Раиса, Памяти Раисы Максимовной Горбачевой [Автор неизвестен] (fb2) читать онлайн

Автор неизвестен Раиса, Памяти Раисы Максимовной Горбачевой

Раиса. Памяти Раисы Максимовной Горбачевой

Содержание

Михаил Горбачев. К читателям книги

I. "Я решилась сама рассказать о себе"

II. "Смысл нашего существования - культура"

III. Заточение в Форосе

IV. Интервью последних лет

V. "Клуб Раисы Максимовны"

VI. Светлая память

Михаил ГОРБАЧЕВ

К читателям книги

Дорогие читатели!

Эта книга издана в память о Раисе Максимовне к первой годовщине ее безвременной кончины.

В ней вы найдете выдержки из написанного самой Раисой Максимовной: отрывки из книги "Я надеюсь...", которая вышла во многих странах и продолжает выходить; в частности, только что она издана в Китае; некоторые интервью Раисы Максимовны средствам массовой информации за последние годы. Немалое место в книге занимают статьи журналистов и просто тех, кого судьба свела с Раисой Максимовной и у кого остались от этих встреч впечатления, которыми они делятся в своих воспоминаниях.

В трагические для нашей семьи дни в связи с тяжелой болезнью Раисы Максимовны и ее кончиной мы получили тысячи добрых, искренних посланий с пожеланиями выздоровления, а затем сочувствия и соболезнования. Эти письма пришли от многих людей из России, Германии, Италии, Франции, Соединенных Штатов Америки, Индии, Японии, стран Латинской Америки. Некоторые из них вы прочтете.

В книге много фотографий, которые относятся к разным периодам жизни Раисы Максимовны; большинство из них публикуются впервые.

Это содержательная и добрая книга. Вся семья, и прежде всего дочь Ирина и внучки Ксения и Настя, помогали отбирать и готовить материалы, поэтому книга пронизана любовью к самому дорогому человеку в нашей жизни.

Мы искренне признательны тем, кто проявил инициативу по изданию этой книги - книги памяти: издательству "Вагриус" и агентству "Петро-Ньюс", сотрудникам Горбачев-Фонда, и прежде всего Остроумову Георгию Сергеевичу. Они в короткое время смогли объединить в этой книге много важного - того, что относится к жизни Раисы Максимовны.

Раиса Максимовна собиралась сама написать новую книгу, и в последние 2-3 года она посвятила этому много времени. Мы часто говорили с ней по этому поводу. Я поддерживал ее желание поделиться с людьми своими размышлениями, переживаниями: ведь судьба ее оказалась уникальной - и счастливой, и драматичной, и, может быть, трагичной.

Я понимал, как нелегко ей работалось над ней, ибо все в жизни она принимала близко к сердцу и глубоко переживала, была человеком очень ранимым, особенно угнетали ее несправедливость, напраслина. Самым тяжелым было предательство людей, с которыми ее связывали многие годы совместной жизни и работы. Она часто повторяла, что нашей семье пришлось пережить не одну моральную Голгофу. Именно об этом она и хотела написать.

Уже после смерти в кабинете Раисы Максимовны я обнаружил подробный план задуманной книги, включающий 33 главы. Красными чернилами по диагонали крупными буквами было написано ее название: "О чем болит сердце". Оказалось, что многое уже было сделано. По сей день на ее столе продолжают лежать около 20 папок с материалами и несколько десятков записных книжек разного содержания.

Я думаю, как мне поступить в этой ситуации, и все больше и больше прихожу к мнению, что, может быть, мне стоило бы взяться за написание такой книги. Я многое знаю, о чем хотела рассказать Раиса Максимовна. У нас были дискуссии, мы не во всем соглашались. Поэтому это будет, конечно, другая книга, но она должна быть.

Возвращаясь к настоящему изданию, хочу еще сказать, что в нем рассказывается и о деятельности "Клуба Раисы Максимовны". Появление Клуба было не случайным. Это результат ее переживаний, ее желания что-то сделать, помочь, обратиться к людям. Главной целью Клуба стало обсуждение самых острых социальных проблем, прежде всего таких, как роль женщины в современной России, положение самых незащищенных слоев общества, особенно детей. Слышен ли голос женщины в современной России? Как и в чем может самореализоваться женщина? Что мы делаем для будущего наших детей? Появится ли "потерянное поколение"? "Беспризорная Россия...", "Можно ли вернуть "детей улиц"?" - вот главные темы общественных дискуссий, прошедших в Клубе. Но что самое главное - Клуб оказывал практическую, реальную поддержку общественным организациям, занимающимся решением этих проблем, тем самым укрепляя позиции гражданского общества в нашей стране.

Я всячески помогал Раисе Максимовне в налаживании работы этого Клуба, он быстро набирал силу, встретил поддержку и отклик, особенно среди женщин. Я считал, что эта важная инициатива, как и другие подобные инициативы, должна содействовать повышению роли женщин в жизни нашего общества, ибо недостаток этой роли мы ощущаем везде и от этого несем большие потери.

Я очень признателен членам Клуба за то, что они уже после кончины Раисы Максимовны собрались на заседание, почтили ее память, решили продолжить работу "Клуба Раисы Максимовны" и избрали президентом Клуба дочь Ирину.

Мне трудно читать эту книгу. Я думаю, читатель меня поймет. Но я надеюсь, дорогие читатели, что вам эта книга сослужит добрую службу, побудит вас к новым размышлениям о нашей жизни. За такими размышлениями часто следуют важные инициативы и поступки. А без этого не состоится будущее, на которое мы рассчитываем и для себя, и для своих детей.

I

"Я решилась сама рассказать

о себе"

Раиса ГОРБАЧЕВА

"Я надеюсь..."

(ФРАГМЕНТЫ ИЗ КНИГИ)

Приглашение к беседам

Несколько дней назад получил неожиданное предложение стать собеседником в книге, во многом биографического характера. Сегодня меня пригласили в загородную резиденцию Президента. Дорога оказалась не такой уж длинной...

Сразу от ворот машина плавно идет по кругу, огибая великолепный, не густой, а, как говорят у нас, в России, "светлый" участок леса, скорее всего, когда-то, в незапамятные времена высаженный вручную... Между стволами просвечивает желтый двухэтажный компактный особняк, напоминающий общим абрисом усадебный дом конца прошлого века. "Волга" тормозит, я выбираюсь на волю и вижу перед собой в проеме широких, двустворчатых, остекленных дверей Раису Максимовну Горбачеву...

"Здравствуйте", - протягивает с порога - лодочкой - ладонь.

Взгляд карий, внимательный, приветливый.

Холл, никакой вычурности, пожалуй, даже чересчур функциональный... По довольно крутой и безупречно чистой лестнице поднимаемся на второй этаж. Несколько рамок висят над лестницей на стене. Хозяйка показывает на одну из них:

- Как Вам нравится эта сова? Люди шлют на память то, что могут, что умеют делать, особенно дети. Сову тоже прислали. Я попросила повесить ее здесь. Сова, мне кажется, олицетворяет покой и мудрость. Не так ли?

Не знаю, как насчет мудрости, но сова на стене - добродушная и совсем не серая. Сразу видно, что, рисуя ее, маленький человек использовал все без исключения краски, что оказались у него под руками.

Мы вошли в библиотеку, а затем в кабинет Президента.

Кабинет оказался значительно меньше, чем можно было бы предположить. Обычная комната, только красиво обшитая деревом. Две вещи мне сразу, с порога, бросились в глаза: красный, пожарного цвета телефон необычной формы под прозрачным колпаком и увеличенная фотография в раме, стоящая в проеме книжных стеллажей...

На увеличенной фотографии человек с хорошей, как после долгих и тяжких трудов, улыбкой и взмокшим поредевшим чубом. Выгоревшая-выгоревшая - даже на черно-белой карточке это замечательно видно - гимнастерка с расстегнутым воротом. Череда орденов, медалей на широкой груди. Солдат на карточке, что называется, бывалый. Видно, что ему уже не двадцать лет. Из тех коренников, что и войну, и послевоенную жизнь тянули, как воз. Судя по всему, фотография сделана сразу после войны.

Красный аппарат и увеличенное фото смотрят друг на друга. Когда Президент сидит в кресле за письменным столом, то они с его отцом, уже, к сожалению, покойным, тоже, вероятно, встречаются взглядами.

Книги - снизу доверху за стеклянными дверцами шкафов библиотеки и кабинета. Прекрасные фолианты по русской истории: Соловьев, Карамзин, Ключевский...

Окна, занавешенные красиво ниспадающим тюлем. Заметив мой взгляд, хозяйка отодвигает край занавески. В некотором отдалении от окна, уже наполовину размытые сумерками, видны силуэты деревьев. Сад?

- Сад... 10 марта 1985 года... умер Константин Устинович Черненко. В десять часов вечера состоялось экстренное заседание Политбюро. Михаил Сергеевич вернулся домой, а мы тогда были на даче за городом, очень поздно. Вышли в сад. Было что-то давящее в глухой, еще не тронутой весною ночи. За три года - третья смерть. Смерть трех генсеков подряд, трех руководителей страны. Михаил Сергеевич был очень уставшим. Сначала молчал. Потом говорит: "Завтра Пленум. Может стать вопрос о том, чтобы я возглавил партию". Для меня такой разговор был неожиданностью. В какой-то степени - потрясением. Больше того. Я поняла, что это неожиданность и для мужа. Никаких разговоров на эту тему у нас раньше никогда не было.

Мы бродили по саду, еще лежал снег. Муж опять помолчал. Затем как бы исподволь стал размышлять - вслух: "Столько лет работал на Ставрополье. Седьмой год работы здесь, в Москве. А реализовать что-либо крупное, масштабное, назревшее - невозможно. Как будто стена. А жизнь требует - и давно! Нет, - услышала я. - Т а к д а л ь ш е ж и т ь н е л ь з я".

Так я впервые услыхала эти слова...

Мы давно сидим за небольшим полированным журнальным столом. Включен магнитофон... Я вижу, что моя собеседница, несомненно, готовилась к сегодняшней встрече. Но эта подготовка лишена той бюрократической заданности, что присуща нашему брату. У нее даже не блокнот, а листки... Она поднимает перед собой очередной листок, на котором иногда бывает записана всего одна фраза, и то с сокращениями, мгновение вглядывается в него, как вглядываются задумчиво в карту, произносит, восстановив, записанную в нем фразу или, оттолкнувшись от пометок, развивает свою мысль.... Процесс летуч, как и почерк, его фиксирующий... Если верно, что стиль - это человек, то в данном случае листки отражают стиль не только мысли, но и самой, отнюдь не беззаботной жизни.

- Так я впервые услыхала эти слова. Сегодня их повторили миллионы людей, вокруг них возникли целые легенды... В ту ночь, пожалуй, и начался новый этап, круто изменивший и нашу, и мою жизнь.

Годы перестройки... Что они дали? Многое. Демократизация всей нашей жизни. Прорыв нового мышления в международной политике. Сопровождая Президента внутри страны и за рубежом, в море человеческих чувств, признания и доброжелательности я вижу главное: рожденную веру в возможность жить без войны.

Годы перестройки дали много, очень много. И вместе с тем - мало. Стране тяжело. Тяжко. Проблемы, накопившиеся за десятилетия, а может - и за столетия. Трудности становления нового. Дефицит потребительских товаров. И еще, тоже очень важное. Говоря словами Ф.М.Достоевского, в смутное время перехода всегда и везде появляется разного рода "сор" - к сожалению, не обошлась без этого опасного, деструктивного, разъедающего "сора" и перестройка. Да и могло ли быть иначе? В общем, время надежд и тревог. Свершений и ломки. Время раздумий и сомнений.

Трудно говорить о себе. Трудно всегда и, пожалуй, каждому. Но сегодня, может быть, мне - особенно трудно говорить о себе...

Я не кинозвезда, не писательница, не художница, не музыкант, не модельер. И - не политик. Не государственный деятель, принимающий решения и отвечающий за судьбы людей. Я - жена главы Советского государства, по мере сил поддерживающая мужа, помогающая ему - как могу, как делала это всегда, еще с юности, когда мы только связали свои судьбы. В нашей семье всегда было и есть такое понимание: забота каждого члена семьи - общая забота.

В 1985 году в связи с поездками Михаила Сергеевича и визитами к нам глав других государств возник вопрос. По традиции в других странах супруги руководителей участвуют в различных общественных, а также протокольных мероприятиях. В опыте же наших предшественников этого не было. Как быть? Михаил Сергеевич сказал: "Пусть все идет естественно". Так сама собой и у нас начала приживаться практика, принятая во всем цивилизованном мире: у супруги руководителя государства стало появляться и свое общественное лицо. Еще одна, далеко, разумеется, не главная, "либерализация", принесенная перестройкой.

То, что я делаю сегодня, то, как мы с мужем ведем себя сегодня, - это естественное продолжение наших отношений, нашей судьбы и нашей жизни. Мы вовсе не выдумывали чего-нибудь "этакого" для его новой должности. Так надо ли, вновь спрашиваю сама себя, говорить, писать обо мне или мне самой рассказывать о себе? Главное ведь - дело Михаила Сергеевича, его соратников и сторонников. Оно, его дело, определяет, в сущности, и мою сегодняшнюю жизнь.

Да опять же и не принято было у нас, чтобы жены высших руководителей давали интервью, выступали с книгами - к тому же еще о себе...

И все же в данном случае я нарушаю своеобразный "обет молчания", что хранила с 1985 года. Меня подвела к этому сама логика жизни, подтолкнули встречи, контакты с людьми. Живой, неподдельный, я бы сказала, благодарный человеческий интерес к нашему делу сегодня, который так явственно наблюдается во всем мире. Наконец, сама коллизия "советская женщина и перестройка", вопросы ко мне, в том числе и во множестве писем...

К тому же за эти годы появилось немало материалов, статей обо мне, где доброжелательность далеко не всегда соседствует с компетентностью, а порой последняя вообще отсутствует, и тогда - домыслы, мифы и даже сплетни становятся "основой" повествования. Да простят меня некоторые авторы, но, если бы не мое имя и не моя фамилия в тексте, я бы никогда и не поверила, не поняла бы, что их "труд" - обо мне.

И тогда я решилась сама рассказать о себе. О своем понимании жизненных явлений, о пережитом, о том, что близко и дорого...

Все мы родом из детства

- Раиса Максимовна, о том, что Вы любите Антуана де Сент-Экзюпери, я уже догадался - несколько раз слышал, как Вы упоминали те или иные фрагменты из "Маленького принца". Нашу сегодняшнюю беседу я тоже начну с известной цитаты Экзюпери: "Все мы родом из детства..."

- Да, я люблю этого писателя и его маленького человечка, делающего большие, добрые дела. Детство - мир фантазии, мечты. Время тысяч вопросов. И первых поисков ответов на них. Оно было у каждого из нас. И тогда, в детстве, казалось, что другого детства и быть не может. Такое, какое было, оно и дорого...

Ходили в школу, на пионерские сборы, потом на комсомольские собрания. Гордились Магниткой, Днепрогэсом, Комсомольском-на-Амуре, челюскинцами, Валерием Чкаловым, Валентиной Гризодубовой. Восхищались подвигом Александра Матросова, Зоей Космодемьянской, молодогвардейцами. Зачитывались книгами. Мечтали о далеких путешествиях, дальних странах, городах. Я лично мечтала быть капитаном дальнего плавания... Мечтали найти клад... И еще, знаете, играли в войну... Конечно, играли и в школу, и в кукол, но вот у меня в памяти осталось: в войну...

Да, если сейчас, с высоты пройденных лет, задуматься над детством моим, моего поколения... то главное, что вспоминается, - все-таки война. Шла за нами по пятам. Война в Испании. Добровольческие отряды. Война финская. Халхин-Гол. А внутри страны? Тридцатые годы - "враги народа". Помню, как в первом-втором классах в школе вымарывали в учебниках портреты Егорова, Блюхера, Тухачевского. Грустно. Горько...

И наконец, Отечественная. Сорок первый - сорок пятый. Миллионы потерянных жизней, миллионы жизней покалеченных. Опустошенные дома, осиротевшие семьи, разрушенные города, села, сожженная земля... Переполненные вокзалы. Страна вокзал. Лишь два чувства, казалось, реют над нею: прощания и ожидания. Опухшие от голода лица. И чувство страха - потерять продуктовую карточку, хлебную карточку! - я помню его до сих пор. И сбор колосков, мерзлой картошки в поле. Все это было. Было для меня, как и для всех моих сверстников.

А потом - счастье Победы. Это надо пережить. Счастье возвращения близких и родных - живыми. И вообще - это захлестнувшее после войны счастье жизни, просто, понимаете, физической жизни!

Отец мой, 1907 года рождения, украинец. Мать, 1913 года, русская, сибирячка...

Георгий Владимирович, мы с Вами договаривались, что в моих суждениях не будет какой-то четкой и строгой последовательности, так ведь? Скорее мозаичность. Импульсивность. Что возникло в памяти, что совпало с сегодняшним настроением. Это ведь не мемуары, не так ли?

- А мне как раз и нравится, что не мемуары. И нравится, что Вы волнуетесь, вспоминая свое детство, те годы, а не раскладываете все бесстрастно по полочкам...

- Папа всю жизнь проработал в системе железнодорожного транспорта. В автобиографиях я всегда писала: отец - служащий-железнодорожник. Беспартийный. Да-да, беспартийный. Вера в партию пришла к моему отцу вместе с Михаилом Сергеевичем - моим мужем. Несмотря на разницу в возрасте, он стал для него коммунистом, олицетворяющим правду и справедливость.

В Сибирь отец приехал весной 1929 года. Сам он из Чернигова, а весной 29-го приехал в Сибирь. <...> Первой железной дорогой, которую отец строил, была дорога Рубцовск - Риддер на Алтае. Его родители - отец, Андрей Филиппович, и мама, Мария Максимовна, - бросили в селе землю и перебрались на жительство в город - Чернигов. Бросили, оставили землю, потому что не могли прокормиться с нее. А отец в поисках работы приехал с товарищами в Западно-Сибирскую область - так она тогда называлась. Сейчас это Алтайский край. Приехал на строительство железной дороги. Строительство этой дороги проходило через село, где родилась моя мама, Веселоярск. Да-да, есть такое село - я только что получила оттуда письмо с новогодними поздравлениями... Так вот, здесь, в Веселоярске, и сошлись судьбы моих родителей. Вел-вел отец дорогу и привел - прямо к свадьбе.

Я была первым ребенком в семье. По православной традиции меня крестили. Не в церкви - какая уж там церковь в 1932 году, в самый разгар борьбы с ними, церквами, - а на квартире у священника. Правда, имя выбрали не из святцев. Вы же знаете традицию: раньше священник предлагал имя, отыскивая его в святцах. А мое имя выбирали уже сами родители. Отец выбрал... Он мне потом объяснил, что для него оно означало "рай". Райское яблочко... Отец, очень любивший всех своих детей, все-таки всю жизнь был особо привязан ко мне. К своему первенцу. И очень гордился мной. Последние месяцы своей жизни, находясь в больнице, здесь, в Москве, говорил мне, что почему-то все время вспоминает свою мать и меня, меня - маленькую. Я ведь знал, чувствовал, что именно ты будешь спасать мою жизнь, говорил мне в больнице. К сожалению, надолго спасти его не удалось. У него была сложная операция. В 1986 году отца не стало...

Родители матери, Петр Степанович и Анастасия Васильевна, тоже потомственные крестьяне. Легко ли им жилось? Не верь, говорит мне сейчас мама. Не верь, что процветали крестьяне в прошлом! Тяжкий, беспросветный труд. Земля, скотина, скудная еда. А бедная твоя бабушка! - восклицает всякий раз моя мама, Александра Петровна. Каторга у нее была, а не жизнь! Каторга! Пахала, сеяла, стирала, шестерых детей кормила. И - всю жизнь молчала...

Землю родителям дал Ленин - так всегда говорит моя мама. Раньше у них своей земли не было. Сказали, вспоминает мама, бери, сколько хочешь, сколько можешь обрабатывать. Но в начале 30-х годов семья деда была раскулачена, лишилась земли и дома, стала жить временными заработками. А затем деда, говорит мама, обвинили в троцкизме, арестовали, и он бесследно исчез.

- Да что Вы!..

Наша российская, тяжко, как общая солдатская шинель, пропитанная кровью, непредсказуемая история: у человека, который сидит напротив, совсем другого по роду занятий, возрасту, наконец, "происхождению", как говорили в старину, дед тоже раскулачен. Дед мой раскулачен, отец - переселен из одной части страны - читай: света - в другую. Где еще встретишь такое? У нас же, как это ни горько, на каждом шагу.

- Да-да, не удивляйтесь. Мама до сих пор не знает, кто такой Троцкий, а дед и тем паче не знал. И вообще до сегодняшнего дня мать не может понять, в чем провинился ее отец. Наша общая трагедия - все мы ее пережили. Почему я и сегодня так боюсь призывов, раздающихся с разных сторон, "искать виновных". Ведь это - новый кровавый круг!

Бабушка умерла от горя и голода как жена "врага народа". И оставшиеся четверо детей были брошены на произвол судьбы...

А вообще дед, Петр Степанович, учил своих сыновей. Старшего, Александра, умершего в 26 лет, выучил на экономиста. Учил и младшего, Ивана. Образованию дочерей по российской традиции особого внимания не уделялось. В крестьянских семьях женщины почти сплошь были неграмотны. Моя мама тоже с восьми лет пахала, ткала. Уже будучи замужем, окончила ликбез. Помогла своей младшей сестре получить фармацевтическое образование. Мама у меня - человек природного, острого, одаренного ума. Отсутствие образования всю жизнь считает трагедией в своей судьбе. А главной целью своей жизни видела - дать настоящее образование собственным детям. И действительно всем детям дала хорошее образование.

Мама не работала на производстве, была домохозяйкой. Бесконечные переезды семьи вслед за отцом-железнодорожником, хлопоты, связанные с этим, случайно доставшиеся квартиры - каких "гнезд" у нас только не было: и бараки, и щитовые сборные домики... Хотя нет, был и прекрасный, большой деревянный дом на Урале. Он достался нашей семье в годы войны - я уж и не знаю, какой оказией. А какое-то время была и "квартира" в помещении бывшего монастыря. Представляете? Война. Да и после войны семья по-прежнему жила, как живут перелетные птицы. Только через 40 лет работы отец и мать получили, причем с большим трудом, постоянное жилье.

Мама была домохозяйкой еще и потому, что к двадцати пяти годам уже имела троих детей. Но я не помню с детства и по сегодняшний день, чтобы мама не была чем-то занята. Чтобы сидела, как говорят, на лавочке. Всю жизнь, всю жизнь шила, перешивала, штопала, вязала, варила, вышивала, чистила. Все сама ремонтировала, убирала, работала в огороде, держала, когда можно, корову или козу, чтобы у детей было молоко. Так и сегодня, хотя уже в преклонных годах.

По характеру мама у нас строгая и требовательная. Помню сцену, когда провожали на фронт отца. Этот переполненный вокзал - а я действительно из детства так ярко, так остро помню именно вокзалы с их неповторимой горестной атмосферой - женщины, дети и слезы. Многие женщины даже теряли сознание. И свою маму помню застывшую от горя. Ее слова: "Кто нас будет поднимать? Надо держаться!"

Мы отца на фронт проводили, но он туда не попал, вернулся в военной форме домой: железнодорожный транспорт был переведен на военное положение. Требовалось спешно строить новые железные дороги - для того же фронта. Из семьи у нас воевали брат матери и мамина сестра: она была военврачом.

Что дали мне родители? Что дала семья? Спрашивая себя об этом, знаете, о чем невольно думаю? Что мои родители и вообще люди, кто перенес весь трагизм этих лет нашей истории, кто удерживал на своих плечах всю ее многотрудную ношу, эти люди не имели возможности реализовать себя так, как им того хотелось. Вероятно, поэтому они избрали своей целью - хотя бы через детей дотянуться до тех ценностей, которые для них самих в подавляющем большинстве так и оказались за семью печатями. Вы же знаете, у нас, русских, есть выражение: "поднять детей". По-моему, очень емкая метафора. Но я даже так скажу: родители дали нам не только образование. Всей своей жизнью они воспитывали у нас и чувство ответственности - за свои дела, поступки. И, может быть, самое главное, что дали мне мои родители, - сопричастность к человеческим нуждам и к человеческому горю... чувство чужой боли, чужого горя. Нет, ни одно поколение не живет зря на этой грешной земле...

Картинки моего детства лишены цельности. Они как бы рваные. Возможно, одна из причин - бесконечная "перемена мест".

В связи с частыми переездами семьи мне пришлось менять много школ. Это, конечно, создавало определенные трудности. Каждый раз новые учителя, разный уровень преподавания, разные требования, другой школьный коллектив... Школы были, повторяю, разные и все же в главном - одинаковые. Грубо сколоченные парты, самодельные счетные палочки, самодельная азбука, а в годы войны и самодельные тетрадки, в основном из газетной бумаги. И даже самодельные чернила... Учебник на четверых-пятерых. В годы войны - ежедневная миска жидкой похлебки на обед. Вспоминаю всех нас, тогдашних детей, одетых в фуфаечки, телогреечки, в лучшем случае - в курточки и "пальто" из домотканой или бумажной материи...

И все-таки это была моя школа - тем, как и детство, она мне и дорога. Мои любимые преподаватели. Мои подруги. Репетировали в школьном хоре. Пели. Ставили спектакли на школьных сценах. В спектаклях вместе с нами играли учителя и директор школы. Сейчас такое уже почти невозможно. Люди и их отношения были естественнее, проще. Впрочем, может быть, мне так кажется...

Что еще в памяти от школьных лет? Помогали семьям погибших. Торжественные клятвы давали друг другу: быть верными, быть всегда вместе, помогать, не скрывать ничего друг от друга. Скрепляли клятвы "честным пионерским", "честным комсомольским". И еще смешивали капли крови, надрезая себе пальцы. Я это тоже помню.

Отец и мать в школу не ходили. "Отец и мать" - вообще я их так никогда не называла... Папа и мама. И - на "Вы". Мы к родителям обращались - "Вы"...

Десятый класс закончила в городе Стерлитамаке, в Башкирии. И, как сказано в аттестате зрелости, "за отличные успехи и примерное поведение награждена золотой медалью". Это давало, опять цитирую тогдашний аттестат, "право поступления в высшие учебные заведения Союза ССР без вступительных экзаменов". То был второй год, когда вручали золотые медали. Вузом для себя выбрала Московский государственный университет имени Ломоносова.

- Какой же год это был?

- Сорок девятый. А мне - семнадцать лет.

Что книга - чудо из всех чудес, сотворенных человечеством, я, как и многие, тоже поняла в детстве. Книга, художественная литература были моей постоянной привязанностью, любовью тех лет... Правда, книг было не так уж много. Выбор невелик. Но читали все, что попадалось, что доставали. И каждая книга становилась открытием.

Самые счастливые и светлые страницы детства, всплывающие в памяти, связаны с чтением книг в кругу семьи. Я любила читать вслух. Какие это были вечера!.. Трещат дрова в печи или в буржуйке. Мама готовит ужин. Брат и младшая сестренка сидят рядом, прижавшись ко мне. А я читаю. Отец редко бывал с нами, очень редко. В те годы знаете, как работали: без выходных, без отпусков...

Читали мы все: Панферова - "Бруски", Шолохова - "Тихий Дон", "Поднятую целину", Льва Толстого - "Анну Каренину", Гюго - "Собор Парижской Богоматери", Драйзера - "Американскую трагедию", Дюма - "Трех мушкетеров", "Графа Монте-Кристо". Читали Гоголя - "Вечера на хуторе близ Диканьки", Полевого "Повесть о настоящем человеке", Фадеева - "Молодую гвардию", стихи Симонова. А когда бывал с нами отец, обязательно читали Тараса Шевченко. Прежде всего "Думы": "Думы мои, думы мои, горе, думы, с вами! Что вы встали на бумаге хмурыми рядами?.." "Тяжко, тяжко жить на свете сироте без роду: От тоски-печали горькой хоть с моста - да в воду! Утопился б - надоело по людям скитаться; Жить нелюбо, неприютно, некуда деваться..." <...>

Как только беру в руки любой томик Шевченко, сразу вспоминаю папу. Вспоминала его, и когда была последний раз на Украине. Там состоялась встреча с писателями республики. Тоже говорили с ними о Шевченко, о "Кобзаре"... Как любил его мой отец!

Брат моложе меня на три года, а сестра - на шесть лет. У каждого из нас, естественно, своя дорога в жизни, своя биография, своя судьба. Сестра для меня всегда была ребенком, которого я, как старшая, опекала. Я и сегодня называю ее - Людочка. Когда я уехала из дома учиться в Москву, сестре тогда исполнилось всего одиннадцать лет...

Сестра окончила медицинский институт. Врач. Муж - инженер. Теперь у нее уже взрослый сын и маленькая внучка.

- А брат?

- Судьба брата сложилась по-другому. Брат - одаренный, талантливый человек. Но его дарованиям не суждено было сбыться. Его талант оказался невостребованным и погубленным. Брат пьет и по многу месяцев проводит в больнице. Его судьба - это драма матери и отца. Это моя постоянная боль, которую я ношу в сердце уже больше тридцати лет. Я горько переживаю его трагедию, тем более что в детстве мы были очень близки, между нами всегда была особая душевная связь и привязанность... Тяжело и больно.

Собеседница замкнулась. А я вновь подумал о матушке-России: не только историю едва ли не каждой семьи в стране, независимо от ее положения, но и сегодняшние беды наших семей она чаще всего тоже лепит по одной, не очень искусной, сугубо отечественной колодке. Самое время было задать наводящий вопрос из какой-нибудь другой "оперы". Но вопрос, как на грех, не отыскивался - у меня и у самого есть что вспомнить на эту нашу нечаянно затронутую тему...

- Все воспоминания моего детства, отрочества, юности, да и зрелых лет у меня неизменно сопровождаются какими-то яркими, сильными впечатлениями от природы. Убеждена, что это - из детства. Я выросла в природе. Природа и дети это вообще, по-моему, какое-то единое начало.

Неподдельная красота природы не имеет себе соперниц в этом мире. Всегда со мной запах черемухи, хвои. Радость весеннего, звучного уральского ручья. На Ставрополье весна пролетала очень быстро, ручья там не было, он был на Урале. Именно радость. Радость весеннего, звучащего ручья и снежного сугроба, и морозного, солнечного дня...

В годы войны на Урале очень активно строились железные дороги - мой отец и прокладывал их вместе с другими. И наша семья переезжала одновременно с новыми дорогами. И как только не переезжала! - в товарных вагонах-теплушках, дрезинах по временному рельсовому пути, на санях по бездорожью тайги. Особенно ярко вспоминается последнее. Зимняя тайга. Трескучий мороз. Глухомань. Мы, дети, в санях, укутанные в тулупы. Лошади, по брюхо проваливающиеся в снег, комья снега, падающие с лохматых лап сосен, пихт, кедров. И изредка сверху проникающий, ослепительный солнечный луч...

На Урал эвакуировали оборудование из западных центров, фабрики и заводы. Отсюда везли на фронт технику и оружие. Значительная часть моего "уральского" детства прошла как раз в Свердловской области. Именно здесь, в старой церкви, переоборудованной под клуб, я бесчисленное количество раз смотрела "Чапаева". Именно здесь, прыгая на одной ножке, мы дразнили друг друга: "рогозинская шпана, на двоих одна штана". А нам отвечали вполне паритетно: "белоглинская шпана, на двоих одна штана". Именно здесь, в городе Алапаевске, первый раз в жизни была в театре. Смотрела пьесу "Платон Кречет" - это тоже запомнилось.

- В общем-то, Вы и сейчас связаны с миром детства - имею в виду Вашу благотворительную деятельность.

- Да, все мы родом из детства. Были когда-то детьми. К сожалению, часто забываем об этом. Здоровье детей - физическое, нравственное, духовное - что может быть дороже? Вспоминаю Армению, трагические дни землетрясения. Никогда не забуду горестные руины на месте человеческого жилья. Лица людей... Крики и стоны. И этот потрясенный разум. И слезы. Тысячи в одно мгновение погребенных мыслей, надежд и мечтаний. Десятки, сотни крохотных гробов, стоявших прямо на улицах. Была в больницах, где лечились пострадавшие дети. Знаете, какими словами встретил меня мальчик, у которого были передавлены ноги - школа рухнула прямо во время урока! "Тетя Рая, тетя Рая! Я больше никогда не пойду в школу!" - закричал он с кровати, едва я перешагнула порог палаты.

Что могла я сказать ему? Как утешить? Что бы ни стряслось с нашими детьми - даже если это удар слепой стихии, - мы, взрослые, в такие минуты смотрим в детские глаза не просто с состраданием, но и с чувством вины тоже.

- И все-таки - что же Вы сказали ему?

- Попросила его крепиться. "Ты же мужчина, - говорю, - а рядом - твоя мама". Сказала, что построим новые школы в его городе, красивые, прочные, в них будет не страшно. Держала его ладошки, и мальчик постепенно успокоился...

Благотворительностью ныне никого не удивишь... Да я и не хотела бы делать какой-то отчет о своих "добрых делах". Я только хочу сказать, что забота о детях, благотворительность в этой сфере сегодня в нашем обществе не прихоть, не мода, это самая что ни на есть жесткая необходимость. Я не металась в выборе, куда приложить силы. Определилась без труда - в сферу детства. Шефствую над Центральной детской республиканской больницей в Москве, где лечатся дети практически из всех наших республик. Михаил Сергеевич свои гонорары, премии, включая Нобелевскую, передает главным образом на нужды здравоохранения. И часто эти почетные поручения - передать деньги или медицинское оборудование - Михаил Сергеевич доверяет мне. В этом плане им многое сделано для лечебных заведений в разных уголках страны - в Белоруссии, на Украине, в Узбекистане, Казахстане, в том числе и для больницы Красногвардейского района Ставрополья, откуда Михаил Сергеевич родом.

Больница, над которой я шефствую, также получила от него немало современного зарубежного оборудования, валютную помощь. У ее врачей, а это преимущественно совсем молодые люди, "фанаты" своего дела, появилась возможность стажироваться в лучших клиниках США, ФРГ...

Вместе с мужем я была в Чернобыле. Неоднократно встречалась с детьми, чья судьба оказалась опалена этим горем. Вошла в правление созданной у нас ассоциации "Гематологи мира - детям", цель которой - лечение детей, больных лейкозом, а также в правление фонда японского бизнесмена Сасакавы "Помощь детям Чернобыля". Совсем недавно побывала в радиологическом отделении больницы, где встречалась, беседовала и с сегодняшними больными, и с теми, кто состоит под наблюдением больницы, и даже с их семьями.

С чем я никогда не могу смириться - так это с обреченностью. Я Вам уже говорила про Республиканскую детскую больницу. Сюда со всей России, а в общем-то - со всего Союза стекаются самые больные, самые "тяжелые" дети. Увы, есть среди них и неизлечимые... Недавно, приехав сюда, вместе с гурьбой ребятишек вошла и в их общую игровую комнату. Здесь тоже было полно детворы. Стоит такой приглушенный, как бы несмелый шум - Вы же знаете, как играют тяжелобольные дети. И посреди этой детской пестроты - а в больнице дети едва ли не всех наших национальностей - сидела на низеньком стульчике молодая женщина, прижимая к себе трехлетнего малыша, и неподвижно глядела перед собой. Когда неожиданно увидела меня, сказала глухим, измученным голосом, без истерики, на том крайнем пределе человеческих сил, на который способна, наверное, только женская материнская душа: "Раиса Максимовна, помогите. Сделайте что-нибудь! Мы семь раз приезжаем в Москву, и только на седьмой раз удалось получить место в этой больнице в гематологическом отделении. Но нас только обследовали и сказали: мол, возвращайтесь домой, мальчик безнадежен. Помогите!"

У меня подогнулись колени. Взяла у матери ее малыша, стала гладить его по головке, и мы с нею обменялись взглядами, после которых слова не имеют значения...

Потом, уже в кабинете главврача, доктора пытались убедить меня, что разумнее все же выписать мальчика: ведь он практически обречен. В случае операции, которую он вряд ли перенесет, лишь один шанс из ста, что будет жить. "Но есть же этот один шанс, и вдруг он - его..." Просила сделать все возможное, и даже больше того. "Умоляю вас", - сказала я.

Мальчика звали Димой. Вчера я узнала: чуда не произошло. Димы не стало...

В тот вечер я уезжал с кипой писем в портфеле. Потом дома долго сидел над ними. Эти письма оказались так или иначе связаны с детьми. Мальчики и девочки Кемеровской музыкальной школы благодарят за встречу в Москве, во время их гастролей в столице. А также - за два баяна "Ясная Поляна", специально изготовленных по заказу программы "Новые имена" Советского фонда культуры на Тульском объединении "Мелодия" и переданных в дар школе. Длинное, возвышенное и сбивчивое письмо актера и режиссера Р.Быкова, лично для меня - по-прежнему непревзойденного "Айболита-66": о нуждах детского киноцентра в Москве. Голубенький, фигурный, по-моему, даже надушенный конвертик выскользнул сам собой из объемистой кипы, как будто из прошлого века с его Смольнинским институтом и с благородной архаичностью манер. Наталия Сац: "Надеюсь увидеть Вас в середине мая и рассказать Вам про свой проэкт (именно проэкт - даже орфография смольнинских времен) создания ассоциации "Искусство - детям". Листок, на котором написано письмо, тоже резной, голубой, шуршащий, как накрахмаленная материя.

Несколько писем, написанных твердым, характерным почерком на плотных листах бумаги, в верхней части которых типографским способом набрано по-русски и по-английски: Бехтерева Наталья Петровна, академик Академии наук СССР, директор НИИ экспериментальной медицины, руководитель отдела нейрофизиологии человека и т.д. В общем, одна из самых "титулованных" женщин СССР.

"Наконец-то совсем недавно смогли, пройдя бесконечную цепочку барьеров, заключить договор со шведской фирмой на поставку позитронно-эмиссионного томографа, который для меня всегда будет связан с Вами - спасибо Вам за помощь. Сделаем все для реализации открывающихся возможностей и для скорейшего создания отечественных аналогов..." И далее: "...по тому, что я знаю о механизмах мозга, наше общество сейчас проходит фазу, только через которую и можно достигнуть нового желаемого уровня в социально-коммерческом и экономическом планах".

В каждом ее письме есть хотя бы строчка о долгожданном томографе - как он себя "чувствует" и как трудится на благо отечественного здравоохранения. И в конце: "Думаю о Вас... но почему-то сейчас, когда Вы так хороши на экране... когда Вас так тепло принимают... болит у меня за Вас душа..."

"О госпитализации в ФРГ больного мальчика В.Уварова. Родители мальчика в связи с невозможностью обеспечить в СССР лечение выявленной у ребенка болезни крови направляли письмо М.С. и Р.М.Горбачевым с просьбой помочь в организации лечения в ФРГ, где имеются необходимые методики и медикаменты. В ответ на это письмо М.С.Горбачев обратился к канцлеру ФРГ Г.Колю с просьбой оказать помощь мальчику. Просьба была встречена доброжелательно. И сегодня из Бонна советник Посольства СССР в ФРГ В.В.Тютюнов сообщил, что Валерий Уваров помещен в детскую клинику г. Ганновера. Руководит лечением профессор Хуберт Поливода, лечащий врач - профессор Ханс-Йорг Рум. Финансирует пребывание мальчика и его мамы благотворительная организация "Кэр Дойчланд". В.Александров, помощник секретаря ЦК КПСС".*

"После нашей последней встречи в Республиканской больнице многое изменилось к лучшему. Мы с профессором Е.Б.Владимирской организовали новый институт на базе больницы, а также двух отделений в городе, чтобы охватить москвичей, больных заболеваниями крови; проводим ремонт в двух отделениях на том этаже, где Вы осматривали банк крови. В одном из отделений с помощью германских коллег и фирмы "Стиг" начата организация первого детского отделения трансплантации костного мозга. Ваш - профессор А.Г.Румянцев".

"Дорогая Раиса, - обращается по-итальянски госпожа Фанфани. - Мне очень жаль, что я не смогла увидеть Вас хотя бы для того, чтобы пожать Вам руку и пожелать счастья в Новом году. От имени Аминторе передаю Президенту самые теплые и сердечные пожелания успеха в его деятельности на благо русского народа. Барон фон Тиссен, с которым я виделась в Риме, передает Вам приветствия и добрые пожелания.

Направляю Вам список помощи, которую мы привезли для Ваших больниц с октября месяца до сегодняшнего дня. Я счастлива, что смогла без помощи Правительства и министерств осуществить эту добровольческую миссию, собрав, подготовив и доставив все своими руками. Мы сделали это от всего сердца и с пожеланием, чтобы Советский Союз уже в скором времени не нуждался больше в помощи. Мы тогда будем приезжать в Москву только для знакомства с культурой. Я хотела бы, в любом случае, чтобы Вы знали, что в Италии у Вас есть подруга, настоящая подруга, которая любит русский народ и любит семью Горбачевых".

"Дорогая Раиса Максимовна! Я отныне имею право Вас так называть, ибо дороже Вашего имени для меня нет. И я бесконечно, до конца дней своих, буду благодарен Вам и Михаилу Сергеевичу. Несмотря на свою занятость, Вы нашли время и помогли моему сыну превозмочь тягчайший недуг. Я уже дважды навещал его в клинике (госпитале им. Бурденко) и сообщаю Вам, что смерть отступила. И хотя положение еще тяжелое и потребуется еще большое и длительное лечение, но самое страшное позади. Как мне сказали врачи - это пока единственный в мире случай, что такой больной выжил...

Низкий Вам поклон и бесконечная благодарность! Мне уже 66 лет, я многое повидал на свете, но такого человеческого сострадания еще не встречал. Я желаю Вам и Михаилу Сергеевичу самого доброго и крепкого здоровья, радости, счастья и всего, всего самого наилучшего! Еще раз огромное Вам отцовское и человеческое спасибо. С искренним уважением и признательностью к Вам - Судаков Владимир Дмитриевич".

Среди писем оказалась и страничка машинописного перевода письма Йоко Оно, вдовы легендарного Джона Леннона. Она делилась добрыми впечатлениями от встречи на международном форуме в Москве и предлагала написать совместную "женскую" книгу.

Годы студенческие

...Приехал в резиденцию на сей раз я с новинкой: с магнитофоном "Грюндиг". Магнитофон был у меня и в прошлый раз. Но - маленький, японский, в пол-ладони. Нам-то с собеседницей он удобен, но для стенографистки Иры, которую я попросил перенести звукозапись на бумагу, не очень. И вот на сей раз заявился с "Грюндигом". Он по-немецки основателен, не то что японская игрушка, и самое неожиданное - без батареек. Включается в сеть...

- Георгий Владимирович, как я поняла, сегодня мы хотели поговорить с Вами о годах моей юности. Впрочем, уже в этой главке мне будет трудно везде говорить - "моей". Наверное, чаще буду говорить - нашей с Михаилом Сергеевичем. Но вначале все-таки - "моей". О годах молодости, юности, о самых дорогих ее воспоминаниях. Юность ведь - миг, но тот миг, та искра, которую несешь и несешь в сердце.

Для меня юность - прежде всего годы студенческие. Без них, скажу Вам, и юность бы не состоялась. Я так полагаю. И думаю, что без них не состоялись бы и мы сами. Не было бы нас...

- Были бы. Только были бы другими.

- Согласна. Я определяю юность как время душевной поэзии, самоутверждения, поиска истины, ответов наизвечные человеческие проблемы. Но что отличало мою юность? Что было связано с нею?

Послевоенные годы страны. Особое время в нашей отечественной истории. Эти годы вместили в себя так много: и трагического, и героического... Поднимались заводы, электростанции, города и села, возрождалась к жизни искалеченная войной земля.

Господи! Как мы радовались всему, гордились. Хотя продолжали жить невероятно трудно. В колхозах трудодень был такой мизерный, пустой, что говорили: "Работаем за палочки". В магазинах, в быту не было самого необходимого. Огромные трудности с жильем...

Да, многое вместили эти годы. Испытание атомной, а затем и водородной бомбы. Конец монополии Соединенных Штатов на ядерное вооружение. Варшавский Договор. Новые тревоги за судьбу так дорого оплаченного мира. Поймите, все это не отвлеченные вещи. Все это очень важно для понимания нас, нашей юности.

Но и это не все. Были "Ленинградское дело партийных работников"... "Дело московских врачей"... Для победившего, ценой неимоверных жертв и страданий перемогшего беду народа, для того нравственного и социального опыта, который вынес он из войны, - эти последние конвульсии сталинизма были особенно унизительны.

5 марта 1953 года скончался И.Сталин - мы тогда были в Москве...

О чем я сейчас подумала? Жизнь человека складывается из определенных внешних обстоятельств, событий, его собственных действий, поступков. И - из жизни внутренней. Воспроизвести, конечно, легче первую, внешнюю сторону. Труднее - внутреннюю. Но, согласитесь, смысл и сущность жизни в их единстве, взаимообусловленности. Внутреннее состояние, мир человека, гамма чувств, владеющих его душой, - именно они часто являются определяющими в принятии человеком тех или иных решений, в совершении тех или иных поступков. Но зафиксировать их сложнее...

Итак, 1949 год. Я еду в Москву. Еду учиться...

В душе у меня, впервые самостоятельно отправившейся в столь дальнее путешествие, грусть. Грусть расставания с родными. Расставания со школьными друзьями. Те, кто провожал меня на платформе, так и стояли перед глазами. Расставания с обжитым, понятным миром. Грусть и тревога. Начало неизведанного, уже самостоятельного жизненного пути. А временами тревога и печаль - просто толчками - вытесняются вдруг ощущением счастья, радости и гордости, сознанием того, что буду учиться в Москве! Москва, ее Красная площадь, памятники, музеи, театры, библиотеки - все это становится моим. Буду учиться в Московском государственном университете, где учились многие столпы отечественной науки и культуры. В общем, еду на поезде, но временами кажется - лечу на крыльях.

Университет - моя "альма-матер"... Наша с Михаилом Сергеевичем "альма-матер". В значительной мере он определил и личностное становление, и в целом наш дальнейший жизненный путь.

Мы были вторым послевоенным набором студенчества. Мое поколение, поколение семнадцатилетних, пришло в университет со школьной скамьи. Но среди первокурсников было и много взрослых, тридцати- и даже тридцатипятилетних. "Стариков", как мы их тогда называли. Те, кто в годы войны по разным причинам прерывал учебу: находился на оккупированной территории, работал где-то, партизанил, был эвакуирован или просто не мог раньше учиться. Но большинство "стариков" - это были демобилизованные фронтовики, так и не снявшие шинель, военную форму за все годы студенчества...

Университет собрал нас из самых разных уголков страны. Русские, узбеки, украинцы, белорусы, казахи, азербайджанцы, евреи, армяне, латыши, киргизы, грузины, туркмены и все-все... Сколок самой страны.

Учились с нами и иностранцы. Албанцы, болгары, югославы, чехи... Они и жили в одних комнатах с нами. Немцы, испанцы, корейцы, китайцы, вьетнамцы...

Все мы были рядом. Занимались вместе в одних и тех же библиотеках, в одних и тех же аудиториях. Сдавали экзамены, писали дипломные работы, ели в общих столовых. Дружили, женились, выходили замуж. Дух молодости товарищества - это и был воздух университета. И еще - всех нас в те годы объединял оптимизм. Молодость, ощущение, просто осязание своей молодости, товарищества и оптимизм. Бог знает, откуда мы его брали, но то было так. Оптимизм объединял нас. А может быть, просто я так воспринимала жизнь? Нет, пусть в моем восприятии, но это был все-таки именно оптимизм...

И я горжусь, когда вижу, наблюдаю или слышу по каким-то долетающим до меня отголоскам, что эти пройденные, прокатившиеся, в том числе и по каждому из нас, годы не отняли, не растоптали у тех, кто был тогда с нами, юношеское, студенческое чувство братства и человечности. Не отняли...

Она делает паузу и повторяет после нее:

- У большинства не отняли. По крайней мере у тех, с кем доводится или доводилось общаться мне. Вот недавно не стало Мераба Мамардашвили. Он мой однокурсник. Грузин, ставший крупным авторитетом в мире философской науки. Женился на девушке из моей комнаты, с которой я несколько лет прожила вместе. Поэтому мы и были особенно близки. Мераб - один из постоянных гостей в нашей девичьей комнате. Их было несколько человек. Завсегдатаи нашей комнаты - мы к ним привыкли. Мераб женился на одной моей подруге, а социолог Юрий Левада - на другой.

Мы уже тогда уважали Мераба за его ум. Помню, как помогал он нам, девчонкам, "грызть" "Капитал". Я очень хорошо знала Мераба. Потом, правда, жизнь развела нас. У него была сложная судьба. Знаете ли Вы, что Мераб до последних дней старался остудить разбушевавшиеся межнациональные страсти? Имел мужество встать на пути националистической круговерти. Я горжусь Мерабом.

- Может быть, в этом мужественном противостоянии любой оголтелости, откуда б она ни исходила, полнее всего и выражается истинный философ?..

- Может быть. А я хочу сказать, что все это - наши годы. И то, что нас объединяло. И что осталось, несмотря ни на какие передряги.

Зденек Млынарж - однокурсник Михаила Сергеевича. Он тоже наш друг. Он, как Вы знаете, чех. В июле пятьдесят пятого в честь окончания университета подарил моему мужу свою фотографию и дипломную работу на тему "Общий надзор прокуратуры и методы его осуществления". Подарок с надписью: "Мишке, хорошему другу, на память о том, что мы юристы широкого профиля".

- Профиль и в самом деле оказался очень широким!.. Будущий идеолог "социализма с человеческим лицом" и, образно говоря, его стратег, практик.

- Со Зденеком мы встретились вновь в 1967 году. Он приезжал на Ставрополье.

- Млынарж в шестьдесят седьмом был на Ставрополье?!

- Да, приезжал к нам.

- В шестьдесят седьмом?..

- Да. Накануне всех событий. И мы встречались с ним. А потом встретились со Зденеком и его супругой уже в 90-м... А недавно Зденек прислал письмо в связи с присуждением Михаилу Сергеевичу Нобелевской премии мира. Я зачитаю Вам его: "Дорогой Миша! На этот раз, наверное, нам не удастся встретиться. И поэтому я решил коротко написать тебе. Ты знаешь, что я не формалист, но все-таки хочу от себя и от Ирэны выразить тебе самые сердечные благопожелания в связи с получением Нобелевской премии мира. Ты заслужил это и сделал тем самым для наших общих жизненных убеждений больше, чем можно ожидать от одной человеческой жизни. Искренне твой Зденек. P.S.: Если тебе что-либо нужно от меня, я всегда готов... Много у меня теперь опасений, но я знаю, что без этого нельзя, и я стою на той же стороне, что и ты".

Наши студенческие годы остались с нами... Жили мы, конечно, скромно. Очень скромно. Сегодня кому-то, может, даже кажется, что убого. Старые, старинные здания МГУ, в чьих аудиториях прошли наши с мужем годы учебы, располагаются, как Вы знаете, в центре города, на улице Герцена и Моховой. Студенческое же общежитие тогда находилось в Сокольническом районе, на Стромынке, на берегу Яузы.

На первых курсах в каждой комнате студенческого общежития нас размещалось от восьми до четырнадцати человек. И только студенты-старшекурсники, аспиранты имели возможность селиться по четыре-шесть человек. Меблировка самая простая, почти монастырская: кровати, стол, стулья, тумбочки, этажерки, платяной шкаф. На этажах общие кухни и туалеты с умывальниками.

Скромен был тогда и наш гардероб, если наши "семисезонные" одежки вообще можно величать "гардеробом"...

Деньги экономили на всем. На питании. Помню, как трогательно, по-матерински пыталась накормить нас с моей подругой Ниной Лякишевой ее тетя. (Нина осталась сиротой в годы войны и выросла в детском доме в Ташкенте.) Мы с Ниной изредка наезжали к ней в город Балашиху Московской области, и у тети были, вероятно, более чем красноречивые основания считать, что приезжали мы преимущественно с одной целью: мало-мальски подкрепиться.

... Покупали самые дешевые билеты в театр. Билеты, на которых стоял штамп: "Галерка, неудобно". Галерка, галерка!.. Входя в театр, я до сих пор оглядываюсь на нее - именно с галерки слушала я первую в свой жизни оперу на сцене Большого театра - "Кармен" Бизе и впервые в своей жизни Четвертую и Шестую симфонии Чайковского. С самого верхнего яруса смотрела первый в жизни балет - "Дон Кихот" Минкуса. И "Три сестры" Чехова во МХАТе.

- А на правительственную, "царскую" ложу поглядывали?

- Да нет, пожалуй. Как-то не интересовала... Что касается правительственной ложи, то могу рассказать Вам о другом эпизоде, правда, из сегодняшней жизни. Помните, не так давно приезжал в Москву изумительный тенор - Лучано Паваротти?

- Да.

- Мы с Михаилом Сергеевичем слушали его в Большом театре. Одна ария, другая. Буря восторгов. Я наклоняюсь к Михаилу Сергеевичу: "Неужели "Аве Мария" не споет?" "Подожди, - говорит. - Наберись терпения: наверняка исполнит". А он поет все новые и новые вещи, но - не "Аве...". Опять наклоняюсь: "Неужели?.." "Слушай, - улыбается Михаил Сергеевич, - даже если вдруг и не исполнит, то так уж и быть, - я тебе спою здесь "Аве Мария". И добавляет: "Правда, боюсь, что это будет последнее мое публичное выступление..." Представляете? - "Аве Мария" из правительственной ложи...

- Не представляю... Ну и спел?

- Кто?

- Если бы спел Президент, то об этом бы уже не только Москва - об этом бы уже весь мир знал.

- "Аве Мария" Шуберта в исполнении Паваротти у меня в записи, на пластинке "Pavarotti's Greatest Hits".

Но вернемся, однако, в студенческие годы. Мы были "трудящимися" студентами. Подрабатывали где и как могли. Разгрузка вагонов с овощами и углем в Химкинском речном порту, на московских станциях была обычным делом наших ребят...

Нашими наставниками, преподавателями были ведущие ученые. Существовала и такая традиция... С лекциями приглашали выступать крупнейших ученых страны. Авторов известных книг, учебников. Например, логику нам читал Асмус - автор учебников по логике и истории философии. Психологию читали Рубинштейн, Леонтьев, Лурье. Философские дисциплины вели Ойзерман, Нарский и другие. Мы были погружены в сам процесс познания, и он нас увлекал...

Наши программы предусматривали изучение очень широкого круга дисциплин, предметов, специальной и общественной литературы. Сам объем изучаемых дисциплин, литературы был чрезвычайно велик. Библиотека и читальный зал - мы часами просиживали в них...

"Поиск истины" продолжался и на семинарах, лекциях и даже на собраниях. Помню, с каким ликованием на факультетском комсомольском собрании "открыли" закон отрицания отрицания, гегелевский закон диалектики, "не признанный" в работах Сталина. Студенческие собрания того времени! - они уже сами по себе были предтечами "оттепели". Скорлупа косности, молчания и тотального страха стала давать трещину - во всяком случае, в студенческих аудиториях. Афоризм Рене Декарта "Я мыслю - следовательно, я существую" был нашим лозунгом.

Мы не обсуждали тогда проблем студенческого самоуправления. Но вопросы расселения в общежитии, поддержания порядка, организации досуга решались при самом активном участии самих студентов. Помню, как активно отстаивали права студенческой семьи! На университетской комсомольской конференции в сатирической газете был изображен ректор, наступивший сапогом на брачное свидетельство - ни больше ни меньше! Молодым людям некуда было приткнуться, а некоторые студенческие или аспирантские семьи уже имели детей. Нужен был свой угол. Извечная проблема. И сейчас она стоит. Но тогда была особенно острой.

Позднее, спустя годы, занимаясь научной и педагогической работой, читая лекции по философии, истории атеизма и религии, этике, я поняла, что система и методика нашего образования и в школе, и в институтах во многом закомплексована, догматизирована, и это, в частности, лишило меня в университете многих знаний из истории отечественной и мировой культуры. Мы зазубривали наизусть, скажем, выступление Сталина на XIX съезде партии, но весьма слабо изучали историю отечественной гуманитарной мысли. Соловьев, Карамзин, Бердяев, Флоренский - только сейчас по-настоящему пришли к нам эти историки, философы, писатели. Слишком многое было схематичным, мертвым. И это, конечно, лишило нас многих знаний. И еще: лишило возможности настоящего знания иностранного языка. В университете мы учили немецкий и латынь. Но изучение иностранного оказывалось потом практически невостребованным, ненужным. Я думаю, это общая беда моего поколения.

- Никогда в жизни не завидовала, что на ком-то платье или украшения красивее, чем на мне. А вот людям, свободно владеющим иностранными языками, завидую по-настоящему. И до сих пор. Английский учила уже позже. Пыталась наверстать упущенное...

- Мы остановились на атмосфере в МГУ тех лет.

- Да, при всех элементах закомплексованности налицо был и радикализм, творческий характер учебы. Они присутствовали в МГУ, именно они и создавали неповторимую университетскую атмосферу. Знаете, я бы даже сказала точнее. При всем общем недостатке нашей системы обучения все-таки учебная, общественная жизнь МГУ несла на себе в отличие от других вузов больше радикализма, азарта и творчества, компенсируя в чем-то издержки учебного процесса. <...>

Молодые приходят в жизнь с извечной уверенностью внести что-то свое, что-то сделать, преобразовать. Поэтому я и люблю ее, эту вечно юную, одухотворенно-самонадеянную студенческую поросль.

В университете я встретилась с Михаилом Сергеевичем. Здесь образовалась наша семья...

Меня часто спрашивают, как мы встретились, как Михаил Сергеевич ухаживал за мной. Наверное, это важно в воспоминании каждой семьи. Но для меня куда важнее, ценнее другое. Наши отношения и наши чувства с самого начала были восприняты нами... Знаете, - откладывает она листки, - я долго думала, как же поточнее сказать. Так вот, для меня все-таки более ценно следующее. Наши отношения, наши чувства с самого начала были восприняты нами как естественная, неотъемлемая часть нашей судьбы. Мы поняли, что друг без друга она немыслима, наша жизнь. Наше чувство было самой нашей жизнью...

Первая встреча - на вечере танцев в студенческом клубе Стромынки. Михаил Сергеевич пришел со своими друзьями: Володей Либерманом и Юрой Топилиным...

Мы долго дружили, прежде чем поженились...

Мне никогда не забыть наши длинные прогулки пешком по Москве - от университета с Моховой до Сокольников, Стромынки. Представьте, сколько это надо прошагать! Прогулки по улицам Горького, Петровке, Неглинной... От Библиотеки имени Ленина - к Арбату, Кропоткинской, Волхонке. От Преображенской площади (это уже наш излюбленный маршрут в Сокольниках) до старого здания Театра Моссовета. Все это - наша лирическая московская география.

Не забыть совместные походы на выставки, в кино, театр. Концерты Лемешева, Козловского, Александровича, Звездиной, Огнивцева. Спектакли с участием Мордвинова, Марецкой. Выступления Набатова...

Не забыть мне и встречу нового, 1954 года в Колонном зале. Елка, музыка. Кругом молодые лица и мы. Помню, что окружающие почему-то обращали на нас внимание. Не знаю почему.

- Пара, наверное, хорошая была.

- Как бы тянулись к нам. И рождалось ответное теплое, дружеское чувство. Храню его до сих пор. Может быть, то был общий праздник - молодости, счастья молодости? Новогодняя елка в Колонном зале 1954 года. А может, это было связано еще и с тем, что наступал именно пятьдесят четвертый год? Старое оставалось где-то там, за чертой, в пятьдесят третьем...

Поженились мы накануне, осенью пятьдесят третьего. Регистрировались в Сокольническом загсе, на другом берегу Яузы...

Свадьба отшумела на Стромынке, студенческая, веселая, с песнями, тостами, танцами. Деньги на свадьбу, на новый костюм для себя и на мое "свадебное" платье (условно свадебное, возьмем это слово в кавычки: тогда специальные платья не шили. Да и колец обручальных не было. Но платье было новое.) деньги на все это Михаил Сергеевич заработал сам. Родители, если честно, даже не знали о наших намерениях. Мы поставили их в известность в последний момент. Так молодежь считается с мнением родителей - и тогда, и сейчас. Мол, так и так, у нас свадьба, денег не надо, у нас они есть. Вот и все известие. Да и денег-то у наших родителей особо не было. Вообще мы жили с постоянным чувством ответственности перед ними. Я, скажем, всю жизнь старалась не отяготить чем-либо своих мать и отца, не просить лишнее, не брать. Я ведь старшая, а у них было еще двое детей, и жилось нелегко.

Деньги заработал Михаил Сергеевич сам, летом, комбайнером на уборке хлеба. Правда, мне на туфли у нас не хватило. И туфли я одолжила у подруги в группе. Но платье было - это первая наша совместно приобретенная вещь. Платье, сшитое в настоящем московском ателье, я помню хорошо это ателье: около метро "Кировская".

Летом 53-го, перед свадьбой, мы расстались с Михаилом Сергеевичем на три месяца. К каникулам присоединилась его учебная следственно-прокурорская практика. Проходил он ее у себя в Красногвардейском районе. Тогда район назывался Молотовским. Жили мы эти месяцы ожиданием писем друг от друга...

Сегодня, перечитывая письма Михаила Сергеевича, эти строчки на пожелтевших листочках бумаги - столько лет прошло! - написанные то чернилами, то карандашом, то в степи на комбайне, то в районной прокуратуре в обеденный перерыв или поздно ночью, после работы, вновь и вновь думаю не только о чувстве, которое соединило нас в юности. Думаю и о том, что наш жизненный выбор, наш жизненный путь, истоки которого в нашем детстве и юности, что он не случаен.

Хочу привести отрывки из двух-трех писем Михаила Сергеевича. Полностью не надо, нельзя, здесь есть страницы, предназначенные только мне, - со мною они и уйдут... Да, есть вещи, которые предназначаются только для меня, сколько бы лет ни прошло. Но кое-что я вам зачитаю. Посмотрите, на листке сохранился штампик - "прокуратура Молотовского района"... И даже число: 20 июня 1953 года. Был на работе в прокуратуре и стал писать письмо на первом подвернувшемся листке.

"...как угнетает меня здешняя обстановка. И это особенно остро чувствую всякий раз, когда получаю письмо от тебя. Оно приносит столько хорошего, дорогого, близкого, понятного. И тем более сильнее чувствуешь отвратительность окружающего... Особенно - быта районной верхушки. Условности, субординация, предопределенность всякого исхода, чиновничья откроенная наглость, чванливость... Смотришь на какого-нибудь здешнего начальника - ничего выдающегося, кроме живота. А какой, апломб, самоуверенность, снисходительно-покровительственный тон, пренебрежение к науке. Отсюда издевательское отношение к молодым специалистам. Недавно прочитал в газете заметку зоотехника - Мовсисяна, окончившего Ставропольский сельскохозяйственный институт. Просто обидно. Видишь в этом зоотехнике свою судьбу. Человек приехал с большими планами, с душой взялся за работу и уже скоро почувствовал, что все это и всем абсолютно безразлично. Все издевательски посмеиваются.

Такая косность и консерватизм..."

- А Ваши письма к нему сохранились?

- Да разве вы, мужчины, храните письма так, как женщины? Я сберегла все до одного... Зачитаю фрагмент еще одного письма. Та же тетрадь, тот же карандаш. Видимо, дня через два писал: "Ты спрашивала о строительстве дома... Я, правда, не могу назвать это домом. Это обыкновенная хата. Сейчас она уже покрыта черепицей, вставлены окна. В общем, пригодна для жилья. Вся беда в том, что до сих пор никак не достанем леса для полов..."

"Да, Раечка, я тебе не писал. У нас агрегат почти на сто процентов состоит из Горбачевых. Комбайнер - папа, Горбачев, штурвальный - я, тракторист Горбачев Семен Григорьевич. На соломокопнителе одна девушка - Горбачева Анна Михайловна. Отвозит зерно от комбайна на машине Горбачев Василий Алексеевич. Так уже и говорят: "Горбачевы поехали". Папа, Семен и Василий - по отцам двоюродные братья... Я должен закончить письмо... Посылаю горячий привет из сферы производства в сферу интеллекта".

- Это он писал Вам домой? Вы были на каникулах?

- Нет, я была в университете. Он уехал на практику, а я что-то еще доздавала, какие-то экзамены. Последние годы учебы я много болела. Перенесенная на ногах ангина осложнилась ревматизмом. Врачи настоятельно советовали сменить климат. После окончания университета я была рекомендована в аспирантуру. Выдержала конкурс и поступила. Михаилу Сергеевичу предложили на выбор: работу в Москве или аспирантуру. Но мы решили оставить все и ехать работать к нему на родину, на Ставрополье...

Задумавшись, Раиса Максимовна замолчала...

- Конечно, есть какая-то тайна. Тайна чувств и законов, соединяющих двух людей. Именно тех людей, которые становятся друг другу необходимы. И это неподвластно ни людскому суду, ни суду науки. И хорошо, что есть что-то на свете тайное...

Мысленно возвращаясь в те годы, я вновь думаю: каким тогда, в юности, вошел в мою жизнь Михаил Сергеевич? Каким? Умным, надежным другом? Да. Человеком, имеющим собственное мнение и способным мужественно его защищать? Да. В свое время тогда же, в юности, я столкнулась - и это было одним из моих очень болезненных разочарований - с тем, что иные люди не умеют отстаивать собственное мнение, да и не имеют его. А он - человек, имеющий собственное мнение и способный его сохранять, отстаивать с достоинством. Но и это не все.

Сегодня, Георгий Владимирович, думаю вот о чем. В нынешнем яростном борении добра и зла, верности и предательства, надежды и разочарований, бескорыстия и продажности я думаю о его врожденном человеколюбии. Уважении к людям. Именно о врожденном. Это ведь не воспитывается - таково мое убеждение. Не приобретается с дипломом - ни с каким. Уважении к людям, к их человеческому достоинству... Думаю о его неспособности (боже, сколько я над этим думаю!) самоутверждаться, уничтожая других, их достоинство и права. Нет, не способен он утверждать себя уничтожением другого. Того, кто рядом.

Вижу его лицо и глаза. Тридцать семь лет мы вместе. Все в жизни меняется. Но в моем сердце живет постоянная надежда: пусть он, мой муж, останется таким, каким вошел тогда в мою юность. Мужественным и твердым, сильным и добрым. Чтобы мог, наконец, снова петь свои любимые песни, а он, повторяю, любит петь. Чтобы мог читать свои любимые стихи и смеяться - открыто, искренне, как это было всегда...

Беседа закончена. Я потихоньку раскладываю по конвертам магнитофонные кассеты и проставляю на конвертах номера: 1-й, 2-й, 3-й... Моя собеседница еще какое-то время молча сидит, отложив в сторону многочисленные, вкривь и вкось исписанные, испещренные листки и листы. Смотрит задумчиво перед собой, поднимает руку к виску. Лицо заметно побледневшее. Ее последние слова были поразительно похожи на молитву...

"Тайна, неподвластная суду молвы..." Как и у всяких двоих. Просто у этих двоих аудитория - волею судеб - больше. А значит, и молва круче.

Когда американские журналисты однажды спросили у Горбачева, какие серьезные вопросы он обсуждает с женой, тот подумал и ответил:

- Все.

Не каждый бы на его месте позволил себе такую мужскую прямоту, хотя скажите откровенно: а есть ли серьезные вопросы, которые мы не обсуждаем со своими женами? Нет, конечно. Просто одни признаются в этом, другие предпочитают не признаваться, считая, что тем самым прибавляют себе в чужих глазах мужественности и самостоятельности.

Горбачев подчеркнуто рыцарственно относится к жене. Я далек от глупости считать, что это продиктовано идеями перестройки. Я не ищу здесь связи. Я просто вижу здесь символ. Знак. Хотя в России отношение к женщине, особенно к собственной жене, тоже может быть фактом перестройки и даже требовать от человека известной смелости. По крайней мере, в той России, которую сам я лучше знаю, потому что родился и вырос в ней, - нравы Запорожской Сечи в моей России пока ох как живы.

Она позволяет себе индивидуальность, что выражается прежде всего в чувстве собственного достоинства. Он же к этому чувству относится с неизменным, без нажима, уважением. Такое уважение, похоже, входит в некий кодекс чести, которому он следует с завидным самообладанием даже в тех ситуациях, когда другой давно бы сорвался в истерику. Будь я посмелее, я бы сказал, что в отношениях двух этих людей, вышедших, что называется, "из народа", есть некий аристократизм, который мне, впрочем, неоднократно доводилось наблюдать и в хороших, основательных крестьянских семьях. Назовем это интеллигентностью применительно к нашему конституционному строю.

"Спасибо! - прочитал в одном из писем, адресованных Р.М.Горбачевой. Благодаря Вам - и Вам в том числе - меняется образ советской женщины в стране и в мире. К ней возвращается достоинство..."

Горбачев платит своему народу чужие многолетние долги, в чем, возможно, и состоит его главная драма. В том числе платит и по векселю "человеческое достоинство".

Экзамен жизнью

- Ставрополь... Сюда... после окончания университета молодыми специалистами, полными планов и надежд, и приехали Михаил Сергеевич и я. Здесь - начало нашего трудового пути, вхождения, если хотите, в новые слои жизненной атмосферы. <...>

- Вы приехали в Ставрополь со столичным университетским образованием. По тем временам это была редкость. Как смотрели на Вас товарищи по работе? Как складывались отношения на службе?

- А никак.

- Не понял, Раиса Максимовна.

- А что понимать: устройство на работу оказалось для меня проблематичным... В первые месяцы в Ставрополе я просто не могла найти работу! Потом полтора года работала не по специальности. И два года по специальности, но - на птичьих правах. С почасовой оплатой или на полставки, с периодическим увольнением по сокращению штата. Вот так. "Человек со столичным университетским образованием". "Нетипичное по тем временам для Ставрополья явление..." Да. В сущности, четыре года не имела постоянной работы.

- Почему?

- Думаю, по двум причинам. Насколько мне известно, в те годы в стране вообще сложно было с трудоустройством специалистов с высшим гуманитарным образованием. Я знала, например, что в том же Ставрополе тогда приблизительно 70 процентов учителей работали на неполной ставке. Но не менее важна, на мой взгляд, и вторая причина.

Да, специалистов с университетским образованием, тем более окончивших МГУ, в городе в то время практически не было... Ну, может быть, 2-3 человека. На кафедрах вузов, где могла быть использована моя профессиональная подготовка, соответствующие дисциплины преподавались людьми, имеющими педагогическое очное или зачастую заочное - образование. Как правило, это были выпускники своего же, Ставропольского пединститута. Я не ставлю под сомнение профессионализм всех их. Работая позднее в этой среде, я встречала людей, кто вел большие научные исследования, был способен к ним, читал прекрасные лекции, пользовался заслуженной любовью студентов, отдавал педагогике всего себя. Но как много было и тех, кто просто не мог, да и не хотел заниматься ни научно-исследовательской, ни педагогической, ни методической работой!.. Но для института это были "свои" люди: знакомые, прижившиеся, удобные. Даже выгодные. А оплата труда у нас ведь стабильная - за должность, за звание, но не за количество и тем более качество выполняемой работы. <...>

Вообще я рада, что мы сегодня серьезно задумались над бедами, накопившимися у нас в сфере образования, во всей системе обучения общеобразовательной, профессионально-технической, среднеспециальной, высшей. Ищем пути к ее демократизации, к совершенствованию всех ее звеньев, улучшению качества обучения и подъему престижа высшего образования в стране. В самом деле - столько формализма! Готовили специалистов неизвестно для чего. Сколько дипломов наплодили! Много раз я сама говорила в институте: зачем мы даем диплом человеку, не подготовленному ни профессионально, ни в общекультурном плане? Приходя на работу с дипломом, он требует тех же прав, что и человек, действительно образованный, действительно специалист, позарез нужный делу. Ведь получается порочный круг - воспроизводство ненужности.

В этой сфере необходимы крупные изменения. Хорошо, что они уже начались. Возьмите последние решения Президента о предоставлении автономии высшим учебным заведениям. Все это - шаги поиска, совершенствования доселе косной системы. Был, конечно, и опыт, традиции, завоевания, но и косности порядком поднакопилось.

- Раиса Максимовна, вернемся все-таки к Ставрополю.

- Извините, не удержалась, увлеклась. Тема высшего образования профессиональная боль... Ставрополь... Михаил Сергеевич приехал сюда из Москвы в год окончания университета, несколько раньше меня. Приехал с дипломом юриста в распоряжение краевой прокуратуры. Однако проработал там всего десять дней. Писал мне: "Нет, все-таки не по мне служба в прокуратуре... Встретил товарищей по прежней работе в комсомоле". В другом письме: "...с учетом моего комсомольского опыта работы в школе и в университете меня приглашают на работу в крайкомол. Ты знаешь мое отношение к комсомольской работе". И дальше: "Был длинный, неприятный разговор с прокурором края". В новом письме: "Со мной еще раз побеседовали и, обругав кто как хотел, согласились на мой уход в крайком комсомола". Следующая фраза: "Меня утвердили в должности заместителя заведующего отделом агитации и пропаганды".

...Зарплата Михаила Сергеевича составляла тысячу рублей в месяц "старыми", как принято называть, деньгами.

- Формально - сто рублей "новыми".

- За вычетом налогов, членских взносов во всевозможные организации оставалось 840 рублей. До сих пор помню - ведь эти деньги, учитывая мою длительную "безработность", долго были единственным источником нашего существования. Не считая продуктовых посылок, которые иногда передавали нам из села родители Михаила Сергеевича. Б?льшим помочь они не могли - не было возможности...

Жизнь в те годы была не такой уж дешевой. Если иметь в виду наши восемьсот рублей. Двести рублей каждый месяц мы платили за квартиру, за маленькую частную комнатку, которую снимали... В ней с трудом умещалось даже наше тогдашнее "состояние". Кровать, стол, два стула и два громадных ящика, забитых книгами. В центре комнаты - огромная печь. Уголь и дрова покупали. Еду готовили на керосинке в маленьком коридорчике.

Были у нашей "квартиры" и преимущества. Комнатка светлая, целых три окна и все выходили в сад. А сад большой, красивый. И были хорошие, добрые хозяева - я это тоже отношу к достоинствам квартиры. Старые учителя-пенсионеры. Дедуля, в отличие от жены и дочери, суров и малоразговорчив. И только выпив, в "нетрезвом виде" учил меня, что "надо трезво смотреть на жизнь".

Здесь, в этой комнатке, в ночь под православное Рождество 6 января 1957 года родилась наша дочь Иринка. В роддоме в медицинском паспорте записали: "Вес при рождении 3 килограмма 300 граммов. Рост 50 сантиметров. Вес при выписке из роддома 3 килограмма 100 граммов. Здоровая". Запись эту помню наизусть, а в те счастливые дни она для меня вообще звучала, как музыка.

В том же году благодаря усилиям коллег Михаила Сергеевича мы получили "государственную квартиру". Она была в доме, два верхних этажа которого при строительстве спланировали как жилье. А нижний, первый, - под служебные помещения. Но из-за трудностей с жильем и они постепенно также превратились в жилые. Наша "двухкомнатная" квартира - в недавнем прошлом кабинет с приемной была последним павшим бастионом. Точнее, для кого-то, для какой-то конторы павшим, а для нашей семьи - обретенным. В результате весь этаж стал огромной восьмиквартирной коммуналкой с общей кухней в конце коридора и с общим туалетом.

- То есть Вы пожили и в коммуналке?

- Да. Здесь жили демобилизованный подполковник, механик швейной фабрики, сварщик газопровода, сантехник... Все это были люди с семьями. И четыре женщины-одиночки: две жили вместе, а две занимали по комнатке. И мы с Михаилом Сергеевичем - впервые в жизни в собственной квартире.

Это было маленькое государство с очень разными и очень суверенными субъектами, если применять современную терминологию. Государство со своими неписаными, но понятными для всех законами. Здесь работали, любили, расходились, выпивали по-русски, по-русски ссорились и по-русски же мирились. Вечерами играли в домино. Вместе отмечали дни рождения. Пренебрежение в отношениях и высокомерие исключались полностью. Это был какой-то непосредственный, естественный, человечный мир...

Михаил Сергеевич подшучивал надо мною. Самое интересное, что он уже тогда употреблял сегодняшний наш парламентский сленг. Писал в одном письме - а письма мне он писал так часто еще и потому, что у нас не было телефона, да и вообще времена были еще "нетелефонные" - "Дипломатические отношения с суверенными единицами должна поддерживать ты. Надеюсь, не без гордости будешь проводить нашу внешнюю политику. Только не забывай при этом принцип взаимной заинтересованности". <...>

Вышли мы все из народа... Где-то в начале семидесятых услыхал неожиданное продолжение цитаты: да как нам вернуться в него? Отношения между "вышедшими" и средой, "народом", из которого они вышли, бывают весьма непростыми. Как часто доминантой в них становится едва ли не полное взаимное отчуждение. Одни не хотят, чтоб им напоминали, откуда есть, пошли они, большие начальники или жены больших начальников. Другие - другие безошибочно чувствуют это нежелание.

Почему-то не сами начальники, а именно жены больших начальников чаще всего и "не желают"...

В этом случае все иначе. Я давно обратил внимание на эту способность без натуги, но и без заискивания понимать и принимать мир, откуда и сама она родом. Естественность в отношениях с ним и чувство некоей извечно присущей русской интеллигенции обязательности перед ним. Я не призываю вас умиляться этим, просто прошу отметить в памяти на будущее "однокоммунальщиков" пятьдесят седьмого года. Как часто ведь по мере нашего продвижения "вперед и выше" мы вышагиваем из старых друзей, как из старых одежд.

- Работа означала для меня не только зарплату. Она была и делом, без которого я бы считала свою жизнь несостоявшейся. Студенческие лекции, семинары, научно-теоретические конференции, собрания, диспуты - сколько сил, времени, душевного напряжения и даже бессонных ночей требовали они! Но они многое и давали мне самой. Давали ни с чем не сравнимое чувство морального удовлетворения.

А споры, дискуссии во внеучебное время: в студенческом общежитии, на колхозном поле, куда мы, преподаватели и студенты, ездили на уборку кукурузы, винограда и картошки! И даже у меня на квартире, где тоже бывали мои студенты. Обсуждали все: новые театральные постановки, новые фильмы, события в жизни института, края, страны. До хрипоты спорили, разумеется, и о смысле жизни что же за студенческий диспут без этого "гвоздевого" вопроса. Словом, дискутировали обо всем, начиная с извечных человеческих проблем.

Цветы, которые дарили мне в жизни студенты, письма, которые они присылали мне, давно уже став самостоятельными, семейными и даже немолодыми людьми, это самые дорогие для меня подарки. Точно так дорожу и их оценками, строгими, но справедливыми - и меня самой, и моей работы...

Хорошо помню свою первую в жизни прочитанную в большой аудитории лекцию. Это было еще в Москве, в студенческие годы... Запомнилась мне и первая лекция в качестве преподавателя вуза. Это было в Ставрополе, в медицинском институте. Лекция по истории философии. Случилось так, что в тот день "в порядке обмена опытом работы преподавателей общественных наук города", как формулировалось официально, а по правде сказать - с целью проверки кафедры из-за каких-то возникших в коллективе неурядиц и склок сюда нагрянула представительная комиссия. В ней были заведующие кафедрами города и самые известные тогда в Ставрополе обществоведы.

- И это совпало с Вашей первой лекцией?

- Да. В принципе они пришли не ко мне, а в институт, на кафедру. Кафедра была довольно значительной. Но заведующая кафедрой почему-то сочла наилучшим выходом отправить всю эту многочисленную комиссию именно на мое занятие. Хотя я еще только начинала работать в институте. Волновалась я ужасно!

Вообще память у меня была хорошая. И я свои лекции "перед лицом аудитории" - такое выражение бытовало среди преподавателей - практически никогда не "читала", то есть не зачитывала с листа. Лишь иногда по ходу изложения темы проверяла отдельные цитаты, изречения, цифры... Но тогда, на первой учебной лекции в студенческой аудитории, у меня, конечно, совершенно не было опыта. Не было ощущения временн?го объема материала, то есть величины количества, необходимого материала для двух- или, как требовалось в том конкретном случае со мной, трехчасовой учебной лекции. Не был выработан оптимальный темп речи. Это ведь тоже важно для преподавателя. Не было "запасных" тем для диалога с аудиторией на случай, если лекция завершится раньше: все это пришло только со временем, с опытом педагогической работы. Да, забыла сказать: аудитория была весьма солидной - человек 200. В общем, свою первую лекцию я закончила за тридцать минут до звонка. Эти полчаса! Я не знала, куда их девать и куда деваться самой - и от студентов, и от комиссии!

После лекции - ее обсуждение. А что обсуждает комиссия: достигнута ли цель лекции, правильно ли выделены узловые проблемы, удалось ли лектору связать развитие философии с достижениями естествознания и т.д.

И вдруг заведующий кафедрой сельскохозяйственного института задает вопрос: "Простите, а как давно Вы читаете лекции?" Отвечаю - ни жива ни мертва: "Это моя первая лекция".

Чтоб Вы полнее увидели всю тогдашнюю картину, опишу Вам, что я представляла из себя перед маститыми профессорами и грозной комиссией. Пятьдесят килограммов веса, зеленое платьице, вот здесь - трогает себя за ключицы - галстучек...

"Говорите, первая лекция?" - заведующий кафедрой встал. "Стыдно, коллеги", - сказал и вышел.

На следующий год он взял меня на работу к себе в институт. Сам ушел на полставки, предложил это сделать еще одному из преподавателей кафедры, который тоже был уже в приличном возрасте. И на освободившуюся ставку зачислил меня. Помню, на кафедре он часто повторял модное тогда выражение Н.С.Хрущева: "Мы едем с ярмарки, дорогие друзья". И добавлял: "И мы должны помочь молодому специалисту". И шутливо показывал на меня. Так я стала на кафедре собирательной фигурой молодого специалиста - и, естественно, старалась не подвести заведующего. Выкладывалась сполна. Но вскоре его не стало...

- Имя, отчество его не вспомните?

- Почему же? - удивилась она. - И имя, отчество и фамилию - Николай Иванович Хворостухин. Умер от рака. Он, к большому сожалению, умер, а меня вскоре отчислили с кафедры по сокращению штатов.

- Ну и поворот!

- Поворот, увы, типичный. Сколько всего доброго держится зачастую на одном-единственном добром человеке!

За долгие годы моей профессиональной работы я, честно говоря, так и не привыкла к лекции - в том смысле, что она так и не стала для меня какой-то заурядной, повседневной обязанностью. Каждая лекция - экзамен.

В силу специфики предмета, который преподавала, - философии, и характера моей научно-исследовательской работы, связанной с социологией, тематика моих лекций была очень разнообразной.

Скажу без похвалы: иногда мои собеседницы, почему-то именно собеседницы, женщины, удивляются, откуда мне известны те или иные научные сведения, подчас из сфер, очень далеких друг от друга. А это просто-напросто дала мне моя профессия, связанная с широким кругом знаний. Та же диалектика предполагает знакомство с естествознанием, физикой, химией, общими законами их развития. А исторический материализм? Чрезвычайно много дали мне занятия конкретной социологией. И потом - я ведь вела не только студенческие курсы. Читала лекции аспирантам, слушателям вечернего университета, куда приходили уже люди зрелые, умудренные опытом жизни, с квалификацией, - азами, азбучными истинами от них не отделаешься.

Тематика лекций, повторяю, была очень разнообразной: от истории философии, гегелевской "Науки логики", кантовских антиномий, ленинской теории отражения, методов и форм научного познания, проблемы сознания до роли личности в истории, структуры и форм общественного сознания, современных социологических концепций, философских течений в зарубежных странах и т.д. <...>

В шестидесятые годы в моей библиотеке, а еще точнее, в моей жизни появились Библия, Евангелие, Коран... Как я их доставала! Какими причудливыми путями! Но они у меня уже тогда были, уже тогда я их читала. И тогда же впервые серьезно задумалась о вере, веротерпимости, о верующих и церкви.

Чрезвычайно важную роль в моей профессиональной судьбе сыграло увлечение социологией. Как наука социология в нашей стране практически перестала существовать где-то в тридцатые годы. Оказалась - я здесь тоже хочу быть точной, ибо это важно - "ненужной", а может быть, даже "опасной" в условиях формирования командно-бюрократической системы. Социология воплощает то, что мы называем "обратной связью", - уже поэтому система команд ей органически чужда. Так же, как и она этой системе.

Возрождение социологии началось в самом конце пятидесятых, а по существу в начале шестидесятых годов. Началось медленно, трудно, весьма противоречиво. Наука об обществе, различных его социальных структурах, общностях, их взаимодействии, социология столкнулась с трудностями жизненных реалий 60-70-х годов, с догматизмом и начетничеством теоретической общественной мысли. И все же многими, в числе их оказалась и я, была воспринята как совершенно необходимое общественной науке явление, как средство преодоления разрыва между теорией и практикой.

Занятие социологией открыло для меня мир новых общественных концепций, многие имена талантливых ученых - философов, экономистов, социологов как нашей отечественной, так и зарубежной науки. Познакомило с замечательными людьми первыми социологами страны, энтузиастами своего дела, преданными этому делу и верящими в него. Судьба этих людей оказалась непростой.Потребовались силы и мужество, чтобы выдержать сопротивление новому и даже его подавление в 70-х и начале 80-х годов - в то время, которое позднее назвали "застоем".

- Слишком часто социология говорит нам не очень приятные вещи, не укладывающиеся в официозную доктрину.

- Да, - произносит она раздумчиво. - Считаю очень важным, что предметом моего социологического изучения стало именно крестьянство. Деревня России, откуда все наши корни, вся наша сила, а может быть - и наша слабость. Важным для моего становления как молодого ученого, как личности. Наконец - для формирования моих жизненных позиций. Немаловажно и то, что изучение крестьянства, его реального положения шло на материалах Ставрополья традиционного района сельскохозяйственного производства страны.

Для изучения жизненных процессов села нами тогда использовались всевозможные методы и формы исследования. Статистика, различного рода документы, архивы, анкетирование, интервью... Знаете, мною лично в те годы было собрано около трех тысяч анкет! К тому же я и сама в известной степени находилась "внутри" процессов, событий, происходящих на селе. Не чувствовала себя посторонней. Бывая в колхозах, посещала дома колхозников, бригады, фермы, школы, библиотеки, магазины, медицинские, детские дошкольные учреждения, дома для престарелых.

Непосредственным предметом моих личных исследований, по материалам которых я потом защищала кандидатскую диссертацию, была крестьянская семья. Не все у нас, конечно, получалось как надо. Тем не менее наша работа, скажу без преувеличения, стимулировала в крае не только профессиональные интересы научных сотрудников, но и поиски специалистов, руководителей колхозов, совхозов. Институт стал получать от различных хозяйств, предприятий заказы на разработку на договорной основе планов социального развития того или иного трудового коллектива. Наша кафедра многое сделала в этом направлении и продолжала (я это знаю) разрабатывать его и после моего отъезда в Москву.

Практика конкретных социологических исследований, в которых я участвовала в течение многих лет, подарила мне и встречи с людьми, пронзительные, исполненные потрясающей психологической глубины картины, реалии жизни, которые я никогда не забуду. Сотни людей, опрошенных мною по самым разным вопросам, их воспоминания, рассказы, оценка происходящих событий - все это осталось в моей памяти и судьбе. Их повседневный быт, заботы. Сотни километров сельских дорог - на попутной машине, мотоцикле, телеге, а то и пешком в резиновых сапогах...

Проводя комплексное социальное исследование семьи, обнаружила, что каждый четвертый-пятый двор в селах Ставрополья - двор женщины-одиночки. Представляете? Дом обездоленной женской судьбы, разрушенной войной. Я, конечно, и до этого приводила в своих лекциях, статьях подобные фактические данные, но, как бы Вам сказать, не задумывалась над этим так глубоко, что ли. А вернее - не представляла это так наглядно, зримо и больно. А когда опрашивала села и каждый четвертый или пятый дом оказывался домом женщины-одиночки, то теперь уже сама воочию видела и эти дома, и этих женщин. Женщин, не познавших радости любви, счастья материнства. Женщин, одиноко доживающих свой век в старых, разваливающихся, тоже доживающих домах. Вдумайтесь - ведь речь идет о тех, кому природою предназначено давать жизнь и быть ее средоточием. И удивительно, что эти женщины в большинстве своем не озлобились, не возненавидели весь белый свет и не замкнулись в себе - они сохраняли эту вечно живущую в русской женской душе самоотверженность и сострадание к несчастью и горю другого. Это удивительно!

- А Вы не думаете, что судьба, возможно, Вас и выбрала от лица этих женщин?

- Не знаю, - быстро взглянув на меня, ответила она. И по взгляду, и по ответу я понял: тему эту в разговоре она не поддержит...

<...> Сегодня, в годы перестройки, демократизации и гласности, наблюдая за развитием социологии, за деятельностью социологических служб, я думаю: а использует ли сегодня социология в полной мере открывшиеся для нее возможности? Помогает ли она научному прогнозированию, управлению общественными процессами? Или, опять подчиняясь чьей-то субъективной воле (разницы ведь нет: воле правительства, партии или интересам какой-то группы), все более политизируясь, уходит от объективности, от великого предназначения всякого научного знания: помогать людям, освещать, а не затемнять им дорогу?

- То есть опять начинает обслуживать кого-то, а не работать на все общество?

- Да, это важно. Здесь тоже нужна правда. Наблюдала работу съезда социологов - он очень сложно шел... Но вернемся к нашим делам тогдашним, житейским. У нас росла дочь. Ходила в городской детский сад. Училась в городской общеобразовательной школе. В обычной, рядовой школе микрорайона, где мы жили. Занималась музыкой, на каникулы ездила к бабушке с дедушкой в село. Жили мы всегда сами, без старших. И наша дочь делила вместе с нами радости и трудности тех лет. В меру своих сил помогала убираться по дому, готовить, ходила в магазин, овладевала навыками составления домашней библиотечной картотеки и даже - классификации и обработки моих многочисленных социологических анкет и документов. Надо сказать, Иришенька очень рано научилась составлять библиотечную картотеку, а у нас в семье это - работа, поскольку книг в доме всегда было очень много.

Но ребенок есть ребенок. И я постоянно испытывала и испытываю чувство, что где-то в детстве обделила ее материнским вниманием... Не отдала столько, сколько могла, или, еще точнее, - сколько она того требовала. Родилась она у меня в то время, когда по закону декретный отпуск был всего два месяца. Материальные условия нашей жизни, трудности с работой не позволили мне хотя бы какое-то время жить на зарплату мужа. И я никогда не забуду, как ранними утрами недоспавшую, наспех одетую, едва не бегом несла ее в детские ясли, сад. А она приговаривает: "Как далеко мы живем! Как далеко мы живем!" Не забуду ее глазенок, полных слез и отчаяния, расплющенный носик на стекле входной двери садика, когда, задержавшись допоздна на работе, я опять же бегом врывалась в детский сад. А она плакала и причитала: "Ты не забыла меня? Ты не оставишь меня?" Вот так...

Она часто и много болела. Врачи, консультации... Разные диагнозы, разные рекомендации - порой взаимоисключающие. Все это тоже не проходит мимо материнского сердца. Стараешься лишний раз не брать больничный лист: ведь на работе заменить тебя некому. Когда Иришка стала старше, она оставалась дома и одна. А малышкой, чего греха таить, я частенько вела ее с собой в институт. Она терпеливо сидела, играла в преподавательской, ожидая конца рабочего дня. Взрослые, заметив ее, задавали вопросы. И она с детской непосредственностью, шокируя их, отвечала. "На кого ты похожа, девочка?" - "На папу - у нас совершенно одинаковая ладонь". - "Как тебя зовут, девочка?" - "Захареныш". "Да?! А твою маму?" - "Захарка"...

- Любопытно...

- Еще в студенческие годы на одной из фотографий я, восемнадцатилетняя, напомнила Михаилу Сергеевичу Захарку с картины Венецианова, русского художника XIX века, "Захарка". И он стал меня так шутливо называть. Так и вошло это в историю нашей семьи. А сейчас, межу прочим, повторилось - на новом витке. Недавно Настенька, младшая, четырехлетняя наша внучка, в присутствии весьма солидных приглашенных гостей на вопрос Михаила Сергеевича: "Где же Раиса Максимовна?" - вполне серьезно сообщила: "Твой Захарик пошел по лестнице". Приглашенные удивленно переглянулись и рассмеялись. Ничего не поделаешь, пришлось и им объяснять, кто такой "Захарик" и почему "Захарик".

Во втором классе Иришка писала сочинение "За что я люблю свою маму". Оказалось, за то, что у меня "много книг", за то, что "все студенты любят маму", потому что говорят маме "Здравствуйте!" и главное - за то, что "мама не боится волков". Я храню это сочинение...

Школу Ириша окончила с золотой медалью. За десять лет учебы, помню, в четверти у нее была только одна четверка: по черчению. Так же и мединститут окончила - вообще без четверок. И знаете, я этим горжусь.

В годы отрочества, юности дочь много читала. Только теперь признается мне, что очень часто - ночами, как она говорит, "втихаря". "Мне нравилось, говорит, - что никогда и никто из вас не указывал мне, что можно читать, а что нельзя, мол, еще рано. Все книги в доме были в полном моем распоряжении". Ей это, как видите, нравилось! Любит читать художественную литературу и сейчас. Некоторые вещи Толстого, Гоголя, новеллы Моэма, пьесы Пристли, роман Митчелл "Унесенные ветром" перечитывает вновь и вновь. "Унесенные ветром", по-моему, вообще выучила наизусть.

- Мои девчата тоже. Разговаривают друг с дружкой диалогами Скарлетт О'Хары и Рэтта Батлера.

- А знаете, их можно понять. Там сильные характеры, много благородных людей. Прекрасные женские образы. Да и мужские, скажу Вам. А женская натура ее влекут прямота и благородство.

- Поверю Вам на слово.

- В шестнадцать лет у дочери появилась и своя молодежная компания, свои музыкальные кумиры: Алла Пугачева, "Битлз", Джо Дассен, Демис Руссос, рок-опера "Иисус Христос - суперстар".

Правда, сейчас Иришка говорит мне, что ей больше всего нравятся танго 20-30-х годов. И так же, как и мы с Михаилом Сергеевичем, очень любит музыку Чайковского, его симфонии, балетную музыку. Любит "Аве Мария" Шуберта, "Паяцы" Леонкавалло, "Норму" Беллини. Налицо, если хотите, сближение вкусов "отцов и детей"...

В семьдесят четвертом поступила в Ставропольский мединститут. Недавно в интервью корреспонденту "Медицинской газеты" сказала, что после школы она осталась в Ставрополе, потому что не хотела расставаться с родителями. Кого из родителей не тронет такое признание?

На первом курсе института познакомилась со своим будущим мужем Анатолием. Учились в одной группе. Мать Анатолия врач-невропатолог. Отец - высокий, красивый, инженер-геодезист, преданный своему делу человек. Но он рано умер в возрасте 56 лет. У него был рак. Перед смертью очень страдал. Об этом и сейчас тяжело вспоминать... Дважды его оперировали в Москве - мы жили уже здесь.

В 1978 году Ирина и Анатолий поженились, и Анатолий вошел в нашу семью. Когда меня спрашивают, сколько у нас детей, я отвечаю: четверо - Ирина, Анатолий, Ксения и Анастасия. Но вырастила я все-таки одну дочь. Один ребенок в семье. Сегодня говорят, что работающая женщина с двумя детьми - это уже многодетная мать. Нелегко совмещать профессиональные, общественные обязанности с семейными, с ролью матери и жены.

Право на равный труд, на материальную, социальную независимость, на реализацию себя как личности - все это огромные завоевания женщин нашего времени. Мне самой приходилось проводить анкетный опрос среди женщин: оставили бы Вы работу в том случае, если бы муж полностью обеспечивал семью? Даже при этих условиях большинство женщин отвечали: нет.

С другой стороны, семья, этот социально-нравственный, кровнородственный союз людей был и остается важнейшим институтом человеческих отношений, человеческой, людской судьбы, источником ее благополучия, счастья или, напротив, несчастья. Время меняло и меняет устои, формы, структуры семьи, основы ее создания. Но не снижает для человека значимости семейных уз.

Возьмите хотя бы практику воспитания детей. Опыт жизни, на мой взгляд, очень убедительно показывает, что при огромных возможностях и даже при очевидной необходимости общественного воспитания оно должно непременно сочетаться с воспитанием в семье. Непременно! Ничто не заменит эмоциональные, основанные на любви взаимоотношения детей и родителей. Ни ясли, ни сады, ни школы-интернаты или детские дома. <...>

Но вернемся в Ставрополь. Михаил Сергеевич работал в комсомоле до шестьдесят второго года. Потом перешел на партийную работу. Был парторгом территориально-производственного колхозно-совхозного управления (какое название!) - то есть на партийной работе районного уровня. Потом - первым секретарем горкома партии, а затем и вторым и первым секретарем Ставропольского крайкома КПСС.

Это - огромный кусок времени. Времени и для страны, и для партии сложного, очень своеобразного. Оно подавало надежды, и оно же - разочаровывало. Время "оттепели", ломки многих сложившихся представлений, стереотипов, формирования новых идей, новых подходов и вместе с тем - время невозможности полной реализации этих идей и подходов. Время поощрения демократических процессов, инициатив и - время неудачи основных начинаний, реформ, а позднее и вообще их свертывания.

В 1958 году, в апреле, Михаил Сергеевич писал мне с XIII съезда комсомола, на котором выступил Никита Сергеевич Хрущев: "От съезда сильные впечатления... выводы, к которым не всегда придешь у себя дома... оправдание накопившегося внутреннего беспокойства, усилий, напряжения..." Ну а дальше - личное: "Твои просьбы стараюсь выполнить... Что купил, не буду говорить. Об одном жалею, что денег уже нет... Я подписал тебе Всемирную историю - 10 томов, Малую энциклопедию, философские произведения Плеханова... Скоро приеду, может быть, даже раньше письма, ибо не исключена возможность - самолетом".

Вспомним хронологически хотя бы некоторые главные события с середины 50-х до середины 70-х годов. Февраль 56-го - ХХ съезд партии. Доклад Никиты Сергеевича Хрущева, а затем Постановление о культе личности и преодолении его последствий. Октябрь 56-го - события в Венгрии. Июнь 57-го - Пленум ЦК, Постановление об антипартийной группе Маленкова, Кагановича, Молотова. Октябрь 57-го - запуск первого в мире искусственного спутника Земли. Апрель 61-го первый в мире советский космический корабль "Восток" с летчиком-космонавтом Юрием Гагариным на борту совершил полет вокруг земного шара. Боже, как ликовали мы тогда!..

Октябрь 64-го - Пленум ЦК КПСС освободил Н.С.Хрущева от обязанностей Первого секретаря, избрал на его место Брежнева Леонида Ильича...

Март и сентябрь 1965-го - Пленумы ЦК о положении в сельском хозяйстве и промышленности. Август 68-го - события в Чехословакии, ввод советских и союзнических воинских подразделений на ее территорию. 1972 год - Договор ОСВ-I, признанный в мире ядерный паритет СССР и США... То было время, которое требовало осмысления многих фундаментальных вещей. Конечно, это осмысление дается непросто. Не случайно философы называют процесс познания "Танталовыми муками"...

В 60-е годы Михаил Сергеевич окончил заочный экономический факультет Ставропольского сельскохозяйственного института, считая, что ему для работы необходимы углубление и систематизация экономических знаний...

Наряду с образованием, думаю, для формирования и становления его как государственного деятеля очень важно было и его вхождение в руководящие структуры власти страны - в ЦК партии, Верховный Совет СССР. Открывавшиеся в связи с этим многообразные возможности, в том числе и личные контакты с руководителями партии и государства.

- Раиса Максимовна, я слышал легенду, что, когда Н.С.Хрущев приезжал на Ставрополье, ездил по краю, Михаил Сергеевич был в числе тех, кто сопровождал его по хозяйствам края, и что Никита Сергеевич якобы обратил на него внимание. Благословил. Это правда?

- Впервые слышу. Думаю, легенда - за исключением того, что Н.С.Хрущев действительно приезжал на Ставрополье.

Важно само многообразие контактов: не только с руководителями партии и государства, но и с его тогдашними коллегами. Тут и обмен полезным опытом, и тем, что подспудно вызывало тревогу, многочисленные вопросы, размышления и даже недоумение. Внутренняя работа - она, поверьте, не прекращалась в нем ни на минуту. Он вообще не из тех, кто пребывает в довольстве собой и окружающим.

В апреле 70-го Михаил Сергеевич избирается первым секретарем крайкома КПСС. Как тогда говорили, "первым человеком края", региона, территория которого сопоставима с любым американским штатом.

Сергей Андреевич - отец Михаила Сергеевича - крестьянин, прошедший суровую школу жизни, прислал письмо по этому поводу. "Поздравляем тебя с новой работой. Нет предела материнской и отцовской радости и гордости. Пусть эта радость не угаснет никогда. Желаем тебе крепкого здоровья и богатырских сил для работы на благо Родины". Меня это безыскусное письмо до сих пор трогает до слез...

Избрание Михаила Сергеевича первым секретарем крайкома для тех лет было явлением нерядовым и необычным. Во-первых, Михаил Сергеевич был свой, местный. На Ставрополье до Михаила Сергеевича, насколько я знаю и помню, первыми секретарями работали Суслов, Бойцов, Лебедев, Беляев, Кулаков, Ефремов. Все они были присланы со стороны. То есть все были "чужаками"... Во-вторых, Михаил Сергеевич был молод. Ему только что исполнилось 39 лет.

Трудно, мучительно, но все же пробивала себе дорогу жизненно назревшая потребность обновления кадров, смены поколений. Ведь кругом десятилетиями сидели одни и те же начальники. И не только на областном, краевом уровне, районном, но и в центральных руководящих органах. В 78-м году, когда сорокасемилетний Михаил Сергеевич перешел на работу в Москву, средний возраст членов Политбюро составлял 67 лет. А союзных министров - 64 года. Был нарушен естественный процесс обновления кадров, необходимый для нормального функционирования любого общества.

В течение нескольких лет работы Михаила Сергеевича в крае практически обновился весь состав секретарей райкомов. Вместе с омоложением, обновлением кадров шло и оздоровление моральной атмосферы, утверждалась новая динамика работы, охватившая не только партию, но и все другие участки жизни. Пришел новый дух, стиль, присущий Михаилу Сергеевичу, - открытость, близость к людям, умение слушать и уважать мнение других, не подавлять работающего рядом, а вдохновлять и поддерживать его... Слушать он умел всегда. Он не просто восприимчив - он прямо-таки "гигроскопичен" по отношению к чужому мнению. Но делает, поступает, правда, чаще всего так, как сам считает нужным...

Как-то в шутку в семейном кругу он сказал: "Перестройка для меня началась в 70-м году на Ставрополье". Должность первого секретаря крайкома давала возможность ему делать что-то реальное для края, воплотить в жизнь немало выношенных, выстраданных ранее идей. Именно в эти годы на Ставрополье пошло интенсивное развитие новых отраслей: электроники, электроэнергетики, газовой, нефтяной, химической промышленности. Проведена была огромная работа по мелиорации края, ведь Ставрополье - зона рискованного земледелия. Почти половина территории края - засушливая степь и полупустыня. Специализация и концентрация в сельскохозяйственном производстве. Поиски новых форм организации труда и его стимулирования. Внутрихозяйственный расчет, аккордная оплата. Именно в те годы и была заложена в крае основа поистине рекордных на Ставрополье урожаев 80-х годов. Были разработаны и в значительной мере осуществлены программы по социально-культурному строительству, по преобразованию курортов края: Кисловодска, Пятигорска, Ессентуков, Железноводска, Теберды, Домбая. В Ставрополе появились политехнический институт, институт культуры, многие средние технические училища...

- Раиса Максимовна, у меня к Вам и такой вопрос: не секрет, что в те годы положение первого секретаря крайкома было непререкаемым. Искушение властью существовало не только для руководителей, но и для их жен. Как чувствовали себя Вы тогда, на Ставрополье, в этом качестве?

- "Искушение властью" для меня прежде всего означало новые, добавившиеся к моим ежедневным профессиональным, семейным заботам бесконечные тревоги и волнения, связанные с работой мужа. Сопереживание за судьбу дел в крае - это, конечно, прежде всего... Хотя в определенной мере новое положение изменило нашу жизнь и с другой стороны: оно улучшило материальное состояние семьи, возможности пользования медицинской помощью, расширило круг контактов, знакомств...

Годы те оказались чрезвычайно напряженными, хотя и предшествующие, скажем прямо, были нелегкими: ведь мы работали, продолжали учебу, растили ребенка. И все же десять лет - почти 9 лет, - которые Михаил Сергеевич проработал первым секретарем, были для нас особо напряженными. Отдых, свободное воскресенье выдавались крайне редко. Но когда выходной все же выпадал, мы любили проводить его за городом, на лесных и степных тропах. Дачи никакой - ни личной, ни государственной - на Ставрополье у нас не было. Спортивные брюки, кеды и пятнадцать-двадцать километров пешком. Чаще вдвоем. Иногда с Иришей, иногда с друзьями. Но "компания", как правило, не выдерживала похода и предпочитала короткую прогулочку, проминку, игру в волейбол и т.д. А каких только приключений не бывало с нами во время наших походов! И в лесу блуждали, и в степи во время пурги. Однажды дело приобрело опасный оборот. Спасла линия электропередачи. Она нас и вывела к городу. Друзья уже подняли переполох, что мы потерялись.

- Это случилось, когда он уже был первым секретарем?

- Да. А знаете, как хорошо было вдвоем! Специально уходили. Какое это удовольствие! Выехали за город и пошли. И лес, и степь были нашими. И в горах попадали в "переплеты". Но, скажу Вам, самое страшное - оказаться в горах под сильной грозой. Был случай, когда в лесу нас обстреляли какие-то хулиганы. Зашли далеко, в глухомань, и вдруг - выстрелы. Пришлось прятаться. Зато есть что вспомнить.

- А праздники как справляли? Наверняка же были какие-то "семейные сборы" руководства края, во всяком случае - секретарей крайкома. На Ставрополье, по себе сужу, народ живой: и выпить, и закусить, и застольную спеть, или, как у нас говорят, - "сыграть"...

- Конечно, собирались - на Новый год, на ноябрьские праздники. Предварительно деньги сдавали, вскладчину, Михаил Сергеевич такое правило ввел...

А вообще друзей и на Ставрополье, и в Москве у нас много. Были и есть они и среди коллег, и просто среди людей, встреча с которыми "однажды" превращалась в душевную близость на многие годы. ...Шли годы. Менялась жизнь, менялись люди. Менялись и мы. Что-то реализовывали, делали, достигали. Но и проблемы тоже оставались. В последние годы жизни на Ставрополье я все чаще слышала от Михаила Сергеевича не только о трудностях с социальным развитием сел и городов края, материально-техническим обеспечением, неэквивалентности обмена сельскохозяйственной и промышленной продукции, о несовершенстве системы оплаты труда, но и о необходимости глубоких перемен в стране, структурах управления, тормозящих развитие целых регионов и отдельных отраслей. О трудностях снабжения населения края продовольственными и промышленными товарами. Понимаете, край, производящий знаменитую ставропольскую пшеницу, мясо, молоко, сдающий тысячи тонн шерсти, постоянно испытывал недостаток в основных продуктах питания и других товарах.

В 1978 году Пленум Центрального Комитета КПСС избирает Михаила Сергеевича секретарем ЦК. Для меня и для Михаила Сергеевича это было, как говорят, нежданным-негаданным. Михаил Сергеевич находился в Москве. Я вернулась с работы поздно вечером - около 22 часов. Раздался телефонный звонок. Звонил Михаил Сергеевич. "Знаешь, неожиданное для меня предложение. Завтра - Пленум. Жди. Обязательно позвоню". 27 ноября 1978 года он стал секретарем ЦК КПСС...

Сразу по приезде в Москву нам предоставили государственную дачу. Позднее квартиру. Дали из того, что имелось "в запасе", и то, что было положено по тем временам по должности секретаря ЦК. Правда, только потом я поняла сложившуюся здесь железную практику: все решала неписаная - самое удивительное, что и впрямь, похоже, неписаная! - "табель о рангах". Получаешь только то, что положено соответственно твоей ступени на иерархической лестнице, а не твоему реальному вкладу в реальное дело... Должность полностью исчерпывала в этом смысле, да и сейчас еще исчерпывает живого человека. Инициатива, творчество, самостоятельность не только в большом, но и в самом маленьком, обыденном, повседневном не поощрялись или, точнее, не очень поощрялись...

В последние годы жизни на Ставрополье наш месячный семейный бюджет складывался из 600 рублей зарплаты Михаила Сергеевича как секретаря крайкома партии плюс 320 рублей моего доцентского оклада. По тем временам, в общем-то, прилично. Как секретарь ЦК Михаил Сергеевич стал получать 800 рублей в месяц. Если не ошибаюсь, такой же оклад был у всех секретарей ЦК, кандидатов в члены Политбюро, членов Политбюро, а также у Генерального секретаря. Кроме того, существовали ежемесячные лимиты "на питание" - 200 рублей в месяц для секретарей и кандидатов и 400 рублей для членов Политбюро.

Разрешалось бесплатное приобретение необходимых книг. Обслуживание транспортом не только основного члена семьи, но и его супруги - бесплатное. Квартира была бесплатной, выделялся денежный лимит на оплату отдыха...

Ирина и Анатолий перевелись во Второй медицинский институт. Оба окончили его с "красным дипломом" - с отличием. В 1985 году Ирина защитила диссертацию по медико-демографическим проблемам. Работала сначала ассистентом на кафедре социальной гигиены и организации здравоохранения Второго Московского мединститута, затем занялась научными исследованиями и перешла в лабораторию медико-демографических и социологических исследований. Анатолий тоже стал кандидатом медицинских наук, хирург. Уже более десяти лет трудится в Московской городской клинической больнице.

Через год после приезда в Москву родилась наша первая коренная москвичка внучка Ксения. Имя определили заранее. Выбрала его я, мне доверили. В восемьдесят седьмом родилась вторая коренная москвичка - внучка Анастасия. Имя выбирали коллективно, всей семьей. Прошло предложение Михаила Сергеевича. Так что в этом отношении у нас с ним паритет. Правда, два раза готовили и мужское имя - вдруг мальчик? Тогда - Михаил.

Но это все - радости семьи. Было и другое... Надежды Михаила Сергеевича здесь, "наверху", решить назревшие проблемы во многом не оправдывались. Беды все больше загонялись внутрь, откладывались на будущее. Болел Леонид Ильич Брежнев. Это сказывалось на всем. В ноябре восемьдесят второго его не стало, умер. Пришел Юрий Владимирович Андропов. Но всколыхнувшиеся, было, надежды оказались недолгими. Андропов был тяжело болен. Страшно вспоминать, но на его похоронах я видела и откровенно счастливые лица.

Наступило время Константина Устиновича Черненко, еще более сложное. Страна жила предчувствием изменений. Необходимость их ощущалась кругом. Росло число людей, открыто поддерживающих, понимающих необходимость реформаторских идей и практических шагов. Но в жизни партии и страны все оставалось по-прежнему. Часто после возвращения Михаила Сергеевича с работы мы подолгу беседовали с ним. Говорили о многом... О том же, о чем все беспокойнее и настойчивее говорили в обществе.

О чем я сейчас вдруг неожиданно подумала, Георгий Владимирович? Есть люди, которых привлекает, я это знаю, внешняя сторона моей жизни. Даже завидуют моей одежде, моим протокольным "нарядам"... Для меня же важнее другое сопричастность к тем огромным делам, которые выпали на долю близкого мне человека, моего мужа... Этим и дорожу.

Так долго мы еще не беседовали ни разу: шесть получасовых бобин сменил я в "Грюндиге" - седьмая исписана наполовину, как бывает исписанной наполовину последняя страничка в книге. Ворох "отобранных" листков высится на столе рядом с моей собеседницей...

Когда я предложил одну из главок будущей книги посвятить счастью и соответствующим образом назвать ее "О счастье", она подумала и отказалась:

- Разве я похожа, Георгий Владимирович, на женщину, порхающую от счастья к счастью?

Нет, не похожа - теперь я и это представляю лучше... Но состояния счастья, говорят, минуты. Все остальное - жизнь.

О чем болит душа

В уже хорошо знакомом кабинете все было по-старому, за исключением одного: на кожаном диване лежала груда приветственных адресов, телеграмм, открыток. Несколько дней назад Президент отметил свое шестидесятилетие.

- Вот, разбираю, - сказала хозяйка. - Уже насчитали более трех тысяч писем и телеграмм. Хотите посмотреть подарок Патриарха всея Руси Алексия Второго к юбилею?

- Да.

Мы прошли в библиотеку. Мне показали икону в прекрасном, сусальной позолоты, окладе. Михаил Архангел, современного, но, как и в старину, глубокого, медового - цвета гречишного меда - письма, печально и строго смотрел из окошка в окладе...

Мы постояли, полюбовались иконой. День был пасмурный, но икона собирала, фокусировала в себе весь рассеянный весенний свет, что растворен был в комнате, и мягко горела в глубине библиотеки. Я вспомнил, что скоро - Пасха.

Так получилось, что оказался рядом со столом, на котором лежали две стопы книг высотой, наверное, в полметра каждая. Что сегодня наверху? Что читают сегодня? Изящно изданная "Песнь любви", стихи - вот чего, честно говоря, не ожидал! - а в другой стопке томик Пушкина. Синий, выцветший, из десятитомного издания пятидесятых годов. Взял его в руки, обнаружил закладку, раскрыл. "Борис Годунов".

- Это я читаю, - сказала Раиса Максимовна у меня за спиной и взяла из рук раскрытую книгу.

Ах! чувствую: ничто не может нас

Среди мирских печалей успокоить;

Ничто, ничто... едина разве совесть.

Так, здравая, она восторжествует

Над злобою, над темной клеветою.

Прочитала негромко, как бы для себя, и, закрыв книгу, положила ее рядом с иконой. Михаил Архангел и тисненый профиль Пушкина соседствовали вполне естественно.

Еще через минуту уже шла наша беседа.

- С чего начать? - спросила перед диктофоном сама себя. - Наверное, с этого. 10 марта 1985 года вечером не стало Константина Устиновича Черненко. О его самочувствии и болезни официально ничего не сообщалось. 2 марта были опубликованы итоги выборов в Верховные Советы союзных и автономных республик. Из них явствовало, что в выборах приняли участие 99,98 процента избирателей, а свыше 99 процентов проголосовали за выдвинутых кандидатов в депутаты.

- Какие цифры! И как быстро мы от них отвыкли...

- То, что отвыкли, думаю, к лучшему. Депутатом Верховного Совета РСФСР был избран и К.У.Черненко. Пресса сообщила о вручении ему представителями окружной избирательной комиссии удостоверения об избрании депутатом. Было опубликовано его обращение к избирателям, к советским людям. И ни слова о том, что Константин Устинович находится в больнице и пребывает в тяжелом состоянии.

Больше того, 6 марта в соответствии с издавна установившейся в стране протокольной практикой его супруга Анна Дмитриевна проводила прием по случаю Международного женского дня. Он дается для жен глав иностранных дипломатических представительств, аккредитованных в Москве. Прием, как и водилось тогда, шел с танцами, песнями, концертом.

О кончине К.У.Черненко Михаилу Сергеевичу сообщили сразу. Он срочно собрал членов и кандидатов в члены Политбюро, секретарей ЦК. Приняты были решения, связанные с похоронами. На следующий день назначили заседание внеочередного Пленума ЦК КПСС. На этом Пленуме, 11 марта, Михаил Сергеевич и был избран Генеральным секретарем ЦК. О том, как проходили это Политбюро и этот Пленум, написано много. Высказываются разные точки зрения, предположения, суждения... Как рассказывал Михаил Сергеевич мне, ни на Политбюро, ни на Пленуме других кандидатур на пост Генерального секретаря не вносилось. Очевидно, к этому времени у большинства членов ЦК сформировалась определенная общая позиция в оценке сложившейся ситуации и в руководстве, и в стране в целом. Ситуации непростой, неоднозначной, внутренне напряженной. Внешне же все выглядело как обычно. Избрание Михаила Сергеевича было единогласным.

Домой он вернулся поздно. Встречали всей семьей, с цветами. Ксаночка, которой было тогда пять лет, тоже встречала и сказала: "Дедуленька, я поздравляю тебя. Желаю тебе счастья и хорошо кушать кашу". Михаил Сергеевич засмеялся и спросил: "А ты тоже будешь со мной ее есть?" - "Нет, мышцы устали ее жевать". "А ведь надо, - сказал смеясь Михаил Сергеевич, - я тоже не люблю ее, кашу, но, понимаешь ли, ем - надо..."

Мы, взрослые, поздравляли Михаила Сергеевича, были счастливы, горды за него и уверены в нем.

Но, конечно, в тот вечер ни дети, ни я реально не представляли ношу, которую он взял, принял на себя. Не представляли и сотой доли того, что же будет означать в действительности его "новая работа" и что ждет Михаила Сергеевича и всю нашу семью в будущем.

У Вас, Георгий Владимирович, наверное, возникает вопрос: а если бы я тогда знала, что все сложится так непросто и даже драматично, не стала ли бы я отговаривать Михаила Сергеевича?

- Есть такой вопрос.

- И вот что я хочу Вам совершенно искренне на него ответить. При всей тяжести сегодняшних испытаний я не спешу Вам сказать: да. Нет, не спешу и не могу этого сказать. Что будет именно так, как сегодня, мы, конечно, не знали. Но скажите, сегодня Вам не приходит в голову мысль: а что бы означало для страны, народа, если бы тогда, в 85-м году, пришел бы некто, вполне достойный своих предшественников, причем пришел бы опять эдак лет на пятнадцать? А? Чем бы это кончилось? О какой ситуации в стране мы говорили бы сегодня? - если бы вообще говорили. К чему бы это привело страну? Шесть лет назад мы прежде всего думали об этом. Поэтому Михаил Сергеевич и принял такое решение.

Через месяц, в апреле, состоялся Пленум ЦК. На нем Михаил Сергеевич выступил с докладом. Пленум принял постановление о созыве в феврале 1986 года очередного съезда партии. Теперь этот Пленум - апрельский - называют началом поворота. Но впереди были и XXVII съезд партии, и XIX Всесоюзная партийная конференция, и I Съезд народных депутатов СССР...

В 1985 году Михаил Сергеевич совершает свои первые поездки по стране. Май - Ленинград, июнь - Киев, Днепропетровск, июль - Минск, сентябрь - Тюменская и Целиноградская области. Потом это станет обычным в его работе, да и не только в его, но и всего руководства страны. Так рождались новые традиции. А тогда это было необычно, ново. Да и сами встречи с людьми - не формальные, не для галочки. Откровенный, далеко не всегда "лицеприятный", но всегда искренний разговор обо всем, что волнует. Разговор от сердца к сердцу, задушевный и обеспокоенный.

- Этот же стиль он перенес и за границу.

- Да, но это было позже.

Часовое выступление Михаила Сергеевича 17 мая в Смольном, в Ленинграде, было включено в телевизионную программу. В то время и это тоже было воспринято как нечто необыкновенное, если не сказать - диковинное. Во-первых, Михаил Сергеевич не зачитывал заранее написанную на бумаге речь. Он говорил, рассуждал, излагал личное понимание острых проблем экономики. Советовался. И, во-вторых, обращался сразу ко всей стране, ко всем советским людям. Никогда прежде - за редким исключением - выступления руководителей партии и страны на партийных конференциях, съездах, пленумах, активах не передавались по телевидению, да еще в прямом эфире.

Надо сказать, страна быстро отреагировала на эти новации. Помните, даже анекдоты пошли...

- И Вы хотите сказать, что знаете те анекдоты?

- Конечно. И те, и кое-что из современного "фольклора". Что касается анекдотов 85-го, то, например, вспоминаю такой. Вернулся северянин из Москвы. Спрашивают: "Ну, как там, в центре, поддерживают Горбачева?" - "Не поддерживают". - "Да что вы?" - "Не поддерживают. Представьте, сам ходит". И другой анекдот: "Неграмотный Горбачев, совсем неграмотный". - "Ну, что ты, у него же, говорят, два высших образования". - "Все равно неграмотный. Все до него читали, а он - говорит..."

В том же, 85-м году Генеральный секретарь посетил с официальными визитами Францию, Польшу, Болгарию, Чехословакию. В ноябре состоялась его первая встреча с Президентом Соединенных Штатов Америки Рональдом Рейганом в Женеве. Перед визитом во Францию впервые в нашей отечественной истории руководитель партии, государства в телевизионном эфире беседовал с иностранными, западными журналистами. Прежде это было немыслимо...

Шесть лет назад Михаил Сергеевич и его единомышленники начали преобразования, имя которым во всем мире стало - перестройка. Преобразования, связанные с поиском новых путей развития внутренней и международной политики нашей страны, - в условиях нового времени, нового существования нашего общего человеческого дома.

На повестку дня были поставлены экономическая, политическая реформы, демократизация всей жизни, замена старых, отживших структур административно-бюрократической системы, создание правового государства. Концепция нового мышления в международных отношениях означала - я так понимаю - признание главенства политики над силой, невмешательство в дела других, предотвращение мировой ядерной и экологической катастроф...

Я была свидетельницей, как при подготовке доклада на XXVII съезде партии в острейших дискуссиях ближайших соратников Михаила Сергеевича рождались новые взгляды на современный мир - как на единую цивилизацию со всеми ее противоречиями и проблемами. Тогда в Политическом докладе ЦК XXVII съезду в феврале 1986 года Михаил Сергеевич сказал: "Ход истории, общественного прогресса все настоятельнее требует налаживания конструктивного, созидательного взаимодействия государств и народов в масштабах всей планеты... Такое взаимодействие нужно, чтобы предотвратить ядерную катастрофу, чтобы смогла выжить цивилизация... Именно так, через борьбу противоположностей, трудно, в известной мере как бы на ощупь, складывается противоречивый, но взаимозависимый, во многом целостный мир". Тогда, в 86-м, эта формулировка была революцией!

Идеи перестройки, ее шаги с самого начала оказались привлекательными для людей и были горячо подхвачены ими. Солидарность и поддержка - в чувствах, словах, наконец, в глазах сотен тысяч людей, выходивших на встречи с Михаилом Сергеевичем в его поездках по стране и за рубежом, - стали эмоциональным фоном перестройки. Поддержка и единение - в беспрерывном потоке писем. В 1985 году лично Михаилу Сергеевичу в месяц поступало до 40 тысяч писем. А всего за 1985 год ему пришло 402 с половиной тысячи писем! И это, повторяю, лично! А не те общие письма, которые пришли в ЦК. В 1986 году Михаилу Сергеевичу, опять же лично, поступало более 60 тысяч писем в месяц. В 1990 году приходило ежемесячно до 40 тысяч писем. В январе и феврале 1991-го - 93 тысячи писем.

Убеждена: нет более точного, более зоркого, более честного документа эпохи перестройки, чем эти письма. В письмах - ее история, анализ всех ее идей, советы, предложения, размышления, все напряжение и весь драматизм перестройки. Чего скрывать: есть и письма злости, письма ненависти, ярости. Но большинство - письма поддержки, письма надежды и решимости действий.

Конечно, мне хочется зачитать хотя бы несколько писем, выдержки из них. "Перестройка - то народное чаяние. Не сворачивать с избранного пути, не отступать. А.Лаврик, г. Свободный Амурской области". "Если будет возврат к прошлому, то лучше в петлю" - это было письмо Л.Шевелевой из Братска. "Верим и надеемся. А.Феклисов, г. Москва". "Прошу Вас, берегите здоровье: битва начинается. Е.Глушков. Южно-Сахалинск". "Любому ясно - сколько энергии, времени, душевных сил, здоровья, наконец, берет у Вас колоссальное, нечеловеческое бремя, которое Вы взвалили на себя. Строить всегда трудно... Может быть, вам будет хоть немного легче, если будете знать, что огромная масса простых людей целиком за Вас, что они Вас любят и болеют за Вас. К.Ласта. Ленинград". "Великих побед, дай Вам Боже, великий, родной человек. Михайлина, Ровенгань, Украина". "Уважаемый Михаил Сергеевич! Дорогой! Я не стесняюсь от души назвать Вас этим словом, так как Вы близки честным людям по духу. Семья Чермак, г. Черновцы"...

Идеи перестройки захватили чувства и воображение многих представителей художественной интеллигенции. Их поддержка, их проникновенное слово имели огромное значение для понимания в обществе целей перестройки. Помните стихи Евгения Евтушенко, опубликованные в 1988 году?

Когда страна почти пошла с откоса,

зубами мы вцепились ей в колеса

и поняли,

ее затормозя:

"Так дальше жить нельзя!"

Как он прорвался к власти

сквозь ячейки

всех кадровых сетей,

их кадр

не чей-то?!

Его вело,

всю совесть изгрызя:

"Так дальше жить нельзя!"

Есть пик позора в нравственной продаже.

Нельзя в борделе вешать образа.

Жизнь

только так и продолжалась дальше

с великого:

"Так дальше жить нельзя!"

За эти годы мы получили от многих писателей их книги с дарственными надписями, в которых так много сказано важного, значительного.

Мы бережно храним письма ученых, писателей, кинодеятелей, публицистов. Татьяна Ильинична Иванова в ответ на мою записку к ней в связи с одной из ее публикаций в "Новом времени" писала в 1990 году: "...Спасибо за хорошие слова. Поверьте, если бы я могла и умела, я сделала бы что-то очень хорошее для Вас. И, конечно, для Михаила Сергеевича. Но не могу придумать что. Так хочется доставить Вам удовольствие... За все - за все то счастье, которое многие (знайте, очень многие), как и я, испытывали в эти пять лет. Боже мой, ведь принято говорить, что молодость - самые счастливые годы. А мне сорок седьмой год, и самые счастливые годы начались пять лет назад. Причем это какое-то особое счастье - свобода, достоинство его главные признаки. Горбачев - великий человек. Великий и прекрасный. Вот была его встреча с молодежью, я опять восхищалась его ответами. Горжусь, что у меня такой Президент! Я очень хорошо (так мне кажется) представляю себе, какая бешеная нагрузка на его и Ваших плечах. Как бы подставить вам в помощь свои... Стараюсь, как могу. Пусть вас обоих хранит судьба, небо, Бог, если все-таки он есть. Будьте подольше здоровы и молоды. Если бы такие, как я (а нас легионы), встали вместе с делегатами III съезда приветствовать Горбачева в связи с его избранием на пост Президента, поверьте, и он пусть знает: таких оваций, какие услышал бы он от нас, мир еще не слышал. Поздравляю Вас, Раиса Максимовна, и Михаила Сергеевича со всеми весенними праздниками. И с лучшим из них - с рождением Перестройки - особо. Еще раз спасибо..."

- Раиса Максимовна, а я все хочу спросить: а как же Ваша работа? Возникала ли, скажем, идея докторской диссертации?

- Возникала. Однако я отошла от своей профессиональной деятельности. Не скажу, что это было просто и легко. Напротив, даже мучительно. Какое-то время я еще продолжала собирать материал для докторской диссертации, посещала интересующие меня философские семинары, конференции. Внимательно следила за всей выходящей философской, социологической литературой. Поддерживала активные контакты со своими коллегами. Но жизненные обстоятельства поставили меня перед выбором, и я его сделала. Докторские напишут и без меня, другие... Свое непосредственное "гражданское" участие в перестройке я связала с деятельностью общественной. В частности, сдеятельностью - на общественных началах - в Советском фонде культуры... Его появление было связано с благородным стремлением к непосредственному участию в демократических преобразованиях, начатых перестройкой, стремлением к духовному обновлению нашей жизни. Он начал свою жизнь под девизом: хранить, осваивать, приумножать. Его задачами стали: активизировать интерес, внимание к культуре и духовным ценностям, к таланту, расширять круг энтузиастов, подвижников культуры, развивать культурный диалог между народами нашей страны, культурные связи с народами других стран. Через культуру - гуманизировать отношения между людьми. Особой заботой, на мой взгляд, должна была стать забота об "экологии культуры", сохранении, охране, как говорят, культурного слоя цивилизации, в который, по моему пониманию, на равных входят творения и человека, и природы. Но прежде чем продолжить, я предлагаю Вам выпить по чашке чаю...

Да, по ходу работы рождались и свои маленькие традиции. Одна из них - чай после двух часов беседы, диктовки и записи. На время чаепития диктофон, естественно, отключали. Но кто же из русских, да и не только русских, чаевничает молча? Разумеется, разговаривали, беседовали, и эти наши "чайные" разговоры бывали чаще всего самого обычного, житейского свойства. Иногда рассказывала мне о внучках...

- Они очень разные, внучки. Всегда вместе, но удивительно разные. Ксанка очень эмоциональная, доброжелательная, хохотушка. Очень отходчивая. Для нее все - очень хорошие. Любит маленьких детей, музыку, любит танцевать. Ксаночка, например, может рассуждать следующим образом: "Бабулечка, ты представляешь себе - мне уже десять лет, годы летят!" Или: "Бабуль, а у тебя были огорчения в жизни?" - "Были, да". - "А ты знаешь, у меня такой существенный недостаток! - буква "д" падает влево, вместо того, чтобы падать вправо"...

Говорят, что Ксенечка на меня похожа. И на Иринку, которая тоже, говорят, похожа на меня. Но одно у нее точно от Михаила Сергеевича - чувство юмора.

Настёнка - маленькая и совершенно другая. Спокойная, уравновешенная. Твердый характер - с самого дня рождения. Всегда знает, что ей надо. Если хочет есть - будет есть, упрашивать не надо. Если не хочет - можете упрашивать, не упрашивать - не будет. Говорит о себе в третьем лице. Допустим, сядет на стул и скажет рассудительно: "Бабулечка, вот она устроилась, а? Неплохо, правда?" "Бабулечка, жить надо не спеша, правда?" "Конечно", говорю. "Настенька, ты мой друг", - говорю. "Ну какой же я тебе друг? Я подруга. Я же женщина". "Настёнка, ты мой цветочек". - "Бабулечка, у меня же две ножки, а у цветочка - одна. Как же я могу быть цветочком?" "Бабуля, дай печенье". - "Нет, Настенька, ты будешь толстая". - "Я и так толстая, какая уж разница!.."

...В последний раз мы встречались, когда хозяйка только-только выходила из трудного, с температурой и кашлем, гриппа. На ней была длинная, до колен, с широкими проймами, толстая вязаная безрукавка. Под безрукавкой черная, с букетиками по косому полю, шелковая, а может, и не шелковая - я в этом не специалист - кофточка с длинными, строгими, зауженными на запястьях рукавами. По черному, беззвездному полю - скупые букеты.

- Очень красиво, - сказал я, придвигая стакан с чаем.

- Подарок, - ответили мне, сразу поняв, о чем речь. Чей, не уточнили, и я не спросил. Что-то в тоне ее уже подсказывало: мужа...

- Итак, продолжим разговор о Фонде. Его возглавил академик Дмитрий Сергеевич Лихачев... На счету Фонда уже немало доброго. Фонд явился родоначальником возрождения благотворительности в стране, внес свой вклад в ликвидацию "белых пятен" в литературе, истории искусства, в восстановление и развитие различных видов творчества.

Под его эгидой родились целевые программы: "Краеведение", "Уникальные исторические территории", "Возвращение забытых имен", "Великий шелковый путь", "Новые имена", "Сохранение и развитие культур малочисленных народов", "Через культуру к здоровью и милосердию" - и такая программа у нас недавно создана. Стали действовать Пушкинское общество, ассоциации коллекционеров, колокольного искусства, реставраторов. Масса усилий, энтузиазма была потрачена на реализацию идеи создания музея личных коллекций. Очень популярен - и это тоже приятно мне - журнал Фонда "Наше наследие", который издается на полиграфической базе корпорации "Максвелл коммьюникейшн"...

Фонд культуры стремится выйти на конкретные полезные дела во всех уголках страны. В связи с этим вспоминаю поездку Михаила Сергеевича в Свердловск в апреле 1990 года. Она дала мне возможность побывать в местах моего детства, в Алапаевске, и при содействии Фонда поддержать инициативу уральцев о развитии Алапаевско-Синячихинского культурного комплекса, в том числе о создании алапаевской детской Школы искусств. Это меня очень радует.

Огромное удовлетворение доставило мне участие в создании Фонда Рериха. Николай Рерих - великий русский художник и мыслитель. Последние десятилетия жизни его, как известно, прошли в Индии, но он не порвал связи со своей Родиной. Благословением судьбы считаю я личное наше с Михаилом Сергеевичем знакомство со Святославом Николаевичем Рерихом - сыном Н.Рериха, известным современным художником, и его женой - Девикой Рани, индийской киноактрисой, племянницей Рабиндраната Тагора.

Мне памятны наши встречи с ними, наши беседы, такие человечные, такие сокровенные: о мудрости, красоте, духовности, добре, о "Канченджунге" - есть такая священная гора "пяти сокровищ"... И, конечно, о судьбе.

Мы говорили с Рерихами и о создании Фонда Рериха в Москве, открытии культурного Центра-музея Рериха. Много говорили о Неру, он ведь был когда-то близок с семьей Рерихов. Святослав Николаевич не раз повторял, что очень верит в Михаила Сергеевича, что все у него, Михаила Сергеевича, получится...

Странно, но почему-то в связи с творчеством Рерихов все время вспоминаю судьбу Музея древнерусского искусства имени Андрея Рублева. Впервые я оказалась там несколько лет назад и пережила целую гамму чувств. Невозможно недооценивать то высокое воздействие, которое оказывает на человека искусство древних, будь то предметы зодчества, быта, фрески или, как в нашей отечественной духовной культуре, - иконы.

Увидела я и то, что трудностей у музея больше чем достаточно. И не могла остаться равнодушной. Попыталась принять участие в судьбе этого музея. К сожалению, вызволить его из бед оказалось непросто. Но, уверена, необходимо. Такие уникальные музеи, своеобразные центры истории русской культуры - наша общая патриотическая забота.

Мне кажется важным, что деятельность таких организаций, как Фонд культуры, не только зиждется на возрождении нравственности, на нравственных импульсах, идущих от людей, но и сама способна вызывать их. Бесценны предметы и творения искусства, народных промыслов, которые передаются многочисленными дарителями Фонду. Все это пополняет экспозиции наших музеев и передвижных выставок. Но для меня не менее важно и то, что люди делают это бескорыстно, движимые высокими побуждениями.

- А возвращение из-за рубежа наших национальных художественных и культурных ценностей?

- Хочу сказать и об этом. Люди, подчас генетически не связанные с Россией, передают их не только из чувства определенного долга перед страной и не только по широте душевной, но еще и потому, что верят - они вручают их в честные и добрые руки: потеплел и очеловечился за годы перестройки сам образ нашей страны. Я горжусь, что причастна к этому возвратному шествию домой, на Родину наших культурных святынь...

Сама я издавна люблю книгу, театр, живопись. Чрезвычайно ценю проникновенное творческое слово. Преклоняюсь перед самобытным, одаренным умом, человеческим благородством, мужеством и самоотверженностью. Восхищаюсь красотой человеческого лица. Красотой ландшафта, цветка, травинки. И верю: спасая красоту в любом ее проявлении, человек в конечном счете содействует спасению собственной души.

- Но в последнее время, Раиса Максимовна, в нашей стране все больше говорят о "спасении души" в прямом смысле. Более активным стал интерес к церкви, к религиозной литературе, к религиозным учениям и постулатам. Одна из причин, наверное, нестабильность нашей материальной жизни, определенный духовный надрыв?

- Да, наверное. Но нельзя отрицать и того, что перемены, происходящие в последние годы в обществе, позволили, с одной стороны, церкви сделать смелее шаг из тени и отчуждения, в котором она пребывала многие и многие годы, а с другой - дали возможность людям не скрывать, не стыдиться своих убеждений, да и просто своего интереса, даже если они не совпадают с официозом. Например, того же интереса к церкви. Не "может быть", а утвердительно: перестройка способствовала возрождению церкви, сняла некий элемент запретности с ее повседневной жизни. Верующим возвращаются сегодня церкви, мечети... По просьбам верующих мне самой не раз доводилось участвовать в этом. И я была рада помочь доброму делу. Сегодня мы слышим уже и праздничный звон колоколов, а религиозные проповеди звучат даже по телевидению. Активнее зациркулировала богословская мысль.

Вы, конечно, помните, что до 1985 года даже такие книги, как Библия и Коран, являлись библиографической редкостью. Их невозможно было приобрести, купить. Сегодня мы открываем для себя богатый, многокрасочный мир многих забытых или почти неизвестных мыслителей, подвижников веры и духа. Словом, в обществе и государстве налаживается нормальный диалог с церковью. Падает существовавший еще недавно "железный занавес" между ними.

Помните, как торжественно прошло празднование 1000-летия крещения Руси? Церковь сегодня активно включилась в миротворческую, благотворительную, патриотическую работу в обществе. Для нас это чрезвычайно важно. Страна наша многонациональная, в ней представлены многочисленные конфессии, и согласие в обществе во многом зависит от всех пастырей многомиллионной паствы.

Мне приходилось встречаться с разными деятелями церкви. Встречалась с покойным Патриархом всея Руси, Его Святейшеством Пименом и с нынешним Патриархом, Его Святейшеством Алексием II, с Римским Папой, Его Святейшеством Иоанном Павлом II, с Верховным патриархом, Католикосом всех армян Вазгеном I и другими духовными лицами. И просто верующими людьми, людьми высокообразованными, глубоко думающими. Его преосвященство Питирим, митрополит Волоколамский и Юрьевский, - член президиума Фонда культуры. И мы сегодня вместе обсуждаем все волнующие нас проблемы.

Бывая в храмах, обязательно беседую не только со священнослужителями, но и с обычными верующими. Я ведь понимаю, что люди приходят сюда со своей болью, тревогой, приходят в особом состоянии, несут свою боль Богу. А это значит, что мы, люди, их окружающие, где-то не заметили эту боль и не откликнулись на нее...

Как-то во время посещения Свято-Данилова монастыря одна из женщин, уже старушка, спросила у меня: Раиса Максимовна, а почему Вы не стали на колени перед иконой? Что было ей ответить? Я спросила в свою очередь: "Вы верите в Бога?" "Да", - ответила она. "Ну что ж, хорошо. Я думаю, человек не может жить без веры, на то он и человек. Но, согласитесь, вера ведь может быть разная. Главное - в какие поступки она выливается... Важно, чтобы во имя какой бы то ни было собственной веры мы не били друг друга и не сносили головы друг другу. Это - главная моя вера, мой идеал, моя надежда. А теперь скажите, - продолжала я, - неужели было бы лучше, если бы я, просто для того чтобы подладиться, понравиться, встала здесь на колени?" "Нет, - ответила женщина, - лицемерить не надо. Это было бы хуже".

Лицемерить не надо! Мне кажется, это знаменательные слова, ключ к пониманию многого.

Сопровождая Михаила Сергеевича в его поездках по стране, я часто сама посещаю школы, детские дома, сады, больницы, рынки, магазины, учреждения культуры, бываю в семьях. И это, конечно, не просто удовлетворение моего любопытства. Встречи мои - неофициальные, носят непосредственный, достаточно непринужденный характер и дают дополнительную возможность что-то увидеть, услышать и понять, а если можно - и помочь. Увидеть и мне, и Михаилу Сергеевичу...

Вспоминаю его поездку в Мурманскую область в 1987 году, в города советского Заполярья...

С председателем Мурманского облсовета по работе среди женщин Маргаритой Михайловной Молодцовой мы готовили записку по самым острым социальным проблемам и передали эту записку в ЦК КПСС и Совет Министров СССР. Некоторые предложения женсоветов Мурманска и соображения, которые готовили партийные, советские организации Мурманска - по проблемам женщин-северянок, детей, престарелых, - мы адресовали в Президиум Верховного Совета СССР, в Комитет советских женщин, в Детский фонд. Были общие решения по итогам поездки Михаила Сергеевича, они затронули целый комплекс проблем - наши предложения тоже вошли в них.

Конечно, не во всем, с чем я сталкиваюсь, о чем слышу, о чем пишут и просят меня люди, я могу помочь. И хотя болит душа, хотя я, поверьте, очень хотела бы помочь каждому, но есть реалии жизни и, как известно, нет всемогущих людей. Труднее всего с тем, что касается жилья, тяжелых заболеваний, судьбы инвалидов, одиноких, престарелых людей.

За эти годы я услышала немало добрых слов и по своему адресу. У меня тоже появились свои сторонники, свои союзники и друзья - и на Родине, и за рубежом, а в США даже есть общество друзей Раисы Максимовны. Я благодарна им всем, моим далеким и близким друзьям, за их поддержку, за их добрые чувства и добрые слова. Написанные и подаренные мне картины, книги, стихи, песни, рисунки - что может быть дороже этого душевного всплеска? А слова - простые, искренние и доверительные: "С уважением к Вам и благодарностью за мужество и достойнейшее представление женщин нашей страны перед всем миром. Тищенко К., Кривой Рог"...

"Раиса, Вас зовут именно так - без титулов и прилагательных. Мы любим Вас за Ваше умение скромно, мягко и умно, но одновременно - с любовью - быть рядом с господином Президентом. Уверенная, спокойная, ясная. Вы идете, сея весну, которая уже дает всходы цветов свободы, цветов радостей. Пусть Вам и дальше не изменят силы на этом пути. Спасибо. Сестра Анна Лонеро. Неаполь".

- Ну, это уже не проза, а поэзия...

- Я глубоко признательна пяти миллионам читателей английского журнала "Уименз оун", выбравших меня "женщиной года" и присудивших в 1987 году приз за международную деятельность. Признательна международному фонду "Вместе за мир" и его председателю г-же М.Фанфани за присуждение премии "Женщины за мир". До глубины сердца трогает меня, когда узнаю, что, скажем, семья г-на Ривьелло в Италии, семья г-на Модзелевски в США, семья г-на Режина в Бразилии, семья Димовых в Болгарии назвали своих дочерей моим именем. А польская фирма "Витрофлора", ее владельцы супруги Анна и Кароль Павляк вывели сорт прекрасных, удивительных гербер и назвали их "Раиса". Мое имя фирма ФРГ "Огилви энд Мэйзер Фокас" присвоила... выведенному ею сорту роз.

Я, поверьте, вовсе не падка на подобные знаки внимания. Не жажду всеобщего обожания. Но так уж устроено человеческое сердце: чью-то доброту, чье-то расположение оно слышит, угадывает безошибочно. Это - его наилучшая питательная среда. Оно моментально откликается на добро добром.

Вспоминаю Сицилию, Мессину, город Линц в окрестностях Бонна, Миннеаполис. Навсегда сохраню в душе благодарность всем, кто в те памятные дни вышел пожать мне руку, через меня выразить доверие и признательность моей стране, моему народу, моему мужу.

- И все же не случайно у нас, русских, есть и такая поговорка: на весь мир не будешь мил. А бывает и так, что "мир" оказывается благосклоннее, чем "дом"...

- Бывает... За эти годы слышала я, конечно, и другое. Что "претендую на какую-то особую роль", что "вмешиваюсь не в свои дела", что я - "тайное оружие Кремля", что - "царица", "Жозефина" и т.д., и т.п.

Думаю, Георгий Владимирович, не столько моя индивидуальность и не только многообразие человеческого мышления, подходов, оценок определяют эту противоречивость суждений. На мой взгляд, главным образом имеют значение другие обстоятельства. Возможно, прежде всего - сам факт моего открытого общественного появления.

Суть в том, что понятие "жена руководителя партии, страны" стало у нас весьма абстрактным, ни о чем не говорящим. И дело здесь не просто в супруге руководителя государства, как таковой. Мне кажется, это глубже. Речь об отношении к женщине вообще. Женщине-жене, к женщине-матери - особенно. Об их положении в нашем обществе. Мы говорили уже с Вами, что, немало сделав для женщин и детей, страна так и не смогла создать необходимых условий для реализации фактического равенства советской женщины. Для полноправного утверждения ее человеческого достоинства. К тому же произошло понижение, "уценка" в общественном сознании и общественном мнении роли семьи. А вместе с тем - обесценение и принижение роли женщины-матери, женщины-жены и - не торопитесь с выводами - мужчины-отца. Да-да, принижение роли женщины неизбежно "уценило" и значение мужчины в семье. Это взаимосвязанные вещи...

И материально, и нравственно мы обесценили домашний и семейный труд женщины. Стало не только непрестижно, но и почти "неприлично" гордиться женой-домохозяйкой или представлять обществу в таком качестве свою спутницу жизни. Тут я вновь и вновь вспоминаю свою маму. Да, она тоже домохозяйка. Но ведь она вырастила троих детей - что может быть "государственнее" этого труда! Дала всем детям, повторяю, отличное образование - и все на скромные доходы нашего отца. А чтобы "выкрутиться" в таких условиях, нужно было и трудолюбие, и даже, простите, талант. Ее руки, на которых так много держалось, были не просто трудолюбивы, но и талантливы. Шила, перешивала, перелицовывала, готовила, обстирывала, убирала, выращивала огород, ухаживала за коровой и птицей, лечила детвору, экономила копейку - а это тоже талант, и еще какой!.. Душевная, деятельная должность - вести дом, семью. Как жаль, что мы ее обесценили!

И только ли домохозяйкой не принято сейчас хвалиться? Думаю, положение женщины, семьи в государстве и обществе - наша общая забота. Где-то я совсем недавно прочитала: будет счастлива женщина - будет счастливо и все общество. Все сразу, конечно, не бывают счастливы, и все же мысль весьма любопытная. <...>

- Мы начали говорить с Вами, Раиса Максимовна, о положении в обществе жены руководителя страны...

- Вообще-то во всем цивилизованном мире это положение, права и обязанности жены главы государства как-то очерчены. Если не нормативными документами, то определенными традициями...

В моем же распоряжении, Георгий Владимирович, оказалась только одна традиция, сформировавшаяся со времен Сталина, - отсутствие права на гласное, официальное существование. Мне даже иногда приходит мысль, что мое появление в глазах определенной части нашего общества было воспринято с чрезмерным пристрастием, прямо как "событие" перестройки.

Да, мое положение рядом с Михаилом Сергеевичем потребовало от меня как супруги главы государства выполнения некоторых официальных обязанностей: участие во встречах, некоторых государственных, общественных мероприятиях, в том числе протокольных...

В ходе официальных визитов глав государств, помимо основной программы визита, хозяева по традиции всегда предлагают еще и отдельно дополнительную программу для супруги. Как правило, эта программа также согласовывается заранее через МИД. Хозяева учитывают интересы, пожелания гостей, но прежде всего, конечно, гость должен тоже иметь в виду возможности и предложения хозяев. Мне иной раз приходилось слышать в поездках относительно моих программных мероприятий от людей, кто был со мной рядом, наших же, моих соотечественников: "Раиса Максимовна, неужели Вам это интересно? Неужели Вы не можете придумать себе ничего другого?" Придумать можно, но осуществить далеко не всегда. Хотя иногда потихоньку, "втихомолку" я и вырываюсь из жестко обусловленных рамок программы. Так, в Финляндии в 1990 году "инкогнито" убежала посмотреть "церковь в скале" и побродить по улицам Хельсинки. В Сан-Франциско вне запланированной программы предприняла вылазку в прибрежный район города, побывала в China town, в семейной бакалейной лавке, а на площадке прогулочного трамвайчика побеседовала с кондуктором. Растрогавшись, она предложила мне любезность: воспользоваться бесплатной услугой ее подруги-парикмахера - она, мол, сделает мне красивую американскую прическу...

Из массы впечатлений, которые остаются в моей душе после поездок Михаила Сергеевича в разные страны, главное - тысячи открытых, дружелюбных человеческих лиц. Помню Дели, Нью-Йорк, Миннесоту, Прагу, Краков, Щецин, Берлин, Дортмунд, Штутгарт, Шанхай, Мадрид, Барселону, Рим, Мессину, Милан, Нагасаки... Заполненные улицы и площади городов. На лицах симпатия и дружелюбие. В сердцах и глазах людей надежда и вера: мир может жить без насилия, мир может быть без войны.

Италия. Земля Данте и Петрарки. Россыпи памятников великой культуры. Соборная площадь Милана: мраморный, удивительно красивый ажурный собор. И столь же удивительный и незабываемый всплеск чувств многих и многих тысяч собравшихся здесь людей. Миланцы приветствуют Михаила Сергеевича и делегацию. "Г?рби, Г?рби, Г?рби!" - несется над площадью. Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе и я - рядом. Мы отстали от Михаила Сергеевича и пробиваемся через плотную массу народа. Смотрю на него: на глазах у него, как и у меня, слезы. "И ради этого, - сказал он мне тогда, - тоже стоило начинать перестройку..." <...>

Не раз уже спрашивали и спрашивают у меня: легко ли быть женой Президента и Генерального секретаря ЦК? Отвечаю: легче, чем быть Президентом и Генеральным секретарем. Я не принимаю государственных и политических решений, не участвую в их подготовке и не несу за них ответственности. Моя деятельность - сугубо общественная. Все, что делаю, - в ее рамках. Это так. Но Президент и Генеральный секретарь - мой муж. Его жизнь - это и моя жизнь. Его тревоги это и мои тревоги. Боль Отечества, отзывающаяся сегодня в душе каждого здравого советского человека, - может ли она пройти мимо моего сердца?..

Трудное, очень трудное время переживает сегодня наша страна. Выбор сделан. Он тверд и неизменен. Общество встало на путь обновления, слома тоталитаризма, изжившей себя командно-административной системы. Назад дороги нет. Только вперед, только по пути демократизации, национального возрождения, дальнейшего осуществления политических, правовых, экономических реформ. Но сколько трудностей встало и встает на этом пути!

Ранее замаскированные, прикрытые, а теперь, в эпоху перестройки, обнажившиеся бесконечные "черные дыры" в экономике, экологии, культуре, медицине, социальной обеспеченности, правовой защите людей... Оказалось, все мы, общество в целом, не знали реального, фактического положения дел во всех сферах нашей жизни. На долю перестройки пали Чернобыль, землетрясение в Армении, события в Нагорном Карабахе, Сумгаите, Оше, Южной Осетии, в Баку, Литве... Тысячи беженцев в своем Отечестве!..

Нелегкое, непростое время перестройки. Все эти драматические события испытание души, ума и воли. За ними - неизлечимая душевная боль и бессонные ночи. Телефонные звонки, как выстрел, разрывающие ночную тишину. Я теперь боюсь их. С ними врываются крики отчаяния, мольбы, страдания и - чья-то смерть...

Я помню все эти страшные ночи - от чернобыльских до Персидского залива, когда в 2 часа 20 минут Михаилу Сергеевичу сообщили: через час начинается операция, начинают бомбить Ирак. Ночь с 19 на 20 января 1990 года - ночь бакинских событий. Помню, на следующий день я не узнала Михаила Сергеевича. Поседевший, серое лицо, какой-то душевный надрыв, душевный кризис.

Перестройка демократизация, гласность сделали духовную жизнь общества, как и в целом всю нашу жизнь, более свободной, более открытой. Общественное сознание освободилось от многих устаревших стереотипов и догм, плюрализм мнений дал возможность по-новому взглянуть на нашу историю, сегодняшний день, на окружающий нас мир. Выявилось многообразие взглядов и интересов различных общественных слоев и групп. Однако и здесь на нас обрушились немалые, а может быть, и самые тяжкие испытания.

На поверхность всплыли национализм и экстремизм. Как раковая опухоль, вплетаются они сегодня в ткань национального самосознания людей. Так получилось, что я имею и русские, и украинские корни. Отец, как уже знаете, с Черниговщины, родилась на Алтае, жила в Сибири, на Урале, в Башкирии, на Кавказе с его очень пестрым национальным составом. Почти два десятка лет уже живу в Москве. Хорошо знаю, что это такое - взаимоотношения, связь, взаимопомощь людей разных национальностей. По моему глубочайшему убеждению, это - та незримая материя, в которой только и может выжить и каждая отдельная человеческая жизнь, и сама наша человеческая цивилизация. Это то, что помогло нам выстоять, выдержать или, как бы сказала мать, "перемочь" самые горькие для Отечества годы, дни. И мне чрезвычайно тревожно, когда вижу, что рвется то здесь, то там эта бесценная материя человеческой нравственности...

Тревожно сегодня, за многое тревожно и больно. За будущее страны, за судьбу Союза народов, за все, что создано столетиями совместной жизни. Откуда вырвалась эта всеуничтожающая агрессивность? Когда пятидесяти-шестидесятилетние мужи, три десятка лет теоретически обосновывавшие необходимость казарменного социализма и его превосходство, руководившие строительством общества и строившие его, заявляют, что с радостью будут все разрушать, и приступают к разрушению, мне становится страшно. Неужели Геростраты в нашей отечественной истории не перевелись? Неужели мы не поумнели, так и не избавились от рокового вируса взаимоистребления? Неужели перед злом бессильна любая политика? Да и вообще, нужно ли все разрушать, чтобы идти вперед? Ведь это противоречит здравому смыслу! Счастливыми, убеждена, можно быть только от созидания.

А откуда эта страсть покрыть грязью памятники истории своего же народа, стремление представить всю 70-летнюю историю советского периода историей сплошных ошибок, преступлений, позора? Да что история! Сколько их развелось сейчас, псевдоперестройщиков, - тех, кто строит свою карьеру, свое личное благополучие, свое процветание на втаптывании достоинства страны, собственного народа, собственной истории.

А что происходит порой с нашей интеллигентностью? Или мы поспешили и интеллигентность сдать в букинистический магазин? А некоторые интеллигенты предпочли интеллигентности ненависть. Всеразрушительную страсть ненависти или предпочли усыплять свою совесть изречениями, вроде: революцию всегда начинают интеллектуалы, осуществляют фанатики, а плоды пожинают негодяи...

Так и хочется сказать: люди, одумаемся. Культура - это ведь явление и интеллектуальное и нравственное. А демократия - я лично понимаю - существует для того, чтобы вместе, сообща искать пути прогресса общества, наиболее целесообразные формы существования человеческой жизни, а не для того, чтобы бить и уничтожать друг друга. Она, конечно, ценна и сама по себе, и все же в первую очередь демократия - инструмент. Инструмент для созидания чего-то более значительного. Или мы не можем жить без врагов? Еще по-настоящему не сформировалась у нас оппозиция, как уже слышатся призывы: засучить рукава, составить списки благонадежных и неблагонадежных, поставить "своих" людей, "своего" прокурора, разогнать конституционные органы власти.

Как трудна оказалась битва со временем, в котором мы жили и которое сформировало нас! Нетерпимость к инакомыслию, пронизывающая общество в прошлом, выливается сегодня во все новые и новые формы ненависти, противоборства, противостояния. "Остервенелые демократы" и "остервенелые консерваторы", "персональная охлократия" и "персональная демократия" - все это оттуда. Был, говорят, ревтрибунал - стал рёвтрибунал. На практике крайности оборачиваются одним и тем же...

Перестройку часто называют революцией. Если это и революция, то для России, страны многих революций, практически беспрецедентная, потому что главная задача, которую ставит перед собой Михаил Сергеевич, - это провести ее демократически, без крови и репрессий. К сожалению, перестройка уже не обошлась без жертв. Но, поверьте, их было бы и будет несравненно больше, если каким-либо силам удастся столкнуть Президента страны с позиции, которую совершенно осознанно, решительно и мужественно занимает и отстаивает он. Как это у Максимилиана Волошина:

И здесь и там между рядами

Звучит один и тот же глас:

- "Кто не за нас - тот против нас.

Нет безразличных, правда - с нами".

А я стою один меж них

В ревущем пламени и дыме

И всеми силами своими

Молюсь за тех и за других.

- Как точно! А если не ошибаюсь - девятнадцатый год.

- Сегодня в вихре политической борьбы, на мой взгляд, происходит еще одно опасное явление: общество безмерно политизировалось.

И я думаю: в этих условиях тотальной политизации взрослые обязаны как никогда быть внимательны к тем духовным витаминам, которые сейчас получают наши дети. Я уверена: ведь мы сейчас пожинаем плоды детства поколений, выросших на образах, на проклятиях "изменников", "предателей", "врагов народа". Вот почему так важно сейчас уберечь детей от воздействия политических страстей, не растягивать их по разные стороны баррикад.

Тревожно и страшно, когда на митинге "Долой - убрать" и "Бей по штабам" мы выводим колонны школьников и подростков. Тревожно и страшно, когда заполняем чувства и поступки наших детей теми же образами "врагов народа", только теперь уже - современных "врагов"...

Я, например, если бы на нашу долю судьба не отвела перестройку, наверное, никогда бы не узнала всего многоцветия, всей многоликости человеческих превращений. Поймите, это серьезно. Для меня это - одно из тяжелейших нравственных испытаний перестройки: конкретное поведение людей, личностей, их слова и дела. Они вчера и они сегодня. Они рядом с тобой и они рядом с другими. Выгодно им это или невыгодно, удобно или неудобно. Иногда даже вижу, а скорее - чувствую: не лица, а маски. Только маски не сказочного, фантастического, а реального мира. И, знаете, маски вдруг расплываются у меня, растворяются, и я вижу, четко вижу среди них и тех, кто писал донос на моего деда в тридцатые годы. И тех, кто уничтожил его. И тех, кто, поджав хвост, не подошел к умирающей женщине - только потому, что она из семьи врага народа...

Да, наверное, именно сегодня перестройка проходит пик своего напряжения. Сплелись различные, противоречивые, прямо полярные процессы и силы. И в центре этого гигантского вихря - Президент СССР и Генеральный секретарь ЦК КПСС, самый близкий для меня человек. Сможем ли мы достойно выйти из этого вихря, сможем ли идти к достойной современного человека жизни, возродим ли лучшее в душах наших, сохраним ли лучшее вокруг нас?

Михаил Сергеевич живет в невероятном напряжении. Шесть лет повседневного, самопожертвенного - в полном смысле этого слова - труда. Годы слились в один бесконечный рабочий день. Раньше 10-11 часов ночи я его дома не вижу. Да и домой приезжает с целым ворохом бумаг. Работает часто до двух, а то и до трех ночи...

Отключиться от работы не удается практически и во время отпуска. Всегда в отпуске готовит свои основные предстоящие выступления. Там писал и свою "Перестройку..." И главное - ни на минуту, где бы ни был, не прерывает связь со страной. Я подсчитала, в августе 90-го года, в эти двадцать удавшихся ялтинских отпускных дней, в среднем за сутки у него было до семнадцати срочных, "горячих" звонков.

Тогда, перед отъездом из отпуска, Михаил Сергеевич сказал мне: "Впереди самое сложное время. Пойдут политические схватки... политическая грызня... Тревожно... Ведь это неминуемо будет сказываться на экономической ситуации, на решении экономических проблем. Архисложность наша сегодня: нельзя уступать консерватизму - не вырвемся. Но нельзя судьбу страны и ее будущее отдать наездникам. Погубят. Будем продолжать делать шаги. Может, и не все они будут точны, не все попадут прямо в цель. Но их надо делать и делать!"

Знаю, какие боль и тревога терзают его. Нелегко, всегда нелегко честному человеку. Вдвойне - человеку, взявшему на себя такой груз ответственности перед Отечеством и народом. Человеку, осознающему свой долг перед людским доверием, гуманисту и демократу по натуре, открытому к восприятию как счастья, так и горя людского.

- У Вашего мужа завидное самообладание. В чем секрет?

- О его выдержке, терпимости говорят часто. Правда, для других - такие тоже есть - это вовсе и не выдержка, а "отсутствие решительности". Это они как раз с подстрекательской целью заявляют, что политику не делают трясущимися руками. Опасные люди, выброшенные на поверхность нашим бурным временем. Но вернемся к Вашему вопросу. Однажды я слышала, как Михаил Сергеевич сам отвечал на этот вопрос. Это было в Финляндии на завтраке у г-на Койвисто. Михаил Сергеевич как бы в шутку назвал тогда три "причины". Первая - надо, мол, сказать спасибо родителям за переданную генетическую способность самообладания. Второй - он назвал меня. Мол, спасибо Раисе Максимовне за помощь, поддержку и верность. А третья - вера в правильность жизненного выбора, поставленной цели.

Думаю, Георгий Владимирович, третья и есть главная: ощущение справедливости, значимости и необходимости начатого в 85-м. Лишить мужества сильного человека, на мой взгляд, может прежде всего потеря веры, сомнение в ее истинности. Думаю, так.

- А ведь он практически то же самое повторил и в недавнем, очень откровенном, неформальном интервью советскому телевидению.

- Да-да, Вы правы. И я, конечно, тоже видела и слышала это интервью. И не скрою, мне было приятно, что в числе "трех китов" своего самообладания он вновь назвал, не забыл и меня.

И я бы добавила к названным Михаилом Сергеевичем факторам еще один, существенный для понимания, как Вы говорите, его самообладания, терпимости, выдержки. Очень важный. Для него все люди, все человеки - личности. Собственное достоинство никогда не утверждает через попрание достоинства других. Всю жизнь это была характерная для него черта. Никогда в жизни он не унижал людей, рядом с ним стоящих, чтобы только самому быть повыше. Никогда.

И именно отсюда и его суждения вроде: "не со всем, конечно, можно согласиться, но он рабочий человек", "у него свое мнение" и т.д. Или - "надо, конечно, подумать", "что-то в этом есть рациональное". Или - "в принципе что-то можно принять".

Это не дипломатический этикет и вовсе не робость, нерешительность и неопределенность. И даже не какое-то особое воспитание. Это - врожденное человекоуважение, о котором я говорила. Знаете, он и в семье выслушивает каждого как равного - от восьмидесятилетнего до трехлетнего!

За прочность духа Михаила Сергеевича я спокойна. Мои тревоги о другом. Я думаю, миллионы женщин, жен, матерей меня поймут. Я сегодня чрезвычайно тревожусь за его здоровье...

Нашу нынешнюю встречу, Георгий Владимирович, я хотела бы закончить ответом на Ваш вопрос: что есть счастье в моем понимании? Такой простой и такой сложный. Такой вечный, неоднозначный, многомерный, как сама жизнь. Знаю одно: не может быть счастья обособленного - если ты никому не нужен.

Передо мной поздравление с женским праздником 8 Марта, полученное вот только что. "Уважаемая Раиса Максимовна! Как ни тяжело Вам и Михаилу Сергеевичу в наши отчаянные дни, будьте уверены, что усилия последних шести лет преобразований страны к лучшему сделали ее лицо простым и открытым, гармонирующим с понятиями честности, нравственности и человечности. Трудно и невозможно за шесть лет довести процесс перестройки до совершенства. Но знаю, что все, что вы вместе передумали, перечувствовали, переделали за эти годы, все это имело одну цель - служить Родине.

Николай Губенко".

И вторая - записочка от Георгия Хосроевича Шахназарова. "Дорогая Раиса Максимовна! Сердечно поздравляю Вас с Днем 8 Марта... На Вашу долю выпала удивительная судьба - и счастливая, и в чем-то немилосердная. Но и подарки ее, и удары Вы переносите с большим человеческим достоинством. Если браки действительно заключаются на небесах, Бог постарался дать Михаилу Сергеевичу спутницу жизни в согласии с предназначенной ему миссией... Искренне Ваш Шахназаров".

Георгий Владимирович, может быть, это и есть счастье? Или...

Вот один из дорогих для меня подарков, сувенир "Vanity Fair" - "Ярмарка тщеславия" Теккерея. Первое издание книги в Лондоне, 1848 год. Подарила мне эту книгу г-жа Тэтчер. Роман выдающегося романиста заканчивается вопросом: "Which of us is happy in this World?" - "Кто из нас счастлив в этом мире?"

Работа закончилась. Меня проводили вниз, до самого крыльца, где уже ждала машина, я поцеловал хозяйке руку. Она осталась на крыльце, где - как чистотою в горнице - тоже сквозило весной. Дом за ее спиною освещен скупо, выборочно никаких иллюминаций. Прежде чем шагнуть в машину, я так и запомнил их: дом, неяркий витраж дверного проема, женщина на пороге...

Да, и мне приходилось читать, как на Западе Р.М.Горбачеву называли "тайным оружием Кремля", давая понять, что человеческое обаяние тоже способно приносить вполне осязаемые политические дивиденды. Но у меня не идет из головы картинка, увиденная перед Дворцом шахтеров в Донецке: Горбачева берет, как товарку, за руку женщину, по виду работницу, которая хочет что-то сказать, но никак не может пробиться к начальству, и вводит ее в круг жаркой политической и производственной дискуссии. Не идет из головы, наверное, еще и потому, что так часто повторялась она, эта картина, на моих глазах. Не только в Донецке, не только в Свердловске или Нижнем Тагиле...

Если на Западе Раиса Горбачева - "оружие Кремля", то в самом Кремле, мне кажется, она - "оружие" самых безоружных. Дай-то бог!

В чем ее феномен?..

В России... из чувства самосохранения жена первого руководителя чаще всего ни на миллиметр не выступала из тени самого руководителя. Чем тщательнее подогнаны они друг к другу - жена и тень, - тем спокойнее.

Р.М.Горбачева подчеркнуто сторонится любых официальных властных структур: если и заседает где, то лишь на общественных началах и только не в центре стола, не на первых ролях. Не могу сказать, что она хоть где-то "выпадает" из политических контуров мужа или допускает какую-либо отсебятину. Не выпадает. И чрезвычайно щепетильна в этом. Мне кажется, даже ритм речи ее, особенно перед телекамерой, обусловлен не только многолетней преподавательской практикой, но и жестким внутренним самоконтролем.

Контуры совпадают, и все же налицо совершенно очевидное причудливое свечение по краям. Правда, я бы назвал это не феноменом Горбачевой, а феноменом Горбачевых. Она позволяет себе индивидуальность, что выражается прежде всего в чувстве собственного достоинства, он же к этому чувству относится с неизменным, без нажима, уважением... Это и есть их феномен феномен сохранения индивидуальности...

Эта женщина ... не из тех, кто отводит глаза от правды: не знать, не видеть, не слышать. Не отводит и, в свою очередь, сама предпочитает называть вещи своими именами. Я не знаю, много ли в высшем советском истэблишменте лиц, говорящих Президенту чистую правду - при всем его демократизме. Но что она одна из них, я в этом убежден, потому что сам это неоднократно слышал. Хотя именно ей, наверное, сказать ему эту чистую правду бывает и больнее, и труднее, чем кому-либо.

Есть ложь во спасение. Она же, мне кажется, считает, что спасительной может быть только правда, как бы горька она ни была. Это больше соответствует ее характеру и тому прошлому, что лежит у нее за спиной...

Мои надежды

- Итак, Георгий Владимирович, сегодня шестая наша встреча и последняя как мы с Вами и договаривались. Встречи-беседы, встречи-интервью, встречи-воспоминания - как точно их назвать? Не знаю. Вы помните, что я не сразу решилась на них. Почему? Я об этом говорила в начале книги, с этого мы начинали...

Сколько раз я слышала от Михаила Сергеевича - "Всегда хотел и хочу писать. И никогда для этого не было и нет времени". А я - меня мучили сомнения: должна ли я давать интервью, рассказывать о себе - зачем? Рассказывать о Михаиле Сергеевиче? Но больше него, глубже и правдивее его самого никто не расскажет что он пережил и переживает. Что и как делал и почему. Хотя в жизни сплошь и рядом "разделение труда": одни делают, другие об этом пишут и оценивают. У каждого - своя судьба. Но это - попутно.

А вот сейчас, Георгий Владимирович, я не жалею о наших состоявшихся беседах. Не жалею. Хотя эти четыре месяца... оказались для меня физически, интеллектуально и эмоционально нелегкими. И потому, что совпали с тяжелым, может быть, даже самым тяжелым периодом жизни страны, работы Михаила Сергеевича. И потому, что я впервые в своей жизни как бы остановилась и прошла вновь собственный жизненный путь. Попыталась вспомнить факты и события пережитого. И неожиданно для меня из какой-то совершенно немыслимой глубины моей памяти они - эти эпизоды, случаи, факты пережитого - стали выкатываться, как бусинки, и цепляться друг за друга, нанизываться и превратились в длиннющую, бесконечную нить воспоминаний. Такое, наверное, бывает однажды в жизни каждого человека...

Оказалось эмоционально не так-то просто совладать с этой лавиной воспоминаний. Я в самом деле как бы все заново пережила. Я Вам говорила, что я плакала, вспоминая то или другое. Что у меня болело сердце. Все заново пережила - за эти четыре месяца.

И, наконец, я пыталась понять, осмыслить произошедшее и происходящее. Для меня это тоже важно. Эти четыре месяца вместили в себя столько чрезвычайных событий, столько важнейших решений! Столько изменений произошло в стране, в нас самих. Воистину переломное, воистину судьбоносное время.

Перестройка - не бесплодная смоковница, плоды у нее есть. Но есть и беды, обнаженные ею, "срезонированные" или, может быть, даже невольно вызванные. Я мечтаю о том времени, когда их не станет. И перестройка начнет плодоносить осязаемыми, богатыми плодами, чтобы каждый конкретный человек почувствовал для меня самое главное, что на душе у него стало спокойнее, под ногами тверже, а на столе и в доме всего больше. Чтобы муж мой вместе со своими сторонниками, соратниками довел начатое до успешного завершения и сам увидел реальные плоды предпринятых им громадных преобразований...

Хочу особо сказать о его сподвижниках, о тех, кто с ним начинал и кто идет бок о бок теперь, вместе пробиваясь сквозь завалы, ошибки и предубеждения. Среди них есть люди, которых я хорошо знаю, есть те, кого знаю хуже, кто помоложе, кто встал на эту тернистую, но столь необходимую стране и обществу дорогу позже. Но я благодарна каждому из них за деятельную помощь моему мужу, за верность их общему делу. Я желаю им всемдобра. Желаю им и семьям их не уставать. Не терять крепости духа - ее питает сама насущность дела, которому служат они.

Стабилизация потребительского рынка, денежной системы, земельная реформа, зачатки разгосударствления, предпринимательство понемногу набирают силу. Если им не помешают политические катаклизмы, мы вправе ждать перемен к лучшему. Поскорее бы!

17 марта 1991 года впервые в истории нашей страны прошел референдум. 80 процентов советских людей из числа внесенных в списки для голосования пришли на избирательные участки... 76,4 процента сказали: "Да, быть великому, обновленному, демократическому Советскому Союзу".

Я верю, надеюсь, что у советских людей достанет сил, выдержки, патриотизма и - я это считаю очень важным - здравого смысла, чтобы преодолеть все трудности и препятствия на пути к такой цели. Чтобы Советский Союз, пройдя горнило обновления, остался союзом - людей, республик, идеалов...

Моя надежда - мир. Нет ничего более страшного и бесчеловечного, чем война. Горе войны, где, когда и на кого бы оно ни обрушилось, - трагедия человечества. Еще несколько лет назад практически на любой встрече Михаила Сергеевича с людьми звучал возглас: "Только бы не было войны!" А в 60-70-х годах даже у меня, еще совсем молодой женщины-социолога, ходившей с опросным листом от одного сельского двора к другому, люди, особенно женщины-матери, выпытывали тревожно: "А войны не будет?" Я их спрашиваю о зарплате, о работе, о детях, семье, об их нуждах, о том, как часто бывают они в кино, клубе, в гостях - в опросных листах были и такие вопросы, - а они в ответ: "Лишь бы не было войны!" Сейчас же ни подобных возгласов, ни таких извечных вопросов нет. Угроза мирового пожара, угроза уничтожения, десятилетиями остро ощущавшаяся каждым нашим домом, каждой семьей, по существу, развеяна. Для моей страны, испокон веков лежащей на стыке двух миров, это - сдвиг мироощущения, мировосприятия: от постоянной тревоги к обретению чувства надежности.

Исчезло глобальное противостояние в мире. Мир для России, для Союза, для всех людей Земли стал прочнее. Я горжусь: ведь это во многом благодаря политической и государственной деятельности моего мужа. Горжусь его Нобелевской премией мира. Конечно, меня тревожит, очень тревожит, чтобы не возникло, не пришло сегодня противостояние внутри страны. Губительное и бессмысленное, оно может стать трагедией не только нашего народа, но и трагедией общечеловеческой. В мирном будущем - счастье и благополучие людей Земли, счастье страны, наших детей и внуков, семьи Президента тоже.

Только что завершился март. Этот месяц особый в жизни Михаила Сергеевича. В марте 1985 года его избрали Генеральным секретарем Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза. В марте 1990 года он стал первым Президентом страны. 2 марта исполнилось 60 лет со дня его рождения. Несколько тысяч теплых, дорогих для нас поздравлений и добрых пожеланий получили мы от самых разных людей, из самых разных регионов, мест, точек страны...

Получили мы в день рождения и много цветов. Роскошные розы, величавые орхидеи, посланцы сердца - гвоздики, степные тюльпаны. Синие-синие, как цвет надежды, ирисы. Пятна багрово-красных антуриумов, желто-лилово-сиренево-белая фрезия. По традиции, Георгий Владимирович, я дарю Михаилу Сергеевичу на день рождения фиалки. Хрупкий, изящный цветок с запахом воздуха и весны. Для нас фиалка - символ молодости, память первого года супружеской жизни, когда впервые после женитьбы мы с Михаилом Сергеевичем приехали в его родное село. Знаете ли Вы эту южную традицию - садик перед родительской хатой и запах растущей на грядках ночной фиалки? Вот с тех пор фиалка и стала моим неизменным подарком.

От матери его и моей, от наших детей, внуков, братьев и сестер и от себя, конечно, в этот день я сказала Михаилу Сергеевичу: "Спасибо за то, что ты есть, что ты такой, как есть, и что мы - рядом с тобой".

Надеюсь, что здоровье не покинет и не подведет мужа. Ведь ему исполнилось только 60. Надеюсь, что будут здоровы мои дети и внуки. Надеюсь, что и мне судьба даст силы, как можно дольше быть с ними, рядом с мужем, помогая ему и разделяя каждый удар сердца.

В нашей жизни было все - радости и горести, огромный труд и колоссальное нервное напряжение, успехи и поражения, нужда, голод и материальное благополучие. Мы прошли с ним через все это, сохранив первозданную основу наших отношений и преданность нашим представлениям и идеалам. Я верю: крепость духа, мужество, твердость помогут мужу выдержать сегодня небывалые испытания тяжелейшего этапа нашей жизни.

Я - надеюсь.

Декабрь 1990 - апрель 1991 г.

Москва

Георгий ПРЯХИН

Как создавалась и выпускалась книга "Я надеюсь..."

Эту книгу мы с Раисой Максимовной начинали писать в канун 1991 года. Еще не ведая того, что судьба четы Горбачевых, да и моя собственная, тоже вложила уже в пишущую машинку (ну не компьютером же она пользуется?) очередной чистый лист бумаги и подняла на изготовку пальцы... Разумеется, участие в написании книги не являлось моей основной работой - основная работа была другая, нервная, служивая, поглощала массу времени и сил. У Раисы Максимовны, естественно, тоже хлопот было через край - помимо "писательских". Поэтому встречались мы по вечерам, после рабочего дня. Я приезжал в загородную резиденцию Президента СССР, располагавшуюся в местечке с очень знаковым для российских властей - всех времен - наименованием "Раздоры": даже указатель такой стоял по Рублевке. Не знаю, остался ли он сейчас, раздоры-то остались, а вот указатель в духе времени могли и спрятать. Свернув с шоссе, машина ныряла в туннель между сахарно отсвечивавшими в сумерках сугробами и вскоре оказывалась перед двухэтажным особняком, в мягко освещенном холле которого за красивыми застекленными дверями уже встречала хрупкая, в свитере домашней вязки, в брюках и босоножках-танкетках, женщина. Хорошо освещенная, в том числе и собственными волосами, улыбалась из-за дверей с медными ручками и медною окантовкою и махала приветливо рукой.

- Вы как птичка в золотой клетке, - пошутил я однажды.

- В позолоченной, - поправила, улыбнувшись.

Вряд ли желание написать книгу было продиктовано какими-то материальными соображениями - гонорар и за русское издание и за иностранные Раиса Максимовна, как известно, передала на оказание помощи детям, больным лейкозами и другими злокачественными заболеваниями крови: над этой клиникой она шефствовала до конца дней - тоже знаковое совпадение.

Ей подспудно хотелось объясниться.

Она несомненно чувствовала - она вообще многое тонко и горько чувствовала и даже предчувствовала, полистайте книгу: во многих местах, например, она говорит о муже напутственно и даже почти молитвенно, как будто знает, что ему предстоит жить и одному, без нее, - чувствовала нараставшее отчуждение в обществе по отношению к ней и, втайне уязвленная, хотела объясниться, прорваться к уму и сердцу сквозь молву и хулу.

Ей хотелось, чтобы ее услыхали, узнали - такой, какова она, по ее мнению, есть на самом деле, и такой - запомнили.

И разумеется, помочь мужу - даже этой тоненькой книжкой, ибо знала: все, чем целятся в нее, предназначается в конечном счете ему.

Книжка состоит из шести бесед - "шести вечеров", шести интервью с отступлениями. На самом деле вечеров, конечно, было больше. И разговоры, разумеется, выходили за рамки готовящейся книги. И моя собеседница вопреки тогдашнему расхожему мнению о ней была предельно искренна в этих разговорах, в том числе в оценке некоторых ситуаций и некоторых людей. Эта искренность и не позволяет мне воспроизводить по памяти то, что она оставила за пределами книги. Приведу только один пример ее саморедактирования.

В книжке есть упоминание о миловидной французской охраннице Изабель, которая дважды во время визитов опекала в Париже - с французской стороны Раису Максимовну. Они подружились, и в последний раз, в 1990 году, перед отъездом Изабель отвела Раису Максимовну в сторонку и, стесняясь, сказала ей цитирую далее по книге.

"- Мадам, - сказала она. - По долгу службы я вижу много высоких особ. Я переживаю за Вас... Вам будет тяжело".

А теперь цитирую не по книге, а по памяти - так, как мне пересказала этот разговор Раиса Максимовна первоначально, без последующей нашей с нею - по ее настоятельной инициативе - редактуры.

"- Мадам, - сказала она. - По долгу службы я вижу много высоких особ. Я переживаю за Вас... Вас предадут. Многие люди, из тех, кто сейчас окружают Вас, улыбаются Вам, Вас предадут и отвернутся от Вас..."

Шел девяностый год.

Уезжая, я оставлял вопросы для следующей встречи. Приезжал - включал диктофон. Иногда она просила его отключить и перепроверяла, выполнил ли я ее просьбу - с диктофоном управлялась увереннее меня: сказывалось социологическое прошлое. Передавала мне ворох листков с ответами на мои вопросы. Переписав или "озвучив" их, я возвращал эти листки хозяйке и советовал их сберечь - чтобы никто потом не сказал, что книга целиком написана мною, а не ею. Она улыбалась - не знаю, сохранились ли эти листки сейчас: она заполняла их между домашними делами, но потом цепко сражалась со мною за каждое написанное ею слово - даже когда я убеждал, что "разговорно" так не говорят. Кстати, первоначальная идея книги принадлежала не мне и даже не ей, а одному хорошему известному писателю, фронтовику. Я пытался сговорить их работать вместе, но Раиса Максимовна все же выбрала в собеседники меня. Думаю, тут сыграл исключительно земляческий фактор, потому что из моих книг она слыхала только об "Интернате".

Сидели допоздна. Иногда звонил - с работы - М.С. К слову, сам он при наших беседах ни разу не присутствовал и ни с какими ценными указаниями по поводу книги ни разу не возникал.

И еще одна деталь: при мне Раиса Максимовна мужу на работу ни разу не звонила: это тоже вопреки расхожему мнению, что она якобы "руководила" Кремлем. Ей был присущ совершенно искренний, я бы даже сказал, несколько патриархальный пиетет перед мужниной государственной работой.

...В 91-м году мою жену наряду с другими женщинами пригласили в канун 8 Марта в Дом приемов на улице Косыгина. Прием устраивала Раиса Максимовна. Познакомившись - по протоколу - и с моей супругой, как и с другими участницами приема, Раиса Максимовна из учтивости похвалила ей меня.

- Вы знаете, - сказала, улыбнувшись, моя жена, - хоть лично я его и не знаю, но Ваш муж тоже хороший.

Они засмеялись.

Время показало, в том числе и год жизни М.С. без Раисы Максимовны, что моя половина была абсолютно права: дай бог нам всем быть такими мужьями, как Михаил Сергеевич.

Быть достойным мужем, особенно в современной России, - это уже много.

Сейчас, задним числом, поражаюсь действительно провидческой прозорливости судьбы: в апреле 1991 года Раиса Горбачева читала в резиденции "Бориса Годунова" и даже цитировала его мне - как будто готовилась здесь, под Москвой, в Раздорах, к Форосу.

Да, закончили работу мы перед Пасхой. И на прощанье, в последний приезд, она подарила мне красивую поделку: золоченое, с финифтью, в стиле Фаберже, пасхальное яйцо.

- Сохраните, - сказала, - мне передал его Патриарх.

Я, к сожалению, не уточнил, какой из них: покойный патриарх Пимен, с которым у Горбачевых тоже были хорошие отношения, или вновь избранный Алексий Второй.

Так и стоит, светится оно сейчас у меня на полке среди книг. А строки эти дописываю как раз в пасхальную, но уже 2000 года, неделю.

Раиса Максимовна все-таки прорвалась к своему народу - я ведь тоже был в многотысячной процессии на Гоголевском бульваре в скорбные дни прощания с нею и видел своими глазами: прорвалась. И отчасти даже вторично соединила с народом своего мужа.

Она наконец услышана им, народом, оценена и оплакана - даже женщинами, с которыми у нее всегда были осложнения.

Но все это, как, к горькому сожалению, и водится у нас в России, - ценою смерти.

Царство ей небесное.

Виталий ГУСЕНКОВ

Непростая судьба книги "Я надеюсь..."

Утром 19 августа я позвонил из дома в Кремль руководителю аппарата Президента СССР Болдину, который был едва ли не самым доверенным лицом М.С.Горбачева. Попросил дежурного секретаря, хорошо знавшего меня, соединить с Болдиным. Секретарь долго с кем-то совещался, а мне сказал, что его начальника нет на месте. Ответ вызвал у меня еще больше вопросов по поводу случившегося. Мы сразу же встретились с Г.В.Пряхиным, который, так же, как и я, был референтом Президента СССР. Долго бродили по арбатским переулкам, обсуждая события. Говорили о том, как можно помочь Горбачевым. Мы не знали, что делать, к кому обратиться. Все, кого мы близко знали, были в Форосе.

Я вспомнил, что в ближайшее время предполагался выход в свет книги Раисы Максимовны "Я надеюсь...". Пряхин хорошо знал, какое значение она придавала своей книге, сколько сил и души было вложено в эту работу. Я сказал Георгию Владимировичу, что тревожусь теперь за судьбу книги, что надо ее спасти во что бы то ни стало и встретиться с директором издательства "Книга" В.Н.Адамовым, с которым мы тесно сотрудничали в период передачи рукописи в издательство. Условились, что я попытаюсь встретиться с Адамовым.

Я позвонил ему из телефона-автомата, и он тотчас же ответил: "Приезжайте". До издательства, которое находилось тогда на улице Горького, добирался "задворками". По улице шла колонна танков и бронетранспортеров. Что и говорить, было жутковато...

Адамов сразу же принял меня и стал расспрашивать о том, что произошло, что известно о судьбе Горбачевых. К сожалению, я не смог сказать ничего вразумительного. Лишь сказал, что абсолютно не верю в утверждения ГКЧП о болезни Горбачева.

Прямо спросил Виктора Николаевича, сможет ли он издать книгу. Ведь неизвестно, как повернутся события, что будет дальше со всеми нами. Поэтому выход в свет книги Раисы Максимовны - самое доброе дело, которое мы можем сделать. Адамов, не колеблясь, ответил, что у него не было и нет сомнений: книга уже в печати, и она выйдет. Он стал вслух размышлять, как распространить книгу, если будет введена цензура. У меня есть надежные связи в некоторых московских магазинах и особенно в союзных республиках, сказал он.

Виктор Николаевич достал бутылку коньяка, и мы выпили за Горбачевых, за книгу Раисы Максимовны. Адамов сдержал слово - книга вышла в срок. Спустя какое-то время Адамов поделился со мной "секретом": утром 19 августа он собрал членов коллегии издательства и поставил вопрос о книге. Из всего состава коллегии лишь один предложил подождать до тех пор, пока не прояснится ситуация. Его сомнения были отвергнуты.

По возвращении из Фороса Раиса Максимовна недели две не звонила мне. А когда позвонила, подробно рассказала о событиях на форосской даче. Я чувствовал, как она переживает, да она и не скрывала этого. У нее случился микроинсульт, было задето зрение.

Отвечая на ее вопрос, как обстоят дела с книгой, я рассказал о встрече с Адамовым 19 августа. Позднее мне сообщили, что руководство другого издательства, в которое была передана рукопись книги, решило в дни путча рассыпать типографский набор. Быстрый провал авантюры ГКЧП помешал осуществлению этого решения.

Раиса Максимовна была очень рада выходу книги. Помню ее слова, что в трудной драматической обстановке публикация "Я надеюсь..." стала для нее моральной поддержкой. Она говорила тогда, что набралось много материала и она хочет написать другую книгу - о встречах с разными людьми в Советском Союзе и во время поездок в другие страны.

Гонорар за книгу "Я надеюсь..." Раиса Максимовна передала в детскую клинику для лечения лейкозов.

Юрий СОЛОМОНОВ

Визит Первой леди

В России никогда не любили жен великих людей.

Неприязнь проистекает из некоего несоответствия избранницы тому идеалу, который мерещится возбужденной общественности. Не соответствовала Наталья Николаевна Гончарова мужу своему Александру Сергеевичу, больше того, по мнению многих, она-то его и сгубила.

А разве не от Софьи Андреевны отправился Лев Николаевич Толстой помирать на станцию Астапово? Он гений. А она кто? Напоминала о том, что дети должны жить "как все". Что "нужно иметь деньги, надо выдавать дочерей замуж... нельзя ссориться с правительством, иначе могут сослать".

Это все Софья Андреевна, по словам одного исследователя, советовала великому писателю. А вот другая супруга, Елена Георгиевна Боннэр, великому гражданину Андрею Дмитриевичу Сахарову, напротив, советовала с правительством ссориться. Да так, чтобы сослали. Во всяком случае, на этой версии настаивала не только молва, но и официальная пресса. Если верить некоторым публикациям, выходившим в трудные для Сахарова годы, то жена-то его и подбила на путь еретика и диссидента. Это уж мы позже узнаем, от самого Андрея Дмитриевича, что жена была ему настоящим другом, разделила с ним все испытания. Узнать вроде узнали, но когда Сахарова не стало, другой вопрос начал занимать любопытствующих граждан: чего это вдова академика вытворяет - то интервью даст, то статью напишет?..

Действительно, нехорошо, Елена Георгиевна, неужто места своего не знаете?

И уж кого больше всего хочется одернуть нашим милым ценителям прекрасного пола, так это Раису Максимовну Горбачеву. Вот уж кто действительно много на себя берет! Вы посмотрите: куда муж - туда и она. Он - за рубеж, и она рядом. Он выступает по телевидению, и она - туда же. Как тут не возмутиться!

...Я глубоко убежден, что эти мои заметки не будут продавать из-под полы на Пушкинской площади. Товарец не тот. Вот если бы я по примеру неких полуанонимных "биографов" сумел превратить простую и ясную жизнь супругов Горбачевых в нечто такое, чему и определения-то нет, вот тогда бы да!

Нет, ребята зря времени не теряют. Один "правдолюбец" занят выявлением национального состава семьи, другой ищет ее вклады в швейцарских банках... Ну и, конечно, в Раисе Максимовне в силу давней российской традиции видят некий источник как индивидуального, так и общественного зла.

Честно говоря, мне вовсе не нравится, когда толпы ликующих людей несутся за автомобилем и восторженно орут: "Раиса! Раиса!" Я лично не бежал, но видел, как это с упоением проделывали жители итальянского города Мессина.

Я наблюдал, как в Финляндии под проливным дождем стояли две старушки и ждали, когда высокая гостья осмотрит памятник Сибелиусу и пройдет мимо них. Тогда они вручат ей свой скромный букет и пожмут руку.

Я сам слышал, как в предместье Бостона, в колледже Уэллсли, сотни студенток самого престижного женского учебного заведения Америки рукоплескали жене нашего Президента...

Это все обывательские страсти - скажут мои предполагаемые оппоненты. Конечно, можно и так - восторги иностранцев отнести к низменным инстинктам толпы, а отечественные сплетни и вздор, тиражируемые нашей бульварной прессой, - к достижениям демократии и гласности.

Хорошо, отнесем восторги иностранцев к излишней эмоциональности, к тому, что мы привыкли мерить строгой научной формулой: "С жиру бесятся..." Но протокол... куда девать принятый во всем цивилизованном мире протокол, согласно которому жены руководителей государств сопровождают своих мужей во время различных визитов, поездок?

Допустим, с протоколом я согласен, говорит мне все тот же ревнивый оппонент, но почему ее по телевизору показывают? Почему она еще и выступает и чего-то говорит? А в газетах зачем про нее?

Да потому, что она - жена Президента и представляет этой своей, если хотите, должностью ту сторону политики, которую сам Горбачев, хоть расшибется, а не представит.

Есть в протоколе международных встреч такое понятие - "вторая программа". Это программа встреч жен глав государств... целое мероприятие с участием представителей национальной интеллигенции двух стран, широкой общественности. У меня хранится аккредитационная журналистская карточка, выданная спецслужбой Белого дома. Спецпропуск, на котором значится: "Визит Первой леди". Почему именно у меня? Дело в том, что почти всегда маршруты второй программы пересекают территорию культуры - библиотеки, выставки, театры, музеи... Поэтому, работая в "Советской культуре" и освещая некоторые официальные визиты М.С.Горбачева, я просто обязан был не выпускать из поля зрения и вторую программу.

Помню, как в Риме на открытии советской выставки к Раисе Максимовне пробралась худенькая седовласая женщина и стала что-то очень быстро говорить по-русски.

Потом я подошел к этой женщине. Ее звали Ирина Леонидовна Сологуб, она была дочерью русского художника, уехавшего из России после революции. Она говорила Горбачевой, что решила подарить нашей стране, своей Родине, небольшой земельный участок на Капри. При одном условии - чтобы на этом участке был построен международный Центр культуры.

"А почему вы обратились к жене Президента?" - спросил я. "Горбачеву я написала, - сказала она. - Но, понимаете, одной женщине не надо долго объяснять другой того, что основано на чувствах".

Конечно, женщины всегда скорее поймут друг друга, и такие встречи есть элемент больше народной, чем официальной дипломатии. Все это так. Но не будем лукавить и зададимся другим вопросом: есть ли у Раисы Максимовны право говорить от имени нас и нашей культуры? Разве такое право дано ей лишь одним свидетельством о браке?

Пусть вам это не кажется смешным, но уже само возникновение сомнений говорит в ее пользу. Нам ведь и в голову не приходило рассуждать о подобных материях на примере жен Брежнева или Черненко. Там, по обывательскому разумению, женщина занимала то место, которое она и должна занимать. А тут вот нас что-то раздражает. Не просто супруга, а еще и с ученой степенью, еще и член правления Советского фонда культуры...

Впрочем, регалии - это еще не доказательства любви к культуре Отечества.

Лучше я процитирую одно письмо.

"...Цель этого письма заключается в том, чтобы от всего сердца поблагодарить Вас за тот интерес и внимание, которые Вы проявляете к созданию Музея семьи Бенуа, охватывающей 250 лет российской культуры и художественной жизни нашей страны, в городе Петродворце, ближайших окрестностях героического Ленинграда, откуда родом почти все члены "творческой части" нашей обширной художественной семьи, столько сделавшей для ознакомления и распространения национального русского искусства..."

Простите автору и возвышенность тона, и некую старомодность стиля. Н.А.Бенуа, написавший это письмо Р.М.Горбачевой, имеет на это право. А она имеет право на эти благодарности, ибо действительно много сделала для того, чтобы в Петродворце появился прекрасный Музей семьи Бенуа. Здесь автору надобно бы впасть в перечислительность и начать рассказывать о том, когда, где и сколько сделано супругой Президента для укрепления нашей культуры. Действительно, мне нетрудно привести цифры, говорящие о постоянном стремлении Р.М.Горбачевой к благотворительности, о внимании не только к памятникам культуры, но и к школам-интернатам, домам престарелых... "Знаем мы это стремление, - уже слышится всезнающий голос, - значит, денег куры не клюют". Вот и получится: я буду перечислять, а мой воображаемый оппонент - скептически кивать головой. А когда закончу, он молвит: "Конечно, будучи женой главы государства, легко быть доброй и заботливой".

Да, это так. Но еще легче жене Президента доброй и заботливой не быть. Жить тихо, в свое удовольствие, как это умели делать другие жены первых лиц, и все дела. Особенно, если догадываешься - есть критики каждого твоего шага, каждого произнесенного слова, каждого туалета. Одним не нравится голос, другим манера держаться, третьим...

Ах, если бы супругу для Президента дозволено было выбирать референдумом!.. Боюсь, что Михаил Сергеевич остался бы холостяком.

Понимаю, на фоне нашей общей экономической, социальной неустроенности, при тотальной нервозности кажущееся безоблачным житие президентской семьи кого-то может и раздражать. Не только любителей пересудов.

Но я ведь не призываю к массовому объяснению в любви и к всеобщему одобрению любого шага Горбачева и его супруги. Тем более что перед нами прежде всего живые люди со всеми присущими им свойствами. Помню, как однажды Р.М.Горбачева, словно предваряя каверзный вопрос, сказала окружившим ее людям: "А почему я не должна с ним ездить? Галстук поправить, лекарства дать, если прихворнет... Кто лучше меня это сделает?"

Вот так. Обычная человеческая жизнь, простые и ясные чувства. Невидимые нам за официальными протоколами, рапортами почетных караулов и торжественными речами.

Почему-то вспомнился Виктор Борисович Шкловский, который в своей книге о Толстом написал:

"В Библии сказано: враги человеку домашние его. Это неправда. Человек приносит на домашних свою робость, собственную нерешительность: они его оправдание и его гибель, если он не переделает жизнь".

Хочется, чтобы человек жизнь переделывал. Потому что, когда у него не получается, всегда находятся те, кто на домашних его кивать начинает.

Что делать, французы и те настаивают: "Шерше ля фам!"

А у нас - Россия...

"Милосердие", № 4, 1990 г.

II

Смысл нашего существования - культура

Р.М. ГОРБАЧЕВА

"Смысл нашего существования - это наш народ, наша национальная культура"

(ИЗ ВЫСТУПЛЕНИЯ НА ЗАСЕДАНИИ ПРЕЗИДИУМА СОВЕТСКОГО ФОНДА КУЛЬТУРЫ, 16 ИЮНЯ 1988 ГОДА)

Прошло уже полтора года, как мы существуем. И я думаю, у всех нас есть масса впечатлений о том, как мы работаем, что мы делаем.

Я предложила, и Георг Васильевич поддержал, чтобы мы в непосредственной, товарищеской обстановке обменялись мнениями, высказали свои соображения, ибо все мы ответственны за это явление - Советский фонд культуры и все с ним непосредственно связаны.

Что меня тревожит, что я хотела сказать о деятельности Фонда? Наверное, все мы согласимся, что сделано уже немало, Фондом реализовано очень много идей. Каждый из нас вносит какой-то вклад.

Но вместе с тем, я думаю, мы должны согласиться, что мы еще не стали тем, что от нас ждали и ждут. Не стали мы еще в полной мере признанными, не стали еще авторитетом среди общественных организаций нашей страны.

Я думаю, что главная работа у нас еще впереди. А раз у нас главная работа еще впереди, мы не должны терять наши основные ориентиры, наши основные задачи, смысл существования Фонда, смысл его рождения.

Все мы говорим, что мы - детище перестройки. Организация мы общественная. Наша основная задача - приобщение как можно большего числа людей к духовным ценностям. Фонд должен делать все от него зависящее, чтобы жизнь многих людей приобретала какой-то новый интерес, чтобы человек жил с интересом. В этом, я думаю, главный смысл нашего существования. А если так, то первый показатель работы нашего Фонда - это тот актив, это то число энтузиастов по стране, которых мы подняли.

Методы приобщения самые разнообразные, включая связи с коллекционерами, обществами фотографов и так далее. Сегодня слышу по радио, что люди собирают грампластинки. Это прекрасно, если есть такой интерес у человека.

Основной показатель нашей работы - формирование актива, новых подвижников культуры в городах, селах, кишлаках, колхозах.

Есть ли у нас условия для этого? Я думаю, что есть. И сегодня все это разворачивается, улучшается. За три последних года само сознание народа поднялось.

И вот вопрос: умеем ли мы это использовать, реагировали ли мы активно? Повернули ли мы к себе то настроение, состояние общества, в котором оно находится?

Я получаю массу писем. Стараюсь отвечать. С кем-то поддерживаю контакты, где-то бываю, стараюсь находить время и говорить по вопросам, связанным с жизнью нашего Фонда.

В конце года я была в Мурманске. Люди, с которыми я беседовала, имеют смутное представление о Фонде. А женсовет там хорошо работает. Я встречалась с женским активом. Сколько ценных мыслей, предложений они высказывали! Мы вместе даже подготовили записку в ЦК.

Дмитрий Сергеевич недавно выступал в "Правде", и он правильно сказал, что мы очень многого ждем от республиканских фондов и их отделений в краях, областях. Но, Дмитрий Сергеевич, а как мы им помогаем? Мы же центральный Фонд. Как мы им помогаем вести работу?

В апреле этого года я была в Узбекистане. Там встречалась с представителями Узбекского фонда культуры. Они на меня произвели хорошее впечатление. Очень думающие, болеющие за свое дело люди. Проблем у них много. Но что они думают о нас, о центральном Фонде? Главное, они сказали, что контакты центрального Фонда с ними чрезвычайно слабы. Они сказали, что внимания к вопросам национальной культуры со стороны центрального Фонда совершенно недостаточно. Я думаю, это очень серьезно - национальные культуры. И здесь у меня возникает такой вопрос. Я просто хочу с вами поделиться. Нет ли у нас крена в сторону международной деятельности? Пропаганда мировой культуры, приобщение к мировой культуре, диалог, который мы ведем с другими странами, это важнейший аспект нашей политики, в том числе и нашего Фонда. Участие в программе "Возвращение"*, составление списков, перечней всех исторических наших памятников за рубежом. Что-то мы можем реставрировать, взять под защиту.

Но основная наша боль, смысл нашего существования - это наш народ, наша национальная отечественная культура.

Может быть, образовался крен в международную сторону, потому что многие люди у нас заняты международной деятельностью? Тогда нужно перераспределить силы. Или, может, так получилось, что самая творческая, активная часть Фонда связана с международной деятельностью. Надо, чтобы было пропорционально. Давайте это обсудим. Если я что-то неправильно понимаю, товарищи меня поправят.

Я помню, на президиуме было предложение о праве нашего Фонда на заключение соглашений о гастрольных мероприятиях, и все мы высказались против, потому что это функция Министерства культуры и Госконцерта. Почему же я получаю контракт, где Советский фонд культуры участвует в американском мюзикле? Мне непонятно, ведь если президиум предложение отклонил, то это старая болячка: аппарат решает без учета мнения президиума, или мы стремимся к коммерческой деятельности? Мы так можем свое лицо потерять.

Наша задача - пропаганда высоких духовных ценностей, пропаганда отечественной культуры. А тут коммерческая деятельность.

В связи с этим. Мне дали соглашение о создании советско-американского фонда культурных инициатив Сороса. Я хотела обменяться с вами мнениями. Я лично выступаю за развитие связей, за диалог. И то, что создали фонд культурных инициатив, - это прекрасно.

Посмотрим документ:

совместные благотворительные мероприятия - прекрасно;

правовое положение Фонда - прекрасно.

А теперь о деятельности Фонда. 1, 2, 5-й пункты - очень хорошо. Давайте прочтем 3-й пункт: модернизация материальной базы учреждений советской культуры, науки, образования. Во-первых, что за размах? Как можно модернизировать базу советской культуры, науки и образования с помощью Фонда Сороса? Что за сверхвеликая задача поставлена?

4-й пункт - оказание практической помощи в обучении, стажировке советских специалистов за рубежом. Почему не обоюдное оказание практической помощи, почему речь идет только о советских специалистах? Что, нам дают хорошую подачку?

"Содействовать развитию личных инициатив в советском обществе". Шесть направлений:

развивать наши общественные науки;

поднимать духовное благосостояние советского человека;

повышать организационную роль нашей культуры;

стажировка управленческих работников за рубежом;

финансирование поездок советских граждан за рубеж;

стажировка советских граждан в области экономики, финансов и т.д.

Почему все так односторонне?

Я за контакты, но на равных началах, с достоинством, нам не пристало выступать в роли нищих с протянутой рукой.

Вот чем я хотела поделиться, вот что меня волнует...

"Нас объединяют общие ценности: сострадание и культура".

(ВЫСТУПЛЕНИЕ В ФОНДЕ КУЛЬТУРЫ НА ВСТРЕЧЕ С ДЕЛЕГАЦИЕЙ ОБЩИНЫ МОЛОДЫХ КАТОЛИКОВ-ФРАНЦИСКАНЦЕВ)

декабрь 1988 года

Я хотела бы сердечно приветствовать членов делегации Молодежной общины "Святое сердце Ареццо" Ордена святого Франциска.

Италия - страна, с которой Россию, Советский Союз связывают давние и прочные культурные связи. Имена Данте и Леонардо, Петрарки и Микеланджело, Бенвенуто Челлини и Мандзони, Леопарди и Россини, Верди и Гарибальди, Тосканини и Карузо, Эдуардо Де Филиппо и Франческо Мессины глубоко почитаемы у нас, так же, как имена Гоголя и Толстого, Пушкина и Чехова, Шагала и Стравинского, Шаляпина и Рахманинова, Малевича и Прокофьева вызывают любовь и восхищение в Италии. На протяжении многих поколений выдающиеся художники наших стран выезжали в Италию и в Россию, где работали, черпая творческие силы и взаимообогащаясь от двух великих культур и народов.

Мы приветствуем сегодня делегацию, которая воплощает в себе две динамичные силы современного общества, силы, которые вносят заметный вклад в утверждение идеалов мира, общечеловеческих ценностей: молодежь и церковь.

И это вполне понятно. Молодежь - это будущее планеты, а без мира у людей будущего просто не будет. Церкви же само понятие "войны", "убийства людей" чуждо в силу самой духовной сути религии. И наоборот, для нее близка и свята извечная гуманистическая триада: вера, надежда и любовь. Если сейчас вспомнить о святом Франциске, то квинтэссенция его учения как раз и заключалась в гуманизации, пацифизме и одухотворении человеческих отношений.

Невозможно перечислить все те благородные акции, которыми отмечена деятельность международных и национальных молодежных и религиозных организаций. В наших сердцах жива боль, вызванная горем, поразившим Армению, но в нас живет и будет жить светлая благодарность тем людям, которые в едином порыве разделили эту боль и страдания армянского народа, придя на помощь и оказав пострадавшим от землетрясения моральную и материальную поддержку.

Сострадание, готовность помочь ближнему - одна из общечеловеческих ценностей. Другая объединяющая нас общечеловеческая ценность - культура. И здесь мне хотелось бы сказать несколько слов о нашем Советском фонде культуры. Наш Фонд - общественная, неправительственная организация, понимающая культуру как общечеловеческую ценность. Именно поэтому мы видим свою главную задачу в том, чтобы каждый человек, живущий в нашей стране, мог реализовать свое стремление к культуре, внести свой личный, пусть и скромный вклад в ее сохранение и развитие, поглубже познакомиться с национальной культурой, а также культурой других стран. Так, в нашем понимании, может существовать и развиваться диалог, а значит, и обогащение разных культур. Именно не по указанию сверху, а по искреннему порыву собственной души. И в этом смысле мы особенно рассчитываем на интеллигенцию, которая по своему предназначению, социальной функции знает как достижения, так и трудности, которые надо преодолеть, культурные пустоты, которые необходимо восполнить на благо всех.

Вот только некоторые примеры нашей деятельности. Фактически Советский фонд культуры возродил в нашей стране понятие "благотворительность". Так получилось, что в течение длительного времени оно было предано забвению. СФК, можно сказать, заявил о себе, организовав грандиозный благотворительный концерт "Премьера премьер", имевший большой резонанс как в нашей стране, так и за рубежом. Все средства, полученные от этого концерта, пошли на реставрацию церкви Большого Вознесения, где венчался наш национальный гений А.С.Пушкин, и на создание там концертного зала. Сейчас благотворительность стала одним из важных компонентов повседневной деятельности нашего Фонда. Благотворительные мероприятия проводятся и другими советскими организациями.

При Советском фонде культуры создан и действует Клуб владельцев личных коллекций. Пока в его рядах только советские коллекционеры, но Клуб задуман как интернациональный. Действительно, в частных руках как в СССР, так и за рубежом скопилось много шедевров человеческого гения, которые зачастую доступны лишь узкому кругу лиц в то время, как ими должны наслаждаться все, во имя кого они были созданы.

Мы рады сообщить вам, что ровно через месяц в Милане, в Палаццо Реале открывается выставка, подготовленная СФК совместно с муниципалитетом Милана, названная "Русский авангард из частных советских собраний, 1904-1934 гг., истоки и эволюция". Все бесценные экспонаты выставки, относящиеся к одному из самых интересных периодов развития русского искусства, предоставлены Фонду членами Клуба для того, чтобы итальянцы могли познакомиться со многими шедеврами, которых они раньше никогда не видели.

Вообще связи Советского фонда культуры с Италией очень интенсивны. Можно упомянуть две другие предстоящие выставки: "Сокровища Святого Марка" в СССР, "Итальянские архитекторы в России" в Италии. СФК участвует в издании на русском языке итальянского журнала "Домус". Мы думаем провести в Италии серию благотворительных концертов. Крупным событием в культурной жизни нашей страны стало открытие Музея семьи Бенуа, состоявшееся недавно в городе Петродворце.

У нас много планов. Одна из долгосрочных программ СФК названа "Возвращение". Имеется в виду возвращение утерянных или похищенных наших национальных художественных ценностей на Родину. Но мы хотим заявить, что под этим словом мы понимаем не обязательно физическое возвращение художественных произведений, исторических и культурных памятников в СССР. Мы подразумеваем возвращение этих ценностей к жизни, в культурный оборот. Мы подразумеваем также возвращение в нашу культуру понятий и имен, незаслуженно забытых или насильственно отторгнутых от нее.

У нас есть намерение создать всесоюзное общество "Классика". Оно должно быть адресовано главным образом молодежи. Ведь сейчас как никогда становится очевидным огромное значение классического гуманитарного наследия для правильного формирования личности молодого человека, его духовных запросов и потребностей.

Разумеется, тем, о чем я сейчас упомянула, не исчерпывается деятельность Советского фонда культуры. Я просто хотела привести несколько примеров.

В заключение хочу поздравить вас со светлыми праздниками Рождества и Нового года, пожелать вам мира, здоровья и счастья. Позвольте также выразить вам искреннюю признательность за ваш благородный и бескорыстный жест в отношении Советского фонда культуры*, который мы расцениваем как признание важности и актуальности его деятельности.

Митрополит Волоколамский и Юрьевский ПИТИРИМ

У истоков Советского фонда культуры

Высокая общественная деятельность Раисы Максимовны проходила на наших глазах. Но наверное, далеко не все знают о том, какую роль она сыграла в самом создании Советского фонда культуры. Между тем я могу свидетельствовать, что это событие - а создание Советского фонда культуры стало событием - состоялось во многом благодаря именно Раисе Максимовне. А дело было так. В 1985 году по инициативе писателей из города Мурманска горячо обсуждались проблемы славянской культуры, и был создан Фонд славянской письменности и культуры под председательством академика Н.А.Толстого. Тогда же у нас на Погодинской на волне обновления общественной жизни родилась мысль о необходимости создания Фонда культуры.

Но как это сделать? К тому времени вышла книга Дмитрия Сергеевича Лихачева. И решили обратиться к нему с предложением написать Раисе Максимовне Горбачевой о создании Фонда. Написали проект письма от имени Дмитрия Сергеевича. Поехали к нему. Он вначале сомневался, но письмо все же подписал, и мы с надеждой ожидали ответа. Получив обнадеживающее письмо от Раисы Максимовны, Дмитрий Сергеевич был принят и имел долгую с ней беседу. Так рождалась и оформлялась идея создания Советского фонда культуры.

Не будь Раисы Максимовны, навряд ли кто взялся бы за эту идею так основательно и так неформально, по существу. Такт, личное обаяние Раисы Максимовны при поддержке Михаила Сергеевича позволили успешно провести организационное собрание, на котором были выбраны достойные, авторитетные люди в руководящий орган Фонда и начата большая творческая работа. Нельзя не вспомнить и вклад в общую организацию Фонда Георга Васильевича Мясникова.

Фонд культуры был задуман как массовая общественная организация, которая должна способствовать сохранению и подъему нашей отечественной культуры. Программа Фонда предусматривала в числе прочих направлений и развитие малых городов. Министр культуры тех лет Мелентьев Юрий Серафимович также планировал программу содействия подъему культуры малых городов России, в частности в Торжке, а также других городов, которые славились своими народными промыслами и искусством. Фонд культуры внес свой особый импульс в эту важную патриотическую программу, привлекшую к участию через свои отделения на периферии творческих работников. Они несли свои предложения и планы. Это был воодушевленный подъем людей, болеющих за судьбу отечественной культуры. Встречались мнения, различные по направлению. Мы помним непростую обстановку, острые споры и даже нервозность среди деятелей культуры в те годы. Но когда на заседании президиума Фонда присутствовала Раиса Максимовна, ей удавалось благодаря такту и, можно сказать, дипломатическому дару создавать творческую атмосферу конструктивного сотрудничества самых разных по характеру, темпераменту и взглядам людей. И мы, кто участвовал в деятельности Фонда, работали с Раисой Максимовной с большим удовольствием, а главное - я уверен и знаю - с пользой для нашей культуры.

Владимир ЕНИШЕРЛОВ,

главный редактор журнала "Наше наследие"

"Член президиума..."

Я помню, как в конце 1986 года в моем кабинете в "Огоньке", где я тогда работал, раздался телефонный звонок, и Дмитрий Сергеевич Лихачев, с которым мы были хорошо знакомы, - в "Огоньке" удавалось, несмотря на бытовавшее тогда в некоторых партийных, да и официальных литературных кругах негативное отношение к нему, довольно часто печатать его статьи, очерки и интервью на вечно больные темы российской культуры - сказал: "Владимир Петрович, затевается большое дело, организуется совершенно необычное учреждение - Советский фонд культуры. Активное участие в его создании принимает Раиса Максимовна Горбачева, а мне предложили быть председателем Фонда. Я рассчитываю на вашу помощь и содействие ваших московских коллег. Вы ведь понимаете, что присутствие жены первого человека в государстве в этом Фонде придает ему совершенно особый статус и открывает массу возможностей для добрых дел. Поэтому я и согласился".

Несколько позже в журналистских кругах Москвы появились слухи, что вышлопостановление Секретариата ЦК о создании Советского фонда культуры с какими-то особыми, секретными пунктами, что ему предоставляются очень широкие возможности, что, по сути, создается уникальная общественно-государственная структура, первая такого рода в нашей стране, целью которой ставится возвращение в Россию из-за границы культурных ценностей, утерянных ею за 70 лет советской власти; привлечение к совместной деятельности во благо отечественной культуры русских эмигрантов разных поколений; забота о культуре русской провинции; восстановление памятников, издание своего журнала, книг, альбомов и прочие добрые и важные дела, на которые у Министерства культуры и тогда не хватало сил, времени и средств.

Примерно тогда же состоялся Конгресс европейских деятелей культуры в Будапеште, приветствовавший перестройку в СССР. Д.С. Лихачев, по-моему, ездил на этот конгресс, уже зная о Фонде культуры. Во всяком случае, там было объявлено о его организации и, конечно, об участии в его работе Раисы Максимовны Горбачевой, что вызвало в мире огромный интерес. Впервые за многие годы супруга советского лидера выходила из тени мужа и становилась ведущим, хотя и не формально, деятелем общественной благотворительной организации в СССР.

Как я уже упоминал, Д.С.Лихачев из-за своего свободомыслия, неумения кланяться начальству, из-за своей интеллигентности, наконец, был мало сказать, что не любим, а попросту неприемлем для ленинградского партийного руководства. Крупнейший ученый-медиевист, защитник и радетель русской культуры, он подвергался бесконечным унижениям, например, при необходимости научных поездок за границу, нападениям, поджогам квартиры и даже избиениям. Все в одночасье изменило письмо, посланное ему Раисой Максимовной. Письмо касалось, мне кажется, очень частного вопроса - работы Дмитрия Сергеевича над "Словом о полку Игореве", которым он всю жизнь занимался. Наверное, можно было опустить письмо в ближайший почтовый ящик. Я думаю, что Раиса Максимовна, несмотря на свое тогдашнее положение, свободно могла это сделать, но она направила письмо официально, через Ленинградский обком. И конечно, не случайно. Видимо, она сознавала, какую роль в судьбе Лихачева сыграет письмо, посланное ему специальной почтой женой Генерального секретаря. Впрочем, не знаю, может, она и не пользовалась обычной почтой.

Позже Дмитрий Сергеевич рассказывал мне, как он и его семья перепугались, когда к их даче в Комарове под Ленинградом подъехала черная "Волга" и вышедший из нее офицер в фуражке с синим околышем открыл калитку. Старые зэки - а Лихачев был старым зэком еще со времен Соловецкого лагеря и Беломорканала - и их семьи хорошо помнили таких голубооколышных офицеров. Но теперь это оказался лишь чрезвычайно вежливый фельдъегерь, привезший академику послание от Раисы Максимовны Горбачевой.

Как мне рассказывал С.С.Зотов, ныне посол России на Мальте, один из тех, кто по должности задумывал и организовывал Фонд культуры, кандидатура Д.С.Лихачева на пост председателя была сразу же одобрена Р.М.Горбачевой, де-факто являвшейся первым лицом создающегося Фонда. Как говорили тогда в Москве, "Фонд культуры создается "под Раису Максимовну". И как оказалось, это была великолепная идея, неожиданная и действенная акция. Именно присутствие в Советском фонде культуры Р.М.Горбачевой, ее работа в президиуме Фонда дали возможность при его создании преодолеть все бюрократические рогатки, которыми было, есть и будет так богато наше Отечество, и создать организацию, удивительную по эффективности своей деятельности.

Раиса Максимовна, как я знаю, прислушивалась к пожеланиям и рекомендациям Д.С.Лихачева о составе руководства аппарата создающегося Фонда культуры. А подобрать сюда нужных людей было непросто. Фонду нужны были активные, компетентные и увлеченные люди - причем главной проблемой оказался подбор первого заместителя председателя СФК - его ежедневного руководителя и исполнителя всех идей и планов. Это должен был быть человек, во-первых, интересующийся и знающий проблематику будущего Фонда, т.е. историю, культуру, вопросы охраны памятников; во-вторых, человек с практической, деловой хваткой, то, что сейчас называется хороший менеджер, и в-третьих, свободно ориентирующийся в хитросплетениях партийной иерархии - во всех этих ЦК, вертушках, Отделах, Совминах и т.д., и т.д. Все отлично понимали, что раз в Советском фонде культуры будет работать Раиса Максимовна Горбачева, и именно работать, а не числиться, то всей этой партийно-советской бюрократии, коридоров власти не миновать, да и что-то путное тогда вне их сделать было невозможно. Я думаю, что и P.M. и Д.С. понимали сложность этой проблемы, усугублявшейся тем, что Лихачев жил в Ленинграде и не собирался из него переезжать в Москву ни при каких обстоятельствах, да и практическое руководство конкретными делами и многими людьми не было его, ученого и идеолога, стихией, a P.M.Горбачева, естественно, не могла ежедневно заниматься текущей работой Фонда. (Хотя замечу здесь, что меня всегда поражало, насколько полно она была информирована о жизни Фонда, как вникала во многие детали во время своих посещений здания на Гоголевском бульваре.) Кандидатура заместителя Лихачева нашлась не сразу. Предложили ее академику мы с моим тогдашним приятелем, кинорежиссером и работником TV Д.Н.Чуковским.

Человеком, которого мы назвали Д.С.Лихачеву, был Георг Васильевич Мясников, в те годы второй секретарь Пензенского обкома КПСС, т.е. состоящий в номенклатуре ЦК, что, наверное, было небезразлично жене Генерального секретаря партии. Георг Васильевич, проработавший с Раисой Максимовной в Фонде почти пять лет, был человеком очень непростым, умным и дипломатичным. Он чуть ли не 25 лет был вторым секретарем обкома в своей родной Пензе и за это время превратил ее поистине в историко-культурный рай-заповедник. Его последними, перед переходом на работу в Фонд, достижениями в деле сохранения духовного и культурного наследия были открытия в Пензе и под Пензой памятников Денису Давыдову, Александру Блоку, его деду - ректору С.-Петербургского университета А.Н.Бекетову, и академику Н.Н.Бекетову, создание Музея В.Э.Мейерхольда и открытие в Пензе Музея одной картины. Человек чрезвычайно увлеченный, историк по образованию, знающий все ходы и выходы в коридорах партийной и советской власти, Г.В.Мясников оказался идеальной фигурой для этой должности в Фонде культуры, и, когда Д.С.Лихачев предложил его кандидатуру, Раиса Максимовна поддержала ее. Она проницательно оценивала людей и не ошиблась в Г.В.Мясникове. Кстати, когда после августа 1991 года Д.С.Лихачев спешно переименовал Советский фонд культуры в Российский международный, а через некоторое время отправил в отставку и Г.В.Мясникова, заменив его на работника аппарата Академии наук, он уничтожил тот Фонд и его удивительную, постоянно напряженную творческую атмосферу, которая была при Раисе Максимовне. Это стало началом конца лихачевской эры Фонда культуры. Без поддержки Раисы Максимовны, отказавшейся к тому времени от работы в Фонде, без Г.В.Мясникова, отлично с ней сотрудничавшего, несмотря на нередко возникавшие проблемы, замечательная организация, первый в нашей стране общественный Фонд (это теперь их десятки тысяч) стал разваливаться на глазах. Все кончилось грандиозным пожаром в особняке на Гоголевском бульваре, где сгорело (или было сожжено) многое, а самое главное - полный архив Фонда. В этом пожаре, по-моему, погибли все записи выступлений на президиуме Фонда культуры Р.М.Горбачевой. Не знаю, сохранилось ли что-либо в других архивах.

И лишь несколько лет назад новый, избранный еще при Д.С.Лихачеве президент Российского фонда культуры Н.С.Михалков, сумев подобрать достойную, дееспособную команду единомышленников, возродил Фонд, постепенно занимающий в нашем обществе место того, первого Фонда, называвшегося в кулуарах "Горбачевским-Лихачевским". Кстати, прекрасно, что Н.С.Михалков и его команда возрождают и поддерживают лучшие начинания и традиции, заложенные в Фонде культуры P.M. и Д.С. в пик "перестройки".

Итак, Г.В.Мясников стал помогать P.M. и Д.С. сначала создавать Фонд, а затем и руководить им.

На организационную конференцию Советского фонда культуры в Колонном зале Дома союзов собралась вся, как теперь говорят, культурно-партийная "элита", или "тусовка". Именно на этой конференции все убедились, что слухи, бродившие по столицам, были верными - Раиса Максимовна сидела в центре президиума рядом с Д.С.Лихачевым, оживленно с ним переговаривалась, а немного сзади за ними пристроился Г.В.Мясников, иногда деловито встававший и уходивший со сцены. В Колонном зале Раиса Максимовна появилась и как Первая леди государства, и как самодостаточный общественный деятель. Так был создан Фонд культуры.

Формально Р.М.Горбачева была избрана членом президиума Советского фонда культуры, в который вошли более десяти действительно ведущих деятелей культуры. Среди них были Е.Е.Нестеренко, Б.С.Угаров, С.О.Шмидт, И.С.Зильберштейн, С.В.Ямщиков, представители нескольких республик и областей. Но фактически она, вместе с Д.С.Лихачевым, возглавила Фонд. Благодаря присутствию Р.М.Горбачевой президиум стал действенным, работоспособным органом, не только рассматривавшим какие-то идеи и программы, но и реально помогавшим культурным инициативам. Например, Раиса Максимовна активно поддержала идеи замечательного ученого-просветителя С.О.Шмидта по возрождению краеведения, подвергшегося жестокому гонению в нашей стране в конце 30-х годов. Краеведческие издания Фонда, конференции, встречи вызывали ее постоянный интерес, и я помню, с каким вниманием она всегда выслушивала сообщения С.О.Шмидта и его коллег, стремилась им помочь и помогала преодолевать возникавшую на первых этапах косность по отношению к краеведению. В период становления именно Р.М.Горбачева помогла Фонду получить достойное помещение - тот прекрасный дом московского городского главы С.М.Третьякова на Гоголевском бульваре, откуда ее через двенадцать лет проводили в последний путь.

Фонду культуры при его создании предлагали несколько зданий и, как это и полагалось по тогдашним правилам, одно хуже другого. Например, развалившуюся усадьбу на Зубовском бульваре, которая и сейчас еще до конца не восстановлена. В конце концов Раисе Максимовне вся эта волынка надоела, из дома С.М.Третьякова выселили какое-то управление Министерства обороны, и Советский фонд культуры занял здание на Гоголевском.

Здесь я и познакомился с Раисой Максимовной. Дело в том, что Д.С.Лихачев еще до создания Фонда культуры предложил мне стать главным редактором журнала Фонда, издание которого он считал одним из основных дел Фонда культуры. Он много писал и говорил об этом, просил помощи у ЦК, добиваясь создания, как он говорил, "журнала своей мечты", "журнала-подарка", который будут читать, хранить, к которому будут обращаться вновь и вновь. Я тогда работал в "Огоньке", это было интереснейшее время его расцвета, недавно в журнал пришел В.А.Коротич, и мы с удовольствием и страстью работали на перестройку. И вдруг это предложение - новый журнал о культуре, новое дело. Когда я сказал Коротичу, что меня зовет Лихачев, он мне заметил: "А зачем вам это нужно? Ведомственный журнал. - А затем помолчал и добавил: - Хотя там Раиса Максимовна. Это может открыть неплохие возможности".

ЦК долго не утверждал меня редактором нового издания, и я уже и забывать стал о предложении Лихачева, тем более что в "Огоньке" в то время становилось все интереснее. Но в конце концов меня позвали к кому-то из секретарей ЦК, и я стал главным редактором журнала "Наше наследие", уведя в него из "Огонька" человек 5-6 не самых плохих журналистов и редакторов. Кстати, название журнала "Наше наследие" принадлежит Раисе Максимовне Горбачевой. Поначалу было решено, что журнал Фонда будет называться "Наследие", что и было объявлено в печати и прозвучало в речи тогдашнего министра культуры П.Н.Демичева на организационной конференции СФК. Но на одном из президиумов Фонда, когда обсуждалась концепция журнала, Раиса Максимовна вдруг сказала: "Нет, "Наследие" - это очень сухо и сужает рамки только прошлым. Давайте назовем "Наше наследие". Это и теплее, и шире, и не так официально".

На том и порешили. Вообще, должен заметить, Р.М.Горбачевой не часто возражали на заседаниях президиума Фонда культуры. После того как вышел журнал, раздались голоса критики именно в адрес его названия, но постепенно все привыкли к нему, и оно не вызывает, по-моему, отрицательных эмоций.

После выхода первого номера журнала президиум СФК собрался, чтобы обсудить его. Я рассказал о сложностях, с которыми мы столкнулись, несмотря на всяческую поддержку при создании журнала. Решающим в преодолении этих сложностей было реальное присутствие в Фонде Раисы Максимовны. Оно было для наших оппонентов незримым, но очень чувствительным аргументом. Именно поэтому нам удалось сломать рамки ведомственного журнала, в которые нас стремилась запихнуть Госкомпечать, поэтому мы заставили уважать себя издательство "Искусство", к которому были прикреплены и которое всячески от "Нашего наследия" отбрыкивалось. Именно благодаря тому, что за Фондом, а значит, и за журналом стояло имя Раисы Максимовны Горбачевой (хотя она категорически отказалась войти в редакционную коллегию "Нашего наследия", как ее ни уговаривали Д.С.Лихачев и я), его взялся издавать и первое время печатал в Англии Роберт Максвелл в своем издательстве "Пергамон пресс" в Оксфорде. Кстати, параллельно с нашим журналом Максвелл печатал и "Московские новости". Но это продолжалось недолго. Мы были вынуждены печатать журнал за границей, ибо ни одна отечественная типография не бралась достичь того качества цветного издания, которое было задумано. "Это должен быть лучший и внешне, и внутренне журнал по культуре и столиц, и провинции", - сказала P.M. на обсуждении концепции "Нашего наследия". "Это должен быть журнал-подарок", - в какой раз повторил Д.С. свою любимую идею. "Журнал, который рука не поднимется выбросить после прочтения", - вторил им я.

Именно это я и сказал директору одной из лучших наших типографий, когда приехал к нему договариваться о печати журнала. Он помрачнел. Этот новый журнал был ему как кость в горле. "Я вам правду скажу, - обратился он ко мне, - за вами Раиса Максимовна стоит, поэтому мне для "Нашего наследия" и новую немецкую машину печатную поставят, и краску бельгийскую купят. Но, - он даже голос немного понизил, - дядя Вася все равно краску разведет, и не получим мы европейского качества. А с меня голову снимут". Тут и появился Роберт Максвелл, который вызвался печатать журнал, а через год, встречаясь с Раисой Максимовной в Фонде культуры и обсуждая с ней проблемы издания, только и повторял, как он счастлив помочь Фонду. Раиса Максимовна на этой встрече, где присутствовал еще и министр культуры Н.Н.Губенко, была доброжелательно сдержана, достаточно подробно и деловито обсуждала с Р.Максвеллом и его командой детали издания.

Мне помнится, что Раисе Максимовне понравилась обложка 1-го номера "Нашего наследия". Мы долго искали ее, пока наконец не обратились к блестящему фотомастеру, Н.Н.Рахманову, много и успешно снимавшему Кремль. У него из почти пятисот вариантов мы выбрали фотографию Ивана Великого и кремлевских соборов, снятую со Спасской башни, с колоколами курантов на переднем плане. Именно это показалось P.M. символичным: "Вот так и наш журнал должен, как колокола Кремля, будить нравственность и доброту, ведь перед Фондом культуры сейчас стоит огромное количество очень сложных проблем. Сама организация такого нового для нас общественного института, как Фонд культуры, говорит о том, что решать их мы должны вместе, сообща, в дружной созидательной работе".

Нам необычайно помогали встречи Р.М.Горбачевой с зарубежными партнерами Фонда культуры. Первая леди Советского Союза не только поражала их своей элегантностью, умом, вниманием, но и привлекала образованностью и искренней заинтересованностью существом вопроса. Так было, например, когда руководители алмазной корпорации "Де Бирс" во главе с сэром Филиппом Оппенгеймером встречались с Р.М.Горбачевой в принадлежавшем СФК голицынском особняке на Старой Басманной. Сначала прошли по довольно большой выставке живописи из частных коллекций. Всех поразило, как внимательно смотрела P.M. картины, как подробно расспрашивала ведущего группу искусствоведа о художниках, направлениях, о состоянии частных коллекций в России, о коллекционерах. Мне потом признавались английские гости, что они были приятно удивлены неформальным, заинтересованным вниманием P.M. к искусству. А затем, в том же особняке за чаем, зашел разговор о программе "Возвращение в Россию культурных ценностей, архивов и произведений искусства", для воплощения которой и был, собственно, создан Фонд культуры. Результатом этого разговора Р.М.Горбачевой с руководителями "Де Бирс" стали архивы И.Бунина и М.Алданова, редчайшее письмо А.С.Пушкина и письмо Н.В.Гоголя, коллекции русской эмигрантской периодики и поэзии, произведения И.Репина и В.Серова и еще многие и многие реликвии русской культуры, возвращенные "Де Бирс" в Россию и переданные в центральные и провинциальные музеи, архивы, библиотеки нашей страны. Именно после встречи с Р.М.Горбачевой, почувствовав ее искреннюю и глубокую заинтересованность проблемой "возвращения" и озабоченность тем, что культура нашей страны не может развиваться без того, чего она была лишена за 70 лет, "Де Бирс" выделила Фонду культуры более 1,5 миллиона долларов для покупки во Франции, Англии, США отечественных реликвий. "Ваша Прекрасная Дама перестройки не просто очаровательна, но и очень умна", - сказал мне после этой встречи кн. Г.И.Васильчиков, эксперт "Де Бирс" по России. И в том, что Фонд культуры и сейчас продолжает сотрудничество с "Де Бирс", несомненно, большая заслуга P.M., давшей импульс этому партнерству.

Я утверждаю, что никогда Фонд культуры, а значит, и наша страна, не получил бы от влиятельных иностранных компаний крупных денежных сумм на программы "Возвращение культурных ценностей", "Новые имена", "Наше наследие" и др., никогда бы не провел в Англии таких прекрасных выставок произведений русского искусства из частных коллекций России и концертов молодых талантливых музыкантов, если бы не перестройка и ее символ в Фонде культуры Р.М.Горбачева. Например, внезапный интерес к Советскому фонду культуры Европейского фонда культуры и стоящего за ним Союза угля и стали, предтечи Европейского Союза, был вызван перестройкой и присутствием в нашем Фонде Р.М.Горбачевой. Нам это прямо дали понять в Амстердаме, когда далеко не только культурные деятели Европы многие часы беседовали с нашей делегацией, пытаясь понять, что же происходит в СССР, и одним из наиболее их интересовавших вопросов был "феномен", они так и сказали: "феномен", Р.М.Горбачевой.

В связи с этой встречей P.M. с руководством "Де Бирс" вспоминается один эпизод, который мог пройти незамеченным, но вернее, принес бы немалые осложнения. Накануне встречи мне позвонил один из моих знакомых, работающий в "Де Бирс", и как бы между прочим сказал, что завтра на встрече с Р.М.Горбачевой сэр Филипп Оппенгеймер собирается от имени "Де Бирс" подарить ей старинную бриллиантовую брошь как символ установления дружеских отношений с ее (так и было сказано) Фондом и что это посоветовал им сделать кто-то в нашем посольстве в Лондоне (я, правда, сомневаюсь, что кто-то в нашем посольстве мог посоветовать такую провокационную глупость. Хотя кто знает, то время было очень непростым). Когда я это услышал, то сразу понял, какая возникнет на встрече неловкая ситуация, грозящая прекратить только-только завязывающиеся перспективные отношения Фонда культуры с "Де Бирс". Раиса Максимовна, человек в высшей степени щепетильный, конечно, никакую брошь не возьмет, сэр Филипп, не зная наших российских реалий, может обидиться, и все намечающееся наше сотрудничество пойдет насмарку.

Но в конце концов не я же должен заниматься такими проблемами, и я позвонил Г.В.Мясникову. Он сразу все понял и сказал, что надо этот подарок как-то предотвратить. Пришлось поздно вечером разыскивать одного из руководителей "Де Бирс", занимающегося Россией, и объяснять ему всю неуместность этого жеста. "Да мы же от всего сердца", - пытался оправдываться он, но все понял, и встреча прошла прекрасно и без всякого подарка.

Вообще Раиса Максимовна была крайне, как я говорил, щепетильна по отношению к поступающим к ней дарам. А их было очень много. Мы даже завели в "Нашем наследии" рубрику: "Дары Фонду культуры". Все хотели вручить свой дар лично Раисе Максимовне. Иногда это удавалось. Я помню, например, как был счастлив создатель совершенно уникальной, огромной коллекции изделий из янтаря И.Бондаренко, когда Раиса Максимовна на ежегодно проводившемся в Фонде "Дне дарителя" сердечно благодарила его за подаренную Фонду коллекцию. Раиса Максимовна постоянно передавала Фонду подаренные ей картины, иконы, произведения декоративно-прикладного искусства. Затем они поступали в различные, чаще всего периферийные музеи.

А о том, как много ходило о ней несправедливых слухов, свидетельствует такой факт. Однажды на заседании президиума Фонда P.M. рассказала, что к ней обратилась княгиня Мещерская, живущая в дворницкой своего бывшего дома на ул. Воровского, с письмом-просьбой о помощи и с предложением приобрести за весьма большие деньги серьги, якобы принадлежавшие жене А.С.Пушкина Н.Н.Гончаровой, чьей родственницей была княгиня. Жизнь этой достойной женщины действительно была необычайно тяжела, позже она рассказала о ней в своих интересных мемуарах. Насколько я знаю, P.M. смогла помочь Мещерской в разрешении некоторых ее бытовых проблем, а на том заседании президиума предложила выкупить серьги для Государственного музея А.С.Пушкина. Что и было после соответствующей экспертизы сделано, и серьги якобы Н.Н.Пушкиной благополучно поступили в музей на Кропоткинской.

Каково же было мое удивление, когда газета "Мир новостей" около года тому назад напечатала статью давнего знакомого Мещерской журналиста Ф.Медведева, в которой он пишет, что после того, как княгиня передала серьги жены Пушкина Р.М.Горбачевой, их судьба неизвестна! Возможно, это добросовестное заблуждение опытного московского журналиста, и тогда его тем более необходимо развеять. Повторяю, Фонд культуры купил эти серьги и передал в Пушкинский музей в Москве.

В основном мы встречались с P.M. на заседаниях президиума Фонда культуры, которые проходили обычно в Дубовом, псевдоготическом зале. P.M. всегда садилась по левую руку от Д.С.Лихачева, ведущего заседания, доставала маленькую записную книжку и что-то постоянно писала в ней. Выступала она на президиуме очень уверенно, касаясь самых разнообразных вопросов, часто достаточно безапелляционно. В спор с ней обычно не вступали.

Я особо запомнил одно из таких заседаний, осенью 1988 года, потому что оно неожиданно коснулось лично меня. В середине заседания неожиданно поднялся заместитель председателя тогдашнего Гостелерадио ныне покойный В.И.Попов и заявил, что у него на руках "перехват" (был тогда у них такой "профессиональный" термин) передачи русской службы Би-би-си, посвященный Солженицыну и непосредственно касающийся одного из членов президиума Фонда культуры, В.П.Енишерлова, чья подпись, если верить Би-би-си, сказал Попов, стоит первой среди подписавших это письмо в защиту "антисоветчика" Солженицына. Действительно, моя подпись стояла там первой и не по заслугам, письмо подписали многие замечательные писатели - В.Каверин, И.Одоевцева, А.Стреляный, А.Цветаева, Л.Разгон, В.Кондратьев, А.Битов, А.Берзер, В.Распутин и др., а потому, что мы с моим коллегой В.Я.Лазаревым написали это письмо в редакции "Нашего наследия" и, естественно, перед тем как собирать подписи под требованием восстановить А.И.Солженицына в Союзе писателей и отменить Указ о лишении его гражданства СССР, первыми подписали его.

Когда прозвучал этот своеобразный донос, над столом заседаний повисла тяжелая тишина. По-моему, большинству стало неловко. Время уже было совсем другое, шла перестройка, происходили процессы демократизации и гласности - и вдруг такое заявление. Я увидел, как немного побледнел и напрягся Д.С.Лихачев, лично знавший и очень ценивший Солженицына. Но напряжение разрядил не он, а Раиса Максимовна, и это было очень важно, ибо она выражала, как понимали все, не только, а в данном случае не столько свое мнение. Своим суховатым, немного учительским голосом она сказала: "Но ведь Солженицын хороший писатель, правда, товарищи?" На это никто не возразил с чистой совестью. "Тогда давайте перейдем к следующему вопросу повестки дня", - продолжила P.M. И все поняли, что вопрос с Солженицыным вскоре будет решен, как оно, слава богу, и случилось.

Годы деятельности Фонда культуры, когда там работала Раиса Максимовна, были незабываемо лучшими за всю его историю. Влияние и сила этой хрупкой, изящной женщины позволили сделать многое и по возрождению русских усадеб и народных промыслов, становлению программы "Новые имена", восстановлению церквей и памятников гражданской архитектуры, возвращению в СССР культурных ценностей, библиотек и архивов. Практически все эти программы живы, приносят много пользы нашей многострадальной культуре. А самое главное - Раисе Максимовне и ее единомышленникам удалось сплотить талантливых людей и заложить столь крепкий фундамент совершенно новой для нашей страны общественно-государственной организации, что она, преодолев не один кризис, успешно действует и развивается и в наше трагическое для культуры России время.

...А в начале октября 1991 года мне позвонил расстроенный Г.В.Мясников: "Можешь зайти ко мне?" Я приехал в Фонд, пришел к нему в кабинет. Он сидел один, дымил любимым "Беломором". Я думал, что он готовится к заседанию президиума Фонда культуры, непростому после всех случившихся в стране катаклизмов. Но он просто толкнул мне по столу лист бумаги: "Вот член президиума (он всегда так и только так называл за глаза P.M.) прислала. Прочти". На листе хорошей белой писчей бумаги, четким почерком, без единой помарки, видимо, письмо переписывалось с черновика, было написано:

"Дорогие друзья!

Очень жаль, что обстоятельства не позволяют мне принять участие в работе заседания. Хотя я понимаю всю его важность и всю ответственность нынешнего момента в жизни Фонда, созданного нашими с вами усилиями.

Я желаю вам успеха. Надеюсь, что Фонд сохранит все то, что было сделано им внутри страны, за рубежом за пять прошедших лет.

Благодарю всех вас за совместную работу в эти годы.

Р.Горбачева.

3. X. 1991 г.".

Безукоризненное по стилю и форме прощание. Это понял и Д.С.Лихачев, когда прочел письмо и в задумчивости отложил его в сторону.*

А вечером того же 3 октября, когда я приехал в гостиницу в Плотниковом переулке, чтобы проводить Д.С. на "Красную стрелу", он перед самым отъездом сел за стол и также без помарок, но сразу набело, своим прекрасным, ясным почерком написал ответ:

"Дорогая Раиса Максимовна!

Ваше письмо меня очень огорчило. Я надеюсь, что Вы будете и впредь принимать заинтересованное участие в жизни Фонда, который все же делает много хорошего. 19 августа вечером мы все в семье очень волновались за Вас всех (мы узнали о событиях только к вечеру на даче), и я сразу решил, что выступлю утром на митинге 20 августа. Народу было больше 100 тысяч и все единодушно были за Вас и за Конституцию. Мне было легко выступать. Передайте, пожалуйста, мой привет Михаилу Сергеевичу. Сделанное им великое дело не вычеркнешь из истории не только одной России, но и всего мира.

От души желаю Вам здоровья.

Искренне Ваш

Д.Лихачев.

P.S. Я всегда помню, что Ваше письмо ко мне сразу изменило ко мне отношение в ленинградских верхах.

3.Х.91. Москва".

Больше Раиса Максимовна в здании Фонда культуры никогда не бывала. В жизни Фонда закончилась целая эпоха. Наступили другие времена.

...В последний раз я увидел Раису Максимовну на знаменитом "устричном" вечере "Независимой газеты" в день ее юбилея в Доме кино. Президент Горбачев уже ушел в отставку. Михаила Сергеевича и Раису Максимовну очень тепло встретил переполненный зал. Мы говорили с Раисой Максимовной, стоя у сцены Дома кино, довольно долго. Мне показалось, что она была расстроена и обижена тем, как расстался с ней Фонд культуры, я пытался объяснить, что чтобы ни произошло, то, что она сделала для Фонда культуры, для журнала "Наше наследие", для многих других начинаний Фонда, останется навсегда, ибо она дала им импульс в самые трудные, первые годы становления. Вряд ли успокоили Раису Максимовну мои слова, но они были искренни и шли от сердца.

Письмо князя Г.И.Васильчикова главному редактору журнала "Наше наследие" В.П.Енишерлову

Владимиру Петровичу Енишерлову (Москва)

Дорогой Владимир Петрович, после телефонного разговора с Вами я все же решил написать, что помню о Р.М. Горбачевой (к сожалению, весьма немного), несмотря на то, что мне вот-вот стукнет 80 лет и я страшно занят - каждый день диктую и правлю свои "Мемуары", затем телевидение и, конечно, подготовка к изданию воспоминаний моего дяди Бориса Вяземского, министра в правительстве Столыпина, псковского губернатора, шталмейстера Двора, бежавшего из Совдепии, где он успел посидеть в Бутырках. Благодаря Вам и господину Третьякову отрывок из воспоминаний Б.Вяземского только что напечатала "Независимая газета". Так что некогда взглянуть и на Женевское озеро, которое у меня под окном. Кстати, именно на каком-то вечере "Независимой газеты" (очередной юбилей?) я в последний раз и видел Раису Максимовну. Я уже сидел в зале в Доме кино, а Вы с ней долго разговаривали в проходе перед сценой. Это было вскоре после отставки М.Горбачева, и было видно, что она немного взволнована. А затем Вы сказали мне: "Жаль, что все так случилось. Раиса Максимовна так много сделала для Фонда..." Я думал увидеть ее в перерыве и выразить свое высочайшее уважение ей и Президенту, но не встретил их более. А теперь, когда уже нет на свете ни Д.С.Лихачева, ни Раисы Максимовны, видно, как мудр и действенен был их союз в Фонде. Жаль, что он распался, как СССР.

А познакомился я с Раисой Максимовной много лет назад, когда она была еще Первой дамой страны. Почему-то в России ее называют Первой леди на американский манер, как Белый дом, мэр и т.д. Есть же русские слова. А то мэр С.-Петербурга и губернатор Ленинградской области. Глупость. Также и с Первой леди. Что верно в этом определении - это Первая. Мы - русские - на Западе вздохнули с облегчением, когда увидели ее с Михаилом Сергеевичем - элегантную, светскую, умную, умеющую общаться и с простыми людьми, и с особами королевской крови. Словом, такой, какой и должна быть жена Президента великой России. Мы всегда называли Советский Союз Россией.

Так вот о той встрече. Моя фирма, международный алмазный консорциум "Де Бирс", к тому времени имела уже тридцатилетнюю историю тесных деловых отношений с Россией, которые успешно продолжаются и сейчас. Но мы и многое делали для помощи русской культуре; это, кстати, традиция "Де Бирс" заниматься благотворительностью в странах, с которыми она сотрудничает. Для России, как вы знаете, мы, активно взаимодействуя с Фондом культуры, покупали на Западе русские архивы, в том числе Бунина, Гиппиус, Алданова, книги русских эмигрантов, отсутствовавшие в ваших музеях картины etc. Идейным вдохновителем этой программы был, увы, ныне покойный академик Д.С.Лихачев, а присутствие в руководстве Фонда культуры Раисы Максимовны давало твердые гарантии, что все реликвии, возвращенные нами, найдут свое место в музеях, библиотеках, архивах страны. Что и произошло.

Здесь я должен сделать еще одно отступление, которое, я надеюсь, объяснит наше высокое почтение Р.М.Горбачевой, независимое от ее статуса. Конечно, привозя с Запада тот или иной раритет, иногда стоимостью в сотни тысяч долларов, мы получали слова благодарности от Фонда культуры, академика Лихачева, директоров музеев... Но ведь мы возвращали "национальное достояние" России - и когда Раиса Максимовна, пожимая руку сэру Филиппу Оппенгеймеру, к сожалению, уже тоже покойного, сказала: "Спасибо вам за то, что вы помогаете нашей культуре и возвращаете то, что мы утеряли за семьдесят лет", - я увидел, как тронут был сэр Филипп, услышав слова благодарности и признания полезности дел "Де Бирс" по помощи русской культуре именно от Раисы Максимовны Горбачевой. Она сказала это мягко, очень достойно, и было видно, что для нее это не просто формальность, а искреннее чувство и убеждение. Поверьте, люди на Западе очень ценят такое отношение. Жаль, что последователей и последовательниц у Р.М.Горбачевой что-то не видно.

Мы встретились тогда не в Фонде культуры, а в Голицынских палатах на Басманной, где была открыта выставка частных собраний. Были Г.В.Мясников, Вы, какие-то чиновники Фонда, Н.Д.Лобанов-Ростовский, сэр Филипп и я. Остальных не помню. Раиса Максимовна угощала нас чаем в небольшом изящном зале.

Еще за чаем, прекрасно и со вкусом сервированным, на котором я переводил ее замечания своим только по-английски говорившим руководителям и их ответы на ее вопросы, меня поразили ее знания в области искусства и ее умные вопросы относительно алмазного бизнеса вообще и деятельности нашей фирмы в России. Видимо, и это тоже ее характеризует, она готовилась к встрече не только как деятель культуры. К тому же нам очень понравилась и ее некричащая элегантность в отличие от "первых дам" советской эпохи. "Слава Богу, - я подумал, кончилось время, когда кухарка управляет государством". Хотя, замечу, наши кухарки никогда и не стремились им управлять. Да и ее слегка татарского типа красота и женственный шарм в сочетании с несомненным умом и образованностью произвели на всех нас и на меня, как русского человека, очень положительное впечатление. Она была явно незаурядной личностью. Именно это объясняло, почему наши вечно завидующие "русичи" о ней злословили. Хотя, очевидно, и она немного раздражала, "перебарщивала" своими знаниями и уверенностью в себе. Общество еще не доросло до восприятия такой личности.

Она с нами откровенно обсудила, в чем мы можем по части культуры наиболее эффективно помочь. Говорили и о замечательном журнале "Наше наследие", которому мы уже давно оказали существенную материальную поддержку, и о молодых стажерах, поразительно талантливых художниках и музыкантах, которым мы оплачивали пребывание в английских учебных заведениях, и об их проблемах по их возвращению на Родину. Все это явно искренне ее интересовало, и было видно, что она была готова, в чем могла, сама помочь.

По окончании чаепития один из экспертов Фонда повел нас по выставке, которая занимала несколько залов. Вскоре он выглядел обескураженным. Ведь он думал, что обход будет чисто рутинным, протокольным и он обойдется поверхностными объяснениями. Не тут-то было! Перед каждой картиной - затем жаловался он коллегам - Раиса Максимовна подолгу останавливалась и расспрашивала как и что. "Ради Бога, пощадите меня, и следующий раз прикомандируйте к ней кого-нибудь другого, - сказал он Г.В.Мясникову. - Она просто требует университетскую лекцию, а не легкую экскурсию". Нам же и это очень понравилось. И когда она преждевременно скончалась и я увидел по TV толпы москвичей, которые стали в очередь, чтобы с ней проститься, я был за нее рад. Хотя бы посмертно, ей отдали должное.

Обнимаю,

Ваш Г.Васильчиков

Роль. Швейцария.

15 октября 1999.

P.S. Прошу, если будете где-то это печатать или озвучивать, не менять без меня ни одного слова. Я испытал русскую "редактуру" на своей шкуре. Только что я остановил печатание одного журнала в России, потому что они совершенно переврали мой рассказ.

Иветта ВОРОНОВА,

вицце-президент Российского фонда культуры,

президент Межрегионального благотворительного общественного фонда "Новые имена".

Величие и простота

удел королев

Раиса Максимовна была удивительно светлым, удивительно доброжелательным, обаятельным человеком. Она держала себя с людьми просто и вместе с тем красиво, обладая особым даром человеческого общения, чего, к сожалению, многие абсолютно лишены. Все мы в Фонде культуры, имея дело с Раисой Максимовной, никогда не ощущали, что перед нами Первая леди государства, которой на самом-то деле она и была. В основе нашего общения всегда была ее заинтересованность в том, чтобы вместе сделать что-то полезное для России.

Я хорошо помню, как мы представляли нашу идею, наш проект "Новые имена". После того, как закончилось заседание президиума Фонда, Георг Васильевич Мясников, Раиса Максимовна и я остались в кабинете, и Раиса Максимовна так заинтересованно, так подробно расспрашивала: да, есть идея, а дальше что? Как будем практически действовать?

Я помню ее слова - "Я очень верю в эту идею, это очень нужно России, и мы будем делать все возможное для того, чтобы каждый талант сумел полностью раскрыться и достичь вершин мастерства". Вот красная нить, которая проходила через все, что она сделала в Фонде культуры. Этому она со всей своей искренностью отдала все сердце, была настоящим патриотом, старалась сделать для Родины все возможное.

Воистину пророческими оказались эти слова.

Это так очевидно сегодня, по прошествии 10 лет. Программа "Новые имена" Российского фонда культуры признана во всем мире, является ведущей составной частью Программы ЮНЕСКО "Музыка и мир", входит в президентскую программу "Одаренные дети". Более 5000 юных музыкантов, художников, поэтов получили за эти годы помощь и поддержку Программы, благодаря Программе сложились многие творческие судьбы. Во всем мире известны сегодня имена лауреатов Программы "Новые имена" Дениса Мацуева, Александра Гиндина, Николая Саченко, Дениса Шаповалова, Бориса Андрианова и многих других.

Раиса Максимовна всегда находила выход из трудных ситуаций, всегда советовала и помогала нам. И вот что важно - все дела, которые она начинала, имели логическое и практическое завершение...

Мы все, кто непосредственно общался с нею, были немножко влюблены в нее. Раиса Максимовна могла подойти к любому и сказать буквально несколько слов, посмотреть в глаза, и от этого теплело на сердце.

На одном из вечеров в Зале Чайковского я представила Раисе Максимовне своего мужа и сына. До сих пор муж и сын вспоминают о том, как буквально минуту-полторы, но совсем не второпях, уделила им Раиса Максимовна. Она умела влюблять в себя людей. Это дано свыше. Настоящие искренность и сердечность невозможно переоценить, это редкий дар. У нее все это было.

Помню, как однажды, после заседания президиума, Раиса Максимовна позвонила Михаилу Сергеевичу. Она подошла к телефону, заговорила с Михаилом Сергеевичем, и глаза у нее загорелись. В ту же минуту нам всем передалось ощущение прекрасной атмосферы искренней любви, счастья, понимания, согласия, которые объединяли двух этих людей и распространялись на всех вокруг.

Мы безгранично благодарны Раисе Максимовне за ту удивительно доброжелательную обстановку, которая благодаря ей царила во время заседаний президиума Фонда культуры. Когда Раиса Максимовна участвовала в заседаниях президиума, все шло как-то легко, даже то, что казалось на самом деле трудным. При обсуждении этих трудных вопросов, которые предстояло решить, Раиса Максимовна говорила: давайте до конца дойдем, посмотрим, и затем сама прослеживала все шаг за шагом. И многое удавалось решить, поддержать, сохранить творческую атмосферу, добиться творческих результатов...

Я безгранично благодарна Раисе Максимовне. Мое сердце переполнено самыми добрыми чувствами к этой прекрасной женщине. Величие и простота - это удел королев. Быть на такой высоте и в то же время оставаться близкой, понятной, делать вместе с людьми добрые и полезные дела - это дар.

Я считаю, что мне эта встреча в жизни очень помогла. В любом возрасте мы все-таки продолжаем что-то черпать друг у друга, чтобы подтянуться, быть чуть похожими в чем-то хорошем, достойном. Мы все, кто общался с Раисой Максимовной, к этому стремились, может быть, даже не отдавая себе в этом отчета.

Начало, истоки нашей деятельности неразрывно связаны с именами Раисы Максимовны Горбачевой и Дмитрия Сергеевича Лихачева. И мы хорошо понимаем, что очень многое в наших сегодняшних успехах определяется той поддержкой, заинтересованностью и пониманием, которые нам посчастливилось получить от этих великих людей.

Сигурд ШМИДТ,

академик РАН, член президиума Российского фонда культуры

Роль Фонда культуры определялась союзом Д.С.Лихачева и Р.М.Горбачевой

С Раисой Максимовной познакомился лично только с организацией Фонда культуры. Ho, конечно, благодаря СМИ имел уже представление о ее внешнем облике и манере держаться и знал о первых впечатлениях Дмитрия Сергеевича Лихачева от общения с ней. Поскольку я начал выезжать за границу еще во второй половине 1950-х годов, когда к советским гражданам относились там с заинтересованной любознательностью и пытались типологизировать первичные наблюдения ("вот они какие в Стране Советов!"), то меня, как патриота своей Родины, к тому же изучающего ее историю и размышляющего о восприятии моих соотечественников и их деяний за рубежом, всегда коробили сразу ощутимые невоспитанность, невежество, трусость, даже стандартность в общении с иностранцами некоторых из них и радовало то, что признавалось привлекательным, позволяло гордиться. На примере председателя Национального комитета историков СССР академика А.А.Губера, с которым доводилось бывать вместе и за рубежом, убеждался в том, как много значит личное обаяние, открытость, эрудиция, уважительное отношение к собеседнику, очевидная для других толерантность. И, простите за обычное в воспоминаниях выпячивание своего "я", особое удовлетворение испытал, когда в 1965 году, после первой поездки в Париж, где выступал с докладами, французы подчеркивали именно то, что был достойным "амбассадором" своей страны. Потому-то мне в последующие годы именно как советскому гражданину было приятно, что мою Отчизну представляет такая красивая и элегантная женщина, такая воспитанная и так живо воспринимающая новое для нее. И осознавал, как это важно для формирования представления за рубежом о современной советской элите и вообще об СССР.

Сначала поведение Раисы Максимовны мог наблюдать как член Правления Фонда культуры на достаточно многолюдных заседаниях, глядя из зала на сцену, где находились члены президиума. Она держалась тактично. Никак не показывая особность своего положения, хотя, конечно, не могла не заметить, что в моменты ее нечастых выступлений, даже реплик наступала тишинавнимания и выступавшие вслед за нею иногда ссылались на ее только что произнесенные слова, иногда и не к месту. Существенно было то, что она заинтересованно прислушивалась к тому, что говорили другие. У нее не было покровительственного тона, нередко обидного для других, и - что еще существеннее - не было дежурных фраз, общих слов, вопросы или замечания всегда носили деловой характер. Не позволяла она себе и разговаривать с другими в момент, когда выступали с трибуны. Видимо, такое умение держаться и искреннее внимание к обсуждаемым вопросам импонировали Лихачеву и облегчали председательствование Г.В.Мясникова, которому Дмитрий Сергеевич нередко передавал полномочия ведущего заседание.

Когда стал членом президиума Фонда, начал общаться уже с Раисой Максимовной на его деловых заседаниях и совместно участвовать в обсуждениях. Раиса Максимовна была активной участницей обсуждений, однако проявляла интерес даже к детальным вопросам и обращала внимание на формулировки решений, была деловита. Видимо, даже прилагала усилия к тому, чтобы не выглядеть дамой-патронессой в дни открытых заседаний с приглашением и представителей с мест и прессы. Садилась за общий стол: во главе стола оставались лишь Лихачев с Мясниковым, а во время обеда, который для членов президиума организовывали в комнате на втором этаже, садилась не обязательно рядом с академиком и участвовала в общих разговорах. Она не пыталась использовать свое положение, навязывая свое мнение. Помнится, Раиса Максимовна склонна была к организации Музея-выставочного зала с ориентацией на произведения, кажется, обязательно из всех национальных регионов и как будто могла рассчитывать на поддержку Мясникова. Но некоторые активные члены президиума придерживались иного мнения о назначении выставочного зала. Выяснив это, обсуждение вопроса решили продолжить на следующем заседании. Но когда и в тот раз некоторые с ее предложениями не согласились, она не стала настаивать. И во время последующего обеда не было никаких симптомов ущемленного самолюбия, недовольства. Члены президиума и позднее позволяли себе вольномыслие, полагая это столь же допустимым, скажем, как на заседаниях руководимого Лихачевым в Пушкинском доме Отдела древнерусской литературы, где, случалось, руководитель Отдела, почитаемый как ученый и любимый как человек, иногда оставался со своими суждениями в меньшинстве.

Обладая незаурядной наблюдательностью и тактом, Первая дама государства не только проявляла деликатность, но, думается, осваивала и непривычную ей ранее манеру общения: как всякий преподаватель средней и высшей школы, она выработала привычку повторять особенно важную мысль - теми же или схожими словами, оттачивая и уточняя формулировку. А Лихачев и некоторые другие члены президиума улавливали главное с первого же захода. Убедившись в этом, Раиса Максимовна перестала следовать такому обычаю и стала говорить быстрее, отказавшись также от едва ли не обязательного для преподавателя чуть замедленного темпа речи.

Дмитрий Сергеевич, никогда не занимавший должности выше заведующего сектором академического института или председателя академической же редколлегии и академического научно-проблемного совета, не освоил в свое время клише бюрократического деловодства и идеологические штампы допустимых решений и формулировок и простодушно склонен был следовать здравому смыслу, опирающемуся на обычную житейскую мудрость, а то еще и на нравственные нормы многовековой давности. И это явно импонировало и некоторым более молодым членам президиума из среды ученых, деятелей искусства. Чувствовалось, как воспитанная в сугубо партийно-советских традициях заседаний парткомов и профкомов Раиса Максимовна первоначально с некоторым недоумением воспринимала иной раз рассуждения и рекомендации почетного академика-идеалиста. Но, поразмыслив по существу и убеждаясь (прежде всего благодаря своей женской интуиции) в бескорыстной направленности его намерений, а как правило, и в практической мудрости его предложений, не только не останавливала его, но все в большей мере поддерживала и сам стиль подобного руководства (тем более что многоопытный Георг Васильевич Мясников знал, как в конечной редакции устранить формулировки, вызывающие особое недоумение).

Следует особо отметить общественное значение союза в руководстве Фондом культуры Раисы Максимовны и Дмитрия Сергеевича. Для людей, сформировавшихся в понятиях о советском менталитете, допускающем лишь единомыслие и обязательное следование установкам свыше, идеи Лихачева не оказались бы столь результативными для развития и общественного сознания, и культуры, если бы не было у него взаимопонимания с Раисой Максимовной, ее поддержки - тем более что широко известно было даже самым опасливым и несамостоятельным о ее личном авторитете в высших сферах, о редкостной духовной близости четы Горбачевых. Роль Фонда культуры и в России, и за ее рубежами в огромном определялась союзом Лихачева и Горбачевой.

Нужно было обладать особой тонкостью душевной, дальновидностью и в то же время смелостью, способностью противостоять стандартам, чтобы доверить именно Лихачеву руководство образуемым Фондом культуры. И пригласить его не для украшения Фонда импозантным и всем заметным архитектурным излишеством, а доверить практическое руководство, обеспечить реальное право вмешиваться во все дела и публичной формулировки в СМИ своих намерений и своего понимания способов использования и обогащения культурного наследия. Ведь незадолго до того Лихачев был опальным: в дни грандиозного празднования юбилея Академии наук в середине 1970-х годов он, едва ли не единственный из академиков, не был удостоен награждения орденом. Благодаря публичному - по телевидению выступлению перед телезрителями в защиту памятников и природы Ленинграда и его окрестностей он стал невыездным. В то же время он признавался за рубежом самым выдающимся советским ученым-гуманитарием, больше, чем кто-либо другой, имел званий члена иностранных академий и степеней доктора зарубежных университетов. Ранее в партийных органах это считали знаком небезопасной для официальной идеологии особой близости чужим для нас взглядам и даже использовалось против советского ученого.

Раиса Максимовна уловила, что великий ученый-исследователь и мастер слова, напротив, особенно ценен тем, что мыслит в рамках не устного партийного догматизма, а в широкой сфере проблематики и нравственных ценностей мировой культуры, и, конечно, почувствовала, как велико личное обаяние Лихачева как человека, как притягательно для многих общение с ним - и в нашей стране, и за ее рубежами, и пожилых, и молодых. Поняла она и то, что этот убежденный интернационалист является прежде всего патриотом своей страны, отечественной культуры и стремится к тому, чтобы во всем мире получили представление о величии и особенностях нашей культуры, оценили ее, причем не только в великих творениях гениев, но и в обычных ее явлениях. Она могла убедиться в том, что именно Лихачев в большей мере, чем кто-либо из наших даже очень знаменитых современников, является продолжателем линии развития общественного сознания, восходящей еще к Новикову и Карамзину, Жуковскому и Пушкину, когда придается особое значение нравственным традициям и сохраняется вера в то, что просвещение - главный путь и к совершенству отдельной личности, и к переустройству мира. Думается, что это казалось привлекательным Раисе Максимовне в образе мысли и поведении Лихачева. Поверила она и в его добрые намерения, а он поверил ей. И во многом именно благодаря ей (при том, что во взаимоотношениях их не всегда было полное взаимопонимание) получил возможность на старости лет столь часто и эффективно публично обращаться к обществу, пытаться воспитывать его в желанном ему духе, на практике реализовать многие свои пожелания, воздействовать даже на чиновничий аппарат.

Благодаря ее поддержке удалось так скоро и широко осуществить сближение с зарубежной диаспорой, а затем и получить в дар от эмигрантов и их потомков сохраненные памятники нашей истории и культуры, создать Дом-музей Марины Цветаевой, передав туда на хранение полученные документальные памятники. Конечно, передавали, доверяя знакомому и уважаемому за рубежом личному авторитету Лихачева, его имени, и особенно ценили его личное участие в самом акте передач на Родину этого нашего наследия и информацию об этом в журнале такого же названия. Но, несомненно, учитывали и то, что соучастие в такой деятельности Фонда культуры Раисы Максимовны обеспечивает уверенность в будущем этих дорогих для них реликвий. А такая деятельность в ту пору существенно способствовала повороту в сознании многих - российской культуре возвратили то, что создано было в эмиграции, вернули отечественной истории многие славные имена, теперь они уже и в программах обучения в средней школе.

Лично Раиса Максимовна много содействовала столь интенсивно развивавшейся деятельности по поддержке юных талантов - ныне акция "Новые имена" получила уже всемирное признание. Поддерживала она и возникновение самостоятельных программ Фонда культуры, в том числе по развитию краеведения, возглавляемую мною, а при новом руководстве Фонда лишенных возможности дальнейшей деятельности. Она способствовала творческой работе президиума Фонда, созданию атмосферы живого обмена мнениями, Ныне, с ликвидацией президиума Фонда, этого уже нет...

Исторические явления оценивают и по тому значению, которое они имели для современников (и соответственно, по восприятию их современниками), и по тому, каково было их влияние на будущее. Полагаю, что с годами положительные последствия сделанного Фондом культуры в лихачевские времена и роль в этом Раисы Максимовны будут восприниматься все с большей очевидностью.

Мария ИВАЩУК,

заместитель директора Музея

Музей имени Андрея Рублева получил второе дыхание

В один из летних дней, как помнится мне, 1984 года филиал нашего музея "Церковь Покрова в Филях" посетила Раиса Максимовна Горбачева. Во всяком случае, это было до того, как Михаил Сергеевич вступил на высший политический пост в нашей стране.

Не было ни особого шума, ни пышной встречи. Из автомобиля вышла энергичная, подтянутая, элегантная женщина. Она спокойно протянула руку встречавшей ее заведующей филиалом Брониславе Яковлевне Черняковой и вообще держалась очень просто.

Началась экскурсия, и Раиса Максимовна сосредоточенно вслушивалась в рассказ экскурсовода об этом шедевре русского зодчества конца ХYII века, вдумчиво задавала вопросы, с интересом изучала представленные экспонаты. Было видно, что необыкновенная красота увиденного не оставила ее равнодушной.

Раиса Максимовна стала первым гостем такого уровня, посетившим филиал музея, и для всех сотрудников было очень важно внимание к их любимому делу со стороны Р.М.Горбачевой, тем более что мы все тогда предполагали, что скоро она может стать Первой леди страны.

Посещение длилось не более одного часа, но в душе осталось очень приятное чувство, вызванное неподдельным интересом и заботой, проявленными Раисой Максимовной к будущему нашего Музея и культуре в целом. Музейщики никогда не были избалованы вниманием со стороны властей, и поэтому отношение к ним Горбачевой вселяло надежды на будущее. Но самое замечательное в том, что для нашего Музея - и не только для него - это действительно имело продолжение...

После того как М.С.Горбачев стал Генеральным секретарем ЦК КПСС, у руководства Музея возникла идея обратиться к нему за помощью. Зная интерес Раисы Максимовны к русской культуре, ее глубокое и пристальное внимание к Музею, Софья Владимировна Вашлаева, бывшая тогда директором Музея имени Андрея Рублева - как он тогда назывался, - приняла решение обратиться сначала к ней. Дело в том, что Музей имени Андрея Рублева всегда был музеем нелегкой судьбы. Он трудно рождался, трудно существовал - ведь по большому счету "музей икон" был чуждым и "лишним" для чиновников, он их пугал, был им непонятен... И поэтому Музей, в который приходили тысячи и тысячи людей (он был основан в 1947 году, а в 1960-м - открыт для посещения), так долго являлся музеем всего лишь 3-й категории, находясь в подчинении Главного управления культуры Моссовета. А на территории древнейшего Спасо-Андроникова монастыря - этой древнейшей по своему происхождению московской обители, - где жил, творил и был погребен великий русский иконописец Андрей Рублев, помимо нашего Музея, располагались проектно-реставрационные мастерские "Союз-реставрация".

Познакомившись поближе с нашим Музеем, Раиса Максимовна глубоко вникла в его проблемы, оценила его значение, возможности и прониклась желанием оказывать ему постоянную помощь. А так как она была человеком действия, то очень быстро при ее поддержке все пришло в движение. В результате в соответствии с Постановлением Совета Министров СССР от 29 мая 1987 года Музей, во-первых, получил совершенно новый, гораздо более высокий статус, стал называться Центральным музеем древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева, а во-вторых, соответственно перешел из подчинения Главного управления Мосгорисполкома сразу в Министерство культуры СССР.

И самое главное - Музею была наконец передана в полное владение территория и все здания Спасо-Андроникова монастыря. А проектные реставрационные мастерские были переведены на расположенную поблизости Школьную улицу, где специально для них были отреставрированы особняки XIX века.

Трудно переоценить поддержку, которую Раиса Максимовна оказала Музею имени Андрея Рублева: открылись совершенно новые перспективы, появились новые возможности для научной работы коллектива.

Сбылась мечта основателя и первого директора Музея Давида Ильича Арсенишвили о том, что единственный в стране Музей икон займет достойное место на территории древнейшего московского монастыря. Статус "Центрального" позволял продолжать дело, начатое первыми научными сотрудниками Музея, помогать региональным музеям в осмыслении, изучении и популяризации древнерусского искусства.

В 1991 году Раиса Максимовна посетила Музей еще раз, уже с гостями страны, и увидела плоды наших общих трудов. Она не только осмотрела переданные Музею здания, познакомилась с новыми планами Музея, перспективами его развития, но и сама очень живо, с увлечением рассказывала гостям - помнится, среди них была, кажется, супруга государственного секретаря США госпожа Шульц - о древнерусском искусстве. Она чувствовала себя здесь свободно и относилась к Музею как к своему детищу.

Без всякого преувеличения можно сказать, что сделанное Раисой Максимовной для Музея имени Андрея Рублева явилось, по существу, его вторым рождением.

Все сотрудники Музея и сегодня готовы делать все возможное, чтобы Центральный музей древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева стал самым интересным и известным европейским музеем, где комплексно изучается и широко представляется восточно-христианское искусство.

Конечно, для этого Музей должен расширяться, приобретать новые помещения для экспозиций и выставок, вести большую научную и просветительную работу как внутри России, так и за ее пределами. В этом благородном деле нам, безусловно, не обойтись без помощи федеральных и московских властей.

Всему коллективу Музея имени великого Рублева, во главе с его директором Геннадием Викторовичем Поповым, очень хотелось бы, чтобы большое, благородное дело изучения и приобщения наших соотечественников и гостей страны к бесценным богатствам древнерусской культуры и искусства, которое так ощутимо и результативно поддержала Раиса Максимовна Горбачева, получило достойное продолжение и в наши дни.

III

Заточение

в Форосе

"Эти дни были ужасны"

ФОРОС: 73 ЧАСА ПОД АРЕСТОМ

ИЗ ДНЕВНИКА ЖЕНЫ ПРЕЗИДЕНТА

19-21 августа 1991 года - трагические дни в истории нашего государства, перестройки. 18-21 августа - дни заточения, интернирования Президента СССР и его семьи в Форосе.

...20 августа 1937 года тройка управления НКВД Западно-Сибирского края постановила расстрелять моего деда, человека, единственным жизненным занятием которого был труд земледельца. Предъявленное обвинение: контрреволюционная агитация, направленная на разложение колхозной дисциплины, дискредитацию политики партии и правительства, стахановского движения, оборонного займа.

Обвиняемый, гражданин Порада Петр Степанович - как явствует из протокола допроса, - виновным себя не признал: трудовую дисциплину нигде и никогда не разваливал, ни в каких бандах, контрреволюционных организациях, восстаниях не участвовал, агитацию против Советской власти не вел. Она - Советская власть ему ведь землю дала. Правда, уже в 1932 году все и отняла: и дом, и землю, и семью...

Решение тройки приведено в исполнение, а через десятилетия - реабилитация.

...В сентябре, на встрече с группой редакторов газет, Михаил Сергеевич, отвечая на вопросы, упомянул о моей записной книжке. Да, она была со мной в Форосе. Но, откровенно говоря, это не дневник, не тщательные, делающиеся изо дня в день записи, что я веду, - это беглые, небольшие, краткие пометки, сделанные в разное время, по разным поводам. Исключение лишь 18, 19, 20, 21 августа, когда я вела более подробные записи. Форосские пометки трижды уже приходили мне на помощь: когда я давала свои интервью газете "Труд" и программе "Время" и когда как свидетель давала показания следователям прокуратуры.

Сейчас я думаю о том, что эти пометки в записной книжке, может быть, представляют определенный интерес в воссоздании общей картины августовских событий.

3 августа, суббота

Все-таки мы едем в отпуск. Михаил Сергеевич принял решение: пока Союзный договор готовится к подписанию, сходить в отпуск. Если сейчас не получится, то неизвестно когда. А отдых нужен!

С Ириной собираем вещи. Но радости не испытываю. На душе как-то тревожно. Все время чего-то жду...

В 19.00 вернулся с работы Михаил Сергеевич. Подтвердил - завтра летим в Крым. Добавил: "На сколько получится...."

4 августа, воскресенье

Отлетали из Внуково-II. В павильоне аэропорта собрались все, кто обычно провожал. Последними - уже после нас - подъехали Болдин и Павлов. Разговор шел главным образом о предстоящем подписании Союзного договора. Михаил Сергеевич сказал, что обязательно будет участвовать в его подписании.

Ирина и я обратили внимание: у Янаева на руках экзема. Среди наших близких есть человек, кто очень длительное время страдал такого рода болезнью и вылечился быстро, совершенно неожиданно средствами народной медицины. В самолете договорились: как только вернемся из отпуска, поговорю с Янаевым, дам адрес этого человека, посоветую обратиться к нему за помощью.

Посадка в небольшом военном аэропорту под Севастополем. Встречало руководство Украины, Крыма. Пригласили пообедать. Традиционная встреча. Но на сей раз - в ней много новых "деталей", конечно, не случайных. Встречающие, исключая военных и чекистов, в летних рубашках с коротким рукавом. Прежде встречали официально: только в костюмах.

За столом: обычно первые слова произносил Гуренко - секретарь ЦК Компартии Украины, - на сей раз Кравчук. Вместо приветствия и пожелания доброго отдыха Леонид Макарович очень пространно говорил о месте Президента СССР в стране, отношении к нему левых и правых. В заключение последовали рекомендации Президенту. За столом установилась тишина...

Потом разговор переключился на положение в Крыму, на Украине, в партии. Всегда уверенный Гуренко был заметно угнетен, не мог скрыть внутреннего раздражения.

Командующий Черноморским флотом адмирал Хронопуло громко и жизнерадостно произнес тост за здоровье Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами Советского Союза и заверил сидящих за столом в готовности "в любой час, любую минуту выполнить все его приказы".

И как-то неожиданно: молодой, недавно избранный секретарь Крымского республиканского комитета партии Л.И.Грач произнес добрые, теплые слова о нашей семье, обо мне. Естественное напоминание, что Президент приехал в отпуск, отдыхать...

5 августа, понедельник

Жарко. Температура воздуха 30°, вода в море - 25°. Деревья - сосенки, туя, можжевельник, березки - замерли, застыли. Цветы тоже. Признаки засухи. Линия гор в дымке. Над морем, на пирсе, пляже - чайки. Настенка обращает внимание взрослых: "Какое оно "Черное море"? Море синее... разве вы не видите?"

Утвердили режим дня: утром - гимнастика, купание, медицинские процедуры. Днем - Михаил Сергеевич работает. Вечером - часовая ходьба, снова купание в море. Еще час-два - по обстоятельствам - работа и культурная программа: кинофильм, телевизор, прогулка или встречи. Высший приоритет сну.

У Ирины, Анатолия, Ксении, Анастасии - своя программа, как они сказали, "свободная", менее творческая, но более полезная для отдыха.

Прочитала статью А.Латыниной в "Литературной газете". Михаил Сергеевич читает книгу Авреха "П.А.Столыпин и судьбы реформ в России".

6 августа, вторник

Чуть прохладнее. Облачно. Мы на прогулке. Идти легко и приятно. "Буду писать, - говорит Михаил Сергеевич, - книжку или статью, что получится. Нужна ли была перестройка? Идем ли мы к катастрофе? Продался ли я американскому империализму? Думаю, получится..."

И еще: "В стране нарастает напряжение. Меня это беспокоит. Надо быстрее двигать реформы - не получается. Антикризисная программа буксует. Паралич власти. Надеюсь на Союзный договор. Разговор в прессе о "сильной руке" находит отклик в обществе - очень серьезный симптом. Хочу в статье обо всем этом написать".

Потом: "Видимо, 19-го буду вылетать в Москву для подписания Союзного договора и проведения Совета Федерации... Звонил сегодня Дементей. Высказал пожелание, чтобы Белоруссия участвовала в подписании 20 августа".

7 августа, среда

Отдыхающих, приезжих нынче в Крыму значительно меньше, чем в обычные годы в это время. В Ялте трудно с мясными продуктами. Мало овощей и фруктов - и это в сезон для них. На городском рынке все дорого... Дороже, чем в Москве.

У Анатолия "морские" хобби: водные лыжи и наблюдение за морем: в бинокль изучает морскую гладь.

Михаил Сергеевич читает сразу несколько книг. Сегодня - подаренную автором, американским политологом Робертом Такером, книгу "Сталин. Путь к власти".

Женская половина семьи на берегу старательно "загорает".

8 августа, четверг

Михаил Сергеевич по телефону разговаривал с С.Ниязовым и А.Муталибовым - о Союзном договоре. Сказал мне: "Сегодня - наиважнейшее - сохранить союзное государство".

В газетах: обсуждение материалов российского Пленума КП, указа Б.Ельцина о департизации на предприятиях, в учреждениях, организациях. Несколько выступлений и интервью Н.Назарбаева.

Во время ходьбы почему-то вспомнили военные годы. Михаил Сергеевич рассказал, что тогда, 10-летним мальчишкой, он получил свою первую в жизни должность - почтальона. Работал 2 дня. Потом заменили. Поставили на это место женщину, у которой дети. Надо кормить. Вспомнил, как с другими "пацанами" несколько дней работал в строительной бригаде. Наблюдал за ними взрослый мужчина. Запомнилось же то, как этот мужик надувал мальчишек. Сядут обедать, и он начинает рассказывать анекдоты, подбрасывая нечто из ряда вон выходящее. "Пацаны" хохочут, а "шутник" в это время выуживает из общей миски все кусочки мяса. "Пацанам" же достается жижка...

Сорок второй... 31 июля через Привольное прошли последние отступающие части Красной Армии. А 3 августа в село вступили немцы. Дом родителей был расположен на самом краю села. Три мальчишки, три подростка-друга - молча, прижавшись, стоят у стены хаты. Они решили: не бояться, не прятаться... А напротив, через дорогу, дед Андрей не пускает в свою хату немцев. Там молодая, красивая женщина-солдатка, 24-летняя тетя Саня - сестра отца - рожает голубоглазую девочку, сестренку...

10 августа, суббота

Общее взвешивание. Подводим итог первой пятидневки. Вся семья, за исключением Настены, была на диете.

Первый 45-минутный заплыв в море.

Вечером были гости: Кравчук Леонид Макарович и его супруга Антонина Михайловна - преподаватель кафедры политической экономии Киевского университета. Они тоже здесь, в Крыму, на отдыхе. Атмосфера за столом была непринужденной, "отпускной". Произносили тосты. Говорили все и обо всем: о встрече Леонида Макаровича с Джорджем Бушем, позициях руководителей республик "по нынешним болевым проблемам", о политике и морали, "партийной бюрократии", об обстановке в студенческой среде, преподавательских коллективах, о готовящейся к изданию моей книжке... Вечер получился хороший. Расстались поздно.

Вышли погулять. Темное звездное небо, какое бывает только на юге. Силуэты гор. Огоньки. Луч прожектора в море.

Завязался разговор о том, как рождаются лидеры, в какой мере это определяется личными качествами человека, а в какой - обстановкой, обстоятельствами.

Сколько подтверждений в истории тому, как время, ситуация предъявляют спрос на такие свойства личности, которые в обычных, нормальных условиях рассматриваются как слабые ее стороны или даже недостатки.

13 августа, вторник

Михаилу Сергеевичу звонил И.Каримов: в Ташкенте собираются руководители среднеазиатских республик. Решили обсудить экономические, межнациональные вопросы региона.

Читаю повесть Романа Гуля о Дзержинском в журнале "Москва". Страшно: красный террор, белый террор... Жестокость вызывает новую жестокость. Поражает готовность людей идти на это. Где корни? Кто виноват? Тиран Шариков - "дрянь с собачьим сердцем" - выведен специальным опытом во имя улучшения человеческой породы. А кто "вывел" тех, которые осуществляли кровавые кошмары минувших лет, и тех, кто сегодня призывает к мщению, террору?

14 августа, среда

У Михаила Сергеевича был продолжительный разговор с Б.Ельциным о предстоящем подписании Союзного договора. Позиция Михаила Сергеевича: сохранять ново-огаревскую договоренность.

Ксюша оторвалась от "плавательного" круга. Первые самостоятельные заплывы. В нашей команде прибыло.

Вечером - встретились с земляками. Михаил Сергеевич расспрашивал о переменах на Ставрополье, о тех, с кем работал многие годы.

15 августа, четверг

У Михаила Сергеевича обострение поясничного радикулита, прострел. Как всегда - неожиданно: во время ходьбы, при подъеме на гору. Сделали физиопроцедуру, втерли мазь.

16 августа, пятница

Ходить Михаилу Сергеевичу трудно. Весь день работал в кабинете. Сделали лекарственную блокаду.

17 августа, суббота

Вечером 19-го вылетаем в Москву, 20-го подписание Договора, 21-го - Совет Федерации. Михаил Сергеевич говорит, что "на Совете Федерации предстоит большой, нелегкий, но абсолютно необходимый разговор. Возможно, придется задержаться в Москве и дольше..."

Выходили на территорию дачи, гуляли: лечебные процедуры дают эффект. Сказал мне, что пригласил Багрова Н.В. - Председателя Верховного Совета Крыма - лететь в Москву вместе с нами.

18 августа, воскресенье

Сходили утром на море. Мы купались, Михаил Сергеевич сидел, читал. Сейчас в кабинете - работает.

Я смотрю почту, читаю газеты. Что творится вокруг Союзного договора! Одни кричат: восстанавливается бюрократическое, унитарное государство. Другие страна гибнет, рассыпается, рвется на куски, положения Договора расплывчаты, неопределенны, неясны. Для чего такой Союзный договор?

Сообщение: ЦК КПСС предложило исключить из партии А.Яковлева. Передало вопрос на рассмотрение первичной партийной организации. Все сделали без ведома Михаила Сергеевича. Александр Николаевич подал заявление о выходе из партии.

19.00. Я должна продолжать делать записи...

...Где-то около пяти часов ко мне в комнату вдруг стремительно вошел Михаил Сергеевич. Взволнован. "Произошло что-то тяжкое, - говорит. - Может быть, страшное. Медведев сейчас доложил, что из Москвы прибыли Бакланов, Болдин, Шенин, Варенников". - "Кто он, последний?" - спрашиваю. "Генерал, заместитель Язова... Требуют встречи со мной. Они уже на территории дачи, около дома. Но я никого не приглашал! Попытался узнать, в чем дело. Поднимаю телефонную трубку - одну, вторую, третью... Все телефоны отключены. Ты понимаешь?! Вся телефонная связь - правительственная, городская, внутренняя, даже красный "Казбек" - вся отключена! Это изоляция! Значит, заговор? Арест?"

Потом: "Ни на какие авантюры, ни на какие сделки я не пойду. Не поддамся ни на какие угрозы, шантаж". Помолчал. Добавил: "Но нам все это может обойтись дорого. Всем, всей семье. Мы должны быть готовы ко всему..."

Позвали детей. Я зачем-то попросила чай. Галина Африкановна - повар, принесла. Пить его, естественно, никто не стал. Рассказали Ирине и Анатолию о случившемся. От них узнали, что несколько минут назад в доме замолчало радио и перестал работать телевизор. У центральной входной двери, неизвестно откуда появившийся, стоит Плеханов. Спросил: "Где Михаил Сергеевич? К нему товарищи". Анатолий ответил: "Не знаю. Видимо, у себя".

Дети и я поддержали Михаила Сергеевича, его решение. Наше мнение было единым: "Мы будем с тобой".

...Встреча Михаила Сергеевича с приехавшими проходила в его кабинете. Все это время Анатолий, Ирина и я - находились рядом, около дверей кабинета. Вдруг арест? Уведут...

...Вышли "визитеры" из кабинета где-то часов в 18 без Михаила Сергеевича, сами. Варенников прошел мимо, не обратив на нас внимания. Болдин остановился в отдалении. Подошли ко мне (я сидела, ребята стояли рядом) Бакланов и Шенин. Сказали: "Здравствуйте". Бакланов протянул руку. Я на приветствие не ответила, руки не подала. Спросила: "С чем приехали? Что происходит?" Услышала одну фразу, произнесенную Баклановым: "Вынужденные обстоятельства". Повернулись и вместе, втроем ушли.

Из кабинета вышел Михаил Сергеевич. В руках держал листок, подал его мне. Сказал: "Подтвердилось худшее. Создан комитет по чрезвычайному положению. Мне предъявили требование: подписать Указ о введении чрезвычайного положения в стране, передать полномочия Янаеву. Когда я отверг, предложили подать в отставку. Я потребовал срочно созвать Верховный Совет СССР или Съезд народных депутатов. Там и решить вопрос о необходимости чрезвычайного положения и о моем президентстве".

"Сказали, что арестован или будет арестован, так я и не понял, Ельцин..."

"Здесь, на листочке, фамилии членов комитета..."

Был возмущен не только ультиматумом прибывших, но и их бесцеремонностью и нахальством.

При встрече с А.Черняевым сказал, что назвал их "самоубийцами" и "убийцами": "Страна в тяжелейшем положении... Мир отвернется... Блокада экономическая и политическая... Это будет трагическим концом".

Отбыл с "делегацией" и Медведев - начальник личной охраны Михаила Сергеевича. Уехал или увезли? Сведения у офицеров охраны противоречивые. Главное - не выразил никакого протеста, не зашел к Президенту, сел в машину и уехал. Только кого-то попросил собрать его вещи и переслать в Москву... Сказали еще, будто бы Плеханов написал приказ о его отстранении.

С дачи после работы никого не выпустили. Все, кто оказался сегодня здесь, оставлены: А.С.Черняев - помощник Президента, Ольга Васильевна стенографистка, референт секретариата; медики, обслуживающий персонал. Все - в том числе из местного обслуживающего персонала - женщины, у кого дома семьи. Опечатали все машины. Сказали, самолет, на котором Михаил Сергеевич завтра должен был лететь в Москву, отправлен назад.

Пытаемся что-то услышать, уловить с помощью маленького карманного транзистора "Сони". Какое счастье, что он оказался с нами! По утрам, бреясь, Михаил Сергеевич обычно по нему слушает "Маяк". Взял его с собой в Крым. Стационарный приемник, имеющийся здесь, в резиденции, ни на одном диапазоне не дает приема. Маленький "Сони" работает. Но никаких особых сообщений нет. Все как обычно...

Договорились: Анатолий будет прятать транзистор. И никто не должен знать, что он у нас есть. Никто. Я буду делать более подробные записи.

Не сплю... Мучает горечь от предательства людей, работавших рядом с Михаилом Сергеевичем.

Днем по телефону Янаев спрашивал у Михаила Сергеевича, когда завтра он прилетает в Москву. Выяснял точное время прилета 19-го. Он, мол, будет встречать Президента в аэропорту.

По ассоциации в сознании всплывают кадры недавно виденной кинохроники: празднуется 70-летие Хрущева. Георгиевский зал заставлен столами... Брежнев вручает награду... Сладкоречивые слова... Через несколько месяцев будут убирать Хрущева.

Что же происходит сейчас в стране, в Москве? В подмосковной резиденции Президента?

А люди, которые здесь с нами... Кто из них и что будет делать в этой обстановке?

Олег Анатольевич - прикрепленный, Плеханов оставил его старшим в личной охране Президента - сказал: "Михаил Сергеевич, мы с Вами". Но будет ли охрана до конца защищать нас или выполнит все-таки указание своего руководства?

...На что пойдут предатели? Стал опасен Михаил Сергеевич им сегодня или всегда был опасен? В последние годы несколько человек сообщили о фабриковавшихся в 1983-84 годах в следственных органах документах с целью обвинить Михаила Сергеевича во взятках. В приемную ЦК КПСС были переданы документы, из которых видно, что следователи требовали от подследственных давать ложные показания. Делалось это, несомненно, по приказу людей "самого высокого ранга в стране".

...Тревога за мужа, за судьбы детей, внуков терзает душу.

19 августа, понедельник

Около 7 часов утра Анатолий и Ирина по транзистору (волна не "Маяка", кажется, "Всемирной службы новостей" или Би-би-си) уловили сообщение: создан Государственный комитет по чрезвычайному положению, в отдельных регионах страны введено чрезвычайное положение. Передают призыв комитета к соотечественникам, обращение к государствам мира, содержание указа о выделении 15 соток земли на каждого человека... И "в связи с болезнью Президента СССР и невозможностью выполнять им своих функций его полномочия берет на себя вице-президент Янаев". Значит, все документы были уже готовы...

Ранним утром, где-то около 5 часов, сказал Анатолий, к нашей бухте подошло несколько больших военных кораблей. "Сторожевики" необычно приблизились к берегу, простояли минут 50, а затем отошли, отдалились. Что это? Угроза? Изоляция с моря?

Почты нет, газет нет. Передали: "И не будет". Офицер фельдсвязи задержан, со вчерашнего дня здесь, на территории. Радио молчит, телевизор отключен. Анатолий пытается с ребятами из охраны сделать антенну для стационарного приемника. Борис Иванович - прикрепленный - нашел кусок проволоки. Однако ничего добиться так и не удается.

Через старшего по охране Михаил Сергеевич передает Генералову - для сообщения в Москву - требования: восстановить телефонную связь, доставить почту и газеты, включить телевизор, немедленно прислать самолет для возвращения в Москву, на работу.

На территории резиденции "новые лица", с автоматами.

Приходил А.Черняев. Разговаривать выходили на балкон, опасаемся прослушивания. Офицеры охраны не исключают такой возможности. Анатолий Сергеевич жалуется: у него нет самого необходимого с собой, даже набора для бритья. Все осталось там, в "Южном", - санатории, где располагался он и стенографистки - референт Ольга Васильевна и секретарь его Тамара Алексеевна. Сюда, в служебный дом резиденции, они ежедневно приезжают работать. Сказал, что говорил с Генераловым. Требовал, чтобы его выпустили: "Я же - народный депутат СССР. И я - не интернированный. Почему меня здесь держат?"

Ходили по территории, к морю. Надо, чтобы все видели - и "наши", и те, кто наблюдает за нами со скал и моря, что Михаил Сергеевич здоров, в нормальном состоянии.

Ксения и Настя не могут поделить зонт - кому его нести. Настенка мне: "Бабуля, Ксюха мучает меня. Не дает ни играть, ни спать. Ее ничем не испугаешь! Надо было родить меня одну. Понимаешь?"

Борис Иванович, Игорь Анатольевич рассказывают о новостях, услышанных через старый приемник с приделанной самодельной антенной: создан Комитет по ЧП, у Янаева новые полномочия, каждый гражданин страны в собственность теперь получит 15 соток земли. Из-за рубежа передают: Ельцин не арестован. "А Генералов вчера, - говорит Борис Иванович, - сказал мне, что арестован на даче". В общем, сведения о происходящих событиях очень разные. Трудно понять... Передают, как будто арестован кто-то из российских депутатов...

У нас здесь, в резиденции, тоже новости: на вертолетной площадке поставили пожарную и поливальную машины. Перед въездом, поперек дороги, грузовые машины. Поставлены автоматчики: у гаража, на воротах, на вертолетной площадке. Все люди новые, незнакомые.

Олег Анатольевич и Борис Иванович заявили вновь: "Михаил Сергеевич, мы будем с Вами. Будем до конца".

На море тишь: не видно ни прогулочных катеров, ни пассажирских судов, ни сухогрузов, ни барж... На "приколе", как всегда, один "сторожевик". Обычно на его палубе видны были люди. Они что-то делали, иногда купались, удили рыбу. Сейчас на палубе ни одного человека.

Татьяна Георгиевна - медсестра - возмущается: "Надо же, "друзья", "сторонники" - предатели они. Ольга, как увидела Болдина - он же ее начальник, - говорит: быть беде, ужаснее этого человека нет в аппарате". "Пуго ведь отдыхал в санатории "Южный". Вчера уехал, должен был раньше. Говорят, будто бы у него и у жены было отравление". "Никого, Раиса Максимовна, не выпускают с территории. Никого. Видно, чтобы правду никто не узнал: Михаил Сергеевич-то здоров".

Мы с Михаилом Сергеевичем у себя, в его кабинете. Прибежали Анатолий и Ирина. Новости: заработал телевизор, идет музыкальная передача. На море появились дополнительные "сторожевики". Держатся на удалении от берега, но в зоне видимости глаза. Вести по транзистору: волна Би-би-си передала: Б.Ельцин выступил с осуждением заговорщиков. Призывает к противодействию новоявленной власти. Н.Назарбаев по казахскому телевидению обратился к народу республики, призвал к спокойствию, выдержке, соблюдению порядка. О смещении Президента СССР - ни слова.

В 17.00 старший по охране доложил: с территории вывезли военных связистов.

В 17.30 Михаил Сергеевич пригласил А.Черняева. Сказал мне, что дал поручение немедленно вновь передать Янаеву его требования о восстановлении правительственной связи, предоставлении самолета для вылета в Москву. В случае отказа или молчания передать требования о встрече с советскими и иностранными журналистами.

После ухода Анатолия Сергеевича попросил меня записать Политическое заявление. Продиктовал:

"1. Решение вице-президента о возложении на себя обязанностей Президента страны под предлогом болезни Президента СССР и невозможности исполнения им своих функций является обманом, поскольку я нахожусь в нормальном состоянии, даже отдохнувшим и собирался сегодня, 19 августа, отбыть для подписания Союзного договора и проведения Совета Федерации. Поэтому данное решение не может рассматриваться иначе, как государственный переворот.

2. Все решения, принятые вице-президентом и Государственным комитетом по чрезвычайному положению (ГКЧП) на этом основании, - незаконны.

3. Эскалация мер, связанных с незаконным введением чрезвычайного положения, может обернуться дальнейшим большим обострением всей ситуации в стране, расколом, противоборством в обществе и непредсказуемыми последствиями.

4. Требую немедленно приостановить исполнение принятых решений, а товарищу Лукьянову как Председателю Верховного Совета срочно созвать Съезд народных депутатов СССР или Верховного Совета СССР для рассмотрения сложившейся ситуации в руководстве страны".

...Пресс-конференция членов ГКЧП по ТВ. Какое вероломство, какое беззаконие, какая гнусная ложь! Ясно, что пойдут на все: даже на самое худшее. Солгать перед всем миром, заявив о недееспособности Президента... Вопрос судьбы Михаила Сергеевича, нашей судьбы ими уже решен.

На ночь усилили наружную охрану дома. Теперь офицерам личной охраны Президента придется практически работать круглосуточно.

Договорились - Михаил Сергеевич, дети и я - перейти на режим экономии продуктов питания, использовать только старые, имеющиеся в запасе, приобретенные до 17 августа. Собрали пакет с фруктами для детей. Ирина на всякий случай спрятала его на шкафу под кондиционером. Собрали все имеющиеся лично у нас лекарственные препараты, таблетки. Решили пользоваться только ими.

Ночь не спали...

(Нашей видеокамерой мы делали записи Обращения, Заявления Михаила Сергеевича к народу. Для того чтобы попытаться передать их "на волю", если же не удастся, спрятать, сохранить. Что бы с нами ни случилось - люди должны знать правду о судьбе Президента. Нашли комнату, которая, на наш взгляд, не просматривалась ни с моря, ни со скал. Зашторились. Когда около 4 часов утра просматривали отснятые кадры, приглушив звук, внизу - на цокольном этаже вдруг хлопнула дверь. Срочно все отключили. Анатолий с пленкой скрылся в другой комнате, Михаил Сергеевич и Ирина спустились вниз и проверили все двери. Все было закрыто. Михаил Сергеевич вышел на улицу. У двери стоял удвоенный пост. Пленку Ирина и Анатолий обрабатывали до шести утра. Просмотрели пленку через смотровое окошко камеры, маникюрными ножницами надрезали конец каждой из четырех записей. Разобрали кассету и разрезали пленку. Каждую запись перемотали на тонкий бумажный валик, запаковали "скотчем", завернули в бумагу. Затем спрятали их в разные места дачи. Кассету собрали, чтобы не было видно, что ее кто-то разбирал)*.

20 августа, вторник

Почты, газет по-прежнему нет. Но "Сони" продолжает трудиться.

У входа в нашу бухту все время курсирует несколько охранных кораблей, "сторожевиков".

Михаил Сергеевич вновь передает в Москву свои требования: восстановить телефонную связь, дать газеты, немедленно прислать самолет для возвращения в Москву, на работу. Добавляет новое требование: сообщить по радио и телевидению о грубой дезинформации о состоянии его здоровья.

Пока, кроме заверений Генералова, что все требования передаются в Москву, других результатов нет. Михаил Сергеевич высказывает предупреждение: в случае невыполнения требований пойду на крайние меры.

Внешне стараемся вести себя обычно: выполняем назначения врача, выходили на территорию резиденции, к морю. Держимся все вместе - Михаил Сергеевич, Ирина, Анатолий, я и внуки: всё может быть.

Морально поддерживаем друг друга. Не только мы - члены семьи, - а все, кто оказался здесь вместе с нами, по существу, тоже интернированным. Особенно беспокоюсь за женщин, чтобы они меньше волновались, держались. И, конечно, чтобы ни о чем не догадывались внучки.

Старший по охране и врачвысказывают тревогу в связи с питанием семьи: "продукты доставляют извне", "чужой машиной", "есть опасность". Значит, они ситуацию оценивают так же, как и мы. Принимаем теперь уже общее решение: жить на запасах, имеющихся у нас и в столовой охраны. Еще раз тщательно обговариваю все с поваром - Галиной Африкановной. Договорились также: пищу употребляем только в вареном виде.

Поговорила со старшим личной охраны, спросила: "Олег Анатольевич, можем ли мы передать "на волю" информацию, минуя Генералова?" (о чем конкретно идет речь, не сказала). Ответил: "Нет, не сможем. С моря мы блокированы полностью. На суше окружены так, что не проползешь..."

Со мной осталась только моя записная книжка**.

Делаем попытку использовать одну реальную ситуацию: у Ольги Васильевны заболел оставленный дома, в Москве, маленький ребенок. Отец - инфарктник. Михаил Сергеевич поручил Черняеву А.С. поставить перед Генераловым категорически вопрос об отправлении Ольги Васильевны в Москву.

...Михаил Сергеевич и я обсуждаем обстановку. Почему молчат Лукьянов, Верховный Совет? Почему молчит Ивашко? А руководители республик? Ведь сегодня день подписания Союзного договора. Самое страшное предположение: неужели страна приняла ГКЧП?

По Украинскому телевидению вчера выступал Л.М.Кравчук. Призывал "к спокойствию, благоразумию, соблюдению законности, предотвращению конфронтации". О Президенте ни слова...

Передают ли требования Михаила Сергеевича?

Как все-таки протолкнуть нам информацию "на волю"? С дачи так никого и не выпускают. Может быть, пойти на "прорыв"? Наша "боевая единица", по словам Олега Анатольевича, "не очень значительна", но все-таки достаточно вооружена...

Радио Запада передает сообщения: в Москве объявлено чрезвычайное положение; введены войска; Москва, Ленинград не поддерживают заговорщиков. Передается требование внести ясность о положении Горбачева - где он, в каком состоянии. Сообщают также о возможном прекращении экономической помощи СССР.

Новости у нас: кто-то пытался извне прорваться на территорию резиденции. Не удалось, не впустили... Генералов вдруг стал появляться в служебном доме, где находятся офицеры охраны. Двое суток он практически к ним не заходил... И главное - Генералов передал Борису Ивановичу ответ Янаева на требования Михаила Сергеевича: будут, мол, выполнены. Генералов при этом разъяснил, что он все передает в Москву через Плеханова. Через него же получил и ответ.

Старшие по охране опасаются нарастания активности на море. Олег Анатольевич не рекомендует вести вечером детей купаться и даже выпускать их на территорию дачи. Ксении и Анастасии сказали: "Ожидается сильный ветер выходить нельзя. Будьте в помещении".

Ощущение: вот-вот что-то может произойти. Часть охраны ввели в дом. Игорь Анатольевич и Николай Феодосьевич - врачи, тоже будут в доме с нами. Ирина взяла к себе в постель Ксению и Настю. Анатолий лег спать рядом с ними на полу.

Три часа ночи...

21 августа, среда

Утренняя информация: в Москве столкновения. Есть жертвы - раненые и убитые. Неужели началось самое страшное...

Михаил Сергеевич требует немедленно передать Янаеву: прекратить использование войск, вернуть войска в казармы.

Около 10 часов утра в море, на горизонте, появилось две группы кораблей. У входа в бухту стоят 3 "сторожевика". Появившихся кораблей - 5. Это десантные корабли, на воздушной подушке. Прямым курсом они шли к берегу, на нас. Но не дойдя немного до "сторожевиков", резко изменили курс, повернули в сторону Севастополя, скрылись за мысом Сарыч. Что они демонстрируют? Блокаду? Возможность арестовать нас? Выручить? Не сомневаюсь, что они знают - Президент жив, здоров.

Олег Анатольевич, Борис Иванович не советуют сегодня никому из семьи выходить из помещения. Опасаются, что может быть спровоцирована перестрелка, поставлена под угрозу жизнь Президента.

В дом принесли старые, "позавчерашние" газеты.

Никаких официальных сообщений - ни по ТВ, ни по радио - о состоянии здоровья Михаила Сергеевича нет. Дикость: Президент "болен, недееспособен" - и ничего не сообщается. В то же время телевидение информирует о самочувствии и здоровье премьер-министра Павлова.

Сегодня день рождения Марины - сестры-хозяйки форосской дачи. Милая, молодая женщина. На глазах слезы. Трое суток уже не выпускают с дачи. Поздравила ее, договорились испечь пирог.

...20.00. Я в постели. Мне лучше. Михаил Сергеевич в кабинете. Господи, самое страшное, кажется, позади! Ирина и Анатолий, сменяя друг друга, уходят из комнаты и возвращаются обратно с ворохом новостей: папа разговаривает по телефону с Ельциным, Назарбаевым, Дементеем, Кравчуком, Каримовым, Панюковым, Моисеевым, Дзасоховым. Отказался говорить с Крючковым и Ивашко! Летит делегация российского парламента! Говорит по телефону с Бушем! Самолет делегации российского парламента будет принят в Бельбеке... В кабинете у папы Черняев. На море впервые за трое суток появились баржи, гражданские суда... К даче ползли люди в маскхалатах. Охрана по рации передала: "Повернуть назад. Иначе будем стрелять". Повернули, поползли в противоположную сторону...

...Где-то около 15 часов дня Ирина и Анатолий по "Сони" услышали сообщение английской радиостанции Би-би-си: Крючков дал согласие на вылет в Крым, Форос, группе лиц, "делегации". С целью, чтобы лично убедились, что Горбачев действительно тяжело болен и недееспособен.

Мы расценили это как сигнал самого худшего. В ближайшие часы могут быть предприняты действия, чтобы гнусная ложь стала реальностью.

Михаил Сергеевич отдал приказ охране блокировать подъезды, вход в дом; без его разрешения никого в дом не впускать; находиться в состоянии боевой готовности; в случае необходимости применить оружие.

Офицеры охраны с автоматами встали на лестнице дома и у входных дверей.

Детей, Ксению и Анастасию, заперли в одной из комнат. Попросили с ними быть Александру Григорьевну - сестру-хозяйку.

Меня охватило чувство надвигающейся опасности. "Что предпримут?" В голове билась одна мысль: нужно прятать Михаила Сергеевича. Где? Дача как на ладони. И вдруг, в одно мгновение, я ощутила, что немеет, обвисает рука и я не могу, никак не могу ничего сказать... Мне стало плохо. В сознании мелькнуло: "инсульт..."

Слава богу, все оказались рядом: моя семья, врачи - Игорь Анатольевич, Николай Феодосьевич. Все были в доме. Меня уложили в постель, дали лекарства: гипертонический криз. Николай Феодосьевич: "Раиса Максимовна, держитесь. Главная цель сейчас - выбить из колеи Михаила Сергеевича, Вас".

...Около 17 часов к нам постучал и быстро вошел в комнату Олег Анатольевич: "Михаил Сергеевич, на территорию прибыли машины - два "ЗИЛа" и "Волга". Приехали: Язов, Крючков, Бакланов, Ивашко, Лукьянов, Плеханов. Просят о встрече с Вами". Добавил: "Что у них за планы? Зачем приехали?" Михаил Сергеевич: "Взять под стражу. Передать требование - принимать никого не буду до тех пор, пока не будет включена правительственная связь".

Через несколько минут Олег вернулся с ответом: "Это слишком долго, говорят. Включение связи займет не менее 30 минут. Приехавшие просят о встрече сейчас". Михаил Сергеевич: "Подождут. Никаких переговоров вести не буду, пока не включат всю связь".

...В 17.45 связь была включена. Через 73 часа! Изоляция кончилась! Арест тоже!

Вошла Иринка: "В дом пытались пройти Плеханов и Ивашко. Остановил у входа Борис Иванович: "Приказ - никого не впускать. Будем стрелять!" Плеханов сказал: "Я так и знал... эти будут стрелять". Развернулись и ушли назад. Папа продолжает говорить по телефону".

Зашел Михаил Сергеевич. Спросил, как я себя чувствую. Сказал, что не стал разговаривать (несмотря на неоднократные попытки с их стороны) ни с кем из заговорщиков. Сразу переговорил с Борисом Николаевичем Ельциным: "Михаил Сергеевич, дорогой, Вы живы? Мы 48 часов стоим насмерть!" Переговорил с другими руководителями республик. Джордж Буш и Барбара передали мне привет, сказали, что три дня молились за нас. Показал записку, подписанную Лукьяновым и Ивашко: "Уважаемый Михаил Сергеевич! Большая просьба по возможности принять нас сейчас. У нас есть что доложить Вам". Сказал: "Вообще я не буду принимать Крючкова, Бакланова, Язова. Не о чем мне теперь с ними говорить. Лукьянов и Ивашко... Может быть, приму - потом. Жду российскую делегацию".

...Прибыла делегация. Руцкой, Силаев, Бакатин, Примаков, Столяров, Федоров, депутаты, пресса... Все в доме. Снизу, с первого этажа, доносятся радостные, возбужденные голоса...

Попросила Ирину, чтобы ко мне пришли женщины, кто в эти дни был здесь, в доме с нами. Мы обнялись, всплакнули. Я поблагодарила их за все, что они сделали для нас и что разделили с нами.

Вошел Анатолий: "Михаил Сергеевич дал команду - собираться. Улетаем. Вещи пусть остаются. Их упакуют и отправят следующим рейсом, на котором вылетят все "наши москвичи".

22 августа, четверг

Форосскую резиденцию покинули в 11 часов ночи 21 августа. Перед глазами последнее впечатление: возбужденные, взволнованные лица "спасателей" и "затворников", как метко заметил кто-то, "новых советских зеков". Но теперь, к счастью, уже бывших.

Ксенечка в машине рядом со мной. Ссутулилась, прижалась: "Я боялась, бабулечка... Боялась, когда увидела людей с автоматами... Совсем испугалась, когда мама вбежала в комнату и сказала: "Быстро... собираемся... улетаем домой в Москву". Я так хотела спать!"

...За окном машины темень. Кончился арест, 4 дня назад оборвался наш отпуск. Оборвался вдруг, внезапно. Все последние годы Михаил Сергеевич по тем или иным обстоятельствам прерывал свой отпуск. Но так... Буду ли когда-нибудь еще в Тесели, на форосской даче? Быть не хочу. Как бы ни распорядилась судьба: будет Михаил Сергеевич Президентом страны или нет, останется форосская дача резиденцией Президента в Крыму или не останется. Слишком много нравственных и физических мук связано у меня с ней... Три года назад на волосок от смерти здесь была моя дочь.

Вылетели с аэродрома в Бельбеке, на самолете А.В.Руцкого. Расположили нас в отдельном, маленьком салоне. Михаил Сергеевич пригласил Руцкого А., Бакатина В., Силаева И., Примакова Е., Черняева А., Борисова И., Климова О., Голенцова Б. Настенка заснула на боковом сиденье около Ирины, Ксенечка, свернувшись, на полу. Но, как говорят, в тесноте, да не в обиде. Главное, все вместе.

...В этом же самолете летит Крючков, сидит в отдельном отсеке.

...Вели разговор, толковали обо всем, что произошло за эти дни в Москве, стране, в крымской резиденции Президента, что пережили, как пережили. Говорили о нашем времени, о людях в нем. Александр Владимирович рассказывал о защитниках Белого дома, как за 2 часа обучил людей держать цепь, об офицерах охраны, прилетевших с ним спасать Президента. Ни один из них не отказался, не остался в московском аэропорту, хотя знал о возможности трагического исхода полета. Вадим Викторович и Евгений Максимович рассказали, как они готовили текст заявления, с которым выступили 20 августа. Показали текст, я оставила его у себя: "Считаем антиконституционным введение чрезвычайного положения и передачу власти в стране группе лиц. По имеющимся у нас данным, Президент СССР М.С.Горбачев здоров. Ответственность, лежащая на нас как на членах Совета безопасности, обязывает потребовать незамедлительно вывести с улиц городов бронетехнику, сделать все, чтобы не допустить кровопролития. Мы также требуем гарантировать личную безопасность М.С.Горбачева, дать возможность ему незамедлительно выступить публично". Заявление это отказался подписать член Совета безопасности, министр иностранных дел СССР - Бессмертных А.А.

Приземлился самолет в Москве в 2 часа ночи, во Внуково-II. В аэропорту много встречающих. Плотным кольцом окружили Михаила Сергеевича. Ирина и я с детьми сразу садимся в машины. Меня бросает в дрожь. Не могу совладать с собой...

24 августа, суббота

Москва прощается с Владимиром Усовым, Дмитрием Комарем, Ильей Кричевским. Сотни тысяч москвичей в похоронной процессии. Верю, их скорбь и боль разделяют миллионы.

26 августа, понедельник

Чувствую себя неважно. Стараюсь выполнять все предписания врача. Иринка тоже больна.

Вновь и вновь переживаю случившееся. В сознании одна за другой всплывают детали, на которые раньше как-то не обратила внимания.

Перед отъездом Плеханова из Фороса (он вместе с нами прилетел туда 4 августа, побыл дня два-три и улетел в Москву), в беседе, на вопрос Михаила Сергеевича: "Как обстановка в Крыму?" - ответил: "В общем, ничего. Но мы немного усилили охрану на море, добавили группу аквалангистов". Было это действительно вызвано необходимостью охраны Президента? Или же реализацией определенного плана по его изоляции?

В этой же беседе Плеханов настоятельно просил отпуск для Медведева. Хотя, на взгляд Михаила Сергеевича, никаких объективных причин для этого не было.

13 и 14 августа Анатолий заметил, что на смену стоявшему обычно у входа в бухту "сторожевика" № 026 пришел другой, иного типа "сторожевик". Это был большой корабль, который раньше можно было видеть только в бинокль на линии горизонта.

Каждый день, утром, Анатолий встречался с Медведевым на теннисном корте. 18 августа, когда расходились, Анатолий спросил: "Владимир Тимофеевич, завтра будем играть?" (19-го намечался отлет Михаила Сергеевича в Москву, и Анатолий решил уточнить, если они будут встречаться, то когда). Медведев ответил: "Вообще не знаю... У Михаила Сергеевича ведь радикулит". Анатолия это удивило, и за завтраком он спросил у нас: "Вы поменяли день отлета в Москву? Перенесли на 20-е?"

Когда 15 августа Михаилу Сергеевичу срочно понадобилась дополнительная медицинская помощь, доктор Лиев, который должен был ее оказать, прилетел только через двое суток. Причины задержки до сих пор неясны.

Подмосковная резиденция Президента страны 19, 20, 21 августа была также "в обороне". Офицеры службы Президента, оставшиеся в Москве - некоторые из них в связи с обстановкой прервали отпуск, - вооружились по собственному почину и заняли оборону "объекта".

Владимир Анатольевич Бондарь рассказывает: "Были поражены, когда узнали, что Медведев в Москве. К нам не приехал. Появился ночью в аэропорту, когда прилетел Михаил Сергеевич, а утром 22-го здесь, в резиденции, на даче. Оказывается, он даже не был разоружен в Крыму. Мы предложили ему сдать оружие". Олег Анатольевич говорит: "Если бы Медведев в Форосе 18-го дал нам сигнал, была бы арестована вся "делегация".

Офицеры личной охраны Президента, не предавшие его. Оставшиеся в трудную минуту рядом с ним. Молодые, сильные, красивые ребята. Красивые не только внешне, но и благородством человеческого духа, офицерского долга.

27 августа, вторник

Четвертый день читаю, перечитываю, снова перечитываю письма Михаила Сергеевича. Все. Я прощаюсь с ними. Уничтожаю одно за другим. Сердце сжимается, слезы застилают глаза... Строчки нашей жизни, нашей судьбы. Они написаны мне и принадлежат только мне. Я не хочу, чтобы чужие, недобрые руки когда-либо прикоснулись к этим листочкам. Не хочу, чтобы кто-то издевался над дорогими для меня словами, мыслями и чувствами.

----

Путч провалился. Демократы празднуют победу, говорят о консолидации сил, о свободе, обновлении общества, воплощении в жизнь долгожданных реформ.

Но что происходит с нами сегодня? Идет обострение национальных, экономических проблем, общество все больше раскалывается. Разносят не только "путчистов", но и "коммунистов", "кагэбистов", "партократов" и им сочувствующих. Идет яростная борьба за захват "власти", "сфер влияния", "имущества". Разрываются веками сложившиеся в стране связи, традиции. Разрушается... государство.

Заметались вечно холуйствующие, в поисках нового "хозяина", "покровителя" люди, без стыда и морали.

В средствах массовой информации одна за другой печатаются статьи о необходимости "хорошего диктатора", "хорошей диктатуры". Под сомнение ставится позиция Президента страны. Кое-кто не останавливается и перед открытой клеветой, ложью.

"Знаешь, - сказал мне Президент, - оскорбления ничтожеств меня не волнуют. Так было во все переломные эпохи, когда на арену истории выходили не только новые силы, но и выносилось немало всякого дерьма. Волнует главное: как избежать голода в стране, использовать силы ради основного, ради того, чтобы продолжать начатое - реформы".

Новые испытания... они впереди. И, наверное, они самые трудные, самые серьезные.

"Комсомольская правда", 20 декабря 1991 г.

Виталий ГОЛОВАЧЕВ,

политический обозреватель "Труда"

Заточение в Форосе

- Раиса Максимовна, думали ли Вы когда-нибудь прежде о возможности такого поворота событий - изоляции, а по сути аресте Президента страны?

- Нет, я никогда не думала, что на нашу долю выпадет и такое испытание. Эти дни были ужасны...

- Как вы реагировали на сообщение об ультиматуме заговорщиков?

- Испытания начались для нас не с предъявления ультиматума, а раньше - в тот момент, когда 18 августа, где-то около пяти часов вечера, ко мне в комнату неожиданно вошел взволнованный Михаил Сергеевич. Он сказал: "Произошло что-то тяжкое, может быть, страшное. Медведев (бывший начальник личной охраны Президента СССР) доложил, что из Москвы прибыла группа лиц. Они уже на территории дачи, требуют встречи. Но я никого не приглашал. Поднимаю телефонную трубку - одну, вторую, третью... - все телефоны отключены. Даже красный..."

- Простите, нельзя ли пояснить, что это за красный телефон?

- Это особый аппарат Главнокомандующего Вооруженными Силами страны. "Отключена и внутренняя связь, - продолжал Михаил Сергеевич. - Это изоляция. Или даже арест, значит, заговор..."

Да, все было отключено, в том числе телевизор и радио. Ситуацию мы поняли сразу.

Помолчав, Михаил Сергеевич сказал мне: "Ни на какие авантюры, сделки я не пойду. Не поддамся на шантаж. Но нам все это может обойтись дорого. Всем, всей семье. Мы должны быть готовы ко всему..."

Я быстро позвала Ирину и Анатолия - наших детей. Сказала им о случившемся. И вот тогда мы высказали наше мнение - оно было единым, все поддержали Михаила Сергеевича: "Мы будем с тобой".

Это было очень серьезное решение. Мы знаем свою историю, ее страшные страницы...

Психологически эти двадцать или тридцать минут (когда Михаил Сергеевич стремительно вошел ко мне, когда позвали детей, когда говорили о ситуации) были очень трудными. Может быть, это был один из самых тяжких моментов. А потом, когда решение уже приняли, не только я, но все мы чувствовали какое-то как будто облегчение.

Михаил Сергеевич пошел на встречу с путчистами. Подтвердились самые худшие предположения: приехавшие сообщили о создании ГКЧП, предъявили Михаилу Сергеевичу требование о подписании им Указа о введении чрезвычайного положения в стране, передать полномочия Янаеву. Когда это было отвергнуто Михаилом Сергеевичем, ему предложили подать в отставку. Михаил Сергеевич потребовал срочно созвать Верховный Совет СССР или Съезд народных депутатов.

- Какие чувства владели Вами в те первые часы - возмущение, страх, отчаяние?

- Нет, не это. Мучила горечь предательства...

Какое-то время мы думали, что решение Михаила Сергеевича, сообщенное заговорщикам, его позиция, требования, которые он непрерывно передавал в Москву, остановят путчистов. Но уже последующие события, в том числе и проведенная 19 августа пресс-конференция членов ГКЧП, показали, что они пойдут на все.

- Вы видели пресс-конференцию по телевизору?

- Да. К вечеру 19-го после настойчивых требований удалось добиться, чтобы телевизор включили. Но атмосфера вокруг нас все время сгущалась. Мы уже находились в глухой изоляции. С территории дачи никого не выпускали и никого туда не впускали. Машины закрыли и опечатали. Самолет был угнан.

На море мы уже не видели движения гражданских судов. Знаете, обычно идут баржи, сухогрузы, другие суда. Зато появились дополнительные "сторожевики" и военные корабли.

- Когда Вы в первый раз заметили их?

- В ночь с 18 на 19 августа, примерно в половине пятого утра. И вот эти военные корабли то приближались к нашему берегу, то удалялись от него, то вообще исчезали...

Чувство нарастающей опасности заставляло действовать. Вся личная охрана Президента СССР работала практически круглосуточно. А затем часть охраны ввели и в дом. Уже рассказывалось, что мы не пользовались продуктами, доставленными после 18-го.

В ночь с 19-го на 20-е с помощью нашей видеокамеры делали записи Обращения и Заявления Михаила Сергеевича. Работали всю ночь, чтобы было несколько пленок.

Эти документы, в том числе и письменное заключение нашего врача о состоянии здоровья Президента, мы распределили среди тех, кому полностью доверяли.

- Кто эти люди?

- Я бы не хотела называть имена, чтобы не обидеть других. На даче оставалось немало людей - помощник Президента СССР, стенографистки, обслуживающий персонал... Мы отдали им пленки, чтобы они сохранили их. А потом, когда представится возможность, вынесли видеозаписи с территории и когда-нибудь предали гласности.

- То есть Вы рассчитывали на самое худшее, хотели, чтобы правда о Президенте и его семье, даже если Вас уже не будет, дошла до людей?

- Да, мы хотели именно этого.

- Теоретически заговорщики могли уничтожить всех, кто был на даче, чтобы не оставлять свидетелей...

- Но это уже сложнее... Мы выходили на территорию дачи и к морю с определенной целью - чтобы как можно больше людей видели: Президент жив и здоров... Ведь за нами вели постоянное наблюдение - со скал, со стороны моря с кораблей. Чем больше людей увидят нас, тем труднее потом будет скрыть правду... И еще: старались держаться как обычно, спокойно, чтобы морально поддержать всех, кто был вместе с нами задержан, а по сути интернирован.

- Могу представить, как это было нелегко - внешне спокойно идти по территории, прогуливаться к морю, выполнять обычные ежедневные дела, представляя, что готовят заговорщики.

- Я даже сейчас это чувствую...

- Рассказывают, что вас видели и на балконе.

- Да, мы выходили на балкон не только для того, чтобы нас видели люди, но прежде всего, чтобы поговорить между собой. Наша охрана советовала не очень-то откровенничать в комнатах - опасались прослушивания...

- Не секрет, что в стране долгое время велись тотальная слежка и прослушивание. Известен, например, факт, когда Н.С.Хрущев просил тогдашнего председателя КГБ, чтобы не прослушивался хотя бы телефон первого лица в государстве. У Вас, Раиса Максимовна, никогда не закрадывалась мысль, что и Ваш телефон прослушивается? У меня, кстати, постоянно такое чувство...

- Я чувствую и переживаю все то, что переживает каждый наш гражданин. Я частичка нашего общества, и это не слова...

- Вы были полностью уверены в той охране, которая осталась с вами на даче?

- Вечером и ночью 18 августа, после того как мы узнали о поведении Плеханова, начальника управления охраны КГБ, и о том, что Медведев уехал (это два главных лица, ответственных за охрану Президента), скажу откровенно, не давала покоя мысль: будет ли выполнять оставшаяся охрана указания своего руководства или будет защищать нас?

И очень важно, что уже утром 19-го мы знали: наша охрана осталась с Михаилом Сергеевичем. Пришел старший и сказал: "Михаил Сергеевич, мы с Вами".

Сил придавали и вести с воли. Когда вначале отключили телевидение и радио, ребята из охраны нашли старый приемник, приделали к нему антенну. А у нас случайно оказался маленький карманный транзистор "Сони". Михаил Сергеевич, когда бреется по утрам, любит обычно слушать "Маяк". Вот он его и взял с собой, когда уезжал в Крым.

- Президент бреется сам? Мне рассказывали, что в прошлом специальные парикмахеры ежедневно обслуживали "первое лицо", это был своего рода ритуал...

- Да что вы, Михаил Сергеевич все делает сам... Так вот, слушая радио, мы узнали, что в Москве, Ленинграде, во многих других местах не поддержали заговорщиков. Для нас это было очень важно.

- Как вы возвращались в Москву?

- Вызволение из блокады... Это произошло вечером 21-го. Об этом уже рассказывалось. Мы полетели вместе с российской делегацией на их самолете. Сидели все вместе - А.Руцкой, И.Силаев, Е.Примаков, В.Бакатин, наш доктор, вся наша семья. Крючков тоже летел в этом самолете, но был изолирован.

- О чем Вы думали, когда летели в Москву?

- О многом, сразу и не скажешь... Все, что произошло за эти дни - и в стране, и в крымской резиденции Президента, - для всех тяжелое испытание... И осознание человеческой победы... И, конечно же, урок...

- Президент говорил на пресс-конференции, что вы тяжело пережили эти три дня. Каково сейчас ваше самочувствие?

- Три дня и три ночи. 73 часа. Не просто и нелегко было всем... Напряжение и тревога этих дней ни для кого из нас не прошли бесследно. Что касается моего состояния, то 21 августа, после трех бессонных ночей, в тот момент, когда события начали накручиваться с особой скоростью, оно ухудшилось. Мы услышали сообщение английской радиостанции Би-би-си. Передавали, что Крючков дал согласие на вылет делегации в Крым. Но не просто для встречи с Горбачевым, а чтобы члены делегации могли лично убедиться в якобы тяжелом состоянии Президента, его недееспособности.

Я подумала, что за этой ложью уже в ближайшие часы могут последовать определенные действия, чтобы ложь превратилась в реальность. Трагическая развязка могла приблизиться очень быстро. У меня развился острый гипертонический криз, который сопровождался расстройством речи... Сейчас мне уже лучше, надо только еще немного подлечиться. Из дома пока не выхожу. Но все же, видите, выдерживаю нашу непростую беседу уже более часа.

Вновь и вновь переживаю то, что случилось. И очень боюсь раскола в обществе...

- Сейчас все - и дома, и на работе - обсуждают вопрос: как не допустить повторения подобных политических событий. Интересно было бы знать мнение на этот счет супруги Президента СССР.

- Не допустить можно только одним путем: сохраняя и развивая демократические процессы в стране. Ни в каком виде, ни в каком оперении нельзя допускать новой диктатуры. И, конечно, следует быстрее осуществлять уже начатые экономические реформы.

Убеждена, что только через демократию, используя принципы правового государства, в нашу жизнь войдут гражданская защищенность, человеческое достоинство.

И еще. Как это важно, чтобы в души людей сегодня пришли покой и уверенность. Да, покой и уверенность...

- В продажу поступает Ваша книга "Я надеюсь...". Мы признательны за ваше предложение опубликовать отрывок из нее в одном из номеров "Труда".

- Я буду благодарна "Труду", который регулярно читаю, и многим миллионам читателей газеты за внимание. Пользуясь случаем, хотелось бы выразить свою благодарность и издательству "Книга", которое первым подготовило мою рукопись к печати.

"Труд", 3 ноября 1991 г.

Анатолий ЧЕРНЯЕВ

Обрыв

ТРОЕ СУТОК В ФОРОСЕ

ИЗ ДНЕВНИКА ПОМОЩНИКА ПРЕЗИДЕНТА СССР

О том, что увидел и услышал, оказавшись вместе с М.С.Горбачевым в Форосе* 18-19 августа 1991 года, я рассказал вскоре по возвращении в Москву в интервью журналистке Саше Безыменской для журнала "Шпигель", А.Любимову для телепрограммы "Взгляд", а также в газете "Известия" и в американском журнале "Тайм". Здесь я попытаюсь все соединить.

Несколько предварительных пояснений. Дневниковые записи я начал делать 21 августа, еще будучи вместе с Президентом в блокаде. Но не успел их там закончить, завершил уже в Москве.

Очевидно, нужны некоторые пояснения. Ольга Васильевна Ланина, референт в секретариате Президента, Тамара Алексеевна Александрова, мой референт, и я жили в санатории "Южный", километрах в 12 от президентской дачи, а работали в служебном помещении метрах в 50 от дома Горбачева в "Заре".

Когда я писал там, через каждые полчаса включал "Маяк": между новостями шли "симфонии" и музыка из балета Чайковского "Лебединое озеро", от которых в той обстановке тошнило. Потом в памяти миллионов слушателей они навсегда остались "позывными путча". Информацию "Маяка" я тут же фиксировал в дневниковой записи.

Итак - из дневника.

21 августа

18-го, в воскресенье, после обеда в "Южном" мы с Ольгой вернулись на службу. Тамара (по случаю воскресенья) попросила остаться. Дел действительно особых не было, справились бы вдвоем. Речь при подписании Союзного договора готова. Горбачев ее несколько раз переиначивал, все требовал от нас с Шахназаровым "укрупнять", а от меня - еще и "стиля". Георгий Хосроевич (Шах) в отпуске в "Южном" и у Горбачева не бывал, общался с М.С. по телефону.

Итак, около 4 часов мы с Ольгой въехали в зону дачи: как обычно, две милицейские машины, лента с шипами, которую для нас отодвинули**.

Около 5 в кабинет ко мне вбегает Ольга: "Анатолий Сергеевич, что происходит? Приехал Болдин, с ним Бакланов и Шенин и еще какой-то генерал, высокий, в очках, я его не знаю" (потом оказалось, Варенников). Я выглянул в дверь: у подъезда нашего служебного дома скопилось множество машин - все с антеннами, некоторые с сигнальными фонарями, толпа шоферов и охраны. Выглянул в окно - в сторону дома М.С. По дорожке ходит смурной Плеханов. На балконе виден издалека Болдин.

Ольга: "Анатолий Сергеевич, все это неспроста... Вы знаете, что связь отключили?" Я снял одну трубку, другую, третью, в том числе СК*, - тишина. Стали гадать. Вслух я фантазировал насчет какой-нибудь новой аварии на АЭС (поскольку среди приехавших - Бакланов): накануне сообщили о неполадках на Тираспольской АЭС и на одном из блоков Чернобыля...

Но дело оказалось гораздо хуже!

Четверо были у М.С. Плеханов, Генералов (его зам.) и Медведев сидели на парапете лестницы под моим окном... Поглядывали, когда я подходил к окну. Включил транзистор - обычные передачи. Потом в этот день сообщили, что М.С. приветствовал какую-то очередную конференцию, что было передано его обращение к Наджибулле по случаю "ихнего" праздника (заготовки делал я)...

Примерно через час четверо отбыли. Уехал и Плеханов, забрав с собой Медведева, личного адъютанта Президента. На всех официальных фотографиях и на экранах телевизора он всегда стоял за спиной Горбачева, никогда и нигде его не покидал. На этот раз уехал в Москву, бросив и предав "своего Президента". Это был уже знак. Да и когда я говорил Ольге насчет АЭС, я уже понимал, что речь идет о Горбачеве.

Связь была отключена начисто. Еще когда ехали сюда, Ольга попросилась отпустить ее пораньше, часов в 5, чтоб поплавать и т.д. Но машина за ней не пришла. Шоферу я сказал, чтобы он за мной приехал в 6.30. Но и за мной он не приехал. Через охранника-дежурного я попросил, чтобы тот, кто остался среди них за старшего, объяснил мне, что происходит.

Минут через 10 явился Вячеслав Владимирович Генералов. Мы с ним хорошо знакомы по поездкам за границу с М.С. (он обычно там руководил безопасностью). Очень вежливый, попросил Ольгу оставить нас. Сел. "Анатолий Сергеевич, поймите меня правильно. Я здесь оставлен за старшего. Мне приказано никого не выпускать. Даже если бы я вас выпустил, вас тут же задержали бы пограничники: полукольцо от моря до моря в три ряда, дорога Севастополь - Ялта на этом участке закрыта, на море, видите, уже три корабля"...

Я задаю наивный вопрос: "А как же завтра с подписанием Союзного договора?"

Он: "Подписания не будет. Самолет, который прилетел за М.С., отправлен обратно в Москву. Гаражи с его машинами здесь на территории опломбированы, и их охраняют не мои люди, а специально присланные автоматчики. Я не могу распустить по домам даже многочисленный обслуживающий персонал (люди местные садовники, повара, уборщицы). Не знаю, где я их тут буду размещать".

Я опять наивно: "Но как же так - у меня в "Южном" вещи, в конце концов ужинать пора! Там Тамара Алексеевна, наверно, мечется, ничего не может понять".

Я понимал, в каком ужасном положении она оказалась, когда вечером мы не вернулись в санаторий. Потом рассказывала, как металась, пытаясь связаться с нами. Но там связь тоже была отрезана. И в машине ей отказали.

Он: "Ничего не могу сделать. Поймите меня, Анатолий Сергеевич. Я военный человек. Мне приказано: никого и никуда, никакой связи".

Ушел...

Вернулась Ольга. Она живая, остроумная (недавно замужем, ребенку - полтора года, и муж Коля здесь - он шофер одной из президентских машин). Стала крыть Болдина, своего давнего начальника. Не терпит его: "Он-то зачем сюда явился?.. Показать, что уже лижет... новым хозяевам?" И т.п.

Смеркалось, когда новый прикрепленный (вместо Медведева), красавец Борис, передал, что М.С. просит меня выйти из дому. Он, мол, гуляет рядом с дачей.

Я быстро оделся. Иду и думаю: каким я его сейчас увижу, как он?

10 утра*. По "Маяку" сообщение коменданта Москвы: ночью первые столкновения, нападение на БТРы и патрули на Смоленской площади (кстати, возле дома, где я в Москве живу, каково-то родным!), у здания Верховного Совета РСФСР и у гостиницы ВС. Есть убитые и раненые. Значит, первая кровь. Комендант все валит на "хулиганствующие элементы" и уголовников...

В 12.00 по "Маяку" Ивашко заявил в обращении к Янаеву: ПБ и Секретариат ЦК не могут вынести свое суждение о событиях до тех пор, пока не встретятся с Генеральным секретарем ЦК КПСС М.С.Горбачевым! Это - да!.. Особенно - после пролитой крови.

Итак: у входа в дачу стояли М.С., Р.М., Ирочка - дочь и Толя - зять. Пошутили: кому холодно, кому жарко: М.С. был в теплой кофте, за два дня перед тем ему "вступило" в поясницу. Проявился старый радикулит, в молодости он в проруби купался: был "моржом" и получил это недомогание, которое время от времени его посещало. М.С. пояснил: "Врачи просили беречься". Он вообще боится сквозняков.

Спокоен, ровен, улыбался. "Ну, ты, - говорит, - знаешь, что произошло?"

- Нет, откуда же мне знать! Я только из окна наблюдал. Видел Плеханова, Болдина. Говорят, какой-то генерал в очках, большой... и Бакланов.

- Генерал - это Варенников. Он и был самым активным. Так вот слушай, хочу, чтоб ты знал.

Р.М.: "Вошли без спроса, не предупредив, Плеханов их вел, а перед ним вся охрана расступается. Полная неожиданность. Я сидела в кресле, прошли мимо, и только Бакланов со мной поздоровался... А Болдин! С которым мы 15 лет душа в душу, родным человеком был, доверяли ему все самое интимное!!!"

М.С. ее остановил:

- Слушай. Сели, я спрашиваю, с чем пожаловали? Начал Бакланов, но больше всех говорил Варенников. Шенин молчал. Болдин один раз полез: Михаил Сергеевич, разве вы не понимаете, какая обстановка?! Я ему: мудак ты и молчал бы, приехал мне лекции читать о положении в стране. (Слово "мудак" произнес "при дамах". Иришка засмеялась и интерпретировала: "Мутант" - очень удачно". Она вообще умная, образованная.)

- Словом, - продолжал М.С., - они мне предложили два варианта: либо я передаю полномочия Янаеву и соглашаюсь с введением чрезвычайного положения, либо - отрекаюсь от президентства. Пытались шантажировать (не пояснил - как). Я им сказал: могли бы догадаться, что ни на то, ни на другое я не пойду. Вы затеяли государственный переворот. То, что вы хотите сделать, антиконституционно и противозаконно. Это - авантюра, которая приведет к крови, к гражданской войне. Генерал стал мне доказывать, что они "обеспечат", чтобы этого не случилось. Я ему: извините, товарищ Варенников, не помню вашего имени-отчества...

Тот: "Валентин Иванович".

Так вот, Валентин Иванович, общество - это не батальон. "Налево" - марш... Ваша затея отзовется страшной трагедией, будет нарушено все, что уже стало налаживаться. Ну, хорошо: вы все и всех подавите, распустите, поставите везде войска, а дальше что?.. Вы меня застали за работой над статьей*.

- Так вот, - продолжал рассказывать мне Горбачев о своем отпоре непрошеным гостям, - в статье рассмотрен и ваш вариант - с чрезвычайным положением. Я все продумал. Убежден - что это гибельный путь, может быть, кровавый путь... И он - не куда-нибудь, а назад, в доперестроечные времена.

С тем они и уехали.

Все наперебой: "Что же дальше?"

М.С.: "Ведь завтра они должны будут обнародовать. Как они объяснят "мое положение"?"

Порассуждали насчет тех, кто приезжал. Я не преминул ввернуть: это же все "ваши", М.С., люди, вы их пестовали, возвышали, доверились им... Тот же Болдин... "Ну, о Плеханове, - обойдя Болдина, сказал М.С., - и говорить нечего: не человек! Что он - о Родине печется, изменив мне?! О шкуре!"

М.С. стал вслух гадать насчет других "участников" всей этой операции: посетители ведь ему назвали членов ГКЧП. Никак не мог примириться с тем, что Язов там оказался. Не хотел верить: "А может, они его туда вписали, не спросив?" В отношении старого маршала я присоединился к его сомнениям. Но в отношении Крючкова "отвел" его колебания: "Вполне способен на такое... Да и потом, мыслимо ли без председателя КГБ затевать нечто подобное, тем более действовать!!"

- А Янаев? - возмутился М.С. - Ведь этот мерзавец за два часа до приезда этих со мной говорил по телефону. Распинался, что меня ждут в Москве, что завтра приедет меня встречать во Внуково!

Так мы походили еще в темноте минут 15.

Я вернулся к себе. И стал волноваться за Тамару. Она там, в "Южном", в панике, бегает, наверное, от Примакова к Шаху, от Шаха к Ю.Красину, умоляет хоть что-то узнать. На другой день я попросил прийти ко мне Генералова. Тот пришел, чего я уже не ожидал. Сказал ему, что так нельзя издеваться над женщиной, попросил отправить ее в Москву, помочь достать билет. Он: "Билета сейчас не достанешь" (ему-то не достать!..), однако, подумав, вдруг спросил:

- А она в какой степени готовности?

- Откуда мне знать! А что?

- У нас сегодня военный самолет пойдет. Аппаратуру связи некоторых связистов повезет, одного больного из охраны*.

- Так захватите Тамару!

- Ладно. Сейчас пошлю за ней машину.

- Пусть заодно она и мой чемодан соберет, прикажите привезти его сюда, а то мне и бриться-то нечем...

Чемодан мне принесли поздно вечером. Что в самолет Тамару посадили - мне сообщили на другой день.

Какова была степень нашей изоляции в "Заре"? Об этом меня постоянно спрашивали и журналисты, и знакомые по возвращении в Москву.

Генералов привез с собой не так уж много новых, "своих" людей. Часть он поставил у гаражей, где заперты были президентские машины с автономной системой связи, а также у ворот - тоже с автоматами. На берегу стояли и раньше пограничные вышки - на концах полукружия территории дачи. Там дежурили пограничники. Но за два-три дня до переворота их стало вдоль шоссе много больше. Мы с Ольгой тогда не придали этому значения. Появились вдоль шоссе и люди в необычной форме - в тельняшках, с брюками навыпуск, не в сапогах, а в ботинках, похожие на омоновцев. Только потом мы сообразили, что это значило. Достаточно было выйти из нашего служебного помещения и посмотреть на кромку скал, вдоль дороги Севастополь - Ялта, чтобы увидеть: через каждые 50-100 метров стояли пограничники, иногда - с собаками.

Наблюдение за нами было тщательное.

Вот эпизоды.

19-го днем я пошел к Горбачеву. Часовой в будке на пути к даче остановил: "Вы кто такой?"

- Помощник.

- Куда идете?

- Легко догадаться, - показываю на дачу Президента.

- Не положено.

Я взвился и стал ему говорить нехорошие слова. Вдруг сзади подскочил Олег (один из личной охраны) и ему: "Ты - марш в свою будку! И чтоб никогда больше не лез к нему (показывает на меня пальцем). Идите, идите, Анатолий Сергеевич".

Я сделаю отступление. Эти люди из охраны поддерживали атмосферу какой-то минимальной надежности. Во всяком случае - надежду, что нас голыми руками не возьмут. А если попытаются, дорого обойдется. К личной охране "публика" относится обычно с презрением, но эти ребята показали себя настоящими рыцарями. Их начальники, Плеханов и Медведев, предали и их, изменили Президенту. А они не дрогнули. День и ночь, сменяясь, спокойные, напряженные, сильные ребята, с пистолетами и мини-рациями, часть вооружилась автоматами... Во всех "жизненных" пунктах вокруг дачи, иногда незаметные за кустами. Они были готовы стоять насмерть: и по службе, и по долгу, но главным образом по-человечески, по благородству. Их было всего пять человек.

Второй эпизод. Утром 20-го Оля говорит:

- А.С., чего вы сидите все время в кабинете? Сходим искупаться. Ребятам (т.е. охране, она знает через мужа) запрещено выходить к воде, но вас вряд ли остановят. А нас без вас не пустят.

- А куда?

- Ну, вон там, за домом, где столовая, гаражи, где большинство ребят живет. Там есть спуск к воде. Правда, крутой - камни, сорваться можно, но ходят же люди.

Я согласился. Николай Феодосьевич (Покутный - второй личный врач Президента) принес что-то на тарелке из столовой. Поел. Зашли Оля с Ларисой медсестрой и Татьяной - большой доброй женщиной, массажисткой.

Пошли. Первый часовой очень подозрительно посмотрел. Не остановил, но тут же сообщил по рации: "Черняев куда-то пошел". Когда проходили мимо хоздома, навстречу выбежали знакомые ребята из охраны, с мячом (рядом спортплощадка). Спрашиваю: "Развлечься хотите?.." - "А что делать-то?.. Никуда не пускают. Жарища. Тоска!"

Дошли до тропки и - резко вниз по самодельным ступенькам. Спуск метров 100. На половине - Ольга мне: "Оглянитесь!" Я оглянулся. За нами шел человек. Спустились к воде. Между больших валунов можно пробраться в воду. Небольшая площадка, на ней брошены три деревянных мата. Лариса разлеглась загорать. Мы трое пошли в воду - ноги можно сломать, пока доберешься до глубины, чтоб поплыть. Сделал несколько махов, перевернулся на спину. Мужик, который шел за нами, звонил по телефону. Лариса потом сказала, что он произнес: "Черняев здесь. Сижу"... (Телефон в будке - потому что в этом месте купалась охрана для срочного вызова.)

Справа пограничная вышка. Два солдата направили на нас все трубы и бинокли. Перед нами катер и глиссер... Завели моторы. Метрах в ста маячит фрегат.

Зачем тогда мужик-охранник?.. Догонять, если в Турцию поплыву? Не догонит: я слишком хорошо (для него - толстяка) плаваю. Ясно: чтоб знали - вы собой не распоряжаетесь, за вами везде следят, вы полузеки... Психическое давление.

Через 1/2 часа вылезли. Охранник отвернулся. Пошли вверх. Слышим, он по телефону: "Черняев поднимается!"

Женщины уговорили меня и на другой день пойти купаться. Говорю: "Противно, неохота". - "Тоже ни за что бы не пошла, да позлить этих сволочей хочется", реагирует Таня.

"Процедура" та же, что в первый раз: за нами стал спускаться (уже другой) охранник. Еще не успели раздеться, он громко по телефону: "Объект здесь. Остаюсь..." Но на этот раз наверху, у начала тропинки, объявился еще и пограничник с собакой.

Поплыли. Видно, как на даче с балкона Толя и Иришка наблюдают за нами. А внизу, ближе к "президентскому" пляжу, Генералов и еще человек 5 выстроились, смотрят в бинокль. Потом он "счел нужным довести" до Ольги - что видел, что мы купались.

М.С. после этого мне сказал: "Не ходи далеко от дома, во всяком случае без моего ведома". Что он имел в виду? Может, просто "заботу проявил"...

В15.00 21-го ТV-новости. Ельцин заявил в парламенте России: Горбачев в изоляции в Крыму. Решено: направить сюда Руцкого, Силаева и других депутатов. Выступил там Бакатин. Диктор взволнованно и подробно изложил его речь: это государственный переворот, Горбачев, по крайней мере в воскресенье, был совершенно здоров, не считая радикулита (видно, от Примакова узнал). Творится беззаконие. Нужно пригласить в российский парламент депутатов ВС СССР, которых сейчас усиленно обрабатывают.

Парламент почтил минутой молчания павших в эту ночь "на его подступах".

Вот, Михаил Сергеевич, где проверяются люди: Бакатин, которого вы отпихнули, боясь всяких Лукьяновых, Янаевых и пр.!

Мое общение с Михаилом Сергеевичем в эти дни. 19-го утром, как только по "Маяку" услышал о ГКЧП, стал думать, как вести себя с М.С. Ждать, когда позовет, то есть - по прежней субординации? Нет, так нельзя: он должен убедиться в моей верности. И он нуждается в поддержке. Пошел к нему. Долго бродил по дому, пока внучка меня не обнаружила, привела к деду наверх. Он лежал на постели после процедуры: ему еще "донатирали" радикулит.

"Ты знаешь, Анатолий, - начал с ходу, - когда я разговаривал с этими, ни один мускул у меня не дрогнул. Был совершенно спокоен. И сейчас спокоен. Я убежден в своей правоте. Убежден, что это - авантюра, и не дай бог - с кровью. - Помолчал. - Не удастся им ни навести порядок, ни собрать урожай, ни запустить экономику... Не удастся! Преступная авантюра!.. Думай, что будем делать. Приходи после обеда".

Я пришел, как договорились. Пошли со всей семьей на пляж, потому что в доме говорить было уже невозможно: кругом "жучки", о чем панически предупреждала нас все время Раиса Максимовна.

Запомнилось: когда спускались к пляжу, ко мне прильнула меньшая внучка, взяла за руку: "А у меня - карты (держит в ручонках колоду). Это вот король, а это дама... нет - валет, а это - ох! забыла (это была десятка)".

Я ей: "Ну ладно, а какой она масти?" (Не рассчитывал, что она знает это слово.)

"Она - червивая!" Эта детская ошибка резанула, напомнила ситуацию, в которую попала и эта малышка.

Р.М. завела нас с М.С. в маленький павильон, а всех остальных отправила к воде. Лихорадочно вырвала из блокнота несколько чистых листков, подала мне, долго копалась в сумочке и, найдя карандаш, подала мне: "Я оставляю вас". "Да, да, - нетерпеливо (необычно для него в обращении с ней!) бросил М.С., мне надо работать". Она жалко улыбнулась и "сделала мне ручкой".

- Толя! Надо что-то делать. Я буду давить на этого негодяя (он имел в виду генерала Генералова). Буду каждый день предъявлять требования. И наращивать.

- Да, М.С., согласен. Сомневаюсь, чтобы банда в Москве на это отреагировала. Но нельзя, чтоб подумали, что вы смирились...

- Пиши: "Первое. Требую немедленно восстановить правительственную связь... Второе. Требую немедленно прислать президентский самолет, чтобы я мог вернуться на работу. Если не ответят, завтра потребую, чтобы прислали журналистов - советских и иностранных".

Я записал. Он:

- Смотри, как бы по дороге у тебя это не отобрали!

- Не отберут! - сказал я уверенно.

20-го я к М.С. пошел сразу после описанного выше купанья. Опять долго ходил по этажам, пока кухарка не показала: там, в кабинете. Он вышел навстречу, тут же - из другой комнаты - Раиса Максимовна. И сразу потащила нас на балкон, показывая руками на лампы, потолок, на мебель - "жучки". Постояли, облокотившись на перила. Я говорю: "Р.М., вот видите эту скалу, над которой пограничная вышка. За ней, за поворотом, - Тесели (это филиал санатория "Форос", там дача, где в начале 30-х годов жил Максим Горький). До того, как построена была "Заря", здесь, на ее месте, был дикий пустынный пляж. На самом деле никакой не пляж - по валунам в воду зайти было трудновато. Так вот... Я несколько раз проводил отпуск в Тесели и плавал сюда из-за той скалы. Лежал здесь и потом плыл обратно".

Р.М. слушала рассеянно. И вся встрепенулась, когда я продолжил: "Вы, наверное, знаете, что я очень хорошо плаваю? Мне и 5 и, наверное, 10 километров проплыть ничего не стоит. Может, рискнуть?"

Я улыбался, говоря это. А она вся насторожилась. Прямо и долго смотрит на меня, всерьез подумала, что такой "вариант" возможен. До этого она бурным шепотом мне рассказала, как они в 3 ночи во внутренней комнате Толиной камерой засняли заявление М.С. "Мы его вырежем из кассеты... - говорила она (но скрыла, что снято было в двух вариантах плюс еще - заявление врача Игоря Анатольевича). - Так вот... Я упакую пленку в маленький "комочек" и вечером вам отдам. Но вы, ради бога, не держите у себя. Вас могут обыскать. И не прячьте у себя в кабинете". Тут вмешался М.С. и посоветовал упрятать в плавки. Я их сушу на балкончике при комнате Оли и Томы, где расположены их пишущие машинки и прочая "канцелярия".

М.С. отнесся скептически - чтоб я поплыл в Тесели, в Форос и даже в "Южный": "Даже если не выловят в воде, выйдет голый - и что дальше? Отправят в ближайшую комендатуру - и пропала пленка"... Но обсуждали всерьез... хотя вариант был явно абсурдный. И я его "предложил" в шутку, чтоб как-то разрядить их нервное напряжение.

Пленку Р.М. мне дала позже. А пока М.С. попросил ее заняться детьми. Мы с ним перешли на другой балкон, встали у перил и тут же увидели, как повернулись к нам трубы с вышки, и погранпатруль на ближайшей скале взял нас "в бинокль"... Одновременно - услышали из будки внизу под домом по телефону: "Объект вышел на балкон, второй справа!.." Мы с М.С. переглянулись, я засмеялся и обозвал "их" матом... Он посмотрел на меня: раньше я при нем не позволял себе. (Я посожалел: подумает, что теперь, мол, можно!)

Сели за стол. Он положил перед собой блокнот. Предложил мне место напротив, спиной к солнцу и на солнце. Я говорю: "А можно рядом? Не люблю солнца - в отличие от вас с Бушем... Помните, как он в Ново-Огареве пересел на мое место, когда солнце вышло из-за стены, и я ушел - сел рядом с вами в тени?.."

М.С. улыбнулся, видно, вспомнив о встрече с Бушем, как эпизоде из античной истории, хотя произошла она всего три недели назад.

Стал диктовать "Обращение к народу и международному сообществу". Поговорили. Обсудили, отформулировали каждый пункт. Я пошел к себе. Оля напечатала на шершавке*. Вечером я попросил его поставить подпись, число, место. Вверху он подписал, что просит огласить это заявление любыми средствами каждого, кому оно попадет в руки. Когда уходил, Р.М. опять стала меня строго инструктировать, чтоб хорошо спрятал и сумел донести - как бы в дороге не обыскали. Мне эти страхи кажутся плодом нервного перенапряжения. У меня вообще еще с войны несколько атрофировано чувство физической опасности.

Накануне она дала мне свою книжку "Я надеюсь...", которую прислали ей еще 17-го. Сигнальный экземпляр. Просила прочитать за вечер... Я прочитал и очень хвалил. Это доставило большую радость Михаилу Сергеевичу - у него даже глаза увлажнились. Я уверял их, что книга разойдется по всему свету, расхватают и у нас тоже. "Замолчать не удастся, что бы ни случилось", - уверенно заявил я. Вообще всем своим видом, поведением старался показать, что "все обойдется". Они встречали меня с какой-то обостренной надеждой - не принес ли я какую-нибудь "хорошую весть". Расспрашивают, что я слышал по "Маяку" (по оказавшемуся в комнате Ольги - Тамары допотопному ВЭФу). Как я оцениваю то, что услышал, что я вообще думаю о том, что будет завтра, послезавтра, через неделю. Я "в свойственной мне манере" отвечаю самоуверенно, бодро. Р.М. все время в крайнем напряжении, хоть бы раз улыбнулась. Зато Ира - вся полна решимости, бесстрашная, резкая, беспощадная в словах и "эпитетах" по поводу того, "что с ними сделали"... Перебрасываемся с ней и на "отвлеченные", литературные темы. Вроде бы не к месту. И муж у нее Толя - хирург из 1-й Градской - умен, уверен, настоящий мужик, опора.

Так вот, "вестей" я им никаких не приносил. И наши все дискуссии вращались вокруг последствий приезда Болдина и К°. Говорили мы и о том, как среагирует мировая общественность? Гадали, что думает сейчас Коль, что думает Буш? Горбачев считал однозначно: хунте поддержки никакой не будет. Все кредиты прервутся, все "краники" закроются мгновенно. И наши банки обанкротятся немедленно. Наша легкая промышленность без этих кредитов, которые давались фактически под "него", сразу остановится. Он говорил, что заговорщики - эти мышиные умы - не могли просчитать элементарных вещей.

Говорили о возможной реакции республик. Горбачев считал, что акция путчистов приведет к быстрой дезинтеграции Союза. Потому что республики могут занять такую позицию: вы там, в Москве, русские деретесь, а наше дело сторона, отгородимся и будем делать свое*.

Настроение у Горбачевых менялось в зависимости от сообщений радио. Когда, например, ребята из охраны с помощью "проводочков" оживили телевизор и мы увидели пресс-конференцию Янаева и К°, услышали заявление, что Горбачев тяжело болен, это произвело тяжелое впечатление. Все очень насторожились. Мнение было общее: если "эти" открыто позволяют себе на весь мир так лгать, значит, они отрезают себе все пути назад, значит, пойдут до конца. Сожгли за собой мосты. Я сказал М.С., что Янаев ищет алиби, если с вами "что-то случится". Горбачев добавил: "Теперь они будут подгонять действительность под то, о чем публично сказали, под ложь".

А когда Би-би-си сообщило о событиях вокруг российского парламента, о том, что народ выступает в защиту Горбачева, что Ельцин взял на себя организацию сопротивления, настроение, конечно, резко поднялось. Впрочем, 19-го, когда мы еще ничего не знали, М.С. говорил мне, что Ельцин не сдастся и его ничто не сломит. И Россия, и Москва не позволят путчистам одержать победу. Запомнил его слова: "Убежден, что Борис Николаевич проявит весь свой характер".

Далее я позволю себе процитировать о настроениях и предположениях Горбачева в те дни моего интервью Саше Безыменской, первого после моего возвращения в Москву, по самым свежим следам. Там отразились и моя собственная наивность в отношении того, что будет с Горбачевым, с нами.

Саша меня спросила:

- Как Горбачев относился к тому, что на его защиту встал Ельцин?

- Так вопрос просто не мог стоять, - ответил я. - Ведь речь шла о судьбе государства, о судьбе страны. Тут уж никаких личных счетов не могло быть. Если человек готов на все в сражении за демократию, за законность, за перестройку, за спасение всего того, что делал Горбачев на протяжении шести лет, никакие "привходящие" мотивы уже ничего не значили. Вы задаете вопрос, который, я думаю, у Горбачева и в голове не мог возникнуть.

- Горбачев был уверен, что Ельцин... - настаивала корреспондентка.

- Абсолютно уверен, что Ельцин не отступит.

- Действительно ли было у него с самого начала чувство, что народ за эти пять лет стал другим и что народ хунту не проглотит и не примет? Была такая уверенность?

- Первый раз я с ним вечером разговаривал, когда только уехали Болдин и К°. И в этот раз, наутро, он совершенно спокойно рассуждал. Говорил: самое страшное, что может произойти, - это если переворот будет набирать обороты и получит кое у кого поддержку. Тогда - гражданская война с колоссальными потерями, то, чего Горбачев все эти годы пытался избежать. Когда же заговорщики отменили гласность, когда заткнули рот газетам, он понял, что у хунты в международном плане дело проиграно. Кстати, в позиции мировой общественности он ни разу не усомнился: тут все было ясно с самого начала.

Продолжаю из дневника: информацию урывками брали с маленького "Сони"*, оказавшегося у Толи. Собирались "в кружок": мы с М.С. на диване, Толя - на корточках, Иришка - прямо на полу, Раиса Максимовна - напротив на стуле. И сомкнув головы, пытались расслышать "голоса". Транзистор очень плохой, с севшими батареями. Толя его ворочал туда-сюда, чтобы что-то уловить. Вот там я слышал Би-би-си. Там я впервые узнал, что Тамару Алексеевну увезли, но куда, неизвестно.

Р.М. все время носила с собой маленькую шелковую сумочку. Там, видно, самое потайное, что отбирать стали бы в последнюю очередь. Она очень боится унизительного обыска. Боится за М.С., которого это потрясло бы окончательно. Она была постоянно в нервическом состоянии. В этом состоянии она и вручила мне "комочек" пленки, завернутый в бумагу и заклеенный скотчем.

- Мы уже передали другие варианты. Я лучше не скажу - кому. А это - вам. Нет, не вам...

- Почему же не мне? Я ведь продолжаю качать права как народный депутат, что должен быть на заседании Верховного Совета 26-го, о котором объявил Лукьянов.

М.С.: "Чего захотел!"

Я: "Оно конечно. Заполучить на трибуну такого свидетеля вашей смертельной болезни и недееспособности - даже эти кретины догадаются, что нельзя..."

Р.М.: "Анатолий Сергеевич! Надо - через Олю. У нее ребенок, родители больные, вы говорили... А она согласится? Ведь это очень опасно..."

Я: "Согласится. Это отчаянная женщина и ненавидит их люто, еще и за то, что они отрезали ее от ее любимого Васи..."

Р.М.: "Но вы ее строго предупредите. Пусть спрячет... куда-нибудь в интимное место - в бюстгальтер или в трусики, что ли. А вы сейчас, когда пойдете к себе, где будете держать эту пленку? В карман не кладите, в руке донесите и спрячьте. Только не в сейф. Где-нибудь в коридоре, под половиком..."

Я положил в карман. Ольге сказал только вечером. Она сидела в кресле притихшая. Симфоническая музыка по "Маяку" - с ума сойти! Но тишина еще хуже, я включаю только информационные выпуски. Но они в основном - о спорте и о "культурной жизни". Одна, например, вчера была... о визите супруги президента Боливии в Перу, где та занималась не то благотворительной, не то фестивальной деятельностью. Верх идиотизма! Тут я подумал, остро, физически ощутил, что банда возвращает нас в информационную среду худших времен застоя.

16.30. Опять экстренные сообщения. Очередной "Маяк" начался с взволнованного голоса диктора: мы, работники ТВ и радио, отказываемся выполнять приказы и подчиняться так называемому Комитету по ЧП. Нас лишили возможности давать объективную и полную информацию, мы требуем снятия с постов полностью дискредитировавших себя руководителей ТВ и радио. Мы, если удастся еще прорваться в эфир, будем честно выполнять свой профессиональный долг.

Бакатин и Примаков (молодец Женька, прорвался в Москву!), как член Совета Безопасности, заявляют, что ГКЧП - незаконен, противоправен, антиконституционен... и все его постановления - тоже. Горбачев здоров и насильственно изолирован. Необходимо немедленно добиться, чтобы он вернулся в Москву или чтобы получил возможность встретиться с прессой.

Нишанов и Лаптев - председатели палат Верховного Совета - провели экстренное заседание комитетов. Лукьянов вылетел в Крым для встречи с Горбачевым. И самое-самое: Минобороны, проанализировав ситуацию, сложившуюся в результате введения чрезвычайного положения в ряде мест, приняло решение немедленно вывести войска из этих мест (т.е. не просто бронетехнику, а войска целиком, т.е. и десантников).

С кем остаются Янаев и Пуго + их генерал Калинин, комендант Москвы, перед лицом народа?!

С 6 часов по "Орбите" (объявлено) будет полностью транслироваться сессия ВС РСФСР!

Было уже часов 11 вечера 20 августа. Я включил на полную мощность телевизор. Подсел на корточках к Ольге:

- Оля! Есть серьезное дело. Вы готовы меня выслушать? Только очень серьезно. Можете сразу же, еще не выслушав, отказаться.

- Ну что вы, Анатолий Сергеевич! Будто вы меня не знаете. Говорите.

Я рассказал о пленке и заявлении Горбачева, которое она сама печатала, о плане переправки их "на волю".

- Хорошо. Допустим, я попадаю в Москву. Дальше что? За мной наверняка будут следить.

- Да, конечно. Мы обсуждали это с М.С. и Р.М. и договорились. Вполне естественным будет, если вы зайдете к моей жене. Я напишу письмо ей... такое, как из тюрьмы, вероятно, шлют: мол, все в порядке, не беспокойся, скоро вернусь, обстоятельства... и т.п. - на случай, если будут обыскивать в самолете ли, в аэропорту. А "комочек" с пленкой придется вам запрятать действительно в "укромное" местечко. Дальше так: если удастся его довезти до Москвы, вы приходите на ул. Веснина ко мне домой. Передаете жене письмо и эту штучку. Скажите, чтоб она позвонила Лене - жене Бовина, они знакомы. Та придет. Именно она, а не сам Бовин: слишком заметная фигура, да еще на подозрении, особенно после его вопросика на пресс-конференции Янаева и К°. Ей жена передаст эту вещь, она - Сашке, а тот догадается сразу, что надо делать.

Ольга засунула пленку все-таки в джинсы. Там "комочек" постоянно выпирал. Я посмеивался, указывая пальцем на это местечко...*

Теперь передо мной была задача добиться от Генералова, чтоб он ее отпустил в Москву. Я и до этого, еще 19 августа, начал на него давить: как не стыдно, он - офицер, допускает такое издевательство над молодой матерью. У нее больной сынишка. Родители ничего о ней не знают. Не вечно мы будем тут сидеть. Пытался шантажировать: ему придется ответить за такое по отношению к женщине, которая вся изошлась, не имея возможности ничего узнать о том, что с ее сыном. И далее - в этом роде.

Однако он продолжал твердить: у него только односторонняя связь - ему могут звонить из Москвы, и начальство звонит, а он отсюда им звонить не может. Врал, конечно.

Обговорив с Ольгой "план", я решил еще раз "надавить" на Генералова. Кстати, ничего не дали мои прежние попытки "качать права", ссылаясь на то, что я народный депутат СССР и он, Генералов, удерживая меня фактически под домашним арестом, нарушает еще и Конституцию, попирает мой парламентский иммунитет. Я пригласил его опять. Он и на этот раз соблаговолил прийти. Стал опять стыдить его насчет Ольги. Но он обыграл меня, предложил отвезти ее в Мухалатку, где пункт правительственной связи, чтобы она оттуда позвонила домой в Москву.

И произошло следующее. Спустя некоторое время после того, как Генералов предложил этот "вариант", срывавший наши планы передать на волю информацию о Горбачеве, ко мне в кабинет явился шофер "Володя". Беру имя в кавычки, поскольку его имя на самом деле могло быть иным - он из КГБ. Но это был тот самый парень, которой до 18 августа возил нас с Ольгой и Тамарой между "Зарей" и "Южным" по два-три раза в день.

Не поздоровался: "Где тут Ланина? Велено отвезти на телефон". Я встал, протянул ему руку... Он помедлил и вяло подал свою. Я заметил в нем перемену, еще когда он за чемоданом моим ездил. Для него я уже преступник, заключенный. Ольга, когда вернулась, говорила: он от меня как от прокаженной отодвигался в машине. Сопровождал ее еще один из ГБ - связист. И сидел против нее, когда ее соединяли с Москвой, чтоб мгновенно отключить, если что-то лишнее начнет выдавать. "Я, - говорит, - разрыдалась. Брат кричит в трубку: "Что с тобой?" а я в слезах захлебываюсь. Одно расстройство. А вашей жене не разрешили позвонить" (я просил ее об этом).

В общем, дали еще раз понять, кто мы для них такие*.

Кстати, о нашей изоляции. Когда Ольга вернулась, спрашиваю у нее: что видела по дороге. "Шоссе закрыто для движения, - ответила она, - никаких машин, кроме военных. На каждом шагу пограничники. И сверху (шоссе метров на 20-25 выше территории "Зари") видно, что на рейде уже не два фрегата, как было до 18-го числа, а штук 16 разных военных кораблей.

Кончились наши заключения так. Около 5 вечера 21-го вбежали ко мне сразу все три женщины - Ольга, Лариса, Татьяна - в страшном возбуждении: "Анатолий Сергеевич, смотрите, смотрите, что происходит!" Выскочили мы на балкон... С пандуса от въезда на территорию дачи шли ЗИЛы, а навстречу им с "калашниковыми" наперевес двое из охраны. "Стоять!" - кричат. Машины встали. "Стоять!" - из-за кустов еще ребята. Из передней машины вышли шофер и еще кто-то... Чего-то говорят. Им в ответ: "Стоять!" Один побежал к даче Горбачева. Вскоре вернулся, и машины поехали влево за служебный дом.

Я вышел из кабинета, он на втором этаже. Прямо от моей двери лестница к входной двери в дом. Стою в помятой майке, в спортивных штанах, уже ставших портками. Мелькнула мысль - как лагерник!

В дверь внизу тесно друг за дружкой - Лукьянов, Ивашко, Бакланов, Язов, Крючков. Вид побитый. Лица сумрачные. Каждый кланяется мне!!! Я все понял прибежали с повинной. Я стоял окаменевший, переполняясь бешенством. Еще до того как они ушли в комнату налево, развернулся и показал им спину. Ольга стояла рядом, красная, в глазах торжествующие бесенята.

В кабинет вбежали Лариса и "большая" Татьяна. Она - вся такая степенная, сильная, спокойная - вдруг бросилась мне на шею и зарыдала. Потом нервный смех, всякие восклицания, незапоминающиеся реплики... Словом, ощущение: кончилась наша тюрьма. Подонки провалились со своей затеей.

Я оделся и побежал к М.С. Признаться, боялся, что он начнет их принимать... А этого тем более нельзя делать, что по телевидению уже известно было: сюда летит делегация российского парламента. Горбачев сидел в кабинете и "командовал" по телефону. Оторвался: "Я им ультиматум поставил: не включат связь - разговаривать с ними не буду. А теперь и так не буду".

При мне он велел коменданту Кремля взять Кремль полностью под свою охрану и никого из причастных к путчу не пускать ни под каким видом. Велел подозвать к телефону командира кремлевского полка и приказал ему поступить в распоряжение исключительно коменданта Кремля. Вызвал к телефону начальника правительственной связи и министра связи и потребовал отключить всю связь у путчистов. Судя по их реакции, они на том конце стояли по стойке "смирно". Я обратил его внимание, что в ЗИЛах, привезших гэкэчэпистов, есть автономная связь... Он вызвал Бориса (из личной охраны) и приказал ему "отъединить пассажиров" от машин.

Потом говорил с Джорджем Бушем. Это был радостный разговор. М.С. благодарил за поддержку, за солидарность. Буш приветствовал его освобождение, возвращение к работе...

Был у М.С. тут же разговор со Щербаковым (первый зам. премьера) и с кем-то еще - я не понял. Смысл: приеду - разберемся. До того, как я пришел, он говорил с Ельциным, с Назарбаевым, Кравчуком, еще с кем-то. Сказал мне об этом.

Мои опасения развеял с ходу: "Ну что ты! Как тебе в голову могло прийти. Я и не собираюсь их видеть, разве что поговорю с Лукьяновым и Ивашко".

Борис доложил, что на территории дачи появилась российская делегация.

- Зови, - сказал М.С., - пусть идут в столовую.

Через пару минут мы пошли туда. Последовавшая сцена запомнится на всю жизнь. Силаев и Руцкой бросились обнимать Горбачева. Восклицания, какие-то громкие слова. Перебивают друг друга. Тут же Бакатин и Примаков здороваются с депутатами. Среди них те, кто и в парламенте, и в печати не раз крыли М.С., спорили, возмущались, протестовали. А теперь несчастье мгновенно высветило, что они нечто единое и именно как таковое необходимое стране. Я даже громко произнес, наблюдая эту всеобщую радость и объятия: "Вот и состоялось соединение Центра и России, без всякого Союзного договора..."

Сели за стол. Наперебой стали рассказывать, что в Москве и что здесь. Оказалось - меня почему-то это удивило, - они даже не знают, кто приезжал к Президенту с ультиматумом и что вообще был такой ультиматум.

Силаев и Руцкой против того, чтобы Горбачев принимал Крючкова и К°, которые сидели, по существу, под охраной в служебном доме. Он сказал, что примет скорее всего только Лукьянова и Ивашко, которые вроде прилетели отдельно.

Разговор затянулся. Шел уже 10-й час. Вступил в дело Руцкой. Сильный, красивый человек - любо-дорого его наблюдать.

"Михаил Сергеевич, - говорит, - пора обсудить, что будем делать дальше... В самолет (президентский), на котором эти (!) явились, мы вас не пустим. Полетим в моем самолете. Он стоит на том же аэродроме, но вдали от вашего. Его надежно охраняют. Я привез с собой 40 подполковников, все вооруженные. Прорвемся".

Об этих подполковниках стоит сказать особо. Когда М.С. после ложного выхода из машины возле президентского самолета, согласно плану Руцкого, вновь быстро туда сел и машины рванули дальше, к самолету Руцкого (километрах в 3-5 от этого места), так вот, когда М.С. в своей шерстяной кофте, которую все увидели на нем по ТВ уже во Внуково, вышел к самолету, эти офицеры взяли автоматы "на караул" и так стояли, пока он не поднялся по стремянке в самолет. Я подумал, глядя на эту сцену: есть еще неподдельная офицерская честь в нашей армии. Есть и высокая интеллигентность в ее среде: достаточно пообщаться с тем же полковником Н.С.Столяровым, который тоже прилетел в группе депутатов спасать своего Президента. В аэропорт мы ехали с ним в одной машине.

Потом был перелет. Распоряжался полетом Руцкой, который то и дело вызывал к себе летчиков.

М.С. с семьей расположился в маленьком отсеке, позвал меня. Там было настолько тесно, что девочки-внучки улеглись прямо на пол и вскоре заснули.

Когда я вошел, спрашивает весело: "Ну ты кто теперь?" А я: "Простой советский заключенный, но бывший". Все возбужденно смеялись. Пришли Силаев, Руцкой, Примаков, Бакатин, был тут и доктор Игорь Анатольевич Борисов. Р.М. рассказывала, что с ней случилось, когда узнали, что путчисты едут выяснять состояние здоровья Михаила Сергеевича... Теперь уже ей лучше, но рукой плохо владеет. Шел бурный разговор: о людях - как они проверяются в таких обстоятельствах, о безнравственности - источнике всех преступлений и бед. Были тосты за продолжение жизни... И впервые тогда М.С. произнес слова: "Летим в новую страну".

Многие журналы обошла фотография: Ира спускается по трапу (во Внуково), несет завернутую в одеяло дочку. Прошла мимо толпы, окружившей Президента: там, заметил, были и те, кто искренне рад, и те, кто, наверное, чувствовал, что для них лично лучше бы было "по-другому". Иришка пронесла дочку в машину, возле которой я оказался, в стороне от сгрудившихся вокруг М.С. людей. Бросилась на сиденье и вся затряслась в рыданиях. Я наклонился, пытался что-то говорить. Муж ее рядом, обнимал, гладил, стараясь успокоить, - безуспешно. Эта финальная для меня сцена на аэродроме останется символом трагедии, которая произошла не только там, на даче в Крыму, а со всей страной. Ирина, молодая русская женщина, которая перед лицом беды сама энергия, собранность, решимость и готовность ко всему, здесь, когда "это" кончилось, взорвалась слезами отчаяния и радости. Разрядка. Но потом все равно ведь наступают будни и надо делать дело. Увы, оно пошло не так, как тогда можно было предположить.

IV

Интервью

последних лет

Николай ЕФИМОВИЧ и Анна САЕД-ШАХ

Раиса Горбачева: "Я никогда

не вмешивалась в его дела".

О бывшей Первой леди страны столько домыслов и просто сплетен, что трудно было представить, какая она в действительности. Оказалось - абсолютно нормальная женщина. Разговор шел легко, она заразительно смеялась, немножко кокетничала...

К "Комсомолке" у Раисы Максимовны, как выяснилось, особое отношение. В самое трудное для семьи Горбачевых время - после путча - лишь наша газета решилась напечатать форосский дневник жены последнего, советского генсека. За это она, несмотря ни на что, до сих пор очень благодарна "Комсомолке".

- Как Вы жили все эти непростые годы после ухода Горбачева из Кремля? Ведь не секрет, что когда человек теряет власть, то отношение к нему резко меняется.

- Об этом тяжело вспоминать. Нас буквально за сутки выселили из служебной квартиры. Дали здание для Фонда, но вскоре его отобрали. Причем с милицией, наручниками... Страшный момент, когда в доме вдруг замолкает телефон. Но не все от нас отвернулись. Многие из тех, кто работал с Горбачевым, ушли вместе с ним. От девушек-стенографисток и до его помощников. Теперь работают в Фонде на скромной зарплате.

- Вам, наверное, приходилось видеть Михаила Сергеевича отчаявшимся?

- Ни разу.

- Даже в тот момент, когда он узнал о решении беловежских "зубров"?

- Я думаю, именно бойцовские качества Горбачева и помогли ему выстоять после всего того, что случилось. Он помог и мне пережить все то, что выпало на нашу долю. В эти тяжелые дни не столько я ему, сколько он мне был поддержкой.

- Говорят, что политика делает женщина. Вы согласны с этим?

- Любимая женщина, любящая жена могут сделать очень многое для мужчины. Но талант политика, как и вообще талант, - это от Бога.

- Ваше открытое появление рядом с Михаилом Сергеевичем многих тогда шокировало.

- У нас так, - если рядом с Рейганом его Нэнси, это совершенно нормально. А если Горбачев появился с женой - это уже революция. Когда Михаил Сергеевич стал главой государства, в России в отношении жен руководителей страны была одна традиция - не существовать. И эта традиция была сформулирована еще со времен Сталина. Жены главы государства как понятия вообще не было. Поэтому мое появление рядом с Горбачевым и было воспринято как революция.

- Как-то в одном из своих интервью западным журналистам Горбачев сказал, что он обсуждал дома все, в том числе вопросы государственной важности. Может, поэтому Вам приписывают роль главного советника бывшего Президента СССР?

- Никогда в его государственные или политические дела я не вмешивалась. Считала лишь своим долгом поддержать, помочь. Обсуждали ли мы что-то? Мы с Михаил Сергеевичем спорим, и очень часто по самым разным вопросам. Я прошла свой самостоятельный жизненный путь. Много лет работала со студентами. Занималась наукой. И, естественно, у меня есть свои собственные взгляды и представления. Потому мы, как и все нормальные люди, обсуждаем, спорим, иногда ссоримся. Ну и что в этом особенного?!

- Недавно во время поездки по стране Горбачев вышел к разбушевавшейся, резко настроенной против него толпе с возгласом: ну, что ж, распните меня, если вам от этого станет легче... Скажите, Михаил Сергеевич как политик сейчас сильно изменился?

- После того как он сошел с политического Олимпа, для меня самой раскрылись совершенно по-новому стороны его характера. Он отказался от многих иллюзий.

- А как Вы отнеслись к его решению баллотироваться в президенты?

- Я была категорически против. Пыталась отговорить. Но когда он принял твердое решение - подчинилась. Я - жена.

- Судя по декларации о доходах, заявленной Горбачевым как кандидатом в президенты, Вы не бедствуете?

- А вы знаете, что первые три года Горбачев получал пенсию - 4 тысячи рублей?! Мы были практически оставлены нынешней властью. Он несколько книг написал, но издать их в России оказалось неимоверно трудно. "Годы реформ" во Франции стали бестселлером, а у нас эту книгу самиздат выпустил. Сейчас мы обеспеченная семья. На гонорары Горбачева и спонсорские взносы существует и Фонд. Постоянно помогаем республиканскому центру "Гематологи мира - детям". И не только ему. Одна из главных благотворительных программ Фонда - "Детские лейкозы в России". Через Фонд в НИИ детской гематологии поступили лекарства, собранные за рубежом, на 600 тысяч долларов. Отправили на лечение в Германию пятнадцатилетнего парализованного московского художника Никиту Курдюкова. Там же будет организована выставка его работ. <...>

- А можно чисто мужской вопрос: как Вам удается так хорошо выглядеть?

- Я стараюсь сохранить оптимизм, активность, не потерять интерес к жизни. Я рядом с Михал Сергеичем. Поддержка его - это мой первейший долг. Я вижу, что ему приятно, когда я лучше выгляжу, что-то себе купила. Он все это замечает. <...>

- Дома Вы сами готовите?

- У нас на даче есть помощница. Но я тоже готовлю.

- А что предпочитает Михаил Сергеевич?

- Он с юга России, любит борщи и шашлыки. На завтрак у нас всегда каши. А я из Сибири. Поэтому пельмени очень нравятся.

- А давно выбирались на шашлыки?

- Давно. (Смеется.) Михал Сергеич обещал мне отпуск после президентской кампании. Вообще нашим любимым видом отдыха были и остаются пешие прогулки. Это еще со ставропольских времен. Мы любили отмеривать километров двадцать пять, уходя далеко в лес, степь. Те из наших друзей, кто вытягивал, ходили вместе с нами. Остальные сидели у костра и жарили шашлык из баранины.

...Неожиданно Раиса Максимовна спохватывается и, взглянув на часы, извиняется. Пора ехать собирать Михаила Сергеевича в очередную предвыборную поездку. К тому же у нее масса еще других дел - покупки, уборка, готовка. И внучки. У них там свои проблемы. С внучками Раиса Максимовна теперь проводит немало времени. Дочь Ирина недавно развелась со своим мужем. К тому же занялась, переквалифицировавшись в менеджеры, бизнесом. В общем, как в обычной семье, житейских проблем хватает.

Уже на ходу успеваем задать последний вопрос:

- У Вас никогда не было желания развеять многочисленные мифы о себе? Скажем, написать откровенные мемуары?

- Недавно ко мне обратился один талантливый журналист, которому я очень доверяю. Он сказал: Раиса Максимовна, я хочу написать вместе с вами книгу о мифах и антимифах Раисы Горбачевой. Я думаю, это будет интересное дело...

"Комсомольская правда", 14 июня 1996 г.

Ю.Ш.

О культуре свободы

<...> - Раиса Максимовна, Вы стояли у истоков создания в стране Фонда культуры. Какие у Вас возникали тогда ощущения от состояния нашей культуры? Какие возникают сейчас?

- Мне приятно сознавать, что свое гражданское участие в перестройке я осуществила, создав Фонд культуры, тогда еще Советский фонд культуры. Сегодня даже как-то странно подумать, что Фонд культуры был самой первой в стране негосударственной, неполитической, неправительственной организацией.

- Самой, самой первой?

- Именно так. И я была одним из активных создателей этого Фонда. Его председателем стал Дмитрий Сергеевич Лихачев, а я была у него заместителем. Этот Фонд объединил ту часть интеллигенции, которая активно поддержала перестройку. Фонд немало сделал в те годы для ликвидации "белых пятен" нашей культуры. Мы вернули стране имена очень многих философов и писателей, мы возвратили многие культурные ценности, установили массу контактов с культурными организациями и деятелями культуры разных стран. Деятельность Фонда была необычайно многообразной, сделали мы тогда немало. В том числе и в сфере религии, и в помощи нашей православной церкви. Я лично участвовала в возвращении церкви многих соборов, церковных украшений и живописи, в передаче этого всего православным верующим. Мы впервые отпраздновали в годы перестройки великий праздник 1000-летия Крещения Руси. Я его воспринимала тогда еще и как личный праздник. Тогда же был принят закон о свободе вероисповедания. Для снятия этой преграды, которая долгое время лежала между церковью и государством, было сделано нами, считаю, очень много.

Что же касается культуры тогда и сегодня... Мы вот недавно с Михаилом Сергеевичем были на юбилее Олега Николаевича Ефремова. Сначала давали спектакль "Три сестры" по Чехову, потом началось чествование юбиляра, во время которого Ефремов высказал такую мысль: "Мы в те годы боролись за свободу культуры, сегодня мы должны бороться за культуру свободы". Этим, думаю, сказано многое.

- Вопрос, который невозможно Вам не задать. Было много разговоров о Вашем влиянии на мужа, в том числе и в политических вопросах. Насколько эти разговоры имели под собой почву? Как Вы сами считаете?

- Я вопрос о моем "влиянии" на Михаила Сергеевича делю как бы на две части. Есть вопросы житейского, бытового, личного плана, это одно дело. И есть - мое "влияние" на Михаила Сергеевича в смысле принятия политических, государственных решений.

Я уже говорила, что жизнь нашей семьи сложилась так, что я всегда была занята профессиональной деятельностью, творческой работой. Я была доцентом философии, мне приходилось читать много лекционных курсов, общаться с большим кругом людей. И поскольку я человек, который может не просто кивать, а имеет собственное мнение, способен поспорить, с чем-то не согласиться, то мы с Михаилом Сергеевичем многое обсуждали. А как же иначе, ведь страна жила такими огромными переменами! Но и не только в те годы, когда Горбачев стал главой государства, мы и раньше в семье обсуждали все интересующие нас вопросы. Это не значит, что муж делал за меня мою работу, а я делала его. Нет, Михаил Сергеевич был занят своей работой, я своей. Мы всегда жили интересами друг друга, обсуждали или мои наболевшие проблемы, или он со мной делился тем, что делал или собирался сделать. Я хорошо помню, еще тогда, на Ставрополье, он мне сказал (а там он тоже проводил большие реформы), что здесь, в регионе, многие проблемы самим не решить. Нужны решения сверху... Еще я помню, как, вернувшись в три часа ночи после смерти Черненко, он сказал, что, возможно, ему предложат возглавить партию, а значит, и руководство страной и, наверное, он пойдет на это, потому что за годы, проведенные в Политбюро, понял, что решить у нас можно что-то, только если у тебя в руках власть. И он тогда сказал, что, видимо, примет это предложение, потому что дальше всем жить так, как живем, нельзя.

Так что, конечно, мы обсуждали многие вопросы. Но то, что я принимала политические или кадровые решения, оказывая при этом решающее влияние на ход вещей, - это миф. Все решения принимало Политбюро. Это нужно не знать нашу российскую действительность, чтобы допустить, будто кто-то помимо Политбюро мог принимать какие-то решения! Это раз. И второе, надо совсем не знать Михаила Сергеевича. Он всегда сделает так, как считает нужным. Может выслушать мнения всех, но примет решение только сам.

Миф, который сформировался относительно меня в сознании людей, сильно преувеличен. Как и все другие мифы о роскошных нарядах, виллах, дачах, которых нет и не было. Как жена Президента, я считала своим долгом достойно нести свою миссию. И если международный протокол предписывал мне быть в длинном платье (или в каком-то другом), то я должна была это выполнять. И я это выполняла. И если я люблю и сегодня надеть красивый костюм или платье (я правда это люблю, что ж в том плохого?!), то я хочу сказать одно: "Дорогие люди, я все это приобретала на собственные деньги. На заработанные. На кровные". Вот такая история с мифами. Вымысел есть вымысел. А вот то, что я была использована как козырная карта в тот момент, когда начали борьбу против Горбачева, это уже реальность. В 90-м году косяком пошли недоброжелатели (враги - не враги, друзья - не друзья), все те, кто боролся за власть против Горбачева. Они и использовали в этой политической борьбе мое имя.

- Раиса Максимовна! Могло ли не быть долгого противостояния между Михаилом Сергеевичем и Борисом Николаевичем? Может быть, даже благодаря Вашему участию. Или это противостояние было неизбежным?

- Лучше было бы, если бы на эти вопросы ответили сами Михаил Сергеевич и Борис Николаевич. Но в истории их взаимоотношений я просто хочу напомнить несколько фактов. Ельцин был приглашен на работу в Москву Горбачевым. И если бы не началась перестройка, наверное, Борис Николаевич работал бы до сих пор в Свердловске. Не знаю только где: в строительной организации или секретарем обкома. Горбачев, приглашая Ельцина, видимо, видел в нем человека, на которого он мог бы опираться для того, чтобы работать вместе в плане реализации того, что начал. Именно Горбачевым был решен вопрос о том, чтобы Борис Николаевич стал секретарем Московского городского комитета партии. Михаил Сергеевич до конца придерживался позиции, что они должны работать с Ельциным вместе. Но когда события в 1991 году круто изменили свой характер, Михаил Сергеевич, уходя с поста Президента, сказал Борису Николаевичу: "Я буду поддерживать реформы, которые ты будешь проводить, до тех пор, пока они будут демократическими реформами". И действительно, поначалу все было так. Но потом Михаил Сергеевич не принял ни шоковой терапии, ни расстрела парламента, ни войну в Чечне, ни многое другое. И он не считал нужным сидеть и отмалчиваться, он выступал перед людьми и говорил то, что думал.

Вы знаете, какой главный или, можно сказать, массовый вопрос задавали Горбачеву в период последней предвыборной президентской кампании, когда мы ездили по регионам? "Почему допустил Ельцина к власти?" Но Горбачев Союз не разваливал. Он до конца сражался за его сохранение, по его воле был проведен общесоюзный референдум, во время которого люди высказались за сохранение Союза. Многие были против этой акции, но Горбачев провел ее, потому что считал, что Союз нужно сохранить, реформировав его, создав подлинную федерацию, представив большую самостоятельность республикам. Он хотел устроить нашу жизнь так, как живут многие, далеко не худшие страны мира. Новый Союз должен был стать объединением республик, имеющих единую территорию, оборону, единую экономическую зону. Но, к сожалению, победили другие силы.

Михаил Сергеевич всегда считал, что Борис Николаевич не может быть во главе государства, а должен работать с кем-то рядом. Это было его глубокое убеждение.

- Читателям будет интересно узнать о быте семьи Горбачевых. Расскажите, пожалуйста, как вы с Михаилом Сергеевичем проводите свободное время? Какие Ваши гастрономические пристрастия, хобби...

- Мы с Михаилом Сергеевичем очень любим прогулки пешком. В молодости в кроссовках, брюках, курточках проходили до 20 км за прогулку. Любили уходить в лес, в степь. Кроме того, мы просто любим быть вдвоем, это наше любимое времяпрепровождение. Мы очень любим театр, и по возможности, когда это получается, ходим туда.

- Драматический?

- Разные. Даже в музыке, если меня спрашивают, что я люблю, то не могу сказать, что люблю только, допустим, Чайковского или только Малера... Слушаю "6-ю симфонию" того и другого. Слушаю, особенно когда на душе тяжело и больно и боль мне как будто хочется выбить болью. Это ведь особая музыка... Я люблю и романсы, и многие современные песни, и русские народные, все зависит от настроения, самочувствия. Очень любим балет. Я люблю читать книги. Читаю очень разное: от Вольтера и Камю до детективов.

- А сейчас что читаете?

- Сейчас - детективы. Чейза, Шелдона, Корецкого. С удовольствием недавно прочитала "Антикиллер" Корецкого.

Что же касается гастрономических вкусов нашей семьи, то особыми, изысканными вкусами мы не отличаемся. Мы любим простую пищу. Жареную картошку, например. Внучка возвращается из школы и сразу: "Жарьте скорее картошку, пока мама с работы не пришла, а то придет, скажет: на ужин овощи, сырники, творог". Борщ любим, вареники, пельмени. Традиционно завтракаем кашей. Это может быть гречневая, рисовая, овсянка, пшенка - одним словом, каша. Так что мы не оригинальны.

- Чем занимаются Ваши внуки и дочь?

- Внуки тем, чем и положено в их возрасте. Старшая, Ксения, посещает лицей. Младшая, Анастасия, - школу. Учатся. Дочь по образованию врач, кандидат медицинских наук, раньше она занималась медицинской демографией, но жизнь пошла так, что ее профессия оказалась сейчас (как и многие специальности фундаментальной науки) невостребованной. Она окончила годичную школу международного бизнеса и сегодня руководит некоммерческой образовательной фирмой.

- Раиса Максимовна, завершая нашу беседу, хочется, чтобы Вы рассказали о Вашихвпечатлениях от презентации последней книги М.С.Горбачева за рубежом.

- За последние годы Михаил Сергеевич написал шесть книг. Эти книги в основном публикуются за рубежом, у нас - с трудом. Например, книга "Годы трудных решений" была издана частным издательством и очень небольшим тиражом. Книга о событиях августовского путча "Союз можно было сохранить" тоже вышла ничтожным тиражом в России. На Западе все эти книги, как, кстати, и другие, идут широко. Но самой большой популярностью, конечно, пользуется его последняя книга мемуаров, которая называется "Жизнь и реформы". Вышла она в России в 2-х томах, но очень маленьким тиражом - 30 тысяч экземпляров. Хотя само издание неплохое. Купить книгу практически невозможно. "Жизнь и реформы" сейчас вышла в Америке на английском языке, в Англии - и там и там большим тиражом. Издана "Жизнь и реформы" на испанском, немецком (дважды издавалась), на японском (в 2-х томах) и французском языках. Мы ездили по всем этим странам. Эти поездки и были как бы презентациями, во время которых по традиции Михаил Сергеевич в течение часа-полутора общался с читателями и ставил автографы на своих книгах. Везде был колоссальный интерес к книге Михаила Сергеевича. В Нью-Йорке, в одном из книжных магазинов, где он подписывал свою книгу, очередь стояла с 5-ти часов утра. Говорят, Нью-Йорк такого не помнит. Неслись крики: "Продавайте по одному экземпляру! В руки давайте только по одному экземпляру!" Прямо как когда-то в наших очередях.

Почти то же произошло совсем недавно, когда мы были во Франции. Лилль был первым городом маршрута. С нами поехал издатель. Воскресенье. Магазины в выходные во Франции закрыты, в том числе закрыт и тот книжный магазин, куда ехали мы. Но поскольку обстоятельства сложились так, что мы все-таки приехали, книжный магазин открыли. Объявили в городе, что будет продажа книги Горбачева и что сам Горбачев будет ставить автограф. И неожиданно для властей города, для издателя и для нас самих хлынула масса людей. И выстроилась (в воскресенье-то) такая очередь, что через час закончились все книги, и началось возмущение. 2 тысячи экземпляров разошлись в одно мгновение. Издатель ходил и вздыхал: "Как же мы не догадались, так мало завезли книг?!" То же самое повторилось и в Париже, в Лафайете.

Вспоминается, как во Франции подошел к нам человек и по-русски сказал: "Ответьте мне, почему во Франции я слышу про Горбачева, почему вижу его по телевизору, почему "Горби" живет во всем мире и к нему такой интерес и почему моя Родина забыла Горбачева? Так же, как когда-то забыли Никиту Хрущева. И только через 20 лет начали вспоминать о том, что у нас, оказывается, была оттепель. Неужели у нас так будет всегда?!"

"Панинтер", № 21, декабрь 1997 г.

Владимир БОГДАНОВ

Было такое оружие: РМГ

- Скажите откровенно: трудно ли было возвращаться с политических высот на бренную землю, в домохозяйки?

- Так я стала сначала домохозяйкой, а потом Первой дамой страны. А потом опять домохозяйкой. Что ж тут страшного?

А вообще моя биография типична: получила профессию, всю жизнь работала. Я очень любила свою работу, отдавала ей много сил. Общественная деятельность помогла мне в Москве не столь остро переживать необходимость оставить преподавание, науку. Сегодня же мне кажется, что главнее всего - и карьеры, и славы - семья. Семья для меня всегда была на первом месте! Дом. Муж. А дочь? Постоянно куда-то спешили, а дочка смотрела вслед в окно. Я до сих пор помню этот крошечный носик, расплющенный о стекло. Уборки, обеды, магазины - это все тоже было. Хотя, конечно, во власти женщина гораздо больше ограждена от этих забот...

- Раиса Максимовна, в свое время столько писали о Вашем гардеробе. Можете ли Вы сегодня позволить себе одеваться так же, как тогда, когда были Первой леди?

- В этом не вижу никакой необходимости. Впрочем, желания одеваться также нет. Очень многое, в том числе и мое поведение, моя одежда, было связано с официальной стороной жизни мужа, с протокольными правилами и нормами. В повседневной жизни я люблю вещи практичные, удобные: брюки, свитер, юбку, кофту, жакеты... Все, что нужно для нормальной жизни, у меня есть. А прежде все шила.

- Неужели сегодня не тянет зайти к Вячеславу Зайцеву или заглянуть к Юдашкину?

- Что вы! Да я всегда одевалась у простых женщин-мастеров, правда, из закрытого ателье. Разве в этом что-то предосудительное? Сейчас приобретаю готовые вещи в магазинах. Когда шила что-то в последний раз, не могу и вспомнить.

- Ощущаете Вы на себе дороговизну столичной жизни или Вы из тех, кто позволяет себе не замечать московских цен?

- Ну как же не ощущать! Конечно, мы люди, в общем-то, обеспеченные (гонорары от книг Михаила Сергеевича, его лекций, выступлений). Но и расходы у нас немалые: и на питание, и на лечение, на оплату жилья, одежду... Моей пенсии доцента хватает только на то, чтобы оплатить коммунальные услуги нашей трехкомнатной квартиры. Выручаем и дочь. Помогаем родственникам и близким людям. Поэтому то, что Москва сейчас - один из самых дорогих городов мира, мы прекрасно ощущаем и на себе.

- А кто же в Вашей семье следит за расходами, ведет "борьбу с привилегиями"?

- Не секрет, что в большинстве семей бюджетом занимаются женщины. Так и у нас. Михаил Сергеевич всерьез называет меня министром финансов. И тут он не ошибается. Во всяком случае, в рамки бюджета укладываюсь...

"Труд", 30 декабря 1997 г.

Елена КРЕМЕНЦОВА

Любимая жена последнего генсека

Вижу его лицо и глаза. Тридцать семь лет мы вместе. Все в жизни меняется.

Но в моем сердце живет постоянная надежда: пусть он, мой муж, останется таким, каким вошел в мою юность. Мужественным и твердым, сильным и добрым. Чтобы мог, наконец, снова петь свои любимые песни, а он, повторяю, любит петь. Чтобы мог читать свои любимые стихи и смеяться - открыто, искренне, как это было всегда...

Из книги Раисы Горбачевой

В нашем семейном "фольклоре" сохранилась память о том, что именно в те дни Раисе приснился сон. Будто мы - она и я - на дне глубокого, темного колодца, и только где-то там, высоко наверху, пробивается свет. Мы карабкаемся по срубу, помогая друг другу. Руки поранены, кровоточат. Невыносимая боль. Раиса срывается вниз, но я подхватываю ее, и мы снова медленно поднимаемся вверх. Наконец, совершенно обессилев, выбираемся из этой черной дыры. Перед нами прямая, чистая, светлая, окаймленная лесом дорога. И вдруг... С обеих сторон дороги перед нами стали падать черные страшные тени. Что это? В ответ лес гудит: "Враги, враги, враги". Сердце сжимается... Взявшись за руки, мы продолжаем идти по дороге к горизонту, к солнцу...

Из книги Михаила Горбачева

Недавно одна очень известная женщина говорит (мы были с Раисой Максимовной): "Послушайте, президент Горбачев! Рядом с вами - ангел!" Я люблю юмор. И я ей ответил: "А кто же должен быть рядом с апостолом!"

Из интервью Михаила Горбачева

Бабы выбирали не меня

- Вас давненько не видно и не слышно. Решили уйти в подполье, Раиса Максимовна?

- Все очень просто. С 92-го года в нашей стране иная ситуация. Михаил Сергеевич в информационной блокаде. Ко мне обращаются журналисты, но не на каждое обращение хочется отвечать. За эти годы в наш адрес было вылито столько лжи, грязи, напраслины, нелепостей...

- И после этого Вы не испугались нашей газеты?

- Нет. Хотя до вашего звонка о существовании "Экспресс газеты" я не подозревала. Мое хобби - книги. А газеты нынешние кишат купленными, заказными или откровенно лакейскими статьями, поэтому тратить на них время мне неинтересно. В вашей газете я тоже не все вполне принимаю. К примеру, излишнюю раскованность и бесцеремонность по отношению к ряду персон. Скажем, Аллу Пугачеву я бы пощадила. Но какого-то особого криминала я не увидела. А отвечать на прямые вопросы никому не боялась.

- А часто приходится?

- Практически в каждой поездке по стране. В прошлом году во время президентской кампании я с мужем объездила 22 региона России. В Нижнем Новгороде мы с Горбачевым просто зашли на базар, так там целый митинг собрался, и давай все кричать! Милиция хотела нас увести. А я сказала - нет! Мы ничего не украли, не лгали и не присвоили. И я не уйду, пока не отвечу женщинам на каждый их вопрос. Представьте же мое изумление, когда я услышала: "Мы вас выбирали, а вы в Америку уехали!"

- А Вы?

- Бабы, - говорю, - да меня вообще не выбирали! Вы Горбачева выбирали. И он никогда никуда из страны не убегал. (Смеется.) Для людей это было открытием. "А почему, - спрашивают, - его нет по телевизору?" - "Не пускают!" - "Горбачева не пускают?! Вранье..."

Немцов был с нами некорректен

- Напутствуя Бориса Немцова перед его вице-премьерством, Ельцин спросил: "А где твоя жена?" - "Видите ли, - смутился Немцов, - мою жену зовут Раиса..." Эту фразу разнесли газеты, и вся страна смеялась. Как вы относитесь к тому, что ваше имя стало нарицательным?

- Признаться, я о случае этом не знала. И с Немцовым встречалась в жизни один раз. В аэропорту. Когда мы прилетели из Нижнего в Москву, а он туда возвращался. Это была очень короткая встреча во время предвыборной президентской кампании. Недостаточная, на мой взгляд, для того, чтобы у меня сложилось впечатление о Немцове, а у него - обо мне. Он тогда повел себя весьма некорректно. И я ему об этом сказала. Потому, может быть, и угодила в некий знакомый ему типаж. Но нарицательное - не отрицательное. И одной краской, Лена, не передать отношения общества ко мне. Кто-то не воспринимал меня рядом с Горбачевым во время его визитов и встреч, но колоссальное количество людей (а мне и сегодня тысячи пишут!) благодарили за то, что я и в стране, и за рубежом отстояла честь наших женщин. И сама я считаю, что достойно выполнила выпавшую мне миссию. <...>

Никогда не была домохозяйкой

- Чем Вы сейчас занимаетесь?

- Продолжаю помогать Михаилу Сергеевичу, поддерживаю его. За эти нелегкие годы я, быть может, сделала для него не меньше, а больше, чем за всю предыдущую жизнь. Михаил Сергеевич создал фонд, в который государство не вкладывает ни копейки. Фонд выжил, выстоял, получил международное признание. Я много делаю в нем в области благотворительной, гуманитарной деятельности.

За шесть лет Горбачев создал в России международный "Зеленый крест". Эта организация работает по принципам "Красного Креста", но в сфере экологии. Горбачев считает, что XXI век будет веком экологических катастроф. Он создал филиалы "Зеленого креста" в нескольких десятках стран, это колоссальная работа!

За эти годы Горбачев написал шесть книг. На Западе многие из них стали бестселлерами, а в России почти не издавались. Книги требовали кропотливой работы: каждая цифра, каждый факт проверены и подтверждены архивными документами. Большую долю черной работы выполняла я.

К тому же я помогаю в подготовке лекций и выступлений, с которыми Горбачев ездит за рубеж: ведь на его гонорары живет Фонд. А в 90-м году я стала патроном ассоциации "Гематологи мира - детям". Тогда у нас в России вылечивали 10 процентов детей, больных лейкемией. Мы отдали на это половину Нобелевской премии Горбачева, а я - гонорар за свою книгу. Сегодня уже 70 процентов российских детей, страдающих этой болезнью, излечивают...

Но это, как говорится, "раз". А "два" - это семья. Михаил Сергеевич в первую очередь, дочка, внучки... Семья - это ежедневные нужды, проблемы, словом, "семь-я".

Ну а третье, чем я занимаюсь, - стараюсь быть в курсе того, что вокруг происходит. В отличие от большинства высокопоставленных жен я не была домохозяйкой. Я преподавала в вузе, занималась наукой. И поэтому, как и вся интеллигенция, легко восприняла идеи перестройки. Сейчас даже вспомнить страшно, как я создавала первую в стране неправительственную организацию Фонд культуры. Ее президентом стал Дмитрий Лихачев.

Женщины без мужской ласки

- А к женским клубам как Вы относитесь?

- Положительно. Есть несколько женщин разных профессий, с которыми мы иногда собираемся и обсуждаем те или иные проблемы. Мы называемся "Клубом Раисы Максимовны"! Кстати, в прошлом тема моей научной работы была - женщины в крестьянской семье.

Я впечатлительный человек. То, что увидела, помню всю жизнь. В 60-е годы я бегала по дворам с анкетами - мы возвращали социологии ее настоящее лицо. И меня потрясло поколение деревенских женщин, оставшихся одинокими из-за войны. Без детей, без мужей, без ласки мужской - каждый четвертый двор на Ставрополье. И ведь не озлобились!

Помню, я все приставала к одной женщине с расспросами, заполняя анкету. А потом спрашивает: "Доченька (а я худенькая была - 45 килограммов!), что ж ты сама такая бледненькая, мужа, поди, нема?" "Есть", - говорю. "Поди, пьет?" "Нет". - "Тогда бьет?" - "Нет". - "Доченька, милая, что ж ты меня обманываешь? Я век прожила и знаю: от добра по дворам не ходят". (Смеется.)

Михаил влюбился на танцах

- И где ж Вы такого мужа отхватили?

- Да не ловила я его вовсе. Познакомились мы: ему 19, мне 18 лет было. И выбрал меня он. Обычный случай. Мы были оба студентами МГУ. В тот вечер он сидел в библиотеке, а я пошла на танцы. Там был его друг Володя Либерман. Увидел, как я танцую, и побежал в читалку за Михаилом: "У нас на первом такая девчонка появилась, танцует как!.. Иди посмотри сам".

С той первой встречи, как Михаил позднее признался, и началась его "мучительно-счастливая жизнь". Он влюбился сразу. Я позже. Мы два года дружили. У меня ведь до него была первая любовь. Разочарование было такое, что я и сейчас вспоминать не хочу! У девчонок (а нас 10 человек в комнате общежития жили) планы были: в худшем случае выйти замуж просто за москвича, в лучшем - за кандидата наук или профессора, в идеале - за иностранца. А у меня, как на исповеди говорю, никогда таких планов не было. И замуж я вышла, когда поняла: а я ведь его люблю.

- А когда Вы это поняли?

- Тогда гремело дело "врачей-отравителей". Его друга Володю Либермана толпа выбросила из трамвая. И Горбачев единственный выступил с протестом. Вот тут-то я все про себя и поняла. И эти свои достоинства - на все иметь свое мнение и не бояться его отстаивать, не испытывать неприязни и пренебрежения к людям, ценить друзей - он пронес через жизнь.

Горбачев - идеальный муж

- А недостатки у Горбачева есть?

- Не спрашивайте меня о недостатках Горбачева! Для меня те, кто говорит о его недостатках, ногтя его не стоят!

- Но об одном, очевидном, можно я все же спрошу?

- ?!

- Горбачев говорит очень туманно. Я видела, как во время его выступления на заседании Римского клуба иностранцы просто засыпали. Он и с Вами так разговаривает?

- Я же не Римский клуб! Ему незачем передо мной с докладами выступать. Много говорит - это его достоинство. Его интеллигентность. Он старался, чтобы люди поняли его, объяснял все. Он в новую эпоху общество без крови вывел. А скажи тогда одной фразой: я за свободу, частную собственность и плюрализм что бы тогда было? Его бы смели! И ждали бы мы перемен еще неизвестно сколько. Сегодня забыли, но даже закон о свободе вероисповедания был принят при Горбачеве. Поэтому тысячелетие Крещения Руси я праздновала как свой личный праздник. Его многословие - от желания быть понятым!

- Неужели Вы даже не ссоритесь?

- Спорим и ссоримся бесконечно! Но быстро миримся. Спасибо маме, она научила: никогда не делай скороспелых выводов. В жизни нашей тоже всякое было. Были и соперницы, и соперники. Помню, как было больно. Но самый правильный путь - прояснить ситуацию. Не выяснять отношения, а найти в себе силы понять другого. Мы поговорили, и я каким-то десятым чутьем поняла: я ему дороже других. Вот и пережила.

- Хорошо Михаилу Сергеевичу, если все женщины в доме его так любят.

- Да! Но он должен думать о четырех женщинах. Дочь, к сожалению, разошлась с мужем. Я очень этого не хотела. Но так уж вышло.

- А что для Вас самое сложное в общении с мужем в быту?

- Лечить его - легче самой заболеть. Таблетку сам сроду не выпьет. Вечно пишет и читает, а что вокруг него дома - не видит. Но если его попросить помочь, все бросит и поможет всегда.

- Кажется, Вы по сей день больны Горбачевым...

- Это не болезнь. Он - моя жизнь. А о внучках давайте сегодня говорить не будем. Они разные, обе любимые, о них я могу говорить до утра.

"Экспресс газета", № 39, 1997 г.

Мария ФЕДОРИНА

Слезы Первой леди

Сейчас, когда фраза "во всем виноват..." стала шаблоном и произносится спокойно и буднично, многие события десятилетней давности смотрятся немного иначе. Раиса Максимовна Горбачева уже семь лет не мелькает на телеэкранах, не участвует в модных тусовках, не принимает участия в ток-шоу, практически не дает интервью. О ней почти забыли. Сейчас это не та Раиса Максимовна, что была семь лет назад. Ее главные хлопоты - о семье, здоровье, внучках. Она очень волнуется за них, тяжело переживает недавний развод дочери Ирины. После 91-го года Раиса Максимовна перенесла два инфаркта, но сумела выстоять. Иногда на ее глаза наворачиваются слезы, причину которых надо искать во времени, уже ставшем для нас историей.

- Вы были на самой вершине власти. Испытали тяжесть подъема и горечь спуска. Какой путь преодолеть труднее?

- Во-первых, я не была на вершине власти, я была рядом с властью. На вершине власти был Михаил Сергеевич. А я была рядом и просто разделила его участь. Хоть говорят, что тот, кто находится рядом с вершиной, острее чувствует пропасть.

- Насколько тяжело было переломить сложившийся стереотип жены генсека, которая всегда должна быть в тени?

- Никаких учебников по этому вопросу у нас не было. Я в основном всегда жила, действовала и поступала по любви, опираясь на личный опыт и, конечно, всегда с согласия Михаила Сергеевича. Одно только мое появление рядом с Михаилом Сергеевичем вызвало очень неоднозначную реакцию в обществе. У меня есть и недоброжелатели. Есть масса мифов и домыслов о каком-то моем необычайном пристрастии к виллам, дачам, роскошным нарядам, драгоценностям. Кому-то было выгодно распространять эти вымыслы. В борьбе с Горбачевым меня использовали как козырную карту. И сейчас используют. Только не как инструмент борьбы за власть, а для оправдания того, что сейчас творится.

- У Вас были имиджмейкеры?

- Мы даже слова такого тогда не знали. Все имиджмейкеры в нашу жизнь и в политику вошли уже после Горбачева. Как и тот макияж - физический и политический, - я бы даже допустила слово "рихтовка". Это, конечно, не значит, что я не следила за своим внешним видом. И нашим главным помощником в этих вопросах была и есть дочь Ирина.

- Не возникало ли в связи с этим желание привлечь дочь к работе в президентском аппарате?

- Нет, никогда. А зачем? Михаил Сергеевич не только никого из своей семьи не перетащил в аппарат, но и из Ставрополья за собой хвост не притащил. А перед ним все руководители, переезжая в Москву, тащили своих. Вот и Ельцин привез команду из Свердловска...

- Существовал ли некий "клуб кремлевских жен" в эпоху Политбюро?

- Когда мы приехали с Михаилом Сергеевичем в Москву, я познакомилась с кремлевскими женами. Но никакого клуба там не было и в помине. Женщины встречались только на официальных приемах. Тогда вообще высшее руководство не поощряло каких-то неофициальных, личных контактов. Это было общее правило и распространялось на всех жен членов Политбюро. Когда Михаил Сергеевич стал генеральным секретарем, я решила как-то объединить женщин. Мы регулярно встречались, приглашали интересных людей. Вместе устраивали праздники, выезжали на предприятия.

- Коржаков в своей книге писал, что Вы отбирали кандидатов в президентскую охрану, руководствуясь фотографиями. Правда?

- Как Екатерина Вторая гвардейцев-красавцев, что ли? А Коржакова обидело, что он не попал в их число? С генералом Коржаковым я лично не знакома. Его книгу я пролистала. Общее впечатление - политическая разборка. Самое яркое впечатление от заключительных слов: "Раньше, Борис Николаевич, мы думали, что обманываем народ ради демократии и реформ. Сегодня я понял, что это вранье нужно только вашей семье и горстке людей, приватизировавших власть". А что касается подбора охранников, это было делом начальника президентской охраны. С фотографиями мы знакомились после того, как был произведен набор, и смотрели их, чтобы запомнить своих.

- Ходило много слухов по поводу Вашего влияния на мужа. Так ли это было на самом деле?

- Мы с Михаилом Сергеевичем всегда много всего обсуждали. И в моей профессиональной жизни, и в жизни Михаила Сергеевича. Тем более мы много обсуждали в годы перестройки. Вы вспомните, какие шли глобальные изменения: вся страна все обсуждала. Но кто принимал решения в нашей стране? Никто, кроме Политбюро. Говорить о том, что я принимаю какие-то решения, - это значит совсем не знать Горбачева. Он всегда всех выслушает, но решает сам.

- А в бытовых вопросах?

- Михаил Сергеевич называет меня министром финансов. В семье так и есть. Бытовая сторона всегда лежит на женщине, хотите вы того или не хотите. Если Михаил Сергеевич приболеет, он никогда не вспомнит, что ему надо принять таблетку, - это я должна ему напоминать. Или не замечает, что надо сделать по дому. Обязательно сделает, если попросить, но сам не заметит. Но в быту он очень неприхотлив... В еде мы непривередливы и не гурманы. Любим просто вкусно поесть, как все на Руси: пирожки, вареники, борщ, пельмени. Ничто человеческое нам не чуждо. Не только в смысле высоких ценностей, но и в области человеческих слабостей: вкусно поесть, повеселиться, хорошо обставить квартиру. Я в этом не вижу ничего особенного.

- По поводу Ваших нарядов ходило много легенд. Как вырабатывался Ваш стиль? Правда ли, что впоследствии некоторые туалеты были проданы?

- Что касается нарядов, тут очень важно понять, что в те годы очень много было связано с официальной жизнью Михаила Сергеевича. А там свои правила, свои законы. По телевидению обычно показывают официальные приемы, встречи, обеды. А это предполагает по протоколу каждой страны длинные платья, перчатки, шляпы, фраки и так далее. То, что в обычной жизни не нужно. Я сама люблю брюки и свитер, юбку с жакетом и куртки. Но в тех случаях я должна была одеваться как жена главы государства. И поскольку гардероб нужно было обновлять, а покупала я все на собственные, заработанные нами деньги, я вынуждена была продавать то, что мне уже не нужно. И я сдавала вещи в комиссионный магазин.

- А где Вы предпочитали одеваться?

- Как жена главы государства, я считала своим долгом носить только отечественные вещи. Это сейчас мне не важно, где покупать, а тогда я носила только отечественное. И шили мне в основном все в Доме моды на Кузнецком мосту. Это были Татьяна Константиновна Макеева, Елена Николаевна Стерлигова, Ирина Владимировна Крутикова и мастер ателье Лидия Григорьевна Магиева. И сегодня еще раз хочется сказать им огромное человеческое спасибо.

Был у меня случай в 1985 году в Женеве, при первом знакомстве с Рейганом: Шульц подошел, дернул меня за рукав и спрашивает: "Это вы где, в Париже купили?" Я говорю: "Нет, в Москве". Шульц очень удивился. Но это его проблемы.

- Что из времени президентства Горбачева вспоминается как самые приятные эпизоды, а что как самые неприятные?

- Судьба ко мне благосклонна. И я счастлива, что была вместе с Горбачевым, была не просто свидетелем, а участником тех событий, которые изменили мир и продолжают менять. И самое приятное - это общение с людьми, Горбачев ведь очень много ездил по стране, и та поддержка перестройки, которую мы чувствовали от миллионов людей, та надежда, которую породила перестройка. Мы и сейчас получаем много писем, в которых люди пишут: "Михаил Сергеевич, при вас было светло". Вот это самое приятное, что осталось с тех времен. А самое неприятное - это то, что мы пережили все вместе: Чернобыль, землетрясение в Армении, трагедия в Вильнюсе, Баку и Тбилиси. И драматические события 91-го года.

- Горбачев неоднократно говорил, что именно на Вас путч оказал сильнейшее влияние, что же на самом деле Вы чувствовали, сидя в Форосе?

- В Форосе у меня был срыв. 73 часа мы находились в изоляции. 73 часа мы находились под арестом, 73 часа на лестнице сидели ребята с автоматами, которые сказали, что будут защищать нас до конца. Эти 73 часа я не спала, боялась даже принять снотворное. Мы записали на видеокамеру обращение Михаила Сергеевича к миру и к народу. Я тогда очень много думала, и меня просто мучила мысль о предательстве людей, которым мы доверяли. Думала и о Хрущеве, которого тоже предало ближайшее окружение... Было еще одно страшное совпадение. В тот же день, 20 августа 1937 года, расстреляли моего деда, без суда, обвинив в троцкизме. А он не знал ни кто такой Троцкий, ни что такое троцкизм.

У нас был маленький приемничек, который мы спрятали и слушали его. Так вот там сообщили по ВВС, что в Форос вылетает Крючков, чтобы предъявить комиссии доказательства того, что Горбачев тяжело болен. И я, поскольку уже затевались перестрелки, никого не пускали и не выпускали с дачи, решила, что сейчас будет что-то такое предпринято, чтобы доказать, что Горбачев действительно болен. И я так переволновалась, что у меня произошел срыв. Но ничего. Я уже переболела, и сейчас - хуже, чем до Фороса, но лучше, чем могло бы быть.

- Вы создали свой Клуб. Планируете ли выходить самостоятельно на общественно-политическую арену?

- Поездив с Горбачевым по России, я подумала: а не создать ли мне что-нибудь для женщин? Сейчас ведь есть сотни, тысячи женских организаций. В моем случае это произошло так: вокруг меня собралась группа очень интересных, умных, достойных женщин. Образовался клуб. Не политический, не феминистский, не элитарный, не кулуарный. Мы будем говорить о больных точках нашего общества, как мы их понимаем. Будем приглашать людей, у которых есть конкретные проекты... Мы хотим привлечь потенциальных спонсоров. И у нас они уже есть. Михаил Сергеевич сказал, что, если будет тяжело, он для нас прочтет лекцию...

- Вы отговаривали супруга сниматься в рекламе?

- Я была против того, чтобы он снимался. Но в то же время я его понимала.

- Возвращаясь к вопросам о нарядах, сейчас где Вы предпочитаете одеваться?

- Я покупаю вещи в ГУМе, в центре на Тишинке, хотя там дорого. Часто покупаю вещи в поездках. Иногда мне покупает дочка. Иногда я ей покупаю. Никаких особенных предпочтений нет. Версаче, Армани, Кристиан Диор - нет, я на это не обращаю внимания. Главное, чтобы вещь мне шла, чтобы она была для меня, а не я для нее. Сейчас мне, например, предложили, и я заказала два костюмчика в одной фирме. Уже было две примерки - мне понравилось. И очень недорого.

- Неужели финансовые проблемы?

- Мы, конечно, обеспечены. Но ведь главное - не просто отдать деньги, а получить за них приличную вещь. Тут все дело во вкусе.

"Московский комсомолец", 14 февраля 1998 г.

Владимир РАТМАНСКИЙ

Первая леди

- А чё это она выпендривается? - судачили по углам бедные, не приученные к собственному достоинству люди. - Чё это она с ним ездит за государственный счет?

А она - жена Президента - открыла миру глаза на русскую женщину, миру запамятовавшему уже, что в "империи зла", как окрестили тогда СССР, в этой "Верхней Вольте с ракетами" живут и никогда не переводились умные, красивые, энергичные люди, с которыми можно и нужно иметь дело. Приняв ее, вдруг выпучили глаза: "Боже, да есть ли где-нибудь женщины неотразимее русских красавиц!"

Что, дорогие мои: слишком гладко, слишком розово получается, особенно в свете событий последних нескольких лет? А от черной краски вас с души не воротит? Кто же это сказал, что в нашей палитре других цветов не осталось, кроме грязного? Впрочем, к делу, ведь мы, направляясь на аудиенцию с Раисой Максимовной Горбачевой, еще не знаем, что ее ждут и помимо нас, а она уделила журналистам "41" гораздо больше времени, чем имелось в ее распоряжении.

- У нас с вами назначена встреча? - Раиса Максимовна стремительно подошла к скромным служителям пера, ожидавшим ее в уютном холле под бдительным оком охраны, наблюдавшей за нашими манипуляциями с диктофоном и фотоаппаратурой. Подождите минуточку, я сниму пальто, и мы обо всем поговорим.

Раиса Максимовна, как всегда, элегантна и подтянута. Но, пожалуй, она показалась нам мягче, эмоциональнее, сердечнее ее растиражированного телегазетного образа.

- Вы знаете, - сказала она поначалу, - я очень редко даю интервью: столько допускается произвольных толкований, выражений, что, в принципе в мировой практике недопустимо и наказуемо в судебном порядке, но у нас ведь сегодня беспредел. Правда, одна американская журналистка побранила меня: "Это плохо, что вы даете мало интервью: в результате за вас говорят другие".

Я родилась в Сибири...

- Моя мама закончила "ликбез" и никогда не узнала, кто такой Троцкий, как не имел удовольствия лицезреть оного или изучать его труды дедушка, зажиточный крестьянин сибирского села Веселый Яр, расстрелянный по обвинению в троцкизме.

Отец строил железные дороги, одна из которых и привела его к маме. Я родилась за 8 лет до начала войны. Я помню ее приметы: мерзлую картошку, колоски с убранного поля; однажды потеряла хлебные карточки - и семья две недели не ела хлеба. Мы переезжали с места на место - отец и в войну строил железные дороги. Вехи тех лет: вокзалы, толпы усталых людей, проводы и встречи, письма с фронта, похоронки.

Школу я закончила в Башкирии, в Стерлитамаке, единственная в городе с золотой медалью, благодаря чему смогла поступить в МГУ, на философский факультет, где и познакомилась с Михаилом Сергеевичем, учившимся на юридическом.

Как молоды мы были...

- Ну, само собой, я помню, каким он был в молодости, - засмеялась Раиса Максимовна, реагируя на мой вопрос. - Как же это можно не помнить? Мы вместе с юности: мне тогда исполнилось 18, ему - на год больше. Сейчас женятся в ускоренном режиме, а в наше время ребята дружили по 2-3 года. Естественно, и мы перед женитьбой "ходили" несколько лет.

Девчонки в нашей комнате, в общежитии, обсуждали парней-женихов: каким он должен быть - суженый-ряженый. Сходились на том, что главное - добрый и умный. Когда же мы начали встречаться с Михаилом Сергеевичем, девчонки-язвы подкалывали: "Главное, чтобы был красивый". А он и вправду таким был неотразимым красавцем. И сейчас он красив.

- На него заглядывались девчонки?

- И тогда, и сейчас, - задорно отвечает она. - Я помню его неуемную жизнерадостность, непосредственную детскую улыбку. Кроме того, знаете, времена послевоенные - начало 50-х - непростые, тревожные. Он поразил меня тем, что всегда имел свое собственное мнение и, главное, умел его отстаивать.

Я столкнулась тогда с человеческой непорядочностью, сплетнями, клеветой и убедилась, насколько не подвержен Михаил Сергеевич такому влиянию недобросовестных типов: он следовал своим представлениям о людях. Он держался очень по-взрослому, самостоятельно. Он был надежным человеком и остался таким. <...>

И швец, и жнец... И кое-что еще

- Раиса Максимовна, что бы Вы сказали о нынешнем положении женщины в обществе и в семье?

- Есть такой довольно грубый анекдот, доложу я вам, но уж очень к месту. Приходит женщина к врачу и спрашивает: "Доктор, какой я породы? Я встаю рано, как жаворонок, бегу на работу голодная, как волк, еду в автобусе, как заяц, экономлю, работаю, как лошадь. Приду домой, там муж: "Кисонька, приготовь ужин". Готовлю, валюсь в постель, благоверный толкает в бок: "Корова, подвинься". Так какой же я породы, доктор?"

В России 53% населения - женщины, 90% из них вкалывают, причем, по большей части, это матери, во всех областях, кроме властных структур.

И вот посмотрите, в результате сколь своеобразное у нас сложилось отношение к вопросам детства. Вроде бы и говорят и что-то хотят делать, но... Почему, к примеру, СМИ все больше заняты сплетнями, смакованием преступлений и светскими тусовками, а то, что в стране, по разным данным, от 2,5 до 4 миллионов беспризорников, - не слишком афишируется.

К слову сказать, "Клуб Раисы Максимовны", который существует уже полтора года, активно занимается этими вопросами: мы, например, оказали посильную денежную помощь пяти общественным организациям, детскому приюту, Морозовской детской больнице.

Когда говорят, что институт семьи отмирает, ничего, кроме сожаления, эти досужие спичи у меня не вызывают. Но я знаю, как трудно женщине сочетать успешную карьеру и воспитание детей, а кроме того, создавать, как всегда старалась я, такую атмосферу в семье, чтобы мужу хотелось возвращаться домой. Вы не смейтесь, это не так просто при бытовой неустроенности. Очевидно, поэтому мы позволили себе иметь только одного ребенка - дочь (ставшую затем врачом). Но сейчас у нас две внучки - стало быть, детей теперь у нас много.

- Раиса Максимовна, неизбежный вопрос: каков Михаил Сергеевич в домашней обстановке?

- Каков он... какая я... Знаете, у меня это находится в самом сердце: я чувствую потребность его защищать. Какой он? Хороший. Мягкий и добрый. Но, понимаете, позволить себе великодушие и доброту может только очень сильный человек, слабаку это не под силу. Так вот, Михаил Сергеевич - очень сильный человек, у него колоссальное самообладание. И в то же время в семье терпимый, в быту - неприхотливый, непридирчивый.

Меня спрашивают: "Как вы добились столь рыцарского отношения к вам со стороны такого выдающегося человека?" Я улыбаюсь в душе: поймите, семья - это взаимоотношения двух людей. Один может быть уравновешенным, другой - нет, но, если он стремится окупить этот недостаток чем-то другим, устанавливается равновесие.

- Вы столь трепетно относитесь к семейным проблемам. А скажите, сочувствуете ли Вы другой чрезвычайно известной семье - Хиллари Клинтон?

- Я вспоминаю свое положение Первой леди. Я отлично осведомлена о том, что имела достаточно недоброжелателей, в штыки воспринявших новый для нас, но принятый во всем мире имидж супруги главы государства. Но у меня были и тысячи сторонников, благодаривших за то, что я достойно представляю свою страну. Я ничем и никогда ее не опозорила.

У Хиллари мне нравится, как она держится: молодец. Как самоотверженно она защищает президента-мужа. По-моему, все, что сейчас выплеснулось на свет Божий, - несусветная грязь...

Надо сказать, что во время нашей беседы в кабинет дважды заглядывал Михаил Сергеевич: весьма деликатно он напоминал, что неплохо бы ей следовать графику, помнить о других делах.

- Хорошо, хорошо, еще три минуточки, - улыбаясь, отвечала Раиса Максимовна и уделила нам еще 10 минут.

Мы попрощались. Нам было интересно. Нам хотелось бы повстречаться еще раз - ну ведь, правда же, мы еще не договорили.

"Сорок один", № 15, февраль 1999 г.

Владимир МАЛЕВАННЫЙ

Молитва без свечей

- Раиса Максимовна, как Вы оцениваете прошедшие годы?

- Вы знаете, я ведь очень сильно переболела после Фороса и тех событий, которые начались... Мы шли и идем через нравственную Голгофу. Все люди разные. И каждый переживает по-своему. Нужно иметь очень толстую кожу, чтобы спокойно пережить все это не только физически, но главное - нравственно.

То, что Горбачев сделал за минувшие годы, я считаю, имеет важное значение для России. Он совершил вторую революцию. Итог? Глава государства - не убитый, хотя сделали попытку... Не заключенный. Не "закрытый". "Полу...", так скажем. Он сумел остаться в политической жизни. Остаться для страны экс-президентом. Полагаю, для демократического развития России это должно иметь значение.

Да, это "новая традиция"... И, кроме того, ведь есть люди, кто в это страшное время предательств, среди лжи и конформизма остался рядом с нами.

- Вы, Раиса Максимовна, упомянули о Голгофе как о пути испытаний для человека, делающего моральный выбор. Михаил Сергеевич как-то привел образное сравнение с Эверестом: одна треть восходителей погибает, из них сорок процентов - при спуске. Темы очень перекликаются. И все же мы задумываемся: во имя чего?

- Могу поделиться лишь своим взглядом, опытом. Не политики, а народ признал за Горбачевым моральное право лидерства. Самые разные люди сегодня слушают, что Горбачев говорит: как нам жить дальше, что нам делать в сегодняшнем мире, переживающем переломный этап.

Я вдруг почувствовала, насколько Горбачев востребован как политик. Разве дело только в том, чтобы держаться за власть? Можно уйти и продолжать жить, работать. Пока я мог - я был президентом. А теперь нахожу другую сферу приложения своих способностей.

Вы знаете, я по-человечески, пройдя все это, скажу: не завидую тем, кто сегодня "наверху". Не знаю, правда, как они сами там себя чувствуют?

- Рискну показаться пристрастным, утверждая: то, что нынче происходит, делается во многом вопреки тому, что предлагал когда-то Горбачев. Вы, наверное, чувствуете результат не хуже других?

- Лично, чисто по-женски, говорю: мне сейчас тревожно. Некоторые очень спокойно заявляют: все в порядке, Россия пережила самое трудное. Думаю, нет. Представьте себе, я не верю, что нашим людям так хорошо, как это у нас зачастую изображает телевидение. Мне тревожно.

Сегодня никому не живется легко. Даже тем, кто "легко" зарабатывает большие деньги. Не говоря уже о людях, оказавшихся в тяжелейшем материальном положении. О тех, которые стали беженцами. Даже страшно подумать - тысячи и тысячи людей на своей Родине в мирные годы оказались без крова. Гибнут дети, женщины, старики... Все это необъяснимо и страшно для меня.

- Скажут: "Не при Горбачеве ли все это началось?" И я задаю Вам такой же вопрос, хотя и не разделяю его.

- Хочу заметить: межнациональные конфликты возникли постольку, поскольку шли реформы и нашлись такие люди, которые использовали трудности и подогревали эти "национальные чувства".

Еще в 90-м году, на одном из съездов народных депутатов, меня окружила группа людей, и мне стали говорить: "Раиса Максимовна, вы не видите, как унижают русский народ? Не видите, что делают с русскими?"

Я отвечала: о чем вы говорите? Остановитесь! Я только что была на Украине, в Армении, где слышала, что, наоборот, "русские за счет нас жили"... Прекратите, пожалуйста, разжигание этих ненужных страстей!

Но все-таки их разожгли, поддержали. Это была какая-то эйфория разрушения. Национализм шел волной. И все те политики, которые допустили "беловежские решения", - они вышли на этой эйфории, находясь в убеждении, что всем так будет лучше. Знаете, быть может, мы бы и "разошлись". Но спокойно. По закону.

Горбачев тогда же пришел к выводу, что Прибалтика настроена на "отделение". Он сказал: хорошо, раз вы так настаиваете и народ вас поддержит, если вы проведете референдум, - то через семь лет! Мы спокойно, цивилизованно определим границы, вы обеспечите материально тех, кто покинет территорию вашей страны, гарантируете гражданские права тех, кто остался.

- О многом из того, что Вы сейчас рассказали, Михаил Сергеевич написал в своей книге "Жизнь и реформы". В какой мере Вас можно считать соавтором Горбачева?

- Я не беру на себя смелость считать себя соавтором этой книги. В предисловии он говорит о тех, кто ему помогал. Благодарит всех, в том числе и меня. Но самое главное: во всех перипетиях жизни я была рядом с ним. Эта книга требует абсолютной точности: в фактах, именах, событиях. И здесь я, конечно, помогла Михаилу Сергеевичу: что-то найти в архивах, в письмах, провести сверку рукописей, перепечатать.

- Это заняло у него все первые четыре года после отставки?

- Над мемуарами он работал три года, в основном ночами... Он сделал большое дело, написав эти мемуары. Конечно, они отняли много сил и времени. Мы ведь не просто "выжили". Ведем очень активную жизнь. Горбачев выстоял, остался активен в политике. <...>

- Можете ли Вы как ученый, философ и социолог поделиться с читателями своими прогнозами?

- Взглядом на наше будущее? Как ученый, я сегодня не берусь выдавать свои суждения. Социологией не занимаюсь с тех пор, как Горбачев стал во главе государства. Но как человек, гражданин встречаюсь со множеством интересных, умных людей... Слежу за публикациями в газетах.

Человек - существо социальное. Ведь невозможно, извините, есть курицу, сидеть в одиночестве и считать себя счастливым... Я же реагирую на все, что происходит в нашей семье и вокруг нас.

- Теперь Вы - "как все". Рядовые?

- Я была однажды в "Доме книги" на Новом Арбате. Прошла все отделы, но не нашла ни одной книги Горбачева. Подошла к продавцу, спросила... Она сначала меня не узнала. Потом говорит: Раиса Максимовна, но я не знаю книг Горбачева.

Я говорю: вот здорово! Человека, который принес в страну свободу слова. И теперь убирают его книги? Отвечают: хорошо, Раиса Максимовна, презентацию новой книги Горбачева мы проведем...

- "Забыли" не только Горбачева. Вычеркнули из памяти многие имена, чуть ли не собственную жизнь. Имею в виду прежде всего политиков.

- У одних хватает мужества сказать о себе правду. А другие лишь сейчас стали "умными". Они никогда ничего не писали и не говорили. Они все знали. Все предвидели. Некоторые вдруг побежали в церковь, схватились за свечки.

Не надо лицемерить! Не надо лжи! Я уважаю людей любого вероисповедания, различных убеждений. Это личное дело человека. Вашей душе легче? Молитесь. Находите в этом точку опоры в жизни? Ради бога! Но я против того, чтобы, например, Церковь вмешивалась в политические дела.

Заниматься душой человека, помогать ему в этом мире... Вот в этом суть. Демократия - это ведь не "демонстрация". Это свобода, это наказание только судом за покушение на права другого человека, преступление против свободы другого. А кому и как молиться и надо ли - личное дело каждого из нас.

"Независимая газета", 10 сентября 1999 г.

V

"Клуб

Раисы

Максимовны"

"Клуб Раисы Максимовны" был создан в марте 1997 года. Сама идея создания организации пришла от российских женщин, которые обращались к Р.М.Горбачевой с просьбой взять на себя инициативу содействия активизации женщин в общественной жизни, повышения их роли в формировании гражданского самосознания и тем самым - гражданского общества в России.

Из выступлений

Р.М.Горбачевой

на встречах-дискуссиях

в "Клубе Раисы Максимовны"

"Современная Россия

взгляд женщины"

30 октября 1997 года

Дорогие друзья!

Я приветствую вас и благодарю за то, что вы пришли на встречу. Очевидно, я должна сказать вам, кто мы, пригласившие вас сегодня сюда. Перед вами инициативная группа, которая поставила задачу создания женского Клуба и решила назвать его "Клубом Раисы Максимовны".

Я хотела бы представить вам каждого персонально.

Андреева Нина Павловна - проректор Высшей школы международного бизнеса Академии народного хозяйства при Правительстве России.

Вирганская Ирина Михайловна - президент "Прим-Центра" - некоммерческой образовательной фирмы.

Зелинская Зоя Ивановна - генеральный директор Психотерапевтического центра "Дар".

Здравомыслова Ольга Михайловна - социолог, кандидатфилософских наук.

Евгеньева Татьяна Васильевна - заведующая кафедрой Российского Государственного гуманитарного университета.

Спирина Галина Григорьевна - политолог, доцент этого же университета.

Сараскина Людмила Ивановна - доктор филологических наук, историк литературы, писатель.

Телень Людмила Олеговна - заместитель главного редактора газеты "Московские новости".

Дмитриева Оксана Генриховна - депутат Госдумы.

Ярыгина Татьяна Владимировна - депутат Госдумы.

Вкратце об идее создания Клуба. Идея пришла от женщин, которые обращались ко мне письменно и устно с просьбой взять на себя инициативу содействовать активизации женщин в общественной жизни, повышению их роли в формировании гражданского самосознания, без чего никогда в России не будет гражданского общества.

Сегодня у нас организационный период. Мы осмысливаем, какими должны быть наш Клуб, основа его работы, направления деятельности, возможности, связь и взаимодействие с другими женскими организациями. Но мы решили уже сейчас, еще на этом этапе, провести встречу-диалог, встречу-дискуссию. Выбрали тему "Современная Россия - взгляд женщины".

Мы предлагаем рассмотреть следующие вопросы:

А есть ли он - специфически "женский" взгляд на нынешнюю ситуацию и отличается ли он от "мужского"?

Если да, то могут ли женщины выражать и отстаивать его через свои общественные движения, участие в политике и предпринимательстве, через "женскую" журналистику?

Как и в чем может самореализоваться женщина в современной России?

Можно ли вести речь о духовном развитии женщины, когда стоит вопрос физического выживания ее и ее близких?

Конечно, в ходе дискуссии каждый может сказать что желает. Но мы подумали, что в центр внимания первой встречи стоит поставить эту проблему, эти вопросы. Из чего мы исходили? Каждый раз, собираясь в Клубе, обсуждая реальные события нашей нынешний жизни, мы приходили к мнению: многое могло быть иначе, если бы женщины более активно участвовали в обсуждении насущных проблем, в принятии решений и в их реализации.

Наш диагноз: голос, оценка, взгляд женщин на происходящее в стране не слышен. Позиция женщин не известна или просто игнорируется. <...>

С женщиной мы связываем мир. Сама природа женщины предназначена для того, чтобы нести мир в общество и согласие. И когда мы говорим о нашем XX веке, то он полон страшного насилия. И это насилие пришло сегодня в наше общество.

Приведу только один факт. У нас на глазах недавно была чеченская непопулярная война. Женщина должна была среагировать на это. Возникло у нас какое-то антивоенное движение? Гибли наши сыновья. А женщины-чеченки гордились тем, что их ребята сражались, убивали. Вообще стоит об этом думать. Думать и когда мы говорим о будущем, говорим о XXI веке, говорим об уроках XX века.

Я, например, лично сторонник того, чтобы больше женщин пришло в управление страной, миром, государством. Роль женщины должна проявиться и в этих областях жизни. Обо всем этом нам нужно думать и делать какие-то выводы. Это наша женская сущность, она заложена в самой нашей природе. И я не считаю, что детей можно бросать. Я, наверное, очень консервативная женщина, но я большое значение отдаю семье, ребенку, детям. Это моя позиция. Я считаю, что счастье женщины в том, что есть кто-то, ради кого она живет и кто-то в ней нуждается. Я не представляю себе, как можно жить с ощущением, что ты никому не нужен. Это мое личное понимание...

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО

Дорогие друзья!

Я полагаю, что наша встреча получилась. Состоялся содержательный и заинтересованный разговор. Думаю, что высказаны и кое-какие конкретные предложения. Прежде всего у меня такое чувство - не знаю, поддержите ли вы меня, - что высказано пожелание и в дальнейшем проводить подобные встречи. А о темах этих встреч надо будет подумать.

Поступило предложение работать по более конкретным проблемам. Подумаем. Есть совершенно конкретное предложение, и я его поддерживаю. Мать Ольга обратилась к нам и лично ко мне, чтобы мы поддержали духовное училище для девочек, которое будет создано при отделе церковной благотворительности и социального служения Московской Патриархии. Мать Ольга просит, чтобы я возглавила Попечительский Совет этого училища. Я думаю, что мы примем это предложение, в том числе и я приму его.

Будем надеяться, что мы не зря здесь собрались, будем надеяться, что эта встреча оставит какой-то след в нашей душе.

Людмила Олеговна сказала всем спасибо, поблагодарила вас за то, что вы пришли к нам, откликнулись. В свою очередь, я хочу поблагодарить Людмилу Олеговну, ведущую нашей встречи, и всех, кто на ней выступил. Особо хочу поблагодарить тех, кто непосредственно занимался организацией этой встречи, как всегда, дел здесь было много. Сказать спасибо тем, кто спонсировал нашу встречу, кто помог нам материально, хозяевам нашим, кто сегодня нас принял здесь, - "ПАНИНТЕРу". И конечно, лично Александру Степановичу Паникину - главе этой фирмы. Он очень внимательно отнесся к нашей встрече и помог нам в ее проведении.

"Наши дети: образ будущего

и практика воспитания"

18 февраля 1998 года

Дорогие друзья!

Разрешите прежде всего поприветствовать вас и поблагодарить за то, что вы откликнулись на приглашение и пришли на нашу встречу-дискуссию. Спасибо.

Говорят: лед тронулся. Сегодняшняя встреча является логичным продолжением первой, которую наш Клуб провел 30 октября 1997 года. Напомню, что тогда мы обсуждали тему: "Современная Россия - взгляд женщины". Мы попытались осмыслить положение женщины в нынешнем обществе, проблемы, которые ее волнуют, и возможности самореализации женщины сегодня.

На первой встрече мы пришли к согласию в том, что общество не может быть признано нормальным, если в нем не слышен голос женщины. Вряд ли можно рассчитывать на становление гражданского общества в стране, если в нем не будет гражданского самосознания и мужчин, и женщин.

Мы решили продолжить подобные встречи-дискуссии, конкретизируя их тематику. Поступило много откликов на нашу первую встречу, много предложений о сотрудничестве. Пополнился состав нашего Клуба. За это время мы попытались определить точнее его место и роль, понять, каким может быть, пусть и небольшой, но вклад Клуба в формирование гражданского общества в стране.

Мы решили выносить на обсуждение самые больные, самые острые вопросы как для российского общества в целом, так и для женщин в частности. Высказывать свой взгляд, свою позицию по этим вопросам. Стимулировать общественный интерес к ним и поддерживать связанные с этими вопросами общественные инициативы, проекты, предложения. Чем шире поле деятельности общественных, частных организаций, разных групп людей, тем больше реальных возможностей понять и решить те или иные проблемы.

Тема сегодняшней встречи - "Наши дети: образ будущего и практика воспитания". Проблем детства в нынешней России, как мы знаем, великое множество, и все они остры и болезненны. Но в каком бы положении ни находилось общество, оно не может не думать о будущем, которое воплощается через его детей. Идет ли речь об отдельной семье, о государстве или общественности, мы не имеем права устраняться от бед детства, обходить вниманием тех, кто нуждается в этом в первую очередь. Мы не должны стать страной победившего "пофигизма" - когда всем все по фигу.

Казалось бы, все ясно. С этим трудно спорить. Имеются очень важные документы по проблемам детства. Конвенция ООН о правах ребенка, Всемирная Декларация об обеспечении выживания, защиты и развития детей. В Российской Федерации разработаны Основные направления государственной социальной политики по улучшению положения детей до 2000 года, так называемый национальный план действий в интересах детей.

Существует множество структур, комиссий в органах исполнительной, законодательной власти, на федеральном и региональном уровнях. Работают тысячи воспитателей, учителей, медиков, деятелей культуры, журналистов и просто людей, по зову души связавших свою жизнедеятельность с судьбой детства. Людей-энтузиастов, людей-альтруистов. Все это есть, но каковы реалии? Что происходит в нашей действительности? И вот здесь мнения расходятся. Одни считают: да, трудности есть, издержки есть. Но когда их не было! Рассуждения о моральном кризисе молодого поколения не имеют, мол, под собой никакой реальной почвы. Это - один из мифов нашего времени. Нет никаких оснований говорить о конфликте отцов и детей. Есть другая оценка. В стране миллионы неблагополучных детей, лишенных крова; бездомных, сирот, наркоманов, психически больных, умственно отсталых, инвалидов, детей, не посещающих школы; детей, связанных с криминалом.

Считают, что разрушается система дошкольного воспитания, образования. Идет коммерциализация не только образования, но и детского отдыха, лечения, издательств. Все вдруг стало платным: хор, танцевальный кружок, спортивная секция, клуб - кругом деньги, к тому же приличные. А зарплата подавляющего большинства семей невысокая, если не сказать - ничтожная. Да к тому же ее месяцами не выдают.

Приводятся данные опросов. Большинство старшеклассников своей целью, идеалом ныне считают добывание долларов, денег. Но не трудом, а через воровство, шантаж, бандитизм и взятку.

Как видите, различие между этими мнениями, оценками весьма серьезное.

Чтобы как-то определить рамки нашего разговора, мы из множества вопросов выбрали три ключевых.

1. Что сегодня конкретно делается для наших детей?

2. Страхи и опасности. Чего мы больше всего боимся, воспитывая детей?

3. Какие модели счастья и успеха мы предлагаем нашим детям сегодня?

Здесь в зале присутствуют депутаты Государственной Думы, Московской городской думы, сотрудники правительства Москвы, Министерства культуры Российской Федерации, ученые, эксперты научно-исследовательских институтов, центров, университетов, высококвалифицированные педагоги, писатели, журналисты, представители детских и международных организаций. Присутствуют люди, делающие сегодня живое, конкретное, реальное дело.

Многие выразили желание выступить на нашей встрече. Мы рады этому. Мы надеемся, что они поделятся своими мыслями, своим опытом, что найдут здесь людей, близких им по характеру деятельности, занимаемой позиции. А возможно, найдут и тех, кто сможет стать спонсором, оказать материальную поддержку.

И, конечно, мы надеемся, что присутствующие журналисты помогут донести до наших граждан все интересное, полезное, что здесь прозвучит. И тогда в обществе могут возникнуть новые точки осмысления и новые формы действия обсуждаемых сегодня явлений. <...>

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО

Я думаю, что сегодня у нас получился полезный разговор.

Рабочая группа нашего Клуба постарается обобщить все материалы и выступления, проанализировать и продумать конкретные предложения и выводы участников встречи.

Конечно, дорогие друзья, мы все знаем, что социализм в одной стране не построишь, как и капитализм - в одном отдельном взятом городе. И проблему детства в отрыве от других проблем мы не решим. Однако есть кричащие вопросы, требующие первоочередного внимания и первоочередных решений.

Мне понравилась мысль, прозвучавшая в одном из выступлений, что интеллигент - это прежде всего человек, способный к сопереживанию. Это несомненно так. Но я бы не хотела, чтобы Россия была страной интеллигентов, которые только сопереживают и страдают. Все-таки интеллигентом должен быть и тот, кто способен что-то созидать. Поэтому не будем лишать интеллигенцию права и на какие-то конструктивные мысли и действия.

Я сказала о том маленьком вкладе, который мы, надеюсь, сможем сделать, чтобы не быть обществом всеобщего "пофигизма". Сегодня практически общество выживает. Надо что-то делать, чтобы это состояние выживания не стало нашим постоянным состоянием. Задача, которую берет на себя Клуб, - будить общество и рождать, может быть, в обмене мнениями, какие-то новые смысловые точки, а отсюда и новые действия в решении тех проблем, которые мы обсуждаем.

Я думаю, у нашего Клуба сегодня есть одна проблема. Нам нужна помощь прессы. Без нее мы мало что сделаем. Сегодня здесь прозвучало много интересных, содержательных и предложений, и проектов. Но нужно, чтобы все это дошло до граждан. Иначе мы так и останемся клубом тусовки, которых и так предостаточно сегодня.

Мы надеемся, что пресса будет поддерживать нас и рассказывать о нас и наших делах, чтобы о нас знали. Надо, чтобы наш голос был услышан.

Члены Клуба проанализируют все, что сегодня было сказано, и продумают свои дальнейшие шаги.

"Покинутые дети: завтра будет поздно"

4 июня 1998 года

Сегодня мы продолжаем дискуссию-диалог по теме "Общество и дети". Это очередное заседание нашего клуба. Тема детства - общенациональная для России. Тема с великим множеством острых, болезненных проблем. Одна из них лавинообразный рост числа неблагополучных детей в обществе.

Вот вопросы, которые предлагаются для обсуждения:

"Беспризорная" Россия - что мы знаем о ней?

Можно ли вернуть "детей улицы"?

"Чужих" детей не должно быть: есть ли шанс у России?

С каждым годом становится все больше и больше детей, лишенных крова, детей бездомных, сирот, алкоголиков, наркоманов, психически больных, умственно отсталых, детей-инвалидов, детей, не посещающих школы, детей, связанных с криминалом, и детей безнадзорных.

Детская беспризорность в сегодняшней России по своим масштабам сравнивается с временами гражданской войны. Это вызов не только властям, государству, но и всему обществу, всем нам.

Осознаем ли мы, что это тяжелейшая кровоточащая рана?! Понимаем ли, что это опасно, что это большая беда для будущего России?! Вопрос совсем не риторический. "Все мы родом из детства". И там, в детстве, корни нашего физического, нравственного, психического здоровья.

Думается мне, что нет, мы сегодня это не осознаем. Общество пока, за исключением небольшой его части, спокойно, я бы даже сказала, холодно и равнодушно взирает на все происходящее не только с детьми, но и со многими взрослыми гражданами. Я не снимаю влияния фактора усталости общества. Выдерживая невероятные тяготы жизни последних лет, наши люди устали.

И все же я больше думаю о том, что мы растеряли из того, что было гуманного в прошлом, и прихожу к выводу, что мы не смогли распорядиться открывавшимися возможностями для оздоровления и очеловечивания условий нашей жизни. Мы никак не можем освободиться для человечности, никак не можем встать на дорогу человечности.

Сегодня большинством журналов и газет, большинством телевизионных программ, движет коммерческий успех. Очень мало и очень редко говорится о насущных жизненных проблемах, в том числе и о том, как случилось, что миллионы мальчишек и девчонок лишены детства и что надо делать, чтобы остановить разрастающуюся беду.

У меня нет какого-то рецепта на этот счет. Думаю, что его нет и у других. Беспризорность - явление не случайное, и причина его не одна. Здесь и кризис семьи, кризис образования, системы воспитания, здравоохранения, упадок экономики страны, нравственная обстановка в обществе и многое другое. Справиться с таким социальным явлением, как беспризорность, да и с другими проблемами детства, возможно - говорю это с убеждением - лишь через объединение усилий общества и власти.

Именно этим было продиктовано решение обсудить в нашем Клубе тему "Общество и дети", обменяться мыслями, опытом, высказать какие-то конкретные предложения, поддержать уже реализуемые, апробированные проекты. Наверное, нам с вами не уйти от предложений кардинального характера, касающихся изменений условий нашей жизни в целом.

Очень хорошо, если бы в этом плане последовали продуманные предложения для правительственных органов. Не надо стесняться, нас все касается. Это наша жизнь, наше время с вами. И мы - женщины и мужчины - вправе предъявить свой счет властям. Но при этом необходимо одно условие: проекты должны быть серьезные и реалистические. В связи с этим я хотела бы сказать: в национальном плане действий до 2000 года в интересах детей Российской Федерации, утвержденном Президентом, раздел о работе с беспризорными детьми отсутствует.

Однако вряд ли было правильным, если бы наши пожелания и предложения сегодня адресовались лишь властям. Я думаю, что многое можно сделать уже сейчас силами общественности, чтобы остановить рост беспризорности, вернуть детей к нормальной жизни. Вспомним детские трудовые коммуны, фильм "Путевка в жизнь". Общество после гражданской войны с энтузиазмом занималось трудовым воспитанием беспризорников, и не безрезультатно.

Главное - помочь людям осознать свою ответственность перед детьми, разбудить их совесть. Без участия прессы, телевидения тут не обойтись. К тому же не все они слепо-глухие. Сколько слов благодарности получает "Новая газета", постоянно выступающая в защиту детей и делающая все возможное для облегчения участи тех, кто оказался в беде.

Я настроена оптимистично, потому что мы - общество - уже сейчас можем многое сделать, чтобы переломить ситуацию к лучшему, подкрепляя дела и поступки россиян во многих городах и селах России. Дела, которые совершаются ими не просто по долгу службы, а по зову сердца, из чувства альтруизма.

Некоторые из этих людей присутствуют на нашей сегодняшней встрече...

И еще. Мы намерены наиболее удачные инициативы и проекты поощрить материально в рамках наших возможностей. В конце июня будет проведена благотворительная акция - концерт детей-лауреатов международных конкурсов, стипендиатов фонда Спивакова. В ходе дискуссии эти проекты будут вам представлены. <...>

Обращение*

Президенту Российской Федерации

Б.Н.Ельцину

Председателю Правительства РФ

С.В.Кириенко

Председателю Совета Федерации

Е.С.Строеву

Председателю Государственной Думы

Г.Н.Селезневу

Первому вице-президенту агентства "Интерфакс"

В.К.Терехову

Генеральному директору ИТАР-ТАСС

В.Г.Игнатенко

Главному редактору газеты "Известия"

В.Т.Захарько

Главному редактору газеты "Московские новости"

В.Г.Лошаку

Главному редактору еженедельника "Новая газета"

Д.А.Муратову

Главному редактору "Общей газеты"

Е.В.Яковлеву

Генеральному директору ОРТ

К.Ю.Пономаревой

Генеральному директору НТВ

О.Б.Добродееву

Председателю ЮНЕСЕФ в России

Жанни Мурзи

Сограждане!

Господа!

Гражданский и просто человеческий долг побуждает нас привлечь ваше внимание к судьбам миллионов брошенных детей, к судьбам миллионов российских беспризорников, ведущих жестокую борьбу за выживание. Под угрозой не только будущее детей, которых отвергло общество, под угрозой само общество.

По данным различных исследований, в России сейчас около 2 миллионов беспризорников. Они живут в подвалах и на чердаках, спят в подъездах и канализационных люках, они погибают от голода, болезней, замерзают на улицах, становятся жертвами насилия, их продают и покупают, они попадают в рабство, воруют, торгуют собой, чтобы хоть как-то продлить свое существование, потерявшее для них не только радость, но и смысл. Будущее их известно: тюрьма, смерть от передозировки наркотиков, психиатрическая клиника.

Трагично, что общество начинает свыкаться с тем, что тысячи и тысячи детей годами существуют на так называемом "социальном дне", с малолетства перенимая жестокие законы криминального мира. Подобное безразличие - признак деградации, полнейшего упадка морального состояния общества.

Совершенно очевидно, что трагедия миллионов детей - результат глубокого кризиса, но констатация этого факта не может служить оправданием безучастности и равнодушия. Проблемы детства - это проблемы не только государства, но каждого из нас: от беспризорных детей не отгородиться толстыми решетками колоний и тюрем.

Многие общественные организации, отдельные энтузиасты пытаются помочь уличным детям, но решить эту проблему в целом без продуманной и комплексной государственной программы невозможно. Это - очевидно, как очевидно и то, что государство самостоятельно не сможет справиться с этой бедой. Нужна совместная работа, кропотливая, тщательная. Ради этого стоит забыть взаимные обиды и отказаться от взаимных претензий.

Необходим комплекс активных мер по спасению "детей улицы" и предупреждению беспризорности и безнадзорности в целом. Нужна координация действий общественных и государственных структур на федеральном и региональном уровнях.

Мы настоятельно требуем от президентских структур, исполнительной власти, Федерального Собрания Российской Федерации ускорить работу над проектом закона о профилактике беспризорности, который уже много лет находится без движения.

Мы считаем необходимым вернуться к рассмотрению предложения об учреждении поста и института Федерального Верховного комиссара по правам детей. Связанные с этим расходы, по нашему мнению, несопоставимы с теми затратами и потерями, которое несет общество от роста детской беспризорности.

Общественность вправе знать, каковы результаты президентской программы "Дети России", в которой, кстати сказать, почему-то нет раздела о помощи беспризорным детям.

Необходимо всерьез задуматься о пересмотре концепции и практики работы сиротских учреждений, сделав эти ныне "засекреченные" объекты прозрачными для общественного контроля.

Срочно требует доработки нормативно-правовая база деятельности приютов, реабилитационных центров и других учреждений, непосредственно занимающихся бедами беспризорных детей. К сожалению, те законы и ведомственные инструкции, которые мы имеем в данный момент, не помогают, а скорее мешают этой и без того трудной работе.

Требуют безотлагательного правового совершенствования вопросы благотворительности в работе с детьми. Здесь нужны более действенные, чем сейчас, государственные и общественные стимулы, налоговые льготы, как это практикуется во многих странах. Тем более что в последнее время у нас отмечается тенденция к сокращению спонсорства. Стоило бы всесторонне откровенно обсудить эту проблему с представителями отечественных предпринимательских кругов.

Немалую тревогу общественности вызывает состояние образования в стране. Было бы пагубным для России допустить дальнейшее уменьшение масштабов и снижение качества обучения. А выпадение школьного образования из общей системы воспитания лишь усугубляет проблему беспризорности. Следовательно, необходимо законодательно усилить ответственность школы за судьбы детей.

Исследования показывают, что абсолютное большинство беспризорных детей имеют родителей. А значит, без экономической и моральной поддержки семьи, материнства с беспризорностью не справиться.

Мы убеждены - какие бы испытания ни приняла на себя Россия, у нее нет и не будет ценностей больше и выше, чем ее дети. Мы хотели бы от души приветствовать всех, кто это понимает, и сказать, что готовы и впредь вместе с ними объединять наши скромные, но искренние усилия.

Р.М.Горбачева

Президент "Клуба Раисы Максимовны"

Ш.А.Амонашвили

почетный академик Российской Академии образования

О.А.Беклемищева

Депутат Государственной Думы Федерального Собрания РФ

Г.П.Бехтерева

Академик РАН

В.В.Борщев

Депутат Государственной Думы Федерального Собрания РФ, Президент фонда "Социальное партнерство"

Е.А.Бунимович

Педагог, депутат Московской городской Думы

А.А.Гордина

Начальник Центра временной изоляции несовершеннолетних правонарушителей УВД (г. Ростов-на-Дону)

О.В.Зыков

Президент Российского фонда НАН ("Нет алкоголизму и наркомании")

С.М. Кульянов

Директор Центра первичной реабилитации несовершеннолетних группы риска "Дорога к дому" (г. Москва)

Ю.М.Колосов

Заведующий кафедрой международного права МГИМО, заместитель председателя Комитета ООН по правам ребенка

В.И.Мироненко

Исполнительный директор Международного института ЮНЕСКО "Молодежь за культуру мира и демократию"

А.С.Паникин

Генеральный директор российского концерна "Панинтер"

Е.Ю.Поплавская

Президент Ордена милосердия и социальной защиты, руководитель контактной группы по урегулированию конфликтов

Н.М.Римашевская

Директор Института социально-экономических проблем народонаселения РАН

Л. И.Сараскина

Историк литературы, писатель

А.А.Северный

Президент Независимой ассоциации детских психиатров и психологов

С.М.Соколов

Журналист "Новой газеты"

Н.С.Столяров

Депутат Государственной Думы Федерального Собрания РФ

М.П.Стурова

Полковник внутренней службы, профессор Академии управления МВД РФ

4 июня 1998 г.

Международная конференция

"Женщины и масс-медиа"

22 февраля 1999 года

Дорогие друзья!

В своем кратком вступительном слове я хочу прежде всего вас всех горячо поприветствовать и поблагодарить за поддержку конференции "Женщины и масс-медиа", которую наш Клуб подготовил вместе с женским Фондом "Восток-Запад", электронным Центром "Восток-Запад" и итальянской ассоциацией "Женщины в развитии".

В связи с темой конференции хочу сказать о том, что не только у нас в России, но и во многих других государствах сегодня, как грибы, растут женские организации, Клубы, общественные движения. На мой взгляд, это является знаком неблагополучной, невнятной жизни как внутри этих стран, так и в целом мире.

Женщины обеспокоены происходящим, имеют свое мнение на этот счет и потому объединяются. Объединяются, чтобы голос женщины, ее суждения были бы не только слышны в обществе, но и услышаны властью.

Мы не можем согласиться с тем, как мы живем сейчас, и тем более неприемлемо подобное будущее для наших детей и внуков. Могут сказать, что полезнее на вооружение женских организаций брать стратегию малых шагов, малых дел. Многие женские организации, в их числе и наш Клуб, пытаются откликаться на сегодняшние нужды и будут продолжать посильно реализовывать конкретные проекты, осуществлять конкретные дела. Это очень важно. Но не менее важно, чтобы позиции и интересы женщин учитывались при принятии решений на национальном и региональном уровнях.

Инициаторы сегодняшней конференции считают, что без союза женских организаций, прессы, журналистики трудно изменить ситуацию к лучшему, сделать реальным влияние женщин. Нам нужен серьезный разговор о положении женщины, ее статусе в обществе, о ее проблемах и ее трудностях, о рождении сегодня новых тенденций, ориентаций, ценностей в жизни женщин России.

Половина работающего населения страны - женщины. 80% работающих женщин это, как называют социологи, работающие матери. Женщина, имеющая семью и добывающая хлеб насущный для себя и семьи, не может не работать.

Впереди - выборы. Тема представительства женщин в органах власти вообще не звучит в прессе. Может быть, у женских объединений нет предложений на этот счет? Очень и очень сомневаюсь. Многое, конечно, зависит от активности женских организаций. И мы поэтому специально обозначили в качестве темы для дискуссии "Женские организации и российская пресса: опыт общения".

Но важно и то, каким все-таки будет звучание тем, беспокоящих женщин. Мы не должны впадать в иллюзию. Пресса информирует, анализирует, осмысливает факты жизни. И что она осмысливает, и как она это делает - имеет огромное значение для общественного сознания, общественного мнения, для стереотипов поведения.

Как же нам решить вопрос, чтобы вопросы и проблемы, действительно беспокоящие наших женщин, сегодня были услышаны? Ведь пресса сейчас, за редким исключением, зависима. И хочется еще раз сказать: но ведь то, о чем мы говорим с вами, это не защита позиции какой-то партии, какого-то клана или защита интересов какой-то группы лиц. То, о чем мы говорим, - касается всех нас, всего общества. И это наша надежда. Мы надеемся также и на человеческий, профессиональный, моральный долг журналистов. Ведь и у них душа тоже болит за Россию, ее будущее, а это будущее и обустройство России, конечно, невозможны вне женщины и без женщины. <...>

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО

Сегодня у нас состоялась первая попытка серьезного контакта женских организаций и СМИ. Полагаю, вы со мной согласитесь, что все получилось нормально. Состоялся хороший разговор. Вы услышали интересные сообщения по конкретным исследованиям, были высказаны какие-то пожелания, предложения. Мы говорили по существу. Мы все понимаем значимость данной темы. Высказали свои позиции и мысли. И я думаю, диалог получился, а без диалога сегодня жить нельзя - это естественное состояние общества, которое способствует взаимопониманию. Подобные вещи, подобные беседы должны иметь постоянное место в нашей жизни.

Хочу поблагодарить всех, кто пришел сегодня к нам, выступил на конференции, поддержал нашу конференцию. И сердечное спасибо тем, кто готовил эту конференцию, кто организовывал ее. <...>

Н.К.

Дети. О детях. Для детей

Молодежных проектов, достойных премий, существует не так уж мало, и остановиться всего лишь на трех было не просто. К счастью, люди, думающие о будущем страны, бессребреники и энтузиасты, не переводятся - об этом говорилось на открытии вечера.

Премии "Клуба Раисы Максимовны" получили проекты, касающиеся детей и вполне благополучных, и очень трудных. В частности, молодежный клуб имени Джерри Рубина (руководитель Светлана Ельчанинова) создавался для проблемных ребят-наркоманов, алкоголиков и хулиганов. Заинтересовать таких подростков чем-либо довольно трудно, тем не менее... В клубе есть свой театр с мастерской авангардного костюма, мульт-студия (делают мультики, например, по Даниилу Хармсу, Козьме Пруткову), снимают видеофильмы... Кроме того, ребятам помогают психологи, врачи, для них организуют летние лагеря, клуб содействует в том, чтобы ребята продолжали учиться или шли работать. Создавался клуб в 93-м году - тогда решилось, что кто-либо из официальных лиц поддержит очевидно полезное дело, поможет хотя бы с помещением. Этого не случилось - и вместо возможных пятисот человек в год клуб принимает не больше ста.

Клуб старшеклассников "Бегущая по волнам" в Ясеневе (руководитель Дмитрий Пшеничный) объединяет детей обычных московских домов, сто человек. Своего помещения у них нет, зато есть автобус, и в этой связи ребята не пропустили ни одно из интересных общегородских событий. Кроме того, ребята готовят клубные дни именинников по собственным сценариям, вечера для старшеклассников в московском Театре киноактера, и получается, что живут куда ярче, чем жили бы без клуба...

Премии "Клуба Раисы Максимовны" удостоена и школа для детей-инвалидов в городе Дубне (руководитель Людмила Сеннер). В этом городе медицинская детская статистика невесела: род занятий физиков-родителей отчасти отражается на здоровье потомства. Цель школы - сделать так, чтобы больные дети по мироощущению не очень отличались от здоровых. Летом здесь случается несколько счастливых недель, когда дети Дубны - здоровые, больные, яркоодаренные и нет веселятся в общем летнем лагере. Жаль только, что деньги на этот лагерь с каждым годом находить все трудней.

В гостиной "ОГ" в тот вечер слушали маленьких и взрослых интересных людей (отдельное спасибо драматургу и артисту Валерию Приёмыхову, создателю знаменитого фильма "Пацаны"), смотрели видеофильмы, рассматривали детские рисунки, благодарили спонсоров детских проектов, пили чай. Словом, получился вечер.

"Общая газета", 2-8 апреля 1998 г.

Сергей МИХАЛЫЧ

Отними у детей одиночество

Общественная деятельность - неблагодарная вещь, в том случае, конечно, если она связана не с политикой, а с гуманитарными программами. Она приносит головную боль и усталость, иногда ощущение бессилия и очень редко минуты радости - получилось, удалось кому-то помочь.

В одиночку помогать трудно - чаще преследуют неудачи, и внезапно может наступить такой момент, когда изначально благие намерения обретут иной смысл, превратившись в позу, маску, за которой будет скрываться скептичный профессионал - "производитель добрых дел", для которого главное - уже не люди, а сама деятельность.

Лекарство одно - попытаться объединиться с близкими по духу, по восприятию мира, по своей гражданской позиции. Именно поэтому летом 1997 года был создан "Клуб Раисы Максимовны".

"Наш Клуб - это не политическая организация, не элитарное собрание, не общество феминисток, не светский салон... Тогда что же? Наш Клуб - это место для неформального общения и открытых дискуссий для всех, кого волнуют роль женщины в современной России, проблемы самых незащищенных слоев общества: детей, людей старшего поколения; для всех, кто хочет, чтобы голос женщины был услышан", - так считает сама Раиса Максимовна Горбачева.

Идея создания Клуба родилась не случайно: в адрес "Горбачев-Фонда" шли письма, в которых российские женщины задавали вопрос: почему бы супруге первого президента СССР не взять на себя инициативу по активизации женского движения в России? Нашлись единомышленники: писатель Людмила Сараскина, социолог Ольга Здравомыслова, зам. главного редактора еженедельника "Московские новости" Людмила Телень, политолог Лилия Швецова.

Цель Клуба во время первых встреч была определена достаточно четко способствовать формированию гражданского общества. В этом нет ничего патетичного. Когда между государством и его гражданами, превратившимися в безликий электорат, даже не глухая стена (об нее можно хотя бы биться), а вакуум, безвоздушное пространство, то любые благие пожелания, начинания, реформы останутся только в истории - письменными памятниками человеческой глупости. Нормальное, зрелое цивилизованное общество как раз и отличается тем, что это пространство заполнено до отказа: фондами, общественными организациями, клубами. Причем самыми разными: от серьезных научных, закрытых элитарных до объединений по интересам. Именно в этом случае у каждого человека, живущего в стране, появляется свое лобби - люди, которые не дадут ущемить обычные, а не глобальные интересы единомышленника.

"Клуб Раисы Максимовны" открыт для любых дискуссий, и не только на так называемые женские темы. Клуб открыт для всех (кстати, и в Клубе, и среди его друзей есть немало мужчин), но при этом не стремится расширять списочный состав своих членов, превращаясь в какое-либо движение.

Клубу всего год. За это время проведены две общественные дискуссии: "Современная Россия: взгляд женщины", "Наши дети: образ будущего и практика воспитания". По итогам второго обсуждения многие члены Клуба и эксперты, приглашенные для участия в "круглом столе", пришли к единодушному мнению: нужно не только обсуждать, надо поддерживать те начинания, тех людей, которые хоть что-то делают уже сейчас, несмотря ни на что. И была найдена возможность поддержать некоторые проекты, авторы которых принимали участие в работе "круглого стола": школу "Возможность" из подмосковной Дубны, в которой вместе учатся дети-инвалиды и вундеркинды, помогая друг другу стать настоящими людьми, московские клубы для трудных подростков "Бегущая по волнам" и "Джерри Рубин".

В начале июня прошла очередная встреча. Ее тема - "Покинутые дети: завтра будет поздно". Вся дискуссия была посвящена бедам детей улицы, беспризорникам.

"Детская беспризорность в нынешней России по своим масштабам сравнивается сегодня с временами гражданской войны. Это вызов не только властям, государству, но и всему обществу, всем нам. Понимаем ли, что это большая беда, что это опасно для будущего? Думается мне, что нет. Общество пока, за исключением небольшой его части, спокойно, я бы даже сказала - холодно и равнодушно, взирает на все происходящее с детством, как и вообще с людьми". (Раиса Горбачева, из стенограммы общественной дискуссии.)

4 июня в зале ученого совета Института молодежи и собрались представители как раз этой самой "небольшой части". Но вот парадокс: несмотря на то что очень немного людей, которые непосредственно, иногда в полном одиночестве, работают с уличными детьми, они между собой практически незнакомы. На встрече были представители разных регионов: Москвы, Санкт-Петербурга, Самары, Ростова-на-Дону, Ярославля, Хабаровска, и все они как главное достижение отмечали одно - наконец-таки мы встретились.

Работали весь день: сначала на научно-практическом семинаре, затем на "круглом столе". Высказались практически все, но разъезжаться не хотелось. Хотя изначально, когда оргкомитет только приглашал и ученых, и практиков на эту встречу, многие относились к идее скептически. Слишком уж устали те, кто ежедневно сталкивается с детскими бедами, от пустой говорильни, от причитаний и констатаций тупиковости ситуации. Но на этот раз решили говорить не вообще, а о том, что нужно сейчас, сию секунду, делать конкретно, потому и пригласили представителей всех ветвей власти, всех заинтересованных ведомств. Решили объединиться и скоординировать усилия. В этом в принципе Клуб и видел свою основную задачу.

Первый итог встречи: мы перестали сами ощущать себя беспризорниками, перестали быть одинокими и оказались безумно интересны друг другу. И выяснилось, что есть те, кто может работать, и те, кто в состоянии осмыслить, и, страшно сказать, даже те, кто способен найти средства.

"Мне как литератору особенно важно понять, как все это осмысляет и как это видит литература. Когда тот или иной чудовищный факт попадает только в газеты - это одна ситуация, а когда тот или иной факт становится частью художественной литературы - это совсем другая реальность и другая ситуация в обществе.

И вот эта ситуация с детьми, она уже попала в художественную литературу, она стала такой же реальностью, как пьяница на улице или проститутка на бульваре. Герой нашего времени - это человек, живущий на самом "дне". Мы возвращаемся к ситуации, когда люди "дна" определяют лицо Родины". (Людмила Сараскина, из стенограммы общественной дискуссии.)

Участники дискуссии просили довести до всех заинтересованных лиц результаты работы. Именно поэтому я и пишу эту заметку. А результаты есть.

Во-первых, создается рабочая группа, состоящая из ученых (педагогов, социологов, психологов, медиков и т.д.) и практиков, которая должна будет разработать региональную модель работы с неблагополучными детьми, их родителями. Эта модель должна быть опробована на одном из регионов России, пока о готовности принять участие в этой работе заявили представители Самары, а затем она рекомендована всем остальным.

Во-вторых, был выработан ряд конкретных предложений для законодательной и исполнительной власти. Они направлены на устранение несогласованности действий и повышение эффективности работы с беспризорниками. Например, несколько лет где-то пылится проект закона о профилактике беспризорности в России. Первый его вариант сгорел в Белом доме осенью 1993 года. Принимать подобный закон нужно незамедлительно. Тем более что вообще отсутствует какая бы то ни было законодательная база для работы с неблагополучными детьми и в поправках нуждаются многие действующие законы. Именно поэтому сейчас любого директора приюта можно отстранить от работы в два счета - было бы желание, поскольку он ориентируется, и в этом, наверное, прав, не на букву закона, а на нужды детей.

Долго спорили: а кто, собственно, должен в первую очередь работать с беспризорниками - государство, которое иногда не хочет, иногда не может, или общественность? Решили, что необходимо "двоевластие", ну не получится поодиночке. Ничего не сможет сделать государство без общественных инициатив, об этом свидетельствует мировой опыт, но общественность без государства тоже мало что значит. А поэтому представителям общественных организаций нужно перестать изначально видеть в чиновнике недруга, а государству - активнее помогать негосударственному сектору.

С этим беда. Депутат Государственной Думы Валерий Борщев рассказал о том, что грозит общественным организациям, если будут приняты обсуждаемые сейчас налоговые законы. А ждет быстрая и болезненная смерть. В обращении, которое подготовили участники дискуссии, этому моменту уделено особое внимание.

Говорилось также о том, что должен быть создан целый институт уполномоченного по правам человека, в который бы входили специалисты, занимающиеся исключительно правами детей; что нужно переосмыслить модель и концепцию работы сиротских учреждений и сделать их прозрачными для общественного контроля; что необходимо срочно скоординировать деятельность по помощи малолетним наркоманам и алкоголикам, которые от разобщенности страдают более всего; что деньги в государстве, в образовании и социальной сфере в том числе есть, и немалые, нужно только оценить эффективность их расходования и провести перераспределение средств.

"Заработать миллион, стать хозяином жизни через деньги сегодня стало государственной идеей. Мне кажется, в этом секрет нашего бедствия. И если бы меня спросили, в чем причина обвала беспризорности, я бы сказала, что это не цена либеральных реформ, а суть таких реформ.

Думая о том, кто же виноват в том, что так произошло, я не хочу винить только власть и начальство, которое все это придумало, осуществило и нам навязало. Я думаю, виноваты мы все, потому что мы согласились - и наше общественное сознание, и наша общественная мысль - с тем, что да, мы соглашаемся на такое неравенство. Нам ведь объясняли, я помню начало 90-х годов, что все счастливыми быть не могут и не должны, что мы должны пройти путь, скажем, Англии 20-30-х годов, мы должны прожить жизнь героев Диккенса. И мы с этим соглашались. Поскольку нам надо опять что-то строить и менять одну модель на другую, значит, должны быть какие-то накладки. Все наше общество согласилось с такой идеей, с такой моделью, и это наша всеобщая вина, наш всеобщий грех.

Даже социологи сегодня говорят страшную вещь: у нас не только есть беспризорные дети, но и все наше население беспризорно, оставлено на произвол судьбы. Социологи и медики называют такую страшную болезнь синдромом-90. Этот синдром-90 обозначает человека, который лишен репродуктивных способностей, он не может собрать в себе душевные силы, чтобы родить новых детей, потому что все свои душевные и физические силы должен потратить на поддержание сил в своем собственном теле". (Людмила Сараскина, из стенограммы общественной дискуссии.)

Да, все мы немного беспризорники, и потому дети, побирающиеся на улицах, это тоже мы, и бабушки, просящие на хлеб, - мы, и "новые русские", потерявшие смысл жизни, - мы, и шахтеры, и чиновники - тоже мы. Так что же нам делать?Совесть, конечно, должна проснуться, и не потому, что мы нравственная нация, а потому, что нравственность как таковая - условие выживания, она заложена в инстинкте самосохранения.

Так что давайте работать.

"Новая газета", № 25, 29 июня - 5 июля 1998 г.

Изабелла ВЕРБОВА

На пороге эры Водолея

Конец нынешнего столетия для российских женщин обозначен всплеском социальной активности, в чем мы могли убедиться в начале 90-х годов, когда милые дамы тесными рядами двинулись на завоевание высот власти и достаточно в этом преуспели.

Но, видимо, не сумели российские сударыни удержаться в политическом седле, потому что во властных структурах в подавляющем большинстве собрались мужчины. Они не очень охотно уступают кресло дамам, особенно если дело касается принятия решений и законов. И все же женщины не хотят сдавать позиции и во всеуслышание заявляют о своих намерениях войти во власть. Сегодня в стране зарегистрировано более тысячи различных женских партий, ассоциаций и движений, намеревающихся включиться в предвыборную гонку, а армия ученых исследует эту непростую проблему, посвящая ей различные заседания, совещания, конференции.

Вот и "Клуб Раисы Максимовны" пригласил для участия в "круглом столе" ученых, политических и общественных деятелей, бизнесменов, писателей, журналистов. Несколько слов о Клубе. Разумеется, имя жены первого президента СССР хорошо известно. Она, человек деятельный, не могла оставаться в стороне от событий, происходящих в нашей стране. Понятно, что только "сказка скоро сказывается", а формирование демократического общества, изменение взглядов людей, в том числе и на роль женщины во власти, - дело далеко не простое. "Клуб Раисы Максимовны", существующий около двух лет, стремится внести посильную лепту в процесс активного включения женщин в общественную и политическую жизнь. И это не только широкие дискуссии, научно-практические конференции, но и благотворительные акции, практическая помощь при обсуждении разнообразных проектов и частных инициатив.

На этот раз высокое собрание обсуждало тему "Современная структура власти с точки зрения гендерных отношений". Если перевести научные термины на понятный всем язык, то речь шла о равновесии присутствия мужчин и женщин в верхних эшелонах власти. И проблема эта ввиду достаточно близких выборов в Государственную Думу вызывает пристальный интерес у тех, кто решил посвятить свою жизнь политике. Среди них немало женщин.

М.К.Добровольская, возглавляющая одну из крупных женских общественных организаций, депутат Государственной Думы прошлого созыва, рассказала об успехах политического движения "Женщины России". Она попыталась проанализировать, почему на последних выборах это движение не сумело набрать достаточного количества голосов для того, чтобы войти во власть. Раиса Максимовна задала ей несколько актуальных вопросов, и среди них: "В чем главные задачи движения "Женщины России"? и "Каким образом отбирались женщины для участия в качестве кандидатов в депутаты?". Ответа не последовало...

О.М.Здравомыслова, руководитель социологической группы Института социально-экономических проблем народонаселения РАН, поведала о результатах социологического исследования. Разнообразные выкладки научной работы еще раз подчеркнули, что общество пока еще не готово признать необходимость участия женщины в политике. А потому, по ее мнению, любое обособленное женское движение обречено на неудачу. И все же последнее десятилетие познакомило нас с женщинами, ярко заявившими о себе на политической сцене. Их можно подразделить на четыре типа. "Эксперт" - это специалист высокой квалификации. Как правило, у нее налажена личная жизнь и, при всей амбициозности, она тяготеет не к лидерству во взаимоотношениях с мужчиной, а скорее к партнерству. "Общественный деятель" - дама, резко выделяющаяся даже из среды социально активных женщин, личная жизнь зачастую не очень радует, и вся энергия направлена на дело. Она "включается" в самые острые политические ситуации, у нее ярко выражено стремление к лидерству. "Революционерка" - это просто мужчина в юбке. Ничего личного, все подчинено девизу: "Смело мы в бой пойдем!" И, наконец, "звезда". Это та, что идет в политику, чтобы самовыражаться. Работать в команде не умеет, да и не хочет. Думается, что под каждый из этих типов можно подставить известные фамилии, но этого ученая делать не стала. Впрочем, и так было понятно. Вывод таков: идти на выборы слабому полу следует только в составе уже популярного политического движения или партии. А как известно, все они возглавляются мужчинами. К тому же, так или иначе, и это прозвучало в выступлениях И.Сарычевой - советника СБ РФ, Н.Лейбовской президента ассоциации "Женщины за знания и гармонию", Р.Конопьяновой - члена комитета ГД по национальной политике, Е.Никоноровой - доктора философских наук, С.Айвазовой - политолога и других, общество пока еще находится в плену патриархальных представлений и видит в женщине не столько политического деятеля, сколько хранительницу очага, жену, мать. Не стоит сбрасывать со счетов и особенности женской психологии. Почему женщины, видя в списке для голосования неизвестную фамилию представительницы своего пола, как правило, ее вычеркивают? Да потому, что подсознательно видят в ней свою конкурентку. С чем у обычной женщины ассоциируется жизнь депутата? "Ага, - говорит она себе, - ты голубушка, будешь по приемам, разным презентациям разгуливать, по заграницам разъезжать, опять же на телеэкране мелькать. А я сиди дома с кастрюлями? Так нет же, не бывать этому!" Исследования показали, что и мужчин-депутатов в массе своей женское население выбирает по принципу: "симпатичный - не симпатичный", а программа его, обещания, намерения и устремления - не больше чем антураж. Большинство женщин-избирателей в это даже не вникают.

Поминали на этот раз и ситуацию с квотированием, приводя в пример благополучную и не соизмеримую с российскими масштабами Норвегию. Не говоря уже о первом лице государства - женщине, так еще и в тамошнем парламенте (стортинге) заседает 46% прекрасных дам. Проблема с квотами вызвала оживленную дискуссию, впрочем, каждый остался при своем мнении.

Красочное выступление Ю.Н.Безелянского, сдобренное именами великих философов и мыслителей, еще раз подтвердило, что Россия - страна, где мужской шовинизм пока еще правит бал. И тем не менее именно в нашем Отечестве 90 лет назад состоялся Первый съезд женщин России. И по этому поводу в те времена поэт Саша Черный посвятил заседателям стихотворное послание. Оно заканчивалось строками, обращенными к 3-й Государственной Думе: "Мы с вами нынче на мели - и мы, и вы", имея в виду и мужчин, и женщин. Не хотелось бы аналогов, но они сами собой напрашиваются...

О том, что политика испокон веков создавалась как мужское занятие, напомнил В.И.Мироненко. Потому-то все приемы и действия политиков ориентированы на мужскую природу, на культ силы. И женщина, идущая в политику, вынуждена как бы принимать те же правила игры. В то же время ее собственные, присущие от рождения качества - терпимость, доброта, благородство, душевная щедрость, желание примирить противоборствующие стороны - остаются даже у политически ангажированных дам невостребованными. Очевидно, тип политика должен поменяться, но это невозможно без смены стиля политического мышления.

Нельзя не отметить, что настроения в нашем обществе довольно быстро меняются. Предложение И.Сарычевой, чтобы рядом с претендентами на высокие государственные посты во время избирательной кампании появлялись их спутницы жизни, было встречено с одобрением. Невольно вспомнили, какой шок поначалу вызвало в народе появление Первой леди страны с мужем М.С.Горбачевым. Мы ведь были в ту пору очень закрытым обществом, только-только начинали приобщаться к мировой практике. Пришло на ум, как на заре моей юности смеялись над анекдотом: на каком-то крупном международном мероприятии появился Президент США с супругой, Президент Франции с супругой, а Хрущев - с Булганиным... Нынче Борис Николаевич везде появляется с женой, и это не вызывает неприятия.

Бытует мнение, что "политика - грязное дело". Но этот стереотип придется поломать. К тому же, как заявила Н.Гера - заместитель руководителя Евразийского центра им. Вернадского РАН, что "незнание законов Космоса не освобождает от ответственности". Две равновеликие величины разрушитель-мужчина и созидатель-женщина - наделены природой противоположными качествами. Но только женщине дано внести в этот мир гармонию. И ни к чему ей овладевать мужскими приемами освоения жизненного пространства, в том числе и в политике. У женщины хоть и свой путь, но рука об руку с партнером - мужчиной: ведь только вместе они могут составить единое целое. Как знать, может, эпоха Водолея и поможет в этом...

"Сударушка", № 51, 1998 г.

Надежда АЖГИХИНА

Придет ли в Россию политическая корректность?

ЖУРНАЛИСТЫ И ФЕМИНИСТКИ ВСТРЕТИЛИСЬ В "КЛУБЕ РАИСЫ МАКСИМОВНЫ"

Политическая корректность - продукт прогнившей западной цивилизации. Именно там придумали стыдиться расизма и антисемитизма, слово "ниггер" заменили на "афроамериканец", и даже если какой-нибудь политик или шоумен втайне ненавидит всех цветных, он никогда не позволит это высказать на людях, иначе карьере и популярности неминуемый конец. Одна из важных составных политкорректности - обязательное уважительное отношение к женщине, в силу чего официальное лицо не решится назвать представительницу "второго пола" другом человека или упомянуть о ее природной глупости и неспособности к самостоятельному мышлению. Конечно, это в некотором роде цензура, и перегибы явления (вроде того, что при прочих равных на работу возьмут черную женщину или инвалида) присутствуют. Впрочем, на многие жанры политкорректность не распространяется (хочет, к примеру, Милан Кундера писать о сексапильных несамостоятельных героинях, и никто ему не мешает). Но в целом идея не лишена смысла. Привыкнув к текстам и видеоряду, утверждающим равенство всех народов и полов, читатель и зритель потихоньку начинают мысленно воспроизводить полученную информацию и выстраивать собственные суждения в политкорректном духе. Ведь в расизме и женоненавистничестве на самом деле ничего хорошего нет. Нетрудно догадаться, что главным транслятором современных идей стали СМИ. Отечественной журналистике, так же как и политической практике, любое самоограничение противно в принципе, как напоминание о Главлите и Политбюро, и если антисемитизм у некоторых (но не всех) все же вызывает осуждение, то насчет женщин все в порядке: один политик заявляет, что законы пишутся не для дам, но для серьезных мужчин, другой сообщает, что бабья дорога - от койки до кухни, а деятели искусства не стесняются наперебой говорить о том, что женщина - существо низшее, ничуть не смущаясь миллионов поклонниц. СМИ, понятное дело, исправно тиражируют такие утверждения, подспудно вырабатывая у россиянок стойкую уверенность в собственной второсортности. Незадолго до Дня международной солидарности трудящихся женщин 8 марта "Клуб Раисы Максимовны" совместно с итальянской организацией "Женщины в развитии" и женским инновационным фондом "Восток-Запад" провел международную конференцию "Женщины и масс-медиа", на которой тема политкорректности и ее перспективы в российских СМИ находились в центре внимания. В зале присутствовали известные журналисты, общественные деятели и лидеры женских организаций из России, Италии и Индии. Среди них были замечены писатели Юрий Безелянский и Александр Кабаков, учитель и депутат Московской думы Евгений Бунимович и заместитель главного редактора издательства "Церковь и общество" отец Владимир Александров, телеведущие Валерий Комиссаров и Кира Прошутинская, доктор наук социолог Галина Силласте и директор Института культурологии Кирилл Разлогов, директор Института социально-экономических проблем народонаселения Наталья Римашевская, секретарь гильдии парламентских журналистов Софья Дубинская. Журналисты "Известий", "Новой газеты", НТВ, "Комсомольской правды", "Московского комсомольца" и полутора десятков других газет, журналов, теле- и радиостанций из Москвы, Петербурга, Мурманска, Иванова, Набережных Челнов, Новочеркасска и других городов. В начале дискуссии социолог Ольга Здравомыслова познакомила собравшихся с результатами опроса 100 столичных журналистов относительно "женской темы" в СМИ. Несмотря на то что исследователи не обозначили характера изданий, в которых трудятся респонденты, и их рабочей позиции, в целом, на их взгляд, журналисты видят женскую тему традиционно ("только одна анкета была заполнена идеально с гендерной точки зрения"). С журналистской точки зрения СМИ недостаточно уделяют внимания проблеме дискриминации в различных сферах (36,4% ответов), роли женщины в обществе (16,5%), социально-психологическим проблемам (11,4% ответов), социальной защищенности женщин (соответственно 3,8%). Только 1% тружеников пера и эфира упомянули женские исследования, о которых почти не пишут, 60% опрошенных считают возникновение женских организаций позитивным фактом развития общества, в то же время примерно столько же (58%) уверены, что организации создаются честолюбивыми соотечественницами, мечтающими о политической карьере. 36% разделяют мнение, согласно которому женские группы возникли как следствие моды на все западное, а 19% считают, что женщины получают от новых организаций реальную поддержку. В вопросах феминизма московские журналисты продемонстрировали полную неграмотность. Сопредседатель Ассоциации журналисток Ирина Юрна сообщила о результатах другого исследования - оказалось, в 1998 году общая площадь публикаций о женщинах в газетах и журналах составила 1,5% (в 1996 году - 1%). Социолог Галина Силласте рассказала о тех проблемах, которые волнуют сегодня самих женщин, - это прежде всего задержки выплаты зарплаты, кризис экономики и слабость государства, уголовный беспредел, кризис морали и ухудшение состояния окружающей среды. 65% женщин не согласны с американизацией СМИ, недовольны тем, что женщина предстает на телеэкране униженной, и осуждают порнографию. Женщины стремятся сохранить независимую собственную позицию, среди полностью доверяющих СМИ в 1998 году было 24,7%, доверяющих частично - 44,5%. Разгоревшаяся дискуссия обнаружила любопытный факт: лидеры женских организаций и опытные феминистки нередко смотрят на журналистов свысока, видят в них обслуживающий персонал и обвиняют в предвзятости. Если бы было проведено исследование мнения феминисток о работниках СМИ - оно было бы сопоставимо с тем, как журналисты думают о женщинах. В то же время многие журналисты отнеслись к развитию "женской темы" заинтересованно, в выступлениях звучали даже некоторые упреки в адрес женских организаций - за недостаточно активное сотрудничество с прессой.

Выступающие обоего пола согласились с тем, что некая политическая корректность не повредит отечественным СМИ. Даже Александр Кабаков, несколько лет назад начавший играть роль записного "мачо"... призвал к соблюдению библейских заповедей применительно к месту женщины, заметил, что прозвучавшие выступления вызывают большой интерес и имеют общественный смысл. Если вспомнить слова того же автора трех- и пятилетней давности, когда уважаемый литератор открыто говорил о несовершенстве женщин как вида живого, заметен явный прогресс. Не означает ли это, что пресловутая политкорректность потихоньку проторяет дорогу в кругах наших интеллектуалов? Специалисты считают, что женоненавистничество и нетерпимость к феминизму свидетельствуют о наличии глубоких комплексов, прежде всего комплекса неполноценности. Впрочем, от комплексов при большом желании можно избавиться. Может статься, и в нашей стране, где женщины традиционно отличались умом, стойкостью, они будут упоминаться в прессе исключительно с уважением и станет неприлично их оскорблять? Итальянки сообщили, что в их патриархальной стране на это ушло двадцать лет.

"Круг жизни", № 4, март 1999 г.

VI

Светлая память

Елена ОВЧАРЕНКО, Игорь ЯВЛЯНСКИЙ,

Бонн

Горе

У РАИСЫ МАКСИМОВНЫ ГОРБАЧЕВОЙ

РАК КРОВИ

МИХАИЛ СЕРГЕЕВИЧ ДЕНЬ И НОЧЬ ДЕЖУРИТ У ЕЕ ПОСТЕЛИ

ЭТОЙ парой восхищались. Эту пару ругали. Но им невозможно было не завидовать, потому что никто не сомневался: Михаил Сергеевич и Раиса Максимовна Горбачевы - одна из самых любящих и верных пар, которые явило миру уходящее столетие.

Они "неразлучники", опора и поддержка друг другу. Их любовь пережила первое чувство, но не переросла в силу привычки. Годы, триумфы и невзгоды только все больше сближали эту знаменитую чету. С точки зрения политики кого-то это может раздражать. А по-человечески этим надо любоваться - как восхищались американцы своими вечно влюбленными Рейганами. Но мы, россияне, видимо, не сентиментальны.

Когда Рональд Рейган заболел, ему сочувствовала вся страна. И вот беда пришла в другую счастливую семью...

26 июля Раиса Максимовна вместе с мужем прибыли в немецкий городок Мюнстер, расположенный в земле Северный Рейн-Вестфалия. Журналистам, довольно вяло отслеживавшим вояжи бывшего президента СССР, было сказано: Горбачева намерена пройти медицинское обследование в местной университетской клинике.

Тогда пресса еще не знала, что это был не обычный вояж: в Москве врачи поставили Раисе Максимовне серьезнейший диагноз - "острая лейкемия", или рак крови. Тесты немецких медиков его, увы, подтвердили.

Более того: по словам директора клиники профессора Карла Рана, состояние пациентки оценивается как "очень тяжелое". Это объясняется тем, что болезнь оказалась в запущенном состоянии. <...>

Немецкие специалисты тотчас приступили к проведению интенсивного курса химической терапии.

67-летняя Раиса Максимовна находится в отдельной палате университетской клиники, при ней практически безотлучно дежурят муж и дочь Ирина. Палата полна цветов. После сеансов химиотерапии пациентка чувствует слабость, и тут моральная поддержка родных, теплые слова, их уверенность в том, что жена и мама обязательно поправится, просто незаменимы. "Семейная терапия" Горбачевых трогает до слез даже медиков.

Михаил Сергеевич уже сказал, что его главная забота - поставить на ноги жену. Ни о каких делах не может быть и речи! Он не отлучается из Мюнстера ни на час, хотя должен был присутствовать на дне рождения некоего бельгийского миллиардера, куда также были приглашены "главные политические герои минувших дней" - Тэтчер и Буш. Но несчастье, постигшее жену, спутало все планы. Михаил Сергеевич, как человек вежливый, не забыл направить послание с извинениями юбиляру.

В Германии бывшую "первую семью" не оставили в беде. Уже в Мюнстере Горбачев сказал: "Я благодарен немецкому правительству за помощь. Особое спасибо я обязан сказать канцлеру Шредеру и президенту Клинтону, которые предложили оказать медицинскую помощь моей жене в их странах".

Дело в том, что Шредер и Клинтон предложили бывшему Президенту СССР воспользоваться услугами лучших врачей и клиник своих стран. Однако везти Раису Максимовну было решено в близкую Германию, а не в далекую Америку, перелет в которую связан к тому же с резким изменением климатических условий, что не рекомендуется таким больным.

Михаил Сергеевич и Ирина Горбачевы остановились в одном из местных отелей, расположенном рядом с университетским городком. <...>

Чета Горбачевых переживает трудные дни. Вся их надежда сейчас только на медиков. Но, может быть, это горе напомнит всем нам о том, что человеческие чувства достойны высочайшего уважения - может быть, не меньшего, чем соображения высокой государственной политики? Они идут по жизни вместе Михаил Сергеевич и Раиса Максимовна. Дай бог им переступить через тяжкий недуг и так и идти дальше - вместе...

"Комсомольская правда", 6 августа 1999 г.

Редакция "Новой газеты"

Он и Она

Чувства есть у всех людей. Но не у всех они бывают великими.

А если бывают, то не все позволяют узнать это всем.

Видимо, настоящее великое чувство - это то, которое знают только Он и Она.

Иначе это искусство. Или чувство искусственное.

Об отношениях Горбачевых говорили все. Употребили все слова, кроме слова "любовь".

Теперь забыты все те слова, кроме одного. И самого точного.

Когда М.С. давал интервью НТВ, он не произнес ни одного "сильного" прилагательного. Экономил и на глаголах.

Его выдавали только голос и глаза.

Господи, да разве возможно политику сердце иметь?

Оказывается, можно.

Женщины всегда завидовали Горбачевой. Тайно.

Теперь зависть стала светлой и явной. Если счастье настоящее, то ему не завидуют, ибо оно греет всех.

Как хорошо, что об этом заговорили просто и тепло.

Теперь за Раю молится не только Михаил.

Но и мы.

Если появились слезы, если об этом говорят и говорят, если боль одного материализовалась в сознании тысяч и тысяч...

Она привыкла к нелюбви.

Он - за... - вам повторить все обвинения?

Она - за партийное руководство президентом, за появление на политической сцене в красивых нарядах.

И тут - весть о ее болезни.

И на экранах - он. Это был не политик, не экс-президент. Он был при высшей своей должности: Любящего Мужчины.

Мы верим, что после всего они вернутся. В другую страну.

Другой Россия стала потому, что постигла что-то новое в любви, верности и красоте. Чувства есть не у всех людей.

Но пусть они будут у всех, кого мы допустили к власти.

P.S. Врачи нам сказали: именно Раиса Максимовна, нигде не афишируя, помогла лично и серьезно 1-й Республиканской детской больнице, где лечат детей с похожими диагнозами. "Больница - мирового уровня. Нам остается пожелать, чтобы у нее была такая же".

№ 29, 9-15 августа 1999 г.

Гаяз АЛИМОВ

Леди Достоинство

ТЫСЯЧИ ПИСЕМ И ТЕЛЕГРАММ ПРИХОДЯТ

В ПОДДЕРЖКУ РАИСЫ ГОРБАЧЕВОЙ

Удивительное открытие последних дней: ожесточившаяся в вечной борьбе Россия сподобилась проявить величие души. Нам казалось, что чету Горбачевых в России не любят, что о них забыли, выбросили на свалку истории и не вспомнят никогда. И мы преобразились. Мы стали людьми. Мы, оказывается, не разучились сочувствовать чужому горю.

Свидетельство тому - тысячи писем и телеграмм, пришедших из России в германскую клинику, где врачи борются за жизнь Раисы Горбачевой.

Оказывается, страна себя не потеряла. Нам казалось, что она с оглушающей быстротой уходит в холод меркантильности и эгоизма. И вдруг повеяло домашним теплом человеческих отношений.

Раисе Максимовне пишут отовсюду. Из самых дальних стран. И мы стали, пусть и по печальному поводу, свидетелями уважения к двум любящим друг друга людям Раисе и Михаилу, к самой, возможно, известной в мире российской семье.

У нас в стране Раису Максимовну невзлюбили. Не приняли, как только она появилась на публике вместе с молодым и могущественным генсеком. Однако думается, что это было не появление, а явление. Женский советский характер отверг ее только потому, что она - другая. Она не похожа на остальных: хрупкая и изящная, с изысканным вкусом к красивой одежде, она стала символом освобождающейся от серости страны. Ее не поняли. А может быть, и не хотели понять. Может быть, когда эта семья находилась у власти, к ней предъявляли сверхтребования. Но их не сумели сломать и подчинить.

Билл Клинтон и его супруга Хиллари буквально на следующий день после госпитализации прислали теплое письмо Раисе Горбачевой. Там есть такие слова: "Мы восхищаемся тем, с каким благородством и достоинством Вы постоянно сопровождали своего мужа в его больших делах". Письма прислали канцлер ФРГ Герхард Шредер, бывший многие годы министром иностранных дел Германии Ган-Дитрих Геншер, бывший президент США Джордж Буш и многие другие государственные деятели.

Поток писем и телеграмм из России не прекращался. И самое интересное большинство от женщин. Они желают выздоровления Раисе Максимовне. Был звонок в клинику и из администрации Президента России. Разумеется, с предложением помочь. Но как бы хотелось, чтобы Борис Николаевич нашел в себе силы лично позвонить или написать своему предшественнику. Просто по-мужски и по-человечески сказать два слова поддержки. И этого бы хватило. Но увы...

На днях мы видели на телеэкранах Михаила Горбачева. Человек на глазах состарился лет на двадцать. Перед бедой все равны. Когда-нибудь о Раисе и Михаиле напишут великую сагу - сагу о любви.

"Известия", 6 августа 1999 г.

Виктория ШКАРОВСКАЯ

Первая леди СССР борется

со смертью

...О том, сколько пришлось перенести Раисе Максимовне Горбачевой, мы вспомнили только сегодня. Заговорили о Форосе, о том, что после этих событий она перенесла инсульт, о стрессах, которые могли подорвать ее здоровье. Михаил Сергеевич не отходит от постели жены. На него больно смотреть. У этой пары неразрывная связь абсолютно родных людей. Они не могут друг без друга. Раньше нас это раздражало. Теперь мы отдаем им должное. Что ж, у таких долгов нет срока давности. Пожелаем Раисе Максимовне справиться с болезнью. Мы надеемся на лучшее...

Рудольф КОЛЧАНОВ,

соб. корр. "Труда", Бонн

Дорогой мой человек

(ВСТРЕЧА В МЮНСТЕРЕ

С МИХАИЛОМ ГОРБАЧЕВЫМ)

Первой я увидел Ирину, дочь Горбачевых. Безмерно усталая, с посеревшим, но не потерявшим обаяния лицом, она возвращалась с ночного дежурства в палате матери.

- Как было с мамой в эту ночь?

- Очень тяжело. Мучительно. Я страшно боялась...

А спустя несколько минут мы обнялись с Михаилом.

- Многие из наших однокурсников звонят мне в эти дни в Бонн, желают Раисе выздоровления, сочувствуют тебе, сопереживают вместе с тобой, надеются, верят в высокую справедливость, которая все-таки чаще всего не минует добрых, хороших людей.

- Мы получаем в Мюнстере около пятисот писем, телеграмм, факсов ежедневно. Через популярную газету с большим тиражом благодарю всех земляков, тысячи иностранцев за искренние слова сочувствия и поддержки в трудное для всей нашей семьи время...

- Ирина здесь с обеими дочерьми. Довелось им повидаться с бабушкой? Ведь режим в палате стерильно строгий - не то что цветов, вообще никаких лишних предметов, каждый сантиметр площади тщательно обработан во избежание малейшей инфекции.

- Все мы, кто дежурит в палате, подвергаемся такой же обработке. Но старшая внучка все же побывала в палате.

- Может, не стоило?

- Раиса очень просила.

- Немецкая печать, ссылаясь на мнение авторитетных медиков, писала, что болезнь сильно запущена. Как это могло случиться, не было возможности своевременно ее распознать?

- Все не совсем так просто. Эта форма лейкемии проявляется быстро, взрывообразно. Рая жаловалась на боли в пояснице. Ей сделали болеутоляющие уколы, сразу полегчало, мы гуляли с ней после этого. Но вот видишь, как все обернулось.

- Когда был поставлен диагноз, сказал ли ты ей об этом напрямую, как вели себя немецкие врачи?

- Я говорил с ней очень откровенно, выбирая, конечно, выражения, но почти открытым текстом. Врачи находили свои обтекаемые формулировки.

- С твоей откровенностью ты рассчитывал на силу ее характера?

- Именно. И не ошибся. Минувшей ночью ей было очень плохо, я опасался худшего, но она, как всегда, вела себя с поразительным мужеством, стойкостью и самообладанием. Она сильный человек, достойный самого высокого уважения, и, не знаю, насколько уместно в данном случае это слово, восхищения. Я преклоняюсь перед своей женой и счастлив, что она подарила мне многие годы...

- Закончился первый этап химиотерапии. Что дальше, какова программа лечения?

- Если говорить коротко, то следующий важнейший этап - пункция спинного мозга. После этого через пару дней многое о болезни станет яснее. Понятно, в каком ожидании находимся я, Ирина и внучки.

- Ваше круглосуточное дежурство в палате, надеюсь, не объясняется нехваткой или недостаточным вниманием персонала?

- На это мы пожаловаться не можем. В этом отношении в клинике все организовано идеально. А лечащий врач профессор Бюхнер - светило мировой величины.

- Когда ты один на один с Раей, о чем вы с ней говорите, прости меня за этот вопрос?

- О чем можно говорить в этот... миг между прошлым и будущим?

- Может быть, чтоб немножко отвлечься, давай поговорим о политике?

- Давай лучше сейчас об этом не будем.

...Не будем о политике. Мы поговорили еще несколько минут. Михаил быстро собрался и отправился на свое дежурство к самому для него дорогому человеку.

А я с несколькими коллегами пошел по журналистской необходимости "отлавливать" трудноуловимого профессора Бюхнера. В ожидании доктора удалось добыть документ - "Врачебный бюллетень", который и привожу полностью:

"Госпожа Раиса Горбачева пребывает в связи с заболеванием острой формой лейкемии 18 дней в нашей клинике. Она находится в критической фазе терапии. Пациентка очень ослаблена лейкемией и химиотерапией. В лечении госпожи Горбачевой участвуют многие специалисты клиники. О результатах первой фазы лечения можно будет говорить только спустя некоторое время".

О том, что можно сказать уже сегодня, мы и задаем вопросы лечащему врачу профессору Бюхнеру.

- В бюллетене говорится о "критической фазе терапии". Не можете ли вы дать пояснения?

- Чтобы остановить развитие болезни, требуется от четырех до шести недель терапии. Пока она не завершится благополучно, мы не можем вздохнуть с облегчением. Первая фаза терапии при таком заболевании проходит, как и у госпожи Горбачевой, примерно одинаково. Заболевание еще не удается остановить, к этому, помимо всего, добавляются побочные явления, связанные с самой терапией. Поражаются, как известно, не только больные клетки, но и происходит отрицательное воздействие на другие клетки и органы.

Нами разработана масштабная стратегия, как бороться с возникающими осложнениями.

- Ваша главная цель на данном этапе лечения?

- Добиться ремиссии, приостановить развитие болезни. На наш взгляд, потребуется второй этап химиотерапии.

- Из вашего опыта, каков процент достижения ремиссии при подобных заболеваниях?

- У госпожи Горбачевой очень серьезная форма лейкемии. В принципе мы достигаем ремиссии в семидесяти процентах схожих случаев. Шансы на полное излечение - примерно пятьдесят на пятьдесят. Мы полагаем, что наши усилия приведут к успеху, но еще очень рано успокаиваться и считать, что главные проблемы решены.

...Завершилась первая стадия химиотерапии. Борьба за жизнь и здоровье продолжается.

"Труд", 13 августа 1999 г.

Татьяна ИВАНОВА

"Как нас встречали в Милане"

Под таким заголовком в рубрике "Женская логика" в "Новом времени" была опубликована моя заметка ровно десять лет назад. В Италии тогда гостили не "мы", а чета Горбачевых. У которых с каждым месяцем дома прибывало врагов. В том числе и могущественных. Чем больше их становилось, тем демонстративнее "Новое время" принимало сторону Михаила Сергеевича. Отсюда - "мы", "нас встречали"...

Радостные, восторженные, многотысячные толпы людей в Милане, цветы, приветственные жесты, крики "Горби! Горби!" и голоса: "Мы пришли приветствовать женщину, муж которой столько делает, чтобы мир изменился к лучшему, столько делает для свободы..."

Мир тогда весь, казалось, улыбался нам навстречу. Потому что миру, как и небу, д?роги вступившие на праведный путь. А мы тогда каялись в тяжких грехах и демонстрировали готовность не потаить ни единого. Очиститься. Значит, сделать чище мир, потому что мы - Россия - огромная часть мира.

В то время мы вывели войска с чужой земли. Мы повинились пе

ред народами, которых тоталитарный режим выбросил из отеческих краев.

Народы Болгарии и Венгрии, Польши, Чехословакии и Германской Демократической Республики самостоятельно решали, как им жить дальше. И никто больше не мог сказать о нас, что мы жандарм Европы.

Стремление осознать себя членом семьи человеческой, общей семьи для всех, стремление вести себя в соответствии с этим осознанием было тогда с нашей стороны очевидно для Мира.

И связывалось с именем Горбачева. И когда куда-то приезжал он и когда встречали его - это означало, что нас встречают. И когда кричали "Горби!", это означало, что нас приветствуют.

И рядом с ним, с нашим Михаилом Сергеевичем, всегда была его жена, Раиса Максимовна. И все, кто хотел видеть, видели: это отличная, а может быть, идеальная пара.

Прежние советские начальники никогда не показывали своих жен. Они ж были небожители, сверхчеловеки...

Супруги были уж больно тяжеловаты. Нарядиться главжены норовили все в панбархат и люрекс, прически залакировать... Ну, и как такую в Европу?

Впрочем, партийные работники и сами элегантностью не отличались. Европейцы смотрели как на диковинку на их длинные габардиновые или ратиновые пальто, на их велюровые шляпы, лежащие на оттопыренных ушах, на их ботинки, по которым видно, что нет сносу, но и ясно, что не для ходьбы обувь, а только чтобы сделать в ней три шага до машины. А Раиса Максимовна улыбалась рядом со своим всемирно знаменитым мужем - легкая, грациозная, элегантная.

По-женски мы, бывало, обсуждали жен, которые красовались на телеэкранах с главами других великих государств. Сравнивали с нашей женой. Одна из них любила юбочки, которые были чуть короче, чем, по нашему разумению, полагалось бы носить в ее возрасте. У другой слишком легкомысленная прическа. Третья кокетничает...

Наша Раиса Максимовна, жена Михаила Сергеевича, наша жена была во всех отношениях безупречна. У нее платьице всегда было нужной длины, туфельки легкие. И - что самое ценное в женщине? - небрежный взмах расческой. У "нас" так и было. И, конечно, никаких гримас, никакого кокетства.

Заграница ей рукоплескала, только что не носила ее на руках. А кажется, иногда и носила.

Я, повторяю, смотрела на это с гордостью. Но и с грустью.

Потому что десять лет назад уже было ясно: дома такого теплого приема не будет.

В восемьдесят пятом он был. Был в восемьдесят шестом и восемьдесят седьмом, был в восемьдесят восьмом, но уже холоднее. А к восемьдесят девятому совсем похолодало. И Михаил Сергеевич даже почти перестал ездить с Раисой Максимовной по городам и весям родной страны. Все стремился с нею вдвоем за границу.

Здесь нарастало раздражение. Перестройка, которая казалась в начале своего пути величайшим благом, для многих обернулась непреодолимыми трудностями, а для некоторых и бедой.

Винили в этих трудностях, как во всем привыкли всегда винить в России, естественно, власть. В первую очередь Горбачева. Его - "со своей Раисой", с "этой Райкой"...

Мне не забыть, как во время путча 1991 года в замершем от ужаса, битком набитом пригородном автобусе два молодых человека, два негодяя громко, чтобы всем было слышно, говорили: "Наконец-то наши пришли! Наконец-то этого Горбача повесят вместе с его Райкой".

Молча шел автобус в сторону Москвы - из Истры. Мы с сыном ехали в журнал "Новое время", писать листовки против путчистов, а потом к Белому дому, на баррикады. Может, и все в этом автобусе (все, за исключением двух негодяев) ехали той же дорогой. Потому что среди трех погибших в ту страшную августовскую ночь был ведь парень из Истры...

Заявления о том, что все тогда перестали любить Горбачева и его Раису Максимовну, конечно же, лживы. Мы разные. Просто те, у кого эта пара вызывала резкую антипатию, были особенно горласты.

Моя же мама, например, до конца своих дней называла Раису Максимовну исключительно Раечкой.

Портрет Раисы Максимовны, подаренный ею ("Мне нравится Ваша "женская логика", хотя я не всегда с нею согласна"), - портрет этой женщины, некогда ставшей символом превращения нашей страны из всемирного чудовища и пугала в великодушную, поистине великую своей добротой и совестливостью Россию, потрет висит у меня на стене.

И будет висеть всегда.

"Новое время", № 32, 15 августа 1999 г.

Джульетто КЬЕЗА,

корреспондент газеты "Стампа"

Грустная миссия Горбачева

Время едва перевалило за одиннадцать часов вечера, а Михаил Горбачев только что появился на лесопарковой дорожке, ведущей к гостинице. Он шагает медленно, немного сутулится и держит руки за спиной. На нем голубая рубашка и новые голубые джинсы. На небольшом расстоянии от него идет один из двух телохранителей и несет черный портфель, который всегда при Горбачеве, куда бы он ни шел. Это напоминает знаменитый "ядерный чемоданчик", которого нет у него уже много лет. Однако этот портфель остается наполненным таинственными вещами, с которыми бывший советский президент никак не хочет расставаться.

Я никогда не видел Горбачева в таком напряженном состоянии. Это дает повод вспомнить фотографию, запечатлевшую его вместе с Раисой, когда они спускались с приземлившегося в Москве самолета. Тогда в течение трех дней они находились под домашним арестом во время путча в августе 1991 года. Его супруга была заметно ослаблена, но глаза президента сверкали, как у тигра.

Теперь в усталом взгляде свет угас. Он заметно тронут и тихо меня обнимает: "Как хорошо, что вы пришли, давайте пойдем и поедим кое-что".

Да, он устал. Он так и говорит: "Первые десять дней были очень тяжелыми я был один. Ирина (его дочь) приехала после того, как уладила свои дела в Москве и привезла с собой внучек (Ксению и Настю). Я хотел и вынужден был все время оставаться с Раисой Максимовной. И я, и она не спали всю ночь, и я помогал ей поворачиваться с боку на бок каждые десять минут".

Тоскливым тоном он продолжает: "Теперь у меня ужасная постоянная боль в спине. Как вы знаете, это как раз те движения, которых советуют избегать спортсменам-тяжелоатлетам, когда вы уже не можете наклоняться. А я это делал сорок раз за одну ночь!"

Он ест салат и йогурт, однако я чувствую, что он хочет поговорить и рассказать кое о чем. Сейчас дела идут немного лучше. Ирина приходит в больницу рано утром, чтобы увидеть свою мать, и остается до двух часов дня. Затем заботу о Раисе берет на себя он, и это продолжается до вечера.

"Мы немного говорим друг с другом. Я ухожу только тогда, когда вижу, что она относительно спокойна. В первые несколько дней она была очень утомлена. Она много страдала. Лечение очень активное и тяжелое", - вздохнул он.

Он показывает мне целую пачку полученных в последнее время писем и телеграмм с выражением поддержки и качает головой: "Нет! Я не уеду отсюда, что бы ни случилось, я остаюсь с ней. Вот видите: в этом вся разница для нее, а также для меня. В определенные моменты жизни вы осознаете, что некоторые вещи стали приобретать решающее значение. Вы совершенно другим образом ощущаете дружбу, человеческую теплоту. Я пытался понять характер этой болезни, но затем отступил. Что касается врачей, то уверен в них. Но я чувствую, что жизненно необходимо оставаться рядом с ней. И профессор Бюхнер (главный врач) говорит то же самое".

Раиса Максимовна догадывалась о диагнозе. Настойчивая попытка оградить ее от плохих новостей не могла продолжаться долго. Это был один из ее вопросов, поставивший Горбачева в затруднительное положение.

"В течение всей моей жизни я никогда не говорил ей неправду. Она это прекрасно знает. Поэтому она не задавала вопросы врачу, она спрашивала меня. Я сказал ей: да, это форма лейкемии, один из ее различных видов. Она закрыла глаза и хранила молчание в течение 40 минут. Я не пытался нарушить это молчание, которое, казалось, продлится вечно. Это был очень сложный момент. Я пытался представить себе, что она думала. Затем пришел профессор Бюхнер, и он помог мне, откровенно объяснив, что с ней происходит. Он показал лабораторные материалы и сказал, что есть надежда на выздоровление. Он был очень убедителен и вселил уверенность также и в меня".

Клиника внутренней медицины университетской больницы в Мюнстере - один из самых совершенных лечебных центров мира. Горбачев и Ирина подробно рассказывают о всех этапах болезни, начиная с ее возникновения и кончая госпитализацией Раисы Максимовны в Германии. Первоначальный диагноз был поставлен в Москве доктором Андреем Воробьевым из знаменитой кремлевской Центральной клинической больницы.

Именно Воробьев указал на необходимость срочного полного обследования больной и на наличие наилучших терапевтических лечебниц в мире. Это было 21 июля. Послы Германии и Соединенных Штатов тут же установили контакты между собой и в течение нескольких часов высказали свои предложения по устранению болезни.

В конечном счете выбрали Мюнстер, поскольку он ближе всего к Москве. В пятницу, 23 июля, немецкие доктора Бюхнер из Мюнстера и Мертельсман из Фрейбурга уже прилетели в Москву, чтобы поговорить с Воробьевым. Они подтвердили его диагноз, и в воскресенье, 25 июля, Раиса была доставлена в великолепно оснащенную палату отдела трансплантаций мюнстерской клиники.

Чтобы войти в эту палату, вы должны снять с себя все, надеть стерилизованную одежду и закрыть рот маской. Сотни писем и телеграмм, адресованных г-же Горбачевой, не могут быть доставлены в палату. Их переправляют в гостиничный номер Карена Карагезьяна, пресс-секретаря Горбачевского Фонда, прервавшего свой отпуск, чтобы поддержать бывшего советского президента.

Утром следующего дня я вхожу в этот гостиничный номер - если можно сказать "вхожу", - поскольку там имеется огромное число писем и телеграмм, и до кровати можно добраться с большим трудом. Не минуты, а часы уходят на то, чтобы поскорей открыть письма и посмотреть, кто их написал. Но чтобы прочитать их разобраться в них, требуется целая команда секретарей.

Я не могу не поинтересоваться одним вопросом: как смогла Раиса так быстро добраться до Мюнстера? Наверняка она прилетела на самолете. И некоммерческим рейсом. Я не мог не спросить: был ли этот самолет российского правительства? Горбачев покачивает головой. Он не хотел бы говорить об этом. Ирина также хранит молчание.

Двумя днями раньше, вслед за многими другими телеграммами, пришла телеграмма от Бориса Ельцина. (Телеграммы поступили от четы Клинтонов, Герхарда Шредера, Леонеля Жоспена, от четы Назарбаевых, от Джорджа Буша, госпожи Тэтчер и многих других мировых лидеров, нынешних и предыдущих, а также от лауреатов Нобелевской премии, видных деятелей культуры и представителей духовенства.)

В телеграмме Ельцина говорится: "Я хочу выразить свою глубокую озабоченность в связи с суровым испытанием, которое переживает Ваша семья. Я хорошо знаю, как трудно пережить болезнь любимого человека. Как никогда раньше в подобные моменты необходимы взаимная поддержка, теплота и забота. Я желаю Вам, уважаемый Михаил Сергеевич, силы и стойкости, а Раисе Максимовне мужества в ее борьбе с болезнью, а также быстрого выздоровления".

Это первый случай за последниедевять лет, когда Борис Ельцин прямо обратился к Михаилу Горбачеву, и бывший советский президент явно не намерен обострять отношения с ним. Горбачев говорит: "Это добрые слова, очень приятный жест".

Как бы то ни было, но я стараюсь понять, на каком самолете прилетели пациентка и Горбачев из Москвы. Похоже, это был самолет, который вылетел из одного из аэропортов Швейцарии, и он летел под швейцарским флагом. Также представляется (хотя это остается неподтвержденным), что самолет был арендован греческим судовладельцем Лацисом, давним другом семьи Горбачевых еще с 1992 года.

То, что Горбачев не получил самолет российского правительства, не имеет большого значения, учитывая драму, которую переживают Горбачев и его супруга.

На следующее утро, когда Ирина в очередной раз отправилась в клинику и после того как Михаил Сергеевич закончил информировать репортеров, мы вышли на продолжительную прогулку по парку.

Люди останавливались и пристально всматривались в Горбачева. Можно было услышать скрип тормозов, тысячи велосипедистов проезжали по извилистым улицам Мюнстера и по зеленым равнинам Вестфалии. Порой кое-кто подходил к Горбачеву и пожимал его руку, говоря: "Спасибо".

Хорошо одетый пожилой джентльмен говорит ему сначала на немецком, а затем на английском языке: "Вы Наполеон нашего времени". "Спасибо", - отвечает Горбачев на ломаном немецком языке, а затем, улыбаясь, говорит мне мягким тоном: "Это небольшой комплимент. Наполеон закончил свою жизнь на острове Святой Елены. Помимо этого, он был больше генералом, чем реформатором".

По его словам, Раиса спала лучше и температура, которая была у нее в прошлую ночь, сп?ла. Так что настроение у Горбачева улучшилось. И хотя это очень плохо, что болезнь пришлась на такое время, он явно доволен освещением болезни Раисы в российских средствах массовой информации. Это своего рода моральная компенсация, которая, похоже, в некоторой степени залечивает раны, на которые столь долго не обращали внимания.

"Вы хотите что-нибудь узнать? - спрашивает он. - Я никогда не ожидал этого от русских. Я думал, что произойдет смена поколений, прежде чем они поймут это. Однако я вижу, что ни одного плохого слова не было написано о ней или обо мне. Как будто наша боль помогла устранить недостаток в понимании".

У него на глазах слезы, и в данный момент он не пытается их вытереть. Он качает головой и пальцами дотрагивается до глаз. Затем он достает газету из кармана и говорит: "Прочитайте это".

В то время как он старается сохранить самообладание, я читаю статью в "Известиях" под заголовком "Леди Достоинство": "Мы преобразились. Мы стали людьми. Мы, оказывается, не разучились сочувствовать чужому горю. И мы стали, пусть и по печальному поводу, свидетелями уважения к двум любящим друг друга людям - Раисе и Михаилу".

С интересом я читаю: "Хрупкая и изящная, с изысканным вкусом к красивой одежде, она стала символом освобождающейся от серости страны. Ее не поняли. А может быть, и не хотели понять. Может быть, когда эта семья находилась у власти, к ней предъявляли сверхтребования. Но их не сумели сломать и подчинить".

А Раиса читала эту статью? "Да, она читала и плакала. Я думаю, что она никогда не видела так много выражений нежности и восхищения ею".

Михаил Сергеевич вновь вспомнил о тех, кто был готов бороться с ним. "Я вспоминаю, - говорит он, - как они писали о том, что Раиса покупала товары в Лондоне, используя американскую Express card, когда мы даже не знали, что это за кредитная карточка. Или когда они распространяли слух о том, что Раиса тратит большие суммы денег, чтобы составить конкуренцию Нэнси Рейган, в то время как на самом деле весь ее гардероб и все ее личные вещи были сделаны Тамарой Макеевой в Москве".

Михаил Горбачев улыбается, как будто огромный груз свалился с его плеч. Позднее в гостиничном номере он показывает мне телеграмму, присланную Биллом и Хиллари Клинтон: "В течение длительного времени мы восхищались тем, с каким благородством и достоинством Вы постоянно поддерживали своего мужа во всех его больших делах".

Горбачев перебирает кучу писем и находит письмо от Джулио Андреотти, бывшего премьер-министра Италии: "Дорогой друг! Я с большой озабоченностью слежу за тем, что происходит с Раисой, можете рассчитывать на мою помощь в любом случае. Я молюсь за Вас". Это нравится Горбачеву. Он произносит простые благодарные слова: "Вы знаете, некоторые письма и телеграммы приходят написанными как раз так, как вам хотелось бы. Но в любом случае получать их приятно".

Вечером, после того как Горбачев покинул палату Раисы, я вновь вижу его прогуливающимся по парку. Начинается мелкий летний дождь, сопровождающийся теплым ароматным туманом. В этой спокойной обстановке раздается его голос, которым он и громко, и твердо, и мягко, но в некоторой степени и решительно сообщает: "Раиса сказала сегодня мне нечто очень важное: "Когда я поправлюсь, если это произойдет, давай поищем небольшой домик где-нибудь недалеко от моря, где будет много солнца, так, чтобы мы могли наслаждаться последними годами нашей жизни". Я сам думаю: да, она действительно права. Это будет время для того, чтобы в полной мере насладиться жизнью, проявляя все человеческие чувства в последние годы жизни".

"Независимая газета", 20 августа 1999 г.

(Статья написана для "Нью-Йорк таймс")

Фьямметта КУКУРНИЯ

Михаил Горбачев подписывает самый важный документ в своей жизни

Я приехала в Мюнстер в те дни, когда разыгрался скандал и газеты всего мира только и говорили о гигантской сети коррупции, поглотившей Россию, кажется, не без участия ее руководящих кругов. Но здесь, в этом зеленом городишке северной Германии, мне явилось другое лицо России. Россия порядочных людей. Россия тех, кто умеет любить, уважать, кто знает, что такое честность, преданность - и в горе, и в радости...

Михаил Горбачев возвращается в гостиницу часов в одиннадцать вечера. Измученный и усталый от тяжести пятидесяти двух дней мучительного ожидания. Одет он в те же самые джинсы и футболку. Глаза красные, человека, который не спит. И мне кажется, что я никогда раньше не видела его таким грустным и одиноким. Он меня радушно обнимает и тихо-тихо говорит: "Очень тяжело".

Сегодня вечером Михаилу Сергеевичу не хочется ужинать. Он даже не старается немного отдохнуть:

- Меня ждет тяжелая работа, всю ночь.

Горбачев рассказывает, что врачи готовят Раису Максимовну для трансплантации. Речь идет о новой технике трансплантации через кровь. У Раисы Максимовны есть сестра - добрая и мягкая Людмила Максимовна. Она уже несколько дней находится в Мюнстере. Всем известно, что братья и сестры - лучшие доноры. Но тем не менее и в этом случае существует возможность отторжения. Произойдет оно или нет - станет ясно лишь после операции. Наука еще не может дать точный прогноз.

Сегодня ночью Михаил Сергеевич должен прочесть и изучить бумаги, которые только что передали ему врачи. Он должен попытаться понять между строк стерильного языка медицины, какие подстерегают опасности и какие есть реальные возможности. Только после этого он поставит свою подпись.

Утро наступает незаметно. Приходит теплым и солнечным в уходящее лето. В восемь с половиной утра Михаил Сергеевич уже готов идти в клинику. Пересечь пешком парк, затем пройти, как каждый день, коридоры, полные горя, приблизиться к палате жены, снять с себя одежду и обувь, облачиться в белый халат и, наконец, переступить порог стерильной комнаты, где находится половина его жизни.

Мы идем вдоль длинной парковой аллеи, за ним по пятам следует телохранитель, как его тень и друг. Рядом проносятся велосипеды и время от времени кто-то останавливается поздороваться и поддержать добрым словом. Заговаривают и по-немецки, и по-русски, бесцеремонно, как будто знакомы всю жизнь. "Как в моем селе Привольное", - говорит он.

А в действительности ничто не может отвлечь его от той тяжести, которая лежит на сердце.

- Я очень обеспокоен. После такого напряжения и страха теперь перед нами самый трудный этап. Никто не может предсказать, как это будет и сколько будет длиться. Нас ждет трансплантация. Люда приехала сюда, чтобы быть донором. Но она не смогла даже повидать сестру. Они не только сестры, но и большие друзья, а значит, для Раисы Максимовны был бы огромный стресс увидеть Люду здесь. Лишь однажды сестре удалось подойти к палате и молча посмотреть издалека. Милая Люда.

- Но что говорят врачи? Каковы шансы?

- Надежда одна: трансплантация. Но риск существует, и очень серьезный. Врачи не говорят о проценте успеха. Говорят, что надо надеяться. И мы надеемся. Их исследования доказывают, что существует возможность ремиссии болезни после операции. Если бы только она могла хотя бы немного собраться с силами, чтобы можно было сделать эту операцию...

Скоро должна вернуться Ирина. Она уезжала в Москву, чтобы собрать детей к началу учебного года. Все стараются уговорить Михаила Сергеевича немного передохнуть и уехать на несколько дней домой, когда Ира будет здесь. Признаюсь, я тоже стараюсь напомнить ему, что нужно подумать и о себе. Но мне сразу становится стыдно. Он на меня смотрит в недоумении, как будто я предала его.

- Мое место здесь, рядом с ней. Вместе мы прожили жизнь и в трудности, и в радости, вместе должны преодолеть это испытание. Она бы сделала то же самое для меня.

Долго молчит:

- В жизни есть моменты, когда мы лучше понимаем, что важнее. Например, когда болеют дети, ты хочешь быть сам на их месте. То же самое происходит, когда страдает родной тебе человек, часть твоей жизни, тем более женщина. В момент такого несчастья мы обрели вновь сердечность нашей страны, как будто наше горе зачеркнуло недопонимание. Нет, никуда не могу ехать, мое место здесь. Домой вернемся вместе, когда поправится.

У него покрасневшие глаза. Не знаю, то ли - от бессонной ночи, то ли - от слез.

"Репубблика", специально для "ОГ", Мюнстер

"Общая газета", № 36, 9 сентября 1999 г.

Фрагменты писем, поступивших на имя Раисы Максимовны

и Михаила Сергеевича Горбачевых во время ее болезни

Дорогая Раиса Максимовна, здравствуйте!

С большим огорчением наша семья узнала о вашей болезни.

Мы часто и с благодарностью вспоминаем о проявленном вами, Раиса Максимовна, и Михаилом Сергеевичем участии. Благодаря вам удалось направить нашего единственного сын Валерия на лечение в Германию. В 1990 г. ему был поставлен диагноз "острый лейкоз". С вашей помощью и с помощью немецких врачей болезнь была побеждена. Сейчас сын здоров, учится в Московском государственном социальном университете. Низкий поклон вам и Михаилу Сергеевичу за то, что вы для нас сделали!

С признательностью и благодарностью семья Уваровых.

P.S. Теперь нас четверо. У Валеры появился маленький братик Максимка.

Уваровы: Лариса Николаевна, Юрий Аркадьевич, Валерий и Максим, Одинцово Московской области

Дорогой Михаил Сергеевич!

Я и прихожане церкви Святых Косьмы и Дамиана молимся о здоровье вашей супруги Раисы Максимовны. Всегда с благодарностью вспоминаю ваше благословение, данное мне при вступлении на путь политической деятельности.

Искренне ваш

Михаил Мень, Москва

Раисе Максимовне и Михаилу Сергеевичу Горбачевым.

Дорогие наши!

Крепитесь Духом. Любовью победите! Поймите и примите это испытание.

Любим вас и молимся за вас.

Алла и Андрей Фомины, Кира Анатольевна Барабанова, Чебоксары

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Огорчены очень болезнью Раисы Максимовны. Выражаем вам и Раисе Максимовне сочувствие, поддержку.

Мы знаем, что вы - любящая и мужественная семейная пара, которая смогла пережить многие потрясения. Конечно, даже они - ничто по сравнению с болезнью. Желаем от всей души Раисе Максимовне здоровья, веры в лучшее. Если Господь с вами, то кто и что сможет быть против вас. Надеемся и мы с вами на лучшее. Вам, Михаил Сергеевич, желаем тоже здоровья, надежды, терпения, а мужества вам не занимать.

Семья Болдыревых, Москва

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Вы меня не помните, мы встретились три года тому назад в связи с моей работой над темой "Интеллектуальные корни нового мышления и конец "холодной войны". Книга скоро выйдет - почти вместе с вашей, у нас то же самое колумбийское издательство. В книге довольно подробно написано о вкладе Раисы Максимовны в философское развитие нового мышления.

Конечно, сейчас спешу передать сочувствие и веру в быстрое выздоровление супруги. И также надежду, что (поскольку сейчас преподаю в Болонье) вы оба сможете приехать к нам в Италию.

Извините за ошибки и скромную бумагу, мы уже были в хорватской деревне, когда услышали новости.

С глубоким уважением

Роберт Инглиш, остров Корчула, Хорватия

Дорогая Раиса Максимовна!

Вы очень мужественная женщина, которой я не устаю восхищаться. Я уверена, что все нормализуется. Вы уже перенесли так много испытаний, и я знаю, что Вы сможете и это пережить как всегда достойно, тем более, что с вами ваши любимые и близкие люди, для которых вы являетесь опорой во всем. Мне будет очень приятно продолжить работу с вами. Крепитесь, держитесь. Вы это очень хорошо умеете. Вы - Боец.

С уважением и большой любовью

Нина Андреева, Москва

Дорогой Михаил!

Мила и я были очень расстроены, когда узнали о болезни Раисы. Мы надеемся, что ее состояние улучшится, и она обретет здоровье и покой с Вами, дочерью и внучками.

С теплыми пожеланиями.

Искренне Ваш

Брайан Малруни, Монреаль

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Мне сообщили, что ваша супруга заболела и на протяжении длительного времени находится в клинике в Германии, я очень беспокоюсь по этому поводу. Я представляю, как вы сильно переживаете.

С уважением

Накасонэ Ясухиро, Токио

Дорогой друг!

С большим волнением слежу за сообщениями о здоровье Раисы и прошу Вас иметь в виду, что я полностью в Вашем распоряжении.

Помню и молюсь за Вас.

Джулио Андреотти, Рим

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Меня глубоко взволновало известие о болезни Вашей супруги Раисы Максимовны.

С удовольствием вспоминаю наши встречи, беседы, в которых часто принимала участие и Раиса Максимовна. Она всегда интересовалась состоянием дел, активно поддерживала разговоры. Большое впечатление оставило ваше деловое пребывание в Вильнюсе в те неспокойные январские дни 1990 года. Хотя много времени отнимали дискуссии по решению существующих проблем, однако общение с вами и Раисой Максимовной всегда было приятным и интересным. Надеюсь, что в скором времени у Вас все образуется, что появится возможность встречи с Вами, Раисой Максимовной, совместной беседы на разные темы.

С глубоким уважением

Альгирдас Бразаускас, Вильнюс

Уважаемая Раиса Максимовна!

В эти трудные для Вас дни решила написать Вам письмо признательности, восхищения и поддержки. Вы являетесь для меня образцом элегантности и женственности. Я действительно не перестаю восхищаться Вашим умом и силой характера. Вам вместе с Михаилом Сергеевичем пришлось испытать так много трудностей, но Вы никогда не изменили себе. Ваши отношения с Михаилом Сергеевичем - для меня это идеал отношений между супругами, образец любви, искренности, взаимопонимания.

С уважением и любовью

Соколова Галина Николаевна, Москва

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Из средств массовой информации узнали о тяжелом заболевании Раисы Максимовны. Это сообщение для нас стало неожиданным и печальным. Искренне желаем ей скорейшего выздоровления, не теряйте надежды, Михаил Сергеевич, на благополучный исход.

Н.И. и Л.С.Рыжковы, Москва

Дорогая Раиса Максимовна!

Горько нам было узнать о Вашей болезни, о тех тревогах и испытаниях, которые выпали на долю Михаила Сергеевича и всей Вашей семьи. Так же как и мы, сейчас чувствуют тысячи и тысячи людей в нашей стране и во многих других странах. Наша благодарность Михаилу Сергеевичу за добро, принесенное людям, и Вашу постоянную помощь и любовь.

С верой во все хорошее.

Семья Руденских, Москва

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Очень хочется поддержать Вас в такой трудный период Вашей жизни. Скажу откровенно, никогда не думала, что на Вашу долю выпадет боль и страдание, которые выпадают на долю всех нас - "простых людей". Сегодня особенно отчетливо ощутила, что Вы нам очень дороги и близки.

Очень хочется пожелать Вам и Вашей супруге перенести все тяготы и страдания с тем достоинством и стойкостью, очевидцем которых все мы были неоднократно.

Булавинова И.А., Москва

Добрый день, Михаил Сергеевич и вся Ваша семья!

Пишет вам бабуля внука, который в 1987 г. был приговорен - "острый лейкоз". Я в это время работала в Иркутской области и, когда получила письмо от дочери, мне хватило дня, чтобы поседеть. Это мой первый внук и в нем моя жизнь. Коротко - местная жительница, увидев меня, посоветовала траву, которая растет у них в крае, я тут же выслала ее, и мы Яника поили ею постоянно. Называется трава "костоед" - в простонародье другого названия я не знаю. Делали мы все возможное и теперь мой внук жив-здоров - отслужил армию, женился. Но, говорят, что выжил "бабулиным сердцем".

Нашла адрес, откуда мне присылали траву, пожалуйста, возьмите и поите Раису Максимовну, ведь мы тоже прошли через все - химиотерапию и прочее.

Галина Арсентьевна Смолянова, Краснодар

"Московские новости", № 36,

21-27 сентября 1999 г.

Уважаемая Раиса Максимовна!

Вы столько пережили, столько вытерпели в жизни, и опять Вам послано испытание. Я Вам желаю скорее выздороветь! Помните, пожалуйста, что большая часть Ваших соотечественников и современников уважают и любят Вас. Просто люди редко публично выказывают добрые чувства. Для меня Вы всегда были и есть идеал женщины. Я очень хочу скорее узнать хорошие новости о Вашем здоровье.

Елена Ещенко

Президенту СССР Горбачеву Михаилу Сергеевичу

Молю Бога о выздоровлении Раисы Максимовны. Вы спасли моего сына. Спасибо, родной.

Архангельская обл.

Старая учительница Горлач Анна Ивановна

5 августа 1999 г.

"Горбачев-Фонд"

Михаилу Сергеевичу Горбачеву

Желаем быстрого выздоровления Вашей супруге.

Тюменцы,

5 августа 1999.

Дорогая Раиса Максимовна!

Примите самые сердечные пожелания скорейшего выздоровления от Российского детского фонда, его сотрудников и добровольцев.

Мы всегда помним Вашу добрую поддержку наших инициатив в первые годы существования Фонда, Ваш неподдельный интерес к детским бедам.

Доброта всегда воздается. Мы верим, что Вы одолеете Ваш недуг.

Председатель Российского детского фонда Альберт Лиханов

10 августа 1999 г.

Дорогой Михаил Сергеевич!

Мысленно мы с Вами. Все слова и пожелания людей, любящих и ценящих Вас и Раису Максимовну, Вы уже получили.

Если необходима наша кровь, можете смело рассчитывать на нас с братом-близнецом. Наша фотография с Вами у Вас есть в московском офисе...

От себя лично мы в церкви заказываем службу во здравие Раисы Максимовны.

Желаем и верим в успешное выздоровление Раисы Максимовны.

В случае необходимости с нами можно связаться по факсу.

Берегите себя! Вы и Раиса Максимовна нам нужны!!!

P.S. На Ваше усмотрение показать Раисе Максимовне наш факс.

Искренне Ваши

Вячеслав Лобанков (Разинов), Виктор Разинов

13 августа 1999 г.

20 СЕНТЯБРЯ 1999 Г.

8 ЧАСОВ УТРА, "ВЕСТИ"

Раиса Горбачева находится без сознания.

Из Германии поступают тревожные сообщения о состоянии здоровья Раисы Горбачевой, которая проходит курс интенсивной терапии в клинике немецкого города Мюнстер. Лечащие врачи называют состояние супруги экс-президента СССР критическим.

Больная находится без сознания. Врачи не могут справиться с общим сосудистым шоком пациентки. Ее жизнь поддерживается благодаря аппарату искусственного дыхания. Михаил Горбачев, который находится рядом со своей супругой, считает, что надежда на излечение пока остается. Минувшим днем поддержать чету Горбачевых в Мюнстер прибыл федеральный канцлер Германии Герхард Шредер.

11 ЧАСОВ 28 МИН.

ИТАР-ТАСС (СРОЧНО)

Москва, 20 сентября (корр. ИТАР-ТАСС)

В университетской клинике германского города Мюнстера сегодня оборвалась жизнь Раисы Горбачевой - супруги первого президента СССР Михаила Горбачева.

Причина смерти

Раиса Горбачева страдала самой тяжелой формой лейкемии - рака крови. Как свидетельствует медицинский бюллетень, подписанный лечащим врачом Раисы Максимовны из университетской клиники внутренних болезней в Мюнстере профессором Бюхнером, хромосомы лейкозных клеток больной полностью переродились. Поэтому проводившаяся вначале химиотерапия принесла лишь частичный успех. Запланированная трансплантация костного мозга (донором стала сестра Горбачева) была отложена из-за тяжелой инфекции в организме пациентки. Она была переведена в отделение интенсивной терапии. Однако в этот момент лейкемия вновь стала прогрессировать. Это привело к нарушению кровообращения во всех внутренних органах, ставшему причиной смерти Раисы Максимовны.

Прощание

...Борис Ельцин предложил свою помощь и поддержку в трудную для Горбачева минуту. По его распоряжению на борту самолета Ту-134 авиакомпании "Россия" в столичный аэропорт Внуково-2 вечером 21 сентября из Германии будет доставлен гроб с телом Раисы Горбачевой. Как сообщили "Известия" в "Горбачев-Фонде", прощание с женой первого президента СССР пройдет в среду, 22 сентября, в здании Российского фонда культуры.

Похоронена Раиса Горбачева будет на Новодевичьем кладбище в Москве в четверг, 23 сентября. Все приезжающие на похороны из-за рубежа смогут получить визу прямо в аэропорту Шереметьево.

"Известия", № 176, 21 сентября 1999 г.

Редакция "МК"

Утрата

Они всегда были вместе: на официальных встречах, на светских раутах, на всех официальных и домашних фотографиях Раиса Максимовна - рядом с Михаилом Сергеевичем...

Спектр отношения народа к своей "женщине № 1" был велик: от обожания и восхищения до ненависти. Равнодушных - не было. Ненависть за быстротечностью времени прошла, а любовь осталась. В "Горбачев-Фонд" до сих пор приходят мешки писем со всей страны и из-за рубежа, адресованных Раисе Максимовне.

Можно по-разному оценивать то, что сделал для страны Михаил Горбачев: обвинять во всех сегодняшних бедах, сожалеть, что не хватило времени довести до конца начатое... История все расставит на свои места. Но мы жили в "эпоху Горбачева". И кто знает, какой была бы эта эпоха, если бы рядом с Михаилом Сергеевичем все эти годы не находилась Раиса Максимовна.

Это была самая яркая пара за всю историю советского, да и постсоветского периода. Если Михаил Горбачев пополнил мировой лексикон понятиями "перестройка", "гласность", Раиса Максимовна ввела в российский обиход понятие "Первая леди государства". Выход в свет жены советского президента имел не меньший эффект для России, чем разрушение Берлинской стены для Запада. Моментально поползли сплетни, что Раиса Максимовна влияет на все решения, принимаемые главой государства. Народ просто не мог осознать, что для главы СССР очень важна нормальная семья, тот надежный тыл, та поддержка, без которой немыслимо выдержать нечеловеческие нагрузки перестроечных лет. Сами Горбачевы никогда не задавались вопросом "кто на кого влияет", на комсомольской свадьбе не звучало клятвы "быть вместе в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас" - они просто всегда были вместе со студенческой поры, с того дня, когда познакомились во время учебы в МГУ. И до конца.

"Мы были молодые, энергичные, - вспоминал в своем годичной давности интервью "МК" Михаил Сергеевич. - Когда Раиса Максимовна занималась своими социологическими опросами, она обегала в резиновых сапогах по грязи сразу по нескольку сел..." Через годы манеры и туалеты бывшей девчонки из города Рубцовска Алтайского края, бегавшей по грязи сельских дорог в поисках материала для диплома, станут предметом обсуждения всей мировой прессы. Как ей это удается, какие мировые знаменитости обшивали Первую леди СССР? "Я всегда считала своим долгом как жена президента одеваться только у российских модельеров", - особенно подчеркивала Раиса Максимовна. Наверное, только она могла заставить их шить так... Ни до, ни после никто не мог с ней сравниться. Всегда строгая, подтянутая, одета с безупречным вкусом, великолепная прическа, даже в последние годы, когда уже сильно болела и все реже появлялась на публике...

Будучи женой главы государства и после ухода Горбачева с президентского поста, Раиса Горбачева много занималась благотворительной деятельностью. При ее помощи был создан Фонд культуры - первая общественная благотворительная организация в России. Новое здание "Горбачев-Фонда", Музей перестройки, библиотека перестройки - всему Раиса Максимовна уделяла огромное внимание. Теперь здание достроено, упакованные вещи ждут своего переезда задерживались, ожидая возвращения Раисы Максимовны и Михаила Сергеевича из Германии... Длинный список учреждений: больницы, детские дома, интернаты, комитеты ветеранов, творческие коллективы - всем оказывали помощь: кому деньгами, кому оборудованием, кому помогли с обучением... Страшное совпадение - свое основное внимание Раиса Максимовна всегда уделяла НИИ детской гематологии при детской республиканской больнице, приоритетным благотворительным проектом "Горбачев-Фонда" было участие в работе международной ассоциации "Гематологи мира - детям" и программа "Детские лейкозы в России". На борьбу со страшной болезнью тратились миллионы долларов: гонорары за книги Михаила Горбачева и самой Раисы Максимовны, спонсорские деньги. Более восьми миллионов долларов потрачено на закупку лекарств и оборудования для Центра по трансплантации костного мозга - первого в России медицинского центра, где проводились такие операции. На средства Фонда многие врачи прошли обучение за рубежом. Сколько жизней спасено благодаря этой помощи... Помочь самой Раисе Максимовне врачи, увы, оказались бессильны.

Когда год назад мы попросили Раису Максимовну об интервью, было видно, что говорить ей нелегко. Особенно о том, что затрагивало судьбу ее близких, ее семьи, людей, которых они с Михаилом Сергеевичем считали друзьями.

Раиса Максимовна так и не оправилась после событий в Форосе. То, что для нас стало уже историей, для нее осталось незаживающей раной. Слезы стояли в глазах, когда она вспоминала события того страшного августа. "Предательство самых близких, тех, с кем все начинали, кому доверяли..." Обида, что не дали продолжить, остановили на полдороге. И еще - страх за семью.

Семья всегда была главным в жизни Раисы Максимовны. "Девочки" - так она называла дочь Ирину и двух внучек. Каждые выходные, если не было никаких зарубежных командировок, вся семья обязательно собиралась на даче Горбачевых... Во многом благодаря супруге Михаил Сергеевич в последние годы продолжал активную политическую жизнь. Теперь это будет трудно. Будет очень трудно просто жить без Раисы Максимовны...

Мы все верим и надеемся, что Михаил Сергеевич, Ирина Михайловна, вся семья Горбачевых найдут в себе силы пережить боль утраты. Коллектив "Московского комсомольца" выражает свои глубочайшие соболезнования всем родным и близким Раисы Максимовны Горбачевой.

"Московский комсомолец", 21 сентября 1999 г.

Последняя осень

УМЕРЛА РАИСА МАКСИМОВНА ГОРБАЧЕВА

Гаяз АЛИМОВ, Юрий БОГОМОЛОВ

Она ушла. Женщина, которая, просто будучи женщиной, женой, перевернула мир. Наш, советский, железобетонный, серый. И не только наш. Мир вдруг увидел совершенно другую женщину - изящную, элегантную, ухоженную. Во всем чувствовалось, что она любима. И Бог ты мой, самим Генеральным секретарем ЦК КПСС.

Самого Горбачева восприняли как спасителя. От долгой безысходности. Он сумел оправдать нашу с годами становившуюся все более нетерпеливой надежду на лучшее. И он смог вдохнуть свежий, очищающий ветер в паруса дряхлеющей, падающей страны. Раиса была рядом с ним. Хрупкая вызывающая зависть женщина. Ее не воспринимали, может быть, еще и потому, что она была самостоятельной, а не являлась неким придатком верховной власти.

Раиса Максимовна стала нашей историей в той же мере, что и Михаил Горбачев. И она - знак нынешней эпохи. Первое знамение начавшейся в 1985 году перестройки: Генеральный секретарь КПСС, говорящий без бумажки. Второе: его жена - миловидная женщина. И то, что она с ним рядом на официальных приемах и в деловых поездках. Это сразу европеизировало нас в глазах мирового сообщества. Да и мы - как сообщество - европеизировались в собственных глазах.

Надо вспомнить советскую традицию, заведенную еще товарищем Сталиным, в силу которой жены руководителей страны оставались за кадром общественной жизни. Они были внесценическими персонажами. Они заведены были для быта и досуга.

Горбачевы поломали традицию. Значение этой мини-революции можно по достоинству оценить, если вспомнить, что и в целом советский менталитет предполагал стирание границы не только между городом и деревней, но и между мужчиной и женщиной. В пользу мужчины, разумеется. Недаром из советского кино 30-х годов ушло амплуа женщины-тайны, женщины-загадки.

Женщине в кино дозволялось стать членом правительства, но при условии, что она перестанет быть женщиной.

Ей разрешалось стать вровень с мужчиной, но при условии, что она обскачет его на лошади.

Раиса Максимовна не останавливала коня на скаку, не входила в горящую избу, ни с кем не состязалась - она оставалась самой собой, была мужу верным другом и спутницей. В том и состоял подвиг.

Сегодня было бы грех не вспомнить, что он в массовом подсознании вызывал столько же уважения, сколько и раздражения. Это потому, что Горбачевы совершили свою мини-контрреволюцию, а мы в массе - нет. Ушла женщина, которая возвысила нашу Родину. В глазах не только своей страны, тогдашней России под названием СССР, но и в глазах всего мира.

Она была как вспышка новой звезды. Она вспыхнула и светила, к сожалению, недолго. Но у звезд есть такая божественная особенность - даже умирая, оставлять свой след. Ее любили и ненавидели. Ее часто не понимали. Но никто и никогда не оставался к ней равнодушным. Она была не такая, как все. Она не была похожа ни на кого. И конечно же ей завидовали.

Последние дни она была без сознания. Но в минуты прояснения, видя рядом с собой своего Михаила, она однажды сказала всего три слова: "Пока он рядом..."

Эта российская семья, лишившаяся высот верховной власти, осталась достойной, стойкой к потрясениям, горю, обидам. Раиса Максимовна и Михаил Сергеевич были вместе до последней секунды. И теперь Горбачев один. Это не только его личная потеря. Мы все потеряли ее, женщину яркую и неповторимую. Мы всегда будем помнить, что она была. И своим появлением открыла миру дру

гую Россию. Русскую женскую душу - любящую, преданную и верную.

Прощайте, наша Первая леди... Прощайте и простите нас.

"Известия", № 176, 21 сентября 1999 г.

Ушла Первая

УМЕРЛА РАИСА ГОРБАЧЕВА.

ТЯЖЕЛЕЕ ИСПЫТАНИЯ

У ПРЕЗИДЕНТА СССР ЕЩЕ НЕ БЫЛО

Ушла из жизни Раиса Максимовна Горбачева. Женщина, которую любил Михаил Горбачев и которая любила его. Они действительно так относились друг к другу это нельзя сыграть. Женщина, которая чувствует, что любима, всегда выделяется из толпы. И этого ей не прощают. Раисе Горбачевой не прощали - и они оба понимали это. Только в их отношениях от этого ничего не менялось. Они жили так, как чувствовали, и своим отношением друг к другу, как и многим другим, нарушали советский номенклатурный канон. Они так и прожили. Вместе до последней минуты. Семья Горбачевых.

Раиса Максимовна при этом сумела остаться самостоятельным человеком. Она не могла быть "при Горбачеве". В отличие от традиционно неработающих жен партийных начальников, она преподавала, писала диссертацию, позже - работала в Фонде культуры, занималась благотворительностью, помогала "Горбачев-Фонду". Ей казалось, что этого мало. Она придумала свой клуб - его соучредители с трудом уговорили ее назвать клуб своим именем. Все-таки уговорили. "Клуб Раисы Максимовны" помогал детским больницам, провинциальным учителям, педагогам, работающим с "трудными" детьми. Деньги на благотворительность Клуб находил с трудом, да не Клуб их находил, а Раиса Максимовна...

Для "МН" Раиса Максимовна была больше, чем супруга Президента СССР, больше, чем первая из первых леди, разрушившая унылые советские стереотипы. Семья Горбачевых для "МН" - просто близкие люди, которые были рядом с нами все последние годы. Раиса Максимовна не держала зла на газету. Хотя могла бы: "МН" и ее авторы бывали жестки по отношению к ее мужу, иногда слишком жестки. Но ни это, ни прочие обстоятельства не развели нас по разные стороны баррикад. Мы привыкли, что они рядом...

Уход из жизни Раисы Максимовны - наше общее горе.

"Московские новости", № 36, 21-27 сентября 1999 г.

Запомните то, о чем вы сегодня думаете

СВЕТЛАЯ ПЕЧАЛЬ, ДОБРАЯ ПАМЯТЬ, ТИХАЯ ГРУСТЬ И ГОРЬКОЕ ЧУВСТВО ВИНЫ

Олег ХЛЕБНИКОВ,

ведущий редактор "Новой газеты"

Памяти Р.М.

Чересчур ревнивы времена,

нрав их нелюдим...

Вам не нравилось, что с ним - Она?

Вот он и один.

Может, им простится хоть сейчас

верности недуг.

Ведь на взлете настигал и нас

страх разлук.

А разлука поджидает всех

главная, одна.

Ты прости им счастья смертный грех,

грешная страна!

Погляди, кого лишилась ты

и кому - вдова

отдалась по праву простоты

хуже воровства.

Неужели, слышь, сомненья есть

в избранной судьбе?

Как ты им простишь любовь и честь,

чуждые тебе...

Михаил БАРЩЕВСКИЙ

Чета Горбачевых. Счета Ельцина. Ну почему эти две темы возникли одновременно? История хочет дать нам еще один урок "сравнительной нравственности"? Дает нам возможность понять одно на фоне другого?

Горбачев уже вошел в историю ХХ века как человек, изменивший весь мир. Всегда рядом с ним была Раиса Максимовна. Рейган, Тэтчер, Коль имеют шанс попасть в учебники лишь как политические партнеры Горбачева. Ельцина если и упомянет какая энциклопедия, то как политического противника Горбачева. А может быть, за то, что он распорядился послать правительственный самолет за гробом Раисы Максимовны. Всей своей политической карьерой Горбачев преподал нам урок нравственности. Его жена ему ассистировала.

Когда-нибудь мы поймем...

Поймут российские женщины, что она сделала для них. Как заставила нас, мужчин, по-новому взглянуть на своих жен. С экрана телевизора мы видели, что в нашей стране даже первое лицо отвоевало себе право гордиться своей супругой. Горбачевы преподали нам урок любви.

Однажды мне довелось пожать руку Горбачева и Раисы Максимовны. Горжусь этим.

Когда она болела, Горбачев преподал нам еще один урок - урок мужества. Кто говорил, что ему не хватает силы воли?! Повторите это сегодня. Если повернется язык.

Михаил Сергеевич! Мы ждем от Вас еще одного урока - урока стойкости. Нравственные ориентиры так нужны нам сегодня.

"Новая газета", № 35, 23-26 сентября 1999 г.

Наталья ЖЕЛНОРОВА

Умерла Раиса Горбачева

РОК неотвратим. Он без разбора бьет и по простым людям, и по избранным.

Сколько писем мы получали от простых людей, которых так шокировала Раиса Максимовна! Это была эпоха жены президента в годы перестройки. Она открыла страницу в истории, где рядом с мужем-властелином нашлось место и для нее, любимой. И это место, и сама она - хорошенькая, ладненькая, улыбчивая и модельная - были неоднозначно восприняты советским обществом. Смешались разные чувства: зависти и ревности. Они-то и сплавились в непонятную неприязнь...

Но время - великий лекарь. И теперь мы поняли, что была Великая Любовь, перед которой даже История снимает шляпу.

Простите нас, Михаил Сергеевич, - раб и господин своей любви! Простите нас, Раиса Максимовна, - терпеливая подруга своего верного рыцаря! Вы пытались быть Первой дамой Отечества, но оно не было готово к Первым дамам. Вы посещали детдома и больницы, но всем казалось, что это лицемерие и поза. Ваш тихий, размеренный голос многих так раздражал! Признаться, и меня тоже.

Однажды я была на заседании вашего Фонда - помощи сиротам, с конкретными делами, неординарными решениями (как-то: благополучным детям-подросткам взять опеку над неустроенными, заброшенными сверстниками). Своим ровным, медленным голосом вы что-то советовали, предлагали. А потом, за столом, в неофициальной обстановке много вспоминали, говорили. И это была Другая Песня! Сердечная, страстная речь простой русской матери, без нравоучений, без помпы! Я была ошарашена и очарована Вами...

Очень многие выпьют сегодня на помин души Раисы Максимовны, пожелав, чтобы земля ей была пухом. А мы... мы будем помнить о ней и сожалеть о своем бессердечии.

"Аргументы и факты", № 39, 1999 г.

Из письма читателя

журналисту "АиФ"

В "АиФ" была напечатана Ваша небольшая, но очень емкая и содержательная статья "Умерла Раиса Горбачева". Вы все правильно написали, Отечество было не готово к Первым дамам. Спасибо Вам большое. Раиса Максимовна подняла на пьедестал русскую женщину в глазах всей планеты. И в этом большая заслуга Михаила Сергеевича.

Еще в те времена у меня не было ни зависти, ни особого восторга; но меня всегда радовала Раиса Максимовна и их супружеское взаимопонимание, их нескрываемая сердечность, и супружеская любовь, и привязанность. Я считала, что так должно быть у всех. <...>

До свидания.

С уважением

Инна Георгиевна

8.10.99, г. Озерск.

Николай ЕФИМОВИЧ

Раису Горбачеву убили Чернобыль и путч?

Бывший работник ЦК КПСС, писатель Георгий Пряхин, один из немногих, кто близко общался с семьей Горбачевых и после отставки первого президента СССР. Именно он помогал Раисе Максимовне в работе над книгой "Я надеюсь...". Бывшая Первая леди собиралась написать еще одну - о жизни Горбачевых после 1991 года, но все откладывала...

-----

- Мы с ней даже встречались и разговаривали по поводу новой книги. Это было несколько лет назад. Я обратил внимание, что она уже тогда светилась. Раиса Максимовна была и так достаточно хрупкая и утонченная, не побоюсь этого слова, женщина. Но уже тогда что-то в ней было такое на излете. Она ведь очень тяжело перенесла путч 1991 года, Форос.

- Тем не менее кое-кто злословил: дескать, путч был разыгран специально чуть ли не самим Горбачевым.

- Розыгрыша такой ценой не бывает. У нее действительно случился инсульт, паралич.

- Видимо, все эти переживания не могли пройти бесследно?

- Я в этом не сомневаюсь. Эта спрессованная катастрофа, моральная, нравственная, которую ей вместе с мужем довелось пережить, она, конечно, укоротила ее век.

Но, кстати, не исключаю и того, что, может быть, какой-то след оставил Чернобыль. Хотя об этом никто не говорит сейчас. Я даже думаю, что мало кто знает или помнит, что она побывала там. Три года спустя после аварии. Но тем не менее радиация там была приличная. В 1989 году я с Михаилом Горбачевым ездил в Чернобыль. Вместе с нами была и Раиса Максимовна. Лазила даже на могильник четвертого энергоблока.

Я не знаю, связана ли эта страшная болезнь с тем посещением. Но вот подумалось...

- Извините, но зачем Михаил Сергеевич взял ее туда?

- Они редко расставались друг с другом. Раиса Максимовна сопровождала его не только там, где красиво. Она ездила с ним и в Чернобыль, и в разрушенную страшным землетрясением Армению. Ее буквально потрясла трагедия в Спитаке. Если не ошибаюсь, она была с Горбачевым в Башкирии, когда там произошла страшная авария.

- Что побуждало ее делать это - желание находиться всегда рядом с мужем или же то, в чем многие обвиняли Первую леди, - стремление руководить им?

- Не знаю, у меня такое ощущение: если бы она руководила Михаилом Сергеевичем, то, может быть, его команда проиграла бы не так быстро.

Это, несомненно, преданность друг другу. Они действительно очень незаурядная пара. Но ясно, что Раиса Максимовна уже тогда пыталась выходить время от времени из тени Михаила Сергеевича. Может быть, это было не всегда удачно.

Она ездила еще и потому, что умела сострадать.

- А это правда, что в жизни она была другой, чем казалась на телеэкране?

- Она была очень искренней. Умела забывать, что она - жена Генерального секретаря. Правда, потом тут же могла испугаться своей искренности.

Ни для кого не секрет, что в самолетах, когда возвращаются после каких-то визитов в другие страны, конечно, выпивают. Был довольно узкий круг людей, очень умеренно пьющих. Раиса Максимовна сама накрывала и звала нас: ну что ж, мужчины, вы можете расслабиться. Она умела быть гостеприимной, веселой. Я бывал у них и на даче. Чай всегда она подавала сама. Конечно, там работали люди, которые могли это сделать. Но она старалась сама.

- Однажды я услышал: Горбачеву удалось пережить трагедию ухода из власти во многом благодаря жене.

- Действительно, Раиса Максимовна сделала все, чтобы Михаил Сергеевич не сломался. Она верила в него, верила даже в какую-то его исключительность. Скажу больше - она его обожала. Когда он выступал с какими-то докладами, речами, она всегда садилась в первом ряду и следила за ним неотрывно. Ее глаза излучали и восторг, и тревогу, и понимание, и заботу.

- А как она сама перенесла сошествие с пьедестала?

- Мне кажется, оно далось ей, конечно, труднее, чем Михаилу Сергеевичу. Она натура более цельная. И, наверное, даже более ярко выраженная. Она привыкла, конечно, быть Первой леди.

Надо сказать, что Горбачев после отставки стал сердечнее, более открытым и искренним. Раиса Максимовна не менялась никогда. Такой я ее знал тогда, такой она и осталась. Наверное, это давалось невероятным трудом.

- Сейчас относиться к Горбачевым, мне кажется, стали лучше.

- Может быть, еще и потому, что они показали, как нужно в тяжелые времена быть рядом друг с другом, как нужно дорожить друг другом, как нужно любить, даже будучи уже в серьезном возрасте.

Ей разное приписывали. Я не хочу сейчас останавливаться на этой теме. Но могу сказать одно. Когда видишь ее по телевизору, никогда не скажешь, что она - человек, способный к самоиронии. Достоинство человека определяется во многом тем, может ли он смеяться над собой.

Раиса Максимовна Горбачева при всей своей телевизионной чопорности, преподавательской манере ведения разговора была человеком с юмором. Я помню, были мы в Стенфорде, летели туда на самолете, который предоставил президент Буш.

В той поездке был, наверное, единственный случай, когда она не дослушала до конца выступление Горбачева и предложила посмотреть Сан-Франциско. Начальник охраны Буша почему-то привез нас в китайский район. В большой магазинспиртного. Китаянка за прилавком едва не рухнула, когда вошла Раиса Максимовна. По-моему, для самой Горбачевой было большой неожиданностью то, что ее привезли в такой магазин.

- Но ничего не купила?

- Нет. А когда мы вышли из магазина, на площади стоял разрисованный экскурсионный трамвай. Увидев Горбачеву, вагоновожатая пригласила ее прокатиться. После поездки Раиса Максимовна не просто поблагодарила, но и сделала ей комплимент: у вас замечательная прическа. Вагоновожатая тут же предложила: а хотите, я и вас свожу к своей парикмахерше? Горбачевой пришлось деликатно, но твердо отказаться от этого предложения...

Когда мы возвращались из Стенфорда, решили сфотографироваться. А самолет маленький. И мы начали втискиваться, чтобы все в объектив попали. Барбара Буш в проходе самолета встала на колени, хотя носила довольно короткие юбки для бабушки. Но юбку натянула на колени и держала руками. Раиса Максимовна сначала приняла некую официальную позу, но, когда увидела, как поступила Барбара Буш, тоже не растерялась. Вскочила на подлокотник кресла и оказалась выше всех. Ловко она это сделала. Она умела быть естественной, даже озорной моментами. Но этого момента приходилось долго дожидаться. Когда она выпадала из кокона образа, который, может быть, сама же считала необходимым лепить. ...Я помню, как она удивила всех во время визита Горбачева в Киев, когда попросила показать ей домик Булгакова. Я думаю, что это была первая гостья из Москвы вот такого ранга, которая попросила сводить ее в домик Булгакова. Это ведь было еще при тогдашнем руководителе Украины Щербицком...

Она знала себе цену и понимала, кто она есть. Но, конечно, женственность в себе ценила выше других качеств. И на политическом Олимпе она оставалась женщиной.

- Кстати, многих раздражало даже то, что она хорошо и модно одевалась.

- Она умела одеваться и умела подчеркнуть все достоинства своей действительно незаурядной фигуры. Она занималась танцами. Михаил Сергеевич и познакомился с ней на какой-то вечеринке.

Раиса Максимовна не стеснялась появиться и в магазине. По-моему, во время знаменитой поездки Горбачева в Англию, когда он познакомился с Маргарет Тэтчер, произошло отступление от протокола. Раиса Максимовна попросила сводить ее в магазин. А разве лучше было, если бы она просила каждый раз показывать ей Вестминстерское аббатство? Или еще раз Музей-квартиру Маркса?

Андрей КАБАННИКОВ,

собственный корреспондент

P. S.

Бывшая Первая леди США Нэнси Рейган заявила, что она и ее супруг Рональд Рейган "потрясены и глубоко опечалены" кончиной Раисы Горбачевой. "Раиса была надежным партнером вместе с ее мужем и важным соучастником процесса установления дружбы между нашими странами в конце 80-х годов".

Билл и Хиллари Клинтон выразили свои соболезнования семье и близким Раисы Горбачевой. "Пример, который подала она, помогая больным лейкемией детям, и ее собственное мужество в борьбе с этой ужасной болезнью вызывают восхищение", говорится в послании президентской семьи.

Вашингтон

"Комсомольская правда", 22 сентября 1999 г.

Егор ЯКОВЛЕВ

Оказывается, мы ее любили

С воскресенья на понедельник, в три утра без трех минут, Раисы Максимовны не стало. Михаил Сергеевич держал руку жены и продолжал с ней говорить. Знал, что сознание к Раисе Максимовне так и не вернулось, но продолжал говорить, перешагнув порог обыденного общения, веря, что они вместе даже там, куда унесла ее горестная доля.

Иные умирают, устав жить. В других через обиды, несправедливости, унижения пробирается недуг. Да, можно многое перенести, оставаясь выше, скажем, как Твардовский, когда у него отняли "Новый мир". Но ему не дано было пережить рак, который задушил Александра Трифоновича.

Так случилось и с Раисой Максимовной...

Возможности жены президента, преимущества Первой леди государства - это очевидно. А вот сколько пришлось пережить Раисе Максимовне и ее мужу - этим двум людям, которые более сорока лет оставались вместе, - понятно не сразу и далеко не всем. Слышал, например, что после форосских злоключений Раиса Максимовна тяжело и долго хворала. Но осознать, каким невыносимым грузом легли ей на душу эти дни всеобщего предательства, смог лишь случайно, услышав беглый рассказ Михаила Сергеевича. Он любил писать жене. И часто это делал - из поездок по Ставропольскому краю, из командировок в Москву непременно посылал весточку. После Фороса Раиса Максимовна собрала письма, которые так бережно хранила, и... уничтожила - все до единого. Испытав однажды наглое вторжение в жизнь своей семьи, она уже не могла смириться, что когда-нибудь кто-нибудь станет листать дорогие ей страницы...

Не умолкает телефон. Наперебой задают вопросы в связи с кончиной Раисы Максимовны. Часто глупые. "Скажите, какую роль играла Раиса Максимовна в решениях, которые принимал президент Горбачев?" Набравшись терпения, честно отвечаю: не знаю. О влияниях "Семьи", как вы догадываетесь, тогда и речи быть не могло. Никогда не доводилось мне уловить и непосредственной связи между тем, что говорил, как поступал Горбачев, и наущениями Раисы Максимовны. А влияла на мужа несомненно и влияла колоссально. Многое, характерное для Михаила Сергеевича, - и уважительный интерес к людям интеллектуального труда, и постоянное общение с литературой, непременные вылазки, едва оказывались в Москве, на спектакли "Таганки", - определялось постоянной близостью Раисы Максимовны. Думаю, что она прежде всего направляла духовную жизнь семьи, определяла ценности, которые в ней принимались.

Накануне своей отставки - тогда мы часто и подолгу бывали с ним вдвоем Горбачев заметил: "Когда я стал генеральным секретарем, запас власти был так велик, что его хватило бы до конца дней моих. Не посчитавшись с этим, я начал перестройку". Да, начал Горбачев. Но рядом должна была быть женщина, которая не только приняла, но и разделила это всей своей жизнью...

Сегодня по радио, с экрана телевизора кто-то признается в том, что недолюбливал Раису Горбачеву и только теперь избавился от этого чувства. А почему все-таки недолюбливали, за что? Никогда не хвасталась своим положением, ни с кем не разговаривала свысока, нигде не выдавала себя за принцессу. И все-таки! Что же все-таки? Всюду появлялась вместе с Горбачевым, всегда ездила вместе с ним. Так это же ради нас всех, стараясь взломать принятый идиотизм нашей жизни... Приехала с мужем в Ленинакан после землетрясения и была, оказывается, слишком хорошо одета. Но приехала же сразу, отозвавшись на беду, - это важнее... И все-таки!

А "все-таки" заключается не в ней, а в нас, в том, что мы чаще всего не хотим понимать, как дается другим жизнь, которая на первый взгляд представляется сладкой.

И теперь тяжело вспоминать подробности отставки Горбачева. До и после нее все происходило по-свински, как часто бывает в нашей стране... Горбачеву предстояло появиться перед телекамерами и заявить о добровольной отставке с поста первого Президента Советского Союза. За пару часов до этого я вошел в его кабинет. И сразу же с порога спросил: "Что случилось, Михаил Сергеевич?" На нем лица не было. Он ответил, хотя и неохотно:

- Сейчас позвонила Раиса Максимовна. К нам на дачу заявились кремлевские архаровцы и потребовали, чтобы мы немедленно отсюда убирались. Не знаю, как успокоить жену. Ни о чем подобном мы с Борисом Николаевичем не договаривались.

Тогда же, но уже поздним вечером, когда все было исполнено, торопливо спустили флаг Советского Союза и над кремлевским куполом развернулось трехцветное полотнище, Михаил Сергеевич собрался домой. Попрощался и сел в свой черный ЗИЛ. У всех, наверное, кто провожал его, было одно чувство: это последний отъезд президента из Кремля. Как начнет он день завтрашний, свободный от обычного нагромождения неотложных дел? Меня и тогда, и позже все время мучило: сможет ли пережить все это Михаил Сергеевич, дано ли ему, человеку, который несомненно был самым популярным в мире, переключиться на повседневность? Помнится, 31 декабря позвонил Горбачеву, чтобы поздравить с наступающим девяносто вторым годом. Михаил Сергеевич сказал, что собрались они семьей за столом, сидят одни. Голос был несказанно грустным. А каково было начинать новую жизнь Раисе Максимовне? Не знаю, потому что она всегда оставалась такой же, как и прежде. Лишь спустя годы, в Генуе, где сочли возможным отметить десятилетие нашей перестройки, Раиса Максимовна обронила за ужином:

- Никто не знает, что пришлось пережить нам с Михаилом Сергеевичем...

Ни в чем не изменять самой себе Раисе Максимовне помогла, как мне кажется, ее непоколебимая доброжелательность. Именно непоколебимая, всегда оставалась приветливой, что бы ей ни отвечали, куда бы ни клонился разговор.

...Посетивший Москву Рональд Рейган устроил прием в "Спасо-хаус". За одним столом оказались Президент США, Раиса Максимовна, Белла Ахмадулина и я. Поддерживая разговор, Горбачева обратилась к Ахмадулиной:

- Беллочка, как ваше отчество?

- Ахатовна, - ответила Ахмадулина. - Но начальники всегда называют меня Ахматовной, можете и вы меня так называть.

Горбачева улыбнулась и весь вечер обращалась к Ахмадулиной не иначе, как Белла Ахатовна.

Подали мороженое. Попробовав, Горбачева заметила: на редкость вкусное.

- Да, я с утра был на кухне, чтобы его получше приготовить, - пошутил Рейган.

Горбачева улыбнулась. Что же делать, если собеседник недостаточно воспитан...

И основательность, свойственная Раисе Максимовне во всем, чем бы она ни занималась, проистекала от той же уважительной доброжелательности. Оказавшись в музее, с трогательной серьезностью изучала экспонаты или картины. На любой вопрос стремилась ответить по возможности исчерпывающе, порой до того подробно, что трудно было сдержать улыбку. <...>

Лишь однажды довелось мне побывать в доме у Горбачевых. Михаил Сергеевич пригласил меня вместе с Александром Николаевичем Яковлевым, и были мы с женами. В тот вечер Раиса Максимовна обронила, словно разговаривая сама с собой: "Мы всегда хотели лучшего, и делали для этого с Михаилом Сергеевичем все, что могли. Неужели непонятно?" Тягостно, когда вопрос, обращенный к самому себе, для тебя же остается без ответа.

Собрались в дорогу. Вышли на крыльцо. Зима в разгаре, все завалено снегом. Горбачевы провожали гостей до двери. Хотели выйти на улицу, но раздетых мы их не пустили. Остались за стеклянной дверью. Их освещал свет с крыльца, а позади был уже темный дом. Друг подле друга, вдвоем во всем мире. Они так и останутся в памяти - не только моей, но и в памяти всех - всегда вдвоем.

"Общая газета", 23 сентября 1999 г.

Елена ТОПОЛЕВА

В память о Раисе Максимовне Горбачевой

20 сентября ушла Раиса Максимовна Горбачева. На самом деле она давно уже частично не принадлежала нам, а принадлежала истории, в которой, я уверена, останется очень надолго. Ее имя будут упоминать политики, и не только потому, что Раиса Максимовна была женой первого Президента СССР, задумавшего и совершившего перестройку, но и потому, что она сыграла самостоятельную политическую роль, став Первой леди СССР и России. О ней будут не раз вспоминать историки женского движения как о человеке, столь ярко и смело продемонстрировавшем, что можно быть женщиной в полном смысле этого слова обаятельной, женственной, изящной, эмоциональной - и одновременно умным и самостоятельным общественным деятелем. О Раисе Максимовне не забудут и исследователи благотворительности в России, потому что, став уже экс-Первой леди, она не мыслила своей жизни без благотворительности и помогла очень многим: больницам, детским домам и просто людям, просившим ее о помощи.

В 1997 году Раиса Максимовна Горбачева создала Клуб, который стал последним ее детищем, увлечением и общественным делом. Ему она отдала много сил и энергии, и не в силу каких-то обязательств, а потому, что искренне верила, что Клуб может помочь нашей стране хоть на один шаг приблизиться к решению острых социальных проблем, которые буквально ее захлестывают. Клуб был задуман прежде всего как рупор выражения мнений и позиций российских женщин, и поэтому его членами в основном были женщины. Вот и мне посчастливилось попасть в их число и познакомиться с Раисой Максимовной. За два года Клуб успел сделать немало. Было проведено несколько общественных дискуссий по таким темам, как "Проблемы воспитания детей", "Беспризорные дети", "Женщина и выборы", "Образ женщины в СМИ". Дискуссии вызвали большой общественный резонанс, привлекли внимание средств массовой информации, что, собственно, и было нашей главной задачей. Кроме того, Клуб сумел найти небольшие средства и поддержать ряд проектов некоммерческих организаций, направленных на работу с детьми. Мы постараемся сделать так, чтобы в память о Раисе Максимовне Клуб продолжал свою работу.

Я прощалась с Раисой Максимовной в день ее похорон, а перед моими глазами продолжала стоять миниатюрная изящная женщина, такая милая и доброжелательная, вовсе не высокопарная гордячка, какой могла бы быть Первая леди. Никогда не забуду, как она открывала большие мероприятия клуба: всегда сама произносила вступительное слово, одновременно торжественно и просто, как только она умела это делать. В руках пачка листочков бумаги, исписанных от руки правильным аккуратным почерком, а пальцы, держащие их, слегка подрагивают - удивительно, но Раиса Максимовна всегда волновалась.

Магия Горбачевой, по-моему, заключалась в том, что в ней необыкновенно гармонично сочетались несочетаемые, на первый взгляд, черты. Она держалась с достоинством и даже некоей величественностью, но при этом в ней не было ни капли снобизма и презрения к людям, она обладала редким даром слушать людей, внимательно и терпимо относиться к другой точке зрения. Во время расширенных заседаний клуба - в перерывах и после их окончания - Раису Максимовну всегда окружали плотным кольцом, к ней выстраивалась очередь из желающих что-то спросить, рассказать о себе и своей деятельности, попросить о помощи. Она не отворачивалась ни от кого, всех выслушивала и старалась вникнуть в каждую историю. "Спасти" ее от нескончаемой череды собеседников мог только Михаил Сергеевич, предлагавший поехать наконец домой, а его желание было для нее приоритетом.

Светлая память Вам, Раиса Максимовна. Словно в покаянии, замаливая старые грехи, за последние два месяца люди излили на Вас столько сострадания, тепла, добра и света, что, казалось бы, должна была отступить страшная болезнь, но... не помогло. Счастье, что хотя бы часть этой любви Вы смогли ощутить при жизни, но какой ценой! Ценой страшной болезни. И вспоминается мне старая сказка о злых детях, обижавших свою добрую мать, которая в конце концов обратилась птицей и улетела от них. И сколько ни молили они ее вернуться и простить их, этому не суждено было сбыться. Господи, как же научиться нам быть терпимыми, добрыми и сострадательными не "после", а во время? Как научиться "не судить"?

"Вестник благотворительности", № 5-6 (41-42), сентябрь-декабрь 1999 г.

Джульетто КЬЕЗА, Фьямметта КУКУРНИЯ

при участии Сергея Авдеенко

Специально для "Итогов"

Единственная: история любви Горбачевых

Северная Германия, Мюнстер, гостиничный номер. У Михаила Горбачева больше не осталось слез, не осталось и слов. Перед нами сидит не бывший генсек, первый и последний Президент СССР, отец перестройки, политик, изменивший мир. Перед нами человек бесконечно одинокий, весь без остатка погрузившийся в свое горе, согнувшийся под тяжестью потери, разом унесшей всю его жизнь, надежды, желание эту жизнь длить. Он медленно поднимает на нас воспаленные глаза, долго смотрит невидящим взглядом. "Все кончено, Раисы больше нет. И во мне что-то умерло". В этой комнате он провел два кошмарных месяца, последние месяцы перед разлукой.

Она

Наблюдая за этой женщиной, столь внимательно относившейся к форме, к частностям, всегда безупречно одетой, точной в движениях, нельзя было представить, что когда-то она принадлежала к совсем другому миру - нищей, разоренной российской деревни. Впрочем, мало у кого в ее поколении детство было сытым и безоблачным. Колесо коллективизации прокатилось по их семье и на четыре года утащило отца в ГУЛАГ. Годами - жизнь в вагончиках без воды и света. Сколько школ она сменила - не счесть. Она неохотно вспоминала о своем прошлом, но никогда о нем не забывала. Потому-то и легко с ним порвала вместе со своим мужем, последним генеральным секретарем ЦК КПСС и первым реформатором, "аппаратчиком", прошедшим все ступени бюрократической лестницы, и политическим деятелем с мощным интеллектом, открывшим страну для внешнего мира. У нее был выбор: остаться в тени Михаила Сергеевича - она всегда называла его на "вы" и по имени-отчеству, и в этом обращении сквозили и шутка, и любовь, и уважение, - как оставались в тени своих мужей все ее предшественницы, или же шагнуть навстречу тому новому, что принесла с собой перестройка. Она сделала этот шаг, но дался он ей нелегко.

Из них двоих она была более консервативной. К присущей ей сдержанности, холодноватости, авторитарности впоследствии прибавилась еще и некоторая дидактичность "училки", каковой она оставалась всю жизнь. Возможно, этим и объясняется устойчивая антипатия, которую она вызывала у соотечественников, снова и снова наблюдавших ее по телевидению. Учительский тон раздражал российских мужчин, которые в большинстве своем считают, что женщина должна знать свое место. Представительницы слабого пола ее сдержанность принимали за высокомерие. Она осознала это слишком поздно. Однажды она произнесла знаменательную фразу: "Понимаете, никто не объяснил нам, что такое имидж. И конечно же, мы наделали кучу ошибок".

Но она умела слушать, особенно если понимала, что может что-то почерпнуть из речи собеседника. Нынешней зимой мы видели, в какой нерешительности был Горбачев: стоит ли ему ехать на фестиваль песни в Сан-Ремо, и в конце концов его убедила совершить это путешествие именно Раиса. Приехав в Сан-Ремо, Михаил Сергеевич сообщил нам, что у него готова речь на шесть страниц, с которой он собирался выступить на фестивале. Мы пришли в отчаяние - в атмосфере песенного праздника это было бы совершенно неуместно и только раздражило бы публику, относящуюся к нему вполне доброжелательно. Тогда Горбачевы попросили нас описать атмосферу, в которую им предстояло погрузиться. Михаил Сергеевич задавал нам вопрос за вопросом, и в конце концов его остановила Раиса Максимовна. "Михаил Сергеевич, надо сделать не так. Пусть Джульетто сам все объяснит - сколько говорить и как, - он, журналист и итальянец, знает, что здесь принято, а что нет, уж получше нас с вами". После нашего "брифинга" Горбачев от речи отказался.

Они

Вспоминается вечер в московском ресторане. Это было пару лет назад. Мы пили вино, и она вспоминала бал в Колонном зале по случаю окончания университета. Незадолго до этого Горбачев подарил ей отрез на платье. Ткань была импортная, итальянская - по тем временам большая редкость. "Оно было таким красивым, я чувствовала себя королевой. Мы кружились и кружились без отдыха, пока вдруг не обнаружили, что все вокруг стоят и глядят на нас. Наверное, мы неплохо смотрелись. Как же мы тогда были молоды! А платье мне залили шампанским, и, когда я его выстирала, оно съежилось как шагреневая кожа. Но у меня так и не хватило духу его выбросить".

Михаил и Раиса познакомились в университете на занятии танцевального кружка. Она, уже испытавшая разочарование в любви, заставила его как следует помучиться, но в конце концов все закончилось свадьбой, и с тех пор они всегда были рядом. "Все было очень скромно, по-студенчески. В те времена не было принято даже обмениваться обручальными кольцами. После короткой церемонии пошли в общежитие, выпили с друзьями чаю, и наконец все разошлись, и мы остались одни".

С самых первых дней у них повелось, что именно Раиса просматривала все газеты и говорила, на что надо обратить внимание, - он, кстати, никогда не забывал это отметить. В 1985-м Горбачев стал Генеральным секретарем ЦК КПСС. "В ту ночь Михаил Сергеевич вернулся поздно. Я не спала - ждала его. Вышли в парк. Мы так всегда делали, когда хотели уберечься от нескромных ушей. "Не волнуйся, - подбодрил он меня, - мы с тобой будем жить, как жили, - найдем способ".

Но это оказалось легче сказать, чем сделать. Поначалу страна нормально отнеслась к тому, что они везде появляются вместе. Постепенно это стало вызывать улыбку, потом и раздражение. Каждое лыко ей ставили в строку: слишком свободно держится, чересчур элегантна и вообще "слишком муж с ней носится". В те времена по Москве гулял анекдот. На входе в какое-то учреждение Горбачева останавливает охранник: "Пропуск!" - "Да вы что? Я - Горбачев, Генеральный секретарь". - "Ой, извините, Михаил Сергеевич, я вас без Раисы Максимовны не узнал".

"Я стала избегать интервью и вообще старалась говорить как можно меньше, призналась она как-то. - Любое мое слово принималось в штыки, в лучшем случае вызывало насмешку. Все было плохо, даже мой английский, так что я перестала им пользоваться. Перед встречей на высшем уровне Нэнси Рейган прислала мне записку, где сообщила, что на ней будет длинное платье. У меня такого наряда не было и в помине. Судила я, рядила и в конце концов надела деловой костюм. Так газеты тут же написали, что это я специально, чтобы Нэнси почувствовала себя неловко".

В последний ее приезд в Рим в апреле нынешнего года она выглядела более усталой, чем обычно. "Иногда так хочется остаться дома. Но Михаил Сергеевич не любит ездить один. Если бы я сказала ему, что не поеду, он бы очень расстроился. Мне это, конечно, приятно".

Мюнстер

"Словами эту боль не передать, и ничего нет, кроме нее. За эти дни я понял многое, понял, на какую ерунду мы часто тратим время и душевные силы".

Он говорит медленно, тихо, голос слабый, непохожий на его обычный. Иногда это помогает: человек старается выговориться и таким образом перекладывает часть груза на собеседника. Горе, которое, кажется, не может поместиться в душе, облеченное в слова, становится не то чтобы меньше, но компактнее.

"Все так стремительно неслось в последние две недели - сначала простуда, затем шок и наконец кома. Рая лежала в стерильной камере с подключенным аппаратом искусственного дыхания. Говорить уже не могла. Врачи просили нас не молчать, чтобы она слышала наши голоса, чувствовала наше присутствие, и Ирина часами не закрывала рта. А я не смог слова из себя выдавить. Сидел там как истукан".

Он надеялся до последнего дня. В Мюнстер приехала Людмила Максимовна, чтобы дать сестре свой костный мозг и надежду на жизнь. Врачи готовились к трансплантации, которая давала шанс на выздоровление. Горбачев приносил жене в клинику российские газеты. Журналисты наконец-то сподобились отдать должное чете Горбачевых, а о Раисе Максимовне вообще писали с восхищением. "Я читал, она слушала и потом говорила мне, как несправедливо распорядилась судьба. Страна признала меня только сейчас, когда мне так плохо".

То были дни, когда он еще верил, просил друзей подыскать им дом у моря, чтобы привезти ее туда после выздоровления. "Все будет хорошо, - говорил он дочери, - это лучшая клиника в мире, они ее вытащат". - "Папа, я тоже надеюсь. Но как врач говорю тебе - шансов у мамы немного".

С каждым днем Раиса Максимовна чувствовала себя все более усталой. И каждый день возобновляла отчаянные попытки подбодрить себя и своих близких. "Ира, хватит казниться и спрашивать, почему так случилось. Никто в этом не виноват. Мы вовсе не состарившиеся Ромео и Джульетта. Нашу жизнь и нашу любовь мы прожили".

Вокруг нас содом: у входа в отель толпа журналистов, несмолкающие телефонные звонки, поток телеграмм со всего мира. Позвонил премьер-министр России Владимир Путин. На вопрос, чем он может помочь, Горбачев ответил, что просит похоронить Раису Максимовну там, где впоследствии будет похоронен он сам.

Тандем

В годы, последовавшие за политическим поражением, в годы изоляции, Раиса Максимовна и не думала скрывать своего презрения к тем, кто, стоило Горбачеву потерять власть, кинулся вылизывать сапоги новому хозяину.

Когда они приходили в нашу московскую квартиру, за столом неизменно возникал разговор о политике и политиках, друзьях и недругах. Памятуя о том, что он находится в квартире иностранных журналистов, Горбачев, касаясь вещей деликатных, обычно понижал голос. Раиса на это всегда реагировала одинаково: "Да пусть слушают, Михаил Сергеевич!" - и устремляла к потолку гневный взгляд.

Когда она говорила, он слушал ее внимательно, но это отнюдь не означало, что он во всем готов согласиться с женой. Последнее слово в споре всегда было за ней. Когда Михаил Сергеевич был не согласен с женой, он в знак "примирения" поглаживал ее руку. Делал он это и без всякого повода. В Бонне, например, когда чету Горбачевых принимал канцлер Коль. Тогда это показалось чем-то искусственным, рассчитанным специально на телезрителей. Но это было не так. Это был инстинктивный, идущий от души жест человека, ищущего понимания, отклика.

С друзьями Раиса Максимовна была совсем не такой, какой на публике. О личной их жизни почти не говорила в отличие от Михаила Сергеевича. Он, кстати, позже нее понял, что не только больше не является президентом, но и никогда им уже не станет. Еще несколько лет Горбачев находился в плену своего бывшего президентства. Раиса же после Фороса и последовавшей за ним тяжелой болезни почувствовала кожей, что Михаилу Сергеевичу в своей стране осталось место только в истории.

Когда Горбачев в 1996 году собрался в президенты, она сделала все, чтобы убедить его не участвовать в выборах. В отличие от мужа она понимала, что без телевидения, без печати сделать ничего невозможно. "Тебе даже пикнуть не дадут", - сурово увещевала она мужа и очень гневалась на советников, склонявших Горбачева к вступлению в гонку.

Теперь мы знаем, права была именно она. Сегодня все вспоминают о том, что она поломала советские традиции, о том, что страна ее потому и не приняла, что слишком она походила на западную женщину, слишком большую роль играла в жизни государства.

На Западе ее воспринимали по-другому. Вместе с мужем они несли стране обновление и вовсе не собирались копировать Запад. Наоборот, они хотели экспортировать туда советскую перестройку. Раисе в этом деле была отведена очень важная роль - она как бы демонстрировала новую модель власти.

Раиса Максимовна и Михаил Сергеевич представляли собой сильный тандем. И сильны они были взаимной поддержкой. "Ни одного важного решения в жизни я не принял, не посоветовавшись с Раисой Максимовной", - сказал он нам как-то не без гордости, хотя за эту "семейную демократию" его чаще всего и упрекали.

48 лет прошло с той весны 1951 года, когда они познакомились на уроке танцев, через несколько дней она подвернула ногу, и он, придя ее навестить, принялся петь ей любимую "Ревет и стонет Днепр широкий".

По пути из Мюнстера в Москву он снова пел эту песню. Ей.

"Итоги", 28 сентября 1999 г.

Ольга ЛЕВИЦКАЯ

Урок любви

28-го было девять дней, как от нас ушла Раиса Максимовна Горбачева. Прощаясь с нею, бессчетное количество раз ее называли Первой леди СССР. Она действительно была первой. Первой, кто показал, что у правителей этой страны может быть человеческое лицо, что они могут просто любить и быть любимыми. Горбачевы действительно так относились друг к другу. А женщина, которая чувствует себя любимой, всегда выделяется из толпы, чем нередко вызывает у окружающих зависть и раздражение.

"Кто это еще такая?" - закричали советские обыватели, впервые увидев жену генсека за границей. Не милую домохозяйку в застиранном платье, с обширной сумкой из сельпо, а ослепительную даму с голливудской улыбкой.

Вызывали осуждение ее шубы, платья, но больше всего раздражало многих то, что она говорила. Именно так: ни о чем говорила, а само право выйти из тени генсека и иметь свое мнение.

Зато Раису Максимовну, как и ее мужа, любили на Западе. Западный мир видел в ней неординарную, умную женщину. Журналистов приводили в восторг ее сентенции: "Юность - это, в сущности, лишь мгновение, но мгновение, которое ты всегда хранишь в своем сердце", "Культура - это одновременно интеллектуальный и моральный феномен", "Сохранить природу сегодня - значит сохранить то, что делает человека человеком".

Да, будучи женой генсека, Раиса Максимовна смогла остаться самостоятельной женщиной. Философ по образованию, она преподавала, защитила диссертацию. В Москве занималась общественной деятельностью: работала в Фонде культуры, участвовала в делах "Горбачев-Фонда", даже создала свой клуб, помогавший детским больницам, провинциальным учителям, людям, работающим с "трудными" детьми. И вот ирония судьбы: она была председателем ассоциации "Гематологи мира - детям", которая занималась помощью больным лейкемией...

"Мой генерал", - говаривал Михаил Сергеевич. Они встретились студентами и первые трудности пережили еще в общежитии МГУ на Стромынке. Потом передряг и сложностей в их жизни хватило с лихвой. Но до последней минуты они оставались дружной и крепкой семьей.

И все-таки, как мне кажется, именно любовь к мужу подкосила Раису Максимовну. Ведь тогда в Форосе, в 1991 году, когда Михаила Сергеевича предали ближайшие соратники, она испугалась именно за него. У нее был тяжелый инсульт, и стресс открыл дорогу всем болезням...

Когда-нибудь мы поймем окончательно, что сделала для нас Раиса Максимовна. А пока мы хотя бы увидели: в нашей стране даже первое лицо может гордиться своей супругой. Горбачевы преподали нам урок взаимного уважения и любви...

Неужели для того, чтобы что-то доказать, нужно обязательно умереть?

"Журналист", № 1, 1 октября 1999 г.

Михаил ПРОБАТОВ

Леди СССР

Она была красива, умна, богата, любила, была любима и счастлива в любви. Настоящая женщина, она хотела поделиться счастьем со всем миром и мечтала творить добро. Она верила в своего избранника, а он был самым сильным и самым смелым человеком на свете - не она одна, миллионы людей верили в это. Она хотела и могла быть ему поддержкой на его нелегком пути. Ведь его дорога была дорогой славы! За это ее люто ненавидели. Ненавидели все, вся страна, и если сегодня мы не станем вспоминать об этом, потом будет поздно, никакого прощения нам не вымолить у Истории.

Он терпел поражения, отступал, был разбит. У разбитых политиков сторонников не бывает. Их удел одиночество. Но у него была иная судьба. С ним рядом была она.

В конце 80-х в СССР и за рубежом, с изумлением наблюдая за бурной деятельностью Горбачева, нередко вспоминали Наполеона, так что даже на съезде какой-то депутат совершенно серьезно предостерегал его от бонапартизма. Конечно, наш бывший президент Бонапартом стать не мог никоим образом, однако, прежде чем решаться на великое дело, ему бы, наверное, следовало прислушаться тогда к словам того чудака. Покидая любимую женщину, Наполеон написал ей: "Мадам, политика не имеет сердца". Именно поэтому в изгнании он был совершенно одинок. Горбачев оказался счастливее императора. После поражения еще долгие годы с ним была его любовь. Что нужно мужчине, когда он не выстоял, выдохся, когда его одолели? Теплый, чистый дом, куда не проникла измена, где спина в безопасности, где можно сесть за стол и задуматься - никто не упрекнет в глаза, никто украдкой не усмехнется. Родные, близкие люди, которым не триумфы твои нужны, а ты сам, какой ты есть. Семья. Все это Раиса Максимовна сохранила бережно для своего мужа и каждую минуту была рядом с ним. И когда он, собрав силы, снова вступил в схватку, на этот раз почти заведомо безнадежную, она была рядом. И снова ему было куда отступать. Это награда за то, что он, вступая в политическую игру, не остановил своего сердца, оно продолжало биться, оно не позволило ему победить, но и одиночества он не знал. Пока она была жива.

89-й год, переход у метро "Савеловская". Румяная, веселая, лукавая бабка, раскладывая на старых тарных ящиках свежие, только что народившиеся перестроечные газеты и журналы, бойко приговаривает:

- А ну, ребята, про политику, про секс - со всякими подробностями! Про Горбачева, про Лигачева, Сахарова, Собчака. А вот здесь: открывать ли нам публичные дома? Дальше про масонов, патриотов, фашистов, коммунистов, демократов - все как есть. Геи и лесбиянки у Большого театра. Ну и, конечно, кто такая тетя Рая! Раскупайте!

20 сентября, весь вечер по радио горькие свидетельства всенародной скорби и мужественные слова утешения, с которыми политические лидеры России обращаются к своему коллеге. Да что ж вы, неужто забыли? Забыли, как ненавидели, травили, обливали грязью, как никто не вступился? Никто ничего не забыл. Все всё прекрасно помнят. Каждый из нас, включая даже и тех, у кого болезнь Альцгеймера. Просто за последние годы до такой степени все мы изолгались, что уж правда с языка не идет.

Раису Максимовну ненавидели прежде всего, как ненавидят у нас всякую жену начальника: повезло! Президента же ненавидели, потому что он сам нам это позволил. Вдруг оказалось, что любить главу государства не обязательно. А раз не обязательно любить, тогда остается только ненавидеть.

И вот мы сейчас пропадаем не из-за горбачевской перестройки и того, что за ней последовало, и уж во всяком случае не из-за Шамиля Басаева, а потому пропадаем, что у нас никто никого не любит, никто никому не верит, никто никому ничего не прощает, и в нашем переулке "караул!" кричать бесполезно, ни одно окошко не откроется, да еще откуда-то с крыши возьми да и свались тебе на голову кирпич. Готов! Нечего было глотку драть.

За последние 15 лет в СССР, а затем в РФ не оказалось ни единого человека, выступившего с какой-то инициативой, который тут же не был бы обвинен в корыстных побуждениях. Но это же совершенно исключено, чтобы среди нескольких тысяч человек, составляющих пестрый калейдоскоп российской политики, все как один были если не воры, значит, просто так - злодеи. Человек поднял руку:

- А что, может, мы вот эдак попробуем сделать?..

Сразу возмущенные голоса в Думе, в прессе, в метро, на рынке, у подъезда на лавочке:

- Рвется к пирогу!

И уж, разумеется, тот, кто впервые открыл нам свободу инициативы, ее ненаказуемость, виноват в первую очередь.

Когда такое пишешь, надо не за всех, а от своего имени, верно? Запросто. Вот я еще вчера клеймил Горбачева за антиалкогольную кампанию. А у меня на этой самой почве два инфаркта, благодаря чему я потерял навсегда очень денежную работу и теперь вынужден осваивать неведомую мне профессию журналиста. Этого достаточно? Тогда я имею право написать, что, когда человек, издавая, скажем, газету "Завтра" или, наоборот, "МК", регулярно поносит Горбачева, которому он обязан самой возможностью такой деятельности, или когда старуха, продавая у метро сигареты и в удачные дни выручая до 200 рублей, лицемерно плачет о нищенской пенсии застойных времен, - это неслыханный общенациональный наш позор. И все мы одним миром мазаны.

Но я приведу здесь весьма странную версию нашей новейшей Истории, принадлежащую моей жене, а мне б такое и в голову прийти не могло, потому что это очень женское. В начале 80-х молодой еще тогда член Политбюро совершил с супругой неофициальную поездку по Франции. Они посетили многие города самостоятельно, без надзора. И она - уроженка нищей советской глубинки ошеломлена была тем, что увидела в свободной стране. Именно по-женски, практически, поняла она преимущества нормального способа ведения хозяйства. И с той поры она настраивала и подталкивала мужа, воодушевляла для дела, на которое он без нее никогда бы не решился. Только один человек на свете знает доподлинно, насколько верно предположение, будто автором перестройки в значительной степени была Раиса Горбачева Но этому человеку сейчас не до чьих-то досужих гипотез. И в дни, когда впервые с ним рядом нет его верного друга, остается только пожелать ему твердости - больше, чем когда он спускался по трапу самолета, вернувшись из Фороса под бдительным присмотром Руцкого для того, чтобы через несколько дней капитулировать.

Она умерла, и в глубине души, недоступной постороннему взгляду, каждый в России помянет ее по-своему. И каждый на людях скажет:

- Вечная ей память!

И память о Раисе Максимовне Горбачевой воистину вечна. Потому что она, простая женщина, мужняя жена, прожила жизнь, будто прочла поэму, где каждая строка громом прогремела под нашими унылыми небесами, и народы мира были потрясены. В ее жизни было все необходимое для такой поэмы: любовь, война, предательство, плен, клевета и всегда живая надежда. Только разлуки не было, а вместо разлуки - смерть.

"Алфавит", № 38, октябрь 1999 г.

Виктор ЛИСТОВ

Можно жить иначе

Раиса Максимовна Горбачева отныне принадлежит истории. Русской истории. Отечественное прошлое знало многих знаменитых женщин, но прямых аналогий Первой леди СССР, кажется, нет. Она сама не занимала престол, не была фавориткой, не блистала явно общепонятными талантами. Способ ее влияния на дела государственные не выявлен - да и было ли оно, влияние это?

Я уверен, что люди, растянувшиеся длинной очередью у Фонда культуры на Пречистенском бульваре, испытывали чувство вины перед ушедшей. Прощание и покаяние как бы шли рядом, рука об руку. Подтверждалась догадка, высказанная Пушкиным в "Борисе Годунове":

Живая власть для черни

ненавистна,

Они любить умеют

только мертвых...

В России - все иначе, не так, как у всех. Многое определяется как раз этой самой "чернью". Например, мой знакомый, немец из Гамбурга, однажды догадался, что на Западе хорошим человеком быть куда легче и проще, чем в России. Потому что там ближнему дают только от своих излишков, а тут принято отрывать от необходимого. Если вы принародно не жертвуете последнюю рубашку, то "чернь" никогда не поймет, чем вы так уж хороши. В этом смысле элегантные наряды Раисы Максимовны становились одной сплошной красной тряпкой. Так было.

Очередь на Пречистенском доказывает, что мы меняемся к лучшему. Обретаем терпимость, понимание людей, человечность. Один из главных евангельских заветов - "возлюби ближнего, как самого себя". А ведь в нем - если хорошо подумать - содержится странный для нашего соотечественника призыв: не обделять любовью и себя самого, а не только ближнего. Не любят себя, готовы жертвовать собой революционеры, террористы, фанатики безумных идей - кто ждет от них любви и сочувствия к другим? В этом смысле чета Горбачевых на российской почве - явление уникальное. Они попробовали доказать, что служение обществу возможно не только в аскетической жертвенной форме, но и в нормальных, общедоступных проявлениях.

До Горбачева власть лицемерно учила нас, что Отчизну надо любить сильнее, чем жену, а общественное ставить выше личного. Пример Президента СССР и его супруги наглядно показывал, что все это пустое. И не надо сравнивать. Первая леди не тем была славна, что целовала детишек в приютах, разрезала ленточки или даже помогала больным, - это все стандартный набор дамы такого ранга и не зависит от личного характера. Уникальность Раисы Максимовны в том, что она пошла "против течения" и показала патриархальной стране, что можно жить, чувствовать, вести себя - иначе.

Только вот наш дружелюбный гражданин (гражданка?) ни черта не сообразил. Ему (ей?) показалось, будто прежние генсековские жены жрали и ублажали себя тайком, стыдились все же, а эта уж вовсе... Еще и теперь многие (не большинство ли?) не понимают, что вместе с четой Горбачевых нас навестила другая культура отношений между людьми. Другая степень совестливости в среде начальства. Помню, совсем недавно телезритель улыбался - дожили, понимаешь: бывший президент пиццу рекламирует на экране. А можно бы и сообразить - чета Горбачевых ушла из власти, ничего не прихватив у общества. Нет миллионов на зарубежных счетах, нет потаенных акций и доходной недвижимости. Деньги приходится зарабатывать. У вас есть претензии? У меня - нет. Только уважение. Только понимание.

...Шла гражданская панихида в Фонде культуры. Раиса Максимовна его создала. Ее уход, я думаю, воистину стал потерей в генофонде отечественной культуры - крупным и невосполнимым...

Алфавит, № 38, октябрь 1999 г.

Письма и телеграммы соболезнования

Уважаемый Михаил Сергеевич!

С болью узнал о горе, обрушившемся на Вашу семью. Вы потеряли самого верного и преданного друга. Не стало замечательного человека, прекрасной женщины, любящей жены и матери.

Несколько месяцев мир с надеждой следил за тем, как Раиса Максимовна мужественно боролась с недугом. И сегодня горечь утраты испытывают миллионы россиян и граждан других стран, где знали и уважали Вашу супругу.

Мы с Наиной хотим, чтобы Вы знали: в это тяжелое время Вы можете опереться на нашу помощь и поддержку. Примите наши искренние соболезнования.

Борис и Наина Ельцины

С глубокой скорбью я узнал о смерти Вашей жены Раисы. В такие минуты боли слова бессильны. Я хочу выразить Вам самые искрен

ние соболезнования от своего имени и от имени французского наро

да.

Жак Ширак

Раиса Горбачева была высокообразованной, красноречивой и обаятельной женщиной. Она и ее муж были неразделимой парой, и постоянная поддержка со стороны Раисы в огромной степени способствовала политическим свершениям президента Горбачева и великим реформам, которые он провел в Советском Союзе.

Маргарет Тэтчер

Глубоко опечален известием о кончине Вашей любимой супруги. Примите самые искренние соболезнования. Надеюсь, преданность Ваших родных и друзей даст Вам силу перенести эту утрату. Молюсь за Вас.

Папа Римский Иоанн Павел II

Итальянский народ будет вспоминать о Раисе Горбачевой с теплотой и любовью.

Азелио Чьямпи, президент Италии

Раиса Горбачева вызывала в нашей стране глубокое уважение и восхищение. Ее человеческое тепло, а также мужество, проявленное в последние недели, глубоко тронули людей в Германии. Желаю Вам, уважаемый господин Горбачев, сил и Божьего благословения в это тяжелое для Вас время.

Йоханнес Рау, президент ФРГ

Раиса Горбачева была выдающейся личностью, чьи решимость и силы помогли бывшему президенту СССР Михаилу Горбачеву в политической жизни и политике преобразований. Я лично и немецкий народ глубоко благодарны Раисе Горбачевой за все, что она сделала для нас. Сегодня в своем горе Михаил Горбачев не одинок.

Гельмут Коль

Дорогой Михаил Сергеевич!

Пишет Вам артист Сергей Юрский. Сегодняшний трагический день Вашей жизни стал днем траура и для меня, и для моей жены Натальи Теняковой.

С 1985 года, когда я узнал впервые Вас и незабвенную Р а и с у

М а к с и м о в н у, я поклонник вашей семьи. Я совершенно уверен, что задолгие столетия Россия имела в Вашем лице единственного человечного правителя. Меня всегда трогало и восхищало, что на всех этапах и поворотах судьбы Вы так искренне и так естественно сохраняли и подчеркивали свое единство с женой и важное значение этого единства.

Мы мало встречались, но я внимательно следил за всеми появлениями Вашими и Раисы Максимовны на экране ТВ.

Сегодня я, как и тысячи людей, горюю вместе с Вами. Все вести из Германии мы переживали, как личную тревогу и личные надежды. И вот теперь - это и наше личное горе.

Светлая память замечательной женщине Р а и с е М а к с и м о в н е!

Крепитесь, дорогой М и х а и л С е р г е е в и ч, Вы очень нужны людям.

Искренне и почтительно дружески

Сергей Юрский, Наталья Тенякова

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Примите наши искренние соболезнования по случаю тяжелой утраты.

Образ Раисы Максимовны, обаятельной, блистательной и образованнейшей женщины, навсегда останется в наших сердцах.

Уход из жизни Раисы Максимовны - наше общее горе.

Мужайтесь.

Семья Степашиных

Дорогой Михаил Сергеевич!

Большой Драматический театр им. Товстоногова потрясен известием о кончине Раисы Максимовны, выдающейся личности, а для нас друга, замечательного душевного человека, встреча и общение с которым останутся в нашей памяти навсегда. Скорбим вместе с Вами, дорогой Михаил Сергеевич. Нет смысла писать, что Вы всегда желанный и дорогой гость в нашем театре.

Кирилл Лавров и весь коллектив БДТ им.Товстоногова

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Скорбим вместе с Вами. Держитесь. Всегда и во всем с Вами и Вашей семьей.

Владимир Гусинский, Игорь Малашенко, Олег Добродеев, Евгений Киселев

Уважаемый Михаил Сергеевич!

От имени Министерства внутренних дел Российской Федерации и от себя лично прошу принять искренние соболезнования в связи с кончиной Вашей супруги.

Ушла из жизни уважаемый общественный деятель, любящая супруга и мать. Ее богатый жизненный опыт, исключительная добросовестность, компетентность снискали ей заслуженный международный авторитет, уважение среди коллег по работе и многочисленных друзей.

Вместе с Вами скорбим в связи с тяжелой утратой.

Память о ней сохранится в наших сердцах.

Министр внутренних дел Российской Федерации В.Рушайло

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Глубоко опечален смертью Вашей супруги Раисы Максимовны Горбачевой.

От имени правительства Российской Федерации и от себя лично выражаю Вам, Вашей семье самые искренние соболезнования. Всегда, в горе и радости, с Вами была не просто жена, а первый и преданный друг.

Мы всегда будем помнить о ней.

Председатель правительства Российской Федерации В.Путин

Дорогой Михаил Сергеевич!

Понимая, что никакие слова не могут освободить Вас от тяжелейшего потрясения этих дней, все-таки не можем не повторить Вам: мы всегда были с Вами и всегда будем с Вами. Вечная память светлому человеку и прекрасной женщине Раисе Максимовне Горбачевой.

С любовью

Леонид и Нина Филатовы

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Раиса Максимовна - это часть истории СССР, знаменитой Перестройки, светлых обновленных дней. С ее уходом обрывается что-то очень доброе, красивое, значительное. Потеря невосполнимая, и горе неизбывное.

Я часто вспоминаю о ней. Ее лицо, манера говорить, смеяться - все это глубоко и издавна хранится в моем сердце.

Хочется быть с Вами в столь трудное время, поддержать Вас, уверить, что все мы по-прежнему Вас любим. Сегодня не принято признаваться в любви политическим деятелям, но жизнь слишком коротка, чтобы таить порывы сердца.

Примите мои соболезнования, дорогой Михаил Сергеевич.

Всегда Ваш

Родион Нахапетов

Уважаемый Михаил Сергеевич!

От имени всех нас примите соболезнования по поводу смерти Раисы Максимовны.

Мы хорошо знаем, кем Вы были друг для друга. Потеря Раисы Максимовны невосполнима для Вас и Вашей семьи.

Держитесь.

С неизменным уважением

Григорий Явлинский

Глубокоуважаемый Михаил Сергеевич!

Прошу принять мои самые искренние соболезнования в связи с невосполнимой утратой - безвременным уходом из жизни Раисы Максимовны.

В скорбные дни пусть утешат Вас дети и внуки, поддержат истинные друзья, а светлая память о жене пусть придаст Вам стойкости и мужества перенести этот удар судьбы.

С глубоким уважением

Леонид Кучма

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Примите мои искренние соболезнования в связи с постигшим Вас горем.

Достоинство и мужество, с которыми Вы боролись за жизнь любимого человека и с которыми Вы встретили обрушившуюся на Вашу семью беду, вызывают не только глубокие чувства уважения, но и надежду, что Вы сумеете выстоять перед этим тяжким ударом судьбы.

Юрий Лужков

Уважаемый Михаил Сергеевич!

С глубоким прискорбием узнал о тяжелом горе, постигшем Вас. Примите мои искренние соболезнования в связи с безвременной кончиной Раисы Максимовны.

Пусть земля будет ей пухом.

Трудно найти слова, которые облегчили бы боль утраты.

Желаю Вам мужественно перенести этот удар судьбы.

Низкий поклон и сочувствие Вашим родным и близким.

С глубоким уважением

президент Республики Ингушетия Руслан Аушев

Михаил Сергеевич!

Мужайтесь. Вы нам нужны.

Концевая - старший научный сотрудник

психологического института РАО

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Примите мои слова соболезнования и поддержки. Пережить постигшее Вас горе трудно. Надеюсь, что Ваше мужество преодолеет и это скорбное испытание.

Председатель Новосибирского облсовета Леонов

Дорогой Михаил Сергеевич!

Примите мои самые искренние соболезнования по поводу кончины Раисы Максимовны. Я знаю, что нет таких слов, которые могли бы Вас утешить, и все же тот факт, что Ваши друзья скорбят вместе с Вами, пусть будет для Вас небольшим утешением. Я никогда не забуду Вашу доброту, которую Вы проявили в дни болезни Владислава Игнатьевича. Держитесь. Будьте мужественны.

С глубоким уважением

Людмила Стржельчик

Михаилу Сергеевичу

Соболезную. Прошу, бросьте мой ком земли.

Надежда Васильева

Горбачеву Михаилу Сергеевичу

Соболезнование по поводу смерти Вашей верной спутницы жизни, жены Раисы Максимовны. Выдержки, терпения Вам и всей Вашей семье.

Капитан ТХ нефтерудовоза-42 Шевчук

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Приносим глубочайшие соболезнования по поводу безвременной кончины Раисы Максимовны Вам и членам Вашей семьи. Мы скорбим вместе с Вами.

Юрий Любимов и Московский театр на Таганке

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Солдатские матери России очень сочувствуют Вашему горю. Мы скорбим вместе с Вами. Те из нас, кто бывал в "Клубе Раисы Максимовны", помнят ее доброй, радушной и очень внимательной к людям. Не хочется верить, что ее больше нет.

Мы хорошо можем представить, как Вам будет трудно без самого любимого человека. Ведь многие из нас потеряли сыновей и знают, что это такое - потеря самого родного и близкого.

Мы желаем Вам мужества и сил, чтобы пережить это страшное горе.

Солдатских матерей на Руси очень много, и все они искренне сочувствуют и соболезнуют Вам.

Члены: Союза комитетов солдатских матерей России

Регионального движения солдатских матерей "Солидарность"

Ассоциации солдатских матерей Челябинской области

Нижегородского областного комитета солдатских матерей

Волгоградской областной организации "Материнское право"

Комитета солдатских матерей г. Сочи

Миасского городского комитета солдатских матерей

Комитета солдатских матерей г. Сарапула

Тюменского областного комитета солдатских матерей

Томского комитета солдатских матерей

Представитель КС СКСМР в г. Мурманске и многие члены других организаций солдатских матерей.

22 сентября 1999 г.

Михаилу Сергеевичу Горбачеву

Я думаю, что этот скорбный для всех нас день, день боли нашей и печали, не сможет заслонить облик этой удивительной, прекрасной женщины, в которой так органично сочетались ум и доброта, необычная сердечность и твердость, поразительная отзывчивость и редкая по нынешним временам искренность.

Она всегда умела оставаться блистательной, элегантной, изящной женщиной на все времена, человеком во все времена.

Такой она и останется с нами навсегда.

Низко склоняю голову.

Владимир Спиваков

22 сентября 1999 г.

Дорогой Михаил Сергеевич!

Примите наши соболезнования. Мы скорбим - уход из жизни такой замечательной женщины, какой была Раиса Максимовна, многие санкт-петербуржцы переживают как личную драму...

Михаил Сергеевич, напишите, пожалуйста, книгу о Раисе Максимовне, напишите, как трудно ей было быть Первой леди, как она этому училась, как она хотела представлять страну в лучшем свете, что она сделала доброго и прекрасного - ведь многие этого просто не знают! Многие думают, что ее жизнь это только "сыр в масле", что она только брала от жизни и ничего не отдавала.

Мы ждем эту книгу - "Первая леди земли Русской".

Берегите себя, Вы нам нужны! А Раиса Максимовна не умерла, ее голос, ее образ всегда с нами!

С глубочайшим уважением

Морозова Галина Александровна и другие

22 сентября 1999 г.

Санкт-Петербург, 10 линия, д. 39, кв. 50.

Ереван

Москва, Гоголевский бульвар, 6,

Российский фонд культуры

Глубоко скорбим о преждевременной кончине яркого человека, одного из Создателей Советского фонда культуры, многоуважаемой Раисы Максимовны.

Мы, знавшие ее лично, отдаем дань ее мудрости, человечности и приносим наши соболезнования членам семьи. Вечная ей память. Пусть Русская земля ей будет пухом.

Заместитель председателя армянского Фонда культуры Акопян Ж.Н.

Председатель Общества Армения - Россия Григорян В.М.

22 сентября 1999 г.

Его превосходительству господину Михаилу Горбачеву

Господин Президент!

С чувством глубокого волнения узнал о кончине Вашей супруги. В этот тяжелый момент позвольте выразить Вам мое самое глубокое сочувствие.

Сохраню память о Раисе Максимовне как об исключительной женщине, которая была рядом с Вами и оказывала поддержку в период исполнения Вами высоких обязанностей. Раисе Максимовне также блестяще удалось воплотить новый образ русской женщины.

Моя супруга присоединяется к моим самым искренним соболезнованиям.

Прошу Вас, господин Президент, принять уверения в моем весьма высоком уважении.

Лионель Жоспен

23 сентября 1999 г.

Господину Михаилу Горбачеву

Дорогой Михаил!

С тяжелым сердцем посылаю Вашей семье мои искренние соболезнования по поводу кончины Вашей прекрасной жены Раисы. Являясь одним из тех немногих людей, кто имел честь лично быть знакомым с ней, я, как и многие другие американцы, понимал, какой яркой личностью она была.

Я считаю, что такие женщины, какой была Ваша жена, большая редкость в современном мире. Ее очарование, чуткое сердце и ум были примером для всех. Ваша жена также обладала огромным мужеством и силой духа. Я могу только попытаться представить, каким нужно быть смелым и решительным человеком, чтобы следовать своим принципам и чувствам, даже если они не совпадают с мнением большинства. И я всегда буду хранить в памяти время, когда мне доводилось общаться с ней.

Мария и я надеемся, что Вы найдете утешение и мир в воспоминаниях о ней. Пожалуйста, помните, что в эти трагические дни Вы не одиноки. Мы думаем о Вас и молимся за Вас и Вашу семью.

С глубочайшим уважением Арнольд Шварценеггер

23 сентября 1999 г.

Попечительский совет Центра документации "Шталаг 326 (VI К) Сенне"

Господину Михаилу Горбачеву

Москва

Уважаемый господин Горбачев!

Нас глубоко взволновало и опечалило известие о кончине Вашей супруги.

Посещение Вашей женой 13 июня 1989 г. кладбища бывшего лагеря для военнопленных - "Шталаг 326 Штукенброк-Сенне" сделало это место известным во всей Германии и внесло существенный вклад в создание Центра документации архива, открывшегося в 1996 г. С тех пор здесь действует постоянная экспозиция, рассказывающая о жизни и смерти советских военнопленных в этом регионе. Одной из наших главных задач мы считаем выяснение судеб более чем 300 тысяч военнопленных, прошедших через этот лагерь.

Примите уверения в нашем искреннем сочувствии. Имя Вашей супруги будет всегда неразрывно связано с нашей работой.

От имени попечительского совета

Вернер Буш, д-р Райнхард Отто

27 сентября 1999 г.

Фонд социально-экономического развития

"Горбачев-Фонд"

М.С.Горбачеву

Глубокоуважаемый Михаил Сергеевич!

Позвольте выразить огромную благодарность за оказанную помощь в открытии первого отделения трансплантации костного мозга для детей России. Неоценим тот вклад, который Ваш Фонд внес в дело борьбы за жизни больных детей и помог им выжить.

С 1994 года в отделении было проведено 59 трансплантаций костного мозга детям с различными гематологическими, онкологическими и заболеваниями системы иммунитета. Кроме того, была оказана лечебная помощь 70 детям, которые по тяжести состояния нуждались в пребывании в стерильных условиях ламинарного бокса. Специалистами отделения освоены высокотехнологичные методики уникальных по своей сложности трансплантаций костного мозга.

Впервые в России были проведены, и успешно, две трансплантации костного мозга от неродственных доноров и две трансплантации клеток пуповинной крови детям, страдающим лейкозами.

Администрация Российской детской клинической больницы, НИИ детской гематологии и коллектив отделения трансплантации костного мозга счел бы большой честью носить почетное имя Раисы и Михаила Горбачевых.

Выражаем глубокое соболезнование Вам и Вашей семье в связи с тяжелой утратой.

Главный врач российской детской клинической больницы Н.Н.Ваганов

Директор НИИ детской гематологии, профессор А.Г.Румянцев

Руководитель гематологического центра РДКБ, профессор А.А.Масчан

Зав. отделением трансплантации костного мозга Е.В.Скоробогатова

20 октября 1999 г.

Михаилу Сергеевичу Горбачеву

Академик Гольданский Виталий Иосифович

Советник Российской Академии наук

Институт химической физики

Дорогой Михаил Сергеевич!

Вернувшись из-за границы, шлем Вам выражение глубочайшей скорби и сочувствия в канун сороковин незабвенной Раисы Максимовны - самой замечательной женщины России, навеки запечатленной в нашей истории.

Мы всегда будем Вашими верными друзьями и поборниками Вашего и Раисы Максимовны великого дела.

Крепко Вас обнимаем, Гольданские

28 октября 1999 г.

Владивосток

125468, г. Москва, Ленинградский проспект, 49

Международный фонд социально-экономических

и политологических исследований

Горбачеву М.С.

Уважаемый Михаил Сергеевич!

В сороковой день поминовения светлой памяти Раисы Максимовны позвольте выразить искренние соболезнования по поводу ее безвременного ухода.

Неумолимое время все расставляет на свои места, отбрасывает мишуру и высвечивает истинные ценности, воздает каждому человеку по заслугам. Чем более отдаляется время бурных перемен в нашем обществе, тем более значимой и важной видится роль Раисы Максимовны в истории нашего государства. Поистине первая "Первая леди" страны, она была не просто спутницей своего мужа, а верным помощником, мудрым советчиком, самостоятельной политической фигурой. Вместе с вами, уважаемый Михаил Сергеевич, Раиса Максимовна прошла по жизни, деля и радость побед, и моменты неудач, и горечь предательства. Стойкая духом, жизнерадостная, обаятельная, просто красивая женщина - такой она останется в нашей памяти. Еще раз примите мои соболезнования.

С уважением

губернатор Приморского края Е. Наздратенко.

28 октября 1999 г.

Многочтимый и дорогой Михаил Сергеевич!

В богатейшем русском языке я не могу найти слова, которые могли бы передать ту тяжесть удара, которая упала на Вашу семью и на всех, кто Вас любит.

К этим отношусь и я, грешный. Никогда до последнего часа, не забуду то внимание, которое получил от незабвенной Раисы Максимовны и от Вас. Это было для меня единственное и неповторимое за всю мою советскую жизнь.

Когда я узнал об этом, то в это время я дирижировал 3-ю Симфонию Малера в Голландии. Последнюю часть этого гениального произведения я посвятил Светлой Памяти Раисы Максимовны. По моему лицу текли слезы. У голландцев - тоже... Крепитесь. И знайте: миллионы людей с Вами!!!

Преданный Вам

Евгений Светланов

Октябрь 1999 г.

Наина ЕЛЬЦИНА

Раиса Максимовна. Первая леди страны, общественный деятель, любящая жена и мать. Яркий образ, оставивший свой неповторимый след в истории последних десятилетий.

Раиса Максимовна познакомила весь мир с новым обликом русской женщины целеустремленной и самостоятельной, очаровательной и образованной. Природа наделила ее проницательным умом и отзывчивой натурой. Поэтому она воспринимала все происходящее так искренно, так близко к сердцу. И прожила свою жизнь честно, на одном дыхании.

Ей досталась исключительно ответственная и исключительно трудная роль супруги президента огромной страны в час исторического перелома и нелегких испытаний. И она достойно справлялась с ней.

Ее открытость очаровывала людей, взламывала лед предрассудков и старых обид. Весть о ее трагической кончине потрясла весь мир.

Раиса Максимовна, ее благородный и одухотворенный облик навсегда останутся в нашей памяти.

Прощальное слово

Александр ГЕЛЬМАН,

писатель

Раиса Максимовна была не просто спутницей Михаила Сергеевича, она была его первым и главным помощником, ближайшим советником по особо сложным вопросам. Половина того планетарного уважения, той всемирной славы, которую снискал президент Горбачев, по полному и безусловному праву принадлежит Раисе Максимовне. Беру на себя смелость утверждать, что, если бы Раиса Максимовна не была женой Михаила Сергеевича, перестройки могло и не быть.

"Известия", № 176, 21 сентября 1999 г.

Елена ВЛАДИМИРСКАЯ,

заслуженный деятель науки России, доктор медицинских наук, профессор

Одно из направлений работы Фонда Горбачева, в котором Фонд особенно преуспел и значительно изменил ситуацию в нашем обществе - это помощь в лечении особенно тяжелых детских болезней - острых лейкозов и лимфом.

91-й год. От самой страшной и самой частой опухоли у детей - острого лейкоза - выздоравливают всего 7 процентов детей России, в то время как во всем цивилизованном мире - 75 процентов. Стоит только включить телевизор, видишь фотографию несчастного ребенка с просьбой собрать деньги для пересадки костного мозга и лечения его за границей. Прошло около 10 лет. Работают в этом направлении 19 центров России, и выздоровление от опухоли составляет в среднем 75 процентов. Уже никто не просит отправить ребенка для лечения за рубеж, мы это можем сделать сами и пересадку костного мозга тоже делаем сами.

Но мы смогли это сделать только благодаря Фонду Горбачева, который прошел вместе с нами этот тяжелый путь. А начался он еще до образования Фонда. Фонд был создан в марте 1992 года, а в марте 1991 года первый благотворительный чек на 100 тысяч долларов мы получили из рук Первой леди. Раиса Максимовна стала патроном Международной ассоциации "Гематологи мира - детям", основанной специально для организации современного лечения самых тяжелых болезней крови у детей.

Мы изменили ментальность наших докторов. Благодаря Фонду более 200 детских врачей и медицинских сестер прошли стажировку за рубежом. С помощью Фонда постоянно проводились образовательные школы с приглашением ведущих зарубежных специалистов, более тысячи врачей России и бывших республик Союза приняли участие в этих школах. Фонд Горбачева привлек внимание мировой общественности к этой тяжелой проблеме в России, организовал и направил поток гуманитарной помощи. Сегодня в России лечение детей осуществляется по современным технологиям, результаты те же, что и в остальном цивилизованном мире.

Мы нередко вступали в очень тяжелые противоречия с существующей действительностью. Фонд всегда помогал нам преодолевать возникающие препятствия. Приведу такой пример.

Нужно построить специализированное отделение по пересадке костного мозга. Нашлась немецкая фирма, которая может построить у нас 12 стерильных боксов. Еще 1991 год, еще есть Советский Союз. Решение правительства - финансировать, отпущено 2 миллиона долларов. Фирма начинает работать. Но вот Советского Союза нет. В финансировании отказано, работа приостановлена. "Горбачев-фонд" берет на себя эту проблему, собирает по миру миллион долларов. Нам известно, что в этом благородном деле личное участие принимала семья Горбачевых. Фирма продолжила строительство, но еще один миллион долларов должно дать Российское правительство после завершения работы. Все обязательства есть, а денег не дают. Михаил Сергеевич лично пишет и звонит Гайдару, вице-премьеру Федорову, министру финансов Вавилову. Только после этого обязательства правительства были выполнены. Летом 1993 года произошло торжественное открытие самого крупного и современно оборудованного по тому времени отделения пересадки костного мозга на базе Республиканской детской больницы, постоянным шефом которой была Раиса Максимовна. На стене широкого и светлого коридора этого отделения висит табличка "Дар Фонда Горбачева". Исчезли со страниц печати и с экранов телевизоров призывы помочь провести пересадку костного мозга ребенку с лейкозом за рубежом. Мы теперь делаем это сами.

Однако лечение детей с болезнями крови, включая и пересадку костного мозга, требует больших материальных затрат. Федеральная программа, обеспечивающая централизованную закупку основных противоопухолевых препаратов для детей онкогематологии, принята только в 1999 году. Бюджетное финансирование не в силах обеспечить необходимый уровень затрат для диагностики, лечения и реабилитации детей, страдающих этими тяжелыми заболеваниями. И в этом Фонд Горбачева всегда принимал и принимает активное участие: на 3 миллиона долларов собраны и переданы для лечения пациентов лекарства; дорогостоящее оборудование, доставленное Фондом, работает в наших лабораториях и клиниках; стажировка за рубежом и проведение школ всегда поддерживаются Фондом.

Таким образом, Фонд Горбачева сыграл ключевую роль в развитии современной высококвалифицированной медицинской помощи детям, страдающим очень тяжелым недугом - болезнями системы крови.

Михаил УЛЬЯНОВ,

художественный руководитель Театра им. Вахтангова

Я думаю, что это была замечательная пара. Возникла она на почве совершенно несуразной - каменистой и колючей. Ее утрамбовывал лично Сталин. Он, как известно, ссылал жен своих ближайших соратников в лагеря. А они (не жены соратники) и пикнуть не могли. Своей всемирной славой Горби еще был обязан и тому, что рядом с ним всегда стояла очаровательная женщина. Она не пряталась в тень, но и не мешала. В народе говорили: "Что он, не может без нее?" А он без нее не мог. А она - без него. Никогда не забуду их лица после Фороса потрясенные. После него она и заболела. На их долю достались жестокие удары судьбы. Жалко Михаила Сергеевича. Он пережил уход в тень - тяжкое испытание. И теперь ее уход... Дай Бог ему сил выдержать и это.

"Известия", № 176, 21 сентября 1999 г.

Ирина АНТОНОВА,

директор ГМИИ им. Пушкина

Раиса Максимовна много раз приходила к нам в музей и приводила сюда гостей. Я думаю, она была выдающейся женщиной и многое сделала для обновления нашего взгляда на роль женщины в обществе. Она не была политиком, но показала, какой должна быть женщина рядом с политиком. Горбачева всегда была собранна, остроумна, прекрасно выглядела и несла свое высокое общественное положение с большим достоинством. Многих людей, привыкших к скромности и незаметности жен государственных деятелей, это раздражало, но многие понимали, как важно разрушить привычный советский стереотип. Видя, как относился к ней Михаил Сергеевич, с какой искреннейшей, глубочайшей душевной болью говорил о ее страданиях, как самоотверженно был он с ней до последних минут, думаешь, что же это была за женщина, которую так преданно, так сильно любил мужчина, у которого было в жизни очень много важных занятий. Их союз - пример самых высоких отношений между мужчиной и женщиной. О нем долго будут помнить.

Николай УМАНСКИЙ,

главврач Красногвардейской райбольницы

Добрые отзывы о чете Горбачевых - у многих жителей Красногвардейского района. Их пожертвования позволили нашей больнице в начале 90-х годов приобрести лучшее зарубежное оборудование. В те же годы на средства Михаила Сергеевича и Раисы Максимовны был построен современный больнично-поликлинический комплекс в родном селе Горбачева - Привольном. Раиса Максимовна - прекрасный человек, оставивший добрый след на ниве благотворительности.

Василий ЧЕРТОВ,

глава администрации села Привольного

Я - бывший студент Раисы Максимовны. Студенты засматривались на эту женщину. Лишь спустя годы я узнал, что любимая преподавательница философии не просто однофамилица, а жена Михаила Горбачева. Сюда, в Привольное, она не раз приезжала с мужем и из Москвы. Тепло принимала в столице свою свекровь, ныне покойную Марию Пантелеевну.

"Известия", № 176, 21 сентября 1999 г.

Галина ФОМИНОВА

Прощание

с Раисой Горбачевой

НА ГРАЖДАНСКУЮ ПАНИХИДУ ПРИШЛИ ТЫСЯЧИ ЛЮДЕЙ

...С утра проход к Фонду культуры был закрыт, а движение перекрыто; по этой стороне Гоголевского бульвара ездили только троллейбусы и иномарки высоких гостей. Первым попрощаться с Раисой Максимовной приехал премьер-министр. Владимир Путин пробыл в здании около 30 минут - он долго разговаривал с Михаилом Горбачевым. Вслед за ним появились экс-премьер Евгений Примаков и бывший мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак. Политики воздерживались от комментариев.

В начале двенадцатого в здание начали пропускать простых людей. Хвост очереди заворачивал за угол Фонда. Здесь были те, кто видел Раису Максимовну только по телевизору, и те, кто знал ее лично, - например, бывшие однокурсники по юридическому факультету МГУ. Юрий Ковалев работал в предвыборном штабе Горбачева в 1996 году. "Я был доверенным лицом Михаила Сергеевича и, возможно, больше других отдаю себе отчет в том, как много сделала для него Раиса Максимовна. Без нее Горбачев-реформатор не смог бы состояться. Она не толкала его вперед, но помогала, служила надежной опорой", - сказал он.

Кто-то из тех кто пришел на панихиду, еще не так давно осуждали Первую леди СССР за слишком эффектные костюмы и привычку спускаться по трапу самолета раньше Горбачева. Сегодня все обиды забыты. "Я обожала ее за ум, интеллигентность. Не всякая могла так стойко перенести все, что на нее свалилось", - заметила 66-летняя Лариса Евгеньевна. "Мне очень хотелось на нее походить, - добавила 62-летняя Валентина Васильевна. - Я просто любила эту женщину, всегда смотрела все ее выступления". У многих в руках - цветы. Большинство пришедших - люди в возрасте, для которых Раиса Горбачева - не просто яркая политическая фигура, но и часть их собственной истории, и ее жизнь они напрямую связывают со своей. "Я пришла с ней проститься как женщина с женщиной... Она ведь - часть моей молодости". "У меня тоже есть внуки, и я знаю, как тяжело им остаться без бабушки". Разговоры в толпе вертелись вокруг одной темы: она была первой русской женщиной, которая могла на равных общаться с иностранцами.

За границей первого советского президента и его супругу действительно любили. Половина журналистов - представители западных телеканалов или газет. "Горбачев на самом деле очень много значил для нас, - заметила девушка с немецкого телевидения. - И Раиса Максимовна тоже. Если здесь, в России, ее критиковали за то, что она слишком яркая, то для нас это было в порядке вещей. Мы впервые увидели, что советская первая леди может выглядеть как нормальная, привлекательная женщина".

Раиса Горбачева была основательницей Российского Фонда культуры, поэтому гражданская панихида проходила именно здесь. На первом этаже, в фойе фотография улыбающейся Раисы Максимовны, обрамленная траурными лентами. На лестничном пролете - еще один снимок, и большая корзина белых роз под ним. Гроб поставили на втором этаже, все вокруг завалено цветами.<...>

Почти не замеченная журналистами, фонд покинула жена Никиты Михалкова Татьяна. "Это удивительная женщина, и ее отношения с Михаилом Сергеевичем были просто фантастические, - сказала она. - Казалось, что энергия их любви не даст им расстаться... Они уже давно воспринимались окружающими как одно целое, и поэтому нам всем так особенно тяжело сегодня. 25 сентября со дня их свадьбы исполнилось бы 46 лет".<...>

"Независимая газета", 23 сентября 1999 г.

Слово прощания

23 сентября 1999 года в Смоленском соборе Новодевичьего монастыря Митрополит Ювеналий совершил чин отпевания Раисы Максимовны Горбачевой, супруги первого Президента Советского Союза. Но в памяти многих людей почившая останется прежде всего как человек, причастный к созданию Фонда культуры, к сохранению и преумножению того великого наследия, которое дало миру Православие.

Подготовка к празднованию 1000-летия Крещения Руси стала в тогдашнем Советском Союзе мощным стимулом к перевороту в общественном сознании. Привыкшие за долгие семьдесят лет к государственному атеизму, люди - кто с радостью, кто с удивлением, а кто и с раздражением, вдруг поняли, что Церковь Русская не просто выжила, но сохранила огромный духовный потенциал, который просто необходимо использовать. Велением времени было то, что наука, культура, буквально все общество повернулись лицом к великому наследию, сохраненному Церковью.

Поиск точек соприкосновения, возможных контактов для долговременного и взаимополезного сотрудничества привел к созданию таких новых структур как Фонд культуры. У деятелей отечественной культуры, у тех кто бережно сохранял ее памятники, появилась возможность не конфронтации, а вдумчивого и благожелательного диалога с Церковью. И в немалой степени в этом заслуга почившей.

То, что отпевание Р.М.Горбачевой состоялось в Смоленском соборе Новодевичьего монастыря, весьма знаменательно: именно здесь на протяжении последних лет плодотворно сотрудничают Церковь и культура.

Проститься с покойной в Смоленский собор прибыли родные и близкие почившей, деятели культуры и науки, представители общественности. Митрополит Ювеналий перед чином отпевания обратился к М.С.Горбачеву и его близким с архипастырским словом:

Дорогой Михаил Сергеевич!

Когда нас достигла печальная весть о кончине Раисы Максимовны, в этом соборе мы совершили заупокойную Литургию. И нужно было видеть неподдельную скорбь простых людей, наших прихожан, которые со слезами на глазах выражали свои чувства в связи с постигшим Вас испытанием. И обращаясь к ним, я тогда сказал, что через совместную молитву мы разделяем сегодня скорбь вместе с Михаилом Сергеевичем.

Святейший Патриарх попросил меня в этот момент передать Вам, Михаил Сергеевич, и всем Вашим близким слово утешения.

Вернувшись в Москву, Вы сказали, что не знаете, все ли сделали для Раисы Максимовны в тяжелые для нее минуты. Как духовное лицо, я хотел бы сегодня ответить Вам: Вы сделали все, что было в Ваших силах, но Вы сделали больше! О Вашем отношении к Раисе Максимовне в дни ее болезни мы узнавали с экранов телевидения. И я хочу свидетельствовать, что своим преданно-жертвенным отношением к своей супруге в часы ее болезни Вы сделали очень многое для нашего народа, потому что показали пример отношения к своему семейному долгу и этим напомнили всем о святости брачных уз, что так важно сейчас. И поэтому смерть Раисы Максимовны явилась проповедью о любви, милосердии и преданности. Мне хотелось бы обратиться к Вам словами святого пророка псалмопевца Давида: "Мужайтесь, и да укрепляется сердце Ваше" (Пс. 30, 25). Я уверен, что наша заупокойная молитва укрепит сердце Ваше, даст Вам мир и спокойствие. А мы вознесем горячие молитвы, чтобы светлая, бессмертная душа Раисы Максимовны упокоилась там, где нет уже ни болезней, ни печали, ни воздыхания, но где пребывает жизнь бесконечная.

"Московские епархиальные ведомости", № 10-12, 1999 г.

На Новодевичьем кладбище

23 сентября 1999 года

Людмила САРАСКИНА,

писательница, литературовед, член "Клуба Раисы Максимовны"

Я узнала Раису Максимовну уже после того, как Михаил Сергеевич и она были на вершине славы и большой власти. Я видела перед собой женщину потрясенную, с бесценным опытом страданий, к которым она относилась с христианским смирением, а не с чувством унижения. Она была лишена всякого высокомерия и свое положение супруги опального Президента СССР воспринимала с удивительным достоинством это был уникальный опыт политического существования "после власти".

Раиса Максимовна показала великолепный пример общественного поведения что может сделать бывшая Первая леди для своей страны и ее граждан. Она вела себя как ответственный и рабочий человек, который делал полезное дело не для того, чтобы блистать и красоваться, а во имя сострадания и милосердия. И в этом своем естестве она для меня была островком той демократической цивилизации, о которой так мечтали люди горбачевского призыва.

Светлая память Вам, Раиса Максимовна.

Патриция МИТЧЕЛЛ,

президент "Зеленого Креста" Соединенных Штатов Америки

Я хочу сказать здесь добрые слова о Раисе Максимовне не только от своего лица, но и от своих друзей - господина Тэда Тернера и его супруги Джейн Фонды.

Мы знали Раису Максимовну Горбачеву как женщину, которой была ведома Большая Любовь, которая знала, что такое Человеческая Дружба. И любовь дала ей счастье в семье, в браке с Михаилом Сергеевичем, браке, который жил почти полвека. Ее мужество укрепило это партнерство между супругами. Она вдохновляла мужа, который совершал крупнейшие перемены нашего столетия.

И где бы ни появлялась Раиса Максимовна Горбачева, она везде олицетворяла красоту и силу духа русской женщины. Она была светлым человеком. У нее были светлая улыбка и светлый взгляд. Она приносила с собой свет и освещала дорогу всем, кто общался с ней.

Для меня большая честь сказать эти добрые слова похвалы о женщине, которая заслужила, конечно, гораздо больше добрых слов, чем мы можем сказать. Она разделила жизнь великого человека.

Ее жизнь оборвалась слишком рано. Но ее слова, ее жизнь войдут в память людей, которые живут сегодня. О ней будут знать и грядущие поколения.

Гельмут КОЛЬ,

экс-канцлер Федеративной Республики Германия

Дорогой Михаил, дорогие члены семьи Горбачева. Уважаемые дамы и господа.

Хочу высказать слова скорби и участия к тебе и твоим близким. И слова признательности твоей жене. Вы вместе прошли долгий путь. Многие, в том числе и я, наблюдая это, отмечали, что все сделанное тобой стало возможным только благодаря тому, что вы были вместе. Это нужно понимать буквально. Здесь были общность мышления и действия.

Я выступаю также от имени твоих друзей в Германии и друзей Раисы. Мы убедились, что означают для нас все эти годы после 89-го. Теперь уже десять лет тому назад. Это было драматическое время. Мы, немцы, многим обязаны Вам, Михаил Сергеевич. У нас, в Германии, есть выражение: память - это благодарность сердца.

Я хочу здесь сказать тебе от всей души спасибо, особенно за то,

что ты сделал вместе со своей женой, спасибо ей за то, что она по

могала тебе. Я сердечно желаю тебе и твоей семье сохранить силу

духа.

Рудольф СЛАНСКИЙ,

бывший посол Чехословакии и Чехии в Советском Союзе, посол Чехии в Словакии

Я хочу сказать, что именно Раиса Максимовна для меня стала олицетворением человеческого лица перестройки, тех перемен, которые произошли в Советском Союзе, России в последние годы. Она имела смелость, отвагу показать, что высшей человеческой ценностью является дружба, любовь, взаимоуважение, взаимопонимание, поддержка между мужчиной и женщиной. Первопроходцам всегда бывает трудно. К сожалению, часто их заслуги признают только после смерти.

Прощаясь с Вами, Раиса Максимовна, я хотел бы от всех нас в Чехии, которые Вас любили и уважали, от имени моих близких и друзей сказать, что мы никогда Вас не забудем. Пусть для Вас земля Русская будет пухом.

Никита МИХАЛКОВ,

кинорежиссер, председатель Российского фонда культуры

Я хочу сказать несколько слов от имени советского, ныне российского, Фонда культуры, у истоков которого стояла Раиса Максимовна. Во-первых, я хотел бы выразить огромную благодарность всем тем, кто откликнулся в течение тяжелой болезни душой своей и помыслами, пытался помочь. Их очень много. И не только в пределах нашей Родины, но и за ее пределами.

Во-вторых, я хотел бы поблагодарить от имени нашего Фонда правительство Германии и немецких врачей, которые пытались и делали все возможное, чтобы спасти Раису Максимовну. Но Господь распорядился иначе, ибо человек предполагает, а Бог располагает.

Михаил Сергеевич, кто-то из великих сказал, что одиночество - это удел тех, кто достиг вершин политической власти, обуреваемых ледяными ветрами государственных интересов. Им незачем ждать снисхождения. Это жестокие слова, которые, в общем-то, являются жестокой правдой. Вы, достигший в свое время вершин этой власти, все же были счастливейшим из тех, кто ее достигает. Ибо часть, и немалую, этого бремени разделяла с Вами Раиса Максимовна. Тяжело носить на себе бремя высокой ответственности. И только сильные люди, и только люди, которые верны всему тому, о чем они думают и как они живут, могут это выдержать.

Печально, что характер наш таков, что сначала мы творим себе кумира, а потом, забыв о его добре, наслаждаемся падением и забываем о нем. Но, слава богу, в тот же наш национальный характер входит и другое - желание просить прощение за бессмысленные обиды и за ту тяжесть, которую мы этими обидами доставляем человеку.

Промыслительно, что именно Вы, Михаил Сергеевич, своим решением, освободив православную церковь и другие конфессии от пут унижения, сегодня под сводами старинного русского храма в Новодевичьем монастыре слушали и слышали древние молитвы, которые всегда были корневой частью нашей культуры и искусства. И промыслительно, что сегодня их слышала Раиса Максимовна в последние минуты своего пребывания на этой земле.

Сегодня удивительный день - солнечный и теплый. И, наверное, в этом тоже есть промыслительность, что именно сегодня последние лучи солнца играют на лице Раисы Максимовны. Вечная ей память, вечный покой. Да пребудет душа ее в чистоте и покое.

"Общая газета", 23 сентября 1999 г.

Ирина БОБРОВА

Последняя леди СССР

НИКОГДА НЕ МОЛИЛАСЬ.

НО ВСЕГДА ВЕРИЛА В БОГА

Сколько разных сплетен ходило вокруг семьи Горбачевых, сколько грязи было вылито на президентскую чету в свое время. Особенно доставалось Раисе Максимовне. Обсуждали ее не только простые советские люди, но и все, кто имел хоть маломальское к ней отношение, - повара, охрана, переводчики, референты. Но даже после того, как Горбачевы спустились с вершины власти, никто из журналистов не пытался разобраться, что же она представляет собой как личность. Все довольствовались дешевыми сенсациями, скандалами. Да и сама Раиса Максимовна, ее родные и близкие неохотно шли на контакт с пишущей братией.

В материале нашего корреспондента - первое интервью сестры Горбачевой Людмилы Максимовны Титаренко российской прессе.

В детстве Рая скрепляла клятвы кровью

Весной 1929 года 22-летний юноша из Чернигова отправился на заработки в Сибирь. Прокладывать железную дорогу на Алтае. Она шла через поселок Веселоярск. Тогда Максим Титаренко и подумать не мог, что его женой станет деревенская безграмотная девка из сибирской глубинки...

Саша родилась в крестьянской семье. Неплодородная земля, больная скотина, скудная еда. Ее мать, Анастасия Васильевна, днями и ночами пахала, сеяла, стирала и кормила шестерых детей. В 16 лет от неизвестной болезни (в поселке просто не было доктора) умерла ее любимая дочь, потом старший сын. В начале 30-х годов их семью раскулачили, а вскоре отца Саши, Петра Степановича, арестовали, обвинив в троцкизме. После исчезновения мужа Анастасия Васильевна прожила недолго, умерла от голода и горя. Четверо детей были брошены на произвол судьбы...

Молодой путеукладчик Максим встретил Сашу, когда ей только стукнуло 16. Это была невысокая девушка с кудряшками пепельного цвета, со взрослыми грустными глазами и грубыми мозолистыми руками. С 8 лет она пахала землю наравне со старшими братьями, а по ночам ткала. Учиться девочке было некогда, да и незачем, как считали ее родные.

Это была любовь с первого взгляда. Вскоре они поженились. Саша окончила школу ликбеза, но дальше учиться не пошла. Занималась домашним хозяйством, колеся с мужем по стране. Впоследствии она очень страдала из-за необразованности, и целью всей жизни видела дать достойное образование детям. В 19 лет Александра в городе Рубцовске Алтайского края родила первого ребенка. Девочку.

По православной традиции спустя три недели после рождения малышку крестили. Но не в церкви (шел 1932 год), а тайно, на квартире у священника. Отец назвал дочку Раисой. Говорят, Максим Андреевич выбор объяснил так: от слова "рай", "райское яблочко". А к 25 годам Александра Петровна уже имела троих детей - Раису, Евгения и Людмилу.

Медный крестик, подарок мамы, Рая носила всегда. Близкие утверждают, что она с детства верила в Бога, но церковных канонов не соблюдала. (Как-то иностранные журналисты задали ей вопрос: "Часто ли вы молитесь?" Она смущенно опустила глаза: "Я никогда не знала, как это делается".)

В 1941 году отец Раи ушел на фронт. Но вскоре вернулся. Был задействован на строительстве дорог для фронта. Тут-то и начались бесконечные переезды семьи Титаренко по России. Жить приходилось в вагонах-теплушках, в бараках, в щитовых сборных домиках. Но большая часть детства Раисы прошла в Свердловской области. Именно здесь, в городе Алапаевске, в старой церкви, переоборудованной под клуб, девочка Рая бесчисленное множество раз смотрела любимый фильм "Чапаев" - и первый раз в жизни увидела театральный спектакль.

- Я была тогда совсем маленькая, - рассказывает сестра Раисы Максимовны, Людмила. - Помню только, мама, куда бы мы ни переезжали, всегда возила с собой старенький буфет, который достался ей от бабушки. Мы были настолько бедны, что приобрести новую мебель было не по карману.

Максим Андреевич так всю жизнь и проработал в системе железнодорожноготранспорта. В автобиографиях Раиса всегда писала: "Отец служащий-железнодорожник. Беспартийный". (Вера в партию пришла к нему вместе с зятем - Михаилом Сергеевичем. Но это было потом.)

Раиса сменила кучу школ, всегда была "новенькой". Поэтому в ее памяти не осталось ярких впечатлений о школьных годах. Разве что самодельные счетные палочки, один учебник на пятерых, "тетради" из газетной бумаги и самодельные чернила из сажи.

- В 1944 году я пошла в свердловскую школу, проучилась там 3 класса, говорит Людмила Максимовна, - а потом мы переехали в Башкирию, в город Стерлитамак. Там сестра закончила десятилетку и поехала поступать в Москву...

Школа, которую заканчивали сестры Титаренко, до сих пор учит детей.

- Многие из тех, кто ее заканчивал, переехали в другие города, кого-то уже в живых нет, - говорит одноклассник Раисы Айрат Тизадулин. - Я хорошо помню Раю. Она была самой красивой в школе и чересчур активной девочкой. Она принимала участие в школьных спектаклях, пела в хоре. Помню, как-то мы давали друг другу детские клятвы, скрепляли их "честным пионерским" и "честным комсомольским". Так Рае это показалось ненадежным. Она предложила надрезать пальцы и смешать капли крови. И что вы думаете? Все согласились.

1949 год. В аттестате зрелости 17-летней Раисы Титаренко надпись: "За отличные успехи и примерное поведение награждена золотой медалью". Это был второй год, как в СССР стали вручать золотые медали, что тогда давало право на поступление в высшие учебные заведения без вступительных экзаменов. Рая выбрала МГУ. А родители через некоторое время перекочевали из Башкирии в Донбасс, потом в Краснодарский край, где и осели, получив хорошую двухкомнатную квартиру.

- К родителям в нашей семье отношение было подчеркнуто уважительным. От украинских корней к нам перешла традиция обращаться к ним всегда на "вы", вспоминает Людмила Максимовна.

Максим Андреевич умер в 1986 году в Краснодаре. Там его и похоронили. А Александра Петровна в 1988 году перебралась в Уфу, стала жить вместе с Людмилой. Александра Петровна была женщиной очень простой и скромной. Когда муж Раисы стал президентом, положения своего стеснялась. Во время перестройки, когда было сложно с продуктами и одеждой, ходила, как все старушки, в магазин с талонами, стояла в очередях, а вечерами любила посидеть на скамейке у дома с соседками. Она ни разу не воспользовалась прикрепленной к ней служебной машиной, ни разу не сходила в обкомовский буфет. Единственная привилегия, которую себе позволила, - обслуживалась в спецполиклинике.

Когда знакомые спрашивали что-то о зяте, Александра Петровна была крайне скупа в высказываниях и совершенно чужда любых оценок. "Не знаю, поживем увидим", - максимум, на что удавалось ее "раскрутить". Она никогда ни за кого не просила и отнюдь не по недостатку сердобольности. Самое страшное для нее было - запятнать авторитет зятя. Даже в больнице, где она лежала перед смертью, никто так и не узнал, кто она такая.

Михаил покорял женщин жареной картошкой

1949 год. Вагоны поезда Уфа - Москва переполнены. Люди - в проходах, тамбурах. Поезд полз с долгими остановками. Постельного белья не было. Вместо вагона-ресторана - станционный бак с кипятком, за которым все толпой выбегали на остановках. Раиса рассчитывала в дороге только на материнский узелок. Покупать вареную картошку и малосольные огурцы на стоянках было для нее роскошью...

Это был второй послевоенный студенческий набор. Среди первокурсников философского факультета МГУ было много 30-35-летних демобилизованных фронтовиков.

Раиса поселилась в студенческом общежитии на Стромынке. Четырехэтажное здание с внутренним двором на берегу Яузы. <...>

На первом курсе института у Раисы случился роман с молодым человеком. Но через полгода они расстались. "Больше никогда не буду верить мужчинам, никому..." - зареклась она тогда и, чтобы как-то отвлечься от грустных мыслей, отправилась с подружками на танцы...

...Миша читал книгу, когда в комнату заглянули сокурсники: Володя Либерман и Юра Топилин.

- Мишка, там такая девчонка! Новенькая! Пошли, - в один голос заорали они.

- Идите, мне некогда... - ответил он.

При поступлении в МГУ дал себе слово: все пять лет - только учеба и никаких "амуров". Но какой-то "черт" его дернул. Через полчаса Михаил вышел из стен общежития и направился навстречу судьбе...

Первое знакомство у Раи не вызвало никаких эмоций, она отнеслась к будущему юристу достаточно равнодушно. Вторая встреча произошла в комнате ребят, куда Юра Топилин пригласил девушек. На чай. Она по-прежнему была очень сдержанна и первая покинула компанию. Михаил пытался с ней встретиться, завязать разговор, но все усилия сводились к нулю. Лишь в декабре 1951 года представился подходящий случай. В клубе на встрече с деятелями культуры Рая была очень грустная, и Михаил предложил пойти прогуляться по городу. На следующий день встретились снова и скоро все свободное время стали проводить вместе.

В тот зимний вечер, как обычно, они встретились после занятий во дворике МГУ на Моховой. До Стромынки шли пешком. Всю дорогу Рая больше молчала, нехотя отвечала на вопросы. И вдруг... "Знаешь, нам не надо встречаться, - тихо сказала она. - Мне было хорошо с тобой. Я снова вернулась к жизни. До этого тяжело перенесла разрыв с человеком, в которого верила. Я не вынесу еще раз подобное. Лучше прервать наши отношения сейчас, пока не поздно..." Но было уже поздно...

25 сентября 1953 года они расписались в Сокольническом загсе. На обручальные кольца молодоженам денег не хватило. Свадьбу сыграли позже - 7 ноября. На нее Михаил потратил все деньги, заработанные летом на уборке хлеба. Раисе в ателье на Кирова из итальянского крепа сшили платье, а Михаилу первый в жизни костюм из дорогого материала, который назывался "Ударник". С обувью дела обстояли хуже. На белые туфли невесте пришлось брать взаймы у подруги. Гуляли свадьбу в диетической столовой на той же Стромынке. На столе преобладал винегрет. Пили шампанское и "Столичную".

Последние годы в университете Рая много болела. Перенесенная на ногах ангина осложнилась ревматизмом. Около месяца лежала в больнице, Михаил каждый день жарил ей в общаге картошку и приносил в палату. "Вот, - говорила Рая, этой картошкой он меня и покорил".

После окончания университета любительница картошки поступила в аспирантуру, а кулинару-юристу предложили шикарный выбор: либо работа в Ставрополе, либо аспирантура в Москве. Они уехали на Ставрополье.

Президент, эквивалентный 100 граммам спиртного

У башкирской столицы три достопримечательности: бесплатный транспорт, малоэтажные дома и местный бальзам, заменяющий интеллигентным горожанам водку. А еще башкортостанцы гордятся, что живут в одном городе с "самой Горбачевой". Так здесь зовут Людмилу Максимовну Титаренко.

Эти дома по сей день называют обкомовскими. Большие квартиры, охраняемая стоянка, вместо консьержки - милиционер с кобурой. Когда-то такие дома строили в самом центре города. Теперь центр "переехал" в другое место, а район престижных домов переименовали в "старый центр". Людмила Максимовна переехала сюда не сразу, эту квартиру выхлопотала для нее сестра в 1986 году.

Мне открывает худенькая женщина в сером. Серый (я знала заранее) - один из любимых цветов Раисы Максимовны. Точнее, жемчужно-серый.

Бог мой, они похожи как две капли воды. Та же прическа, улыбка, глаза и голос.

- Внешне сходство действительно сильное, - усадив меня в кресло, ответила Людмила Максимовна на мой незаданный вопрос, - но по характеру мы полная противоположность друг другу. У Раи в крови это стремление быть на виду. Она всегда была секретарем комсомольской организации, рано вступила в партию. Я же так и осталась беспартийной. Сестра участвовала во всех городских мероприятиях, а я их игнорировала. Она могла найти подход к любому человеку, я плохо схожусь с людьми. А еще она была очень, даже слишком честолюбивая.

- Как состоялась Ваша первая встреча с Михаилом Сергеевичем?

- Рая с Михаилом приехали в Башкирию, когда уже расписались. Мы обо всем узнали в последний момент. Я тогда только закончила 10-й класс. Родители его восприняли настороженно. А меня он сразу обаял. В первый день мы долго разговаривали, спать легли уже глубокой ночью. Утром, как всегда, мама проснулась очень рано, стала готовить еду, убираться. И тут из комнаты выходит Михаил Сергеевич и говорит: "Мама, чем вам помочь?" Кстати, он сразу наших родителей стал называть "мама" и "отец". Она тогда растерялась, не привыкла, чтобы мужчины ей помогали в домашнем хозяйстве. И так испуганно спрашивает: "А Рая где?" А он приставил палец к губам: "Тише-тише, Рая еще спит". Этот случай сразу растопил мамино сердце. Так трогательно и заботливо относился он к сестре всю жизнь.

- Ваш отец всю жизнь был беспартийным, не убедил ли его зять вступить в партию?

- В партию отец не вступил, но вера в нее к нему пришла. Хотя папа был иронично настроен к советской власти.

- Раиса Максимовна не предлагала Вам переехать в Москву?

- Нет. Вот когда они жили в Ставрополе, все время звала к себе. Но мой муж - башкир, он на уговоры не поддавался. Мы, конечно, часто друг к другу в гости ездили.

- Статус Вашей сестры как-то влиял на вашу жизнь?

- Когда Горбачев только стал президентом, все стали стремиться поближе познакомиться, звали постоянно в гости. Я сама никакими благами не пользовалась, хотя многие удивлялись, почему я до сих пор не в Москве, почему работаю в поликлинике. А мне нравилось то, чем я занимаюсь. Для меня семья Горбачевых - это одна семья, мы - другая.

Раиса Максимовна долго относилась к сестре, которая младше ее на 6 лет, как к ребенку. На строительство железной дороги в годы войны привлекались пленные немцы. Дом, где жила семья Титаренко, пострадал от пожара. Немцы чинили крышу. Люда в это время бегала во дворе...

"Вдруг к сестре подошел немец и протянул руку, чтобы погладить по голове. Мое сердце сжалось от страха, - пишет Раиса Максимовна. - В одно мгновение я оказалась рядом, рванула сестренку к себе... и вдруг увидела: немец плачет. Мы так и стояли - плачущий молодой немец, я, подросток, и пугливо прижавшаяся ко мне младшая сестра".

Людмила тоже закончила школу с золотой медалью и поступила в Башкирский мединститут. Здесь она влюбилась. Без памяти. В Дамира Аюкасова, студента-"авиатора", который был среди сверстников незаурядной личностью, душой любой компании. Потом, в 60-е годы, он станет заслуженным изобретателем СССР. (Кстати, электробритва "Агидель" с тремя лезвиями - его детище.) А в середине 80-х Дамир займет пост начальника отдела по внедрению новой техники Уфимского приборостроительного объединения. А в сентябре 1999 года... погибнет нелепейшим образом. В нетрезвом состоянии он упадет с лестницы.

Людмила никому об этом не говорит. Но в Уфе, как в большой деревне, все всё знают. Тем более что муж ее был человеком довольно известным.

В это время Людмила в Германии отдавала сестре свой костный мозг. Это был последний шанс на выздоровление.

Людмила всю жизнь проработала в уфимской поликлинике № 41 окулистом. Около 30 лет назад стала членом республиканской комиссии по призыву в армию. С тех пор большую часть времени проводит на призывном пункте и получает около 1000 рублей в месяц. Ее сын Руслан закончил юрфак башкирского университета. Несколько лет назад женился во второй раз. Но Людмила Максимовна рассказала мне о его первой свадьбе. В то время в стране благодаря мужу сестры был "сухой закон", и Людмила забеспокоилась: ставить водку или не ставить? Руслан тогда проявил характер, сказал, что не даст дяде испортить праздник. Раисы Максимовны с Михаилом Сергеевичем на свадьбе не было.

Судьба родных Раисы Максимовны - практически закрытая тема. Например, о брате Евгении даже в узком кругу говорят редко.

- Мой брат - одаренный, талантливый человек, - вспоминала Раиса Максимовна в одном интервью 10-летней давности. - Но его дарованиям не суждено было сбыться. Талант оказался невостребованным и погубленным. Брат пьет и много месяцев проводит в больнице. Его судьба - драма отца и матери, моя постоянная боль, которую я ношу в сердце уже больше 30 лет...

Евгений после школы поступил в Уфе в военное училище, но, когда столкнулся с дедовщиной, ушел. Поступил в московский литинститут, где познакомился со своей будущей женой. Потом переехал в Воронеж, там и живет по сей день. После окончания института издал несколько книг для подростков...

- У него была неплохая семья - жена и дочь, но, когда стал совсем сильно пить, разошлись, - рассказывает Людмила Максимовна. - Он был еще несколько раз женат неофициальными браками. Сейчас полностью зависит от алкоголя. Мама считала, что это наследственность. Дед наш сильно пил, прадед тоже... Раиса пыталась вылечить его, но он категорически не соглашался, твердил: "Я не алкоголик"...

Дочь Горбачевых Ирину крестили тайно

В Ставрополе Раиса несколько месяцев не могла найти работу. Михаил Сергеевич приехал в Ставрополь в распоряжение краевой прокуратуры.

Позже Раиса Максимовна устроилась преподавателем на кафедру философии Ставропольского сельскохозяйственного института. Вместе со студентами часто ездила на уборку кукурузы, винограда и картошки. Раиса весила тогда 50 кг и, чтобы выглядеть перед профессорами института солиднее и взрослее, надевала на себя как можно больше одежды. Позже она начала заниматься социологией.

В Ставрополе Горбачевы снимали комнату в деревенской избе. Кровать, стол, два стула и два громадных ящика, забитых книгами. В центре комнаты - огромная печь. Еду готовили на керосинке в маленьком коридорчике. Зато комната была светлая, и все три окна выходили в сад. Здесь, в этой комнатке, в ночь под православное Рождество 6 января 1957 года родилась дочь Ирина... Все радовались рождению малышки и... очень переживали.

После ревматического заболевания, перенесенного в студенческие годы, врачи запретили Раисе иметь детей. Но она считала, что без ребенка семья будет неполноценной, и поэтому рискнула...

В том же году они получили "государственную двухкомнатную квартиру". Это было семейное общежитие с общей кухней в конце коридора и с общим туалетом. Здесь Раиса Максимовна познакомилась с Зоей Каретниковой, которая на протяжении 20 лет шила и перешивала одежду всей семье Горбачевых.

В те времена декретный отпуск составлял всего 55 дней. Жить на одну зарплату Михаила Сергеевича было тяжеловато. С трудом нашли няню. Чтобы кормить дочку, Раиса Максимовна днем отпрашивалась с работы. Через два года Ирину устроили в городской детсад. В 7 лет отдали в обычную общеобразовательную школу. Девочка занималась музыкой, а на каникулы ездила к бабушке и дедушке (родителям Михаила Сергеевича) в село Привольное. Бабушка тайно от родителей окрестила внучку.

Раиса Максимовна испытывала чувство раскаяния, что обделила дочь материнским вниманием.

- Никогда не забуду, как ранним утром, недоспавшую, наспех одетую, несла ее в детские ясли, сад. А она приговаривает: "Как далеко мы живем", вспоминала она потом. - Не забуду ее глазенки, полные слез и отчаяния, расплющенный носик на стекле входной двери садика, когда, задержавшись допоздна на работе, я, опять же бегом, врывалась в детский сад. А она плакала и причитала: "Ты не забыла меня? Ты не оставишь меня?"

Дочь часто и много болела. Во втором классе Ира писала сочинение "За что я люблю маму". Оказалось, за то, что у нее "много книг", что "все студенты любят маму, потому что говорят маме "Здравствуйте!", и, главное, за то, что "мама не боится волков". Школу Ира закончила с золотой медалью. За все 10 лет учебы только одна четверка - по черчению.

В 1974 году Ирина поступила в ставропольский мединститут, где познакомилась со своим будущим мужем - Анатолием. При переезде в Москву Ира и Анатолий перевелись во Второй мединститут. Оба окончили его с "красным" дипломом. В 1985 году Ирина защитила диссертацию по медико-демографическим проблемам. Работала сначала ассистентом на кафедре социальной гигиены и организации здравоохранения Второго мединститута, затем занялась научными исследованиями и перешла в лабораторию медико-демографических и социологических исследований. Анатолий стал хирургом.

- Не так давно они развелись, - вздыхает Людмила Максимовна, - Раиса тяжело переживала трагедию дочери. Отношения между Ирой и Толей уже давно были не идеальными. Ира долгое время скрывала это от матери, не хотела расстраивать.

Люди, которые близко знали Анатолия, поговаривают, что его испортило родство с президентом и большие деньги. Доходило до того, что он в открытую изменял жене.

- А еще совсем недавно мы его все любили, он казался таким скромным... вздыхает Людмила.

Жена президента-апостола

В 1979 году родилась внучка Ксения. В 1987-м на свет появилась Анастасия. 11 марта 1985 года Горбачев был избран Генеральным секретарем ЦК КПСС. В 1986 году он начал преобразования, которые во всем мире называют перестройкой.

- Став генсеком, я принял решение: мы с Раисой Максимовной не будем менять наши отношения, - говорил Горбачев в одном из первых своих интервью на новом посту. - Мы были близки не только как мужчина и женщина, мы были и остаемся друзьями. У нас нет закрытых тем для обсуждений. Кроме тех, которые ей неинтересны и которых ей не нужно знать. В поездках я был больше с официальными лицами, а она больше общалась с простыми людьми и потом много интересного мне рассказывала. Это был очень важный для меня канал информации. Однажды одна очень известная женщина мне даже сказала: "Послушайте, президент Горбачев! Рядом с вами - ангел!" Я тогда отшутился: "А кто же должен быть рядом с апостолом?"

"Московский комсомолец", 19 ноября 1999 г.

Ольга КУЧКИНА

Раиса Горбачева: "Неужели я должна умереть, чтобы заслужить их любовь"

Ее смерть высветила в Михаиле Горбачеве многое, если не все. Кто не знал, тот узнал, а кто знал, тот получил подтверждение, что он был и остался прежде всего настоящим мужчиной. Крайне важное обстоятельство, которое и скептиков заставит пересмотреть оценки. Его искренность, его глубокое чувство поразили...

Сегодня - 40 дней.

- Видите, как повернулась судьба. Уславливалась о встрече с Раисой Максимовной, чтобы поговорить о вас, а встречаюсь с вами говорить о ней...

- Самое тяжелое, что было в жизни.

- Михаил Сергеевич, она была для вас идеалом женским?

- Знаете, когда сверхэпитеты, когда отдает нереальным, вроде люди под стеклянным колпаком и из них надо породу выводить... Как будто мы от рождения с каким-то ущербом. Мы нормальные люди!

- Разве ущерб, напротив... Хотя, конечно, у народа есть свойство: сперва пинать, потом возносить. Или наоборот.

- Я только этим могу объяснить, что стали писать. А все у нас так, потому что...

- ...две половинки?

- Да, сошлись. Удача такая. И для нее, и для меня. И это сохранилось.

- Опишите ее, как увидели впервые.

- Она гимнастка была, фигурка...

- Вы видели ее в зале в гимнастическом трико?

- Нет. Тогда было поветрие - учить бальные танцы. В фойе клуба раз или два в неделю разучивали. Ребята из комнаты мне сказали: Мишка, там такая девчонка!.. Я пошел, увидел и начал преследовать. Второй курс у меня, у нее третий. Мне 20, ей 19, я два года не учился во время войны...

- В ответ сразу блеск глаз?

- Ответ такой, что... У нее случилась драма на личной почве, в отношения вмешались родители, она была в размолвке, переживала и была разочарована... Мои домогательства были встречены холодно. Ну а потом произошло нечто... Однажды прихожу на Стромынку - наша великая Стромынка, где жили четыре тысячи студентов, - в клуб, через который прошли все студенческие поколения и самые выдающиеся люди искусства, потому что встретиться со студентами МГУ всегда было престижно... Клуб забит. Я иду по проходу, дохожу почти до сцены, и вдруг наши глаза встретились, она сидела около прохода. Я говорю: ищу место. Она говорит: а я ухожу, садитесь на мое. Я вижу, настроение неважное. Говорю: а можно, я провожу? Пошли. А что такое настроение? В ответ не будем об этом говорить. Я то-се... Она пошла на разговор...

- Она была сдержанной?

- Сдержанной. Но когда сближается с кем-то - предела нет доверию. Трудно сходилась, но уж если это произошло, очень верный человек. И страшно переживала, когда вдруг кто-то, кому поверила, мог обмануть, предать. Такая история произошла с самыми близкими друзьями - Александром и Лидой Будыка. Теперь уж можно рассказать. При Хрущеве был набор "двадцатитысячников" в сельское хозяйство. И Саша, инженер из Донбасса, оказался на Ставрополье, где и мы. Разница в два года, тридцать лет дружили. И даже когда я здесь оказался, то перетащил его - единственное злоупотребление властью. Он грек, она белоруска. Он кандидат экономических наук, она тоже кандидат, врач-педиатр. Самая близкая подруга Раи. Свой человек. Мы про них все знали, они - про нас. И что с нашими детьми происходило, вместе переживали, вместе вытаскивали из какой-нибудь передряги. 25-летие нашей свадьбы отмечали в горах Кавказа... И вдруг в один из самых трудных моментов жизни Лида повела себя странно. То, что Рая услышала от нее по телефону, ее просто убило...

- Это после Фороса?

- После. Рая говорит: Лида, что ты говоришь, где Саша, дай ему трубку!.. А Лида в ответ: Саша сидит рядом, он такого же мнения... И только нынешней зимой Лида позвонила и со страшным плачем: на коленях прошу прощения!

- Раиса Максимовна плакала?

- Да. А совпало с тем, что у Саши обнаружили злокачественную опухоль. Они были в страшном напряжении, какой-то разговор - и срыв. Но ведь потребовалось 8 лет, чтобы позвонить!

- Саша живой?

- Живой.

- Он есть, а ее нет.

- Они прислали письмо, я ей читал.

Она опять плакала. Оба были на похоронах, оба рыдали. А тогда Раиса Максимовна сказала: хорошо, что она позвонила, такой тяжелый камень был, но что-то ушло, не могу переломить.

- Раиса Максимовна была внутренне деликатной, тонкой по природе?

- Очень.

- Откуда эта тонкость, эта порода в сельской девочке?

- Это всегда так было. И я как увидел на бальных танцах вот эту породу, так и все... Аспиранты роем крутились!..

- Но она была девушка строгая?

- Строгая. Я сам был такой же. Радикалист. Даже странно. Потом должен был избавляться, когда делался все большим начальником. И так говорили, я подавляю...

- У вас сильный характер.

- Но все-таки я либеральный человек. Я не могу мстить, не прощать. И это тоже дополняло, в этом смысле мы тоже половинки были.

- Она не прощала?

- Она больше расстраивалась. Я - человек с юмором, иногда ее разыгрывал. Мы начинали разговор, я видел, что надо перевести его в другую плоскость. Она говорит: ну, ты со своими заходами, чтобы все смягчить!. А я говорю: а ты обострить!..

- Женская черта. Вы ссорились?

- Все бывало. Но ни она, ни я не могли быть долго в ссоре.

- Кто первый мирился?

- Чаще она. Заходит: ты что же, ушел, лег и читаешь, а что со мной происходит!.. Но все-таки всегда сохранялось, что она мне предана, а я - ей. И лучше всего нам всегда было вдвоем. Даже без детей. Но мы без них не могли долго. Она не могла лечь спать, пока Ирина не позвонила, что все дома.

- Михаил Сергеевич, а чувство всегда было сильное или в начале и в конце особенно?

- Всегда. Если сначала была молодая страсть, то потом добавились сотрудничество, дружба, когда мы друг другу могли сказать все. Мы оказались единомышленники во взглядах на жизнь. Она очень чистоплотный человек. И в личном, и в общем. Она не может, например, чтобы больше трех дней кому-то долг не отдать. Я попросил поехать купить лекарство - она тут же: а деньги отдал? Человек даже в мелочах обязательный. Мы приехали со Ставрополья и расставляли библиотеку - часть книг взяли, остальное раздали в школы, - и вдруг я папку старую нахожу: а это старье зачем притащила? Она говорит: это самая важная папка - все квитанции, которые платила за свои заказы, когда ты стал секретарем. И еще здесь хранила их! Поразительно. И когда начади распространять про нее разные слухи... то сережки, то платья от Сен-Лорана... Да, она человек культуры, понимает суть прекрасного и ценит, и когда Сен-Лорана спросили: ваши костюмы? - он ответил: я был бы счастлив, если бы мадам Горбачева что-нибудь у меня заказала, я бы сшил ей бесплатно. Но нет, она шила у Тамары Макеевой, очень хорошая женщина. Теперь, я думаю, это все смешно. И тем, кто предъявлял ей счет, должно быть стыдно. Она была очень порядочным человеком. И прежде всего требовательным к себе. И ко мне. Прямо по-чеховски: в человеке должно быть все прекрасно - и душа, и мысли, и одежда. Она заботилась о том, как я выгляжу. Она лежала в больнице и спрашивает: ты как там ходишь? Я говорю: ты же видишь. Она говорит: что я вижу, ты надел хирургическую одежду, а что там? Потом, когда провели первый курс химиотерапии и она встала, смотрела в окошко, когда я должен прийти, увидела, как я одет: ну ничего. Она попросила тогда, чтобы я днем еще на часок приходил, помимо того, что до ночи сидел. Она говорит: а то я к ночи устаю, а мне хочется с тобой поговорить... Она очень за собой следила. Но вместе с тем она, может, только в тридцать лет губы накрасила. Ей не надо было. На Моховой, где столовая студенческая под аркой, мы там часто встречи назначали, и вот она берет томатный сок, а один профессор говорит: а-а, теперь ясно, почему у вас щечки такие румяные! У нас даже говорили: слушай, у тебя щеки, как у Раи Титаренко!.. Кожа такая белая, нежная. Она же ничего не делала! Потом, с годами, начала. Я все поощрял.

- Михаил Сергеевич, у нее был роман, а у вас она первая и последняя любовь?

- Ну, были увлечения, конечно. И потом по жизни то вокруг Горбачева что-то кружилось, молодой же, симпатичный, то вокруг нее что-то возникало...

- А вы ревновали?

- Нет. И она нет. Никогда. Никаких вопросов. Ну если это так - значит, так. Если нет - нет. То есть она не та, которая была готова через партбюро удерживать. Точно так же и я.

- Острых моментов не было?

- Так, улыбка иногда, что вроде я что-то о ней знаю или она обо мне. Но это все тучки. Даже не тучки, а облачка... Конечно, влюблялись, в 15, 16,17.

- Вашу любовь уже уподобляли любви Ромео и Джульетты, а я всегда думала: в чем загадка, что у Шекспира Джульетта - не первая девушка Ромео, до нее была Розалинда, и нашла ответ: он не просто на первую встречную бросился, ему было с чем сравнивать, это был выбор!..

- Кстати, мы поделились своими историями. И она знала мою. И когда приехала к нам и увидела фотографии моих увлечений, мать хранила, то, я вам скажу... Тем не менее это ничего не изменило. Мы полгода ходили рядом, держась за руку. Потом полтора года - когда уже не только за руку держались. Но все-таки мужем и женой стали после свадьбы. В другом случае я, может, действовал бы иначе, но в этом не мог позволить себе. Так было, и я даже не пытался себе объяснить.

- Когда она что-то переживала, чем лечила плохое настроение? Уходила к себе, слушала музыку, отсыпалась?

- Нет, она уже не могла заснуть. Это я мог. Не потому, что мне безразлично. А просто так устроен.

- Вы, наверное, должны были ее утешить? Ока любила, когда вы ее утешали?

- Все было. По большому списку. Это уже та часть, о которой я, конечно, никому говорить не буду. У нас были очень близкие отношения. Очень. И до конца.

- Что она говорила вам там, в Мюнстере, - из того, что можно сказать?

- Вот я вечером сижу возле нее, и вдруг она говорит: я хочу домой, я хочу в нашу спальню, я не могу уже смотреть на все это, уедем... Я говорю: ты не можешь уехать, не поправившись, я не могу, ты должна поправиться. Она спросила меня: какой диагноз? Я сказал: лейкоз. Она говорит: рак крови? Я говорю: да. Она говорит: значит, конец? Я говорю: нет. И она замолчала. И час мы молчали... Боролась она потрясающе. Мужественно все выдержала. На моих глазах все...

- Михаил Сергеевич, а почему вы так прилепились к ней?

- Потому что она не могла себя вести иначе никогда. И я не мог. Она бы сделала в два раза больше! Ни мне, ни ей в голову не приходило, что я буду где-то, а она там. И когда прошел первый этап лечения, боли отступили, мы часами разговаривали, возвращались ко всей нашей жизни. Я и подумать не мог, что мы не выберемся!.. А уж раз это случилось, я думаю: хорошо, что мы эти два месяца не расставались.

- Сами спали?

- Обычно я засыпаю, на какой бы широте и долготе ни был, ложусь и сплю, а тут все поломалось. И сейчас так.

- Что помогает? Вы ведь не пьете. Чем снимаете душевную муку?

- И выпиваю. Это тоже. А сейчас переехала дочка с внучками...

- Ирина похожа на маму?

- И внешне, и внутренне. Она умница большая, такая же требовательная, очень способная. Две девочки - Ксения и Анастасия. Старшая учится в МГИМО, младшая - в школе. Младшая американским английским владеет блестяще, старшая английским английским. Мы об этом позаботились, потому что сами почувствовали, как этого не хватает... Рая не хотела показываться младшей в Мюнстере в таком виде. И все говорила: пусть сходят туда, съездят в Бремен, по следам Бременских музыкантов.

- Когда на вас обрушилась эта всенародная любовь, что почувствовали? Радость? Досаду, что раньше надо было?

- Это одна из тем, которые мы постоянно с Раисой Максимовной обсуждали. Она очень переживала, что люди не поняли. Не все, конечно. Я сейчас разбираю ее бумаги. У нас кабинет был разделен на две части: одна моя, мой стол, мои шкафы с документами, другая - ее. И вдруг я обнаружил целый полиэтиленовый мешок записных книжек! А три дня назад нашел, что то, о чем мы с ней говорили... а я говорил: ты должна писать книгу, должен быть твой стиль, твой взгляд женщины, которая многое знала и пропустила через себя... И я нашел: она уже 23 главы обозначила! Квинтэссенция наших разговоров. И название: "О чем болит сердце"... Я воспринимал все в значительной мере как политик: плоды перемен через поколения появятся. А она как человек страдала: что я им сделала, что они меня распинают?..

- Но вот она стала получать письма с выражением любви - и что она?

- Она плакала, слушая их. Она сказала: неужели я должна была умереть, чтобы заслужить их любовь!..

- У меня все время эта мысль.

- Я сказал: ты теперь видишь, что я прав. Да, говорит, ты всегда прав. Но так и было. Иногда дискуссии на прогулках до того доходили, что я говорил: ты иди в эту сторону, а я пошел в ту. А иногда я просто говорил: опять! но так же невозможно, ты сама себя ешь поедом, это все прояснено! Она: нет, ты меня не хочешь выслушать!.. Я говорю: я пошел. Она говорит: я тебя прошу, не уходи...

- Все же это были слезы утешения?

- Несомненно. Это подтверждает то, что я всегда думаю о нашем народе. В нем много всякого, жизнь и история тяжелые, много холопского в нас осталось, приспособленческого, зато простота, доброта, непритязательностъ, какая-то естественностъ, натуральность... а уж по способности выдерживать я не знаю, кто б еще так мог! Мы же с ней отсюда. Она выросла в теплушках, отец строитель железных дорог...

- Вы на комбайне работали...

- Комбайн - это самая светлая пора! Во время войны крестьянство всеми было брошено, все у него забирали. На село ничего не приходило: ни керосин, ни спички, все делали сами, вплоть до того, что начали сеять коноплю и из нее выделывать и ткать суровье, и ходили в этом. Босиком, обуви не было. А из овечьей шерсти делали брюки. Отец в 45-м, еще война шла, из Кракова заехал к нам в командировку. Он был старшина, прошел Курскую дугу, форсировал Днепр, был в самом пекле и ранен под Кошице. Мне 14 лет. Сказали, отец приехал. А уходил - было 10. И вот он меня увидел в этом, скривился и сказал: довоевались!.. Крестьянская жизнь - я же ее всю прошел. Вплоть до того, что спал рядом с теленком, только что родившимся, и тут же гусыня сидела на яйцах...

- А баня была?

- Не было бани. В кадушке грели воду и мылись. И никогда меня не покидало чувство, откуда я. Потому отношение к людям естественное. Говорили: какой-то стиль придумал... Чепуха, никакого стиля я не придумывал. Если есть что-то здесь и здесь (показывает на голову и на сердце), оно есть. А нет - нет.

- Михаил Сергеевич, в печати промелькнуло, что, когда вы были рядом с ней в последние минуты, вы сказали, что перестали быть атеистом. Это так?

- Меня спрашивали: есть надежда? Я отвечал: надеемся на врачей, на то, что она борется, ну и на Бога. Журнал "Шпигель" написал: атеист заговорил о Боге. У меня бабушки были глубоко верующие. И отец, и мать молились. Церкви не было, все было порушено, но у бабушки моей любимой, Василисы, и у второй, Степаниды, был целый иконостас - из Киево-Печерской лавры, куда они ходили. Все праздники, Пасху, Рождество они соблюдали. А поскольку мой дед, муж бабушки Василисы, был председатель колхоза, коммунист, то вот на столике портреты Ленина и Сталина, а там угол ее. Эта деликатность деда мне запала в душу. Приезжала бабушка Василиса к нам в Ставрополь, ходила в церковь. Они с Раей любили друг друга, поэтому Рая ее часто приглашала. Восхищалась ее аккуратностью и благородством: безграмотная крестьянка, а на самом деле очень светлый человек. Она шла по Ставрополю и со всеми здоровалась. Я вспоминал ее в Мюнстере: иду - все здороваются...

- На фотографии, что была на похоронах, Раиса Максимовна с крестиком...

- Это награда. Для женщин. Высший орден, учрежденный в тысяча двести каком-то году. Меня наградили мужским орденом, ее - женским. Крест в бриллиантах... Много вещей мы отдали сестрам, племянницам, а есть вещи, о которых я сказал: оставить навсегда. И вот я живу сейчас в мире таком внутреннем...

- Какой трагический парадокс: занималась детьми, больными лейкемией, и сама заболела тем же...

- Это просто удивительно! К тому же самой тяжелой формой лейкемии! Еще будучи женой президента, она создала организацию "Гематологи мира - детям". Сейчас пришли письма, просят согласия, чтобы присвоить организации ее имя. Но мы настолько закомплексованы, что я не знаю, что ответить, я говорю, зачем они спрашивают, решали бы, и все, а то вроде я утверждаю... И в Москве при детской больнице был создан Центр, куда мы много отдали денег, ее и моих гонораров, и два миллиона правительство дало, удалось использовать международные связи...

- Что вам сказала Наина Иосифовна на похоронах?

- Она выразила самое искреннее сочувствие. Сказала, что никто не понимает нас лучше ее и ее семьи. Я поблагодарил ее и Бориса за проявленное внимание и сказал, что других тем, того, что нас разделило, сейчас не хочу касаться.

- Михаил Сергеевич, что переменил в вас уход жены?

- Я потерял самое главное - смысл жизни. Когда все уже произошло... а я должен был держать себя, такая есть от природы способность, хотя я был потрясен... семь часов я сидел возле нее, когда она умирала... и врачи говорили: здоровый молодой организм!.. Она боли уже не чувствовала. А вот что с ней делали, что с ней происходило, я не мог смотреть. Видеть это невыносимо! Я заходил в палату - и не выдерживал... Так жалко было, что ужас...

- Выше сил человеческих...

- Да я еще не верю в это! Ирина с дочками в городе жила, а теперь переехала к нам на дачу. И надо же расположиться. И вдруг что-то она или Настя спросят, а я говорю: да вы спросите у бабули... Или: ты спроси у мамы... Я еще не могу принять, что ее нет.

- Она Вам не снится?

- Каждую ночь. По сути дела, я все время с ней.

"Комсомольская правда", 29 октября 1999 г.

Мария ГОЛОВАНИВСКАЯ

Уйти любимой

До нее и после в России не было настоящей политической леди. Внезапный яркий уход Раисы Горбачевой всколыхнул всех - она умерла любимой.

Он, Михаил Горбачев, имевший грандиозную власть, перекроивший карту Европы, затем внезапно рухнувший вниз, в опалу, в двухдолларовую пенсию, впервые говорил в камеру со слезами на глазах: "Бог с ними со всеми. Прочитаю пару лекций. Снимусь в какой-нибудь рекламе. Что я, не заработаю? Куплю маленький домик на юге Франции. На двоих. Мы говорили с Раисой Максимовной, она так этого хочет".

У них и вправду не было домика на юге Франции. Как-то после краха Горбачева поднялась было волна грязных сплетен, и он тогда сказал: тот, кто докажет, что у меня где-то есть собственность, немедленно получит ее в подарок. И все стихло. Как и ушла тогда из поля зрения их жизнь, о которой мы что-то узнали только теперь.

Она называла его Миня, он ее - Захарка. При посторонних, конечно, по именам-отчествам. Но при всех обстоятельствах они часто держались за руки. Просто так, может быть, из-за многолетней привычки, может быть, от необходимости прикоснуться друг к другу. Говорили, что она крутит им, но он, отвечая на колкий журналистский вопрос, не предал их отношений ни на минуту, выдохнув в микрофон: "Мы с Раисой Максимовной обсуждаем все".

Те, кто часто бывали у них в доме, рассказывали: она никогда не звонила ему на работу. Ни в Кремль, ни в Фонд. Зато очень часто звонил он. По нескольку раз в день. Всю жизнь. Чувствуя острую потребность в разговоре.

Они были прекрасной парой. "Михаил Сергеевич никогда не поднимал на нее голоса, - рассказывает Владимир Поляков, многолетний помощник Горбачева, - и когда она, как все женщины, начинала капать на него, он умел удивительным образом исчезать. Просто таял в воздухе, и все. А потом так же неожиданно возникал, подойдет, поцелует, скажет: "Ладно, Захарка, пойдем чаю попьем..." И что-то шепнет на ухо. И все - никакой тени, никакого напряжения".

Она всегда принимала его правила игры. И поражала окружающих элегантностью тона и жеста. Однажды они летели из Штатов, вспоминает Поляков, и когда по проходу поехала тележка Duty Free, Раиса Максимовна, как и подобает настоящей женщине, очень оживилась и спрашивает:

- Минь, надо галстуки?

- Ну, давай, - отвечает он со вздохом. Потому как очень не любил этого ее напора при покупке одежды. Сидит, уткнувшись в газету.

- Минь, может, этот? - не унимается Раиса Максимовна.

- Давай, - бурчит он себе под нос, не отвлекаясь от чтения.

- Или, может, этот?

Груда галстуков, суета, бесконечные советы. И вдруг внезапно тишина, стоп-кадр. Горбачев сопит, раскинувшись в кресле, якобы уснул.

- Ты что-нибудь скажешь в конце концов?!

Через минуту Горбачев открывает глаза:

- Что-то я, Захарочка, читал-читал и задремал, и так хорошо стало.

И все. Рука в руке. За окном бескрайнее небо. И ровное жужжание реактивных двигателей.

Всю жизнь они хранили свою переписку. Листочек к листочку с самого первого письма, написанного еще в студенческие годы. После Фороса Раиса Максимовна все письма сожгла. Боялась, что придут с обысками, начнут рыться в бумагах. "Я не перенесу, если будут копаться в моей жизни", - сказала она Горбачеву и бросила в камин четыре толстенные пачки, перетянутые голубой тесьмой.

Всю совместную жизнь - а это больше сорока лет - она дарила ему на день рождения один и тот же подарок: букетик фиалок. Почему так, вероятно, никогда Горбачевым рассказано не будет. И доставала этот букетик из-под земли. Однажды во время поездки в США она не могла найти фиалок - и отменила всю свою программу. Всех подняла на ноги, и когда крошечный букетик наконец принесли лучилась от счастья. И на этот раз все будет как всегда, а значит - хорошо.

О ней много судачили. Пытаясь понять, какой она была на самом деле. Въедливой, деспотичной, бесцеремонной, заставляющей иногда свою учительницу английского языка глотать слезы и про себя чертыхаться охрану, или, напротив, деликатной, скромной, легкой в общении? Как теперь угадать? На все есть свои примеры и контрпримеры. Если угодно - в политическом истеблишменте модно невзначай бросить фразу, что, мол, Ельцин своей головокружительной карьерой обязан исключительно ей. Якобы она однажды позвонила ему по прямому телефону, когда тот возглавлял Моссовет, и приказала отдать здание Автоэкспорта Музею частных коллекций. А Ельцин взбеленился, поехал к Горбачеву, бывшему тогда президентом СССР, и сказал, что не потерпит прямых директив от его жены. Поссорились ужасно, и началось противостояние с известным исходом. Правда? Неправда?

Правда, что Раиса Горбачева очень любила кофе. Пила его постоянно и очень крепкий. Само слово произносила очень по-старомодному "кофэ". Заказывала всегда эспрессо, причем двойной. Очень любила вкусные пельмени. В поездках предпочитала рыбу. Обожала коньяк "Хеннесси" и грузинское красное вино.

Чаще всего она выбирала бордовый цвет. Как-то взяла в руки старую фотографию, черно-белую, показывает своему приятелю и говорит: "Посмотри, у меня здесь кофточка была бордовая, а еще говорят, что женщины непостоянны".

Правда также в том, что Раиса Горбачева легко ориентировалась в сложных ситуациях и никогда не создавала вокруг себя неловкости. Многие из сопровождавших ее в путешествиях любят вспоминать, как во время поездки в Бужеваль Раиса Максимовна попросила завести ее в обычное кафе, подальше от назойливых телекамер, в пригороде Парижа. Вошли. Посетителей было мало, но все повскакали с мест, начали подходить, пожимать руки. И вдруг одна из молодых женщин едко так говорит: "А знаете, мой муж очень успешно зарабатывает на вашем муже!" - "Как это?" - изумилась Раиса Максимовна. "А он карикатурист, и у него прекрасно получается Горби, карикатуры просто идут нарасхват". Без секунды колебания Раиса Максимовна парировала: "Я очень рада, что моя семья хотя бы чем-то может помочь вашей". Всеобщий хохот. Аплодисменты.

Легкость, при гигантском самоконтроле. "Нас с Михаилом Сергеевичем разглядывают под микроскопом", - часто повторяла она. И уверенно держала удар. Никогда не позволяла себе того, что позволяют многие, оказываясь в ее положении. Она, к примеру, запретила себе ходить в дорогие бутики и выбирать там наряды. Наложила вето на одно из главных женских удовольствий. Причина была проста: с нее ни за что не хотели брать денег. "Мы будем гордиться тем, что вы приняли этот скромный дар". О чем бы ни шла речь - о вечернем платье или бриллиантовом кольце. Эта фраза сопровождала ее повсюду, и она решила: стоп. Этого не будет. Никогда. Ей приносили уже заранее заказанное в номер. Флакон любимых духов Champs-Elysees или сумочку и туфли к новому костюму, сшитому в России.

Конечно, имидж был для нее необычайно важен. Даже тогда, когда верность имиджу входила в конфликт с протоколом. Во время очередной поездки в США ей предстояло отправиться в маленький городок на выпускной праздник знаменитого женского колледжа. На этом празднике ее и Барбару Буш, с которой она была искренне дружна, должны были посвятить в почетные магистры. Праздник был в самом разгаре, произносились торжественные речи, играл оркестр. Прозвучали их с Барбарой имена. И две Первые леди послушно поднялись на сцену. Вынесли магистерские мантии и шапочки. Под рукоплескания Барбара надела мантию и стала кланяться публике. Раиса Максимовна повертела свою мантию в руках, показала всем, поклонилась, но так и не надела. Не могла заставить себя облачиться в то, что, с ее точки зрения, ей не шло. Проявляла твердость и оставаласьсобой.

Все свои наряды Раиса Горбачева шила в Доме моды "Кузнецкий Мост". Модельер Тамара Макеева, сшившая все "выездные" костюмы Горбачевой и по праву считающаяся автором ее зарубежного имиджа, сказала сразу: "Я дала обещание Раисе Максимовне, что никогда не буду пересказывать наших разговоров, и сдержу слово". Рассказала она совсем немного и - без сомнения - правду. Что Горбачева строго делила гардероб на "внутренний" и "внешний", считая для себя невозможным выглядеть внутри страны слишком шикарно, когда все переживают такие тяжелые времена. Это подтверждает такой факт: Раиса Максимовна отказалась посещать с мужем Московский часовой завод, хотя в то время ездила с Горбачевым везде. Сочла для себя невозможным красоваться перед исключительно женским коллективом завода, понимая, что у нее принципиально другие возможности и выглядит она не так, как они.

Тамара Макеева много говорила о деликатности Горбачевой, о ее доверии к модельерам. Макеева, в свою очередь, всегда старалась показать ее прекрасную фигуру, подчеркнуть талию и стройные красивые ноги. Рассказывала, что сшила ей несколько строгих серых костюмов, а однажды на свой страх и риск взяла и сшила красный. И Горбачева ей доверилась и надела костюм. Рискнула. Как и в другой раз рискнула, надев маленький зеленый костюм, который ей также очень шел.

Макеева приводит много примеров мягкости и женственности Горбачевой. Вспоминает: как-то та примеривает новый костюм, вертится перед зеркалом и все никак ничего не говорит. Явно что-то не то. И вдруг мягко и медленно произносит: "Я понимаю, Тамара Константиновна, что первый голос - ваш, но я могу что-нибудь сказать? Может, тут сделать юбку покороче?" Ей шли короткие юбки. Она умела не только носить, но и нести костюм. У нее были красивые руки и прекрасная пластика. Она умела хорошо двигаться и показывать свои руки, не размахивая ими, не делая резких жестов.

"Она никогда не играла "куколку", - подытоживает Макеева, - была слишком умна для этой роли. Любовь к бордовому выдавала в ней аристократизм вкуса. Она напоминала мне наездницу с полотен былых времен".

Раиса Максимовна всегда дарила Горбачеву фиалки. Горбачев, зная вкус своей жены, часто дарил ей бордовые розы. Когда машина с венками приехала на Новодевичье кладбище и началась разгрузка десятков венков, все вдруг хватились - нет венка от мужа. Поднялся переполох. Нервы. Звонки. Помощники заметались неужели случился такой чудовищный прокол? Но когда на кладбище въехал катафалк, венок нашелся. Он оказался внутри, рядом с гробом. Из гигантских темно-бордовых роз. На поминках Горбачев держался очень хорошо. Даже шутил. Понятно, самое страшное в его жизни уже случилось. Горбачев рассказал анекдот, услышав который никто не рассмеялся: "А знаете, что такое половина первого? Раиса Максимовна".

В подготовке материала участвовала Юрайте Гураускайте

"Vogue", декабрь-январь 1999-2000 гг.

Ирина ПЕТРОВСКАЯ

Из статьи "Кролики и удавы"

Мне запомнилась простая пожилая женщина, пришедшая сорок дней назад проститься с Раисой Максимовной Горбачевой. Корреспондент спросил: "Как вы думаете, почему столько народу пришло поклониться ее гробу?" Женщина ответила: "Люди хотят попросить прощения". И добавила что-то вроде пушкинского: "Они любить умеют только мертвых".

Фильм "Первая "Первая леди" из цикла "Новейшая история" (ведущая Светлана Сорокина, автор сценария - Наталья Пятерикова, режиссер - Василий Пичул), показанный на НТВ к сороковинам Раисы Горбачевой, - горькое напоминание обществу о его жестокости и несправедливости. "Ее убило время категория абстрактная, люди, в нем живущие, конкретны. И они, а не время были жестоки и несправедливы и к ней, и к ее отставному мужу. Хотя главное в фильме - не это. Главное - воспоминание о любви, которую пронесли два человека через всю жизнь и которая спасала их в самых тяжких обстоятельствах. Сегодня, когда одного из них нет, народ уже может простить им и недоступное большинству великое чувство, и сплетенные руки. Не только простить, но и умилиться, пустить слезу: "А ведь это любовь была". Впрочем, достоинство фильма в том, что он в отличие от многих передач не выдавливает из зрителя слезу - кому нужны теперь эти запоздалые слезы? Светлана Сорокина, сама или с помощью очевидцев, просто рассказывает, как жила эта, быть может, самая известная в стране семья, как вместе - друг с другом и со страной - переживала радости и горести, опровергает некоторые подлые мифы, которые в свое время отравили жизнь первому президенту СССР и его жене. Помните: мол, в Лондоне опустошила ювелирные магазины, наряды по нескольку раз на дню меняет. Жирует на наши народные денежки? Допущенная в Гохран, Светлана Сорокина бережно берет в руки и демонстрирует подарки, которые в свое время получала Первая леди от руководителей разных стран: золотую сумочку ценой чуть ли не в миллион долларов, колье, часики из бриллиантов и золота... После каждого зарубежного визита Раиса Максимовна сдавала подарки в Гохран - так было положено. Но потом она могла выкупить некоторые из них - по цене, существенно отличавшейся от настоящей. Другие так и делали. Она не делала этого никогда.

Я смотрела фильм и думала: может быть, в этом главный рецепт защиты политика от компромата и грязи - в честной, открытой, прозрачной, как теперь говорят, жизни, в щепетильности, не позволявшей жене Президента оставлять себе или выкупать за бесценок собственные подарки, в реальной помощи нуждающимся людям и больным детям?

"Известия", 30 октября 1999 г.

Сергей ЮРЬЕНЕН

Самая Первая леди

Она даже больше, чем Ее венценосный супруг, стала наводить своего неравнодушного телезрителя на мысль о том, что он, пожалуй, еще переживет уродство коммунизма в отдельно взятой. Притом, что безусловным фаном не был, за имиджем подозревая реальность, которую отринул еще юным книгочеем, твердо усвоившим, что власть развращает, абсолютная власть - абсолютно.

Как тут поверить в целомудрие державной пары? Муж и жена - одна сатана. Кстати, определение весьма глубокое, ставящее народный вопрос над нравственным смыслом симбиоза, в который неизбежно вырождается длительный союз сердец, пусть изначально чистых...

А фанов безусловных, собственно, не знаю.

Особенно из русских.

По обе стороны.

Разве что Шемякин. Допускаю. Обласканный не только одним из первых, но, говоря о посюсторонних, возможно, единственный - помнится и журнальное фото, где в защищенном подразумеваемой охраной саду нью-йоркский художник в своих сапожищах рядом с Ней, не скрывающей чувств, которые только одним словом и определить: мление. По поводу, конечно, Искусства с большой буквы, которое на тех асфальтовых дорожках Запретной Зоны представлял приглашенный на чашку чая эмигрант. Помню, был охвачен ревностью по поводу фото. Жанровой, так сказать. Несмотря на необщую цитату из Федора Михайловича, которого Супруг как будто бы читал вместе с Мадам (и - хотелось думать - по ее инициативе), несмотря на раздачу советских паспортов того пожелавшим зарубежным литераторам, кремлевская Мадам явно предпочитала визуальные искусства. Уже потом я прочитал записки министра культуры Испании Хорхе Семпруна, о том свидетельствующего: Семпрун сопровождал Мадам по Прадо. Кстати, любопытно: как бы повели себя перед не как моделью Веласкес и Гойя? Вопрос не досужий, если кто читал мемуары Владимира Медведева. Бывший начальник кремлевской "девятки", экс-генерал ГБ, охранявший Чету, мягко говоря, нелицеприятен - что понятно. Хотя среди приводимых фактов есть и на которые можно бы взглянуть Ее глазами. Что, если бы та недовинченная штора в Форосе рухнула на наши с вами головы? Уж детей предполагать не будем.

То-то и оно.

Великим испанцам же вряд ли пришлось бы вступать в сделки с художнической совестью: изъянов для сокрытий и умолчаний в облике гипотетической Модели нет. Чем-чем, а внешностью Господь Мадам не обделил. И Нэнси Рейган, вместо того чтобы шипеть насчет того, Who's that broad? - могла бы честно себе сказать (совместно с прочим миром): как бы то ни было, but She is a looker! В том смысле, что "лук" у русской Первой был. Он и есть, конечно, остается, как мне известно не только по телевизору, но из конфиденциальных источников. Однако тогда, в пору наших первых антикоммунистических теленадежд, вот это и было первым потрясением: кремлевская Первая была хороша собой. Впервые.

Исторически.

На мировой арене.

Прекрасна даже, ибо к тому же Она была явно любима и нескрываемо счастлива. Страна показывала, что, несмотря на весь ее хаос в известной сфере, она способна предъявить по крайней мере один брачный союз - долгий, но счастливый.

Иллюзорна была эта аура или нет, но от Нее это исходило на весь наш телемир, заставляя того же меня на Западе задаваться вопросами отнюдь не политического свойства. Как?

Каким образом удалось сохранить ту, эмгэушную, страсть, высотная природа которой - с видом на Москву и мир - в мои годы была столь же ошеломляюща, как в их ранние 50-е, когда "высотка" только что родилась на горизонте Ленинских гор и в столовых, по слухам, дошедшим и до моего поколения, подавали официантки с кружевными наколками, а хлеб был вволю и бесплатен, как? Не только же совместными турпоходами и заплывами на Черноморском побережье? Диетами и абстиненциями? Или действительно власть и воля к власти есть афродизиак вернее и надежней, чем яйца крокодила или толченый бивень носорога?

Не буду глубже входить в интим, тем более что как редактор радиопрограммы "Поверх барьеров" однажды в описываемые антикоммунистические времена допустил из "осиного гнезда" в эфир материал из Москвы, посвященный особе, о которой речь, где несколько фривольно отмечались "ножки". Вроде бы это было услышано и не вполне одобрено. Несмотря на простодушный восторг тогда юного автора. Если действительно было так, пользуюсь случаем принести извинения Задетой Стороне. Ретроспективно ставлю автору на вид. С ним, впрочем, солидаризуясь.

И вспоминаю в заключение одну американскую мысль, опять-таки прочитанную в ранней юности, мысль, поразившую тогда фантастической дерзостью допущения в эпоху тотального засилья и массированного наступления безобразия на всех геополитических фронтах Страны Советов: что мировой коммунизм если и будет поражен, то лишь единственным оружием.

Красотой.

"Персона", № 9, 1999 г.

Лидия ОРЛОВА

Мемуары

Художник, который создавал модели одежды Раисы Максимовны Горбачевой, до сих пор неизвестен широкой общественности. Хотя люди многих стран мира, восхищавшиеся элегантной супругой Президента Советского Союза, невольно отдавали дань и таланту человека, сумевшего создать для нее особый стиль в одежде - стиль, исполненный достоинства, сдержанности, лишенный амбициозности и претензий на исключительность. Так получилось, что лучшие работы Тамары Мокеевой, созданные для одной из самых обаятельных и таинственных женщин нашего времени, оказались без подписи автора.

Перед отъездом в Мюнхен я позвонила секретарю ЦК КПСС Александре Бирюковой и попросила разрешения представить Тамару Макееву на пресс-конференции как художника, который создал для Раисы Горбачевой модели одежды, к тому времени уже известные всему миру. Она с пониманием отнеслась к этой просьбе и сказала, что перезвонит мне. И перезвонила: этого делать не следует. Не знаю, кто дал такое распоряжение, спрашивать об этом было не принято.

Все эти годы Тамара Константиновна не давала ни одного интервью. Я чрезвычайно признательна ей за исключение, которое она сделала для меня.

- Когда вы впервые встретились с Раисой Максимовной?

- В конце семидесятых. Помню, меня вызвали к заместителю директора - я работала в Общесоюзном Доме моделей одежды - и сказали, что надо сшить костюм Горбачевой. Я была человеком, далеким от политики, и фамилия ее мне ни о чем не говорила. Я сделала эскизы и заболела. Когда через месяц я вышла на работу, меня снова вызвали. Я говорю: неужели никто не мог сшить костюм за это время в Доме около шестидесяти художников! Оказалось, она ждала меня. Я сделала ей элегантный классический костюм с двумя юбками - одна короткая, другая - в пол, несколько расширенная книзу. В общем, получилось. И потом я забыла о ней. Как и она обо мне.

- Когда вы встретились снова?

- Три года спустя. Но Горбачева не помнила моей фамилии. Директор сменился и спросить было некого. Словом, нашли меня с трудом...

- Раиса Максимовна любила хорошо одеваться?

- Нет, это не было стремление хорошо одеваться. Как супруга главы государства Раиса Максимовна должна была носить одежду, сшитую в своей стране, и она заказывала нам только то, что ей было нужно по протоколу. Ничего для дома, для семьи - только это! На примерки приходила очень просто одетая - в каких-то милых трикотажных кофточках, юбках. В трикотаже приятнее жить.

- Где происходили примерки? В Доме моделей?

- Вначале - да, в кабинете директора. Но Раису Максимовну, видимо, смущало присутствие других. За нами заезжали, брали вещи и отвозили к ним на дачу. При ней не было никаких телохранителей. Мы были одни и спокойно работали...

- Как вам платили - через Дом моделей?

- Нет. Нам положено было шить какое-то количество моделей в месяц - мы и шили. Никто и ничего нам не доплачивал - это входило в наши обязанности. Я не получала самую большую зарплату, но мне и в голову не приходило говорить о том, чтобы мне ее повысили. Я не меркантильный человек.

- А для какого случая вы сделали ей первую вещь?

- Это была официальная поездка Горбачевых в Англию, первая встреча с Маргарет Тэтчер. Мне потом показывали фотографии. На официальных приемах Раиса Максимовна была в этом костюме - синем в белую полосочку. Но мы с ним намучились: ткань сильно села во время работы.

- Кто потом оценивал вашу работу? Кто-нибудь фотографировал, анализировал, собирал отклики в прессе?

- Обычно человек, который сопровождал Горбачевых в зарубежных поездках, возвращаясь, говорил мне: "Тамара, все было замечательно". Коллеги всегда смотрели телерепортажи. Сама я очень страдала, когда видела по телевидению свои вещи. И думала, хорошо ли я этому человеку сделала... Я не очень уверена в себе. Эта неуверенность создавала мне большой дискомфорт, я пребывала в постоянном напряжении.

- У вас большой профессиональный опыт. Когда вы стали работать в Доме моделей?

- Я долго шла к этому. Я часто вспоминаю детство - бабушку и дедушку. Моя бабушка была удивительная женщина. Она родила семь человек. А дедушка работал на ткацкой фабрике в Карабаново, в красильне - он был колористом. Мы ездили к ним отдыхать, собиралось много внуков. Бабушка была женщиной совершенно другого века. Она любила шить, вела большое хозяйство, вставала очень рано. <...> Соседи часто приходили к ней с просьбами: Ольга Петровна, свадьба, платье надо. Она не могла отказать... Я закончила техникум, работала в Институте шелка, потом окончила Текстильный институт. Родилась дочка, я два года сидела с ней. Устроилась в ателье. Потом меня взяли в какое-то конструкторское бюро - на детскую одежду. Но детская одежда меня мало интересовала, и я ушла к Алле Александровне Левашковой, чтобы моделировать одежду для взрослых. Когда в ОДМО открылся экспериментальный цех, меня пригласили туда работать. Вначале мне было легко: тогда все мы находились под влиянием Куррежа, это было время коротких, почти детских пальто - моя тема. Мне потребовалось много времени, чтобы стать художником взрослой одежды. Это оказалось совсем непросто.

- Вы считались с модой?

- У нас было так мало информации о том, что происходит в Париже, что происходит в мире... А в тех немногочисленных журналах, которые мы получали в Доме моделей, были в основном шикарные вечерние туалеты.

- Вы получали какие-либо награды?

- Ну что вы! Я не относилась к категории лиц, которых награждают, посылают за границу. Мы жили в такой стране...

- Хотелось ли вам когда-нибудь крикнуть: "Это сделала я, посмотрите"?

- Я? Нет. Ну, во-первых, в нашей стране художник моды всегда был без имени. Это сшили "мы".

"L'Officiel", март 2000 г.

Лариса РОВНЯНСКАЯ

Оптимистическая трагедия, или "Русская сенсация"

Смерть ребенка (не обязательно твоего собственного, вообще - ребенка) вызывает, помимо скорби, сильнейший комплекс вины. Значит, мы, взрослые, что-то не так делаем, если не смогли уберечь маленького. А он ведь на нас полагался. Мы большие, мы сильные, мы все можем. Для людей сторонних - это горькие, но все же умозрительные рассуждения. Для врачей - непритупляющаяся боль. Слышала, что тем из них, кто потерял маленького пациента, дают дня три-четыре, чтобы прийти в себя.

Я могу представить их руки. Когда они обследуют, делают операции. Я не могу представить их глаза, когда дети уходят. Не из больницы. Из жизни. Я не могу представить, какие слова они находят для обреченных и их близких. Какую правду выбирают - "дозированную", "отсроченную", - если правда в принципе одна?

Уже в конце нашей беседы с профессором Александром Румянцевым, директором Научно-исследовательского института детской гематологии Минздрава РФ (главным детским гематологом России), я осторожно коснулась этой темы. Он откликнулся не особенно охотно: уже прошло немало времени с тех пор, как он практиковал как лечащий врач, но время не так уж всесильно и не все раны рубцует.

- Я никогда не забуду одного мальчика. Ему было шесть лет, а я вел его с трех. С самого начала болезни. Три года удалось продержаться. Он рос без отца. И увидел отца во мне. Знаете, как сильно они иногда привязываются? Верил мне: я говорил, что все идет нормально. А мальчишка на редкость умный, очень рано повзрослевший. И когда понял, что все, конец, сказал, что меня ненавидит.

- Какие страшные слова! Так и сказал?

- Ну, не совсем так. Просто отвернулся к стене: "Уходи, не хочу с тобой разговаривать. Ты меня обманывал".

- В чем тут себя винить? Наши врачи часто что-то недоговаривали, пытаясь пощадить психику больного.

- Проблема неоднозначная. И подход тут должен быть индивидуальный.

- Ну а что бы вы сегодня ответили ребенку на прямо поставленный вопрос: доктор, я умру?

- Я бы ответил так: это трудный вопрос, очень много надо приложить усилий. Но я верю в хороший результат. И ты должен поверить. Мы будем вместе трудиться. Мы вместе пройдем весь этот путь к твоему выздоровлению.

- Значит, вы не подписали бы приговор? Вы опять дали бы надежду?

- Сегодня - уже имея на то куда больше прав. Знаете, какой был процент выживаемости в период, о котором я вспоминал в своем рассказе о мальчике? Семь процентов. А сегодня - семьдесят! Западные специалисты назвали достигнутый за последнее десятилетие прогресс "русской сенсацией".

Еще бы. Такая громадная разница - 7 и 70 (а в иных случаях - стопроцентный шанс излечения). Такой мощный резерв надежды. Как это могло произойти в "смутную" эпоху, когда все дружно затрещало по швам? И мы принялись методично считать утраты. А тут...

Из летописи "русской сенсации", с которой вкратце познакомил меня профессор Румянцев. Она не очень объемна, но невероятно насыщена. Год за три. В 89-м Александр Григорьевич в группе советских специалистов едет на симпозиум в Восточную Германию (раньше на подобные мероприятия, как правило, командировались чиновники от медицины) и напрямую знакомится с информацией, до того даже для него, главного гематолога СССР, практически закрытой. Коллеги-иностранцы в научных докладах сообщают, что побеждают детскую лейкемию, или лейкоз, в тех самых 70 процентах случаев. Румянцев приглашает коллег в Союз, и те без особых проволочек (железный занавес поднялся), за собственный, разумеется, счет, приезжают к нам. В январе 90-го в благословенном Поленове проходит конгресс с участием 15 ведущих западных гематологов и 300 отечественных специалистов. То был своего рода "большой совет в Филях". Во многом предопределивший исход сражения со страшной болезнью. Точнее, не исход, а ход. Так как до окончательной ее капитуляции пока далеко.

Отчего же мы так отстали, спрашиваю Александра Григорьевича. Семьдесят лет за забором сидели, отвечает он. Велосипед изобретали. Делили успехи медицины на "наши" - "не наши". А ведь, кажется, Чехов еще говорил, что нет национальной науки, как нет национальной таблицы умножения. И еще вот что: мы привыкли делать ставку на чьи-то уникальные умения. Национальный герой Левша, блоху подковавший. Эксклюзивный дар - безусловно, замечательная вещь. Но нельзя его возводить в абсолют. Особенно в том, что касается самого главного - здоровья. Весь мир пришел к идее "доказательной медицины". Технология лечения должна быть отработана таким образом, чтобы "средний" доктор мог сделать ровно то же, что и "уникум". Чтобы жизнь больного практически не зависела от того, в чьи конкретно руки он попадет. С технологиями, новейшими разработками наши доктора знакомились в Германии, Франции, Великобритании. И спустя какое-то время достигали в своей практике аналогичных зарубежным результатов. Без благотворителей подобные стажировки были бы нереальны.

Трудно переоценить вклад в благотворительность Раисы Горбачевой, которой по жестокому сценарию судьбы суждено было заболеть той же болезнью. Она ушла мученицей, испив чашу страданий до дна, и, если есть рай, она в раю...

Рассказывают, во время ее скоротечной болезни телефон в "Горбачев-Фонде" звонил беспрестанно: незнакомые люди спрашивали, чем помочь? Маятник качнулся в сторону - "народная любовь". Но все ли представляли истинный масштаб личности, скрывавшийся за обликом Первой леди? Все ли знали, сколько она успела сделать для детей? Скольким фактически спасла жизнь. И еще спасет. Потому что ее действия послужили сильнейшим толчком для изменения положения дел в детской гематологии. Тогда, в весеннюю перестроечную эпоху, она незамедлительно откликнулась на письмо к ней Румянцева с просьбой о помощи. В Фонде культуры (в бытность Дмитрия Лихачева) при большом стечении прессы она вручила Александру Григорьевичу чек на 100 тысяч долларов, ранее пожертвованный нашей обновлявшейся стране неким южнокорейским бизнесменом (деньги впоследствии пошли на стажировку специалистов и курс лечения для нескольких детей).

То была, пожалуй, единственная "громкая" акция. Все остальное уже делалось без афиширования. Был создан Международный фонд "Гематологи мира - детям". Создано первое в стране отделение трансплантации костного мозга РДКБ (ныне подобных центров в стране пять). Благодаря Фонду для больницы приобретено дорогостоящее оборудование, без которого отделение не могло бы существовать. Появилось 11 центров детской гематологии и онкологии - от Владивостока до Воронежа (во многом с помощью благотворительного общества "КЕР - Германия"). Открылся НИИ детской гематологии.

Часть Нобелевской премии мира, полученной первым и последним Президентом СССР Михаилом Горбачевым, в размере 100 тысяч долларов была истрачена на больных детей. Туда же пошел и гонорар от книги Раисы Горбачевой с символичным названием "Я надеюсь...". Да и многие благотворители за рубежом выделяли средства именно потому, что верили этой спаянной супружеской паре. Верили в их начинания. И в том не ошибались.

Что сказать в заключение? Самое главное сегодня - мобилизация совместных усилий. В первую очередь тех, кто ответствен за финансирование - федеральных и муниципальных властей. Ибо в области чисто медицинской дела обстоят куда благополучнее: лечить умеют, но часто лечить не на что. И все же история борьбы с детскими лейкозами прошла очень важный переходный этап со знаком плюс. И в этом смысле ее можно считать оптимистической трагедией. Будут еще потери. Увы, будут. Но с тотальными поражениями на этом поле покончено.

"Москвичка", № 22, июнь 2000 г.

Конец прекрасной эпохи

Наш богатый безумствами век завершает легенда о великой любви двух бывших членов КПСС. <...>

Они шли, как будто скованные единой цепью: в едином ритме, в едином темпе. Михаил Сергеевич впереди, Раиса Максимовна - рядом. Они шли, не видя суетливых лиц в толкущейся фотопрессе - так скорый не видит всполохов семафоров, дающих ему зеленую улицу. Каждый день вымеряли шагами свою "зеленую улицу" между жизнью и смертью, такую теперь короткую, от одной двери к другой. От зловещей "Трансплантация костного мозга", за которой умерла Raissa Gorbatshova, до легкомысленной Hotel Movenpick, где так хорошо жить и трудно поверить в смерть. Они шагали. И будут шагать всегда, как того требует предание о Gorbi и Raissa.

...А еще они верили. Они умели верить. Они были серьезными людьми. И им надо было много лет.

В 1949 г. Раиса прибыла на Белорусский вокзал, Михаил - на Курский. Он со Ставрополья. Она - с Алтая. Он - из Привольного. Она - из Веселоярска. Радостные названия. Нерадостная жизнь. Города и поселки барачного типа. Малая родина. Большая боль.

Они познакомились на занятиях в школе танцев - будущий юрист и комсомольский вожак Мишка Горбачев и будущий комсомольский философ Раиса Титаренко. Где? В общежитии, на Стромынке. Кто же там не жил, в этих бывших казармах, переделанных под студенческое жилье? Каким удивительным миром была та Стромынка, с удобствами в коридоре и комнатами человек на двадцать с застеленными по-солдатски кроватями. И как там весело жилось будущей культурной элите страны. А вот картинки молодого счастья: "Мы уходили в кино сеанса на три. Накупим пирожков... Хорошие были в Москве пирожки". Друзья, оппоненты, единомышленники. Они вместе учились. Они спорили на бескрайней кухне своего общежития. Они влюблялись на всю жизнь.

Перспективная пара не осталась в Москве, которую оба любили. А возможность была. Горбачеву предлагали работу на кафедре колхозного права. Дипломированные, молодые, влюбленные друг в друга Горбачевы приезжают в Ставрополь. Горби проработал в прокуратуре 10 дней. Потом ушел на общественную работу в горком комсомола. Двадцать три года, целую жизнь Горбачевы не знали, что их пребывание в Ставропольском крае всего лишь стратегический шаг назад, разбег перед взлетом...

Из интервью с Михаилом Горбачевым: "...У нас все в жизни было пополам. Мы все делали вместе. Тащили мой второй диплом, ее диссертацию. Телевизор не покупали, чтобы не отвлекал. До сорока вкалывали на износ. А после сорока еще больше..."

"...Мы выражаем глубокое уважение двум людям, которые любят друг друга: Раисе и Михаилу. Возможно, мы ожидали слишком многого от этих двоих, но никто не имеет права их упрекнуть..." ("Известия",1999 г.)

Кто она? C чего начать, рассказывая о ней? Ee уже нет. Начнем с этого. Болезнь свалилась как снег в июле. Wie Schnee im Juli. As snow in July. Comme la neige. Передавали телеграфные агентства во все концы горестную горбачевскую фразу. О чем это? Как можно тратить на это ценные газетные площади? Но тратили.

Раиса Максимовна Горбачева, супруга первого и последнего президента СССР, умерла рано утром в понедельник. Смерть наступила в университетской клинике немецкого города Мюнстера в 5.00, где Раиса Максимовна с 25 июля 1999г. проходила курс лечения от лейкемии. Она успешно прошла курс химиотерапии и готовилась к операции по пересадке костного мозга, но неожиданно наступило ухудшение... Михаил Сергеевич Горбачев бросил все свои дела и в эти тяжелые дни не отходил от супруги. Даже когда Раиса Максимовна находилась в коме, он часами разговаривал с ней, веря в то, что жена его слышит. Он никогда не скрывал, что Рая (так ласково называл он жену) - его единственная настоящая любовь на всю жизнь. А она была сильной. Сосредоточенной. Она была готова в последний и решительный бой. С кем? Cо смертью, конечно.

...Говорят, став Первой леди, Раиса Максимовна затребовала в семью все существующие фотографии Горбачевых. Она хотела изъять их из истории. Но поколение уцелевших любило фотографироваться. Иначе бы акция Раисы Максимовны удалась. Ее всегда было видно на фотографиях. Она выделялась тонкостью стана, ловко сидящим платьем, энергией лица... В 1967 г. Раиса Горбачева, жена первого секретаря ставропольского горкома партии и преподавательница марксизма-ленинизма сельхозинститута, защитила диссертацию по социологии. И этой своей работой она сказала свое слово в этой вышедшей тогда в СССР из забвения науке. У первого крайкомовского секретаря Горбачева была совсем не крайкомовская жена - и кандидат наук, и с талией, и способная показать мужу, что любить можно не только партию.

Ей бы полагалось исчезнуть, самоустраниться и, пока другие официальные лица сдержанно делают ручкой в камеру, тихо, на цыпочках подняться по запасному боковому трапу, чтобы не попасть в кадр. Ей полагалось быть скромно и добротно одетой в немаркие цвета. Ей полагалось тяготиться обществом. Быть неловкой и застенчивой. "Единственная из кремлевских жен, которая весит меньше своего мужа!" "Коммунистическая леди с парижским шиком!" - кричали заголовки. "Я все люблю. Я все ношу", - отвечала Раиса Горбачева назойливым журналистам.

"Раисе Горбачевой не нужно быть серым кардиналом, чтобы войти в историю. Притягательная, живая, элегантная, порою упрямая и педантичная, но при этом интеллигентная женщина, она уже заслужила себе по меньшей мере сноску в истории горбачевской эры".

Она умерла. Но подрастают английские, немецкие, французские Raissa, названные в честь Раисы Горбачевой. Их конечно же меньше, чем, скажем, маленьких Джекки или Диан, но эти дамы с именем диковатым и странным на европейский слух сумеют напомнить о той, чье имя они носят. Имя - обязывает.

Страницы из Интернета, подготовленные ученицами 9 класса Крыловой Анастасией и Митровой Екатериной

Наталья ЖЕЛНОРОВА

"Я научилась просто жить..."

С дочерью Горбачевых - Ириной Вирганской - я виделась не раз и всегда обращала внимание на то, как она похожа на мать; как скромно, но строго держится, как лихо водит машину, как дружески, на равных общается с детьми. Еле-еле удалось ее разговорить.

- Ира, как ты оцениваешь политическую ситуацию начала 2000 года?

- Я не хочу говорить о политике. Как обыватель очень беспокоюсь, что будет дальше. В душе покоя нет.

- Ты верующая?

- Я не отношусь к тем, кто знает все обряды, постоянно ходит в церковь... Но в жизни стараюсь соблюдать основные заповеди, в любой жизненной ситуации хорошо вижу ту черту, через которую морально не смогу переступить...

- Какая атмосфера была в родительском доме?

- Атмосфера большой дружбы. Мало нотаций, прямых указаний. Еще меньше я использую их по отношению к своим детям. Чувствую, что детей нельзя принуждать.

- Кто тебе был ближе: мама или папа?

- Я очень сильно была привязана к маме, это настоящее таинство - связь между дочерью и матерью... А по характеру, наверное, ближе к отцу.

- Какой у тебя знак Зодиака?

- Козерог. Мы с мамой обе Козероги. Мама родилась 5 января, а я - 6-го. Но мама была эмоциональнее, чем я. Я гораздо прагматичнее.

- По маме было незаметно, что она такая эмоциональная...

- Невероятно! Она все всегда пропускала через свою душу, через сердце... Я, например, на многие вещи просто не обращаю внимания. Игнорирую - и все! Если меня что-то раздражает, если мне что-то не нравится, я не могу просто отойти в сторону, выбросить из голо-вы.

- Родители с тобой советовались по разным вопросам или нет?

- Мы много чего в жизни обсуждали вместе. В одном из первых своих интервью отец сказал, что "мы с женой говорим обо всем". Перевернули все слова и сделали вывод, что мама чуть ли не принимает решения за него. Но разве это плохо, если мужчина имеет возможность обсудить с самым близким и родным человеком то, что его волнует, тем более что это человек, который в состоянии высказать свою точку зрения! А женщина... Она что - по определению глупа? Разве у нее нет своих важных, интересных, полезных наблюдений, мыслей? Самое главное, что в нашей семье право высказать собственное мнение имели и имеют все.

- Родители не жалели, что у них только один ребенок?

- Мне об этом они не говорили. Когда я была маленькой, то очень долго лет до 13 - просила их о братике или сестренке.

- Сколько тебе было, когда ты родила первого ребенка - Ксюшу?

- 23 года. Поскольку я просила родителей очень долго и безрезультатно, то второго ребенка - Настю - рожала сознательно, по плану. Свою мечту воплотила сама. И счастлива, что у меня две дочки.

- Отец сейчас как-то примирился с тем, что остался один?

- Вряд ли он когда-нибудь примирится. Но он сильный человек. Сильный в смысле терпимости к жизни, к ее испытаниям и невзгодам. Вспомните, когда общество раздиралось крайностями, легче всего ему было встать на сторону одной из этих крайностей. Встать - и все! Так сказать, возглавить войско. Но какое же надо иметь мужество и сильный характер, чтобы остаться между ними - между ярыми коммунистами, которые хотели все сохранить, как было, и такими же ярыми демократами, которым хотелось разрушить все, что было. Вспомни, как кричали: "Ах, он такой нерешительный, слабохарактерный!" Видно, думали, что если топнуть ногой, стукнуть кулаком, посадить кого-то в тюрьму, то будешь выглядеть как самый сильный. Конечно, у многих в кумирах был Сталин - прямо скажем, очень "сильная личность". А то, что отец не хотел насилия, крови, он боялся (да, боялся!) причинить незаслуженную боль людям - разве это слабохарактерность?

- Ощущает он себя "жертвой" демократии?

- Он - реформатор. Сначала их превозносят, затем клянут и уже потом осмысливают заслуги, каются за свои проклятия. Или не каются. Хотя на самом деле эти покаяния уже никому не нужны. В том числе и отцу. У меня был недавно разговор, человек мне сказал, что очень хорошо относится к моему отцу, любит и уважает его. Несколько лет назад этот человек писал и говорил совсем другое, причем в самых резких выражениях. Я сказала: "Спасибо вам, но это уже не имеет никакого значения. Потому что то, что вы раньше писали об отце, читали миллионы читателей (помнишь тиражи газет во времена перестройки!). А сейчас вы это говорите лично мне. Дело уже сделано". Хотя сейчас я думаю, что я поступила не по-христиански, ответив столь резко.

- Отставка отца тебя обрадовала или огорчила?

- Сначала было тяжело, не столько из-за отставки как таковой, сколько из-за того, как это все происходило. Потом я вздохнула свободно. Сейчас, когда меня приглашают выступить на телевидении, дать интервью, я не иду, не хо-чу. Не потому, что стесняюсь или мне нечего сказать, - это смешно. Просто я слишком дорожу своей свободой, я себя комфортно чувствую, когда на меня не реагируют на улице, когда я могу общаться с кем хочу и где хочу без участия посторонних.

- Тебе видятся какие-то ошибки, которые сделал отец?

- Не хочу и никогда не буду судить его, искать ошибки. К тому же всегда было и есть так много желающих обсудить его ошибки - зачем же и мне пополнять их ряды?

- Вы дома обсуждали ситуацию с Татьяной Дьяченко, когда она стала советником своего отца-президента?

- Обсуждать не обсуждали. Но мне всегда было ее жаль. Знаю по своей маме, сколько домыслов, обвинений, поклепов... при том что мама никогда не вмешивалась ни в кадровые, ни в политические решения, даже напрямую не участвовала в политической жизни... Только за то, что открыто была рядом со своим мужем, мама расплатилась своим здоровьем... Я не раз думала: неужели рядом нет человека, который бы Тане подсказал, что это не нужно?

- Как повели себя люди, которые окружали отца в Кремле, клялись в верности, преданно смотрели в глаза? Вы больно ощущали их предательство? Или были уже ко всему готовы?

- Во-первых, даже из тех, кто окружал в самом Кремле, далеко не все предали. Многие остались с нами, и мы продолжаем идти по жизни все вместе. А так... Были и большие разочарования, и масса мелких. Это известный факт: одно дело - ты во власти и облеплен толпой алчущих, и другое дело - вне ее. Кстати, это проявляется не только у нас, это почти "общечеловеческая ценность". Такова уж человеческая природа. Правда, в других странах это менее заметно: действуют соответствующие законы, правила, в том числе и правила хорошего тона.

Да, у нас были разочарования, но хорошо, что это случилось. Это процесс очищения, внутреннего раскрепощения. Когда вся эта "околовластная" шушера отвалилась, остались те, кто искренне привязан к нам и кто нам дорог. Какая разница, их 30 тысяч, или 30, или даже 3 человека? Важнее, не сколько их, а какие они. Потом десятки тысяч людей с разных концов планеты поддерживали нас морально. Среди близких мне людей меня постигло только одно разочарование. А среди тех, кто окружал родителей, естественно, больше. Мама все эти предательства пропускала через свое сердце, очень переживала. Нет, не потерю власти, а многосерийную человеческую подлость. Сама-то она была искренним человеком.

- Судьба чему-то учит? Стал ли отец в чем-то разборчивее?

- Чего уж сейчас быть разборчивым? Он не у власти. А то, что ему присущ неистребимый оптимизм, в том числе и в отношениях с людьми, то это так.

- Мне кажется, интеллигенция - да и не только она - пережила три этапа отношения к Горбачеву. Сначала были за него, потом против него и за Ельцина. Теперь за то, за что ругали, снова начинают ценить.

- Сейчас мне уже все равно. Когда-то мне очень хотелось, чтобы оценили то, что он сделал. Теперь для меня главное - дети, семья, дом, память о маме, поддержка отца.

- На тебе всё держится?

- Отец - наш главный стержень. Я хочу, чтобы ему удалось сделать то, что он задумал, чтобы был здоров. Я уже переболела поиском справедливости в жизни... Оценят - хорошо. Не оценят - потом оценят.

- Ира, я знаю, что ты развелась с мужем.

- Да, я развелась. В то время не хотела еще и этим досаждать родителям. Все могло быть использовано против отца, и я боялась сделать родителям больно. У меня был долгий, мучительный процесс принятия решения о разводе. Точку поставила старшая дочь, ей было тогда 15 лет, она сказала: "Если не разведешься - я уйду". Я поняла, что мой ребенок мне дороже, чем любые другие соображения. Но все равно так переживала, что похудела до 45 кг, бесконечно принимала таблетки. Потом, когда развелась, сразу набрала вес, по-моему, даже похорошела. И подумала: какой же глупой я была! Да кому какое дело!

- Скажи, Ира, а теперь... Неужели одна?

- Замуж пока не вышла. Думаю, что вряд ли это случится, хотя зарекаться не буду. Два человека соединяют свои судьбы тогда, когда они не представляют жизни друг без друга. Как только исчезает эта ежедневная потребность в другом человеке - я считаю, что честнее и лучше для обоих - развестись. Не мучить ни себя, ни детей. Если бы у меня перед глазами не было таких глубоких, сильных отношений, как у родителей, может быть, я бы и примирилась. Ведь как только люди не живут! Такой же союз, как у моих родителей, брак от Бога, это, видимо, редкость.

- А терпела-то чего?

- Сама себе удивляюсь. Наверное, потому, что нас так воспитывали. Если муж - то уж до гроба. Издержки прошлого? Не знаю.

- Снится мама?

- Почти каждую ночь. Может, снится потому, что мы не поговорили как следует на прощание. Она ведь была в коме. Дома, там, где она сидела за обеденным столом, за ее спиной стоял столик. Сейчас на нем - ее портрет, маленькая иконка Святой Раисы и живые цветы. Каждый день мы зажигаем свечку. Мы не тронули ничего в ее кабинете. Вещи раздали, но не все. Оставили ее любимые и те, которые особенно любил папа.

- Как материально вы себя чувствуете?

- Нормально, спасибо папе. Он хорошо зарабатывает лекциями, книгами.

- Вы сейчас живете в Москве или Подмосковье?

- Переехали к папе на дачу за город. Это километров 30 от Москвы. На этой даче мы жили с 80-го по 86-й год. После нас в ней жил Борис Николаевич, после него - еще кто-то, потом никто. Мы вернулись туда сразу после отставки. Дача давнишняя, бетонная, построена, наверное, лет 35 назад. Но место хорошее, вокруг зелень. Здесь папа может прогуляться. В городе ведь просто так на улицу не выйдешь. Тут же окружат люди. Кто-то ругается на жизнь, кто-то жалуется на власть, кто-то благодарит за что-то, кто-то что-то спрашивает...

P.S. Когда я бываю на Западе, то меня часто спрашивают: "Как вы себя чувствуете, будучи дочерью такого великого человека!" У меня ответ всегда очень простой: я ощущаю себя дочерью. Если я начну подзаряжаться мыслями о собственном величии или думать о какой-то собственной исторической роли - это будет очень смешно, если не глупо. На самом деле даже великому человеку в жизни нужны просто близкие люди. А не те, кто ходит следом, фиксирует его слова и поступки, думает над его ошибками. Это вообще кошмар, тогда и жить не захочется.

Образ жизни дочери президента, узнаваемость - тяжелейшее бремя в жизни. Я не хочу его нести. И нынешнее ощущение внутренней свободы, которое ко мне пришло после отставки отца, я не променяю ни на какие блага.

Ирина ВИРГАНСКАЯ

Мама умерла в 2.55 утра 20 сентября. Недавно стала ночью вспоминать этот день и обнаружила странную вещь. Я помню все, когда и как она умирала, каждую деталь - и не помню ничего после ее смерти до самого вечера 20-го. Это какой-то кошмар. Все стерто...

"Аргументы и факты", № 7, 2000 г.

Екатерина ДЕЕВА

Непотопляемый

Над столом Михаила Горбачева висит один-единственный портрет. Не Ленина, как это было некогда в горбачевском кабинете в Кремле, не Путина и уж тем более не Ельцина. Портрет Раисы Максимовны. Пережив чудовищную душевную боль, Горбачев нашел силы работать...

- Михаил Сергеевич, после ухода Раисы Максимовны казалось, что Вы больше не вернетесь к политике...

- Первое мое желание было закончить все и не жить... Но дочка, внучки это было бы с моей стороны предательство по отношению к ним. И Раисе... Я получил на днях от одной женщины кассету с песней, которую она написала. С такой космической музыкой и со словами, как будто со мной ведет разговор Раиса: "Жизнь продолжается". <...>

Когда-нибудь я напишу книгу о Раисе Максимовне...

"Московский комсомолец", 18 августа 2000 г.