первый раз;
Он хочет в страхе удалиться...
Его крыло не шевелится!
И чудо! из померкших глаз
Слеза тяжелая катится...
Поныне возле кельи той
Насквозь прожженный виден камень,
Слезою жаркою как пламень,
Не человеческой слезой!..
VIII
И входит он, любить готовый,
С душой
И
мыслит
открытой
для
добра,
он, что жизни новой
Пришла желанная пора.
Неясный трепет ожиданья,
Страх неизвестности немой,
Как будто в первое свиданье
Спознались с гордою душой.
То было злое предвещанье!
.
Он входит, смотрит
перед ним
Посланник рая, херувим,
Хранитель грешницы прекрасной
Стоит с блистающим челом,
И от врага с улыбкой ясной
Приосенил ее крылом;
И луч божественного света
Вдруг ослепил нечистый взор4
И вместо сладкого привета
Раздался тягостный укор:
—
1
Ч
и н г а
р
—
род
гитары.
—
Примеч. Лермонтова.
143
IX
«Дух беспокойный, дух порочный,
Кто звал тебя во тьме 'полночной?
Твоих поклонников здесь нет,
Зло не дышало здесь поныне;
К моей любви, к моей •святыне
Не иролагай преступный след.
Кто звал тебя?
»
—
Ему
Злой дух
Зарделся
И
вновь
ответ
в
коварно усмехнулся;
ревностию взгляд;
в душе
его проснулся
Старинной
яд.
ненависти
«Она моя!
сказал он грозно.
Оставь ее, она моя!
Явился ты, защитник, поздно,
—
—
И ей, как мне, ты не судья.
На сердце полное гордыни
Я наложил печать мою:
Здесь больше нет твоей святыни,
Здесь я владею и люблю!
»
—
И ангел грустными очами
На жертву бедную взглянул,
И медленно, взмахнув крылами,
В эфире неба потонул.
X
Тамара
01
Тебя
Чего
ты? речь
кто
послал
ты
мне
опасна!
твоя
ад
иль
рай?
хочешь?..
Демон
прекрасна!
Ты
Тамара
Но молви,
кто
ты?
Демон
Я тот, которому
отвечай...
внимала
Ты в полуночной тишине,
Чья мысль душе твоей шептала,
Чью грусть
ты
смутно
Чей образ видела
во
отгадала,
сне.
тот, чей взор надежду губит;
тот, кого никто не любит;
бич рабов моих земных,
царь познанья и свободы,
враг, небес, я зло природы,
И, видишь, я у ног твоих!
Тебе принес я в умиленье
Молитву тихую любви,
Земное первое мученье
И слезы первые мои.
Я
Я
Я
Я
Я
О! выслушай, из сожаленья!
Меня добру и небесам
Ты возвратить могла бы словом.
Твоей любви святым покровом
Одетый, я предстал бы там
Как новый ангел в блеске новом.
О! только выслушай, молю,
Я раб твой, я тебя люблю!
Лишь только я тебя увидел,
И тайно вдруг
возненавидел
Бессмертие и власть мою.
Я позавидовал невольно
Неполной радости земной;
.
Не жить, как ты, мне стало больно,
И страшно
розно жить с тобой.
В бескровном сердце луч нежданный
Опять затеплился живей,
И грусть на дне старинной раны
Зашевелилася как змей.
Что, без тебя, мне эта вечность?
Моих владений бесконечность?
—
Не знаю!., полон жизни новой,
С моей преступной головы
Я гордо снял венец терновый;
Я всё былое бросил в прах:
Мой рай, мой ад в твоих очах.
Люблю тебя не здешней страстью,
Как іполюбить не можешь ты:
Всем упоением, всей властью
Бессмертной мысли и мечты.
В душе моей, с начала мира,
Твой образ был напёчатлён,
Передо мной носился он
В пустынях вечного эфира.
Давно тревожа мысль мою,
Мне имя сладкое звучало;
Во дни блаженства мне в раю
Одной тебя недоставало.
ОІ если б ты могла понять,
Какое горькое томленье,
Всю жизнь,
века без разделенья
И наслаждаться и страдать,
За зло похвал не ожидать,
Ни за добро вознагражденья;
Жить для себя, скучать собой
И этой вечною борьбой
Без торжества, без примиренья!
4
—
Всегда
жалеть
—
и
не
желать,
Всё знать, всё чувствовать, всё видеть,
Стараться всё возненавидеть
И всё на свете презирать!..
Лишь только божие проклятье
Исполнилось,
Природы
с
того
же
дня
жаркие объятья
Навек остыли для меня;
Синело предо мной пространство;
Я
видел
брачное
убранство
Светил знакомых мне давно...
Они текли в венцах из злата;
что же? прежнего собрата
Не узнавало ни одно.
Изгнанников себе подобных
Но
Я
звать в
отчаянии
стал,
Но слов и лиц и взоров злобных,
Увы! я сам не узнавал.
И в страхе я, взмахнув крылами,
Помчался
но куда? зачем?
Не знаю... прежними друзьями
Я был отвергнут; как Эдем
—
Мир
для
меня
стал
глух
и
нем.
По вольной прихоти теченья
Так поврежденная ладья
Без парусов и без руля
Плывёт,
.не
зная
назначенья;
порой
Отрывок тучи громовой,
В лазурной вышине чернея,
Один, нигде пристать не смея,
Так ранней утренней
Летит без цели и следа,
Бог весть откуда и куда!
И я людьми не долго правил,
Греху не долго их учил,
Всё благородное бесславил
И всё прекрасное хулил;
Не долго... пламень чистой веры
Легко навек я залил в них...
А стоили ль трудов моих
Одни глупцы да лицемеры?
■И скрылся я в ущельях гор;
И стал бродить как метеор
Во мраке полночи глубокой...
И мчался путник одинокой,
Обманут близким огоньком;
И в бездну падая с конем,
Напрасно
За
звал
—
и след
кровавый
крутизне...
Но злобы мрачные забавы
Не долго нравилися мне!
В борьбе с могучим ураганом,
Как часто, подымая прах,
Одетый молньей и туманом,
Я шумно мчался в облаках,
Чтобы в толпе стихий мятежной
Сердечный ропот заглушить,
Спастись от дуйы неизбежной
ним
вился
по
И незабвенное забыть!
Что
повесть тягостных
лишений,
Трудов и бед толпы .людской
Грядущих, прошлых поколений,
Перед минутою одной
Моих непризнанных мучений?
Что люди?
что их жизнь и труд?
Они пришли, они пройдут...
Надежда есть
.ждет правый суд:
Простить он может, хоть осудит!
—
—
Моя ж печаль .бессменно тут
И ей конца, как мне, не будет;
И не вздремнуть в могиле ей!
Она то ластится как змей,
То жжет л плещет будто пламень,
.То давит мысль мою как камень
Надежд погибших и страстей
—
Несокрушимый мавзолеи!..
Тамара
Зачем мне знать твои печали,
Зачем ты жалуешься мне?
Ты согрешил...
Демон
Против тебя ли?
Тамара
Нас могут слышать!..
Демон
Мы одне.
Тамара
А бог!
Демон
На
нас не кинет взгляда:
небом, не землей!
Тамара
А наказанье; муки ада?
Демон
Так что ж? ты будешь там
Тамара
Он
занят
,
со
мной!
Кто б ни был ты, мой друг случайный,
Покой навеки погубя,
Невольно я с отрадой тайной,
Страдалец, слушаю тебя.
Но если речь твоя лукава,
Но если ты, обман тая...
148
О! пощади.
На
—
душа
что
Ужели небу
Какая слава!
тебе моя!
я
дороже
Всех, не замеченных тобой?
Они, увыі прекрасны тоже;
Как здесь, их девственное ложе
Не смято смертною рукой...
Нет! дай мне клятву роковую...
Скажи,
ты видишь:
я тоскую;
Ты видишь женские мечты!
Невольно страх в душе ласкаешь...
Но ты всё понял, ты всё знаешь,
И сжалишься, конечно, ты!
Клянися мне.., от злых стяжаний
Отречься ныне дай обет.
Ужель ни клятв, ни обещаний
Ненарушимых больше нет?..
—
Демон
Клянусь я первым днем творенья,
Клянусь его последним днем,
Клянусь позором преступленья
И вечной
Твоею первою слезой,
Незлобных уст твоих дыханьем,
Волною шелковых кудрей;
Клянусь блаженством и страданьем,
Клянусь любовию моей,
Я отрекся от старой мести,
Я отрекся от гордых дум;
Отныне яд коварной лести
Ничей уж не встревожит ум;
Хочу я с небом примириться,
—
Я на челе тебя достойном
Следы небесного огня;
И мир
в неведеньи спокойном
доцветает без меня!
О! верь мне: я один поныне
Тебя постиг и оценил:
Пусть
Избрав тебя моей святыней,
Я власть у ног твоих сложил.
Твоей любви я жду как дара,
И вечность дам тебе за миг;
В любви как в злобе, верь, Тамара,
Я
неизменен
и
велик.
Тебя я, вольный
сын
эфира,
Возьму в надзвездные края;
И будешь ты царицей мира,
Подруга первая моя;
Без сожаленья, без участья
Смотреть на землю станешь ты,
Где нет ни истинного счастья,
Ни долговечной
красоты,
Где преступленья' дишь да казни,
Где страсти мелкой только жить;
Где не умеют без боязни
Ни ненавидеть, ни любить.
Иль ты не знаешь, что такое
Людей минутная любовь?
Волненье крови молодое.—
Но дни бегут, и стынет кровь!
Кто устоит против разлуки,
Соблазна новой красоты,
Против усталости и скуки,
И своенравия мечты?
Нет! не тебе, моей подруге,
Узнай, назначено судьбой
Увянуть молча в тесном круге
Ревнивой грубости рабой,
Средь малодушных и холодных,
Друзей притворных и врагов;
Боязней и надежд бесплодных,
Пустых и тягостных трудов!
■
,
Печально
150
за
стеной высокой
'
Рисунок М. Врубеля,
Ты
не
угаснешь
Среди молитв,
От#божества и
без страстей,
равно далёко
людей.
от
О нет! прекрасное созданье,
К иному ты присуждена;
Тебя иное ждет страданье,
Иных восторгов глубина;
Оставь же прежние желанья
И жалкий свет его судьбе:
-
Пучину
гордого
Взамен открою
Толпу
духов
Я приведу к
познанья
я
тебе.
служебных
моих
і
стопам;
твоим
Прислужниц легких и волшебных
Тебе, красавица, я дам; I
И. для тебя
с
звезды восточной
Сорву венец я золотой;
Возьму с цветов росы полночной;
.
Его усыплю той росой;
Лучом румяного заката
Твой стан как лентой обовью;
.
Я полечу за облака,
Я дам тебе всё, всё
Люби меня!..
морское,
земное
—
XI
И он слегка
Коснулся жаркими устами
Ее трепещущим губам;
Соблазна полными речами
Он отвечал ее мольбам.
Могучий взор смотрел ей в очи.
Он жег ее.
Во мраке ночи
Над нею прямо он сверкал
—
Неотразимый
как кинжал.
Увы! злой дух торжествовал!
Смертельный яд его лобзанья
Мгновенно в грудь ее проник.
Мучительный,
ужасный крик
Ночное возмутил молчанье.
В нем было всё: любовь, страданье,
Упрек
.с
последнею
И безнадежное
Прощанье
с
мольбой,
прощанье
жизнью
—
молодой.
XII
В то івремя сторож полуночный,
Один вокруг стены крутой
Свершая тихо путь урочный,
Бродил с чугунною доской,
И возле кельи девы юной
Он шаг свой мерный укротил,
И руку над доской чугунной,
Смутясь душой,
И
сквозь
остановил.
окрестное
молчанье,
Ему казалось, слышал он
Двух уст согласное лобзанье,
Минутный крик и слабый стон.
И
нечестивое
Проникло
сомненье
сердце старика...
Но пронеслось еще мгновенье,
И стихло всё; издалека
Лишь дуновенье ветерка
Роптанье листьев приносило,
Да с темным берегом уныло
Шепталась горная река.
Канон угодника святого
Спешит он в страхе прочитать,
Чтоб наважденье духа злого
От грешной мысли отогнать;
Крестит дрожащими перстами
Мечтой взволнованную грудь,
И молча скорыми шагами
Обычный продолжает путь.
в
.
XIII
Как пери спящая мила
Она в гробу своем лежала,
Белей и чище покрывала
Был томный цвет ее чела.
Навек опущены ресницы...
Но кто б, о небо! не сказал,
Что взор под ними лишь дремал
И, чудный,
только
ожидал
Иль поцелуя, иль денницы?
Но бесполезно луч дневной
Скользил по ним струей златой,
Напрасно
их
немой
в
печали
Уста родные целовали...
Нет! смерти вечную печать
Ничто не в силах уж сорвать!
XIV
Ни разу не был р дни веселья
Так разноцветен и богат
Тамары праздничный наряд.
Цветы родимого ущелья
(Так древний требует обряд)
Над
И,
нею льют
свой аромат
мертвою рукою,
Как бы прощаются с землею!
И ничего в ее лице
Не намекало о конце
В пылу страстей и упоенья;
И были все ее черты
Исполнены той красоты,
Как мрамор, чуждой выраженья,
Лишенной чувства и ума,
Таинственной как смерть сама.
Улыбка странная застыла
Мелькнувши 'по ее устам. ,
О многом грустном говорила
Она внимательным глазам:
В ней было хладное презренье
Души готовой отцвести,
сжаты
Последней
мысли
выраженье,
Земле беззвучное прости.
Напрасный отблеск жизни прежней,
Она была еще мертвей,
Еще
для
сердца
безнадежней
Навек угаснувших очей.
Так в час торжественный заката,
Когда, растаяв
в
море злата,
дня,
Уж скрылась колесница
Снега Кавказа,
на мгновенье
Отлив румяный сохрани,
Сияют в темном отдаленье.
Но этот луч полуживой
В пустыне отблеска не встретит;
И путь ничей он не осветит
С своей вершины ледяной!..
XV
Толпой соседи и родные
Уж собрались в печальный
путь.
седые,
Безмолвно поражая в грудь,
В последний раз Гудал садится
На белогривого коня,
И поезд тронулся.
Три дня,
Три ночи путь их будет длиться:
Меж старых дедовскихкостей і
Приют покойный вырыт ей.
Один из праотцев Гудала,
Грабитель странников и сёл, .
Когда болезнь его сковала,
И час раскаянья пришел,
Грехов минувших в искупленье
Терзая
локоны
—
Построить церковь обещал
На
вышине
Где
только
Куда
лишь
И скоро
гранитных
скал,
пенье,
слышно
вьюги
коршун залетал.
меж
снегов
Казбека
Поднялся одинокий храм,-,
И кости злого человека
Вновь успокоилися там;
И превратилася в кладбище
Скала .родная облакам:
Как будто ближе к небесам,
Теплей посмертное жилище?..
Как будто дальше от людей
Последний сон не возмутится...
і
.
Напрасно! мертвым
Ни грусть,
ни
не приснится
радость прошлых дней...
XVI
В пространстве
синего
эфира
Один
из
ангелов
Летел
на
крыльях золотых,
святых
155
И душу грешную от мира
Он нёс в объятиях своих.
И сладкой речью упованья
Ее сомненья разгонял,
И след проступка и страданья
С нее слезами он смывал.
Издалека уж звуки рая
К ним доносилися
как вдруг,
Свободный путь пересекая,
Взвился из бездны адский дух.
Он был могущ как вихорь шумный,
Блистал как молнии струя,
И гордо в дерзости безумной
Он говорит: «Она моя!»
—
—
—
К груди хранительной прижалась,
Молитвой ужас заглуша,
Тамары грешная душа.
Судьба грядущего решалась,
Пред нею снова он стоял,
Но, боже!
кто б его узнал?
—
Каким смотрел он злобным взглядом,
Как полон был смертельным ядом
Вражды, не знающей конца,
И веяло могильным хладом
От неподвижного лица.
«Исчезни, мрачный
дух
Посланник
сомненья!
неба отвечал:
Довольно ты торжествовал;
Но час суда теперь настал,
И благо божие решенье!
Дни
испытания
—
прошли;
С одеждой бренною земли
Оковы зла с нее ниспали.
Узнай! давно ее мы ждали!
Ее душа была из тех,
Которых
жизнь
Невыносимого
одно мгновенье
мученья,
Недосягаемых утех:
Творец іиз лучшего эфира
Соткал живые струны их,
Они не созданы для мира,
И мир был создан не для них!
—
«Кавказский
вид». С картины
Лермонтова.
Ценой жестокой искупила
Она сомнения свои...
Она страдала и любила
И рай открылся для любви !>
—
И ангел строгими очами
На искусителя взглянул
И, радостно взмахнув крылами,
В сияньи неба потонул.
И проклял Демон побежденный
Мечты безумные свои,
И вновь остался он, надменный,
Один, как прежде, во вселенной
Без упованья и любви!..
На
склоне
каменной горы
Над Койшаурскою долиной
Еще стоят до сей поры
Зубцы развалины старинной.
Рассказов, страшных для детей,
157
О них еще преданья полны...
Как призрак, памятник безмолвный,
Свидетель тех волшебных дней.
Между деревьями чернеет.
Внизу рассыпался аул,
Земля цветет и зеленеет;
И голосов нестройный гул
Теряется,
и караваны
-
—
Идут звеня издалека,
И, низвергаясь сквозь туманы,
Блестит и
И жизнью
река.
молодою,
пенится
вечно
Прохладой, солнцем и весною
Природа тешится шутя,
Как беззаботная дитя.
замок, отслуживший
Когда-то в очередь свою;
Как бедный старец, .переживший
Но грустен
Друзей
милую семью.
луны восхода
Его незримые жильцы:
Тогда им праздник и свобода;
И
и
только ждут
Жужжат, бегут
Седой паук,
во
все
концы.
отшельник
Прядет сетей
своих
,
новый,
основы;
Зеленых ящериц семья
На кровле весело играет;
И осторожная змея
Из темной щели выползает
На плиту старого крыльца;
То вдруг совьется в три кольца,
То ляжет длинной полосою,
И
блещет,
Забытый
в
как
булатный
поле
давних
меч,
сеч,
Ненужный падшему герою!..
Всё дико;
Минувших
Прилежно,
нет
нигде следов
.
рука веков
долго их сметала,
лет:
И не напомнит ничего
О славном имени Гудала,
О милой дочери его!
крутой вершине,
их землей,
Хранима івластию святой,
Но церковь,
Где
•Видна
меж
И у ворот
На страже
Плащами
И
на
взяты кости
на
Льды
туч
ее
еще поныне.
стоят
черные
снежными
груди
граниты,
покрыты;
их вместо
вековечные
лат
горят.
>
Обвалов сонные громады
С уступов, будто водопады,
Морозом схваченные вдруг,
Висят нахмурившись вокруг.
И там метель дозором ходит,
Сдувая пыль .со стен седых,
То песню долгую заводит,
То окликает часовых;
Услыша вести в отдаленье
О чудном храме, в той стране,
С востока облака одне
Спешат толпой на поклоненье;
Но над семьей могильных плит
Давно никто уж не грустит.
Скала угрюмого Казбека
Добычу жадно сторожит,
И вечный ропот человека
Их вечный мир не возмутит.
1841
КОММЕНТАРИИ
СТИХИ
1829
Стр.
Б
БАЛЛАДА
(«Над морем красавица-дева
Это стихотворение
ло
■
пятнадцать
всего
Шиллера
было
сидит...»)
Лермонтовым,
написано
когда
бы-
ему
лет.
баллада «водолаз» («Бег
ТаисЬег»), в которой рассказана старинная легенда. Паж по предложению короля
спускается в морскую пучину и достает со дна брошенный королем
кубок; вернувшись, он рассказывает про ужасы, которые видел на дне. Тогда король предлагает
ему спуститься
вторично,
обещая не только подарить кубок и перстень с алмазом, но и выУ
дать
есть
дочь.
него свою
кидается в
за
обратно не возвращается.
«Балладу» под впечатлением этой
у Лермонтова юношу посылает в морскую
пучину не король, а любимая женщина, требующая,
чтобы он
доказал
ей, рискуя жизнью, свою любовь. Баллада Лермонтова
написана
очень
сжато,
фабула почти конспектирована, стихотвоПаж
волны,
но
Лермонтов написал
баллады Шиллера. Но
свою
рение
«Водолаза».
впятеро
короче
Близки
концы
обеих
турецкой кампанией,
начав-
только
баллад.
Стр.
в
|
ВОЙНА
'
Стихотворение
шейся
Стр.
написано
в
связи
с
1829 году.
в
6
ПЕРЧАТКА. (ИЗ ШИЛЛЕРА)
Неполный
монтов
юности
Лермонтова
после
Отр.
в
перевод
баллады Шиллера
увлекался
ЖАЛОБЫ
в
песни
которой
описывает
160
два
Лергода
9
Первая
ной
(«Пег Напсівегшп»);
Шиллером. Через
эту балладу перевел Жуковский.
сильно
ТУРКА
строка этого стихотворения похожа на начало известГете:
«Ты знаешь ли тот край, где цветут лимоны»,
Гёте .воспевает Италию. Лермонтов в «Жалобах турка»
мрачный край:
это,
конечно,
не
Турция,
как
можно
по-
думать по заглавию, а Россия. Такая замена
частый
ней литературе
прием борьбы с цензурой. Лермонтов
здесь Россию при Николае I, в годы, последовавшие за
в
—
тогдаш-
описывает
разгромом
(1825).
декабристов
1830
Стр. 10
КАВКАЗ
Кавказ
рез
1825
все
—
его
году.
одна'
любимых
из
творчество.
Природа
Лермонтова,
тем
Впервые
Кавказа
он
и
проходящая чеувидел Кавказ мальчиком, в
горцев произвели на него
жизнь
впечатление. Лермонтов вспоминает о виденном на Кавкаодном из
первых же своих
стихотворений («Черкешенка»
сильное
зе
в
1829 год):
г
Я видел
вас:
холмы
и
нивы,
Разнообразных гор кусты,
Природы дикой красоты,
Степей глухих народ счастливый
И нравы тихой простоты I
Воспоминаниям
Стр. 12
о
Кавказе
посвящено
и
это
стихотворение.
і
'
НИЩИЙ
В
ранней
Сушкова
юности
была
старше
Лермонтов был влюблен в Е. А. Сушкову.
Лермонтова и относилась к «ему, как ^
мальчику. Лермонтов очень страдал
и писал
Сушковой стихи, в
которых говорил о своей любви.
В августе 11830 года компания молодежи отправилась из Середникова в Москву с тем, чтобы пойти пешком в Троице-Сергиевскую лавру. В этой прогулке приняли участие Сушкова и Лермонтов. Описывая эту прогулку, Сушкова рассказывает,
как Лермонтов писал ей стихотворение
«Нищий»:
. В 1830—1831 годах Лермонтов переработал свои первоначальные наброски и написал поэму до конца.
В этой редакции поэмы видно сильное влияние Байрона («Каин»,
«Небо и земля»):
она
имеет
отвлеченно-философский характер,
место
действия
еще
совершенно
неопределенно
(море, скалы).
Затем Лермонтов опять переработал поэму, но общий ее характер
остался
тот
же.
Наконец, в 1838 году, после ссылки на Кавказ,
Лермонтов совершенно переделал поэму, придав ей кавказский
колорит и превратив неведомую монахиню, не имевшую прежде
даже
имени, в грузинскую княжну Тамару. В 1840 и 1841 годах
поэма подвергалась
еще
некоторой переработке.
После смерти Лермонтова издатель «Отечественных
записок»
(журнал, в котором Лермонтов печатал свои произведения) А. А.
Краевский іхотел напечатать
поэму,
но
цензура запретила ее«Демон» появился впервые в печати только в 1856 году, и то за
границей; до этого времени поэма ходила по рукам в списках,
иногда
искаженных.
очень
Тема
демонизма проходит через
юношеских его произведениях эта
В
романтических
сится
и
образах мстителей и
замысел
«Демона». Позже
трактовки
11839)
он
В
незаконченной
признается:
темы.
сам
Лермонтова.
все
творчество
тема
воплощается
злодеев.
К
Лермонтов
поэме
этой
мрачных
в
эпохе
отошел
«Сказка
отно-
такой
от
для
детей»
Кипя
огнем и силой юных лет,
Я прежде пел про демона инова:
То был безумный, страстный, детский
Бог знает где заветная тетрадка?
бред.
И дальше:
Мой юный ум, бывало, возмущал
Могучий образ.
Меж иных видений,
Как царь, немой и гордый, он сиял
Такой волшебно-сладкой красотою,
Что было страшно... и душа тоскою
Сжималася
и этот
дикий бред
Преследовал мой разум много лет...
Но я, расставшись
с прочими мечтами,
И от него отделался
стихами.
—
—
—
Об
этом
же
отходе
от
своих
юношеских
тем
и
образов
Лер-
говорит в стихотворении, написанном в 1841 году в альбом С. Н. Карамзиной («Любил и я в былые годы...»). В этом смысле
поэма
«Демон»,
принявшая
свой
окончательный
вид
в
1838 году (позднее вносились
только
стилистические
поправки),
представляет собою завершение и итог юношеского периода.
монтов
СОДЕРЖАНИЕ
СТИХИ
(«Над морем красаввда-дева
1829 Баллада
Война
сидит...>)
.
.
..................
Перчатка
................
-Жалобы
1830 Кавказ
Баллада
Нищий
..............
9
—
.................
10
(«В избушке
11
порою...»)
позднею
...
.
..................
К*»* («Не думай, чтоб я был
1831 1831-го июня 11 дня
Желание («Зачем я не птица,
достоин
сожаленья...»)
...........
(Воля)
.
Ангел
_
-.
судьба
(«О,
«Ужасная
«Нет,
.
***
я
не
я
отца
Два
цепи синих
Байрон,
я
жить
великана
«Примите
Парус
и
полно
хочу! хочу
«Приветствую
тебя,
«Я
не
ворон степной...»)
..........
Г
сына...»
гор...»
развраті..»)
.
другой...»
................
дивное
посланье...»
........
.................
1833
—
1834 «На
серебряные
«Посреди небесных
Юнкерская молитва
шпоры...»
тел...»
28
.......
славян...»
27
—
29
........
воинственных
23
24
—
.
.........
печали...»
13
22
...
.......
извинять
12
—
..................
1830—1831 К
1832 «Люблю
6
—
................
турка
Эпиграммы
5
.
30
—
31
—
.......
32
.........
33
............
—
1836
Умирающий
гладиатор
Русалка
Еврейская мелодия
1837 Бородино
'.
Смерть поэта
34
...........
35
36
................
.............
...............—
40
...............
Ветка Палестины
Узник
43
..................
«Когда
волнуется
смейся
Три
голос
пророческой
твой...»
.....
тоскою...»
—
46
.
.
..........
—
47
...............—
,
.
48
.................
пальмы
А.
Памяти
И.
Одоевского
Мусиной-Пушкиной]
К.
Казачья
Соседка
50
51
...............
1840 «Как часто, пестрою
И скушно, и грустно
[М. А. Щербатовой]
толпою
........
.
.........
окружен...»
....
............
............
колыбельная
песня
........
...............
.
Журналист, читатель
Воздушный корабль
54
—
55
56
58
59
60
65
.................
67
Отчего
Благодарность
Из
—
.................
Дума
Поэт
.....
боязнью...»
с
моей
над
ли
Кинжал
[Э.
будущность
на
«Слышу
1839
нива...»
................
«Гляжу
1838
желтеющая
45
Молитва
«Не
42
.............
Гёте
и
писатель
.......
............
.............. —
68
................
Тучи
«Прощай,
69
..................
немытая Россия...»
«Я к вам пишу: случайно! право...»
1841 Родина
(В альбом С. Н. Карамзиной]
.........
......
—
—
76
.................
.......
.
«На севере диком
стоит
одиноко;..»
......
77
78
Утес
..................
—
Опор
..................
79
Свиданье
Сон
82
................
84
85
..................
«Дубовый листок оторвался от
«Выхожу один я на дорогу...»
Морская царевна
ветки
родимой...»
.
.........
.............
Пророк
86
87
88
.................
поэмы
Песня
царя
про
опричника
Беглец
Мцыри
Демон
и
Ивана
Васильевича,
молодого
Калашникова
удалого купца
...
89
................
104
.................
108
.................
128
Комментарии
...............
160
,
ДЛЯ
НЕПОЛНОЙ СРЕДНЕЙ И
СРЕДНЕЙ
ШКОЛЫ
Ответста. редактор И. Воробьева,
Подписано к печати 18/ѴИ 1942 г.
1 IV»
печ.
я.
(9,75 уч.-изд. л.).
36901 зи. в печ. л. Тираж 50 000 экз.
Л75147. Заказ М 2154.
Цена 2 р. 60 к.
Фабрика детской книги Деггиза
Нарксмпроса
РСФСР.
Москва,
Сущевская вал, 49.
