©Наталья Баклина
ПРИВОРОТ
– И что мне с тобой, убогим, делать?
Убогий сделал лицо «Всё, что хочешь!»
У него оно вообще было очень выразительным, это лицо. И даже красивым. Мийка иногда даже заглядывалась и удивлялась, как в одном человеке сочетаются такая красота и такое высокомерие. Но сейчас эти глаза напротив с восторженным обожанием во взгляде бесили её неимоверно.
Она понимала, что винить некого, даже Богов Всевышних, которые по-своему распорядились всей её хитрой комбинацией. Богам точно некогда снисходить до чьей-то там практической работы по зельям и противоядиям. Сама она всё накрутила и виновата сама. Но этот Бертран, заноза её жизни, встрявший так не вовремя, отвлекал от самокопаний и злил, злил, злил.
– Да Тёмный Хох! Не хватало ещё ногу подвернуть! – вернул её в реальность корень ползучего ясеня, нахально перепахавший тропинку. Что-то она от злости вообще потеряла контакт с лесом!
– Солнышко, я тут! Давай, понесу тебя на руках? – метнулся к ней предмет её злости. И даже руки трепетные протянул, готовый подхватить.
– Да отстань от меня, придурок! – завопила Мийка. И, наконец, разрыдалась.
Что делать, что делать, что делать? Что делать с этой дурацкой ситуацией, в которую она себя загнала своими собственными руками?
– Миечка, Миечка, ты что? Тебе больно? Ножку ушибла? Сердце моё скажи, что случилось? Я всё для тебя сделаю, я жизнь для тебя положу! – засуетился вокруг неё Бертран.
– Лучше место для привала найди, я устала. И подумать надо, – всхлипнула Мийка. Сколько он ещё таким пробудет? Три дня? Надо приспособиться и перетерпеть.
***
Ещё вчера, да что там, – ещё сегодня утром идея с приворотным зельем казалась классной и безопасной. Три капли в питьё княжича Михая, час его симпатии и интереса, затем Мийка поджигает стебелёк пробудись-травы, и очарованность княжича тут же проходит.
Нормальная практическая работа: приворотное зелье, испытание в полевых условиях с соблюдением техники безопасности для испытателя и испытуемого. И до стадии приёма зелья собственно испытуемым всё шло прекрасно. Она продумала рецепт приворота: никакой страсти, вот ещё! Только романтика! За образец романтики взяла мечты о прекрасном принце у своей подружки Линки…
Линка по части романтики была просто экспертом: когда и как Он должен вздыхать, брать за руку, петь серенаду, вставать на колено, носить на руках, клясться в вечной любви. В какой последовательности бросать к ногам дамы своего сердца себя, свою жизнь и весь мир в придачу, – Линку на этот счёт подробно просветили любовные романы, она читала их пачками. А потом после каждого вздыхала: бывает же такая невероятная любовь!
Вот Мийка и подхватила, видимо Линкины мечтательные флюиды, раз задумала сделать романтическое приворотное зелье для княжича Михая… Рецепт продумала, составила и описала. В слабой концентрации испытала на соседе Марике – он как раз очень кстати забежал к ним в комнату выпросить записи по травам и чаю попить. Марик согласился побыть испытуемым, честно минут десять говорил Мийке, что она невероятная красотка и пытался сложить в её честь сонет. После запаха пробудись-травы долго ржал над теми строчками, что успел нацарапать на клочке бересты и вместе с Мийкой сожалел, что испытание на коллеге-студенте не засчитывается. Потому что на нём эффект от её зелья проявился просто идеально: разгильдяй Марик был абсолютно не романтическим, стихи никогда не сочинял, ни под чьими окнами не вздыхал. И вообще встречался с подавальщицей Марийкой из таверны у ворот, которая его кормила и опекала без стихов и серенад.
Но стоило Мийке устроить всё всерьёз, как вмешался этот Бертран, Хох его возьми! Лучший друг княжича Михая, надменный и презрительный тип.
***
Бертран всегда смотрел на Мийку так, что в его холодном взгляде и чуть брезгливом изгибе губ она чётко считывала насмешку и лёгкое презрение «А что тут делает это недоразумение»? Отчего напрягалась, злилась и начинала язвить. Это ещё надо разобраться, кто из них недоразумение! И вообще, она дружна с княжичем, а не с этим задавакой!
С Михаем Мийка познакомилась семь лет назад. Ей было одиннадцать, юному княжичу – двенадцать. Его привезли к ним в лесной дом, чтобы княжич восстановился после долгой болезни. Он где-то подхватил лёгочную гниль, целитель из терема её сразу не распознал, лечил как простую простуду. И когда позвали старую Берту, Мийкину бабушку, княжич уже болел тяжело и всерьёз. Бабушка Берта его своими травками выходила, беду отвела. Но чтобы парень совсем окреп и даже следа хвори в нём не осталось, нужно было ещё сорок дней поить его настоями из трав, которые полагалось сорвать и заварить сразу же. Заварить и тут же выпить, иначе они свои свойства теряли. Вот и привезли Михая к ним в лесной домик, к травам поближе.
Мийка очень чётко помнила, как это было. Она как раз бегала за земляникой в рощу за пригорком, вернулась – туесок с верхом. Вошла в дом, а там у стола – бледный носатый мальчишка, а рядом – дядька Грид. Имя его Мийка после узнала, а тогда – просто дядька в возрасте. Коренастый, крепкий, с живым ироничным лицом, судя по кожаному доспеху – воин. И бабушка ставит перед ними кружки с взваром, угощает.
– Вот, Михай, и подружка по играм тебе нашлась, – сказал тогда дядька, одобрительно оглядев туесок с земляникой. – Покажет тебе здешние ягодные места. А я посмотрю, как тут с охотой!
– Тут нельзя охотиться, господин Грид – сказала тогда бабушка Берта, пересыпая землянику в глубокую миску и ставя миску гостям на стол. – Место от крови заговоренное.
– Как это? – удивился дядька.
– Сила древняя тут разлита – пожала плечами бабушка. – Если кто недоброе задумал, даже просто оленя подстрелить или птицу какую, его просто вышвырнет из окрестного леса.
– А куда вышвырнет? – заинтересовался дядька Грид.
– Да куда подальше. Знаю охотников, кого аж за Ветлянку забрасывало, в дальний бор. Три дня потом домой добирались.
– А травы, значит, можно рвать? И вон, ягоды? А рыбу ловить можно? – вмешался в разговор мальчишка.
– Можно! – кивнула бабушка. – Если без жадности, злости и с лёгким сердцем. Если точно на пользу берёшь, а не зря чужую силу тратишь, то и дичи можно взять себе на еду. А вот если недоброе на сердце, – травы и ягодники тебе просто не откроются.
«А ещё, если попросить, Древняя Сила Изначальная может снять любые чары» – мысленно добавила Мийка. Но вслух говорить не стала – это их с бабушкой знахарский секрет, кому попало секреты не выбалтывают. Даже таким вот носатым княжичам с вдруг загоревшимся взглядом.
– А ты мне покажешь, где тут на Ветлянке рыбные места? – спросил он, и Мийка кивнула.
– Я тебе и нору лисы покажу, с выводком. Только там нужно будет затаиться и долго сидеть, пока лисята выйдут.
Это было пять чудесных дней. Они с Михаем и дядькой Гридом обошли все окрестности, отметили все ягодники, все рыбные места и норы лисы и барсука. Мийка показала, где живут совы и где гнездятся соловьи. Показала травку, которая мигом снимает любую усталость, и травку, которая насылает сон. Они даже как-то костёр развели и пекли корни лопуха – Михаю понравилось.
Михаю все понравилось: и ходить по звонкому лесу, и передразнивать птиц, и таиться по кустам, наблюдая за зверьём. А вот дядьке Гриду это быстро надоело. Он сказал, что в таком безопасном месте, хранимом Древней Силой, ему, телохранителю, делать нечего. Тут, скорее, нужен товарищ по играм. Сказал, исчез, а через три дня в их домике появился Бертран.
Ему было четырнадцать, он сразу записал Мийку в малявки и начал отравлять ей жизнь. «Лисья нора с лисятами – развлечение для сопляков и девчонок», – заявлял Бертран, – «А воин и охотник будет искать волчье логово!» Волчьего логова поблизости не было, барсуки его тоже не впечатлили, и Бертран придумал игру в следопыта, куда «девчонок не берём, иди, ягодки свои собирай». Мийка тогда рассердилась и специально им следов наплела так, что следопыты заплутали и до ночи ходили по кругу, пока не вмешалась бабушка Берта и не сняла плетение.
Омут у берега Ветлянки, где резво клевали крупные караси, задиристый товарищ княжича Михая назвал мутной лужей с головастиками. Сказал, что настоящие добытчики на такую мелочь и не посмотрят. И что он обязательно поймает сома, да такого, чтобы в полтора своего роста! И надо было видеть его взгляд победителя, когда на крючок попалось что-то увесистое, вдвоём тянуть-не вытянуть! Вытянули всё-таки. И надо было видеть его глаза, когда увесистое оказалось мешком с мокрой шерстью. Видимо, Ветлянка где-то слизнула с берега, в омуте припрятала. А великие рыбаки – достали!
Ох и разозлился тогда Бертран! И почему-то на Мийку разозлился, хотя она была совсем не при чём. Разве что пожелала от души, чтобы мальчишки выловили что-нибудь полезное. А шерсть оказалась полезной и очень пригодилась: бабушка Берта её высушила, расчесала и спряла. А Мийка потом к зиме себе и ей носков навязала.
Прозрачный светлый березняк возле дома, где Мийка учила Михея узнавать по голосам птиц, Бертран решил использовать для борьбы и стрельбы. И даже не возражал, чтобы Мийка посмотрела его с Михеем разминку. Впрочем, как только Михей выбил у него меч, Бертран закричал, что это она виновата, отвлекает, и нечего тут глазеть и мешать настоящим мужским делам! Поэтому как мальчишки стреляли из лука, Мийка не видела. Зато слышала, как ворчала вечером бабушка Берта: эти умники в качестве мишеней решили использовать стволы берёз, и через пару метких попаданий их луки вдруг рассыпались в труху, стрелы просыпались на землю… и проросли новыми молодыми побегами. «И что это вы надумали, по живому из озорства стрелять! – ворчала бабушка Берта. – Вам что, сухостоя мало, что ли? Вот и вмешалась Сила-Берегинюшка, вас образумила. Скажите спасибо, тут оставила, за Ветлянку, в дебри и чащу, не зашвырнула!»
«Спасибо», – буркнул тогда Бертран, зыркнув при этом на Мийку. Как будто это она – Берегинюшка и вмешалась – она.
В общем, с появлением Бертрана жизнь в лесном домике перестала быть спокойной и размеренной. И сама Мийка перестала быть безмятежной – она просто не понимала, что в ней такого, что Бертран каждый раз кривит губы «Девчонка!» Ну, девчонка, и что с того? Ходить на дальние делянки за поспевшей сладкой малиной и приносить полные туески это ей не мешает. И княжич Михай малину с мёдом полюбил, ест с удовольствием. Но по ягоду с ней уже не ходит – с Бертраном на палках бьётся, упражняется в ловкости. Карасей приваживать и вылавливать на жарёху ей девчачий подол тоже не мешает. А караси в сметане получаются вкусными, румяными! Михай ест, да нахваливает. Бертран тоже ест, но как одолжение делает. А на омут после того улова с шерстью больше не ходит.
Слышать птиц, наблюдать за лисятами, распознавать травы и находить тропы «девчоночья» принадлежность Мийке не мешала абсолютно. И почему это вдруг стало поводом для Бертрана отодвигать её от княжича, Мийка решительно не понимала. На палках не может драться? Так ей и не надо. Не воевать же она готовится – исцелять. А дружить с Михаем ей нравилось: он так искренне радовался всему новому, что видел! И Мийке тоже было радостно делиться с ним всем, что у неё было в этом лесу: утренними зорями и туманами, птичьими песнями, свежей, в росе, малиной, диким мёдом, которым одаривали пчёлы, родниками с целебной водой.
Мийка бы и с Бертраном делилась, ей не жалко. Но тот презрительно кривился «девчонка!», и она закрывалась в ответ.
Она даже у бабушки Берты спросила, почему так. Почему с княжичем она подружилась, а Бертран её не принимает, как будто она – лишняя. «Сложно мальчику, ревнует», – непонятно ответила бабушка. – «Пусть они дружат себе, им нужно, Бертран ему всю жизнь верным будет. А ты не обижайся – у них своя жизнь и своя ноша. Помогли мы с тобой Михаю – вот и ладно. Видишь, как выправляется паренёк? Уедет, и всё будет у нас по-прежнему».
А Михай и вправду к последней неделе жизни в лесном доме окреп, подрос и уже мало напоминал бледного носатого мальчишку, которого увидела Мийка месяц назад. И когда к сороковому дню за мальчишками приехал дядька Грид, он так и сказал бабушке Берте: «Чудеса! Оставлял птенца, забираю сокола! Знаешь своё дело, старая Берта, князь будет доволен!».
Грид увёз с собою мальчишек, но по-прежнему жизнь в лесном домике не пошла. Князь Власий, отец Михая, увидев полностью здорового и окрепшего сына, позвал бабушку Берту в княжеские целительницы. В терем жить позвал. Бабушка согласилась с условием, что служба её князю – на десять лет. Что живёт она в тереме только зимой, а летом – в лесу. И когда Мийка подрастёт, ей быть княжеской целительницей. Власий условие принял, но велел Мийку, как в возраст войдёт, отдать учиться в Школу магии и целительства. Чтобы к бабкиной лесной науке и другую премудрость взяла.
В возраст Мийка вошла в пятнадцать лет. А до того жила на два дома: то в тереме, то в лесном доме. И в тереме ей было по-своему интересно. Пусть тут не было полянок и птиц, зато были девчонки-подружки и интересная девчоночья жизнь с гаданиями, рукодельем, песнями, хороводами. И сердечными привязанностями к парнишкам из княжьей дружины. Мийка сердечными привязанностями не маялась, хотя на суженного как-то погадала. Но ничего не поняла: брошенная за ворота обувка повернулась носком к конюшням.
– Жеребец тебе жених! – хохотали девчонки. – Или конюх Авдей, тоже знатно!
– Да ну вас, глупости всё это, – не обижалась Мийка. Конюх Авдей был крепким пожилым дядькой, слегка хромым после давнего падения с лошади. А второй конюх, Бронька, был слегка блаженным, очень любившим лошадей и живущим только конюшней.
Глупой она себя почувствовала чуть позже, когда выскочила за ворота подобрать свой сапожок и в который раз наткнулась на ироничный и холодный взгляд Бертрана, – они с княжичем как раз вернулись из поездки и спешивались возле конюшни.
Княжич Михай и его неизменный спутник Бертран теперь в её жизни были постоянно. Она сталкивалась с ними в тереме, иногда смазывала им синяки и ушибы выданной бабушкой мазью. Как-то даже заваривала грудной сбор для княжича, подхватившего где-то простуду, – всерьёз княжич после того случая, слава Богам, не болел. Мийка вместе с девчонками иногда смотрела в окна, как упражняются парни на мечах – Михай и Бертран были лучшими из всех. На состязаниях смотрела, как соревнуются княжьи воины в меткости – и тут лучшими были княжич с его другом.
В тереме Мийка научилась вышивать затейливо, и ей понравилось вплетать в узоры цветы и листья, какие росли в её лесу. Рубахи и юбки она научилась себе шить красивые, нарядные. В своих нарядах и в хороводы вставала, что девчонки водили на праздники. И когда водила вместе с ними, Мийке становилось как-то по-другому хорошо, не так, как в лесу. Девчонки ещё пели на разные голоса, и Мийка тоже пела, и будто наполнялась другой силой, не той, что в лесу возле бабушки.
А потом были кадрили, и смешливые глаза парней. Она часто вставала в кадрилях с Михаем. И никогда – с Бертраном, потому что кто же пляшет с недоразумением…
И ещё был случай, когда Мийка схлестнулась с Бертраном.
Парни тогда вернулись с охоты княжьим выездом. Добыли оленя, птицы настреляли, и даже привезли волчью шкуру. Охотники выглядели гордыми и довольными, а Бертран вдруг впервые за всё время взглянул на Мийку вопросительно:
– Мийка, посмотри. Поможешь выходить?
И достал из-за пазухи волчонка. Маленького, едва глазки открылись, сосунка.
– Ты что, волчицу убил?!! – мигом взвилась Мийка, вспомнив волчью шкуру . – Да как ты мог живодёрничать, нельзя маток стрелять! Боги тебя накажи!
– Я не убивал, – скривил губы Бертран, превращаясь в привычного Мийке гордеца. – Сама издохла.
– Он не убивал – вступился за друга Михай. – Волчица в ловушку чью-то попала, мы уже мёртвую нашли. И логово нашли. Из трёх волчат один выжил. Поможешь выходить?
Мийка охнула, виновато взглянула на Бертрана. Но тот всё так же кривил губы: «Девчонка!».
А из того волчонка вырос красивый зверь, и через год они отпустили его в дальний лес.
***
За воспоминаниями прошёл примерно час. Она бы и дальше вспоминала, но отвлекла какая-то возня по соседству.
– Ты что делаешь, горюшко? – ахнула Мийка, обратив, наконец, внимание на своего очарованного спутника.
– Сонет! – громко объявил Бертран, примостившись, наконец, на одно колено между ближайшими лопухами. – Тебе одной служить готов я, тебя прекрасней в мире нет! Хочу найти такое слово я в свой задуманный сонет, чтобы оно всю страсть и нежность, и как тебя боготворю, сумело выразить! Безбрежность и силу чувства: я люблю. Люблю тебя, твой стан и очи, твой смех и блеск твоих ланит…
– Бертран, ты очумел? – тряхнула головой Мийка. – Какие, к Хоху, ланиты? И что это ещё такое, где они у меня?
– Вот тут – заворожённо потянулся к её лицу Бертран, и Мийка хлопнула его по руке, чтобы не трогал.
– Все эти дни и эти ночи меня к тебе одной манит! – с энтузиазмом продолжил влюблённый. – К твоим глазам, к твоей улыбке, твой голос – словно ручеёк. Прошу, прости мою ошибку, что раньше выразить не мог всю силу трепетного чувства, всю силу искренней любви. Изображал я равнодушье, когда молился «Позови! Ты позови меня хоть взглядом, хоть жестом! Я к тебе – приду! К твоим ногам…
– А также заду, я непременно припаду, – мрачно досочинила Мийка.
«Интересно, что же из состава дало такой эффект? – думала она, перестав слушать перечисление частей своего организма и то, как они влияют на настроение автора. – Будыльник или лисья дудка? Лепестки лютеня вряд ли тут действуют, они всего лишь снижают уровень критического восприятия. Хотя с критическим у Бертаран сейчас тоже не очень»…
– Позволь к ногам твоим припасть! – закончил сонет Бертран и попытался схватить Мийку за руку.
– Это – рука! Ты уже определись, куда припадать будешь! – отползла от него Мийка и поняла, что трёх дней она не выдержит. Эх, была бы тут бабушка Берта! Она бы помогла обязательно! Но бабушка сейчас наверняка в тереме, а Бертрана в терем вести нельзя…
Мийка вспомнила их лесной домик, с пучками трав под крышей, весёлой расписной печкой и деревянным выскобленным полом. Любимое место, с Силой-Берегинюшкой… Точно, Сила Изначальная чары снять может… Значит, им – туда.
***
Травы для своего приворотного зелья Мийка выбирала тщательно. Чтобы голову вскружили, обожание вызвали, предмет обожания приукрасили, критичность восприятия снизили. Божья роса, мелкие белые цветочки, должна была поддерживать лёгкую эйфорию. В общем, ничего вредящего или подчиняющего. Подчиняющие зелья в их школе изучали в следующем году, их испытывали только на добровольцах, с контролем со стороны преподавателей и обязательным нейтрализующим составом под рукой. И составь Мийка такое зелье, ей бы не то что работу не зачли – могли из школы выгнать с запретом на практику. Но и без этого Майка бы не стала – не в её характере подчинять. А вот посмотреть, как поменяется человек из-за романтического настроя, она хотела.
Вот и шла теперь по лесу, маялась из-за избытка романтики. Бертран преданно шагал рядом, пытаясь завладеть её рукой.
– Ты зачем из чужой кружки пил, дурень, – вздохнула Мийка, в очередной раз отбирая руку и полагая вопрос риторическим. Что Бертран сможет ей объяснить, пока ходит таким влюблённым дурнем?
– Жарко было, – тем не менее, ответил Бертран, влюблённо глядя на Мийку. – Какая ты всё же красивая!
– А проснись-траву мою зачем отобрал?
– Лорда задобрить! – всё так же умильно глядел Бертран – Век бы тобою любовался!
Лордом был жеребец Бертрана. Он внезапно закапризничал, и с этого момента всё пошло не так.
***
Мийка всё продумала досконально. И даже в свою тетрадку по практической работе записала: «Готовый состав был подан испытуемому в виде добавки в квас». Так и планировала: вот Михай возвращается с утренней выездки. Как всегда по жаре просит напиться, и Мийка подносит ему кружку с квасом. Княжич выпивает, через несколько минут состав начинает действовать, какое-то время, не дольше часа, Майка наблюдает за влюблённым Михаем, всё запоминает, чтобы записать в тетрадочку. А потом поджигает стебель проснись-травы, княжич вдыхает запах и стряхивает свою влюблённость.
На деле же, когда парни вернулись и спешились, Михей не стал просить квасу. Они вместе с Бертраном начали успокаивать Лорда, который чего-то перепугался на прогулке. И даже теперь, когда они вернулись и спешились, нервно перебирал копытами и отказывался подпускать к себе конюхов. Мийка же, согласно плану, уже вышла к ним с кружкой кваса в одной руке и пучком проснись-травы в другой – приготовилась.
– Ну, что же ты, тихо, тихо, – бормотал Бертран своему жеребцу, поглаживая его по шее, а тот раздражённо мотал головой.
– Сухарь есть? – заметил он Мийку, та тоже помотала головой. – А это что за трава?
Она и сообразить ничего не успела, как парень выхватил из её рук пучок проснись-травы, понюхал. Кивнул головой, мол, годится. И не успела Мийка и слова сказать – предложил своему жеребцу.
Лорду трава понравилась, он мигом схрупал весь пучок, лишая Мийку заключительной стадии её плана. «Придётся переносить опыт» – подумала она, досадуя, что придётся заново настаивать семь трав. А Бертран, выдыхая радостно, что конь успокоился (Ещё бы! Проснись-трава любой морок и испуг вмиг снимает!), выхватил у Мийки кружку:
– Что тут у тебя? О, квасок! – и осушил её в три глотка.
И через три минуты превратился во влюблённого идиота.
И когда Мийка сбежала из терема, чтобы никто не догадался, что она натворила, этот идиот увязался следом.
***
Самое ужасное, что она абсолютно не понимала, почему приворотное зелье дало такой эффект. Когда она планировала эксперимент с Михаем, то рассчитывала, что княжич просто будет с ней любезен. Ну, скажет пару комплиментов, обратит чуть больше внимания, чем всегда. Ну, увидит, что Мийка не прежняя босая лесная девчонка, которая показывала ему лисят, а девушка с косой до попы и в вышитом сарафане. И всё! Ей было бы достаточно. А у Михая после этого испытания осталось бы воспоминание, что он был романтически настроен, и что Мийка вызвала в нём симпатию. И всё!
Но Бертрана зацепило гораздо крепче. И хотя никаких непотребств он не вытворял (непотребства и страсть провоцируют совсем другие травки, их объясняют в конце последнего года обучения), что-то подсказывало Мийке, что просто воспоминаниями о симпатии дело не закончиться. Она даже думать боялась, что будет помнить, и как будет кривить губы Бертран, когда очнётся. Хотя, если сбор так неожиданно действует, может, и к лучшему, что Михаю не достался? Гораздо больше было бы беды!
До лесного домика они дошли к вечеру. Бабушка Берта, к Мийкиному счастью, оказалась дома: чуть дымилась труба, на заборе висели-сушились пёстрые половички.
– Бабушка, бабушка, как хорошо, что ты тут! Мне помощь нужна! – метнулась Мийка через порог, радуясь, что сейчас её приключения закончатся.
– Приветствую вас, сударыня, – шагнул следом Бертран и склонил голову в вежливом поклоне. – Позвольте просить у вас руки вашей внучки.
– Что? Ты совсем ополоумел? – ахнула Мийка. – Бабушка, ты видишь?
– Жениха твоего? Вижу, – вытерла руки полотенцем бабушка. Внучка отвлекла её от готовки. – А в чём вам помочь?
– Не нам, а мне, – шмыгнула носом Мийка. – Всё слишком далеко зашло. Теперь он ещё собрался на мне жениться.
– Миечка, я у твоих ног! Ты – мой счастье, свет очей моих, смысл моей жизни. Люблю тебя моя отрада, желанный свет моих очей! Мне больше ничего не надо, лишь знать, что больше не ничей! Я твой, я твой навек отныне, люби меня, как я тебя! Никто желанья не отнимет всю жизнь прожить, тебя любя!
На последних строках Бертран встал на одно колено и сделал руками убедительный жест: левая к сердцу, правая в сторону предмета обожания.
– Да, действительно, – покачала головой бабушка, рассматривая композицию «влюблённый персонаж». – Помощь нужна, и в первую очередь юноше. Что с ним такое?
– Я его приворожиииила! – разревелась Мийка. – Я не хотела! Я Михая хотела, а этот выыыпил!
– Так, стоп, внучка. Ничего не поняла. Ты хотела приворожить княжича? А зачем?
– У нас практическая работа, зачётная!
– Княжичей привораживать?
– Да нет же, по зельям и противоядиям! И я придумала приворот, лёгкий, романтический. Ну, чтобы только комплименты и немножко стихи. А потом проснись-траву дать понюхать, и всё сразу проходит.
– Но у Бертрана, как вижу, не прошло, – кивнула бабушка в сторону парня, который примостился в ногах у Мийки и опять пытался взять её за руку.
– Да он вообще влез, когда не просили! – вскинулась Мийка, отбирая руку. – Проснись-траву скормил своему жеребцу, кружку с квасом выхватил и выпил, как будто ему готовила! Вечно он мешает мне, с первых дней, как влез между мной и Михаем!
– Эй, девочка, посмотри-ка на меня! – бабушка взяла Мийку за подбородок и повернула к свету. – А почему ты решила сделать именно приворотное и именно для Михая?
– А для кого ещё? – дёрнула плечом Мийка. – Зелья обязательно нужно проверять на посторонних и описывать их действие. Иначе – не зачёт.
– Ну не знаю. Полон терем парней! А ты выбрала княжича… Почему?
– Ну…
А и правда? И почему именно приворотное она решила делать? Вон, Линка сделала отвар, отшибающий аппетит: раз выпил, неделю на еду не глядишь. И пошла его испытывать на Марийке-подавальщице из трактира у ворот. Та только и рада: надоело всё время жевать и толстеть, а при такой работе только так и получается.
А Валюнка из их группы сделала зелье, которое вызывает веснушки по всему телу. А когда после того выпиваешь противоядие, кожа становится чистая-чистая, даже свои родные прыщи и конопушки исчезают. И тут же нашлись добровольцы из горожанок, чтобы зелье испробовать и помочь Валюнке с зачётом.
А Мийка выдумала приворотное, да ещё дать его хотела тайком, не предупредив Михая. Чтобы он что? Чтобы он, наконец, отвлёкся от этого своего Бертрана и заметил её, Мийку.
– Я хотела, чтобы он меня заметил, – прошептала она.
– Он тебе люб, что ли? – нахмурилась бабушка.
– Люб? – Мийка прислушалась к себе. Хотела бы она, чтобы Михай вот так слагал для неё дурацкие стихи, вздыхал и хватал за руку? Нет, никогда. А просто находил иногда взглядом? Да!
– Не люб, – помотала она головой. – Но он меня почти не замечает, как будто мы и не дружили никогда.
– Ах вот оно что, то первое лето тебя никак не отпустит, – кивнула бабушка. – Вы тогда хорошо дружить начали, а Бертран тебя в сторону отодвинул. Неужто до сих пор обидно?
– Кажется, да… – прислушалась к себе Мийка. Где-то в горле ощущался комок.
– Проглядела я, – вздохнула бабушка и провела ладонью перед Мийкиными глазами, после стряхивая руку над печкой. – А теперь обидно?
Мийка опять прислушалась… Горло было свободным. И на сердце легче стало.
– А теперь не обидно, нет! Пусть себе с Бертраном дружит, у меня в Школе друзья есть!
– Миечка, солнышко, свет очей моих – пробормотал Бертран. Оказывается, пока они разбирались с Мийкиными мотивами, жертва приворотного эксперимента уснула, привалившись к её коленям.
– Бабушка, что мне с ним делать? Без противоядия он ещё два дня таким ходить будет. А что потом подумает, когда очнётся, и представить боюсь! У тебя осталась проснись-трава?
– Нет. Старую я уже извела, новая в силу войдёт только в полнолуние.
– Через неделю, – вздохнула Мийка. – Это ещё дольше ждать…
– Миечка, не надо ждать, – проснулся Бертран. – Я готов просить твоей руки у бабушки прямо сейчас! Благословите нас, многоуважаемая Берта, и мы пойдём к князю, пусть венчает!
– Бабушка – взвизгнула Мийка, – Ты видишь? Оно всё хуже становится! Он сначала улыбался и вздыхал, потом начал стихи дурацкие сочинять, а теперь под венец собрался! А может у него вообще скоро романтический настрой закончится, и он кидаться начнёт!
– Ну, ну, не начнёт! Ты красную пузырчатку в состав не брала? А что брала?
Мийка быстро перечислила – сколько раз состав вспоминала, прикидывая, в чём ошиблась.
– Не с чего там кидаться. Если только он сам тебя хотел, без приворота.
– Он? Меня? Да ты что! – изумилась Мийка. – Да он всегда смотрит на меня, как на вошь на гребешке! Как на досадное недоразумение! Как… как… Как на девчонку!
– Ну, ты уже давно не девчонка, в самую пору вошла, цветёшь, – не согласилась бабушка. – Ну да ладно. Давай-ка его спать положим вон там, на лавке. А сами пойдём в лес Силу – Берегинюшку за тебя просить.
– Ой, точно… – вспомнила Мийка. Она же так и хотела. У Древней Силы этого места есть свойство чары и проклятья снимать, если правильно попросить да повиниться. И были ведь случаи, бабушка рассказывала, когда девка в силе по глупости чего наворожит или в сердцах пожелает, а потом опомнится и бежит сюда, в рощу виниться и просить всё исправить. И исправляется.
Мийка-то не в сердцах и совсем не по глупости, а для практической работы… Ладно, чего там. По глупости. И не вмешайся Бертран, кто знает, как бы она сейчас отбивалась от княжича и что объясняла его свите.
***
– Матушка-Берегинюшка, Сила древняя, Исконная – шептала она час спустя, поворотившись лицом к востоку. Бертран был оставлен на лавке и спал с невероятно счастливым лицом. А они с бабушкой пришли в светлый березняк просить Силу о помощи.
– Сила Древняя, Исконная, помоги расплести напутанное, исправить испорченное, прояснить смутное, выправить кривое. Сними с Бертрана мой приворот, путь он придёт в сознание ясное, чувство чистое, из души идущее. Убери морок, оставь чистый свет!
И поклонилась поясным поклоном до самой земли, на все четыре стороны.
Лёгкий ветерок прошелестел по верхушкам берёз, и Мийке полегчало: услышала её Древняя Сила. Ну всё, кончился этот безумный день. Завтра Бертран проснётся прежним надменным чучелом, да и пусть. Всё лучше, чем этот глупый взгляд и бездарные сонеты.
А зелье придётся новое придумать. Как бы до зачёта успеть!
***
Утром Мийка проснулась от шума за окном. Кто-то умывался холодной водой и громко фыркал от удовольствия… Кто-то? Да это Бертран проснулся! Снят приворот? Подействовало?
Она быстро поднялась, накинула сарафан, пригладила волосы и выскочила во двор. Бертран обливался водой, оттащив ведро к самому забору и поливая на себя из глубокого ковша.
– Ух, хорошо! Как же тут здорово, а я и забыл совсем! – крикнул он Мийке, надевая рубаху. – А как ты меня сюда привела? Я не помню!
– Совсем ничего не помнишь, что вчера было? – осторожно спросила Мийка.
– Совсем. Как мы у Берты оказались?
– Вы вчера вернулись, у тебя Лорд задурил… – всё так же осторожно начала Мийка.
– Этот может! Да, это я помню. Ты мне ещё травы для него дала.
– Я не давала! Это ты у меня выхватил и съел!
– Я? Траву?
– Ну, не ты. Конь твой. Ты выхватил, а он съел. А трава нужная была! А потом кружку с квасом у меня отобрал, и выпил! А он не для тебя был!
– А для кого?
– Для, для… Для меня! Я туда травки специальные добавила, хотела на себе проверить, как подействует.
– А проверила на мне, – догадался Бертран. – И как подействовало?
– Плохо, – вздохнула Мийка. – Пришлось тебя к бабушке вести, чтобы помогла действие снять. Проснись-траву же твой конь слопал, а она нужна была.
– Ничего не помню… Я хотя бы не дрался, не ругался, тебя не обижал?
– Нет. Ты стихи сочинял… плохие, – хихикнула, вспомнив, Мийка. – И говорил странное, про ланиты.
– А что это? – изумился Бертран.
– Не знаю… Кажется, щёки.
– Зверское зелье! Хорошо, что ты не выпила!
– Да я и не стала бы без проснись-травы…
– Дети, есть хотите? – выглянула в окошко бабушка. И они, почувствовав, что голодные, пошли в дом.
И только за столом, намазывая мёдом толстый ломоть хлеба, Мийка спохватилась: а ведь с Бертраном что-то не так. Где презрительная гримаса и высокомерный взгляд? Где этот гордец и насмешник? С ней за столом сидел вполне симпатичный парень, жевал свою краюху с мёдом, улыбался белозубо, весело поглядывал голубыми глазами. Неужели осталось побочное действие от зелья?
– Мийка, а помнишь, как мы тут детьми всё облазили? Ты нам ещё рыбные и ягодные места показала?
– Помню. А ты сказал, что ягодки собирать – для девчонок забава, а в нашем мутном омуте ничего не водится, кроме головастиков.
– Помню, дурак был! Вдруг заревновал, что Михай к тебе прикипел, а я вроде третьего лишнего. Вот и отгонял тебя от него…
– У тебя хорошо получалось, – хмыкнула Мийка.
– Ну говорю же, дурак! А покажешь мне те места, которые Михаю показывала? Помнишь, где лисята были?
– Так позднее лето уже, лисята выросли…
– Всё равно покажи!
И это был чудесный день! Мийка водила Бертрана на дальние ягодники, где ещё попадались переспевшие сладкие ягоды малины. Отыскала старую лисью нору – действительно, уже пустую. Показывала птиц и учила различать их по голосам.
А ближе к вечеру они вдвоём, отыскав в чулане заброшенные, но крепкие ещё снасти, пришли к омуту и надёргали ведёрко крупных серебристых карасей.
А потом просто сидели в тени старого вяза и смотрели на закат.
– Боги Вышние, как же здесь хорошо! – Бертран откинулся на шершавый ствол и потянулся. – Спасибо тебе.
– За что?
– За красоту эту. За то, что сюда привела и всё показала. Вообще за то, что ты есть.
– Бертран… – растерялась Мийка. Неужели приворот всё-таки действует? – Ты сейчас серьёзно? Или просто момент такой?
– И момент, и серьёзно. Иди сюда! Смотри, красота какая!
Он притянул девушку к груди таким уверенным жестом, словно давно уже так делал и давно определил её место вот тут, у себя под рукой и напротив сердца. Мийка притихла ошеломлённо: вот это да! Такой Бертран ей понравился. И понравился… очень. Без презрительно высокомерной гримасы и отстраняющей усмешки, весёлый, пытливый, озорной. Он так смешно передразнивал дрозда! Смешно и похоже. Раньше неё заметил лису в зарослях и показал Мийке, радуясь совсем по-детски. А с каким азартом он соревновался, у кого крупнее попадётся карась! Он весь день был таким живым, естественным, настоящим! Он был… своим.
А ещё он очень хорошо пах – прижатая к груди Мийка отчётливо различала запах его тела. Чуть терпкий, с полынной ноткой, слегка пьянящий. И такому, настоящему, Бертрану очень не хотелось врать.
– Бертран, я должна тебе сказать…
– Не надо, я всё понимаю, – он легко поцеловал Мийку в висок. – Вернёмся в терем, пришлю к старой Берте сватов. И у князя про тебя попрошу.
– Бертран, да выслушай! – вывернулась Мийка из тёплых и уже родных объятий. – Не надо никого посылать! Это всё не по-настоящему! Это я тебя приворожила! Нечаянно…
– Приворожила, – кивнул Бертран. – Я сразу это почувствовал.
– Сразу? – заморгала Мийка. А что же он тогда придуривался, да так убедительно? Стихи сочинял…
– Мне самому перед собой стыдно было – втрескался в лесную девчонку, полудикую босячку. Но я сразу, как увидел тебя, так и зацепился. Сначала думал, что из-за ревности к Михаю: он всё же мой брат и лучший друг!
– Брат? – расслышала удивительное Мийка.
– Да, князь и мне отец. А матушка из знающих была. Как ты и Берта, бабка твоя, травами лечила. Красавица! Князь говори, я похож на неё. Она меня отцу семилетним отдала, а сама ушла куда-то. Отец говорил, Дар позвал, нельзя не отвечать.
– Да, так бывает, – согласилась Мийка. – Твоя мама не просто знающей, она ведуньей была, если Дар позвал.
– Ты откуда знаешь? Тебя тоже зовёт? – нахмурился Бертран.
– Меня – нет, я же просто травница. Лесная босоногая девчонка, ты правильно сказал.
– Да! И когда я понял, что у меня в животе каждый раз горячо становится, когда тебя вижу, я испугался. И начал тебя отгонять.
– Так, погоди! – тряхнула головой Мийка, соображая. – Ты сейчас про то лето говоришь? Когда бабушка Михая лечила? И ты тогда меня всё время девчонкой обзывал и не хотел в ваши игры пускать?
– Ну да, – вздохнул Бертран. – Я же говорю – дурак был.
– А потом чего не поумнел? – прищурилась Мийка. – Я пока в тереме жила, тоже что-то особого расположения к себе не заметила! Смотрел на меня как на недоразумение!
– Тянуло меня к тебе очень, – вздохнул Бертран. – Особенно когда ты с девчонками пела – сердце таяло. Но тут я отца вспоминал и матушку, которая меня оставила и ушла, думал, что и ты однажды уйдёшь. И не хотел опять чувствовать себя брошенным и неважным.
– Глупый! – погладила его по щеке Мийка. – Ведуньи ведь себе судьбы не выбирают. Пришло время – идут в Изначальный Лес, и там мудрости и силы набираются. И тут уже никто удержать не может, ни мужчина любимый, ни дитя желанное. Изначальный Лес призывает и притягивает, если не пойти – всю жизнь тоска на сердце будет.
– Ты откуда про это так точно знаешь?
– В Школе рассказывают. Чтобы распознали, если начнётся. Но у меня не начнётся, я просто травница. А у нас там знающие и ворожеи тоже есть. Их позвать может.
– Слава Вышним Богам, – выдохнул Бертран, целуя Мийку в макушку. – Я сватов засылаю. Пойдёшь за меня?
Мийке очень хотелось сказать «Пойду». Бертран с каждым словом становился всё роднее. До неё вдруг дошло, что всё это время она заставляла себя не обращать внимания на его усмешки и высокомерие, потому что они её задевали гораздо сильнее, чем она думала. И внимание Михея хотела получить, чтобы этот «задавака» понял, что не такое она ничтожество, если стоит внимания княжича. Получается, она тоже в него влюбилась ещё тогда, тем летом? И не хотела себе признаваться, чтобы не изводить себя зря?
Но насколько всё-таки сейчас с ней говорит настоящий Бертран? А не Бертран, одурманенный приворотным зельем? Да, на идиота он теперь не похож, сморит ясно, говорит разумно. Но вдруг всё равно это из-за зелья всё вот так теперь вспоминается, романтично? А пройдёт третий день, и остынет он к Мийке, и презрительно скривит губы в её сторону?
– Подожди сватов засылать! – решительно отодвинулась Мийка. – Признаться тебе хочу. В квас, что ты у меня забрал и выпил, я добавила зелье приворотное.
– Зачем?
– Нам в школе задание дали сделать практическую работу по зельям. И я придумала настой, который вызывает влюблённость и романтические настроения. Его нужно было дать кому-нибудь не из школы, понаблюдать за эффектом, а потом дать нейтрализатор. Я совсем слабый раствор сделала, только чтобы мне комплименты говорили и чувствовали ко мне симпатию. И проснись-траву приготовила, чтобы поджечь и от её запаха приворот закончился. А ты всё спутал: и траву отобрал, и квас без спросу выпил.
– И чего же я вчера на самом деле натворил? – хмыкнул Бертран.
– Ходил за мной хвостом. Смотрел преданно. Говорил, что жизни без меня нет, я свет твоих очей и всё такое. Потом стихи сочинял такие же, про неземную ко мне любовь. На колени бухался, за руку меня хватал. И ни минуты не мог без меня оставаться.
– В общем, вёл себя, как полный придурок.
– Ну, да. Я испугалась, зелье на тебя совсем не так подействовало, как должно было. И пошла к бабушке, чтобы помогла.
– Что, и старую Берту я вчера развлёк? – хмыкнул Бертран.
– Нет, не развлёк. Когда ты вчера у неё моей руки начал просить, я поняла, что дело совсем плохо. И попросила здешнюю Силу Изначальную снять с тебя приворот. Потому что проснись-травы до полнолуния не будет, а само пройти через три дня должно. И кто знает, что с тобой за три дня сделалось бы, если ты от зелья так себя потерял!
– Себя потерял, тебя нашёл! – остановил её Бертран. – И слава Богам Вышним, что так дело повернули! Завтра же засылаю сватов!
– Не надо завтра, – умоляюще посмотрела Мийка. – А вдруг Сила не всё сняла, и это сейчас в тебе зелье говорит, а не ты?
– Да я это говорю, я!
– Ты не можешь знать точно… И я не могу. Вот если бы проснись-травы тебе дать, она всё точно снимет. Но она только в полнолуние в силу войдёт.
– Хорошо, – опять притянул её к себе Бертран, и Мийка с удовольствием прижалась к широкой груди парня. – Ждём полнолуния, ты собираешь эту свою траву, кормишь меня ею…
– Не кормлю! Высушиваю и поджигаю, чтобы ты запах дыма почуял.
– Неважно! Делаешь свои противоприворотные дела, успокаиваешься. И я засылаю сватов!
– Если не пройдёт желание, – тихо сказала Мийка. Потому что если она сейчас поверит, а Бертран очнётся и передумает, будет слишком трудно его отпускать.
***
– Миямира, и чем вы сама объясняете отклонение действия зелья от задуманных параметров?
Наставница Геруда была строга и дотошлива. Вот и теперь, прочитав описание Мийкиной практической работы, она решила разобраться с каждой неясностью.
– Возможно, я не учла, что для разных людей травы нужно смешивать в разных пропорциях… Или что-то из сопутствующих условий: возможно, не в квас нужно было добавлять, а в взвар. Или кружку брать не глиняную, а из липы…
– Нет, это не существенно. Жидкости-носители и материал ёмкости на качество зелья не влияют. Пропорции – да, могутотразиться на поведении испытуемого, но не столь радикально. Другие комплименты, другие поводы для внутренней к вам симпатии – и только. Но не настолько сокрушительная влюбчивость, переходящая в зависимость. Какие ещё дополнительные факторы искажения приворота вы можете предположить?
Мийка задумалась…
– Да он и без приворота был в тебя влюблён, дурочка! – не выдержала Линка.
– Лионелла, умейте сдерживаться. За подсказки с места буду штрафовать – осадила Линку Геруда. – Но ваша подруга, Миямира, совершенно права. Записывайте – повернулась она к залу –или запоминайте. Действие любого приворотного зелья, даже самой слабой концентрации, на объект, усиливается и искажается прямо пропорционально силе чувства у объекта к субьекту приворота.
– То есть, если парень и так уже был влюблён, то даже капля приворота сделает его придурком? – перевела фразу практичная Валюнка.
– Валюнея, выбирайте слова! Вы будущая выпускница самой престижной Школы государства! Но суть вы уловили верно: малейшее собственное чувство испытуемого в адрес Миямиры стало разрастаться до чрезмерных проявлений. Проще говоря, объект приворота стал зависимым от субъекта. И это всем нужно учитывать в своей работе: прежде чем делать приворотное зелье романтической направленности, для себя или, тем более, для заказчика, убедитесь, что в объекте нет никаких романтических чувств в отношении субъекта. И ещё момент: важно, с какими мыслями готовилось зелье, какой образный ряд транслировал изготовитель зелья, когда соединял компоненты. Этот образный ряд задаёт развитие наведённой привязанности.
– Вот как ей удаётся даже о любви говорить так, что мухи дохнут, – пробормотала Линка и погладила обложку очередной книжки.
Пылкий юноша на обложке прижимал одну руку к сердцу, а вторую протягивал в сторону красотки в углу страницы. Видимо, клялся ей в неземной любви.
А Мийка, улыбалась, глядя в тетрадь. Сколько там до полнолуния осталось? Два дня? Нет, это долго. Да и не нужна теперь проснись-трава, и без неё всё стало ясно. Она сегодня же пойдёт в терем. И скажет Бертрану, что всё у них по-настоящему.
Ведь чего она попросила у Силы Изначальной? Чувства чистого, из души идущего. Просила убрать морок, оставить чистый свет! Так какого ей ещё надо?
Самая настоящая у них любовь, получается. Безо всяких её глупых приворотов. А что касается пылких слов и романтики… Будем считать, что она у них уже была.
Москва, февраль 2019 г.
